Сорино : другие произведения.

Белая акация. часть 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Глава ПЕРВАЯ)

  Проект Антиготика
  
  
  Глава 1
  
  
  Белая акация
  
  
  (часть вторая, продолжение и окончание)
  
  
  
  -Кто ты?
  -Меня зовут...
  
  
  -Сирокко. Привет.
  
  
  
  2.
  Юма поднял глаза и посмотрел на высокого парня, который стоял перед ним. Он осмотрел его молча. Волосы до плеч, белая футболка со странным символом на груди, белые джинсы, черные остроносые туфли, массивные электронные часы на руке и едва уловимый на ветру запах дорогого одеколона. Сиреневый запах. Сиреневая прозрачная ткань с черными и золотыми черточками, крупной строчкой по краям. Этот аромат настораживал, и от него еще больше разболелась голова. Юма снова потер висок, словно это могло избавить от головной боли.
  -Всё-таки парень, - он посмотрел выше. Точно, лицо с фотографии. Только теперь ясно видно, что это мужское лицо. - Какая неудача. Ты писал мне?
  -Нет.
  Юма отметил, что голос парня совсем не был похож на голос из телефонной трубки. И стало ясно, что то был мужской голос.
  -Кто же писал?
  Парень, не менее пристально рассматривавший его, достал из заднего кармана джинсов прямоугольную карточку и протянул её Юме. Это была фотография толстой девушки с короткими сальными косичками. Прыщи, уродливые очки и отвратительная усмешка. Юма вернул карточку Сирокко.
  -Кто такая?
  -Охотница. Её зовут Нана. И она моя сестра.
  -Так, постой. Охотница? Что это значит?
  -Сам видел, какая она. Ей ничего другого не остается, только злиться на судьбу и портить жизнь красивым мужикам, по мере возможности, так сказать. Это какие-то женские штучки, которые я не понимаю. Ты её тридцатый трофей. Но злиться на неё не стоит, она просто несчастная некрасивая девушка с целой кучей неизлечимых комплексов.
  Юма тёр виски от боли и от раздражения на самого себя. Надо же было так попасть, так просто поверить!.. Но она была чертовски убедительна...
  -Покажи-ка фотографию еще раз.
  Парень пожал плечами и протянул ему фотографию.
  -Порвёшь её на клочки?
  -Нет... Я плохо знаю людей... Наверное, так и должно было случиться. Некрасивая девчонка обманула писателя, который ни черта не понимает в этой жизни.
  -Ты писатель? - Сирокко с удивлением посмотрел на Юму. - И как тебя зовут? Может я твой фанат, - он весело подмигнул Юме.
  -Вряд ли... Ты не похож на заядлого книгочея. К тому же, книжки мои только начали печатать в Японии. Я почти не известен, так сказать.
  -Почти не считается.
  Юма вздохнул и посмотрел на парня.
  -Можно я оставлю эту фотографию себе? Как напоминание.
  -Странный ты... Даже не знаю, почему я пошел всё-таки на эту встречу вместо неё... Что-то в твоем лице, возможно...
  -В лице?.. Так-так, продолжай.
  -Ты очень привлекателен, - просто сказал он. - Знаешь, изредка попадаются такие люди, всего лишь глянув на которых, сразу же хочется познакомиться. Просто так... А насчет фото. Если хочешь - оставь.
  -Странная ситуация... - Юма достал сигарету и прикурил. - Мне кажется, что я сплю и вижу сумасшедшее сновидение. Бака гайдзин, короче... - про себя он подумал, что совсем не поверил оправданию этого парня. В нём было что-то натянутое, как говорила мама "надуманное". Этакий словесный финт, замкнутый сам на себе, но..., не придерёшься, черт подери. Возможно, я не знаю жизнь,- думал Юма. - Но ведь я не идиот, в конце концов!
  -Угости сигаретой.
  Юма протянул ему пачку и понаблюдал, как тот берет сигарету, как прикуривает, как выдыхает первое облачко дыма. Парень, друзья мои и добрые соседи, самый обычный парень. Красивый парень, до боли в глазах красивый, не спорю, но...
  -Что же... Передавай большой привет сестре от Юмы Романа. Я поехал домой.
  Юма встал с капота и, отряхнув брюки, направился к двери.
  И уже открыв её..., он, случайно заметил, как Сирокко ловким щелчком пальцев выстрелил сигаретой в сторону акаций. Ветер схватил окурок, ударил по нему, выбив оранжевый сноп искр, и понес куда-то в темноту.
  Юма на мгновение испытал странное чувство дежавю..., словно он видел точно такой жест совсем недавно. Совсем недавно точно так, одним ловким щелчком, выбросила сигарету невероятно красивая девушка по имени Сирокко...
  У меня сны наяву? Или это обыкновенные глюки затворника, который попал в большой мир, испугался его и давай придумывать себе картинки, с которыми его окостеневший мозг вполне смог бы справиться?
  Сирокко подошел к нему.
  -Постой... Я не хочу так просто расстаться с тобой.
  -И чего же ты хочешь?
  -Я знаю один недурной ресторанчик, здесь недалеко. Давай зайдем, выпьем по рюмке коньяка. Я угощаю. В качестве компенсации за неудобство.
  "За те несколько секунд, что я шел к двери, он что-то решал"
  Юма внимательно смотрел на парня.
  Мне начинает казаться, что я попал в чью-то игру... Сестра, говоришь... Ну, что же, посмотрим.
  -Предупреждаю сразу, игры в метросексуалов не по мне.
  -Просто коньяк, сигарета и хорошая музыка.
  -Например, что? - проворчал Юма и достал пачку сигарет из кармана. Нет, погоди, эту сигарету пропущу. Иначе с ума сойду от головной боли. - У каждого своё, знаешь ли, представление о хорошей музыке. Вот тебе принципиальные понятия Юмы Романа - музыка, литература и коньяк должны уносить на небеса. Считай это неоспоримыми догмами моего вероисповедания, в каждом пункте по одному положительному ответу. Как отче наш.
  -Не слишком ли серьёзно, Юма-сан?
  Юма усмехнулся, но так, чтобы Сирокко, ни заметил этого. Он открыл дверь..., постоял минуту, разглядывая парня..., затем похлопал по крыше мази-тян, "Садись". Тот не заставил себя долго ждать и сразу забрался в машину.
  -Никогда не видел такую модель мазды. Тригорана, - по слогам произнёс он. - Что-то новенькое? Какого года выпуска? Ого, в ней есть модуль "тригарон"!
  -Эту модель компания выпускает специально для Тригоры. Точнее сказать, для нашего Спиралуса.
  -Ты из Тригоры?!
  -Разве сестра не сказала тебе, что облапошила тригорского писателя?
  Сирокко смущенно пожал плечами. Он склонился над дисплеем тригарона.
  -Круто, минимальная скорость на спиралусе 150 километров в час. Хотел бы я промчаться по вашей воздушной дороге на такой скорости... Какой максимальный предел?
  -Средняя скорость 200, максимальная 250.
  Сирокко оторвался от рассматривания тригарона, в его глазах блеснули ультрамариновые огоньки подсветки приборной панели. Юме на секунду показалось, что когда-то давно он видел эти глаза, далеким знойным летом... Всё-таки он закурил.
  -Будешь? - Юма протянул пачку парню.
  -Слишком часто куришь.
  -Это тоже вопросы вероисповедания, на которые должны быть только положительные ответы. Сигарет должно быть много, кофе должен быть с кофеином, а секс без презервативов.
  -От сигарет рак, от кофе быстрая старость, от секса без резинки - роза на члене.
  -Роза на... - Юма хмыкнул. - У вас это так называется? - Он прикурил сигарету и опустил окно со своей стороны. - Жить вообще вредно. Ну, так, курнем?
  -А давай, - Сирокко улыбался, как мальчишка, который тайком от строгого отца собрался подымить за домом.
  -А ведь хорошо, - Юма выдохнул дым в окно.
  -Точно, хорошо!
  -Поедем..., не то передумаю. Показывай дорогу в этот свой ресторан.
  
  Ресторан этот на самом деле оказался баром, вполне себе приличным, с претензией на клубную сумятицу и модернистское оформление. Он назывался модным Тригорским словом "Гапанги", что в переводе с тригвары означало - бар. Вот такой обычный японский каламбур - или слово перевертыш, или смысла не понять.
  Сирокко долго смеялся, когда узнал перевод. Юма мрачно курил, но заметив над стойкой бара объявление, написанное на двух языках, оттаял и расслабился. По-японски "У нас курят!" и на тригваре "Ботта смук", что переводилось именно так "У нас курят". Хозяин бара, видимо, был большим поклонником Тригоры.
  -А я всё хотел спросить у кого-нибудь, что означает это необычное слово "Гапанги"... Черт, а это просто бар...
  -Помещение, в котором пьют коньяк и курят сигареты. Гапанги. Мой гапанги в Тригоре называется "Токио". Черт, и верно, каламбур, - Юма тоже усмехнулся. - Десять минут неспешного шага, мимо газетного киоска и лицея Парагмина.
  К столику подошел официант, грустный японец лет 50, в белоснежном фартуке.
  -Кофе и коньяк... Подождите-ка..., и пачку сигарет "Ромб".
  -Это тригорские сигареты. Три тысячи йен за пачку.
  -Знаю-знаю токийские цены. Коньяку несите полную меру.
  -Тибаконни?
  -Да.
  Не сказав больше ни слова, официант развернулся и ушел выполнять заказ. Юма осмотрел помещение, заметив на стенах большие фотографии с видами Тригоры, Спиралуса и трёх главных небоскребов. На одной из них имелся солнечный сверкающий вид района Тимпур с высоты птичьего полета, в котором Юма жил два года. Тысячи солнечных бликов играли на зеркальной глади треугольного озера Тимп, золото солнца блестело в окнах домов стоявших вокруг него, и переливалось огненными волнами на стеклянной сфере кинотеатра "Ройрам"... Юма закрыл глаза. Его дом..., тот, что с красной крышей, тоже был на фотографии. Я чертовски скучаю по Тригоре!
  -Что такое Тибаконни?
  -Тригорская коньячная мера. Увидишь.
  Через час пирамидальный графинчик тибаконни был пуст и из пепельницы вываливались окурки на белую скатерть. Юма допивал кофе и смотрел на одинокую женщину за соседним столиком. Публики в баре стало еще больше и персоналу пришлось открывать окна, чтобы сигаретный дым успевал выветриваться из помещения. Гремела электронная музыка, мигали прожекторы, выхватывая яркие картинки из темной массы человечьих тел.
  Красные губы..., смазанная помада..., черная рубашка..., рука с серебряным браслетом в форме змеи..., цепочка на джинсах..., черные раскосые глаза..., потёкшая черная туш..., изгибавшееся в танце женское тело.
  Юма закрыл глаза, чтобы отвлечься от гипнотического мелькания. Сирокко тоже ушел танцевать. Пойду и я... За стойку бара.
  Он едва удержался на ногах, когда встал. Хмель ударила в голову, и пол перед его глазами перекосился так, что Юма хмыкнул и пробормотал "Сейчас все эти люди покатятся вниз, как груши". Однако танцующие тени, по всему было видно, вполне себя комфортно чувствовали даже на почти вертикальной поверхности. Им там было весело. А мне?.. Юма успел схватиться за стол, постоял несколько секунд, приходя в себя, затем взял пачку сигарет и, пошатываясь, побрёл к бару. Мимо него проскользнула молодая парочка. Парнишка в несуразной какой-то кепке обнимал свою девушку за талию и что-то шептал ей на ухо.
  Юма уселся на высокий табурет, перед стойкой, и посмотрел на бармена.
  -Порцию коньяка.
  Стакан с толстым дном, два кубика льда и журчание янтарной жидкости. Юма улыбнулся.
  -Обожаю этот звук, дружище.
  -Извините, что? Я не расслышал.
  -И не мудрено, в таком шуме... - Юма отпил глоток и принялся непослушными пальцами выковыривать сигарету из пачки. - Огонёк, надеюсь, у вас найдется?
  Перед ним появилась рука с зажигалкой. Юма удивленно посмотрел вбок... Рядом с ним, на соседнем табурете, сидела та самая одинокая японка, которая пила коньяк бокалами и хмуро смотрела в стол. Юма прикусил сигарету, чтобы не выпала, и прикурил.
  -Спасибо, - теперь он мог позволить себе взять сигарету пальцами. Красивая грустная японка заставила его снова управлять своими движениями. Юма собрал остатки воли в кулак. - Сигарету?
  -Ромб?
  -Конечно! Разве может симари курить американские или какие-то там еще сигареты?!
  -Вы из Тригоры? Тогда понятно, - она улыбнулась, словно вспомнив что-то светлое. - Я жила в Тригоре целый год... Этот город отравил меня своей красотой... Как это говорится на тригваре? Асагараши Тригора?
  -Тоска по Тригоре. Есть такое понятие... Но обычно асагараши болеют симари, то есть коренные горожане.
  -Симари, вот еще одно интересное слово. Вы называете себя симари... Но я так и не поняла, как оно переводится?
  -Сима, на тригваре - бог. А ри - дети. Всё просто.
  -Дети бога... Да, так и должно быть. Загадочный и величественный город, загадочные слова с тайным смыслом... Ты нравишься мне, симари из Тригоры.
  -Привет, - между Юмой и японкой вклинился разгоряченный Сирокко, схватил стакан с остатками коньяка и выпил залпом. - Развлекаешься?
  -Ты это кому? - Юма нахмурился.
  -Тебе... Хой, бармен, плесни коньяка господину писателю. Он, почему-то, всё еще трезвый.
  Юма выдохнул струю дыма в лицо Сирокко и погрозил ему пальцем.
  -Мальчик, скройся с глаз моих.
  Сирокко вытряс сигарету из пачки и похлопал по карманам в поисках зажигалки. Затем посмотрел на незнакомку и улыбнулся ей.
  О, его улыбка была всесокрушающим оружием, всепроникающим копьём, всевзрывающей бомбой, всепокоряющим гипнозом! (Э-э, как из тебя хлынуло..., словьём)
  Его улыбка, его глаза, запах его пота, вместе с тонкой сиреневой ноткой одеколона, и даже то, как он держал сигарету, двумя пальцами, как "косяк" - заворожило её, лишило воли. И она, не в силах оторвать взгляда от него, протянула зажигалку и щелкнула кремнем.
  Огонёк, шипение табака, тонкий завиток дыма. Сирокко, внимательно смотрел на неё. По коже незнакомки прошла дрожь, словно неожиданно ей стало холодно.
  -Тебе пора домой, милая.
  Юма, наблюдавший за тем, что Сирокко делал с незнакомкой одной своей улыбкой, печально вздохнул и кивнул бармену. И то верно, я почему-то всё ещё не пьяный...
  Через мгновение он наблюдал в зеркало, висевшее над стойкой, за тем, как пошатываясь, она брела к выходу.
  Юма выпил порцию коньяка и снова кивнул бармену.
  -Что это значит, черт тебя подери?! - проворчал он Сирокко.
  -Ничего особенного... Но если бы ты попытался остановить меня...
  Юма помотал головой, пытаясь этим нехитрым способом вернуть себе хотя бы четкое зрение. Окружающее пространство, медленно, но верно, принялось расплываться, как клякса.
  -То, чтобы случилось? - Юма икнул и почувствовал приближение того, что он не испытывал много лет..., пожалуй, со времён бесшабашного студенчества - болезненная тошнота. Он затушил сигарету в пепельнице, надломив её, и встал, едва не грохнувшись на пол. Сирокко успел подхватить его и прижать к стойке.
  -Убери свои руки!
  -Ого, какие мы грозные, - усмехался тот.
  Юма попытался освободиться из крепкого объятия Сирокко, принявшись тяжело сопеть и возиться. Всё закончилось тем, что он уронил табурет, и новая волна тошноты согнула его пополам.
  -Черт... Где туалет?
  Сирокко подхватил его и поволок через зал, сквозь ухмыляющуюся толпу уродов и чудовищ. Юма с ужасом смотрел на них и пытался отмахиваться от звуков кошмарной какофонии, которые материализовались и принялись летать по залу, как мерзкие летучие мыши. Он шептал магические формулы Симаторикона и пробовал применить боевую магию синойроха. Наконец, они добрались до двери в подсобные помещения и, как только, вошли в коридор, освещенный бардовыми лампами, Юма закричал.
  -Бежим отсюда! Вокруг монстры!
  Сирокко молча дотащил Юму до двери в туалет и прислонил к двери.
  -Сам зайдешь?
  -Что это? Камера пыток?
  -Это туалет. Тебе всего лишь нужно проблеваться.
  -Как грубо, - Юма пошарил по карманам в поисках сигарет. Не обнаружив пачки на своём привычном месте, он недовольно пробурчал что-то и толкнул дверь. - И не ходи за мной!
  Сирокко смотрел на него такими ироничными глазами, что Юме стало стыдно, даже сквозь хмельной угар. Он зашел в большое прохладное помещение с открытым окном, осмотрел белые кафельные стены и, оставшись довольным их чистотой, позволил себе опереться на холодный кафель. Так, перебирая руками по стене, он добрался до первой кабинки и галантно постучал в дверь.
  -Пусто? - Его неожиданно испугал свой голос, странно звучавший в этом большом и пустом помещении. - Будем считать, что пусто. Если что - я не виноват.
  Он тяжело ввалился в кабинку и рухнул на колени перед унитазом.
  Через полчаса дверь кабины открылась. Серый Юма вздохнул и отвердевшим шагом направился к ряду умывальников с блестящими стальными раковинами. На половине пути его слегка повело в сторону, он спотыкнулся на ровном месте, но устоял на ногах и, переждав волну головокружения, продолжил свой тяжкий путь. Он включил воду и умылся. Холодная струя освежила, Юма даже застонал от блаженства.
  -Точно, со студенческих лет так не напивался... Ай, да Юма, ай, да молодца... Алкоголик хренов... И ходок к тому же, симатта... Тоже хренов... Упаду перед малышкой на колени... - бормотал он сквозь фырканье в струе воды.
  Скрипнула дверь за спиной. Прохладный ветерок коснулся спины и мокрых волос на затылке. Юма застыл.
  -Кто там?.. Впрочем, общественное место... Эй, Сирокко, это ты?
  Мягкие шаги. Юма почувствовал тонкий запах жасмина и выпрямился. "Сегодня я уже чувствовал этот аромат... Он исходил от... От..." Он повернулся назад.
  -Сирокко?
  Существо, которое стояло перед ним и смотрело в упор своими большими черными глазами, трудно было отнести к какому-либо определенному полу. Высокое красивое существо, с тонкими чертами лица. Его бледная матовая кожа гипнотизировала Юму. Он не смог удержаться и дотронулся до шеи существа.
  -Что же ты такое?
  -Меня зовут Сирокко.
  -Ты не тот Сирокко, с которым я пил коньяк... - Глаза Юмы расширились, когда Сирокко надвинулся на него. Его рот приоткрылся, и тонкие губы коснулись губ Юмы.
  -Что ты делаешь?!
  Губы существа опустились ниже, покрывая поцелуями его шею. Еще ниже... Юма закричал:
  -Остановись!
  Но существо не послушало его. Тонкие ловкие пальцы быстро расстегнули пуговицы на ширинке брюк и...
  -Остановись... - прошептал Юма. - Остановись... Остановись...
  Прохладный ветерок схватил это слово, которое Юма всё повторял и повторял, и, проскользнув мимо больших овальных зеркал на стене, улетел в окно. Ветерок спешил к аллее белых акаций, повторяя это слово громким шепотом, чтобы не забыть по дороге. И чем ближе он был к аллее, тем громче произносил "Остановись! Остановись! Остановись!"... И вот уже над белым пенным морем эхо прошептало гулко "Остановись..."
  
  
  
  Он открыл глаза.
  Белый потолок.
  Посредине вентилятор, который с тихим жужжанием, перемешивал тёплый воздух. Юма принюхался, затем повернулся набок.
  Всклокоченная незнакомая постель. Валики подушек раскиданы по углам. Простынь... Юма снова принюхался. Да, этот запах не спутаешь ни с чем. На этой постели всю ночь занимались сумасшедшим сексом. Он вытянул руку вперёд и прикоснулся к влажной белой ткани простыней. По коже прошелся морозец.
  "Занимались сексом? И кто, позвольте спросить, здесь кувыркался?.. Я и моя малышка?"
  Юма улыбнулся и вытянулся на постели. Малышка, как всегда, была на высоте... Постойте-ка... Юма сфокусировал зрение на вентиляторе. Что за... Я не помню этой штуки в квартире Ёко. Он сел на постели и осмотрел комнату.
  Низенький шкафчик справа, японский столик, музыкальный центр еще правее от него. Далее, возле окна, старенький письменный стол, на котором имелись компьютер и целая гора книг и журналов. Юма проследил взглядом дальше. Возле противоположной стены журнальный столик, накрытый белой скатёркой с пушистой бахромой по краю, на ней стеклянная ваза с конфетами и лист бумаги, (записка?). Дальше дверь и возле неё крючки для одежды, на которых висели джинсы с модными потертостями на коленях. Юма посмотрел влево, от себя. Здесь стоял европейский стул и на нём его одежда, начиная с трусов и заканчивая брюками. Он сунул руку под простыню и фыркнул.
  Сексом здесь занимался я и... И кто-то еще... Странная картинка неожиданно возникла в голове, она выплыла из какого-то душного подземелья памяти. На этой картинке имелись белые кафельные стены и светлое пятно лица... Чьё это лицо?.. Да, вот ещё что! Вместе с тем существом был запах жасмина.
  Существо.
  Юма откинул простынь и встал. Окинув комнату смущенным взглядом еще раз, он схватил трусы и надел их одним движением, (это неповторимо, друзья мои и добрые соседи, эдак бывает раз в жизни - прыгнуть на три метра в высоту, например, или надеть трусы одним махом). Поклон. Аплодисменты и крики "браво!
  Юма надел рубашку, брюки, и осмотрелся в поисках носков. На столе и на полу больше ничего не лежало и не стояло.
  Проклятье. Я видимо был так пьян, что снял их сразу на улице. Воспылал страстью, так сказать, и начал выпрыгивать из собственной одежды.
  Он заглянул под стул, затем посмотрел на столик с конфетной вазой. Рядом записка... Записка всё-таки?
  Юма подошел к столу и взял лист бумаги, неровно вырванный из блокнота. Чертовы иероглифы... Так, напрягись!
  
  "Кофе на кухне. Носки в ванной. Туфли в прихожей.
  Я найду тебя сам. Покажу всё, что обещал.
  Сирокко"
  
  -Поздравляю тебя, мин херц, Юма, - прошептал он. - Вот ты и дошел до точки... Ну, что, всё еще хочешь узнать, с кем кувыркался всю ночь напролёт? Всё еще хочешь знать, кого имел, как животное?
  Он скомкал лист и со злостью бросил его в окно. Бумажный шарик ударился об стекло, отскочил обратно, и, подпрыгивая на циновке, подкатился к его ногам. Юма резко развернулся и вышел из комнаты. Сразу за дверью был короткий коридор: вправо одёжный шкаф и входная дверь, влево открытая дверь в ванную комнату. Далее крохотная кухонька, половину которой занимал огромный белый холодильник. Нашарив на стене кнопку, он включил свет в ванной. На верёвке, натянутой наискось, одиноко висели только его черный носки, постиранные и уже сухие. Сорвав их так, что веревка гукнула, как плохо натянутая струна, он надел носки прыгая то на одной, то на другой ноге. Затем подошел к выходной двери, сунул ноги в туфли и взялся за ручку...
  Постой! Не пори горячку! Возможно, что ничего не было на самом деле. Тот парень не похож на бьянко. И ты... Ты ведь знаешь себя! Неужели ты стал бы заниматься сексом с ...? Даже страшно подумать, не то, что произнести вслух. Стыдно, господин писатель, вы конечно богема и всё такое в этом духе. Вы любите поозорничать с женщинами лёгкого поведения, но... Но, чтобы спать ..., (как бы выразиться корректнее?)... Чтобы спать с представителем своего пола... Это в рамки благовоспитанности не вписывается - точно вам говорю! Стыдитесь!
  -Стыжусь, - пробормотал он.
  Плечи Юмы опустились.
  Не знаю... Вчера я совсем не контролировал себя. Я почти ничего не помню... Точнее сказать в памяти мелькают обрывочные образы, из которых трудно сложить цельную картину. Я вижу кафель. Вижу губы... Губы...
  Юма закрыл глаза. Да, губы... Вместе с этим образом из черной папки памяти с надписью "Стыд и позор" появилось прекрасное чистое лицо. Тонкие, даже несколько острые, черты. Тёмные влажные глаза. Сиреневый запах... И слово, которым Юма обозначил Сирокко - существо. Заметь, не парень, не бьянко даже, а именно существо.
  Юма оглянулся назад. Постоял немного и всё-таки скинул туфли.
  Атмосфера этой маленькой, даже по Токийским меркам, квартирки вызывала странные образы в настороженном воображении. Не всякая квартира вообще имела свою атмосферу столь отчетливо ощутимую кожей. Её можно сравнить со специфическим запахом, чаще приятным, (но в редких случаях - отвратительным), который бывал лишь в тех квартирах, хозяева которых прочно вжились в свое пространство. Здесь тоже был свой запах, но в отличие от других, он был странным образом..., - неприятен и привлекателен одновременно. И если обычные запахи обычных квартир в самые первые минуты давали общее представление о хозяине, то этот, наоборот, его скрывал.
  -Мне нужен образ, - сказал Юма своему отражению в прямоугольном зеркале. - Я не могу без образов. Без них я слеп. Просто пройдусь по квартире и осмотрюсь... Я хочу знать, что меня так привлекло в этой атмосфере.
  Первым делом он заглянул на кухню.
  Столик на трёх ножках, два табурета, электрическая плита, белая рисоварка на специальном резиновом коврике возле стены. Что мы имеем добавить еще? А имеем мы, стойку с баночками для специй, (Юма заглянул в одну из них), с пустыми баночками, если не посчитать засохшую муху за разновидность кориандра. Теперь холодильник. Юма открыл его дверь с некоторой опаской, Чужие холодильники он всегда воспринимал, как погреба с мертвецами. Всегда, кажется, знаете ли, что в чужом холодильнике хранится кусок испорченного мяса и целая гора просроченных продуктов. И едва какой-нибудь радушный хозяин раскрывал зев своего монстра, чтобы вынуть из него простую банку пива..., Юма сразу закрывал глаза и старался не дышать в первую секунду. Словно запах из чужого холодильника мог отравить его. (Виктор, кажется, предлагал ему пролечиться у знакомого доктора, специализировавшегося на чудных странностях в писательских головах)
  В лицо дохнуло прохладой. Лампочка щелкнула и загорелась со второй попытки... Внутри ничего. Пусто. Только белесая изморозь на стеклянных полках. Вот тебе и первая странность. Он постоял в задумчивости минуту и, наконец, закрыл дверь, поморщившись от специфического запаха общего для всех холодильников, как пустых, так и набитых до отказа.
  Ну, хорошо, отметим этот пункт и пойдем дальше. Здесь мы имеем посудную горку с разномастными чашками и парой тарелок. Рядом с посудой, на полке из оргстекла, имелся деревянный стаканчик с палочками для еды, упакованными в целлофан. Рядом с ней банка растворимого кофе, (он открыл банку и понюхал), с очень не дурным кофе, надо признать. Так-с, где у нас чайник? Юма осмотрел кухню с другой стороны и обнаружил искомое на холодильнике. Набрав в чайник воды, он поставил его на плиту и вышел из кухни... Стоп. Что-то знакомое мелькнуло красным пятном на подоконнике. Он повернулся и подошел к окну. Пачка тригорских сигарет "Ромб". Вытряхнув сигарету и прикурив от зажигалки, валявшейся здесь же, он, наконец, вышел. Пробормотав "Ну-ну..."
  -По-прежнему образ хозяина скрыт от меня, - прошептал Юма, стряхивая пепел в чистую стеклянную пепельницу. - Пустой холодильник с запахом - это странность? Вряд ли... Возможно он, всего лишь, не предпочитает домашнюю кухню, а питается в ресторанах, например.
  Юма снова зашел в ванную комнату, в этот раз более внимательно осматривая её. Вторую странность он обнаружил здесь. На традиционной полочке под зеркалом было пусто. Ничего. Ни стаканчика с зубными щетками, ни бритвы "жилет", ни пенки для душа, ни даже маленького заскорузлого кусочка мыла. Возле скомканной полиэтиленовой душевой занавески стоял красный пластмассовый таз, в нём маленькая пачка стирального порошка. Полотенец тоже нет? Он поискал внимательнее и обнаружил чистое полотенце на крае ванной, которым, по всему видно, ни разу не пользовались. Юма не удержался и умылся, но вытираться чужим полотенцем не стал, обойдясь своим носовым платком.
  -Итак, мы имеем две странности, которые при более тщательном рассмотрении, таковыми не являются. Ибо мир полон странных людей с замысловатыми привычками.
  Юма подошел к унитазу. Обыкновенный такой, из нержавеющей стали. Чистый и сухой. Ясно, что им не пользовались ни разу. С учетом того, что в холодильнике пусто - всё логично, усмехнулся Юма. Однако, если серьезно, то...
  Юма заглянул на кухню, приподнял крышку на чайнике и пробормотал "Скоро, скоро". Затем, захватив пачку сигарет, пошел в комнату. Кстати, вот тебе еще одна странность, третья по счету, Тригорские сигареты в токийской квартире. Насколько я знаю, Тригора не экспортирует сигареты и спиртное.
  Он окинул комнату общим взглядом, отметив про себя, что его смущает расположение мебели в ней. Да и сама мебель была подобранна как-то странно. Если считать, что она единственное точное определение вкуса хозяина, то в этом случае можно с уверенностью утверждать - вкус, как таковой, отсутствовал в абсолюте. Мощный современный музыкальный центр и журнальный столик. Белая скатерть с пушистой бахромой по краю. Старенький письменный стол, неряшливо заваленный горами книг по электронике, психологии и мистике, (Юма пролистал томик Нараято "Тригорская раса", затем, сдвинув в сторону пару книг, провел пальцем по обложке романа Сони Ро "Небесная школа")... Глянцевые порно журналы с миниатюрными томными японками на обложках - дополняли этот, и без того, странный образ хозяина. Юма поворошил кипу журналов и присвистнул. Тот, кто это просматривал, (прямо скажем до дыр), точно не бьянко. Этот кто-то определенно фанатичный эротоман, с мазохистским уклоном.
  Да, я о сочетаниях, кажется, что-то говорил... Так вот, этот стол с компьютером и покосившийся платяной шкаф создавали четкое чувство дисгармонии. И еще это синее кресло с колесиками... Юма сел в него и обнаружил, что спинка и подлокотники настроены таким образом, что спустя минуту, в спине принимался ныть каждый позвонок, а спустя две стало больно. В этом кресле не расслабишься, как, например, в моем... Возможно у того, кто его настраивал, подкручивал все эти гайки и рычажки, имеются проблемы с позвоночником? Юма встал из кресла и облегченно вздохнул. Кресло тоже ни к черту.
  Он подошел к шкафу, открыл скрипучую дверь и снова присвистнул. В шкафу, разделённом на две половины, было так много вещей, что они едва не вывалились на пол. Он придержал рукой пакет с женскими трусиками однодневками и попытался затолкать его обратно. Это движение вызвало ответную волну сотен пакетов, и уже через минуту большая их часть всё-таки вывалилась наружу. Юма тяжело вздохнул, созерцая раскатившиеся, кажется, по всей комнате, разноцветные упаковки. Поддев носком один из них, и перевернув лицевой стороной вверх, он сел на корточки и прочитал название.
  -Это ведь женские прокладки... Интересно, для кого? Так, а это что? Мужские плавки... Майки... Упаковка пластырей... Носки, и, кстати..., пакет надорван...
  Он встал и начал засовывать всё это шелестящее разноцветье обратно в шкаф, бормоча недовольно:
  -Зачем ему вся эта дребедень, не пойму? В холодильнике пусто, унитаз сухой уже миллион лет, а в шкафу, видите ли, женские и мужские трусы вместе с прокладками. Кто-нибудь скажет мне, что всё это означает?!
  Он посмотрел в левую часть шкафа, в которой висели майки, рубашки, джинсы, какие-то молодежные накидки и балахоны. Всё модное и на вид очень дорогое. Женских вещей нет, нехарактерных тоже. Хотя... Последним движением, утрамбовав пакеты в своем отделении, он отодвинул туго набитый ряд верхней одежды слева и снял с вешалки плечики со знакомой белой майкой. Принюхался... Ничего. Никакого запаха вообще.
  -Еще одна странность? Или это не та майка..., точнее, просто похожая на ту?.. Насколько я разбираюсь в парфюме, (а здесь, и разбираться-то нечего), даже капля одеколона на любой ткани сохраняет свой запах долго. Даже капля дешевого парфюма оставляет по себе хотя бы какой-то отголосок запаха... Или это не та майка или я чего-то не понимаю.
  Юма закрыл шкаф и, постояв в задумчивости минуту, вернулся к столу. Он снова осмотрел книги и журналы. Только в этот раз ему не казалось, что вся эта мозаика из несоответствий была забавной. Он включил компьютер и, подвинув к себе кресло, сел на его край. Пока загружалась система, он перебрал книги еще раз. "Тригорская раса - симари" и "Справочник по гипердинамике"... Обе книги написаны для внутреннего пользования симари в Тригоре. Это мистические книги на символьном языке, которые открываются только тем, кто прошел операцию по вживлению в мозг языкового модуля рох-ренги. Иначе говоря, эти две книги не должны быть здесь по определению. Их просто невозможно прочесть чужаку. (Чужаку ли?)
  Юма перевел взгляд на монитор. Неужели "Simsabas"? Так и есть. Компьютерная операционная система. - и снова! - для внутреннего пользования в Тригоре. Её точно не должно быть на компьютере чужака. Юма кликнул по иконке папки с фотографиями и нахмурился.
  В папке наличествовало всего пять фотографий, и на всех пяти был Юма.
  Юма в ресторане с Ёко. Юма на набережной. Юма возле кинотеатра. Юма возле машины. И, наконец, Юма мирно сопящий под шляпой в своем любимом шезлонге, в жасминовой беседке Сабии-сан.
  Он закурил новую сигарету.
  Пробормотав что-то неопределенное, Юма закрыл эту папку и кликнул по иконке "Личные документы". Раздел оказался незакодированным. Хозяин компьютера явно никого не опасался. Он открылся легко, и в его поле присутствовал всего один документ - персональный сертификат. Юма хмыкнул и, вызвав контекстное меню, выбрал пункт "Открыть". Система ответила знакомыми словами "Введите имя и пароль". Юма снова вызвал меню и нажал на пункт "Доступная информация о владельце".
  "Подтвердите свою принадлежность к Simatory Imagine"
  Он ввел свои данные.
  "Подождите. Идет проверка подлинности"
  
  Юма мельком глянул на часы в правом верхнем углу монитора.
  
  Снова тренькнула знакомая мелодия, и на экране возникло новое окошко.
  
  "Доступная информация для Юма Романа.
  Владелец именного сертификата: Карбин (ндт).
  Статус: отключен от сети корпорации.
  Корпоративный ранг: ндт
  Последнее обращение к сертификату: сегодня, 9:09 утра"
  
  Юма отшатнулся от монитора.
  -В девять ура, - прошептал он. Сколько сейчас времени?! Сегодня я должен встречать Ёко! - Он свернул окно сертификата и снова посмотрел на часы вверху экрана. - Проклятье...
  
  19:59
  Ёко! Её самолёт прилетел в шесть вечера. Я должен был быть в аэропорту хотя бы за полчаса до прибытия! Юма вскочил и сунул руку в карман брюк. Телефон был на месте... Тёмный дисплей. Он был выключен!.. Я ведь никогда не отключаю его! Разрядился? Черт! Черт! Он нажал кнопку включения телефона и дисплей, моргнув, засветился ровным белым светом. Пока он искал сеть и о чем-то там себе попискивал, Юма шагал по комнате и бормотал:
  -Как же я мог... Никогда такого не было, никогда... Чертов Сирокко со своей чертовой квартирой! Да что там Сирокко... Сам, сам виноват!
  На дисплее, наконец, появилось название оператора "Докомо" и довольно приличный уровень сигнала. Сразу же запищал сигнал полученного sms сообщения. Юма нажал надпись "Прочесть"
  "Информация о непринятых вызовах. У вас пять непринятых вызовов"
  И номер малышки!
  Ах, я дурак!
  
  Юма сейчас же набрал номер Ёко. Руки неприятно дрожали, на лбу выступила испарина. Малышка... Как она там? Стояла одна в этом огромном зале и ждала своего белобрысого бездельника... А он квартирку исследовал, шпион хренов.
  Сигналы вызовов. Такие тоскливые и мерзкие гудки...
  
  -Привет милый.
  Юма застыл. Её голос...
  -Ёко? Ёко с тобой всё в порядке?
  Она хохотнула в ответ. Юма услышал фоном какую-то музыку, шум, звяканье бокалов, чей-то подозрительно знакомый голос "Кто там Ёко? Неужели сам, всё-таки?"
  В ресторане она, что ли?
  Юма нахмурился, не заметив, как правая рука сама собой сжалась в кулак.
  -Наконец ты позвонил. Я уже начала волноваться. У тебя как? Прошла мигрень?
  -Какая мигрень? Ёко, ты о чем говоришь?
  -Не волнуйся, милый, я всё понимаю. Ты не думай, я ни капельки не сержусь. Твой секретарь мне всё объяснил.
  -Секретарь? Что за...
  -Прости меня, Юма, - прошептала она в трубку. - Я просто невозможная эгоистка. Всё время только о себе думаю... А у тебя такое...
  -Ёко...
  -Я помню твой прошлый приступ и помню, как плохо тебе было. Не злись на меня, хорошо? Ну, теперь тебе стало легче?
  -Да, - Юма яростно тёр правый висок. Головная боль пульсировала с новой силой. - Да, гораздо легче.
  -Ты всё-таки позаботился обо мне. Прислал своего секретаря, чтобы он помог мне с вещами и вообще. Он такой забавный молодой человек! Представляешь, он умеет танцевать танго, в отличие от кое-кого... - Юма сжал зубы до болезненного скрипа. (Ты уже успела потанцевать, Ёко?) - Он рассказал о тебе столько нового и интересного... Мне кажется, что я еще сильнее влюбилась в тебя... Юма, я жду тебя в "Венеции", как договаривались... И я люблю тебя, мой Юма! - в глухом внешнем шуме ресторана, на том конце, снова возник чей-то подозрительно знакомый голос "Скажи ему, что я тоже люблю его!"
  "Нет уж, ты сам ему это скажи, противный мальчишка! - (Она заигрывает с ним?!) - Знаешь, какой он становится, когда злится?
  -Мне ли не знать.
  -Ты его секретарь, вот сам и объясняйся, - Весёлый захмелевший голос Ёко начал раздражать Юму. Они там что, забыли о моем существовании?
  -У меня нет никакого секретаря, - пробормотал он. - Никогда не заводил себе секретарей и болонок, даже не знаю, для чего они нужны...
  Подозрительно знакомый голос что-то ответил ей. Она рассмеялась.
  -Ой, Сирокко, не смеши меня, а то Юма точно начнет злиться.
  Сирокко?.. Сирокко?!.. Сирокко! Ах ты, маленькая гадость!.. И Ёко пьяна... Что за черт! Ей же нельзя пить даже слабое вино, даже нельзя просто пригубить, - спиртное влияет на её чистый голос!
  -Малышка, дай-ка трубку этому... Моему секретарю.
  Сквозь музыку он услышал её голос "Поговори с ним, мальчик. Сейчас он тебе разнос учинит, вот увидишь. Уж я-то его знаю. Ревнивый до жути!", ей ответил приближавшийся голос " Но мы его всё равно любим, правда? Не смотря ни на что!"
  -Я люблю моего Юму, - шепот в трубку, но в этот раз голосом Сирокко. - Проснулся, оделся, осмотрелся?
  -Ты... Что ты там творишь?
  -Развлекаю Ёко. Разве не слышно? Ей очень весело, поверь. Вот послушай!
  В трубке зашуршало, (Юма поморщился, ожесточенно растирая висок), и вдруг фоновый шум стал громче. Оркестр перестал играть, и...
  Пьяная толпа скандировала всё громче и громче "Ёко-сан! Наша Ёко-сан! Наша гордость Ёко! Спой для нас, Ёко! Просим! Просим!"
  Толпе отвечал такой же пьяный смех его малышки. Такого смеха он никогда не слышал и не знал, что она ТАК отвратительно умеет смеяться! Он никогда не видел её пьяной.
  Юма закрыл глаза, не переставая тереть висок. Боль превратилась в раскаленную иглу, пронзившую мозг насквозь.
  -Приезжай. Мне плохо без тебя.
  -А мне показалось, что вам без меня очень хорошо и весело.
  -Ревнуешь? - задорно спросил Сирокко и сам же ответил. - Ревнуешь... Интересно, кого ревнуешь больше?
  -Убью обоих, - прошипел Юма. - Ненавижу, когда за моей спиной крутят романы...
  -Бака ты, Юма-сан. Единственный в моей жизни роман я кручу с тобой.
  -Ненавижу гомиков! Усёк?!
  -Опять же, бака - дурачок. Если ты про вчерашнее... Это было так... Так...
  -А что было?
  В глухом фоновом шуме грянул оркестр и голос Ёко, её волшебный низкий голос с лёгкой, и такой возбуждающей, хрипотцой, сказал в микрофон:
  -Спасибо вам за любовь, дорогие мои! Хорошо, я спою для вас... Я посвящаю эту песню моему любимому Юме! Юма, если ты всё еще слышишь меня, знай, что Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ ЮМА! ЛЮБЛЮ БОЛЬШЕ СВОЕЙ ЖИЗНИ!
  
  -Что было? - растерянным шепотом повторил Юма.
  -Было всё, чего я хотел все эти годы, Юма.
  -Я ничего не помню... Ты опоил меня... Ты, маленькая, развратная дрянь!
  -А голос совсем не злой, почему-то... Почему, Юма?
  -Если что-нибудь с Ёко!
  -Не волнуйся ты так... Я присмотрю за ней.
  
  
  
  Выбор Ёко
  
  Она потянулась в кровати и открыла глаза. Утро... Ёко улыбнулась. Утро!
  Она приподняла голову и посмотрела в сторону большого раздвижного окна, заменявшего стену в её комнате. Половина его была сдвинута в сторону, воздушные белые занавеси надувались, как паруса, и дальше, за их ветреным мельтешением, в чистом утреннем сиянии на террасе, она рассмотрела Юму. Глаза Ёко стали влажными и тёплыми. Юма... Высокий, в белой расстегнутой рубашке на выпуск, он что-то задумчиво читал в блокноте и пил по глотку кофе. Мой Юма... Благородная осанка, на зависть аристократам, неспешные и вальяжные движения, характерный поворот головы, рука за спинкой кресла... Скоро он положил блокнот на стеклянный столик и придавил его своей тяжелой черной зажигалкой. Взял пачку сигарет, привычным жестом вытряс из неё одну сигарету и посмотрел на зажигалку. Ёко улыбнулась. "Юма" - одними губами прошептала она.
  Юма придавил блокнот рукой и взял зажигалку. Прикурил. Белое облачко дыма растворилось в прохладном и свежем морском бризе.
  Ёко посмотрела на часы, стоявшие на прикроватной тумбочке. Ого, 13:35... Она встала, закуталась в простынь и на носочках подкралась к Юме со спины.
  -Привет, малышка. Однако крепко же ты спишь, козявка.
  -Так не честно, Юма! - она обняла его за шею и крепко прижалась к твердой спине, вдыхая запах его чистой кожи, шампуня и тонкой табачной горчинки. - Я хотела тебя испугать... Чем занимаешься?
  Он повернулся к ней и посмотрел в глаза. Ёко моргнула и вздрогнула. Его синие бездонные глаза, иногда, пугали её своей непроницаемой чистотой, в которой, как в глубине глубокого колодца, наполненного ледяной водой, возможно, прятались монстры. Вот и сейчас ей показалось, что по чистой светлой синеве, как по водной глади, прошла тень от облака. Всего лишь на секунду ей показалось, что он изучающее смотрит на неё. Всего лишь на секунду...
  -Юма? Ты чего?
  Его пальцы прикоснулись к её щеке. Воздушное касание. Самыми кончиками пальцев.
  -Ты такая красивая, малышка.
  Ёко потянулась за его рукой, её словно жаром обдало. Он наклонилась к нему и поцеловала в губы. Вкус его поцелуя... Солоноватый и сладкий одновременно, как привкус изысканной приправы... Ёко попыталась усилием воли унять дрожь в теле и отстранилась. Юма улыбнулся. В его синих-синих глазах снова мелькнула эта загадочная тень.
  -Даже не начинаем, - её голос сорвался, и она обхватила шею рукой. - Ты выпотрошил меня, как рыбу за ночь... Юма... Дай хотя бы душ принять...
  Его рука вынырнула из складок простыни. Ёко выдохнула и села на ручку кресла. Ноги дрожали... Но тело так хотело его прикосновений.
  -Что читаешь?
  -Пока ты спала, приходил этот ваш, как его... Забываю имя... Такаши, кажется?
  -Между прочим, он мой продюсер, - она смотрела, как его рука легла на её колено. По коже снова прошла дрожь. - Он сделал из меня звезду... Ох, Юма, я сейчас стану похотливым животным, доиграешься... Что он хотел от тебя?
  -Он хотел видеть тебя. Но я выпроводил его к чертям. А пока выталкивал из квартиры, он успел сунуть мне в руки тексты твоих новых песен и взял обещание, что просмотрю и выскажу мнение. Что за назойливый тип... Ты горячая, малышка, такая горячая.
  -Чьи стихи? Он назвал имя автора?
  -Какой-то До... Это имя или фамилия?.. Знаешь его?
  -Молодой и очень перспективный автор. Такаши еле отбил его у конкурирующей студии.
  -Заплатил больше, то есть? - усмехнулся Юма.
  -Что за тон? Никто не обязан писать стихи бесплатно... Юма, прекрати сейчас же! Вот же бесстыдник... Юма... Обожаю твои руки...
  -Интересно. Может мне взять у него пару уроков по платной поэзии? Мне всегда хотелось узнать, какую часть воображения стимулируют банкноты.
  -Этим он зарабатывает себе на жизнь. Не все же писатели родом из богатых семей, как некоторые.
  -Не так уж богата моя семья, если ты об этом. И к тому же, даже будь я бедным и никому не известным, всё равно не смог бы и слова из себя выцедить за деньги. Малышка, а ты, смогла бы петь только ради денег?
  -Ну, мне ведь не нужно зарабатывать на кусок хлеба. Я уже давно ни в чем не нуждаюсь... О, Юма! Я сейчас... Что же ты делаешь со мной... Твоя сигарета истлела до фильтра... Юма! Юма...
  Он положил окурок в пепельницу, затем обхватил Ёко и перетащил к себе.
  -Ох... Юма Романа, что это там у тебя такое? Ты поранишь меня этим... Юма... Ну, всё, сам виноват!
  
  
  ***
  
  
  Через полчаса она сидела у него на коленях обнаженная и обессиленная. Ёко положила голову ему на плечо, ласково и осторожно прикасаясь пальцем к пульсирующей артерии на его шее. Ветер, как воришка, подхватил лёгкую простынь, валявшуюся на мраморных плитах пола, и поволок её к перилам. Ёко перевела взгляд на сверкающие блики моря.
  -Ты не сказал, что любишь меня... - прошептала она. - Ты всегда говорил после этого...
  Артерия на его шее продолжала спокойно сокращаться. Его прохладная ладонь провела по её волосам. Юма промолчал.
  -Уже не любишь?
  -Люблю. - Его палец легонько щелкнул её по носу. - Смотри, как красиво мерцает море в этот час. Такое прекрасное солнце... Только в Тригоре и здесь, на побережье, абсолютно каждый рассвет совершенен. Это, в конце концов, примирило меня с Японией.
  -Скучаешь по Тригоре?
  -Асагараши... Есть немного... Симари не может жить без Тригоры и без солнца.
  -Я всё время боюсь, что ты не выдержишь, бросишь всё и вернёшься к себе... И уже навсегда.
  -Возможно... С тобой... Поедешь со мной в Тригору?
  -Я боюсь её, - Ёко вздохнула, отстранилась и, поцеловав его в губы, побежала за простыней.
  Юма наблюдал за ней из-под полузакрытых век. На мгновение на его губах появилась хищная усмешка, которая испугала бы Ёко, повернись она случайно в его сторону. Но скоро, он достал еще одну сигарету, прикурил и повернулся к морю.
  -Пойду, приму душ, - она свернула простынь. - Ты завтракал?
  Он показал на чашку кофе.
  -Значит, нет. Подожди меня пять минут, и я накормлю тебя настоящим мужским завтраком.
  -Займемся сексом на кухонном столе? Хорошо, подожду.
  -Ты снова за своё?! - она подошла к нему и провела ладонью там, где дозволено бывать только женской руке. - Ненасытный... Нет уж, я буду кормить тебя этой твоей любимой яичницей с ветчиной и тостами... - Ёко вздрогнула, когда его рука неожиданно резко коснулась её шеи. Просто быстрое, (погасшее сразу же), движение, настолько мимолетное, что могло показаться, - не было его совсем. - Юма? - пальцы нежно провели по жилке, Ёко не смогла сдержать дрогнувшего дыхания.
  -Я посижу здесь, если ты не против, малышка. Напишу для тебя песню. Бесплатную. Просто потому, что накатило.
  Она скосила глаза на его руку, лежавшую на подлокотнике кресла. Кожа на шее все еще помнила холодное касание... Но, возможно, ей просто показалось?
  -Давай позавтракаем в каком-нибудь ресторанчике?
  -Не хочешь, чтобы я готовила для тебя?
  Снова непроницаемая синь его глаз окатила её холодной волной, она чувствовала тревогу и вожделение. "Ты заставляешь меня испытывать к тебе такие противоречивые чувства, Юма. Я безумно люблю тебя... Но и опасаюсь, почему-то..."
  -Наоборот, хочу... Хочу пройтись со своей малышкой по улице, на зависть всему свету.
  -Ты считаешь меня красивой?
  -Что-то здесь, - он показал на свои глаза. - И здесь, - он дотронулся до левой половины своей груди. - Так считает. А я - нет. Думаю, что ты маленькая мартышка.
  -Вредный, белобрысый злюка! Обожаю! - она поцеловала его в глаза и побежала в дом. - Хорошо, идем в ресторан! - крикнула она на бегу. - Вместо того вечера три дня назад, когда мы так и не встретились в Венеции.
  
  Она думала о нём и... И не только о нем.
  
  Она делала воду то горячей, как кипяток, то ледяной, не сводя глаз с маленькой черной трещины на стене душевой. В голове по-прежнему стоял дурман. Черная, рваная ткань накрыла хрустальный блеск ее обычно чистого разума. Ёко вздохнула и выключила воду.
  Проскользнув в комнату, она скинула с себя белый пушистый банный халат, подошла к окну и, отогнув краешек шторы, посмотрела на террасу. Юма что-то писал в блокноте, брал сигарету из пепельницы, делал короткую затяжку и, вернув её обратно, принимался снова быстро-быстро строчить карандашом по бумаге. Ёко провела пальцем по стеклу. Юма... Ты такой красивый и такой загадочный. Юма... Мне так хорошо и так сложно с тобой... Что же мне делать?
  
  Спустя полчаса, он оглянулся. Ёко стояла в дверях и смотрела на него.
  -Почему в зеленом?
  -Тебе не нравится?
  Он затушил сигарету, встал и подошел к ней.
  -Тебе идет всё, даже если в мешке вырезать дырки для рук и головы, надеть на тебя и отправить на бал к английской королеве, то и в таком виде ты произведешь фурор. И на завтра все костлявые английские леди начнут скупать мешки в бакалейных лавках и хвастаться друг перед другом тем, у кого джутовая мешковина выглядит благороднее.
  -Ты невозможный фантазер, - она прикоснулась к его щеке. Юма поцеловал ее руку, затем вручил блокнот и направился в дом. - Но так и не ответил на мой вопрос, - сказала она ему вслед. - Из всех моих знакомых мужчин, только ты умеешь ответить так, что становится приятно, но, в тоже время, совершенно непонятно... Юма?
  -Пойду, переоденусь.
  -Юма.
  Он приостановился.
  -Ты злишься на меня за тот вечер?
  -Я не мог найти тебя до утра...
  -Я была пьяна... Сама не понимаю, что на меня накатило тогда... И я ничего не помню, поверь!
  -Прочти стихотворение. Возможно, из него получится неплохая песня.
  -Значит, злишься.
  Он не ответил. Просто пошел дальше. Молча. Как всегда сунув руки в карманы.
  -Значит, всё ещё злишься, - прошептала она, смотря ему вслед.
  Она опустила голову, (мне стыдно?.. За что? Я сделала что-то плохое?). Ёко, несчастная, готовая расплакаться, села на свою кровать и раскрыла блокнот.
  -Так жестоко, Юма, так жестоко...
  На первой странице имели место быть беспорядочные каракули начинающего коммерческого поэта До, (Ёко улыбнулась сквозь слёзы), с оглавлением латинскими буквами, по последней моде - на тригваре. "Swurro". Страсть. Далее, собственно, шел текст и по левому краю комментарии Юмы, которые он чаще рисовал в виде смешных колобков.
  "Я выковыриваю вены из руки вилкой, как спагетти" - писал До, (свирепый колобок, размахивал огромной вилкой (вжик!))
  "Я выстреливаю глазами в ночь", - (тот же колобок таращил глаза, сидя на унитазе)
  "Потому, что я люблю тебя" - (он же, но очень, очень удивленно и как-то смущенно пожимающий плечами)...
  -Юма, - он зажала рот ладонью, чтобы не рассмеяться в голос, но через мгновение снова всхлипнула. - Юма...
  На следующей странице новое стихотворение До, тем же неразборчивым почерком. Вверху название "Maarun rekar". Опасное знакомство.
  Ёко вздохнула и, прочтя первые иероглифы, скривилась, (фи), покачала головой и начала пролистывать страницы дальше, не задерживая внимания на стихах, лишь иногда останавливаясь, чтобы улыбнуться над очередным потешным колобком. Юма, как всегда, был великолепен! Колобки воевали со стихами До самым решительным образом. То они бросались на слова целыми ротами с мечами и копьями, то стреляли в них из огромных мортир, то пытались отравить ядовитыми газами, то крушили их стенобитным орудием и, наконец, совсем обессилев, сели кружком возле горделивой подписи "Автор слов До", потные и запыхавшиеся, совершенно отчаявшись взять эту крепость приступом. Возле нескольких особенно странных строк Юма, вместо колобков, писал своим резким почерком "Burmas tarabesh!", что переводилось не иначе, как "Чертов дурак!".
  А на последней странице его стихотворение.
  "ir dore" - Не тебе...
  -Не тебе, - шепотом повторила Ёко. - Не тебе...
  
  Через десять минут в комнату заглянул Юма, в черной рубашке и в белых брюках. Ёко смотрела на него и не знала, что сказать. Он и правда был великолепен, любая одежда на нем была хороша. Она добавляла к его образу определенные нюансы, но никогда не меняла этот образ целиком. Юма буквально воплощал поговорку, что не одежда красит человека. Он красил собой всё, что надевал. Она отвернулась, чтобы перевести дух.
  -Твое стихотворение... Это будет грустная песня... О ком она?
  -Возможно, о женщине, которая стоит на перепутье.
  -Ты знаком с ней?
  В поле её зрения появилась его рука.
  -Пойдем. Что-то аппетит разыгрался.
  -Сегодня ты не отвечаешь на мои вопросы.
  -Ты уверена, что хочешь знать ответы?
  Ёко посмотрела на него.
  Юма.
  Светлый Юма. Улыбающийся Юма, блистающий в лучах солнца. Пахнувший свежестью Юма и чем-то воздушным с белесой горчинкой грейпфрута.
  -От тебя пахнет утром, - она улыбнулась ему в ответ.
  Он прижал её и поцеловал в губы.
  -А от тебя пахнет красотой.
  -Я же говорила - выдумщик. У красоты нет запаха.
  -Есть, и запах... И мелодия, кстати, тоже есть.
  -Наиграешь на пианино? Любопытно послушать, как звучит красота. И вообще люблю, когда ты садишься за клавиши. Люблю смотреть на тебя и слушать то, что ты подбираешь на инструменте.
  -Обязательно. Но сначала мы всё-таки позавтракаем.
  
  
  ****
  
  
  Мазда-тригорана мягко катилась по асфальту под сенью магнолиевых деревьев. Ёко умиротворенно смотрела из окна на проплывавшие узловатые стволы магнолий. На сонное покачивание цветущих ветвей, на тонкие лучики света, (промелькнувшие золотистым перебором струн арфы), на прогуливающиеся пары, на полицейского в черной форме и в белых перчатках... Юма включил музыку. Из динамиков полилась прозрачная мелодия Walnut, чистая, как вода из родника. Молочно-розовые цветы магнолий падали на асфальт, ветер катил их к обочине и бросал в лужи, уже сплошь покрытые цветочным покрывалом.
  Ёко вытянула руку, и скоро на ладонь, кружась в безмолвном воздушном танце, упал цветок. Она любовалась его печальной красотой, легонько сжимая пальцами прохладное упругое тельце. Красота... Он называет это чувство - аёрой, - восхищением красотой. И говорит, что оно похоже на взрыв в воде. Мгновения красоты... Они такие, эти мгновения аёры? Ёко разжала пальцы, и ветер сразу же вырвал цветок из её руки. Она наблюдала в зеркало заднего вида, как покружившись в вихре, магнолия мягко упала на разделительную полосу.
  Юма достал из кармана телефон и глянул на дисплей. Ёко смотрела на него и любовалась. Даже, когда он хмурился, все равно был идеален. Пробормотав какое-то тригорское ругательство, он нажал кнопку ответа и приложил телефон к уху.
  -Что тебе?.. Да... И тебе доброе... Мы едем завтракать... Да, я и Ёко... Куда попадем, там и будем... Ресторан Мамору знаю, у них никогда нет свободных мест... - Он усмехнулся. - Ну, хорошо, если сам этого хочешь. Назвался моим секретарем - изволь соответствовать. И вот тебе первое задание - организуй нам место в этом заведении. На троих? И кто же будет третьим, уж не ты ли?.. Ладно, не вздыхай там так печально, - он глянул на Ёко и одними губами прошептал "Это Сирокко". - Если сможешь переупрямить непробиваемых метрдотелей Мамору, то так и быть - позволю позавтракать с нами. У тебя есть около получаса. И кстати, мы уже на половине пути к ресторану. Дерзайте, юноша.
  Отключив телефон, он положил его на приборную панель и достал сигарету.
  -Ты не против того, что этот выскочка позавтракает с нами?
  
  Ёко старалась совладать со своим лицом. Ох, Юма, если бы ты знал, что сейчас творится в моей душе!
  
  -Думаешь, он сможет заказать нам столик у Мамору?
  Юма прикурил и, выдохнув дым, снова посмотрел на Ёко. Она опустила глаза, проклиная себя за то, что так опрометчиво поверила в свои силы и в твердость характера. Он всего лишь глянул на секунду... А ей показалось, что увидел и понял абсолютно все её тайны.
  -Уверен, что сможет.
  -Я не понимаю твоего отношения к нему, Юма. Он славный мальчик и безумно любит тебя... А ты...
  -А я?
  Ёко не поднимала глаз, чтобы не встретиться с его пронизывающим взглядом.
  -А ты с ним жесток.
  -Он гомик, наверное...
  -Не правда! - на её щеках вспыхнул румянец. - Он просто любит тебя. Так любит, что я поначалу даже начала ревновать...
  Всё-таки она глянула на него. Ироничный взгляд Юмы хлестнул, как отпружинившая ветка по глазам. Ёко снова опустила глаза долу.
  -Ты считаешь, что парень не может влюбиться в мужчину? Просто, взять и влюбиться... - Почему я не вижу зрачков в его глазах, когда они такие, как сейчас, жестокие и холодные? Они кажутся мне сплошь синими, как холодный-холодный лёд.
  Юма не ответил. Вот такая особенность Юмы Романа, за которую, в том числе, она обожала его и побаивалась. Он никогда не говорил слов, за которые не мог поручиться, что они есть истина.
  -Мне очень жалко его... В тот вечер, три дня назад, мы пили текилу в каком-то захолустном кабачке и говорили только о тебе... Понимаешь? Всю ночь напролёт, только о тебе. Мне показалось, что он знает тебя много лет, так убедителен был его рассказ... Рассказ о маленьком мальчике по имени Юма, который помог выжить страшному демону по имени Карбин... Как странно... Я слушала его рассказ, как зачарованная. Мне было так жаль их обоих: и мальчишку, и демона... Конечно, он всё нафантазировал себе, но... Мысли путаются, как тем вечером.
  -А говорила, что ничего не помнишь.
  -Он плакал, когда открывал мне свою душу и рассказывал о своей горькой любви.
  -Ложь.
  -Что ложь?! - она сердито глянула на Юму. - Ты не веришь в любовь?
  -Я не про любовь. Про слова, - он затушил сигарету в пепельнице и выключил музыку.
  -Разве это ни одно и то же, любовь и слова о любви?!
  -Малышка, ты удивляешь меня. Конечно, не одно и то же. Слова это вода. Лей, сколько душе угодно. Я писатель, если ты не забыла, и знаю о словах многое.
  Она помахала перед ним блокнотом.
  -Здесь тоже ложь?
  -Поэзия - троекратная ложь. Ритм, красота и чувства - это всё, что в ней есть.
  -Что же еще нужно, чтобы рассказать о любви? Разве ритма, красоты и чувств тебе мало?!
  -Мне нравится твоя убеждённость, - усмехнулся он. - Не будем спорить, Ёко. Если ты веришь, что это всё, что нужно - пусть так и будет.
  -Нет уж, объясни ты мне, идиотке!
  -Не заводись. Я ничего не буду объяснять.
  -Но почему?!
  -Повторяю, потому, что ты веришь в то, что пытаешься мне доказать. Мы говорим на разных языках, малышка.
  Ёко вздохнула с досадой и отвернулась.
  Однако не прошло и минуты, как ладонь Юмы легла на её колено, полежала без движения, затем пальцы легонько поскреблись по нему.
  -Не сердись, Ёко.
  -Фи, - она демонстративно начала рассматривать витрины магазинов на противоположной стороне.
  Пальцы прошлись туда и обратно по ноге, попрыгали, затем сплясали.
  -Малышка?
  -Почему ты такой, Юма?
  Пальцы принялись вышагивать по колену, как нервный студент перед экзаменом.
  -Какой?
  Ёко всё же посмотрела на него.
  -Упрямый и прямой, как палка. Вот какой!
  -Мне считать твои слова комплиментом?
  Её пальцы подошли к его пальцам и попытались столкнуть их. Нервный студент завис над пропастью на одной ноге. Он скребся и отчаянно пытался удержаться. Затем, изловчившись, перепрыгнул через неё (Але-е-ап!) и стал на колени.
  -Ты, главное, не сердись, и я сразу стану плюшевым и податливым.
  -Так я тебе и поверила.
  Студент, не поднявшись с колен, подполз к ней и смущенно подергал за руку.
  -Ёко-чан, ну, не сердись. Хотя... Ты такая сексуальная, когда злишься... - он подмигнул Ёко.
  -Не сержусь.
  -Правда?
  Его пальцы прижались к её пальцам.
  -Правда.
  Её пальцы позволили ему это.
  -Честно-честно? Скажи, что любишь своего Юму.
  -Люблю...
  Он неожиданно притормозил и, перегнувшись, поцеловал её в губы. Ёко испугалась этого резкого движения к ней... На короткое мгновение ей показалось, что он ударит её... Но он просто поцеловал.
  Ёко подалась вперед, жаркая волна внизу живота растеклась искрами по жилам, всё её тело ответило на поцелуй любимого. Она хотела быть с ним...
  Но..., в следующую минуту она увидела его глаза. Сплошь синие, изучающие глаза... Страх кольнул под сердцем (Веришь..., не веришь?).
  Страх.
  Юма заметил эти панические отблески в её глазах. И отстранился с усмешкой.
  "Холодный... Такой холодный... Я боюсь тебя потому, что не понимаю. Я боюсь даже представить себе, что ты думаешь обо мне на самом деле... Ах, Юма"
  Миновав перекрёсток, автомобиль сбавил скорость и, проехав квартал аккуратных скандинавских домиков, свернул в первый проулок. Солнце чиркнуло яркой огненной полосой по лобовому стеклу, Ёко зажмурилась.
  -Вот мы и на месте. Сейчас узнаем, так ли он хорош в роли секретаря... Ёко, малыш, смотри, как красиво.
  Она открыла глаза. Умиротворенная картина, открывшаяся ей, действительно была прекрасна. Ёко начала неосознанно описывать про себя то, что видела словами Юмы. Повторяя его обороты речи и манеру скорее не описания, а призрачного скольжения по волнам романтических картин. Ёко улыбнулась тайком. Однажды, когда она попыталась обсудить с ним роман "Влюблённости Рики", в частности его сказочные картины осеннего леса, Юма резко оборвал её и сказал: "Малыш, я не фотоаппарат и не зеркало. Я пузырь, наполненный солнечным светом" Кажется, она не поняла, о чем он сказал тогда... Но теперь...
  Голос Юмы в её голове.
  Солнца в проулке было так много, что казалось его свет, вытеснил собою весь воздух, сжег его остатки вместе с тенями, и остался один ослепительно мерцать в тишине. Солнца было так много, что воздуха не требовалось совершенно, ни грамма, ни глотка; было достаточно его теплой искрящейся энергии, чтобы жить и наслаждаться красотой. Её лёгкие наполнились солнечным светом, и тонкие сверкающие змейки энергии разбежались по телу, по каждой артерии, по каждой жилке..., и..., достигнув сердца, наполнили его удивительной солнечной грустью. Она наслаждалась образами солнечного безвоздушного пространства. Она дышала светом.
  Тонкие каштановые деревья, с пушистыми шапками, в квадратных лунках на асфальте. Мороженщица с белой тележкой под пёстрым зонтом. Зеркальные окна ресторана, в которых отражалось чистое небо - стеклянные апельсиновые облака и чистая синь, как застывший сироп. Гибкие официанты в белой униформе, трепещущее разноцветье флагов, мальчишка в синих шортах, пускавший мыльные пузыри...
  -Каштаны цветут, - тихо пробормотал Юма. - Что случилось с природой? И акация, и каштаны, и тополя...
  Ёко смотрела на стройные пирамидки каштановых соцветий, ванильно-белых с красными точками в середине каждого цветка.
  Мазда, плавно перевалившись через асфальтовый валик, вплыла на огороженную территорию. Возле ресторана Мамору имелась парковочная стоянка с приветливым служащим. Стоянка была очерчена отполированными латунными столбиками по контуру, между которыми была натянута позолоченная веревка с роскошными красными кистями. Рядом со служащим в белой униформе стоял Сирокко и махал им рукой.
  Они остановились. Юма откинулся на спинку и расслабленно вздохнул.
  
  
  ****
  
  
  Сирокко облокотился на окно со стороны водителя и посмотрел на Юму преданными глазами спаниеля.
  -Судя по лицу - ты сделал это... - Юма был слегка удивлен.
  -Легко! Всё для босса!.. Привет Юма... И Ёко.
  Она коротко улыбнулась ему и сразу же отвернулась к своему окну.
  -Что-то не так? У вас какие-то постные лица, ребята.
  Юма закурил свою обычную длинную сигарету с белым фильтром.
  -Отойди от двери. Дай выйти.
  Сирокко еще раз окинул их общим взглядом и, пожав плечами, отошел, как просили. И пока Ёко отстёгивала ремень безопасности и открывала свою дверь, Юма ткнул пальцем в грудь Сирокко и прошипел:
  -Что ты наплел ей про маленького мальчика и демона?
  В ответ только молчание и влюбленные глаза.
  -Откуда ты узнал? Я никогда и никому... Чертов дурак, что ты понимаешь... Он был ангел, а не демон! - Ёко вышла из машины. Юма с досадой махнул рукой и пошел к ней. - Извини, малышка, сегодня из меня никакой кавалер. Манеры подстать характеру.
  -Всё в порядке, не волнуйся, кудасай.
  -Лёгкий завтрак на свежем воздухе будет кстати?
  -Сирокко будет с нами?
  -Если ты не хочешь - прогоню к чертовой бабушке.
  -Ты на взводе... Это из-за меня...
  -Я? На взводе? Малыш, я спокоен, как гранитный философ Муран возле Первого Тригорского Университета.
  -Я знаю тебя не один день. Ты часто чертыхаешься только, когда очень нервничаешь.
  Он выстрелил сигаретой в сторону урны. Резкий щелчок, и вертящаяся сигарета полетела, как пуля со смещенным центром тяжести, оставляя за собой полоску дыма. Ударилась об крышку. Сноп искр. И сигарета скатилась в черный зев.
  -Кто из нас так раздражает тебя, я или Сирокко?
  -Пожалуйста, прекрати говорить глупости... Эй, Сирокко, ты заслужил свой завтрак за счет Юмы Романа.
  -Между прочим, с этого дня и во все прочие дни и годы, вам зарезервирован столик в этом ресторане.
  -Что ты сделал с господином Мамору ради этого? Пытал над огнём?
  Сирокко наклонился к Юме и прошептал:
  -Разорвал на части, а потом снова собрал. И он стал, просто, как шелковый.
  -Однако шутки у тебя...
  -А я и не шучу. Центра такого нет в голове, который ведает шутками.
  Юма коснулся его подбородка и приподнял голову Сирокко, заглядывая в большие влажные глаза. Смуглая матовая кожа Сирокко стала бледной, на щеках выступил румянец.
  -Юма...
  -Когда-нибудь я убью тебя, - очень тихо сказал он.
  
  
  Официант провел их на верхнюю террасу, на которой, в этот момент, имелись две бесспорные достопримечательности - немногочисленные столики покрытые белыми скатертями, (всего три из них были заняты). И тёплый ветер, который шелестел в листьях декоративной акации.
  Он подвел их к крайнему столику возле ажурного ограждения, которое казалось, было сплетено из виноградной лозы, а затем покрыто серебряной краской. На столике имелась соломенная корзинка с магнолиями, кувшин с водой и четыре стакана тонкого стекла. Юма остался доволен общим видом террасы и кивнул Сирокко с одобрением. Тот словно пританцовывал от возбуждения, и глаза светились предвкушением.
  Юма подвинув стул для Ёко, а сам подошел к ограждению. За террасой открывался восхитительный вид на город.
  Тем временем официант положил на стол меню и застыл, слегка склонив голову.
  -Юма? - Ёко и Сирокко смотрели на него.
  -На свой вкус, малыш. - Ёко раскрыла меню. - Мне только крепкого, сладкого кофе. - Юма краем глаза посмотрел на неё и улыбнулся. Смущена. Аппетита нет, но показать этого не может. А Сирокко всё нипочем, рассматривает зал, как ребенок, во все глаза.
  -Вот это да!
  Юма оглянулся. Возле столика стоял Такаши. Юма снова вернулся к созерцанию городских видов, прошептав на тригваре "Йогна рваза".
  -Вы смогли пробиться в закрытый клуб Мамору?! Но, как?!.. Ого, и Юма-сан с вами... Ну, теперь всё понятно. Юма-сан, вы рассмотрели мою просьбу?
  Он вздохнул. Момент красоты был безнадежно испорчен. Закурив сигарету, он вернулся к столу. Проигнорировав протянутую для пожатия руку, Юма сел на своё место и наклонился к Ёко.
  -Что-нибудь выбрала, малышка?
  Ёко, бледная и несчастная, кивнула и бросила смущенный взгляд на Такаши. Тот совсем не обиделся, (вернее, умело притворился).
  -Юма написал стихотворение, Такаши-кун. Очень мелодичное стихотворение, на мой взгляд, - почти прошептала Ёко.
  -Вот как?! Почитать можно?
  -Вот, Такаши-кун, посмотрите, - она протянула ему блокнот, получив кивок Юмы.
  -С вашего позволения, - Такаши жадно вцепился в блокнот и сразу же принялся листать его. - Так, что у нас здесь... Забавно... Очень забавные человечки... До хороший поэт, но нет в нём, - он поднял глаза и пощелкал пальцами, подбирая точное слово. - Куража что ли... В общем, нет того, чтобы меня зацепило с ходу... Ага, всё же вы, Юма-сан, написали песню для нашей блистательной Ёко... Постойте-ка... - Такаши посмотрел на Юму и снова принялся читать. И читал он долго. Прошло и пять минут, и десять... Наконец, закрыв блокнот, Такаши воззрился на Юму серьёзными глазами, в которых так и мелькали числа предполагаемой прибыли. - Что сказать, Юма-сан, тем и отличается роза от полевого цветка. При всей непосредственной красоте полевого..., лишь глянув на розу - забываешь обо всех остальных цветах. Вы учли даже эту особенную хрипотцу в голосе Ёко-сан, когда она сбавляет на четверть тона ниже... Я куплю у вас этот текст, Юма-сан. И только не говорите мне, что он не продается!
  Сирокко, до этого безразлично рассматривавший посетителей, глянул на Юму с интересом, затем протянул руку к Такаши и поманил пальцами.
  -Дай блокнот, я еще не прочитал.
  -Этот текст уже можно считать моей собственностью. Так что извини... И вообще, кто ты такой?
  -Юма, скажи этому жирдяю, чтобы дал почитать. А то ведь сброшу его с террасы.
  -Что?!
  Юма усмехался.
  -Сбросит, Такаши-кун, как пить дать, сбросит.
  -А вдруг он украдёт текст?!
  -Какая тебе разница? Украдёт этот, я напишу другой... Дай ему почитать, черт возьми.
  Ёко вздрогнула. На секунду в голосе Юмы проскользнула злая раскаленная интонация. Такаши, видимо, тоже её уловил и всё-таки дал блокнот Сирокко.
  -Вы обещали, Юма-сан, если что...
  Ёко украдкой глянула на Сирокко. Тот внимательно читал стихотворение, бросая на Юму странные взгляды. Чего в них было больше, любви или восхищения? Ёко отвернулась... Как знакомо. Любовь и восхищение... И что-то в них было ещё, ведь так? Я точно угадала эту тень в его глазах? Этот взгляд... Он говорит "Навсегда. До смерти"
  
  
  ****
  
  
  Ёко смотрела в спину удалявшегося Юмы. Рядом с ним вертелся Такаши. Забегая то с одной стороны, то с другой, он размахивал руками, что-то возбужденно объяснял и показывал. Юма периодически и брезгливо указывал ему на дистанцию. Ёко грустно усмехнулась и перевела взгляд на Сирокко. Он смотрел на неё. Ёко смутилась и опустила глаза.
  -Странно, но он согласился сотрудничать с Такаши. Зная Юму... Что-то он задумал...
  -За ним стоят такие силы, Ёко-чан, что скоро, скуки ради, он поднимет бизнес Такаши на такую высоту... Лучше было этому жирдяю не подходить к нам сегодня.
  Минута неловкой тишины.
  -Он догадывается.
  Сирокко протянул руку между столовых приборов и коснулся её ладони своими сильными пальцами.
  -Я не люблю тебя. Ты должна знать это. Не люблю сейчас и не полюблю никогда.
  -Почему? - совсем некстати начали наворачиваться слёзы.
  -В моей груди бьётся очень маленькое стеклянное сердце, Ёко. В нём есть место только для двоих.
  -И кто же второй?.. Или вторая?
  -Второй Юма. А первый - мой бог.
  Ёко с трудом сдерживала слёзы.
  -Зачем же была та ночь? - шепотом прокричала она и схватилась за горло, его перехватил спазм боли. - Она стала для меня откровением... Столько слёз, столько тепла, столько неги, столько слов... Всё игра? Ложь?
  Он легонько сжал её пальцы. Ёко закрыла глаза.
  -Ты необычная женщина. Ни один мужчина не устоит перед такой красотой.
  -Мужчина... - она горько усмехнулась сквозь слёзы.
  -Глупенькая... Если бы ты знала, кто я на самом деле... Или вернее сказать - что... - он прижал её пальцы к своим губам. - Моя любовь к Юме почти невыносимая пытка и..., такое наслаждение... Я знаю, что он есть на этом свете и мне легче жить. Просто потому, что он есть на этом свете. Понимаешь? Ведь ты понимаешь меня?!
  -А как же я?
  -Просто будь рядом с ним. Я позволю тебе это.
  -А если нет? Если я брошу Юму?
  -Если ты причинишь ему боль - я убью тебя.
  Ёко посмотрела на Сирокко.
  -А если ты причинишь ему боль?
  Сирокко задумался на мгновение. В его глазах промелькнула темная тень страха.
  -Нет... Я не смогу... Я не смогу сделать ему больно.
  
  
  ****
  
  
  Юма зашел в туалет, осмотрелся и, заметив на зеленой кафельной стене ряд зеркал, подошел к ним. Он посмотрел на свое отражение и поправил волосы. Достал сигарету, закурил... В это мгновение сквозняк снова растрепал прическу. Он глянул в соседнее зеркало, в котором просматривалась дверь, и усмехнулся. К нему шел Сирокко.
  -Знал, да? Знал, что я приду?
  Юма повернулся к нему и, осмотрев с ног до головы холодными синими глазами, кивнул.
  -Твое стихотворение обо мне, да? Я понял это... Почувствовал... Люблю, люблю, люблю... Сейчас и здесь... Что ты хочешь от меня, мой Юма?
  Стряхнув пепел на пол, он снова уперся в него жестоким взглядом.
  -Всё, что пожелаешь, - прошептал Сирокко, становясь на колени перед ним.
  
  
  *****
  
  
  Он вышел на задний двор ресторана. Сделал несколько слабеющих шагов и, пошатнувшись, уперся рукой во влажный ствол магнолии. Тонкие лучи света играли на сером асфальте, перескакивая на опавшие цветы, пробегаясь по увядшей сиренево-зеленой листве, по белому бордюру... Сирокко схватился за горло и зарычал, как пес из самых глубин ада. В его прекрасном лице на мгновение проступили черты, которые были так знакомы Юме из своих загадочных и прекрасных детских снов. Затем и это лицо изменилось, став оскаленной маской кровожадного божества майя.
  -Юма, - прохрипело существо. - Мой Юма... Задыхаюсь без тебя...
  Спустя пять минут существо вздохнуло и шепотом произнесло несколько слов на странном птичьем языке. Страшная маска исчезла, и вернулось бледное совершенное лицо Сирокко. Он посмотрел на свою руку, на пальцы, вцепившиеся до белых суставов в грубую черную кору магнолиевого деревца. Усилием воли он разжал их и отошел от дерева. Свет померкнул и качнулся мир, но Сирокко чудом устоял на ногах. Его шатало, как пьяного и ему пришлось упереться руками в колени, чтобы не упасть.
  -Эй, с тобой всё в порядке?!
  Он с трудом оглянулся назад. В переулке стояли три молодых парня. Тот, который был ближе, смотрел на Сирокко, два других почему-то нервно оглядывались по сторонам. Сирокко сделал еще пару шатающихся шагов и остановился, прищурившись от солнца.
  -Пьяный, что ли?
  Сирокко кивнул.
  -Есть немного... От любви.
  -Что ты там бормочешь? - парень кивнул своим приятелям, и они вместе подошли к Сирокко. - Ба, ты и, правда, пьян... Очень хорошо... Богатенький мальчик надрался виски в дорогом ресторане и вышел проблеваться. Ты ведь богатенький?
  Он погладил Сирокко по волосам... И вдруг ударил локтем по затылку. Сирокко рухнул на четвереньки, изо рта брызнула кровь.
  -Хватайте его под руки, парни!
  Они подхватили Сирокко и быстро вывели из дворика в переулок. Первый, нервно наблюдавший за служебной дверью, попятился задом вслед за ними.
  -Не тяните его далеко. Прислоните к стене за тем серебристым лексусом.
  -Йочи, он бормочет что-то на непонятном языке... Может он иностранец?
  -Какая к черту разница? Даже у богатенького гайджина должны быть деньги в кармане. Деньги или карточка.
  Двое его подручных толкнули Сирокко на стену.
  -Быстрее, быстрее! А то еще выйдет кто-нибудь, - Йочи подошел к Сирокко и ударил ногой в живот. - Выворачивайте карманы... Что?
  Он побледнел. Бледная жилистая рука резко выпросталась вперед, и тонкие сильные пальцы сжали кожу на его животе сквозь футболку.
  -Что? Эй... - он задохнулся от боли, когда Сирокко выпрямился и на вытянутой руке поднял его над асфальтом.
  Подручные застыли с раскрытыми ртами, кажется, не веря в реальность происходящего. Один из них попытался толкнуть Сирокко, но был сбит с ног одним молниеносным сокрушающим ударом свободной руки. На асфальт брызнула кровь, кусочки челюсти и зубы. Третий попятился назад, но уперся в машину. (Сработала сигнализация)
  -Отпусти! - завыл Йочи.
  Сирокко, новым резким движением, бросил его на стену. И когда неудавшийся бандит, задыхающийся и харкающий кровью, отскочил от неё и с воплем ужаса начал падать на Сирокко - быстрым ударом ноги в висок повалил на асфальт. Затем он посмотрел на последнего из них.
  -Пожалуйста, нет! Пожалуйста... - тот отшатнулся и неловко ударился головой об машину, когда ладонь Сирокко всего лишь прикоснулась к его лбу. Один наушник флеш-плеера выпал из уха, болтаясь как шнурок. Сирокко поймал его и, вставив в своё ухо, закрыл глаза.
  -Давай сюда.
  -Да, да, конечно бери! - третий панически пытался выудить плеер из кармана футболки. Наконец, освободив его, он протянул блестящую коробочку Сирокко. Тот надел и второй наушник.
  -Что за песня?
  -Ruled by secrecy... Это английская музыка...
  -Что за группа?
  -Мюз.
  -Хорошо... Юма любит музыку этой группы...
  Он стоял и слушал, кивая в такт головой. А третий, скосив глаза на своих товарищей, лежавших в бардовых лужах густой крови, начал скулить, как побитая дворняга.
  -Зачем всё это?
  -Что?
  Тонкая ладонь резко ударила по одной щеке парня, (фортепьянный аккорд)... Вслед за ударом на серебристую крышу машины брызнули капли крови. Затем по другой щеке, (последний фортепьянный аккорд), голова парня вывернулась вправо...
  Струйка крови брызнула на серебристый капот машины и чиркнула пунктиром по асфальту...
  Хрустнули позвонки.
  На блестящую полировку выскочили глаза неудачного грабителя и покатились, оставляя за собой кровавые дорожки. Под финальные звуки песни парень сполз на асфальт.
  Он был мёртв.
  Сирокко поморщился от монотонного писка сигнализации. Повозившись с плеером, он поставил песню Muse на повтор и добавил громкости до максимума.
  -Заткнись, - сказал он машине. - Ты заглушаешь музыку.
  Сигнализация продолжала свою однообразную песню. Сирокко оскалился, обнажив острые волчьи клыки, и ударил по ней ногой. Машину приподняло на одну сторону, и дверь вмялась в салон так легко, словно была сделана из тонкой фольги. На противоположную сторону, блестящим стеклянным гейзером, высыпались все её окна. Сигнализация, наконец, замолчала.
  -Карбин!
  Он хищно оглянулся. Черные глаза с красным ободом осмотрели безлюдное пространство. В переулке никого.
  -Сони?.. Ты?..
  
  
  ****
  
  
  -Бешенные... И ты, и он... Оба...
  Сирокко навис над ней, упершись руками в подушку. Лунный свет из окна отсвечивал странным неоновым блеском в его глазах. Он провёл рукой по её груди, затем поцеловал в набухший от возбуждения сосок. Ёко застонала.
  -Оба... Что мы делаем, Сирокко? Что же мы делаем?
  -Занимаемся сексом всю ночь.
  -Но ведь это измена ему... Твоя и моя измена...
  Его губы спускались всё ниже. Ёко выгнулась.
  -Мы часть его... Части его тела и души... Мы едины, все трое.
  -Только об этом не знает сам Юма.
  -Не нужно ему знать.
  -Это ложь, Сирокко... Мне тяжело с этим жить... Я уже не знаю, как смотреть в его синие глаза. Понимаешь?
  -Нет ни правды, ни лжи... Во что ты веришь, то и есть правда, - он подтянулся выше и упругим толчком вошел в неё. - Главное - любовь и красота... Любовь и красота!
  
  
  
  Тип: электронная почта по протоколу именного сертификата "Simatory Imagine corp."
  Кому: получателю почты М.Р.С.
  От кого: Sony Ro/ получатель почты Sony_Ro/ составитель Симаторикона
  Доставка по: тип связи SimPack (Trigora) - Персональный канал Sony_Ro
  Тема: Ответ на твое письмо
  Здравствуй, Рони.
  Ты прав, давненько мы не сиживали вместе в том стареньком Пражском кабачке, за кружкой доброго чешского пива. Впрочем, я уж совсем забыл вкус пива. Старинная моя язва желудка, которой в этом году исполнилось 335 лет, совершенно отучила меня от спиртного и от острых блюд. Но на чашку отличного зеленого чая, за которым давеча я ездил в Токио, ты мог бы и заглянуть. Домоправительница моя Элла по-прежнему содержит твою комнату в идеальном виде, точно как ты любишь. Я говорю ей, что не стоит утруждать себя, пани Элла, последний раз мастер Рони был у нас в гостях 10 лет назад и по всему видно, следующего визита не предвидится еще лет двести. Но старушка верит. Говорит, что хочет напоследок увидеть своего прекрасного Рони и уж тогда спокойно умрёт. Ей в этом году исполнилось 99 лет, если ты помнишь. Так что, дружище, приезжай обязательно этим летом, иначе мне придётся терпеть эту ворчливую ведьму бесконечно! Она определенно не умрет, пока не увидит тебя!..
  Если серьезно, Рони, я тоже соскучился и почему-то начал чувствовать себя очень старым. Отражение показывает мне, вроде бы, того же самого тридцати пяти летнего мужчину, словно и не жил он ещё целых три века после знаменательной встречи с Рони Симатори, (возможно, что и три тысячелетья, память о которых ты стираешь из моей головы по непонятным причинам). Но глаза уже начали выдавать настоящий возраст. Увы.
  Как поживает твой воспитанник, этот дерзкий мальчишка Карбин? Хотя, о чем это я? Мальчику этому годков больше будет, чем мне... Я видел его в Токио, неделю назад, когда ездил туда за чаем. Едва успел закрыться газетой, знаешь ли, чтобы он ни заметил меня. И только узрев его, воочию так сказать, понял твое беспокойство по его поводу.
  Да, Рони, да, он влюблен.
  Это несуразное существо без пола, со стеклянным сердцем и алхимическим раствором вместо крови, влюблено так, что, думаю, мне не было необходимости закрываться газетой, он всё равно ничего и никого не замечал. Его аура, обычно бледно-розового цвета, в этот раз была яркого алой, точно, как его кровь... И знаешь, мне вспомнились дела давно минувших дней. А именно, та незабываемая история с летающими детьми, в которой я принимал непосредственное участие. Тогда я впервые встретил Карбина. Влюбленного Карбина. Влюбленного в тебя.
  Та история закончилась его гибелью, если мне не изменяет память. Возможно, что и в этот раз всё закончится именно так - смертью (уже какой по счету?). Ибо влюбленный демон - страшная сила, неумолимая, несущая только одно разрушение. Тот факт, что у него, в силу определенных физиологических особенностей, нет фиксированного пола, обстоятельство отягощающее положение дел. Карбин принял вид юноши только потому, что второй демон - Ирис, стал девушкой? Иными словами, назло Ирис? Если это так и ты ни потрудился внести изменения в его биологический код, (а именно для половой фиксации), тогда знай, что очень скоро ты будешь иметь с ним очень много проблем. Заглядывать в стеклянное и во всякое другое, как живое, так и мертвое, сердце я не могу, это подвластно только тебе. Но по внешним признакам ясно видно, что он сам внес изменения в код и теперь сможет менять пол по своему разумению, а точнее сказать по желанию или по капризу.
  Только представь, существо, не ведающее морали, презирающее законы и правила, жившее до этого только одной любовью к тебе..., теперь влюбилось еще раз..., параллельно так сказать! К тому же, это существо обладает невероятной физической силой и само творит магию. Прямо скажу - гремучий коктейль получился.
  Рони, это его бунт. Надеюсь, ты понимаешь. Личная, персональная революция демона Карбина против властелина этого мира. Революция в революции, черт возьми. Представляю, с каким интересом ты сейчас следишь за развитием ситуации, памятуя о том, как и почему ты сам оказался на планете Земля. И снова, хорошо зная тебя, мне становится жаль мальчишку. Законы Неведомого Бога (Сима Тори), весьма жестоки, хотя и справедливы. Испытывая уважение и трепет перед ними я, всё-таки, слегка печалюсь, почему-то...
  Теперь несколько слов о формуле красоты. Ты прислал мне всего две части. Так жаль, что только две.
  Они прекрасны! Они совершенны! Именно такой должна быть формула красоты!
  Не зря я порекомендовал тебе обратить внимание на этого писателя 17 лет назад, ведь так? Береги его, Рони. И знаешь для чего? Он понял пятую главу Симаторикона. И пишет формулу, именно исходя из твоего правила "Утопить в красоте весь мир"
  Твой Сони.
  P. S.
  Жду тебя в июле. В Праге, в это время, так хорошо, так солнечно и покойно, что даже твоя беспокойная душа оценит это обстоятельство и отдохнет от шумной Тригорской суеты. К тому же, не забывай об Элле. Порадуй старушку.
  С.
  
  
  3.
  Юма внимательно смотрел в монитор компьютера. Положив сигарету в пепельницу, он потёр висок и закрыл глаза. Синий дымок в ярком луче солнца свернулся в несколько тонких колец и вскоре потянулся волнистой линией к открытому окну. А там, всего-то в двух шагах от Юмы, в переливавшейся игре золотого света и серых теней, тихой музыкой звучал городской шум. На подоконнике, в простой стеклянной банке с водой, стояла ветка белой акации. Юма принюхался и открыл глаза. Солнечный луч сверкал в чистой воде. Спокойный и тёплый утренний ветерок девятого часа, качал гроздья акации и перебирал её нежно-зеленые листья. Юма откинулся на спинку стула и вздохнул с облегчением. Ветер зашумел в кронах деревьев..., замелькала листва и солнечный свет, сверкнув сотней светящихся лучей из плотной тёмно-зелёной массы, прошелся золотой волной по лицу Юмы, нарисовав на нём загадочную алхимическую пентаграмму. Его глаза в этот момент казались черными. Его улыбка, отрешенная слегка, возможно испугала бы даже Сабию-сан. Ветер взъерошил его светлые волосы.
  Он посмотрел на стол и взял мобильный телефон. Покрутив его в руке, он, наконец, набрал номер и приложил к уху. Свободной рукой он нажал клавишу Backspace на компьютерной клавиатуре, внимательно наблюдая, как исчезает недавно напечатанный текст. Сигналы вызова, особенно если ему долго не отвечали, всегда жутко раздражали Юму. Но только не в этот раз.
  -Малышка, - прошептал Юма.
  Сигналы неожиданно прервались, и ему ответил голос автомата "Абонент не доступен или выключил телефон. Повторите попытку позже" Юма задумчиво посмотрел на дисплей, затем набрал другой номер. В этот раз ему ответили почти сразу.
  -Юма-сан?
  -Оши, как там наши дела?
  -Я почти потерял её из виду, Юма-сан...
  Он нахмурился.
  -Но всё-таки догнал!
  -Где?
  -Парк Кофу, возле центрального озера. Она не одна... Юма-сан? Могу я что-нибудь еще сделать для вас?
  -Больше ничего, Оши. Считай, что ты вернул мне свой долг. Свободен.
  -Юма-сан, этот парень, с которым сейчас Ёко-сан гуляет возле озера... Я знаю его.
  -Высокий, худой, с копной спутанных волос по моде, в белой футболке... - Юма снова закрыл глаза и сжал пальцы левой руки в плотный кулак, до боли.
  -Да... Вы знаете его?
  -Знаю, - выдавил из себя он.
  -Разве ему можно доверять?
  -Странный вопрос в данных обстоятельствах...
  -Юма-сан? Я не расслышал! Это тот парень, который заставил меня взломать ваш сертификат. Как только я его увидел, так сразу мороз по коже... Страшный он человек... Гипнотизер, точно вам говорю! Глаза, как стрелы, насквозь пробивают!
  -Знавал я одного гипнотизера, в свое время...
  -И что с ним?
  -Ничего. Дал в морду по пьяни и что-то там сломал ему.
  -О, Юма-сан! Дайте ему в морду и от меня, пожалуйста!
  -Я сделаю лучше... Оши, ступай по своим делам. И спасибо за помощь.
  -Юма-сан, что вы! Я в вечном долгу перед вами...
  Он отключил телефон. Постучал по столу пальцами, затем напечатал одно слово "Сирокко". Пальцы громко и сильно били по клавишам.
  Сирокко.
  Спустя минуту, Юма набрал еще один номер.
  -Так... Ты тоже недоступен?
  Недолгие сигналы вызова и щелчок. Юма улыбнулся. Конечно, ты не можешь быть для меня недоступным. Ты всегда доступен...
  -Ты?!
  -Не ждал? А я взял и позвонил. Не вовремя? Я перезвоню позже...
  -Стой! Ты всегда вовремя! Потом тебя снова не найти... Рад слышать тебя!
  Он не называет мое имя, маленькая дрянь. Ведь рядом Ёко. Юма разжал кулак и посмотрел на отпечатки ногтей на коже. Почти до крови продавил... Ну, что, тощая мерзость, поиграем в мою игру?
  -Хочу встретиться, если ты не занят.
  Молчание. Интересно, как он объяснит, (или уже объяснил), этот разговор Ёко? Друг? Подруга?.. И ведь..., её голоса не слышно. Он подал ей сигнал, чтобы молчала, дескать, важный деловой звонок?
  -Ты... Сам хочешь встретиться со мной... О, боги, голова кружится... Конечно! Называй место и время!
  -Хочу прикоснуться к тебе... Почему-то очень этого хочу...
  -Пожалуйста... Прекрати... Я просто грохнусь в обморок прямо на асфальт... - далее шепотом.- Если бы ты знал, как я этого хочу! Просто прижаться к тебе! Просто прижать тебя к себе... О, Юма... Юма...
  На лице Юмы появилась хищная усмешка.
  -Я хотел бы там, где растет акция и есть озеро.
  -Да. Где только пожелаешь.
  -Я всё еще плохо знаю Токио.
  -В парке Кофу сойдёт?
  -Там растет акация?
  -Да, в самом расцвете!
  -Через час, например... Да?
  -Я буду ждать тебя возле центрального входа. Юма... Я люблю тебя... Я так люблю тебя! О, Юма... Я сделаю для тебя всё, что пожелаешь, хотя бы весь мир положу к твоим ногам!
  
  Шепчешь, сука, шепчешь! Пальцы напечатали "Хочу, чтобы ты умер!"
  
  -Хочу тебя, - шептал он, а пальцы печатали "Убить, убить, убить, убить..."
  -Ох... Дай мне дожить до встречи... Умру ведь... От счастья умру...
  -Через час. Всё. Отбой. До встречи.
  
  Он положил телефон на стол и посмотрел в окно. Ветер шумел в кронах ближайших деревьев, врывался в комнату, пролистывал страницы книг лежавших на столе, раскачивая ветку акации. Юма вернулся взглядом к монитору. Его глаза расширились. Пальцы над клавиатурой дрогнули, затем снова нажали клавишу удаления текста.
  -Юма, ты ли это? - прошептал он. - Ты, всё тот же Юма? Ты всё тот же?
  Он встал, сунул телефон в один карман, пачку сигарет в другой и, бросив последний взгляд на гроздья акации, вышел из комнаты. Диван и кресло, об которые он постоянно разбивал ноги, исчезли. На их месте лежали новенькие половики с традиционным рисунком. Юма прошел эту часть коридора быстро, не замечая вокруг ничего. Спустившись на первый этаж, он приостановился и задумчиво посмотрел на разноцветные мерцающие лучи солнца, которые на противоположной стене растеклись пёстрой абстрактной картиной. Он вытряс сигарету из пачки и по своему обыкновению прилепил её к нижней губе.
  -Доброе утро, Юма-сан. Куда вы в такую рань?
  Юма оглянулся назад. На кухне, за столом, Сабия-сан принимала незнакомого гостя. Она как раз поставила перед ним чашку тонкого белого фарфора. Гость кивнул Юме, затем с благодарностью посмотрел на Сабию.
  -Какой чудесный запах, Сабия-сан!
  -Вы стали истинным ценителем японского чая, Сони-сан. Я надеялась, что Юма-сан присоединится к нам за завтраком. Юма-сан?
  -Увы, дела. Прошу извинить меня.
  Юма внимательно смотрел на гостя. Ему казалось, что он где-то уже видел это лицо и сиреневые очки без оправы. Гость расслабил узел галстука и откинулся на спинку стула. Его глаза определенно были знакомы Юме.
  -Мы где-нибудь встречались..., не имею чести знать вашего имени?
  -Возможно. Ведь наш мир, если разобраться, весьма и весьма тесен. Называйте меня просто, Сони.
  -Сони-сан давний друг нашей семьи. Он погостит несколько дней, и жить будет в большой гостевой комнате.
  Юма пожал плечами.
  -Мне нужно идти. Прошу извинить меня.
  -Что вы, Юма-сан. Я угощу вас своим чаем, приготовленным по особому рецепту. Позже, если захотите. Вот, Сони-сан специально приезжает в Токио за этой смесью.
  -О, да, Сабия-сан. У вашего чая божественный вкус, - сказал этот загадочный Сони, не сводя глаз с Юмы. Что за странность? Обычно я начинаю жутко раздражаться, когда меня так откровенно рассматривают. Но глаза у этого Сони добрые... Некогда. Он прикурил и, пробормотав неразборчивые извинения, вышел.
  Сабия смотрела на своего гостя. Тот отпил глоток чая и посмотрел в окно, за которым солнце сверкало в каплях росы.
  -Рони попросил меня присмотреть за ними.
  -Господин вице-президент...
  -Ох, Сабия-сан, прошу вас, не называйте меня так. Я не был в своем кабинете уже с десяток лет. В корпорации, наверное, совсем забыли обо мне.
  Сабия села напротив.
  -Я очень беспокоюсь о Юме. Помогите ему, Сони-сан!
  -Вы знаете законы нашего бога не хуже меня, Сабия-сан. По закону Сима Тори он должен сам найти выход. Моё вмешательство погубит и его, и Карбина.
  -Сони-сан... Неужели ничего нельзя сделать для ангела Симаторикона?!
  -О Карбине вы не просите, хотя знаете его уже давно.
  -Карбин сильный мальчик, он справится. А вот Юма... Ему очень тяжело.
  -Мальчик... Сейчас он, кажется, сам запутался в том, кто же он на самом деле - мальчик или девочка. Ах, как жаль, что мастер Симатори допускает так много свободы даже для тех, кому она не нужна или они не знают, что с ней делать.
  -Не могу понять этого, Сони-сан. Я знаю Карбина уже 29 лет и всегда думала, что он мужского пола.
  -Он демон, - Сони придвинул к себе шкатулку с тонкими сигарами. Взял одну и, понюхав..., улыбнулся. - Язва заставила меня бросить курить пять лет назад. Но иногда просто не могу справиться с искушением и не раскурить одну из душистых сигар Рони. Вы позволите, Сабия-сан, я покурю на кухне?
  Сабия кивнула.
  -Так вот, дорогая моя, Сабия-сан. Карбин - демон. У него нет пола по определению, так сказать. Он вообще существо не биологическое. Легенда гласит, что когда мастер привел с собой из Небесного Города двух падших ангелов, то он создал для них биологические тела-оболочки, вживил в них стеклянные сердца и наполнил жилы особым алхимическим раствором. Для чего он сделал это - не знаю даже я. - Сони раскурил сигару от спички. Клубы ароматного сизого дыма переливались в солнечном луче, Сони следил за их игрой. - Но всё-таки, суть Карбина и Ирис, осталась прежней. Они демоны. Второе имя Карбина - Легион, если вы не знали. Сколько в нем сущностей, на самом деле? Две, три, десять..., тысяча? Этого не знает никто, кроме самого Карбина и мастера Симатори. - Сони положил сигару в пепельницу и взял чашку чая. - Его любовь - совершенно мне непонятное явление. Ведь я человек, хотя и избран мастером. Как и почему влюбляется не биологическое существо? Что двигает им? Каковы его мотивы?.. Мне ясно одно - эти вопросы останутся без ответа, Сабия-сан. Это другая вселенная, нам не доступная.
  -Что говорит мастер?
  -А мастер... Просто, он попросил меня присмотреть за Юмой и Карбином.
  -Что же будет с Юмой? Карбин так не вовремя вмешался в его жизнь... Я очень надеялась, что Ёко успокоит Юму. Так надеялась...
  -Закон Сима Тори, дорогая моя Сабия-сан, даёт право каждому идти своим путём, каким бы он ни был, без страха и оглядки. И демону, и человеку.
  -Ах, Сони-сан, как всё это печально.
  
  
  Юма тем временем остановил машину на перекрёстке. Красный сигнал светофора вызвал новый приступ головной боли. Свободной рукой он стряхнул пепел в окно. Его безучастные глаза смотрели на прохожих, пёстрым потоком мелькавших мимо. Телефон на приборной панели снова принялся вибрировать и пищать. Юма взял его и посмотрел на дисплей.
  Ёко.
  Он нажал кнопку с красной трубкой, и на дисплее засветилась надпись "7 не принятых вызовов". Юма недобро усмехнулся и бросил телефон обратно. Сигнал светофора стал зеленым, (не менее раздражающим..., проклятье..., с ума сойду от боли и ревности), Юма щелчком выбросил сигарету и надавил на педаль газа. Он повернул вправо, следуя карте навигатора, заметив краем глаза белую волну тополиного пуха за машиной, взметнувшуюся и забурлившую, как снежный буран. Удобнее устроившись на сидении, он включил радио и поискал волну "Токио ФМ". В динамиках шептала и плакала удивительная музыка Эры. Юма улыбнулся. Хотя бы, что-то приятное.
  -Деворе аманте, - прошептал Юма.
  Он смотрел на дорогу, его губы беззвучно повторяли слова песни.
  -Аманте дивано... Сониро... СониРо?.. Там на кухне, был Сони Ро?.. Черт, от боли голова не работает... Ни черта не работает.
  В конце улицы показались фигурные мраморные ворота парка Кофу.
  Юма прибавил скорости.
  Машина мчалась вперед, разбрызгивая воду в лужах..., спугивая стайки воробьев..., отражаясь в зеркальных витринах стремительным сверкающим лучом. В ста метрах от ворот Юма всё же сбросил скорость, упершись руками в руль. Вырулив на небольшую стоянку для машин, он заглушил двигатель. Дослушав песню Эры до конца, выключил радио. Тишина.
  Юма достал из бардачка баночку с аспирином и вытряс пару таблеток на ладонь. Чем бы запить? Он посмотрел за окно. Он заметил возле высоких ворот пёстрый киоск с сувенирами и напитками....
  Ну, что же, выметаемся, мин херц.
  Юма вышел, захлопнул дверь и активировал сигнализацию. Он заметил маленькую девочку, которая ждала свою красивую маму возле киоска и наблюдала за своим шустрым воздушным шаром с веселым клоуном на блестящем боку.
  Зажав таблетки во вспотевшей ладони, он подошел к киоску.
  Подмигнул девочке и та, совсем не испугавшись незнакомого взрослого, ответила ему улыбкой. Красивая мама выбирала открытку с видами парка Кофу. Продавец, разомлевший от жары, лениво выкладывал перед ней всё новые и новые карточки, запутав совершенно. Юма посмотрел через её плечо на веер открыток и показал на крайнюю, с акациями и зеркальной гладью озера.
  -Вот, кажется, очень красивый вид. Открытка маме в Нагано?
  Она с удивлением посмотрела на него. (Окинув быстрым изучающим взглядом...), всё-таки улыбнулась. Юма улыбнулся в ответ.
  -Ваша дочка очень похожа на свою красивую маму. И улыбаетесь вы одинаково прекрасно.
  -Спасибо. Значит, вы считаете, что это самая красивая открытка?
  -Акация так печальна и прекрасна в последние дни своего цветения, согласитесь.
  Она взяла карточку и внимательнее рассмотрела её.
  -И, правда, прекрасна... Я возьму эту открытку. Спасибо вам.
  Пока она расплачивалась с разомлевшим продавцом, который не глядя, бросил мелочь в жестяную баночку из-под конфет, Юма снова озорно подмигнул девочке, совсем, как мальчишка лет семи. Она зарделась.
  -Пойдем Юмико.
  Юма стал возле продавца, но не удержался и посмотрел назад, провожая взглядом красивую маму и её дочку. Он вздохнул и повернулся лицом к свежей волне ветра.
  -Что желаете?
  -Бутылку минеральной воды, пожалуйста.
  -Увы, она тёплая.
  -Ничего, сойдёт.
  
  "Юма, пожалуйста, не делай этого!"
  
  Он открыл глаза и удивленно посмотрел на продавца. Тот возился где-то под прилавком. Юма осмотрелся. Никого... Что за... Уже начал галлюцинировать.
  
  "Сядь в машину, Юма и уезжай! Уезжай из города! Из страны! Но только не делай этого, Юма!"
  
  -Голоса из воздуха - признак надвигающегося сумасшествия?
  -Что вы сказали? - продавец, наконец, появился над прилавком с бутылкой воды.
  -Я не собираюсь никого убивать. Просто расставлю всё по своим местам.
  -Что? - продавец попятился вглубь киоска.
  Юма сморгнул и потер висок. Головная боль сводила его с ума. Он достал сигарету и прикурил.
  -Бутылку воды, пожалуйста.
  -С вами всё в порядке?
  -Похоже на то?
  Продавец, поразмышляв, вернулся на свое место и поставил бутылку на прилавок.
  -Пятьсот йен.
  Юма нашарил мелочь в кармане и бросил ему монету в пятьсот йен. Продавцу пришлось изогнуться, чтобы поймать её. Ссыпав таблетки в рот, Юма откупорил бутылку и запил их горький аспириновый вкус тёплой водой.
  И направился к воротам парка.
  
  -Эй, бутылку забыли, мистер!
  
  Юма не оглянулся.
  Ему не пришлось долго искать. На аккуратных асфальтовых дорожках, за ровными побеленными бордюрами, возле каждого декоративного водопада, на всех поворотах, через каждые двадцать метров стояли самые разнообразные указатели с ярко-желтыми стрелками. Не пройдя и десяти шагов вглубь парка, он увидел столб с табличкой. Дорогу на озеро показывала нижняя стрелка, под ней надпись "350 метров". Юма осмотрелся. В это время парк пустовал. Вдалеке, на той дорожке, что согласно указателю вела на собачью площадку, маячила фигура старушки в соломенной шляпе, которая выгуливала своего престарелого шпица. Юма снова подставил лицо живительному порыву прохладного ветра. Сигаретный дым вытянулся в белесую черту.
  -Ну же, сделай это и уходи, - прошептал Юма.
  Засунув руки в карманы брюк, он пошел по дороге на озеро. До назначенной встречи осталось полчаса.
  Я буду несколько раньше, дорогие мои, если вы не против моих маленьких поправок.
  Ветер принес издалека серебряный отзвук хоровой капеллы. Кажется снова Эра? Мадонна... Да, совершенная песня. Юма улыбнулся и быстрее пошел вперед.
  Юма иногда останавливался там, где на иззубренных стыках растрескавшегося асфальта мерцали неровные зеркала летних лужиц, в которых отражалось синее-синее небо, а на нем белые прозрачные облака. Отец говорил, что даже днем в таких лужицах можно увидеть звёзды. В детстве Юма часто тайком бегал в старый парк Магисто, в двух кварталах от дома, именно за тем, чтобы смотреть в лужи, в которых отражалось таинственное перевернутое небо. И в надежде, что однажды увидит в них звёзды...
  -Но ты их так и не увидел.
  Миновав декоративную рощицу и прейдя по мосту, он вышел в аллею акаций. Юма остановился и вдохнул сладкий, уже начавший увядать, словно в сентябрьском винограднике, запах белых акаций. Грустный запах. Хрупкий, словно старинный бокал наполненный красным, как кровь, вином. Кажется, тронь его чуть сильнее и треснет он, и развалиться на стеклянные скорлупки, и разольётся вино по белой скатерти... Юма посмотрел вперед, туда, где за черными тонкими стволами акаций, проблёскивала озерная гладь, и солнце пронзало тени копьями золотых лучей. Он выбросил окурок и..., сразу прикурил новую сигарету. Пройдя до края рощи, остановился возле асфальта, оставшись в тени.
  Сирокко и Ёко были там. Юма до боли сжал пальцы. До хруста суставов.
  Ёко рассмеялась и шутливо пихнула Сирокко в плечо. Адская головная боль, адская...
  Сирокко полулежал на гранитном ограждении, упершись локтем в серый камень, и смотрел на Ёко такими глазами, что Юма едва удержался, чтобы не выйти.
  А солнце было таким невыносимо ярким. Их улыбки, их голоса были такими невыносимо счастливыми.
  Сирокко тоже рассмеялся и, спрыгнув на асфальт, обнял Ёко за талию. Она даже не попыталась отстраниться или хотя бы сделать намёк на это движение, хотя бы ради приличия. Хотя бы ради... Юма достал телефон из кармана и набрал его номер. Он, не отрываясь, смотрел на них страшными, жестокими глазами. Ненавидящими глазами. Мученическими глазами от боли физической и душевной.
  Его губы что-то прошептали ей на ухо...
  И в этот момент зазвонил телефон.
  Сирокко нахмурился. Юма понял по губам, что он сказал ей "Кто там еще? Подожди секунду, Ёко". Она кивнула. Она была согласна ждать сколь угодно долго.
  -Бесы, - прошептал Юма и приложил трубку к уху.
  Юма следил за ним. Сирокко достал телефон и посмотрел на дисплей. Его глаза стали удивленными на мгновение... Нажал кнопку ответа..., стал спиной к Ёко...
  Щелчок установившейся связи. Шорох.
  -Скажи мне что-нибудь, Сирокко. Я хочу услышать твой голос.
  Тот сделал несколько непроизвольных шагов в сторону от Ёко. Затем еще пару шагов. И еще...
  Юма глянул на Ёко. Она смотрела на озеро, прислонившись к гранитному парапету. Ветер трепал воздушно-белый шарф, почти размотав его, пытаясь сорвать с её шеи. Я так любил тебя. Малышка...
  -Юма... Юма...
  Тени качнулись и скрыли половину его бледного лица.
  -Это всё, что ты можешь сказать мне?
  -Я скажу все свои слова при встрече, не по телефону, Юма.
  -Тебе приходится придумывать так много слов, Сирокко. И для меня, и для Ёко...
  -О чем ты?
  -Вы идеальная пара. Ты красив. Она..., была..., словно драгоценность для меня. Береги её, Сирокко.
  -Юма, о чем ты говоришь?! - крикнул он. Юма улыбнулся сквозь слёзы. Ты крикнул. Вот, даже Ёко повернулась на твой крик. - Юма! Юма, ты где? Юма!
  -Ты лжец, - прошептал Юма, от боли он не мог говорить в полный голос. - Ты проклятый лжец. Я ненавижу тебя так же сильно, как когда-то любил, мой ангел.
  -Нет! Юма, нет! Не говори так, умоляю тебя!
  -Не кричи, а то Ёко узнает твой маленький секрет, лжец.
  -Юма, я чувствую тебя. Ты где-то рядом... Юма, покажись! Ты всё неправильно понял! Юма!
  -Ненавижу. Ненавижу до смерти. Ненавижу тебя, мерзкое нечто... И ей передай те же слова.
  Бледный Сирокко лихорадочно осматривал заросли белой акации, в которых шумел ветер. Ёко подошла к нему.
  -Что случилось, Сирокко? Мне показалось..., ты назвал его имя?
  -Прощайте, и забудьте обо мне навсегда. Моей ненависти хватит на целую вечность.
  -ЮМА!
  Он отвернулся..., изо всех сил ударил телефоном об дерево. Пластмассовая коробочка рассыпалась на мелкие осколки. На ладони Юмы остались кровоточащие точки. Стряхнув осколки в траву, он засунул руки в карманы и не торопясь направился по дорожке обратно к парковым воротам.
  -ЮМА! ЮМА! ЮМА!
  -Ну, что, голос из воздуха, я не натворил того, чего ты так боялся?
  -Ты сделал хуже. Гораздо хуже. Ты пронзил их сердца самым страшным и острым оружием - словом.
  -Очень хорошо. Теперь я точно допишу эту сатанинскую формулу красоты. - Юма улыбался и плакал. - Теперь я знаю, чего мне не хватало для её окончания.
  -И чего же не хватало тебе, Юма? Неужели ненависти?
  -Нет, Сони, мне не хватало боли.
  
  
  
  4.
  Тригора купалась в солнечном свете, она утопала в нём, жадно впитывая солнечное золото в яркий блеск больших чистых окон, в огненные полосы на стеклянных боках небоскребов, в горячий асфальт спортивных площадок, в знойные парки и матовые поверхности декоративных озер... Тригора. Величественная и блистающая Тригора. Город солнца. Столица света.
  Солнечный свет на бульваре Белых Магнолий был особенно ярким и приветливым в этот полуденный час. В зеркальных окнах ресторации мосье Жана Коте отражались пёстрые зонтики, под тенью которых, за столиками накрытыми белыми скатертями, располагались немногочисленные, для этого часа, посетители. В помещении ресторана с кондиционированным воздухом посетители находиться не желали, они упрямо заказывали столики на улице, не смотря на жару и близость дороги. Мосье Жан, пытавшийся убеждать первую пару, что в помещении гораздо удобнее и несравнимо комфортнее, к полудню махнул рукой и предоставил своим официантам накрывать новые столики на улице, украшать их вазочками с цветами и раскрывать над ними пёстрые зонты. Иногда он подходил к окну и наблюдал за посетителями. Официанты шустро носились между столами, "Что-нибудь желаете? Не изволите ли? Стакан холодной воды без газа? Конечно, заказ принят". Они искоса поглядывали на окно, за которым маячила сутулая тень мосье Коте.
  Мосье Жан оглянулся назад и поманил к себе бармена. Лысый здоровяк Поль, уплетавший бутерброд громадных размеров, обошел стойку и стал рядом с хозяином.
  -Ты ведь так и не дочитал ту книгу, Поль?
  Тот тяжело вздохнул.
  -Ну, сколько можно, шеф? Ну, не читаю я больше на рабочем месте! Не читаю! Поклясться вам, что ли? - он посмотрел на остаток бутерброда так, словно тот стал куском камня.- То была первая книга, которую я читал за последние двадцать лет. Но ведь вы всё равно весь кайф обломали.
  -Дочитал или нет, Поль?
  -Ну, дочитал.
  -Как она называлась?
  -Токийский фотоальбом.
  -Кто автор?
  -Юма Романа. Известный в Тригоре писатель, как мне сказали.
  -Интересная книга? О чем она?
  -Черт его знает о чем...
  Мосье Жан посмотрел на своего бармена с удивлением.
  -Ты так увлеченно читал её тогда, и не можешь рассказать, о чем она теперь? Странно. Словами же она была написана, хотя бы?
  -Словами... Но такими словами... Мне казалось, что я смотрел кино, - Поль забыл о бутерброде и смотрел в окно. - Солнце, тени, женские губы, горячий ветер, запах акации... В общем, мне ни слова не запомнилось. Только картины. Прекрасные солнечные картины... Я окунулся в детство. Хотя нет, с детством это несравнимо... Не знаю. Не могу подобрать нужного слова.
  Жан внимательно смотрел на него. Большой, широкоплечий бармен, на спор вбивавший гвозди в стол одним лёгким ударом кулака, сконфузился и принялся перекладывать недоеденный бутерброд из руки в руку. Пожав плечами, Жан вернулся взглядом к столикам под зонтами.
  -Вот значит как... Значит, современные писатели рисуют словами?
  -Насчет всех современных судить не берусь. Обычно я не читаю книг, мосье Жан.
  -Но эту ты запомнил?
  -Эту да. Представьте себе, после того как вы отобрали у меня ту книгу..., тем же вечером я зашел в ближайший книжный магазин и купил новую. В твердой обложке. Картины Юмы Романа теперь точно ни с чем не спутаю и ни на что не променяю.
  -Неужели это единственная книга Романа, которую ты прочитал, Поль? Он не заинтересовал тебя настолько, чтобы продолжить знакомство в других романах?
  Поль вздохнул.
  -Ага, значит, всё-таки заинтересовал!
  -На самом деле, он немного написал. Всего-то три романа, вместе с Токийским Фотоальбомом. Ну и с десяток рассказов.
  -Всё проглотил?
  -До корочки, до словечка, до точки.
  Мосье Жан показал вперед, на одинокого блондина за крайним столиком.
  -Этот красивый холодный блондин, (сразу видно, что чистый симари в третьем поколении), бывает в нашем кафе каждую неделю, по вторникам и пятницам. Он приходит в одно и то же время, около полудня, и занимает крайний столик. Заказав чашку крепкого кофе с сахаром и пачку сигарет "Ромб", он сидит здесь ровно час, бесцельно рассматривая прохожих, детей на площадке, машины, что подъезжают к Тесториуму напротив, через улицу. За час он выкуривает ровно четыре сигареты, судя по пепельнице, и обычно заказывает вторую чашку кофе, к которой даже не притрагивается. Через час, (минутой раньше, минутой позже), из Тесториума появляется красивая девушка в светлом платье и, перебежав улицу, подходит к нему. Он преображается, этот холодный блондин. Надменное выражение его лица истаивает, как корка льда на солнце, он целует девушку в губы, обнимает её, и..., они покидают ресторан вместе. И так каждый вторник, и каждую пятницу.
  -Зачем вы всё это рассказываете мне, шеф?
  Мосье Жан достал из кармана пиджака книгу в мягкой обложке, которую отобрал у Поля в тот знаменательный день, когда застал его за чтением на рабочем месте, и помахал перед его лицом. Поль снова смущенно вздохнул и опустил глаза долу. Усмехнувшись, мосье Жан раскрыл книгу на самой первой странице и протянул её Полю.
  -Всё же, ты невнимательный читатель. Вот, смотри.
  Поль, переложив бутерброд в левую руку, вытер правую об джинсы и взял книгу. На внутренней стороне обложки была напечатана фотография автора написавшего роман "Токийский фотоальбом". Глаза Поля расширились, он перевел взгляд на блондина за крайним столиком..., снова на книгу..., и уже потом на мосье Жана.
  -Это он! Юма Романа!
  -Он самый... Кстати, то слово, которое ты не смог вспомнить, чтобы охарактеризовать образы Романа, случаем не романтика?
  -Романтика, - тихо произнес Поль. - Да, точно, это и есть романтика! - затем он с подозрением посмотрел на мосье Жана. - И вы тоже?!
  -В тот же день. Вечером начал, поздней ночью закончил. И не смог уснуть до утра.
  -Значит, вы понимаете меня, шеф!
  -Я симари всего лишь во втором поколении, и с трудом усваиваю некоторые образы этого Юмы Романа... Но романтику Романа я теперь тоже - ни с чем не спутаю и, ни на что не променяю.
  
  Юма допил кофе и поискал глазами официанта. Ни одного из тех двух, что маячили между столиками всего десять минут назад, не оказалось поблизости. Он взял пачку и вытряс из неё последнюю сигарету. Порыв горячего ветра попытался затушить огонёк зажигалки, Юма прикрыл его ладонью и прикурил. Вдох, (ароматный дым оставил пряный привкус на языке), выдох. Юма расслабился и посмотрел вдаль, на залитый солнечным светом проспект Тестората, затем, правее, на пятнадцатый въездной портал Спиралуса похожий на стальную спираль, по которой скатывались огненные оранжевее блики солнца. И еще дальше, на улицу Белых магнолий и на монументальное здание Тесториума. Высоко над проспектом чернели две стремительные полосы Спиралуса, словно кольца Сатурна, отбрасывавшие тени на полотно дороги.
  Он скосил глаза на пустую чашку и снова прошелся мимолетным взглядом над столиками. Один из официантов вышел из ресторана с подносом, на котором стояла аккуратная горка стаканов, чистых и влажных еще, с блестящими капельками воды на прозрачных боках. Юма махнул рукой, наблюдая, как осторожно и в то же время ловко, официант установил поднос на специальную подставку и накрыл его чистой белой тканью. Заметив жест Юмы, официант кивнул ему и, еще раз осмотрев хрупкое творение рук своих, направился принимать заказ.
  -Чашку черного кофе с двумя ложками сахара и пачку сигарет "Ромб"?
  Юма удивленно посмотрел на него и хмыкнул.
  -Угу.
  -Что-нибудь еще?
  -Три ложки.
  -Минуту.
  -Примелькался, значит, - пробормотал он и затушил в пепельнице недокуренную сигарету, надломив её об тонкий край. - Время остановилось... Тоска без малышки.
  Он посмотрел на часы, затем на ряд вертящихся стеклянных дверей Тесториума, в которых мелькали искаженные отражения машин и ресторана.
  -Еще семнадцать минут... Чокнусь от одиночества.
  Вернулся официант с заказом. Он поставил пред ним чашку кофе и рядом пачку сигарет. Юма кивнул ему и отпил глоток. Хорошо. Сегодня с самого утра мне хотелось кофе именно такой крепости и сладости. Официант не уходил. Юма посмотрел на него с удивлением "Ну, что еще?"
  -Наш бармен...
  Юма нахмурился и принялся распечатывать пачку.
  -Знаешь, почему я бываю у вас каждую неделю? - Юма снова посмотрел на него своими синими бездонными глазами. - Потому, что здесь меня не достают глупостями, такими, как "Наш бармен или наш хозяин, или еще кто-нибудь ваш, прочитал Токийский фотоальбом, увидел на обложке фотографию Юмы Романа и теперь желает получить автограф настоящего писателя, ради чего послал меня к вам" Сечёшь, о чем я толкую?
  -Да... Извините. - Официант оглянулся на тонированное окно ресторана, в котором маячила расплывчатая фигура здоровяка Поля, и развел руками.
  Юма проследил за его взглядом и усмехнулся.
   -Через десять минут подойди за счетом.
  -Да, конечно, - смущенный официант ушел.
  Юма снова посмотрел на часы. Осталось совсем немного. Скоро раскроются десять дверей Тесториума, и из третьей выйдет Кати. "И только тогда я смогу дышать полной грудью"
  Юма заметил на дороге характерный стремительный профиль "мазды-зверы", и проследил за ней глазами. Юркий спортивный автомобиль притормозил возле стоянки для персонала Тесториума, постоял несколько секунд, весело порыкивая на холостых оборотах, затем дал правый сигнал поворота и свернул на стоянку. Юма улыбнулся. Мазды моя слабость. Ах, какая красавица...
  И в этот момент раскрылись двери Тесториума. Веселая толпа хлынула из дверей вертушек: яркая, галдящая, смеющаяся, слегка уставшая, но собиравшаяся провести оставшийся день не менее интересно, как и подобает сотрудникам Симатори Имеджн. Юма поискал глазами белую воздушную фигурку Кати... Кати... Вот же она! Юма смотрел на тонкую девушку в длинном светлом платье, с красивой сумочкой через плечо. "Стильная" - он улыбнулся.
  -Кати, - прошептал Юма, любуясь её движениями и переливами платья на ветру. Любуясь тем, как она поправляет солнечные очки, как разговаривает с коллегами, как улыбается им, как замечает его через дорогу. - Кати.
  Он закрыл глаза, представив её такой, какой знал только он. Её атласная кожа на белой простыне, шелковистые завитки волос на подушке, блеск глаз, когда он целовал её... Целовал её... Юма прикурил и махнул рукой Кати. Она ответила ему и подошла к светофору.
  Юма случайно глянул на "зверу"...
  
  По мерцающему черному глянцу полировки прыгнуло отражение Тесториума. Открылась дверь, со стороны водителя.
  
  Кати перебежала улицу на зеленый свет и направилась к нему. Юма сунул руку в карман пиджака и нащупал бархатную коробочку.ээ
  
  Отражение Тесториума изогнулось и отхлынуло от второй двери "зверы", словно поток воды с блёстками. Она тоже открылась.
  
  Кати подошла к нему. Юма встал и обнял малышку.
  -Привет, девочка моя. Я так соскучился!
  -Привет, любимый. Всего-то полдня прошло... Какой ты горячий, Юма!
  Он вдохнул дурманящий запах её волос и поцеловал в губы.
  Его взгляд случайно скользнул по противоположной стороне улицы... По дверям Тесториума... По бликам на черных дверях "зверы"...
  Его глаза расширились. Тело напряглось.
  
  Возле красавицы мазды стояли парень и девушка. Они о чем-то весело спорили.
  
  Юма смотрел на парня.
  Высокий... Белая рубашка, черные брюки. Черная копна волос. Смуглая, матовая кожа...
  
  Он?.. Не может быть!.. Я ведь просил скрыть меня от его глаз!.. Это он?!
  
  Юма сглотнул.
  Та же характерная манера улыбаться, тот же взгляд в упор. Очень похож... Неужели он?..
  Глаза парня, тоже случайно, (случайно ли?), скользнули по противоположной стороне улицы. По зеркальным окнам ресторана, по цветастым зонтикам..., по высокому блондину в светлом летнем пиджаке, который обнимал женщину в воздушном платье...
  
  Его глаза расширились.
  Он сглотнул.
  
  Минута, две...
  Юма ослеп и оглох в это короткое мгновение. Во всем мире он не видел ничего кроме черных глаз Сирокко, и ничего не слышал, кроме плача горячего, сумасшедшего ветра.
   Черные глаза Сирокко, которые тоже верили и..., не верили. Черные, как ночь, глаза. По смуглой щеке Сирокко скатилась слеза.
  Прошел год с того дня. Целый год...
  
  Юма... Горячий ветер понёсся к нему через дорогу. По раскаленному асфальту заструились тонкие струйки морского песка. Юма!
  
  Он закрыл глаза.
  -Милый?
  Юма посмотрел на Кати и улыбнулся ей.
  -Ты выглядишь так, словно увидел приведение... Опять мигрень?
  -Просто жара. Присядем. Хочешь соку?
  -Может, зайдем в ресторан? Там прохладно и нет этого ужасного солнца.
  -Я симари, девочка моя. Я не могу без солнца. Посидим пять минут и пойдём. Договорились? Тем более у меня есть для тебя сюрприз.
  Кати с тревогой смотрела на бледного Юму.
  -Сюрприз, - шепотом повторила она. - Мне ничего не нужно, Юма. Кроме тебя - ничего.
  -Даже не захочешь взглянуть одним глазком, хотя бы?
  -Ну, если только одним глазком... - она улыбнулась ему и села на предложенный стул.
  Юма сел напротив и махнул официанту.
  -Стакан холодного грушевого сока.
  (ЮМА...)
  Взгляд... На мгновение..., на противоположную сторону улицы. Стеклянные двери застыли. Все вышли... На стоянке осталась всего одна машина, та самая mazda-zvera. Женщина в черном платье, которая вышла из машины вслед за Сирокко, была одна возле монументальной лестницы Тесториума..., стояла к нему спиной. Её плечи поникли, горячий ветер трепал её волосы и раздувал черное платье... Взгляд Юмы метнулся из стороны в сторону, в поисках Сирокко... И застыл, натолкнувшись на него...
  Сирокко стоял возле дороги и смотрел на него. Юма опустил глаза. Он слышал лишь шум проносившихся машин и вой ветра.
  -Смотри, Юма, песок ползет по асфальту желтыми змейками... Откуда здесь песок? Ведь набережная Вермы на другом конце города.
  
  Он мельком глянул на асфальт и прошептал "Это сирокко"
  
  -Что, Юма?
  Он достал из кармана пиджака красную бархатную коробочку и положил на стол. На щеках Кати появился смущенный румянец. Юма раскрыл коробочку и подвинул ближе к её руке.
  -Можно посмотреть?
  Юма кивнул.
  -О, боже, какая красота! Юма? Что это за цветы?
  -Это гроздь акации, малышка. Давай помогу одеть кулон.
  Юма встал, обошел стол и, взяв из рук Кати золотую цепочку с кулоном, застегнул на её шее.
  
  (ЮМА, Я НЕ ЖИВУ БЕЗ ТЕБЯ... Я МЕРТВЫЙ БЕЗ ТЕБЯ, ЮМА... ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ЛЮБЛЮ! И НИЧЕГО НЕ МОГУ С ЭТИМ ПОДЕЛАТЬ!)
  
  -Что с тобой, милый? Ты всё время смотришь куда-то...
  -Мне кажется, горячий ветер зовет меня... Не бери в голову, Кати. И, правда, что-то разошлась мигрень. Всего лишь мигрень...
  -Юма?
  Он посмотрел на противоположную сторону улицы поверх её плеча. Сирокко был там. Стоял возле бордюра. Высокая тонкая фигура в мареве раскаленного воздуха. Юма поцеловал Кати в волосы..., но смотрел на Сирокко.
  
  В это время, высокий господин в белом костюме подошел к панорамному окну на третьем этаже Тесториума. Он внимательно наблюдал за Юмой. В кабинете директора Тесториума было всего одно окно, во всю стену и множество зеркал, разнообразных форм. Сам директор Кламп сидел за своим столом и рассматривал в лупу некую стеклянную вещицу со знакомыми очертаниями. Периодически он возвращал свою лупу на бархатную салфетку и что-то записывал в блокнот, затем снова брал её за точеную деревянную ручку и продолжал внимательно изучать стеклянную фигурку.
  -Что ты думаешь обо всём этом, Сони? - задумчиво спросил господин в белом костюме.
  Тот к кому он обращался, в это время рассматривал карту Тригоры на стене. Он повернулся и посмотрел на господина в белом костюме, глянул на его короткую косу с вплетенной черной лентой, и вниз, на черную косую тень на паркете. Он тоже подошел, стал рядом с господином и посмотрел на ресторан через улицу.
  -Всё не случайно, мастер.
  -Ты не допускаешь даже возможности случая?
  -Допускаю, - Сони вздохнул и скосил глаза на мастера Симатори. - Карбин выполнял ваше поручение в Токио?
  Мастер улыбнулся и посмотрел на Сони. Похлопав его по плечу, он снова вернулся к созерцанию пустеющей раскаленной улицы.
  -Даже стеклянное сердце умеет влюбляться. Какое удивительное открытие.
  -Почему он, мастер? Почему именно в него, а не в неё?
  -Пути сердца непредсказуемы, мой друг. Я дал ему на выбор её и его... Карбин выбрал Юму.
  -Всё из-за того случая семнадцать лет назад?
  Мастер не ответил. Промолчал.
  -Для кого директор Кламп готовит новое стеклянное сердце?
  -Для того, кому оно, возможно, понадобится в скором времени. Но возможно, наш почтенный господин директор, положит эту красивую, стеклянную вещицу на специальную стойку в хранилище сердец Тесториума, выключит в нём свет и закроет дверь навсегда. Всё возможно.
  -Эх, мастер, сегодня вы снова говорите одними загадками... Можно последний вопрос? Только ответьте на него, пожалуйста!
  Мастер Симатори кивнул.
  -Что должен был сделать Карбин с Юмой в Токио?
  -Неправильный вопрос, Сони. Попробуй еще раз. И это будет последняя попытка, предупреждаю.
  Тот помолчал минуту, затем с удивлением посмотрел на мастера.
  -Неужели... Значит вот как... Что должен был сделать Юма?.. Это верный вопрос?
  -Верный, - мастер поднял руку и..., ветер на улице стих. - Он должен был написать формулу красоты для Симаторикона. И он её написал. Ты ведь сам читал.
  -Но причем здесь Карбин?
  -Снова неправильный вопрос. Вернее вопрос, которого не должно быть. Подумай, Сони.
  -Я не знаю, мастер.
  Рони Симатори посмотрел на Сони и улыбнулся.
  -Симаторикон не терпит фальши. Каждое слово в этой книге написано кровью из сердечных ран, каждое слово выстрадано, имеет свой вес и свою цену. - Он снова перевел глаза на жаркую улицу. - Разве знает современный, пусть и талантливый писатель, цену своим словам? Юма точно не знает, смею тебя уверить. Он окунал свое золотое перо в воду и писал им по мешковине... Я попросил Карбина узнать, на что способно сердце Юмы. Сможет ли он сочинять кровью своего сердца? Ведома ли ему эта боль, созидающая и уничтожающая целые миры - мука Господня, боль родовых схваток.
  -Кажется, Карбин переусердствовал... Или вы знали, что так будет?
  -Вместе с тем, друг мой Сони, я узнал, на что способно стеклянное сердце Карбина. Пусть и хрупкое оно, и прозрачное, но... В нем так же много темных уголков, как и в настоящем. - Мастер Симатори коснулся солнечного луча. - Я создал его своими руками, этого забавного зверька со стеклянным сердцем.
  Сони отвернулся от мастера, затем глянул вниз, на Карбина.
  -Стеклянное сердце обуглилось и покрылось трещинами, мастер.
  -Возможно, он не захочет менять его в этот раз. Возможно, он, наконец, поймёт всю ценность трещин на сердце... Ты понимаешь, чему я так радуюсь?
  -Отчасти. Я чувствую так много в этой радости..., так много тайного... И это пугает меня.
  Солнце становилось всё ярче. Сони зажмурился и отошел от окна.
  -Я не симари, а всего лишь составитель Симаторикона... - Он вернулся к картине на стене кабинета.
  Мастер Симатори смотрел вниз, на Карбина, одинокого возле дороги. В огненных переливах золотой ауры мастера появились бардовые оттенки.
  -Я жду, мой мальчик, Карбин, когда же тебе самому надоест быть зверьком, - прошептал Рони Симатори. - Я жду...
  
  
  
  Вечером, часов около одиннадцати, Юма вышел из подъезда своего дома и направился к ближайшему ночному магазинчику за сигаретами. Возле чугунных ворот, прежде чем покинуть дворик, он оглянулся назад, посмотрел на светлые окна своей квартиры и улыбнулся. Тихая ранняя ночь на улице "Белых акаций" в Тригоре была его любимым временем. Он и Кати переехали в новую квартиру три месяца назад.
  Ему всё здесь нравилось. И маленький дворик с жасминовыми кустами, и фонари с круглыми белыми колпаками, и чугунные скамейки с ажурными спинками вдоль мощеных дорожек. На ближайшей к нему скамейке лежала забытая книга, страницы которой лениво листал теплый ветерок. Ему нравился воздух этой окраинной улочки, сладкий и вязкий в это время года, когда расцветала белая акация. Ему нравились ночные тени, ползущие волнами по двору вслед за волновавшейся на ветру листвой. И тихое мерцание белой акции, подсвеченной уличными фонарями, скромное и такое таинственное. Юма вытянул руку вверх и коснулся кончиками пальцев влажной грозди акации. Он с наслаждением вдохнул сладкий воздух и прошептал "Люблю".
  Он вышел за ворота и, нащупав в заднем кармане брюк некий тонкий стальной предмет, (который третьего дня заказал в слесарной мастерской в портовом городке), решительно кивнул и пошел от одного островка света к другому, засунув руки глубоко в карманы брюк. Теплый ветерок обдувал лицо, он принес откуда-то отголоски далекой дискотечной музыки, растеряв по пути половину звуков, оставив только глубокие ритмичные басы и серебристую электронную трель. Юма посмотрел на другую сторону улицы и усмехнулся. Возле жасминовых кустов обнималась парочка. Жасмин... Блестящая листва... Юма посмотрел вверх, на сиреневые тучи и прибавил шаг. Дождь в Тригоре непредсказуем, может хлынуть в любой, и обычно самый неожиданный, момент. Краем глаза он заметил черную тень на противоположной стороне, но не стал присматриваться внимательнее. Перед ним, как раз, появился магазин, яркий, как ёлочная игрушка. Поднявшись по трем ступеням, он взялся за ручку, задержался на мгновение и..., всё-таки бросил мимолетный взгляд назад. Он нахмурился и отвернулся.
  
  -Голос из воздуха предупреждал... Что же, Юма, тебе придётся самому закончить эту историю, - прошептал он.
  
  Звякнул колокольчик на двери, он вошел в магазин.
  Лысина господина Томаса, как всегда, блестела за прилавком, чуть склоненная на бок, в ней, как в зеркале, отражались блики ламп и мерцание маленького телевизора на стойке. Юма постучал по прилавку и, не дождавшись ответа, перегнулся через него. Гер Томас спал, сложив руки на животе. Юма улыбнулся и снова постучал по прилавку.
  -Майн гот... Кто там?
  -Покупатель.
  -А, это вы, гер Романа, - зевнул хозяин магазинчика и почесал бок. - За сигаретами пришли?
  -Пачку Ромба, будьте добры, гер Томас.
  -Как же мне не хочется вставать. Такое удобное положение нашел, знаете ли... Может быть, возьмете сами, гер Романа? Вон там, за стойкой.
  Юма вздохнул и, обойдя прилавок, взял сигареты.
  -Деньги я положил рядом.
  -Я верю вам, гер Романа. Как поживает маленькая прелестная фройляйн Кати?
  -Отлично.
  -Вы такая красивая пара, гер Романа. Мы всегда любуемся вами, когда вы проходите мимо магазинчика. Моя супруга, фрау Марта, так и говорит, дескать, смотри Томас, смотри, они как ангелы. - Пробормотал хозяин, засыпая. - Доброй ночи вам.
  
  Юма распечатал пачку на улице и прикурил. Ветер сразу разогнал сизое облачко. Запах сигаретного дыма не смог заглушить сладость акаций, растворенную в горячей ночи. Юма посмотрел поверх цветущих деревьев, на переливающийся городской свет, на мерцающее испарение и выше, на ночное звёздное небо, лиловое с красными вкраплениями отраженного света Тригоры... Он закрыл глаза, наслаждаясь ласковыми прикосновениями ветра к лицу.
  
  ЮМА?
  
  Кто-то жестокий начертил резкую черную линию на светлом полотне его сердца. Юма нахмурился и открыл глаза. Картинка ночной нежности задрожала, расплылась на мгновение, словно его глаза наполнились слезами. Одной рукой он нащупал тонкий холодный предмет в заднем кармане брюк и погладил его пальцем.
  Юма смотрел вперед.
  В пяти шагах от ступеней, на границе ночи и света, стоял Сирокко. Пальцы Юмы взялись за холодный предмет, рука и плечо невероятно напряглись.
  Юма подошел к нему.
  -Всё же, ты...
  Сирокко робко шагнул к нему.
  -Я твой ангел... Всегда буду рядом, как и обещал.
  -Бес ты, а не ангел.
  Сирокко дотронулся до локтя Юмы, (боль от прикосновения).
  -Расслабься, Юма, я не смогу причинить тебе вреда... Ты плачешь, Юма?
  -Просто горячий ветер в глаза... Я не знаю твоего настоящего имени.
  Тонкие пальцы провели по белой коже руки и осторожно, словно чтобы не спугнуть, погладили её.
  -У меня много имен, я же говорил тебе об этом когда-то... Много имен, много жизней... Но первое мое имя Карбин. - Пальцы демона трепетно прикоснулись к щеке Юмы, как к хрупкому стеклу, и вытерли слёзы.
  
  (Плачь, Юма, плачь.)
  
  -Ты слышал? Снова голос из воздуха... - Юма смотрел в черные с красным ободом глаза.
  -Нет, я ничего не слышу... Кроме ветра и твоего дыхания.
  -Что тебе нужно от меня, бес?..
  Палец Карбина, (или все-таки Сирокко?), лег на губы Юмы.
  -Не говори слов, которых не понимаешь, прошу тебя, Юма.
  -Ты играл со мной. Ты лгал мне... Бес.
  -Я тот кукловод, который сам стал игрушкой. Тряпичной игрушкой со стеклянным сердцем... Юма... Юма... Ты не знаешь, но даже стеклянное сердце болит иногда... Так болит...
  Руки Карбина легли на плечи Юмы.
  -Что же тебе нужно от меня?!
  -Мне нужен ты. Только ты... Только ты... Только ты... - он обнял Юму, трепетно прикасаясь к нему, как к бесценному сокровищу. Его голова легла на плечо Юмы и глаза его закрылись от блаженства.
  -Так хорошо...
  
  Печалься, Юма, печалься.
  Прощайся со всем, чем ты так дорожил. Прощай, прощай.
  В душной ночи, среди цветущей акации.
  Умерло твое сердце.
  Печалься, Юма..., и радуйся
  .
  Юма достал из заднего кармана блестящий стальной цилиндр с маленькой кнопкой на боку.
  -Я знал, что увижу тебя сегодня. Честно сказать, голос из воздуха предупредил...
  -Ты ждал меня?
  Палец нажал на маленькую кнопку и..., из стальной ручки, бесшумно, выскочило тонкое жало.
  -Ждал? - он посмотрел через плечо демона на сверкнувшее в свете фонаря остриё шила. Пальцы крепко обхватили холодную сталь. - Ждал ангела, но он оказался бесом.
  Сирокко снова посмотрел ему в глаза. Синие-синие глаза Юмы заворожили его. И в тот момент, когда горячие губы Сирокко коснулись холодных губ Юмы, тонкое жало вонзилось в его грудь. Послышался стеклянный звон. Глаза Сирокко расширились.
  ЮМА?!
  Печалься, Юма..., и радуйся.
  
  
  Точка. Сохранить файл. Закрыть программу.
  
  
  КОНЕЦ
   Сони Ро Сорино, (2004)
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"