Сорино : другие произведения.

Розы Сабарота. часть 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Глава ЧЕТВЕРТАЯ)
  Проект Антиготика
  
  
  Глава 4.
  
  
  "Розы Сабарота"
  
  
  (часть вторая, продолжение)
  
  
  
  ...
  
  
  Паромобили в те времена были почти невыносимым транспортом. Но я не замечала тряски, не замечала дорожной пыли и острых черных глаз Акиры тоже не замечала, которые, то и дело, возникали в зеркальце заднего вида. Я делала вид, что рассматриваю проплывавшие пейзажи дороги на Сабарот. Я смотрела на прекрасные липовые аллеи, но видела только аккуратно постриженный затылок Мессере, с серебристой кромкой седины. Я смотрела на чугунные лавки и мраморные фонтаны, а видела руку Мессерино, которую он положил на приспущенное стекло и еще на синеватую струйку дыма его папиросы. Я рассматривала роскошные паро-экипажи знати и водителей, разодетых в золотые ливреи, но видела только краешек белого воротника рубашки Мессере выступавшего тонкой полоской над черным пиджаком. Рассматривая стеклянный куб пограничной станции, я, всё-таки, видела лишь складку на мягкой ткани его пиджака, что собралась на плече.
  Иногда, чтобы не сгореть от чувств, я отвечала на взгляды Акиры. Его глаза становились веселыми и тёплыми, он начинал напевать какую-то игривую японскую песенку... Но меня хватало всего лишь на две минуты... Всего лишь... Скоро я не могла не смотреть на затылок Мессере и представлять себе, как он поворачивается ко мне, как он...
  Мессере повернулся. Окинул меня взглядом поверх блеснувших на солнце очков и нахмурил бровь.
  -Инга?
  Мой взгляд метнулся вниз, на пол, как испуганная кошка. Стыд сдавил сердце горячей петлей.
  Как я могла! Как я могла даже просто подумать... Как... Он всё понял! О, боже, всё! Всё! Все мои тайные мысли прочел за секунду по глазам! Как стыдно! Как стыдно!
  -Акира, останови машину.
  Щелчок, легкий толчок, покачивание, вкус дорожной пыли на зубах. Затем клацнула передняя дверь. Вслед за тем легкое поскрипывание каблуков по гравию. Щелчок двери с моей стороны...
  -Инга, пересядь на переднее сидение, детка.
  -Да, Мессере, - я покорно, опустив голову, выскочила со своего места и села на переднее. Акира недоуменно наблюдал за Мессере. А тот удобно расположился на сиденье, подоткнул себе под бок подушку, расстегнул пиджак и, прикурив новую папиросу, махнул рукой.
  -Трогай. Этак мы будем целый день до города добираться.
  -Мессерино я, конечно, могу прибавить газу... - его обиженные глаза мелькнули в зеркале.
  -А ты прибавь.
  -Ох, Мессерино, значит, не останавливайте меня и не говорите потом, что растрясли все свои внутренности, как в прошлый раз.
  -Я так говорил?
  -Ха!
  Паромобиль рванул с места, его парогенератор натужно запыхтел и засопел, я вцепилась в ручку двери.
  Пейзажи мелькали мимо меня серыми тенями. Ведь в них теперь не было его... Его...
  
  
  *
  
  
  Инга усмехнулась и принялась вкручивать новую сигарету в свой мундштук.
  -Ребенок, которому на тот момент, стукнуло сотню лет... Ничтожный возраст по ангельским меркам... Но всё же... - она зажгла спичку, задержав ее возле сигареты и не прикуривая её. Трепетное пламя на кончике спички танцевало предсмертный танец. Трепетная оранжево-горящая точка. - Девочка, которой исполнилось сто лет... О чем могла мечтать такая девочка? Как думаешь, Мари?
  Мари смущенно опустила голову.
  -А я тебе скажу, - затяжка, струйка дыма, спичка в окно. - Я впервые не пожалела, что так и не повзрослела. Впервые за сто лет. Я не понимала тогда, (впрочем, и сейчас не понимаю абсолютно), чем взрослый отличается от ребенка? Возрастом? Ростом и весом? Опытом?.. Опытом... - глаза Инги были похожи в этот момент на две сверкавшие точки росы. - Опыта мне было не занимать, на тот момент. Опыта самого разного и даже такого, что и сейчас я иногда вскакиваю по ночам с криком, в холодном поту. Мессере всё изменил. Он вернул мне четкое ощущение детства. Он вернул мне самоощущение в детстве. Я снова смогла ориентироваться в собственном возрасте и... И представь себе, на самом деле, мне оказалось всего-то двенадцать лет. Это всё Мессере.
  -Вы были влюблены в него? - тихо спросила Мари, так и не подняв головы.
  -Влюблена ли была? - Инга смотрела в окно на стеклянный куб пограничной станции, промелькнувший мимо. - У меня не было ни единственного шанса. Я не могла не влюбиться и не могла рассчитывать... Ни на что я не могла рассчитывать. Мессере был настоящим учителем. Я поняла это позже...
  -Поняли что?
  -Много позже, я сравнивала всех своих мужчин с ним. Наверное, я искала, искала, искала Мессерино среди них. И знаешь, так и не нашла даже отдаленно напоминавшего его. Но не это главное... - новый завиток дыма выскользнул в окно. Инга наблюдала за тем, как он вытягивался в тонкую черту. - Главное то, что Мессере дал моему женскому сердцу уверенность в том, что мужчина, (настоящий мужчина), всё-таки существует на этой грешной земле. И для того ему не обязательно быть воином или знатным лордом... Достаточно так говорить, (как он), так красиво держать папиросу, (как он), так поступать и жить, (как он, как он!), что каждый прожитый день казался последним и самым красивым в жизни. Жить так, что завтра не жалко и умереть, ведь всё красивое уже случилось. Хотя жить хочется всё острее. Он вернул мне веру в сказку. Он вернул мне веру в то, что сказки случаются в жизни, так же просто, как чашка чая на завтрак.
  Инга улыбнулась и Мари заметила, что на ее глазах блеснули слёзы. Что за странная женщина, эта Инга Ройс?! И улыбается, и плачет одновременно...
  -Пока мы подъезжали к Сабароту... Я посмотрела в зеркало на заднее сидение... Знаешь, не удержалась и, переборов свою робость, всё-таки, посмотрела. Он спал... Представляешь? Сложил руки на груди и спал. Его голова качалась, когда машина подпрыгивала на ухабах, челка совсем растрепалась... Я прошипела Акире что-то грубое, (наверное, слишком грубое), дескать, сбавь обороты, черт тебя дери. Он искоса глянул на меня, но дальше машина двигалась гораздо мягче. А учитель просто спал. Спал, как ребенок. Сладко... Мессере. Мессерино.
  
  
  *
  
  
  Я отвлеклась...
  Итак, мы прибыли в Сабарот через час, как и обещал Мессере этому Клаусу с отвратительным писклявым голоском. Цветочный магазинчик на улице Старых Клёнов занимал весь первый этаж старинного многоквартирного особняка для дворянства средней руки, времён короля Эдварда Строителя. То был довольно милый особнячок с барельефами, колонами и строгой лепниной вокруг окон. Окна первого этажа были переделаны под магазинные квадратные витрины, в стеклянной чистоте которых, на специальных полочках, были расставлены горшочки с экзотическими цветами. На небольшой площади, вымощенной гранитными плитами, перед домом была разбита аккуратная клумба с розами, огороженная бронзовой оградой, стилизованной под виноградную лозу. Красивое было местечко... Жаль, что Клаус не смог уберечь его впоследствии.
  Акира притормозил возле поворота и свернул влево, туда, где на теплом ветру покачивалась начавшая выцветать вывеска "Цветы от Клауса", висевшая цепочках прикованных к чугунному столбу. Я последний раз глянула на тенистую улицу, по которой мы только что ехали, и по которой мне так хотелось проехаться еще дальше, до самого конца, а потом обратно... Солнце чертило на асфальте золотистые полосы, которые смешивались с серыми тенями от деревьев, росших по краям. А за нежно зелеными кронами лип сверкали на свету большие чистые окна и мраморные барельефы, и начищенные до блеска бронзовые ручки на подъездных дверях. По дорожкам прогуливались кавалеры в красивых костюмах и дамы в шикарных шляпах, между ними бегала и прыгала нарядная ребятня... С тех пор Сабарот так и остался в моем представлении городом спокойствия и красоты. Городом, в котором золотые полосы света и прозрачные серые тени сплетались на асфальте в удивительные узоры, а окна квартир были так чисты, что казалось, в них совсем нет стёкол. Он так и остался городом уличных кафе с юными официантами в белых фартуках до колен. Городом, наполненным запахом цветущей липы: духмяной, медовой, скребущей в горле от излишней сладости. Городом, по улицам которого катил шустрый паромобиль, в котором задумчивый Мессере, сложив руки на груди, наблюдал проплывающие виды поверх своих сиреневых очков в золотой оправе. Я полюбила Сабарот в тот день. Да.
  -Всё, приехали, - лёгкий толчок, скрип ручника. Акира посмотрел сначала на меня, затем оглянулся назад. - Можно и мне с вами?
  Мессере смотрел куда-то в сторону и хмурился. Казалось то, что он там увидел, так его расстроило, что он не услышал слов Акиры. Впрочем, пауза длилась не долго... Он всё-таки кивнул и вышел из машины. Сделав пару стремительных шагов к магазину, он приостановился, осмотрел клумбу с розами и, не сказав нам больше ни слова, направился к стеклянным дверям цветочного магазинчика. Мы поспешили за ним...
  "Что это с ним?" - безмолвно спросили мои глаза Акиру.
  И глаза Акиры ответили, показав в сторону, в тень от большой разлапистой липы, что росла на краю двора. Там, возле побеленного бордюра, стоял черный электроцикл. Этакую штуковину я видела во дворе Рохарима однажды... Точно такую... Я с удивлением глянула на Акиру. Чьё это? Этот аппарат испортил настроение Мессерино?
  Акира опустил глаза.
  Да, да, я точно видела этот агрегат в Рохариме. Я даже вспомнила, кто сидел на высоком кожаном сидении и протирал дорожные очки чистым белым платком... Кажется, то был Дакота?
  Мессере стоял в дверях и смотрел на нас.
  -Не шумите. Клаус не любит шума в своем магазине, - его взгляд невольно скользнул мимо нас, к черно-лакированному стремительному монстру на двух колесах. Мессере запнулся на полуслове. И закончил грустным голосом. - Я управлюсь быстро. Постараюсь, по крайней мере...
  Внутри цветочный магазинчик оказался совсем не маленьким, каким казался с улицы. Мы попали в удивительно ёмкое светлое пространство, которое прорезали рассеянные солнечные лучи из больших окон. Изнутри магазинчик был более похож на оранжерею, всё его светлое пространство было наполнено сладкими ароматами экзотических цветов и щебетаньем канареек весело прыгавших в красивых клетках, развешанных над окнами, возле цветов и над прилавком.
  Пока толстый рыжий Клаус пытался выбраться из-за прилавка, что-то бормоча восхищенным голосом, Мессере быстро пересек помещение, и став напротив толстяка, склонился к нему и что-то тихо сказал. Клаус удивленно замолчал.
  -Но, Мессере, - невнятно пробормотал он.
  -Письмо, - печальный голос Сима Роххи. Я никогда, (ни до, ни после), не слышала этого тона в его голосе.
  -Я не мог не впустить его, поймите меня...
  Молчание, длившееся ровно пять секунд. Я думаю, что Мессере посмотрел на Клауса тем взглядом, от которого потрескалось бы стекло и железо проржавело бы насквозь. Мессере умел посмотреть так, что необходимость в словах, (во всех словах абсолютно), пропадала, как таковая.
  -Письмо.
  -Мессере, пожалуйста, прошу вас... - умоляющий шепот Клауса.
  О ком они говорили?
  Я оглянулась назад...
  Мой взгляд скользнул по изумрудному сиянию, выбивавшемуся из зарослей декоративного бамбука, дальше и быстрее, по-над золотистыми точками света, мерцавшими на резных листьях каргородского шиповника, мимо клеток со щебечущими птахами, мимо маленьких столиков с садовыми ножницами, с блестящими мельхиоровыми ведёрками, с аккуратными горками торфа, порезанными и разложенными на белой бумаге, как слоеный пирог в кондитерской...
  Кто же, кто так расстроил Мессерино? Где ты? Покажись!
  Голос Клауса откуда-то сзади, из-за спины, из света, разбавлено-мерцавшего в застоявшемся воздухе, словно мёд с молоком. Голос расстроенный. Голос обескураженный.
  -Неужели даже не взгляните на стебелёк, Мессере?.. Ваши глаза, Мессере... Я так ждал вас... А вы...
  -А я?
  В дальнем конце зала...
  -Ради вас...
  -Ради меня?
  В дальнем конце зала, возле стеклянных кубов с редкими растениями, стояли два юноши. Я узнала обоих. Я восхищалась ими, но встретить их здесь, вдвоем совершенно не ожидала.
  На том юноше, что стоял ближе к окну, были надеты тонкие черные брюки, на ногах мягкие черные сапожки. Из-под черной кожаной куртки выглядывал край белой рубашки. В руках он держал электроциклетный кожаный шлем, которым хлопал нервно по ноге. Его волнистые светлые волосы были собраны на затылке в короткую косицу.
  Он был чем-то расстроен. Он говорил быстро, захлёбываясь словами, проглатывая смысл слов, забывая их смысл...
  
  
  -Вот, лишь гляньте. Что за кожа! Видите, Мессере?
  -Кожа, как кожа.
  -Сиреневые пигментные пятнышки видите? Роза ли это, Мессере?
  
  
  Второй юноша, точно, как когда-то, стоял в сияющем солнечном луче, в котором частицы света бурлили и мерцали, как тополиные пушинки. Белая рубашка, черные брюки, остроносые туфли. Одна рука в кармане брюк. В другой руке стопка книг.
  Он внимательно слушал первого юношу, чуть опустив голову. Я не видела его глаз. Зато я видела роскошную копну иссиня-черных волос, по краешкам которых солнце начертило тончайшую золотую линию, словно нить, колыхавшуюся на сквозняке.
  И еще я видела уголок его улыбки. То была не улыбка в прямом своем значении. Нет. То была застывшая улыбка-раздумье. Он размышлял над словами Дакоты.
  То был Ишир.
  
  
  -Таких пятнышек нет больше ни на одной розе... Мессере?
  -Розовые шипы... Как странно...
  -Да! Да! Очень странно!
  -Бархатистые на ощупь шипы... И тёплые.
  -Словно кожа. Словно рана на коже, которая недавно зажила. Ведь так, Мессере?
  -Ткань на срезе, словно запекшаяся кровь... Что ты там говорил о хорошем кофе?
  -О, Мессере! Да!
  -Тише ты, жиртрест... Не смей беспокоить моего... Давай сюда свой кофе, давай.
  
  
  Я не смогла не оглянуться на Мессере.
  Толстая ладонь Клауса подвинула к нему шкатулку с папиросами. Тонкие пальцы Сима Роххи изящным движением откинули крышку. Щелчок. Цоки-цок. Запах хорошего табака, как и запах хорошего кофе, не может быть неприятным. Он приносит удовольствие. Только удовольствие.
  Картинка. В квадратной рамке - открытая шкатулка и аккуратные ряды папирос.
  Четверть движения указательного и среднего пальцев.
  Тонкая папироса, словно, сама собой прыгнула в руку.
  Мягкое движение.
  Оборот.
  Папироса оказалась между пальцев. Мессере легонько тряхнул рукой, и на кончике папиросы замерцала оранжевая точка. Синеватая линия табачного дыма изогнулась в каллиграфический изыск.
  Бледные губы.
  Белые-белые зубы.
  Затяжка.
  -О, Мессере!.. - восхищенно протянул Клаус и вздохнул. - Сейчас распоряжусь о кофе.
  Я заметила тень справа... Акира... Он тоже с удивленным восхищением наблюдал за изысканными и уверенными движениями Мессере. Глянув на меня, он только руками развел. Что тут скажешь?
  Он был удивителен и непревзойден в каждой детали и в каждой мелочи. Мелочей нет, так всегда говорил Мессере. Есть маленькие детали реальности, в которой мы живем, и будет просто замечательно, если каждую деталь мы научимся превращать в произведение искусства. Даже если это просто утренняя чашка кофе на солнечной кухне или мимолетный разговор со знакомым на улице. Делайте свою жизнь такой красивой, чтобы не возникло даже намека на мысль о том, что жизнь это существование... Всего лишь существование...
  Жизнь прекрасна, только если мы делаем её такой.
  
  
  Я совсем осмелела и сделала несколько шагов в сторону двух юношей.
  Три робких шага.
  Два.
  Шажок.
  Шажочек.
  Я спряталась за декоративным кустом, сплошь усыпанным маленькими белыми цветами.
  Дыхание.
  Флейта, а не дыхание.
  Три "недовдоха" от обычного дыхания.
  Тон... Полтона... Четверть тона ниже.
  Ниже.
  Тише. Тише.
  Это голос Дакоты заставил мое сердце затрепетать, а горло сжаться.
  Еще четверть. И еще.
  Я умру... Умру...
  Еще на четверть...
  Ох... Сейчас остановится сердце и дыхание, как задутая свеча, просто исчезнет.
  Нет дыхания.
  Остались только золотые искры в моей ангельской крови с запахом терновника. В моей крови.
  Ангельская кровь, как хмельное вино.
  Золото и страсть.
  Потаённые мечты.
  Потаённые... Да...
  Потаённые мечты ангела - золото, растворенное в густом бардовом вине.
  Красное, красное, красное... Золотое, золотое, золотое...
  Трещат искры... Треск... Трещат искры: фыскр, фыскр, фыскр!..
  Задыхаюсь, господи!
  Умираю, боже!
  Глаза ослепли от золота.
  Горло перехватило...
  Смерть так сладка!
  Дыхание... Флейта, а не дыхание. Сердце и дыхание - это песнь любви. Мое восхищение им.
  Мечты мои потаённые.
  Любовь моя с запахом терновника.
  Хмельная моя любовь...
  Я всё еще жива?
  Неужели жива?
  
  
  -Я надеялся на твою помощь, Ишир.
  -Глупо было с твоей стороны. Неужели не понимаешь?
  -Понимаю... Но, хотя бы, совет!
  Край глаза из солнечной полосы. Ишир смотрел на меня. Но говорил для Дакоты.
  -Преобразуй жидкое золото в воду из лужи. Сможешь?
  -Что? Ты о чем, Ишир? Я просил совета!
  -Это и был совет.
  -Я не понимаю...- Дакота потер висок, словно у него разболелась голова.
  Света было так много. Я смотрела на него и любовалась каждой линией его лица. И наслаждалась.
  Бледная матовая кожа. Разбавленный румянец на щеках.
  Боже... Мне была безразлична его боль. Мне был важен сам факт того, что он рядом.
  Эгоизм девочки двенадцати лет?
  Или то был эгоизм столетней старухи?
  Что он там говорит?
  Какая разница?!
  Важно то, как совершенны его губы. Как удивительно красиво блестят его глаза. Какой тонкой и прозрачной кажется его кожа. Вот, что было важно для меня в тот момент.
  Но как же Мессере?
  Ах, Мессере...
  И Мессере.
  Первый конечно. Недостижимый. Мессере живущий где-то на небесах.
  А Дакота. Вот же он. Три шага и я смогла бы прикоснуться к нему.
  Мессере или Дакота?
  Я оглянулась.
  Ну, конечно же... Мессере пил кофе из маленькой белой чашки. Папироса дымилась в хрустальной пепельнице. Рядом с ней серебряный поднос, на котором стояло блюдо с пирожными и высокий стакан с лимонной водой. Мессере смотрел на меня.
  Янтарные зрачки его глаз...
  Я была вынуждена опустить свои глаза.
  Янтарные глаза Мессере всё понимали и говорили мне: "Инга, детка, твое взросление близко, близко, близко... Я уже вижу женщину, а не дитя. Осталось и тебе увидеть ту же картину"
  Впервые за сто лет я поняла, что всё-таки повзрослею, и мастеру Симатори не придётся убивать меня. Кажется, в тот миг мне прибавилось два или три года.
  Грустное и радостное открытие. Таких противоречивых чувств я не испытывала больше никогда в жизни. Впервые я поняла, что свет и тень могут смешиваться, как краски.
  Золотистый луч и...
  И серая тень.
  Молоко и мёд.
  Вода и малиновое варенье.
  Чистый октябрьский воздух и тонкая горчинка дыма.
  
  
  Ишир украдкой смотрел то на меня, то на Дакоту. Иногда он бросал короткие взгляды в сторону Мессере. Всего этого, что происходило здесь, в цветочном магазинчике, не замечал только Дакота. Он смотрел на красный цветок, запечатанный в стеклянном колпаке, на цветок похожий на рваные лоскуты алого-алого шелка. Разорванные лепестки, наверное, что-то ему напомнили. Он прошептал Иширу:
  -Выхода нет?
  Короткий взгляд черноволосого юноши.
  -Есть. Только не мне его искать. Пойми.
  Дакота улыбнулся сквозь слёзы.
  -Понимаю... Я боюсь... Боюсь, что вмешается Мессере. И тогда случится что-то непоправимое. Что-то очень страшное.
  Взгляд черных глаза скользнул на другой конец помещения. Туда, где Мессере рассматривал необычный стебелек необычной розы, положив его на ладонь и подняв её к солнечному лучу.
  -Она оживает, - шепот Клауса.
  Неужели Дакота не замечал присутствия Мессере?!
  Почему он не видел его?!
  Почему он, лучший и любимый ученик, не замечал своего учителя, стоявшего в десяти метрах от него?!
  Того захотел сам Мессере?
  То была магия Сима Роххи?
  Ишир смотрел на Мессере напряженным взглядом. Кажется, он тоже не понимал его.
  -На самом деле выход есть. Только... - прошептал Дакота. - Только всё сразу же рухнет. Скажи Ишир, ради своего сердца я имею право навредить сердцу Мессере?
  -Дакота...
  -Ради сокровищ, которые открылись в моем сердце, я имею право навредить сердцу, любящему меня?
  -Дакота... Это твой выбор. Не мой.
  -Но как бы ты поступил?! Как бы ты поступил со своим отцом в этой ситуации?!
  -Неужели ты видишь иные варианты, Дакота?
  Тот резко посмотрел на Ишира.
  -Что?
  -Предательство - яма. Черная яма. Сможешь ли ты выбраться из неё после?
  -После?! Ты о чем?!
  -Любовь, требующая предательства... - Ишир покачал головой и опустил глаза. - Я не верю в такую любовь. "После" обязательно наступит и тебе придется как-то уживаться с этим "после".
  
  
  
  Однажды в октябре
  Рисунок эпитомии, который я увидела на столе Дакоты.
  (Инга задумчиво рассматривала дымок от сигареты, закручивавшийся в тонкую прозрачную спираль)
  Он наблюдал за Мессере, видимо. Наблюдал тайно. В ту мягкую сабаротскую осень.
  Я так и представляла себе эту картину. Дакота, неожиданно заметивший учителя в городском парке, отступил на шаг, скрывшись за влажным стволом древней липы... Он наблюдал за Мессере не долго... Да, думаю, что ему хватило и получаса, чтобы увидеть картину такой... Какой он изобразил её позже в Рохариме.
  Перед тем, как показать тебе его картинку, Мари, я нарисую свою, предшествующую ей. Всего-то пара необходимых штрихов. Магия эпитомии, надеюсь, поможет мне.
  Открылась дверь.
  Щелкнул серебряный замок.
  Тёплый сквознячок вздернул шторы на окнах.
  Девочка двенадцати лет зашла в рисовальную комнату, что находилась на втором этаже. В ту комнату, чтобыла как раз напротив кабинета Мессере... Дверь в дверь... Она оглянулась назад, посмотрела на массивную коричневую кабинетную дверь с ручкой в виде львиной головы...
  Серая тень на глазах... Серая поволока...
  Неет...
  Дверь в рисовальную комнату захлопнулась с тихим щелчком.
  Девочка стояла посреди рисовальной комнаты. Острые косички, кружевные оборки, белые туфельки.
  Она посмотрела на свой стол, на деревянный пенал с остро заточенными карандашами... Нахмурила бровь.
  Затем ее взгляд скользнул по столам остальных рори, расставленных полукругом... Стол Акиры, стол Вема, чистенький столик Рины... Все пустые, за исключением карандашей и папок с чертежной бумагой.
  Лишь только на одном столе лежал тетрадный листок, придавленный простым карандашом с серебряным колпачком. На том из них, что стоял возле большого светлого окна.
  То был стол Дакоты.
  Девочка подошла к нему. Протянула руку к рисунку, лежавшему лицевой частью вниз... Застыла на пару мгновений... Глянула в окно...
  Дакота, как всегда, разбирал свой электроцикл. Белая рубашка, черные мазки и масляные пятна на ней... Занят. Ничего не заметит.
  Рука девочки смело взяла рисунок и повернула к себе.
  Ах... Это же Мессере!
  Рисунок назывался...
  
  
  Однажды в октябре.
  
  
  Октябрь.
  Оранжевые листья кленов падали на блестящий черный асфальт. На мокрый асфальт.
  Аллея.
  Скамейка.
  Высокий худой мужчина в черном пиджаке расслаблено сидел на скамейке. Одна его рука лежала на колене. Другая рука на спинке скамьи. Локоть. В бледных пальцах тонкая папироса. И едва заметная черточка дыма, которая вытянулась в воздухе.
  Черта.
  Прозрачный октябрьский свет. Падающие листья. Точки белого света, как белого золота, на оправе очков. Прозрачные чистые стёкла очков. Сквозь сиреневую их прозрачность - глаза.
  Он просто наслаждался тишиной, светом и чистотой октябрьского воздуха.
  И вдруг...
  Цок, цок, цок.
  Глаза.
  Глаза поверх сиреневых круглых стёкол.
  Цок, цок, цок.
  По асфальтовой дорожке шла молодая женщина в лёгком светлом плаще.
  Ни сумочки, ни зонта в её руках.
  Задумчивые глаза вниз.
  Руки в карманах плаща.
  Она куда-то спешила?
  Тонкий каблук и звонкая музыка женских шагов, отражавшаяся от стеклянной прозрачности октябрьского воздуха. Отскакивавшая от неё.
  Цок, цок, цок.
  Глаза мужчины наблюдали за женщиной. Он впитывал ее движение и ее музыку.
  Глаза над сиреневыми круглыми стёклами стали тёплыми.
  И чуть-чуть ироничными.
  Мимо...
  На полторы секунды ее шаг замедлился, словно запнулся об сгустившийся воздух.
  Она прошла дальше по асфальтовой дорожке октябрьской аллеи. Белая фигура в плаще. Черные туфли на остром высоком каблуке. Каштановые волосы над широким воротником плаща. Точный рисунок красной помады на губах...
  Пол оборота...
  Половина взгляда...
  Две четверти интереса...
  Цок, цок, цок.
  Он опустил голову.
  Край улыбки.
  Точки света, словно блики белого золота, на оправе очков.
  Серебристый отблеск на волосах.
  Рука.
  Папироса.
  Черточка дыма.
  И всё тот же прозрачный октябрьский свет. И оранжевые листья клёнов на блестящем мокром асфальте. И откуда-то, (тише, тише, тише), музыка удалявшихся женских шагов.
  
  
  ***-***
  
  
  Ах, Мессере, он был вашим лучшим учеником. Никто из рори не понимал эпитомию так, как понимал её Дакота. Никто не умел так точно, (точно-точно, бинго!), используя минимум слов нарисовать динамическую картинку... Никто, кроме Дакоты.
  
  
  ***
  
  -И Мессере, и Дакота... Кто же по-настоящему?
  Взгляд Инги кольнул Мари, как иголка.
  -Ты на что намекаешь?!
  Мари опустила голову.
  -Извините... Просто, они оба были так прекрасны...
  -Мессере не было в моем списке. Как не может быть в женском списке ни отца, ни учителя.
  -В женском списке?
  -Глупая девчонка... Не раздражай меня. Ничего не буду рассказывать!
  -Госпожа Инга, нет! Прошу вас! Мне очень нужно услышать эту историю! Очень!
  Инга откинулась на бархатную подушку и принялась выковыривать новую сигарету из портсигара.
  -Налей мне лучше кофе из термоса.
  Мари послушно достала термос из дорожной сумки и пока Инга раскуривала помятую сигарету, кое-как вкрученную в мундштук, отвинтила колпачок и налила в специальную чашечку горячего кофе. Инга улыбнулась. Запах кофе поднял настроение.
  Глоток.
  Затяжка.
  Ах, какая прелесть!
  -Госпожа Инга... - тихий-тихий шепот Мари. - Можно последний вопрос? Самый последний...
  Глоток. Взгляд.
  -Ну, если он не будет так глуп, как предыдущий...
  -Почему вы вспомнили про осенний рисунок эпитомии именно в этот момент? Ведь он не относится к тому разговору, чтобыл между Иширом и Дакотой?
  -И всё-таки глупенькая ты Мари... Всё еще глупенькая девчонка, - подобревший голос Инги. - И рисунок, и разговор, всё это части одной картины.
  
  
  ***
  
  
  -После наступает всегда. Особенно горькое "после" наступает для предателей. Дакота, я вижу твое сердце... Твое золотое сердце... Золотой комочек, завернутый в красный атлас... Зачем же срывать эту благородную ткань и заворачивать золото в грязную мешковину?
  -Ишир... Ишир... - в глазах Дакоты стояли слёзы. - Прости, что заставил тебя выслушать всё это. И спасибо... Спасибо, что не отказался встретиться!
  Он резко развернулся и направился к выходной двери. Мое сердце сжалось, когда он проходил мимо Мессере... Сейчас увидит, сейчас!..
  Но Дакота не заметил Мессере. Через мгновение тренькнул колокольчик на двери, а еще через минуту из двора послышался характерный стрёкот электроцикла. Серая тень мелькнула по стеклу. Звук двигателя удалялся, удалялся, удалялся...
  Ишир смотрел на Мессере.
  Мессере смотрел на Ишира.
  Мне показалось, что они разговаривают глазами. Одними только глазами.
  Он всё-таки подошел к Мессерино.
  -Редкое растение? - Ишир показал на срез стебля, всё еще лежавший на ладони Мессере.
  -Клаус утверждает, что это отросток черной розы.
  -Не я, не я! Джафар Ай Марамет так утверждает!
  -Можно? - Ишир протянул руку и Мессере положил на его ладонь маленький стебелек с косым срезом.
  Юноша осторожно взял отросток двумя пальцами и повернулся к свету.
  -Черных роз не существует в природе... Их не было в замысле...
  -В чьём замысле не было? - Мессере напряженно смотрел на Ишира. Я удивилась и испугалась его взгляда. Такой простой вопрос и такой горячий болезненный взгляд... О чем они говорили тогда?
  -Ни в чьём, - просто ответил Ишир, продолжая рассматривать стебелек розы с сиреневыми пигментными пятнышками на светло-зеленой коже.
  -Джафар бок обок работал с Рони во второй отцовской лаборатории - в Яара...
  -И что с того? - Ишир глянул на Мессере ироничными глазами.
  -Они работали над замыслом... Впрочем... Я своими глазами видел то, что от неё осталось... - Мессере сник и отвернулся. Затем закончил почти шепотом. - Значит, ничего?.. Ничего.
  -Ты всегда был умным ребенком, Сим. Я всё-таки точное имя дал вашей группе - Аёрита, верно? Теперь ты и сам это понимаешь?
  -Понимаю... Мы были последней твоей группой Ишир? Больше ты не набирал себе учеников?
  -Больше не вижу в том необходимости.
  -Ты превратил моё детство в неистовую сказку... Как же я ненавидел и обожал тебя, Учитель... (Хотя бы раз позволь назвать тебя Учителем...) И как же мне не хватает золотого детства в третьей лаборатории Раяране, которое ты подарил нам, своим аёритам...
  -Ребёнок, - Ишир легонько хлопнул Мессере по плечу. - Мой упрямый ребёнок.
  Я начала задыхаться. Воздух между этими двумя сделался словно наэлектризованным. Молнии... Синие и белые молнии ползали по полу и по стеклянному прилавку, как огненные змеи. В глазах начало двоиться... Кого этот мальчишка назвал ребёнком?!
  Всё серое вокруг... Всё серое и плоское, словно карандашный рисунок на тонком листке.
  Даже застывшее лицо толстяка Клауса сделалось серым и словно нарисованным...
  Фиолетовые застывшие глаза...
  Зеленые и оранжевые тени...
  Мессере поднял конверт с письмом и... Разорвал его на две части. Тот час половинки вспыхнули зеленым пламенем и, упав на пол, взорвались снопами желтых раскаленных искр. Через мгновение едкий синий дым поднимался к потолку от горстки серого пепла - всё, что осталось от так и не прочтенного письма.
  -Ты не дал ему даже шанса переубедить себя... Что случилось, Сим?
  Тонкие пальцы Мессере забрали с ладони Ишира стебелёк и сжали его в кулак.
  -Ты учил нас исследовать... Я исследую его... Я найду ошибку, которую допустил Рони. Обещаю.
  -Ты никогда не был силен в этой области, Сим. Твой основной инструмент - интуиция. И к тому же... Все наши ошибки берут своё начало в детстве. Тебе ли не знать этого, мой юный ангел с восхитительными серебристыми крыльями?
  Я вдруг поняла значение имени Мессере. На ангельском языке райи-ра слова "сим роххи" означали - серебряное крыло!
  Но через секунду я снова забыла... Всё забыла.
  -Ты не веришь в меня? - лицо Мессере... Я с ненавистью посмотрела на Ишира. Кто ты такой? Почему твои слова расстраивают Мессере?! - Ты не разрешал мне называть тебя Учителем... Не веришь... Не веришь.
  -Твоя чудесная голова всегда думала не так, как все... В ней всегда роилось слишком много ненужных мыслей. И даже сейчас... - Ишир грустно усмехнулся. - Ты тюремщик, который учит приговоренных ангелов, как избежать смерти.
  -Тюремщик... - Мессере опустил голову. А я была готова броситься на Ишира. Пальцы сжались в кулаки сами собой. - Всего лишь тюремщик...
  -Увы... Ты - тюремщик для ангелов. Такой с тебя и спрос.
  В этот же миг вернулся обычный свет.
  -Поэтому я с Рони, а не с тобой.
  -Знаю, сон-и-ро, знаю. Он сделает так, что совсем скоро ты не просто забудешь свое неистовое сказочное детство, но даже мое имя исчезнет из твоей памяти, как утренний туман. И знаешь... Мне уже грустно от этого. Мне уже не хватает маленького ангела с восхитительными серебристыми крыльями. Не хватает моего расцарапанного роххири с глазами цвета чистого янтаря. Я помню тебя совсем маленьким... А ты помнишь нашу первую встречу, сими роххири?
  -Рои-рои?! - тихо пискнул Мессере детским голоском, от которого у меня мурашки поползли по коже. Мне показалось, что Мессере сошел с ума... - Рои? Роххири рарра!
  
  
  ***-***
  
  
  
  Абсолютный фантазёр.
  
  
  
  На ангельскую станцию, что свободно плыла в небе...
  "Э-хей!"
  На ангельскую станцию...
  "О-о-а-ах!"
  На круглую железную площадку с поручнями по краям и с простыми скамейками для ожидания, расположенными малым кругом по центру, которую называли ангельской станцией номер два...
  "Круто! Хой-хой!"
  На ангельскую станцию ожидания номер два, (что плыла себе в небе, тихо поскрипывая ржавыми поручнями), прямо из слепящей небесной синевы выпрыгнул мальчишка лет пятнадцати с раскрасневшимся лицом и растрепанными черными волосами. Он бегом пересек круглую площадку и, одним махом заскочив на опасно заскрипевший поручень, подался вперед, словно приготовившись для прыжка в небесную пропасть.
  -Эй, Рони, так не честно! Ты мухлюешь! Опять прячешься в облаках?!
  Из прозрачной бездны, сквозь свист ветра, ему что-то ответил другой мальчишеский голос. Черноволосый мальчишка не стал прыгать, (качнулся, устоял на поручне...), и, уперев руки в бока, покачал головой.
  -Вот сам с ним и разбирайся! - крикнул он в небо.
  Снова второй голос что-то прокричал ему и мальчишка, разочарованно махнув рукой, спрыгнул на площадку.
  -Вот всегда так, только начнешь игру, как сразу кто-нибудь из взрослых появляется поблизости и всё обязательно испортит... Ладно, я подожду здесь... - затем крикнул громче. - И мне возьми печенье у Найры! Давай пошустрее!
  Он прислонил ладонь к глазам козырьком, загораживаясь от золотого, начинавшего багроветь в этот час, солнечного света. Оранжевый отблеск на его лице сделался серым с тонкой золотой нитью по самому краю тени. Мальчишка всматривался в синюю бездну, в грандиозной прозрачности которой, вдали, высились гигантские белесо-прозрачные полосы облаков. Солнце Арая, (раннего вечернего часа солнце), сияло, как раскаленный золотой пятак в середине бушующей небесной синевы. Ветер трепал его густые черные волосы и простенькую футболку, свободно болтавшуюся на худых плечах. Мальчишка вздохнул, убрал руку от лица и вскользь окинул взглядом круглую площадку ангельской станции. Черные квадраты толстой резины, которой был выложен пол, (маленькие лужицы на стыках, засыхавший цветок яблони, соляная белесость по краям резиновых квадратов). Скамейки, когда-то покрашенные в синий цвет. Покосившиеся поручни и поскрипывавшая цепь с крючком, перекрывавшая главный вход. Цепь... Хе-хе! Мальчишка усмехнулся. Сразу за цепью - две ступени и бездна. Шутка ангелов Арая, надо полагать?
  Что за запах здесь?.. Мальчик принюхался и скривился. Странный такой запах... В Арая нигде не пахнет этим... Этим... Этим чем-то.
  Он не заметил ребенка, который сидел на одной из скамеек, забравшись на неё с ногами, скукожившись и обхватив колени руками. Светящиеся янтарные глаза ребёнка внимательно и настороженно наблюдали за мальчишкой поверх голых коленок, ободранных, словно об асфальт. Его волосы, цвета благородной платины, сбились в колтун, и на правом виске имела место глубокая рваная царапина со сгустками золотой запекшейся крови. Острые коленки и руки ребенка тоже были расцарапаны. Его белые шорты были порваны и грязны, карманы были вырваны, (словно, его кто-то обыскивал..., недобрый кто-то). Рубашка с коротким рукавом, с надорванным воротником и с парой оставшихся пуговиц висевших на серых нитках.
  Янтарные зрачки с черными точками в центре.
  Серебряное кольцо смертьзацепа в мочке левого уха.
  Запах... Странный запах... Словно от увядшей, (завяленной?), на солнце виноградной кисти... Пьяный, коричневый, отвратительный запах. Пот, грязь, черный сахар и хмель.
  Мальчишка почему-то не замечал испуганного ребенка, хотя пару раз проскальзывал по нему взглядом.
  И всё-таки не замечал...
  Он подошел к главному входу на площадку с покосившимися в разные стороны железными столбиками, попробовал цепочку на прочность, (звяк-звяк), и вдруг перегнулся через неё вниз... Да так лихо перегнулся, что у любого родителя, (даже у родителя ангела), сердце непременно сплясало бы джигу от страха. Но мальчишка на том не остановился. Он ловко перемахнул через цепочку, (на мгновение могло показаться, что за его спиной мелькнули два ослепительно белых крыла). Мальчик скрылся из вида...
  Если бы кто-нибудь подошел к столбикам и посмотрел вниз, то обнаружил бы его стоявшим на широкой, проржавевшей насквозь, ступени, словно в шутку привинченной к площадке. Он стоял на ступеньке, сразу за которой простиралась пропасть синевы, режущей глаза. Далеко-далеко... Где-то внизу... В стороне от белесого облачного покрывала... Просматривался изогнутый край земли. Поля, дороги, пёстрые городские крыши. Арая. Рай.
  Мальчик смотрел вниз, чуть подавшись вперед, сунув руки в карманы шортов. Он вздохнул... Поднял голову и глянул вверх. В его глазах светился восторг.
  Загорелые ноги напряглись... Толчок!
  "Хоп-хоп! Опля!"
  Он выскочил из-за цепочки и ловко прыгнул на резиновый пол станции ожидания. Удержавшись на ногах, он гордо крикнул "ха!", затем оглянулся на главный вход.
  Его заинтересовал невысокий хромированный столбик, стоявший рядом с поручнями. Мальчик наклонился к нему и на что-то нажал. В ответ на это действие раздался щелчок и тихое электрическое поскуливание. Верхняя часть столбика медленно отогнулась в сторону, как колпак, открыв взору мальчика маленький пульт управления с мигавшими лампочками зеленого цвета и с небольшим сенсорным дисплеем посредине.
  "Так-так, что у нас здесь..." - пробормотал мальчик и сел возле столбика на корточки. Он коснулся дисплея пальцем, и сразу же в столбике что-то запищало электронным фальцетом и звонко затренькало. Мальчик хмыкнул и снова на что-то нажал. Писк оборвался на половине ноты, но в место него сразу замигала красная лампочка.
  "Да ладно тебе... Понимаю я, понимаю" - продолжал бормотать мальчик. Его пальцы быстро-быстро касались всплывавших на дисплее надписей: то выбирая подпункты, то принимая их, то отклоняя.
  Где-то в недрах площадки раздался громкий лязг, и она дрогнула. Мальчик посмотрел вперед и снова взялся за мелькавшие команды. Вскоре площадка чуть повернулась и накренилась.
  "Понятно... А это, что за повороты влево и вправо?"
  Выровняв площадку по горизонтали, он еще раз на что-то нажал. Раздался хруст и медленный стрёкот... Это скамейки, стоявшие сплошным кругом в центре площадки, начали проворачиваться вокруг своей оси. Мальчик глянул на них, усмехнулся и... И застыл с протянутой к дисплею рукой.
  Он снова посмотрел на скамейки.
  Его глаза расширились от удивления.
  Он смотрел на босого ребёнка, сидевшего на краю скамьи, обхватившего колени худенькими руками. Он смотрел в светящиеся янтарные глаза и чувствовал, как мимолетный страх колючей волной прокатил по спине.
  "Т-ты кто?" - запнулся мальчик и нажал на надпись в красной рамке, мигавшую на дисплее. Скамейки остановили свое движение с нездоровым хрустом.
  Глаза ребёнка совсем спрятались за острыми коленками. Он вздохнул с дрожью и крепче сцепил руки на коленях.
  "Почему ты здесь один?.. Ты давно здесь?"
  Мальчишка выпрямился и сделал всего один шаг в сторону ребёнка с янтарными глазами. В ту же секунду за спиной испуганного дитя, с мощным упругим хлопком, раскрылись большие крылья с серебристым отливом на тонких перьях. Мальчик остановился и поднял руку в примеряющем жесте.
  -Не бойся! Я не обижу тебя!
  Крылья покачались слегка на четверть своего размаха, и всё-таки приспустились за тщедушной спиной...
  (Он жутко боится меня?! Или вообще всего боится?!)
  Движение рукой.
  Гулкий взмах крыла.
  Точно боится... Почему?
  На каждое движение мальчика крылья отвечали тем, что напрягались и снова поднимались вверх... Мальчик застывал на месте и сразу же сильные стремительные крылья дикого ребёнка снова неловко складывались, подрагивая и приминаясь об спинку скамьи то одним, то другим крылом.
  -Ну, что ты за дикий дикарь, скажи на милость... И откуда ты такой взялся? Как же тебе объяснить, что я свой?.. Да, кстати, как тебя звать? У тебя есть ангельское имя? - мальчик показал на свою грудь и произнёс по слогам. - Меня зовут Ишир. А тебя как?
  Ишир.
  Ишир?
  Янтарные зрачки показались над коленками. Глаза ребёнка смотрели на мальчика с именем, которое, по всей видимости, было ему знакомо. Смотрели внимательно...
  А Ишир рассматривал этого странного ребенка, словно побывавшего в плену у врагов. Большие и красивые крылья с серебристым отливом очень заинтересовали его. Таких необычно тонких перьев с белыми пятнышками на острых кончиках он не видел ни у одного ангела Арая.
  -Кто же ты такой и откуда?.. - пробормотал Ишир.
  -Роххири... - тихо пискнул ребенок. - Роххири.
  -Роххири? Это твое имя?
  -Рои-рои роххири...
  -Ага... Значит, не имя. Ты что-то сказать пытаешься. Можно всё-таки подойти ближе?
  -Рои? Рои-рои?
  -Я не понимаю тебя, - грустно вздохнул Ишир и сделал осторожный шажок в сторону ребёнка.
  В этот раз серебристые крылья не вздрогнули и не напряглись. Только янтарные глаза остро наблюдали за Иширом.
  Еще шажок.
  -Какой-то ты весь помятый и побитый... Тебя кто-то обидел, Роххири?
  Знакомое слово подействовало на ребёнка. Он снова пискнул.
  -Рои-рои? Роххири рарра.
  -Гляньте-ка на него... Разговорился, - добрая улыбка Ишира, видимо, совсем успокоила янтарно-глазое маленькое существо. Серебристые крылья перестали быть видимыми. Он с интересом наблюдал за осторожными шагами Ишира.
  -Как же тебя звать-то... - Ишир уже стоял возле ребёнка и протягивал ему руку. Тот осмотрел её, затем непонимающе глянул на Ишира. - Ты не знаешь, как нужно здороваться? Давай покажу, - Ишир осторожно коснулся напряженной руки ребёнка, отметив про себя, что его кожа была очень горячей и... Ишир сглотнул, чтобы не показать насколько ему был неприятен запах исходивший от существа.
  Он показал свою открытую ладонь, затем легонько похлопал по запястью Роххири. Тот с трудом расцепил свои затекшие от напряжения руки и нерешительно протянул грязную ладошку Иширу.
  -Вот-вот, уже лучше. Смотри-ка... - Ишир осторожно взял ладонь Роххири и легонько пожал её, чуть склонив голову, как учил отец. - Я Ишир сын Ихаваха.
  Роххири хлопал глазами и непонимающе улыбался. Ему необыкновенно нравился это мальчик с добрыми глазами, но что тот от него хотел - маленький ангел совершенно не понимал.
  Вот только... Имя Ишир... И самое главное - Ихавах...
  Имя Ихавах он знал очень хорошо.
  -Эллохир Ихавах, - пискнул Роххири. - Вирру эллохир?
  -Твои слова мне кажутся знакомыми, - тихо пробормотал Ишир. - Что же это за язык? Откуда я его знаю? Мне почему-то кажется, что слово эллохир переводится на райи-ра так - отец...
  -Отец! Отец! - обрадовано закивал головой Роххири.
  -Ты знаешь отца? - Ишир понял, что вспотел и напрягся. Что-то было не так... Но что?
  Откуда пришло это странное существо с крыльями, которых не существует в природе? Почему оно оказалось на такой высоте, на давно заброшенной станции ожидания? Почему оно выглядит так потрёпанно? И чем, в конце концов, от него так отвратительно воняет?!
  Ишир смущенно глянул на Роххири. Какие слова, однако, появляются в моей голове... Запах. Просто неприятный запах.
  Он смотрел в янтарные глаза...
  В удивительные и невозможные глаза...
  В красивые и чем-то пугающие глаза...
  
  
  Позволь мне рассмотреть твои воспоминания, малыш. Это не займет много времени, и ты совсем ничего не почувствуешь. Скорее почувствую я... Ты не знаешь ангельского языка райи-ра, но я... Я понимаю язык сердца. Это универсальный язык. Этому языку нет необходимости учиться. Для того, чтобы понимать его достаточно быть Иширом сыном Ихаваха.
  Позволь мне поговорить с твоим сердцем, малыш.
  
  
  
  Он видел...
  Он видел горячую серую грязь и камни.
  Ишир снова сглотнул. Груди не хватало дыхания... (Задыхаюсь? Но почему? Кто причина моего страха? Сердце малыша говорит со мной на странном и страшном языке... На техническом языке Яарата?)
  Он видел в янтарных глазах... Он видел образы того, что случилось давно? Образы того, что еще не случилось? Образы особенного мира, который придумал отец в своей первой лаборатории Яара?.. Картинки, картинки, картинки.
  (Сераф проснись!)
  То была густая и горячая грязь. То были серые грубые камни.
  В эту мерзкую грязь падали отрубленные кисти рук с бардовой каймой на срезе, как плоды с кошмарного языческого дерева жертвоприношений.
  В горячую, испускавшую струйки пара, грязь падали кисти рук, ноги, части разрубленных тел в кольчугах. В серую горячую грязь тяжело плюхались окровавленные крылья. И перья... Ангельские перья.
  Снегопад из белых, чуть подпаленных по краешкам, перьев падал в серую горячую грязь.
  Ишир начал подниматься выше и выше над этой отвратительной грязью. Всё выше и выше.
  Выше...
  А мимо него всё падали и падали части разрубленных тел, исцарапанные в бою золотые щиты, красные от крови мечи, крылья, головы с мученическими глазами и ртами, раскрытыми в агонии.
  Откуда это всё? Что там творится наверху?!
  Он посмотрел вверх.
  Сеча!
  Тысячи ангелов в блистающих доспехах!
  Сверкание мечей и огненные полосы от стрел! Копья-лучи! Победный клич и предсмертный хрип!
  И оранжево-багровое небо, в грозном свечении которого громоздились гигантские фиолетовые тучи, прорезаемые сумрачными красными лучами злого солнца, высились, отсвечивая серебром по крутым склонам, как фантастические скалы.
  Движение белой полосы по бардовому небу!
  Он заметил, что по небу стремительно неслось что-то белое, что-то слепяще-белое, яркое... Это что-то было похоже на кокон. Оно неслось по небу с невероятной скоростью, приближаясь к ангельским войскам.
  И вот кокон врезался в самую гущу сражавшихся ангелов, разбрасывая их, разрывая, убивая...
  Кокон остановил своё стремительное движение только в центре сечи.
  Он завис там.
  И вдруг...
  Белый кокон напрягся и упруго раскрылся, как бутон белой розы. По ангелам ударило, словно взрывной волной, разрывая их тела на части.
  В небе реял семикрылый серафим.
  Картинки на рваных клочках бумаги.
  Его серебристые крылья с острыми, как тонкие кинжалы, перьями... Его красные, как кровь, глаза... Его волосы, цвета благородной платины... Его белая одежда забрызганная каплями крови... Его безумная улыбка на нежном детском лице... Его громоподобный смех...
  "Аверо эллохир!"
  Трупы ангелов, падающие вниз.
  Растерзанные трупы...
  Ишир закрыл глаза и судорожно выдохнул.
  Господи! Что это было?!
  
  
  -Рои-рои? Муи?.. Муи-муи?- пискнуло дитя, и Ишир вздрогнул.
  Свежий и всё еще теплый ветер неба Арая коснулся лица. Мальчишка подставил ветру свое лицо, чувствуя облегчение, которое он принес с собой. Облегчение... Освобождение от чужой боли.
  -Я знаю твое имя, - прошептал Ишир, не открыв глаз. - Ты Сим Роххи. Серебряное крыло. Ты... Ты серафим... Последний из серафимов. И, по всей видимости - последнее выжившее чудовище Яарата.
  -Яара! Яара! Вуххи Яара! Сими Роххири тукки макка! Тукки макка!
  -Сими Роххири... - Ишир глянул на радостное личико ребёнка и сделал попытку улыбнуться ему в ответ. - Я ведь знаю твое имя по сказкам, которые прочитал в одной старой книжке без первых десяти страниц и без обложки. Я нашел эту книжку на чердаке...
  Ребёнок восхищенно смотрел на Ишира. То вздохнул... Ну, что за дитя! Ну, как же на него злиться?
  -Где же твои остальные пять крыльев, Сими Роххири?
  -Муи-муи?
  -Зачем ты сбежал из Яара?
  -Из Яара?! - послышался мальчишеский голос из неба. - Кто здесь из Яара?!
  Ишир и Роххири глянули в сторону.
  Из слепящей небесной синевы выпрыгнул гибкий мальчишка со светлыми волосами, стянутыми на затылке в косицу. Он вскочил на поручень, (Опля, а вот и я!), и тот жалобно скрипнул.
  В тот же миг раздался мощный хлопок, и удар ветра почти сбил с ног Ишира. Мальчишка всё-таки устоял, хотя ему пришлось пригнуться... Через мгновение он посмотрел вперед и прошептал: "А вот и они, пять недостающих..."
  Ребёнок с красными, как кровь, глазами стоял на скамейке и с ужасом, (с ненавистью?), смотрел на Рони. Все его семь крыльев были расправлены и казалось, что Сими Роххири является центром большого агрессивного цветка. Острые крылья серафима приняли свое боевое положение, готовые в любой момент раскромсать на куски противника.
  А Рони стоял на поручне и, чуть склонив голову набок, рассматривал необычного ребёнка с некоторой долей любопытства. Золотой кант переливался по контуру его черной в золотистом сиянии фигуры. Он упер руки в бока и вдруг прошептал на языке Яарата, (который Ишир выучил только что, рассмотрев воспоминания серафима):
  -Где ты нашел это ископаемое, братишка?
  -Он уже был здесь, когда я прилетел... Рони? Откуда ты знаешь Яарат?
  -Пока ты строил школы, в Арвинаре и в Орданвинге, я разбирал старые лабораторные записи отца в Яара. Волей-неволей пришлось многому научиться.
  -Но ведь Яара давно закрыта?.. Отец сам признал ошибочным тот путь развития, что он исследовал в лаборатории Яара!
  -Яара это целый мир, братишка. Целый мир! Там даже небо не такое, как в Арая. И запахи другие и ветер злой... Одной лишь потерей интереса к исследованиям не закроешь целую вселенную на замок, как старый чулан. Так ведь?.. Этот серафим должен был умереть в нашем мире, - Рони показывал на ребёнка. - Случайно то, что он жив?.. Зная, как отец относится к случайностям, боюсь, что ребёнок вписан в новый папин план.
  -Ихавах добрый папа! - пискнуло дитя.
  -Вот-вот, - усмехнулся Рони.
  Он спрыгнул с поручня и направился к ребёнку. Крылья серафима зашевелились, на острых перьях появился металлический отблеск. Рони не обращал внимания на это, он просто шел вперед.
  -Рони, остановись.
  -Братишка, я знаю, как отключить эту штуковину.
  Рука Ишира легла на плечо младшего брата и сжала его.
  -Остановись. Ни ты, ни я не вправе отключать его или включать. Если он появился в Арая, и первые, кто его обнаружили - мы... Значит, и правда, это не случайность. Отведем его к отцу...
  -Просто я хотел показать тебе, где отец расположил в нём программный модуль...
  -Рони.
  -Всего лишь био-чип...
  -Рони!
  -Но ведь это интересно!
  Глаза Ишира. Его волнующиеся на ветру волосы. Оранжевеющее небо за ним...
  -Хочешь, я покажу, где отец расположил программный модуль в твоем теле, Рони?
  Пронзительно-зеленые глаза Рони. Тень на его лице.
  -Это жестоко, Ишир.
  -Не забывай, откуда тебя принёс отец.
  Рони опустил голову, его плечи поникли.
  А небо Арая становилось загадочным и прекрасным. В этот вечерний час небо наполнилось частичками золота, которые, как тополиный пух, легко плыли в прозрачной синеве. Вечернее солнце, словно художник, добавило в синеву несколько оранжевых мазков... Еще пару по краям изогнутого горизонта... И еще пару мазков от середины вниз...
  Апельсиновые тона неба становились преобладающими, покрывая синеву золотом. Солнце художник, словно, рассыпало золотой пыльцы на свой рисунок. Вечернее солнце вздымало частички золота мерцающими буранами. Разнося их по небу на скользящих лучах. Швыряя их на сиреневые облака.
  Вдох...
  Наполняя лёгкие чистым воздушным золотом.
  Выдох.
  -Аёра нукки, - прошептал янтарноглазый ребёнок. По его бледному милому лицу ползали тени и золотые пятна..., его лицо казалось и красивым и уродливым одновременно. Солнечная проказа...
  -Солнечная проказа, - тихо сказал Ишир и с трудом отвел свой взгляд от ребёнка. Он положил руку на плечо Рони. - Отведём его к отцу?
  -Вместе?
  -Конечно! Мы ведь всё делаем вместе!
  Глаза Рони. Влюбленные глаза.
  -Эй, Сими Роххири, хочешь увидеть эллохира Ихаваха?
  -Эллохир гаранда... Муи-муи?
  Ишир и Рони запрыгнули на поручень и оглянулись на ребёнка.
  -Ну же, Сими, давай с нами!
  -Муи?
  Ишир улыбнулся ему и протянул руку. Маленький серафим спрыгнул со скамейки и в тот же миг оказался рядом с братьями на поручне.
  -Вот это скорость, - покачал головой Рони.
  -Кукки ои Сими-Сими?
  Ишир показал вниз... Он показал туда, где за золотыми нитями, парящими в воздухе, в стороне от стройных городских кварталов Арая, за блестящей лентой Тёплой реки, в которой отражалось небо, посредине огромного пшеничного поля стоял маленький домик.
  -Там живет Ихавах. Летим?
  -Ихавах, - прошептал Сими Роххири. Он всхлипнул и братья переглянулись. - Ихавах! - крикнул семикрылый ребёнок и бросился вниз.
  -Ты только посмотри на него!
  Серафим стремительно летел вниз и из его янтарных глаз лились слёзы.
  -Нам не догнать его!
  -Хой, Сими, подожди нас!
  -Ихавах! Ихавах! - кричал маленький серафим.
  Его семь крыльев приняли особенное положение, чтобы увеличить скорость. Ветер гудел и рычал между его семью крыльями. Ветер высушил его слёзы и вот уже скоро глаза серафима горели огнём.
  -Ихавах!
  Земля приближалась к ним. Сначала исчез её изогнутый край, который слился с линией горизонта. Затем прозрачные белесые облачка промелькнули мимо и вверх, (Ишир на мгновение оглянулся назад, чтобы рассмотреть эти облачка, уносящиеся всё выше и выше, и выше...) Сильные крылья Ишира сделали мощный взмах, и сразу же увеличилась скорость, ветер принялся больнее хлестать по лицу, футболка прилипла к телу, и ногам стало холодно...
  "Ихавах!"
  Он скосил глаза чуть в сторону, на Рони, летящего рядом. Какое у него сосредоточенное лицо. Рони не хочет отставать. Он не может себе этого позволить... А я?
  Новый упругий взмах мощных белых крыльев, мелькнувших в небе ослепительной белой молнией.
  А я могу?
  Крыльям было хорошо в полете. Они расправились для начала и затем, повинуясь воле хозяина, выгнулись тем же особенным образом, что и крылья серафима. Ветер зарычал громче. Земля прыгнула к нему. Золотое пшеничное поле становилось всё ближе, всё больше, всё объёмнее, растекаясь своим драгоценным мерцанием по всему миру. И вот, оно уже занимало половину видимого пространства...
  Ишир глянул на ребёнка. Крылья серафима расправились и снова стали похожи на необычный живой цветок, паривший в трепетной бездне теплого воздуха.
  Отец, твоя фантазия всегда удивляла меня... Этот ребенок... Он самая твоя обескураживающая фантазия! Он идеален! Он прекрасен! Нет... Это ты прекрасен, отец! Твоя выдумка, твое произведение искусства - всё совершенно! Ихавах! Ихавах!
  -Ишир!
  Я совсем забыл про Рони... Увлёкся.
  Ишир сбавил скорость и оглянулся назад. Лебединые крылья Рони мерцали серебром в оранжевом сиянии заката. Вверх, вниз, вверх, вниз... Он снова глянул вперед.
  Они неслись над пшеничным полем, чуть приподнимаясь над холмиками, и снова ныряя в духмяный аромат созревшей пшеницы. Поворачивая к дому по изогнутой дуге, оставляя за собой серые полосы в волнующихся бликах пшеничного золота. Поднимая рои золотых частичек, закручивавшихся за ними в огромные спирали. Распугивая ласточек. Пронзая столбы света из клубящихся в небе сиреневых туч...
  -Ишир!
  Скоро издали, (всё ближе и ближе, по плавной финишной дуге, затем по ровной линии, стремительно, стремительно, стремительно...), показалась старинная карета, что стояла возле главных ворот. Крылья чуть изменили свое положение, и Ишир пролетел совсем близко над каретой, взметнув пыль на ее крыше. Его тень пресекла дорогу, перечеркнула лужайку и ринулась вглубь двора. Он смотрел вперед. Сими Роххири уже бежал по дорожке, сложив свои восхитительные крылья, и кричал:
  -Ихавах! Ихавах! Ихавах!
  Взмах, рывок... Ишир опустился перед ребёнком, как раз возле ступенек, что вели в дом. Тот остановился и непонимающе посмотрел на Ишира.
  -Муи?
  Ишир покачал головой. Затем он глянул на Рони спустившегося на землю за ребёнком. Бледное лицо, глаза в землю... Он положил руку на плечо ребенка.
  -Тебе нельзя туда.
  -Муи? Эллохир укки?
  -Туда можно только тем, кого эллохир приглашает лично.
  Ребёнок сделал нерешительный шажок в сторону ступеней. Он повёл плечом и сбросил руку Рони.
  -Мы не будем драться с тобой... Только подумай... Сам подумай, тебе можно в дом?
  Ишир почувствовал за спиной чьё-то присутствие. Оглянулся... За стеклянной дверью стояла Найра. Она смотрела на серафима странным взглядом...
  -Ихавах, - прошептал ребёнок и всё-таки остановился. Он опустил голову и всхлипнул жалобно.
  Что-то не то с Найрой... Ишир снова оглянулся на стеклянную дверь в дом. Там уже никого не было... Мне показалось, что её глаза были черного цвета? Ишир почувствовал, что по спине пробежались мурашки. Как странно... Добрая Найра и черные глаза... Как странно.
  -Давай поищем Эллохира вместе? Сегодня выходной. Если отец не в школе, значит точно в саду. Так ведь, Рони?
  Младший брат вздрогнул и, не подняв головы, кивнул. (Он тоже видел Найру с черными глазами?)
  -Рони? Что-то не так?
  -Всё нормально.
  Ишир вздохнул и подошел к нему.
  -Обижаешься, что я обогнал тебя?
  Тот неопределенно пожал плечами. Ишир с улыбкой рассматривал этого неугомонного мальчишку.
  -Что это топорщиться у тебя в карманах?
  -Печенье.
  -Какое печенье?
  -Ты же просил захватить... Найра, наверное, злится на меня, что без спросу взял...
  -А зачем брал не спросив?
  -Некогда было. Я спешил... К тебе.
  Вечер и тишина. Тепло и сухой ветерок, ласкавший лицо и ерошивший волосы. Гигантский оранжевый диск солнца за каменной оградой. Закатное солнце Арая в половину неба...
  -Эллохир?
  Мальчишки вздрогнули и посмотрели на маленького серафима. А тот всматривался в пылающее солнце... Нет, он смотрел ниже, на ограду... В сиянии вечернего солнца они трое увидели черную тень перечеркнувшую двор поперек. Тень сделалась тонкой и разделилась на три тени, которые, как стрелки неведомого часового механизма, принялись вращаться в разные стороны. Медленно, неторопливо и... (И неумолимо?)
  Вслед за тенью, из бурлящего оранжевого мерцания появилась расплывчатая тень. Кто-то приближался к ним...
  -Эллохир? - неуверенно пискнуло дитя.
  Плавящийся воздух вокруг фигуры вздымался прозрачными волнами, растекаясь по двору, распространяя удивительное сочетание запахов пшеницы, дождя и цветов яблони. Этот запах освежал и успокаивал. Запах имел свое звучание, словно журчание родника или тихий шум летнего дождя. Ишир начал задыхаться, как всегда, от отцовского запаха... Но уже через минуту, он мог бы умереть без него - без него и воздуха нет, одна пустота... Через минуту, всего лишь, его легкие словно наполнились золотым ветром, и кровь стала золотой, искрящейся, сияющей.
  -Эллохир! - крикнул ребёнок и бросился к Отцу.
  Рони напрягся. Ишир положил руку на его плечо.
  -Пусть... Он жив ради Отца.
  -Этот серафим грязный, как дворняга.
  -Отец не брезглив.
  Ребенок бежал по двору и кричал во все горло от радости. Он и сам не понимал, что кричал. Воздух вокруг отца напрягся на мгновение, затем, словно лопнул воздушный пузырь, - горячий бесшумный взрыв. Теплый воздух, с едва слышным низким рокочущим отзвуком, прижал к земле траву на лужайке и взволновал розы в клумбах. Он пронесся рябью по глади ручейка, заставил задребезжать стёкла в окнах. Где-то хлопнула дверь.
  -Кто это здесь?
  -Эллохир! Эллохир!
  Удивленный голос Рони.
  -Брат, посмотри на этого...
  Ребенок стал чистым. Его волосы вспушились, словно были вымыты в теплой воде с мылом. Его кожа с особенным молочно-золотистым детским оттенком сделалась чистой до скрипа. Рваная одежда тоже менялась. И шорты, и рубашка, и даже сандалии на ногах, по мере приближения серафима к отцу, становились новыми, крепкими, красивыми. И когда дитя подбежало к отцу вплотную, и когда обняло его и что-то замурлыкало, уткнувшись мордахой в отцовскую рубашку, тот поднял руку (Тише... Вслушайтесь!), время прекратило свое движение. Всё застыло. Арая замерла. Всё, кроме Ишира и Сими Роххири.
  Взгляд отца из мерцавшего солнечного марева. Его глаза.
  -Где вы нашли малыша?
  -На второй станции ожидания, пап.
  Взгляд. Взгляд...
  -Помнится, я запретил вам играть на второй станции.
  Ишир опустил голову.
  -Прости, пап. Это я виноват...
  -Эллохири, тукки никки! Сими рои-роичи!
  Рука отца взъерошила волосы ребенка.
  -Это опасное для детей место - вторая станция ожидания.
  -Маленький серафим был там уже до меня.
  Отец посмотрел в преданные глаза Сими. Тот, кажется, готов был взорваться от чувств переполнявших его. Он был счастлив. Он был так счастлив!
  -И всё-таки ты жив, - задумчиво и тихо произнёс Отец, рассматривая ребёнка. - Ты запомнил мою сказку о дороге домой... И оказался на станции.
  -Эллохири, - мяукнул серафим. - Муи-муи?
  -Как жаль, что поздно, - прошептал отец, и новая волна беспричинного страха пробежала по спине Ишира колючей волной. Отец погладил ребёнка по голове. - Уже не важно...
  -Он ведь из Яара, пап?
  -Он из школы, в которой учили задавать вопросы... Но так и не научили.
  Отец посмотрел на Рони.
  -Ты любишь Рони?
  -Да.
  -Даже не смотря на то, что он тебе не родной брат? - Отец внимательно рассматривал мальчика с косицей на затылке.
  -Он наш!
  -Я надеялся, что хотя бы он сможет задать мне вопрос. Ведь ты не задашь его мне, даже если этот вопрос выжжет все твои внутренности. Всё равно не задашь.
  -Пап... Ты пугаешь меня...
  -Рони слеп и глух. Он видит только своё отражение в воде, тогда как ты видишь в нём небо. Он слышит шум ветра, а ты шорох травы и музыку неба... Ах, сынок, я так сожалею и в то же время так рад, что ты никогда не задашь мне ТОТ САМЫЙ ВОПРОС.
  -О каком вопросе ты говоришь, пап?
  -Неважно о каком... - Отец снова глянул в преданные глаза серафима и подмигнул ему. - Важно то, что вопрос должен быть задан. И мне придётся сделать это за Рони.
  -Муи-муи?
  -Ангелы Симсабаса сегодня открывают первый театр в Арая. Представляешь, Орин написал пьесу про нашу школу. Актёров набрали из моих бывших выпускников и пригласили меня на сегодняшнюю вечернюю премьеру. Пойдёшь со мной?
  -А Рони возьмём с собой?
  -Зная любовь Симсабасов к ярким эффектам, могу предположить, что премьера получиться феерической. Рони любит пёстрые игрушки... Хорошо, возьмём и Рони.
  -Пап?..
  Глаза Отца. Ишир утонул в тепле и неге, которые излучали его глаза. Он схватился за горло... Отдышался.
  -А что с маленьким серафимом? Оставим у нас?
  Отец покачал головой. Затем поднял руку и показал в грандиозное алое с золотом небо.
  -Смотри, Ишир, где-то там, среди облаков, плывет себе и поскрипывает ржавыми поручнями ангельская станция ожидания номер два.
  Теплый воздух обнял Ишира, закружил вокруг него.
  Мальчик заворожено смотрел в небо.
  Он смотрел в бесконечное небо Арая. В его бездонную, хрустально-прозрачную чистоту. Он смотрел на гигантские серые облака, золотом расцвеченные. Он любовался грандиозными столбами оранжевого света, пробивавшегося сквозь серые и фиолетовые облака.
  Небо было вокруг него!
  Бесконечное вечернее небо Арая!
  -Как красиво, - прошептал Ишир и, вздохнув, оглянулся вокруг. - Пап? Где мы?
  Ржавые поручни, черные квадраты толстой резины на полу, скамейки, когда-то покрашенные в синий цвет... Ишир глянул на отца, стоявшего возле главного входа на станцию, цепочка которого была откинута с крючка и болталась где-то внизу, тихонько себе позвякивая. Одна его рука лежала на плече ребенка.
  -Ты дождался своего часа, малыш. Ты выстрадал его. Заработал... - он пожал плечо, и ребенок сразу же отозвался.
  -Муи-муи, эллохири?
  -Три шага отделяют тебя от новой жизни, Сим Роххи, Серебряное Крыло. - Рука Отца слегка подтолкнула дитя к бездне. - Крылья оставь здесь. В новом мире они тебе будут не нужны.
  -Без тебя?
  -Когда тебе станет совсем плохо от одиночества, придёт он, - Отец показал на Ишира. - Он сам найдёт тебя и остальных учеников. Слушайся его так, словно он это - я. Он научит тебя главному в жизни, чему я не успел научить тебя. Он покажет тебе то, что ты должен был увидеть, но я не успел показать тебе. Он будет рассказывать сказки, которые со временем станут былью... Он никогда не толкнёт тебя в бездну, как я толкну тебя через минуту...
  -Я не хочу с ним... Я хочу всегда быть с тобой!
   -Позже, Серебряное Крыло, чуть позже... Я приду за тобой лично... Ты узнаешь меня, малыш. Но если не узнаешь сам, то я напомню о себе словами "Я пришел за тобой Сими Роххири". Жди меня. Сколько бы времени не прошло - всегда жди. Каждую секунду жди. Если потребуется не спать целую вечность - не спи. Жди. Всегда жди.
  -Отец...
  -Иди же!
  Ребёнок сделал нерешительный шаг вперед и оглянулся на отца. Порыв ветра ударил по нему, растрепав волосы. Ишир запомнил его таким - тонким золотым силуэтом на фоне прозрачной бездны неба. И светлые волосы распушенные ветром.
  Контур его лица.
  Краешек глаза.
  Одна единственная слезинка, сверкавшая алмазом на щеке.
  -Ихавах... Я...
  Он шагнул в бездну. Его крылья рассыпались воздушным ворохом серебристых перьев. Их подхватил ветер и унес в небо...
  
  
  ***-***
  
  
  Я смотрела на Мессере и плакала. Картины, которые только что пронеслись перед моим внутренним взором, были прекрасны и печальны одновременно. Я посмотрела на Ишира другими глазами... Теперь ведь я знала, чей он сын и откуда пришел. И главное, я знала, что он любил моего Мессере так же сильно, как я и остальные ангелы рори.
  Обычный свет вернулся в эту большую залу. Клаус ожил и с удивлением осматривался вокруг себя, словно не узнавал свой магазинчик. Мессере достал новую папиросу и раскурил её.
  -Не всё так просто, как казалось... Что ты хотел сказать мне Ишир?
  -Иносказания не было. Всё, что я хотел тебе сказать - сказал.
  -Семейная традиция у вас такая что ли?.. Вместо ответа на загадку - задавать новую. - Лицо Мессере скрылось в ароматном папиросном дыме, только дужки очков блеснули золотом. - Странно, что ты почти не повзрослел с тех пор... По крайней мере, на вид.
  -А ты очень изменился, Сим. И каждый раз, выглядишь иначе... И следующий раз будет не скоро. В Тригоре. Когда ты попытаешься моим именем сотворить зло.
  -Этого не будет никогда!
  -Ты будешь смотреть через дорогу, выискивая в толпе школьников знакомое лицо, Сим. И ты найдешь мое лицо в толпе... Вот тогда и поговорим. А пока... Пока! - Ишир похлопал Мессере по руке и пошел к выходу.
  -Я не буду творить зло твоим именем Ишир!
  Тот приостановился возле двери, надавил на витиеватую ручку... Пол оборота... Половина движения... Незаконченного движения половина...
  -Я прощу тебе ту ошибку по многим причинам. Каждая, из которых не будет зависеть от моего расположения к тебе. Но главная из них... - Ишир прикоснулся к виску. - Главная из них - память. Твоя память, Сими Роххири. Точнее, её отсутствие.
  Он вышел. Дверь закрылась, и звякнул колокольчик.
  
  
  
  Он курил и задумчиво смотрел на дверь. Я остро чувствовала, что должна была что-то сказать. Хотя бы что-нибудь! Хотя бы какую-то глупость!
  -Мессере, где находится Раяран?
  Он даже мельком не глянул на меня.
  -Третья экспериментальная лаборатория Раяран, если быть точным... В Раяране отец придумал розы... Розы, которые расцвели в Ра буйным цветом... Он придумал множество видов роз в Раяране.
  -Но где находится этот город - Раяран?
  -Город? - Мессере усмехнулся. - Это целая вселенная... Отец придумал не только розы в Раяране. Он придумал наслаивать пространства одно на другое именно здесь. - Мессере вздохнул и затушил папиросу в глубокой хрустальной пепельнице. - Мир, в котором ты живешь и есть Раяран. И сразу за ним, стоит лишь руку протянуть... - он, и правда, вытянул руку и словно прикоснулся к невидимой упругой стене. - Так вот, сразу за ним существует другой мир, который отец назвал Ра.
  -Ра... Он красив, тот мир? Он отличается от нашего мира?
  -Отличается... Лишь названием. Точнее в его названии нет слов "экспериментальная лаборатория". Просто вселенная Ра. И в ней, просто планета Ра.
  -Это плохо или хорошо, Мессере?
  Он подвинул ближе ко мне блюдо с пирожными и стакан с лимонной водой.
  -Если бы я знал, девочка. Если бы я знал... Ешь. Наверное, это вкусно, хотя за неангельскую пищу ручаться не могу... Кстати, Клаус, мин херц, ты хотел извиниться перед юной барышней за то, что вёл себя как распоследний свин.
  
  
  Он так и не сказал, а я не спросила.
  Прямо со ступенек небесной станции ожидания номер два он прыгнул в этот мир? - хотела спросить я.
  Именно здесь, в Сабароте, прошло его неистовое детство?
  Неистовое... Такое странное слово применительно к детству.
  Что значит неистовое детство, Мессере?! - хотела спросить я...
  Но так и не спросила.
  
  
  
  
  4. Розы Сабарота.
  
  
  Поезд, единственными пассажирами которого были девочка ангел по имени Инга и мастер Симатори, прибыл в Сабарот ранним утром, часов около семи. Сбавив скорость в окраинах, поезд неторопливо, (тара-та-та, тара-та-та, тара-та-та), покачиваясь на стыках и стрелках, отсвечивая солнечными вспышками на окнах вагонов, катил себе по индустриальной части города. Отзвук ритмичного перестука колес разносился звонким эхом по железобетонному ущелью пристанционных служб, складов и фабрик. В окнах..., в огромных ярких квадратах окон, состоявших из десятков небольших окошек, золотые пятна перемигивались слепо.
  Инга смотрела в окно купе сонными глазами. Всё-таки эту мистическую ночь она не могла себе позволить проспать. Зато сейчас...
  Она украдкой зевнула и глянула на мастера, (который и выспаться успел, и вволю поупражняться в словесной алхимии - тарабарии), Рони Симатори с удовольствием пил чай из чашки тонкого сабаротского фарфора, с традиционным рисунком розы на боку. Запах свежего чая с едва заметной свежей линией лимонного вкуса, разбудил в ее животе маленького зверька, который насторожился, повел там у себя носом, и замурлыкал, и заурчал, требуя и себе что-нибудь вкусненькое. Инга сглотнула и сказала себе "Скорее всего это человеческая еда, как всегда не вкусная и даже вредная для ангела... Ведь, правда?"
  Она смотрела на тонкую руку Рони. На то, как он держал чашку за дужку, чуть оттопырив мизинец. На то, как придерживал блюдце, чтобы не одна капля чая не упала на кремовый пиджак. На то, как его тонкие бледные губы прикасались к краешку фарфора, светящегося в ярком свете из окна. Она смотрела на то, как из чашки поднимался белёсый ароматный парок...
  Нет... Это невыносимо!
  Инга отвернулась к окну...
  И так прекрасно.
  Рони идеален даже в таком простом действии, как утренний чай.
  За окном медленно проплывали какие-то огромные и ржавые металлические конструкции. В бетонных плитах, между ними, пробивалась трава и там, где серый бетон потрескался и просел, сверкали маленькие лужи. А дальше, за шагающим мельтешением ржавого железа, просматривались окна, зеленые стены, низкий заборчик, выкрашенный в веселый желтый цвет, и яблони, яблони, яблони. Цветущие яблони.
  Инга не удержалась и снова глянула на Рони.
  А тот хитро смотрел на неё. Веселый пронзительно-зеленый взгляд.
  -Нравится запах?
  Инга хотела безразлично пожать плечами... Но всё-таки кивнула. Рони улыбнулся.
  -Кто-нибудь там! Принесите-ка еще одну чайную чашку.
  Не прошло и минуты, как в проходе между купе задребезжали колёсики тележки. Стеклянная дверь сдвинулась вбок, и в их купе зашел проводник... Точнее проводница. Молчаливая девушка с милым лицом. Она вкатила свою тележку, поздоровалась на незнакомом языке и, выдвинув столик перед Ингой, принялась его сервировать.
  -Человечья еда, - прошептала Инга, голодными глазами рассматривая кусок кремового торта на блюдце. Рядом с ним звякнула десертная ложечка.
  Цоки-цок... Чашка на блюдце.
  На четверть заварки. Вопросительный взгляд на мастера.
  -Молока не добавлять. Ангелы не любят молоко.
  Еще на четверть заварки. Два кусочка белого рафинада...
  -Сначала притопи сахар в чайном янтаре. Вот так, ложечкой его. Дай ему напитаться... - Мастер наблюдал за неумелыми манипуляциями Инги с серебряной чайной ложкой. - Теперь придави верхний кусочек. Почувствуй, каким мягким он стал. Дави, дави... И слушай.
  Цок.
  Инга моргнула.
  Ложечка продавила верхний кусочек сахара, затем разрезала размягченный второй кусочек и цокнула по дну чашки. Мелочь конечно. Но такая приятная и изысканная мелочь.
  -Легонько поводи ложкой в чае. Так, так. А теперь положи ее на блюдце и принимайся за свой кусок торта. Да, именно так, Инга. Надрезай по краю. Снимай с него слои поперек. И чтобы корица просыпалась на блюдце - это излишки. Смотри, какой красивый крем. И так пахнет!
  Инга закрыла глаза. Какое блаженство! Значит, эти коричневые частички называются корицей? Нужно запомнить.
  -Вкусно?
  -О-о!
  Мастер улыбнулся и показал проводнице на свою чашку. Янтарная жидкость с необыкновенным освежающим запахом наполнила фарфоровую чашку наполовину.
  -Сахар не нужен в этот раз, - Мастер удобнее устроился, откинувшись на спинку сидения. Возле него появилась рука проводницы с маленьким овальным подносом, на котором лежала тонкая сигара. - Теперь можно позволить крепкого чаю без сахара и покурить.
  -Торт нельзя запивать чаем? Остынет ведь.
  -Если делать всё правильно, то и чай не успеет остыть, (он только станет насыщеннее), и торт будет съеден до крошки.
  -А если не успею?
  Рони усмехнулся.
  -Ты куда-то спешишь?
  -Я хочу торт запивать чаем... - вопросительный взгляд на мастера, набитый тортом рот, рука на полпути к чашке...
  -Как хочешь, - Мастер безнадежно махнул рукой. Затем взял свою сигару с подноса, понюхал ее и глянул на проводницу. В ту же минуту она достала зажигалку из кармана пиджака и, щелкнув колёсиком, поднесла оранжевый огонёк к сигаре.
  -Однако ты должна знать, что чай пьётся отдельно от... От остальной еды.
  -Торт это не остальная еда, мастер Рони! Торт это - торт!
  Мастер иронично повел бровью и глянул в окно. Душистое облако дыма, подхваченное сквозняком, вытянулось в белую полосу и потекло из купе в проход.
  -Мы так долго плетемся по окраинам, - пробубнила Инга с набитым ртом.
  Рони поморщился, но промолчал относительно правил этикета. Пусть этим занимается Сим.
  -Поезд будет плестись ровно столько, сколько тебе понадобиться времени, чтобы съесть свой кусок. - Он глянул на Ингу оценивающим взглядом. - Думаю, что через пятнадцать минут мы доплетемся-таки до вокзала.
  Она соскребла с блюдца последний кусочек крема и запила его последним глотком чая.
  Вздохнула с облегчением...
  И глянула на Рони Симатори.
  Тот курил свою тонкую сигару и смотрел в окно задумчивыми глазами. Инга заглянула в свою чашку. Не растворившиеся крупицы сахара плавали в отяжелевшем жидком янтаре на дне: прозрачные, белесые, истаивающие. Еще одна чашка чая была бы сейчас весьма кстати, чтобы по-настоящему прочувствовать его вкус. Но, кажется, её не будет.
  Инга поморщилась от табачного дыма и повернулась к окну. Точно, не будет. А так хотелось бы...
  Вот уже и вокзал показался, сверкнув окнами и золотыми статуями херувимов трубящих в свои горны на белых колонах, и пустой широкий перрон, наконец-то, вынырнул черной глянцевой полосой из-за гранитного массива центрального Сабаротского вокзала. Инга подвинулась ближе к окну и уткнулась лбом в холодное стекло. Стайка голубей, испуганная паровозным гудком, взмыла в небо. На серебристых голубиных крыльях переливались блёстки утреннего света. Стая, кружа, поднималась всё выше, всё выше... Мимо острых шпилей, (девочка следила за городскими птицами, не отрывая глаз), и еще выше. Мимо флюгера, сверкавшего на солнце, и в небо...
  Инга вздохнула.
  И в небо... Я так давно не летала. Так давно не хотела летать, что совсем забыла, как это делается.
  А ведь птицы летают!
  И ангелы...
  Под полом что-то железно лязгнуло, вагон слегка качнулся и картинки за окном начали замедлять свой бег. Инга посмотрела на красный ковёр, лежавший на полу, затем на мастера.
  -Мы приехали? Это Сабарот?
  -Это Битакон, - мастер подался вперёд и чуть пригнулся, рассматривая в окне гигантские колонны из белого мрамора с золоченым кантом на квадратных основаниях, и дальше, коротким взглядом по огромным окнам вокзала. - Главный железнодорожный вокзал Сабарота называется - Битакон.
  -Битакон, - по слогам произнесла Инга. - Какое необычное слово... Что такое Битакон?
  Мастер прищурился от солнечного луча, блеснувшего в стекле и чиркнувшего по лицу золотую полоску.
  -Сими Роххири всегда слишком вольно обращался со словами. Они выпрыгивали из него, как мыльные пузыри... О чем это я?.. Ах, да. Битакон пример первого практического применения его эпитомии, - на последнем слове снова оглушительно лязгнуло под полом. - А как переводится это слово - я не знаю. Точно, как не знаю перевода "муи-муи" и "рои-рои".
  Инга с удивлением посмотрела на Рони Симатори.
  -Муи-муи?.. Я не понимаю...
  Мастер усмехнулся и, поднявшись со своего места, поправил пиджак.
  -Скоро сама всё увидишь. Пойдём.
  
  
  Тамбур.
  Инга сама взялась за руку мастера, когда они вошли в полумрак тамбура, взялась по-детски цепко. Она смотрела в светящийся прямоугольник дверного проема и чувствовала, что страх, (еще неведомый его подвид), сжимает горло скользкой шелковой веревкой. Она не была уверена в том, что это был именно страх. Тот липкий детский СТРАХ в каждом оттенке, которого она научилась разбираться за сто лет своего безысходного детства. Это было что-то новое... Это что-то было сродни ТОМУ страху, но не он сам. Точно.
  Боязнь новизны?
  Все эти огромные колоны, монументально-квадратные постаменты которых, она видела в прямоугольнике двери?
  То, как мастер смотрел вперед?
  То, какими глазами смотрел он?
  Что же, что?!
  Они пошли к выходу. Прямоугольник становился всё ближе, всё шире и всё ярче. Она чувствовала специфический запах вокзала, в котором вместе перемешались и креозот, и ваниль. Она слышала звуки вокзала: плоское жестяное эхо и тихое жужжание электрокаров.
  И воздух вокзала...
  Инга закрыла глаза, когда шагнула за пределы вагона.
  Нога наступила на гладкий и словно резиновый асфальт.
  И воздух вокзала!
  Его дыхание. Дыхание спящего монстра коснулось ее лица.
  Доброго монстра?.. Она утвердительно кивнула. Доброго.
  Она посмотрела на мраморную колонну, вздымавшуюся на невероятную высоту. На золотые канты вокруг неё, на витиеватый рисунок, и на маленькую тёмную щербинку на углу. Она смотрела на блестящий и гладко отполированный мрамор, в котором, словно в застывшем глянцевом молоке, отражались вагоны, взмывшая стайка голубей, и высокий мужчина в светлом костюме, державший за руку маленькую девочку в белом платье.
  То кто придумал этого монстра, (подумала Инга), хотел, чтобы он был добрым существом.
  Значит, это кто-то и сам был добрым.
  Как мастер назвал этого кого-то?
  Она робко глянула на мастера. Тёплый ветерок, принёсшийся из огромных раскрытых дверей вокзала, разметав на своем пути брошенные билеты и конфетные обёртки, вспушил волосы Рони Симатори. Он смотрел вперед... И ему...
  Ему тоже нравилось это место!
  Рони наклонился к Инге и прошептал, показав вперёд на широкие гранитные ступени с вкраплениями черных точек и блёсток:
  -Смотри, этот мальчик идёт за тобой, Инга.
  Инга посмотрела, куда показывал мастер. Черноволосый мальчик, ждавший их возле тяжелых распахнутых дверей вокзала с таинственными золотыми надписями, зябко передёрнул плечами, сунул руки в карманы своих шортов и направился к ним. Он казался не выспавшимся и недовольным, этот мальчик с раскосыми глазами.
  -За мной? - прошептала Инга.
  Она внимательно смотрела на мальчика, на его забинтованную коленку, на всклокоченные волосы и подумала, что, не смотря на все эти явные неряшливые мальчишеские признаки, он всё-таки не выглядел неухоженным ребенком. Коротенькая куртка, рубашка, шорты, сандалии, всё было чистым и основательным. Как сказала бы ее бывшая воспитательница, всё выглядело "до омерзения дорогим". Её бывшая воспитательница презирала качественные вещи...
  Мальчик остановился перед ними и, глянув на Ингу исподлобья, пробурчал куда-то в сторону:
  -Здравствуйте, мастер Симатори.
  Рони рассматривал его с веселым интересом.
  -А с барышней поздороваться? Ай, Акира-тян, не будь таким суровым с утра.
  -Привет, - тихо и совсем неприветливо буркнул тот Инге.
  Рони посмотрел выше на двери. В его глазах появилась темнинка грусти. Он кого-то ждал. Хотел кого-то увидеть... Но...
  -Сим не смог приехать?- точка скользящего света в голосе Рони.
  Инга вздрогнула и сжалась. Она уже знала, что означала эта точка в голосе мастера.
  Акира вздохнул.
  -У Мессере приступ аёры. Он еще вчера вечером поехал с Дакотой на какое-то озеро Луговое, чтобы наблюдать цветение каких-то там лунных розогнорий, которые цветут раз в году в полнолуние и всего пять минут. Весь день носился по дому, искал особенную бумагу для рисунков.
  Рони улыбнулся.
  -Эта бумага называется эпитомаж.
  -Вот-вот, она самая. А меня заставил выучить наизусть время прибытия вашего поезда. А потом еще и придирался, приказывал читать время прибытия, как стихотворение, - и, фыркнув, закончил. - С выражением.
  Мастер усмехнулся.
  -И что же ты?
  -Ну... Записал эту фразу на гиперофон и поставил в прихожей. Он всё равно ничего не замечал. Только и разговоров вчера было про эту волшебную розогнорию.
  Инга опустила глаза. Такой суровый на первый взгляд, подумала она, и такой болтливый. Впрочем...
  Она глянула вверх, на мастера.
  Рони улыбался. Его пронзительно-зеленые глаза тепло смотрели на черноволосого мальчишку. Его рука взъерошила его волосы, черные, как смоль. Его голос с частицей солнца...
  -Понятно. Цветение розогнории это действительно маленькое чудо.
  Впрочем, перед такими глазами разговорилась бы даже мраморная колонна.
  Мастер...
  Кто же вы, мастер Симатори?
  -Мне пора уезжать, - Рони достал золотой портсигар из внутреннего кармана, раскрыл его и вынул тонкую сигару. - Отвези Ингу в Рохарим.
  Акира глянул на девочку.
  -Она ангел?
  В утренней вокзальной прозрачности воздуха сверкнул огонек зажигалки.
  -Ангел, не желающий взрослеть, - добавил мастер.
  Петелька дыма.
  Рони улыбнулся Инге и заговорщицки подмигнул.
  -Мессере обещал, что в Рохариме больше не будет этих... Этих ангелов, - закончил Акира со странной интонацией в голосе. Инге она очень не понравилась.
  -Запомни мой дорогой, - тёплый взгляд Рони коснулся худого мальчишки с раскосыми глазами. Так коснулся, (так придавил), что мальчик сделался бледным и почти перестал дышать. Блестящий взгляд мастера пронзал. Маленькое солнце во взгляде сияло ярче и ярче... Маленькое солнце, сжигающее всё на своем пути. - Все твои обещания или даже слово чести - ничто в сравнении с моей просьбой к тебе. Твое почтение мне, Акира-тян, стоит многого и даже жизни. Что уже говорить про чьи-то обещания?.. Твой Мессере знает эту истину очень хорошо. Поэтому он мой друг. А ты никто.
  -Мастер... - хриплый шепот Акиры.
  -Я прощу ему то, что ради розогнорий он не встретил меня и еще много чего прощу, Акира-тян. А тебя, будь ты на его месте, не простил бы... Впрочем... - Мастер снова подмигнул детям и, затянувшись, неопределенно махнул рукой. - Мне действительно пора. Передавай привет своему Мессерино от меня.
  Инга смотрела вслед удалявшемуся мастеру Симатори. Она видела его в последний раз. Она чувствовала это.
  В последний раз...
  И почему-то она не испытывала облегчения, хотя, наверное, должна была его испытывать. Инге было грустно. Ей хотелось еще раз увидеть лицо мастера. Но...
  
  
  Инга поспешила вверх по ступеням, чтобы не отстать от Акиры, его светлая курточка маячила впереди, острые углы лопаток на спине и опущенные плечи выдавали напряжение. Мальчик сердито шагал вверх по широким ступеням Битакона, снова сунув руки в карманы шортов, кажется, до локтей.
  -Постой! Не так быстро, Акира, я не успеваю!
  Акира остановился и резко повернулся назад. Он собирался сказать ей нечто грубое и резкое, как мальчишеский толчок в плечо. Но увидев спешившую за ним девочку с челкой и острыми косичками, всё-таки передумал и, вздохнув, просто промолчал. Он терпеливо дождался Ингу и, когда она стала рядом, покачал головой.
  -Медлительная ты.
  Щеки Инги закраснелись. Однако взгляд ребенка, которому исполнилось сто лет, вполне доходчиво всё объяснил Акире. Без слов. Акира усмехнулся, из его глаз испарилась стальная сердитость, и он по-товарищески хлопнул девочку по плечу.
  -А вот это мне нравится. Не бойся и не отставай, и всё будет отлично.
  -Это такие порядки в вашем Рохариме - не бояться и не отставать?
  -Это я тебе говорю, Акира Мизобата, ангел-рори Мессерера Роххи! - гордо ответил мальчишка и стукнул себя в грудь.
  Взгляд Инги ему не понравился. Во взгляде столетней девочки-ангела было слишком много иронии. Ирония, дорогие мои, как правило, попутчица богатого жизненного опыта. А своим жизненным багажом Инга, возможно, не могла бы похвастаться, но использовать в качестве инструмента для понимания черноволосых задиристых мальчишек - вполне-вполне.
  Акира махнул рукой и, буркнув через плечо "Не отставай", снова сердито зашагал по ступеням вверх. Но сделав пару шагов, он приостановился и оглянулся. Раскосые черные глаза с хитринкой, словно с точкой света на кончике иглы, глянули на Ингу, и... Он подмигнул девочке.
  Инга едва удержалась, чтобы не ответить ему ванильной девчачьей улыбкой. Ей даже пришлось приложить усилие, чтобы сохранить отстранённое выражение... Но в душе она ликовала! Ей понравился этот угрюмый мальчишка!
  Уживёмся - решила она.
  Она сделала шаг и остановилась. Что это за божественные звуки? Инга оглянулась кругом, чтобы понять откуда льётся это чудо, словно ручей солнечных искр. Её взгляд проскользнул по перрону... Конечно же, этого следовало ожидать. Ни мастера, ни поезда.
  Инга украдкой глянула на Акиру и грустно вздохнула.
  Откуда же льётся эта прекрасная мелодия?
  Она снова неуверенно осмотрелась, скользнула взглядом по Акире, который уже ждал девочку возле массивных вокзальных дверей. И она поняла, откуда лились божественные звуки... Из серого, словно призрачный отблеск зеркала в затененной комнате, дверного проёма. Да, из него.
  Инга прошла оставшееся расстояние довольно быстро и, миновав удивленного Акиру, первой вошла в прохладную серебристую тень вокзала. Она заметила надпись над входом "Яара баддарини" и прошептала "Подарок из Яара". Акира догнал Ингу, и он был крайне удивлен.
  -Ты поняла, что там написано?!
  -Это яарат. Древний язык. Забытый давно. Странно, что архитектор знает его.
  -А ты знаешь, кто придумал Битакон?! Мессере - вот кто!
  Инга не слышала его. Она стояла посредине огромного зала, по четырем углам которого возвышались гигантские квадратные колонны сиреневого мрамора с зеркально-синими вкраплениями и колыхавшимися на сквозняке полосами белого воздушного шелка, обвивавшими их спиралями. Колонны поддерживали далекий хрустальный купол вокзала, который был оправлен в золотые круги и полосы, как бриллиант в королевской короне. Она видела свое отражение в отшлифованном благородном камне колонны... Ей захотелось прикоснуться к нему, чтобы на зеркальной полировке остался теплый след от ладони.
  Снова послышалось волшебное пение далекого хора. Инга посмотрела вверх. Там, если присмотреться и дать привыкнуть глазам к блеску косых солнечных лучей, сразу под куполом вращалась воздушная сфера. Лучи, бившие из хрусталя, попадая в этот вертящийся прохладный воздух, словно растворялись в нём, наполняя его точками света и солнечными нитями, колыхавшимися в потоке, как водоросли в спокойной реке. В тот момент, когда эта огромная масса воздуха начинала свое вращение - раздавалось пение небесного хора. Едва различимое. Переливчатое пение, как горный поток. Покорявшее магическим эхом, в котором голоса то сливались в один, то рассыпались, как розово-белые лепестки яблони на ветру.
  -Нравится?
  Инга посмотрела на Акиру непонимающими глазами. Она была оглушена красотой и величием Битакона. Она смотрела мимо него, в пространство, в котором сияющие столбы света чертили на полу золотые круги и треугольники, а тень растекалась, как предрассветная дымка, затеняя серебристой вуалью углы и дальние стены, расписанные диковинными рисунками.
  Мраморные скамьи с высокими спинками возле стен. Золотая вязь в граните над светившимися окошками билетных касс. Бронзовый мальчик, стоявший справа от неё на сером мраморном постаменте, который зачарованно смотрел вверх. Большой хрустальный куб часов в золотом канте, с циферблатами на каждой из сторон, поддерживаемый тремя вздымавшимися волнами из подсвеченного стекла. Золотые круги с тремя точками внутри, на полу - символ Яара.
  Инга расправила руки и принялась кружиться на месте, всматриваясь в поющую сферу воздуха, наполненную шелковыми нитями солнечного света и переливавшимися лентами прохладной прозрачности.
  -Я хочу летать, - прошептала она, кружась всё быстрее. - Господи, как давно я не летала!
  -Хой, хой, Инга, или как там тебя звать... Не вздумай здесь расправить крылья! Это человеческий мир! - сердитый шепот Акиры над самым ухом. - Пойдём, пойдём. У тебя начинается битаконат. Тебе срочно нужно выйти из вокзала!
  -Битаконат, - прошептала Инга, не в силах, (да, и, не желая), остановиться. - Что такое битаконат?
  -Очарование Битакона, вот что. Пойдём Инга, это может плохо закончиться, - Акира попытался схватить её за руку.
  Но Инга вырвалась и, отбежав от мальчишки на пару шагов, снова принялась кружиться, расправив руки. Она не могла отвести глаза от воздушной сферы, в которой плавали золотые нити, и которая пела божественным голосом... Она чувствовала себя маленькой, но все-таки неотъемлемой частичкой чего-то огромного и прекрасного. Она чувствовала красоту этого грандиозного и совершенного места и понимала, что могла бы раствориться в нём. Более того, она хотела этого! Она страстно захотела стать зеркальным отражением на полу или на колонне. Она захотела стать солнечным лучом, который как колонна света, медленно и бесшумно чертил золотую линию на полу, передвигаясь вслед за едва заметным движением золотой оправы купола. Она хотела стать переливчатым храмовым пением, которому резонировало сердце и принималось биться в ритме этой мелодии.
  -Инга, здесь можно умереть от красоты, - снова над ухом шепот этого вредного мальчишки. - Понимаешь ты, глупая ангелица - умереть можно запросто?!
  -Не правда, не правда, - прошептала Инга. - Умереть невозможно... Здесь хочется... Я хочу раствориться в Битаконе!
  -Если бы ты знала, дурочка, сколько ангелов растворилось навсегда в зеркальной тени Битакона! Ты что, умирать сюда припёрлась?! - резкое эхо последнего слова больно резануло ухо. Инга глянула на Акиру с неприязнью.
  -Не кричи на меня, - прошептала она с нажимом.
  -Я пытаюсь вернуть тебя в реальность, привезти, наконец, в Рохарим и сдать из рук в руки Мессерино. Это всё, чего я хочу. - Акира решительно взял Ингу за руку и повел к светящемуся прямоугольнику выхода на другой стороне.
  Инга обнаружила, чтобыла не в силах сопротивляться. В душе она кричала и возмущалась, обзывая мальчишку стыдными словами, но в реальности... Она покорно и расслаблено шла за ним, лишь испытывая мучительное сожаление, что через десять или двадцать шагов исчезнет магия Битакона.
  -Битакон очаровывает людей и ангелов в равной степени. С той лишь разницей, что человек просто наполняется восхищением, как светом... А мы, ангелы, можем потерять в Битаконе своё я. Ангел может по-настоящему раствориться в отражениях и в лучах. Навсегда. В Рохариме говорят, что ангелов детей, которые не смогли повзрослеть, всегда проводили через главную залу Битакона, чтобы посадить в поезд смерти... В ней они и оставались, как правило. И поезд почти всегда уезжал без ребенка.
  -Но зачем? - Инга чувствовала слабость, словно засыпала на сильном морозе. Ей было и больно, и сладко.
  Острый секундный взгляд раскосых глаз.
  -А всегда есть выбор, да. Или умереть страшной смертью, или остаться здесь. Чтобы выбрала ты?
  -Наверное... Наверное, я повзрослею... - она смотрела в спину мальчишки. - Ваш Мессере... Он добрый... Он для этого построил Битакон? Чтобы дать нам выбор?
  -Он рассказал мне однажды, что в детстве, в той семье, в которую его определил комитет по перевоспитанию, на него была возложена одна обязанность. Всего одна... В прочие дни он мог делать, что угодно или вообще ничего не делать, кроме игр и развлечений. Раз в полгода у домашней кошки Бетти, которую в той семье очень любили, появлялось пять или семь новорождённых котят. Маленькие слепые комочки, жалобно пищавшие из плетеной корзины, в которой жила Бетти. Так вот, на юного Мессерино была возложена обязанность топить котят в ведре. Ни мать, ни отец не могли этого делать, потому что им было жалко котят. По крайней мере, они так объяснили ему... По мне так очень странную жалость испытывали те люди. Они жалели не котят и не кошку, я так думаю, они жалели своё спокойненькое существование... Но факт остается фактом - Мессерино был обязан убивать котят раз в полгода.
  Акира покачал головой, осмотрев Ингу строгим взглядом, и сильнее сжал её ладонь. Впрочем, Инга была не в силах сопротивляться. Непонятная, сладкая до тошноты, истома охватила её тело. Она не могла сопротивляться Акире... И уже не хотела этого. Свет Битакона проник в её тело и начал его разрушать.
  -И что дальше? Что сделал Мессере?
  -Сбежал. В ту ночь, когда он должен был утопить котят, он собрал их, аккуратно уложил в мягкий шарф и... И сбежал.
  -Он хотел спасти котят?
  Акира приостановился возле слепяще-белого выхода из вокзала. Он чуть отпустил руку, позволив Инге последний раз оглянуться на воздушное пространство Битакона. Голова кружилась... Инга уже не чувствовала ног. Она была готова раствориться... Она хотела этого.
  -Он больше ничего не рассказал мне. Мессере часто начинает свои истории и обрывает их на самом интересном месте. - Акира тоже смотрел с ностальгией на мерцавшую солнечным золотом залу Битакона. Инге подумалось, что возможно, когда-то, он тоже впервые пересекал эту волшебную залу. И возможно, испытывал те же чувства, что и она сейчас. - Мне кажется, что Битакон родом из детства Мессерино. Возможно, среди прочих, история с котятами написана на его стенах.
  -Ангелы, как те слепые котята, да, Акира?
  -Пойдём, нам еще долго ехать до Рохарима, - он снова сжал её ладонь и потянул за собой.
  Квадрат света проглотил Ингу.
  Она задержала дыхание, словно ныряла с головой в холодную воду...
  И когда открыла их... И когда вдохнула полной грудью утренний городской воздух... И когда сделала первые шаги по ступеням вниз...
  Только тогда она почувствовала, что свободна. Битакон отпускает тех, кто его не хочет. Инга оглянулась на затенённый вход в вокзал.
  -Всё по-честному, Мессере, да? - прошептала она и, отвернувшись, пошла вслед за Акирой.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"