Аннотация: Несколько разрозненных историй о кукольном мастере Моргане Ван Криде, не вошедших в прошлые сборники. Пятое (и последнее) лирическое отступление, в котором Морган и Рем закончили свое путешествие по стране разлитых рек.
Куклы Ван Крида. Deus mechanica.
Истории в картинках словами.
Пятое (и последнее) лирическое отступление: Пробуждение.
А неба, света и воды было так много в стране разлитых рек, что слепли глаза и душа глохла. Пространство впереди, вокруг и сзади все дальше расширялось, становясь бездной, в которой тишина имела свое звучание и свой смысл. И тихий плеск воды, и утробное звучание дизеля, толкавшего по ржавым рельсам дрезину, и шумное небо с быстро бегущими облаками, и пение птиц, вьющих гнезда в зарослях шиповника на редких островках... – все было особенными ингредиентами тишины, чуточку нереальными и в тоже время единственно возможными.
Рем сидел на краю деревянной платформы, обитой железными уголками, и опускал ноги в воду, наблюдая за барашками и пеной, бурлящими вокруг бледных щиколоток. Он закатал брюки до колен, снял камзол и просто сидел, просто смотрел на проплывавшие мимо островки с древними руинами. У дрезины был мягкий ход, колеса глухо стучали на стыках рельсов, и легкая вибрация от дизельного мотора, накрытого посредине платформы железным кожухом с масляными пятнами, не раздражала и не отвлекала от созерцания. Иногда Рем оглядывался и смотрел на Моргана, стоявшего рядом с двигателем. Его друг держал руки в карманах брюк, выпущенная рубашка колыхалась на теплом ветру, а взгляд был таким печальным и спокойным, что Рему приходила в голову странная мысль – Морган на самом деле ослеп, и видит вовсе не страну разлитых рек, а что-то свое, потаенное, красивое и одновременно страшное.
–Куда мы едем, Мори? – спросил Рем, чуть повысив голос, чтобы перебить тарахтение дизеля.
Тот лишь пожал плечами в ответ.
Рем вздохнул, встал на ноги и подошел к другу. Сначала он посмотрел на кожух, вибрирующий и норовящий сползти с мотора, затем на Моргана.
–Тебе нужно остановиться. Понимаешь? – Рем внимательно смотрел на друга.
–Остановиться? – Морган словно очнулся от размышлений, глянул на Рема, затем на погнутый в двух местах рычаг, торчавший прямо из пола рядом с двигателем. На стальной пластинке, что была прикручена прямо к доскам возле рычага, было выбито три слова: вперед, назад, стоп. – Думаешь, зря мы покинули вокзал? Впереди вообще ничего не видно... – Его взгляд снова стал грустным и словно бы утонувшим сам в себе. – Только вода и небо...
–Ты не услышал меня, Морган, – Рем покачал головой, но глаз своих, внимательных, вглядывающихся вглубь, не отвел, хотя знал, что друг не выносил этот его взгляд. – Тебе. Нужно. Остановиться.
–О чем ты, Реми? – Морган и правда не понимал, его взгляд стал растерянным и ранимым. Он смотрел на Рема так, как мог только он – с распахнутой душой. Вот, что хочешь, то и делай с ней – оживи, наплюй, убей, обесцветь...
–Хорошо, скажу по-другому, – Рем отвернулся. Затем сказал твердым и в чем-то даже жестоким голосом: – Отпусти меня, Мори. Мы здесь потому что этого хочешь ты. Потому что ты до сих пор считаешь себя провинившимся передо мной. Потому что ты ничего не понимаешь и никогда не понимал, но обвиняешь во всем себя. Тот день, когда расформировали школу солнца, когда нас разлучили... Тот день не принадлежал тебе, скажи уже себе правду, Морган. Ты ничего не мог контролировать, ни на что не мог влиять. Поэтому перестань винить себя, и... Отпусти меня, наконец.
–Реми... – сильная рука, с жилками и венами, смуглая кожа, пальцы, суставы, оторопь, оторопь... Рука надавила на рычаг. Дрезина громыхнула чем-то там в подполе и остановилась.
–Я уже почти тебя ненавижу, Мори, – прошептал Рем, закрыв глаза. – За то, что снова и снова возвращаешься сам и возвращаешь меня в тот проклятый день. Мори, время ушло, тот день ушел, я ушел. Зачем ты вообразил эту страну разлитых рек? Зачем ты притащил меня сюда? Чтобы что? Услышать от меня слово – прощаю? Чтобы что, Мори?!
–Если бы ты знал, как тяжело жить с этим камнем, Реми.
–А мне? Про меня ты подумал? Каково мне снова и снова, и снова, и снова?
–Не знаю...
–Поэтому отпусти меня, Мори. Иначе я точно тебя возненавижу. Но не это самое страшное. Неужели не понимаешь? Самое страшное случится тогда, когда ты сам себя возненавидишь. И вот тогда ты станешь монстром, Морган. Отвратительным, жалким монстром, который будет убивать не потому что кого-то ненавидит или просто хочет есть, а потому что ему все время жаль себя.
–А если я возненавижу тебя, Реми? – Морган смотрел в пол. Копна черных волос с платиновым отливом растрепалась на ветру, совсем скрыв глаза.
–Если это поможет тебе излечиться от бессмысленной вины... Тогда возненавидь, Морган. Возненавидь.
–Так просто? – Морган поднял голову, но глаз за волосами по-прежнему было не рассмотреть. – Ты хочешь этого?
–Я просто хочу, чтобы ты меня отпустил. Дай случиться тому, что должно случиться. Отпусти этот хлеб по водам. И он вернется к тебе, когда придет время.
–Так не бывает, – Морган подошел к краю площадки и сел, опустив ноги в прозрачную воду. По камушкам между черных шпал бегали лучики света. – Что уходит – уходит навсегда.
–В таком случае, у тебя нет права держать при себе то, что должно уйти, – печально сказал Рем.
–Спасибо.
–Что? Ты о чем?
–За то, что побыл со мной здесь... Спасибо. И прощай.
–Прощай? Что за мрачные мысли, Мори? Мы еще встретимся...
–Прощай, Реми, – тихо-тихо сказал Морган. – Я отпускаю тебя.
Тишина.
Плеск воды.
Шумное небо.
Вокруг Моргана снова сгустилась ангельская аура, ангельская суть, став похожей на два прозрачных крыла.
Он еще долго сидел в одиночестве на краю платформы и смотрел в переливчатую даль.
А потом...
Он проснулся в своей холодной комнатке на пятом этаже. Здесь была Верма и вечная зима. И здесь же была настоящая жизнь. Морган сонно улыбнулся, потянулся в скрипучей кровати, и пробормотал:
–Хочу кофе. С шоколадными конфетами… – он глянул на окно с вцепившейся по краю изморозью. На улице мела пурга. Морган закрыл глаза... Но скоро открыл и решительно выбрался из уютной постели. Он начал спешно натягивать на себя теплую одежду, путаясь в рукавах свитера, потому что холод подгонял. – Надоело! Убираться отсюда нужно, туда, где тепло. Сегодня же займусь.
Конец пятого лирического отступления.
Сони Ро Сорино (2016)
P.S.
За неделю, примерно, до того как расформировали школу солнца, мастер Антон взял мальчишек с собой в мастерскую по ремонту солнечных (или световых, как правильно они назывались) ловушек, сразу после последней пары. Это было одноэтажное здание красного кирпича с плоской, полностью стеклянной крышей. Располагалось мастерская за пришкольным парком, едва ли не на самой границе с фермерскими полями, засеянными пшеницей, только-только начавшей золотиться поспевавшими и туго налитыми колосьями.
Близость парка давала о себе знать, стеклянная крыша постоянно бывала засыпана опавшей листвой и даже сосновой хвоей, которую приходилось счищать хотя бы раз в неделю. И вот именно эту работу поручил мастер Антон Моргану и Рему. Он дал им по щетке с растрескавшимися ручками и показал на лестницу, прислоненную к стене.
–Даю вам час.
–Я вообще-то не очень-то люблю высоту, – тихо проговорил Рем, глянув на своего друга, который с самого утра пребывал в каком-то задумчивом состоянии и не реагировал на внешний раздражитель, коим и являлся Рем с вечными своими феерическими вопросами, предположениями, шутками-прибаутками и даже, один раз, попыткой силой побороть сидящего на подоконнике черноволосого мальчика. Морган на попытку отреагировал молниеносно, после чего Рем обнаружил себя поставленным на стол, получил в руки кружку с чаем и наставление «не сейчас, Реми, пойми меня», затем снова сел на свое место и принялся смотреть в парк. И что с ним такое? – весь день задавался вопросом Рем.
–Значит, пусть Морган чистит за вас двоих, – Антон вернул белокурого мальчика в реальность. – Проверю лично. У вас час.
И им пришлось лезть на крышу. А там, в общем-то, на всё про всё хватило двадцати минут. Мальчишки довольно быстро счистили листву с толстых стеклянных квадратов в мощных рамах. И скоро сидели на краю, болтали ногами и смотрели на поля. Ветер катил серебристые волны по высыхавшей пшенице. Небо было синим, без облаков. Синим и тихим. Спокойным. Бездонным.
–Как хорошо здесь пахнет, – прошептал Рем, затем глянул на друга. Морган безучастно всматривался вдаль и скорее всего ничего не видел. – Тебя что-то тревожит, Мори?
–Сон.
–Что? – Рем с интересом рассматривал Моргана.
–Странный сон, – Морган отвлекся от своих мыслей и тоже посмотрел на друга. – Как будто я ходил по пустому общежитию и искал тебя. Искал, искал, и...
–Брось ты, – Рем в шутку пихнул Моргана плечом. – Что с нами может случиться? Нас разлучат? Пф! Это просто сон.
–И все же, ты сказал это...
–Что я сказал? – Рем попытался улыбнуться, но... Улыбка не получилась. Он вздохнул и вернул взгляд на поле, по которому с тихим шелестом катились сухие волны. – Мори... Мы ведь не сможем всегда быть вместе?
–Это вопрос?
–Не знаю. Постоянно думаю об этом, знаешь. Вот пройдет еще сколько-то лет, мы повзрослеем... У тебя появится жена, а потом и дети...
–А у тебя?
–Нет. У меня не будет ни того, ни другого. – Рем опустил голову и закончил шепотом: – Не спрашивай почему я в этом уверен. Хорошо? Есть что-то, чего ты не знаешь обо мне. И не нужно тебе знать. Просто прими, как данность.
–Хорошо, приму, – Морган тоже посмотрел на шумное поле впереди.
–И за это, – улыбнулся Рем. Затем совсем уж тихим шепотом: – И за это. Я. Тебя...
–Что?
–У тебя будут мальчики. Уверен в этом. Два таких черноволосых мальчугана...
–Замолчи, – шепотом.
–И ты с супругой и детьми будешь выходить в город на променад. У тебя будет примерная семья, вот прям идеальная просто... всем на зависть.
–Замолчи! – громко, с нажимом.
–Мори?
Морган встал и направился в сторону лестницы. Молча. Резко.
–Мори? – растерянно пробормотал Рем.
Морган стал на первую ступеньку, но задержался, чтобы коротко глянуть на Рема и сказать... С такой болью сказать... С такой болью, что по спине Рема поползли мурашки, как ядовитые муравьи.
–Месяц назад в Розенбурге Антон сказал мне одну странную вещь. Он сказал, что ты очень хорошо изучил меня и знаешь, как облупленного. А я наоборот ничего про тебя не знаю и не узнаю никогда. У него была точно такая же интонация в голосе, как у тебя только что. Я не знаю что будет в будущем, Реми. И ты не знаешь. Да что там говорить, даже яариты этого не знают. Может быть, я стану хорошим мужем и любящим отцом, вопреки тому, кто я есть сейчас, – нелюбимый сын и глупый друг, прочтенный как книга от корки до корки. Поверь, это больно, когда вдруг начинаешь понимать, что ты нелюбим и прочтен. Это больно, черт подери, быть чьей-то повинностью или чьей-то привычкой. Не смотри на меня такими глазами, пожалуйста, Реми, потому что сейчас на меня не подействует этот твой взгляд. Скажи, почему в твоем голосе я услышал насмешку, Реми? Почему? А лучше ничего не говори. – Он спустился на одну ступень, снова задержался... – Сегодня в фебмастерской переночую. Мне как раз завтра сдавать лабораторную. Очень много работы.
И скрылся.
А Рем долго смотрел на то место, где был Морган, удивленными, винными, с каплями солнца в темной глубине, глазами. А губы все шептали беззвучно… Впрочем, те слова, что шептал Рем, не предназначались посторонним ушам. Поэтому пусть они с ним и останутся.