Сорино : другие произведения.

Дакота. часть 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Глава ПЯТАЯ)
  Проект Антиготика
  
  
  
  Глава 5
  
  
  
  "Дакота"
  
  
  
  (часть первая)
  
  
  
  Второе лирическое отступление.
  Заветные загадки для избранных.
  Уроки эпитомии.
  
  
  
  **:**
  **:**
  
  
  -Засыпай, малыш.
  -Не буду!
  -Засыпай, пожалуйста, малыш.
  -...я боюсь.
  -Я всегда с тобой, малыш. Почему ты плачешь и дрожишь?
  -За окном так страшно воет вьюга... Я боюсь, что засну, и боюсь, не услышу..., как уйдешь и оставишь меня навсегда.
  -Я останусь с тобой. Засыпай, засыпай.
  
  
  
  **:**
  **:**
  
  -Рутта - это кровь ангелов. Точнее, ангелы сами так называют свою кровь. Она ярко алого цвета... Знаешь почему?
  -Нет.
  -Полный состав рутты неизвестен науке до сих пор. Но в Симаториконе, ссылаясь на исследователя Джафара Ай-Марамета, сказано, что "Кровь ангелов - это тяжелая вода, омывшая раскаленный атомный реактор ангельского сердца. Она, словно радиоактивный сок каёранов, светится и пульсирует мерцающими вспышками под бледной ангельской кожей". Отсюда и цвет... Возможно, в Симаториконе были использованы художественные образы и сравнения... Но даже сейчас нам доподлинно известно, что одна капля рутты может убить здорового человека..., попади она на кожу. Даже незначительные испарения рутты смертельны для многих людей. Даже просто её запах...
  -И это кровь ангелов?!.. Постойте-ка... Для многих? Значит..., не для всех?
  -Меня радует твоя сообразительность. Да, мой друг, кровь ангелов - смертельно опасна для взрослого человека в возрасте, примерно, от 20 лет. Заметь, только для взрослого. И еще... У неё есть свой специфический запах. Рутта пахнет терновником. Её терпкий сладкий запах сводит людей с ума и подвигает на невероятные безумства. Аромат рутты, словно сильный наркотик, рисует в человеческом воображении удивительные и красочные картины... Ведь иногда, чтобы повлиять на человека, ангел надрезает кожу на своём запястье и просто вытягивает руку вверх.
  -Надрезает кожу..., чтобы повлиять... Зачем?!
  -Зачем?.. Не знаю... Возможно, люди и ангелы связаны между собой невидимой, но крепкой, нитью зависимости друг от друга. Всё возможно... Но вот, что скажу тебе, мой друг, наверняка. Если тебе случится побывать в беснующейся людской толпе или ты просто почувствуешь необычайно сильную вспышку воображения, или, вдруг, тебя охватит беспричинный вселенский восторг - принюхайся, (да, да, ты не ослышался, - просто принюхайся). Ты обязательно почувствуешь в воздухе едва уловимый аромат терновника. Ангел где-нибудь рядом.
  
  
  **:**
  **:**
  **:**
  
  
  
  
  Убегай, убегай!
  Скорей убегай от меня наивный белокурый ангел!
  Я голодная ведьма.
  Съем....
  Съем твое сердечко, брызнув кровью на зубах, как соком спелой клубники.
  Выпью...
  Выпью всю твою любовь, без остатка. Ни капли не оставлю!
  Выпью твою алую кровь заодно. Этим вечером расцарапаю золотыми иглами вены на мраморно-белых твоих руках, и кровью твоей дурманящей наполню хрустальный бокал до краёв. Буду любоваться тобой, пригубив крови глоток. Буду наслаждаться картиной твоей мучительной смерти у меня в ногах.
  Белый, белый ангел на черном зеркальном полу. Тонкое, тонкое лицо. Ах... Что же так умоляюще смотришь?
  Бледная, бледная кожа твоя - расцарапанная. Запах твоей кожи - мой наркотик. Алые черточки, источающие сок - припаду к ним губами. Капельки крови - крови ягоды.
  Сладкая она... Да, такая сладкая и терпкая ангельская кровь твоя, с запахом терновника!
  Не смотри на меня, глупый ангел. Разлюби меня!
  Съем тебя... Не смогу не съесть!
  Ну же!
  Убегай, убегай, наивный белокурый ангел!
  Убегай же скорее от меня... Иначе умрёшь.
  
  
  Нет, постой... Постой. Постой.
  
  
  
  
  
  00. Шкатулка с иглами
  ~Coffret aiguilles~
  
  Он смотрел в окно, на розы под дождём. Отражение белокурого юноши на стекле переливалось и мерцало в стекавших струях дождевого потока: становилось хрупким и призрачным, дрожало и таяло, растворялось и возникало вновь на стекле.
  Тёплый июльский дождь проливался на тёмно-красные розы в круглой клумбе, чтобыла разбита перед окном учителя. Капли падали на атласные лепестки роз, разбивались об них, и превращались в алмазную водяную пыль. Отяжелевшие от влаги бутоны вздрагивали от ударов тяжелых тёплых капель, словно им было больно, и клонили, клонили свои роскошные головы к черной влажной земле.
  Он оглянулся назад и посмотрел вглубь кабинета.
  Мессере как раз достал из шкафа плоскую шкатулку из орехового дерева и ласково провел ладонью по её крышке.
  -Тёплая, - сказал Мессере, затем посмотрел на него. - Ты уверен, Дакота, что они нужны тебе?
  Дакота подошел к нему и взял шкатулку.
  -Мне хочется попробовать их в работе... - он отодвинул миниатюрный замочек на крышке и открыл шкатулку. На его бледном лице отразились три тонких золотых отблеска. И в черных влажных зрачках появились три золотые черточки. - Здесь что-то написано, на незнакомом языке.
  Мессере вздохнул и вернулся к своему столу. Постоял минуту... Взял папиросу из открытой папиросницы и прикурил от хрустальной зажигалки с серебряным кантом.
  -Это яарат, давно забытый язык.
  Дакота внимательно рассматривал мельхиоровую пластинку на внутренней стороне крышки. Ему показались знакомыми инициалы внизу, под строчками. Однажды он видел эти символы. Два слова... И в тоже время - это одно слово. Что же...
  Ах, да...
  Сима Тори.
  -Мастер? - Дакота удивлённо глянул на учителя. - Это его подпись?
  Мессере подошел к окну и раскрыл его. В комнату ворвался влажный ветер с запахами роз, земли и чистого воздуха Рохарима. Дакота наблюдал, как вокруг поникшей фигуры Мессерино вздымались белесые шторы. Учитель снял пиджак и бросил его на спинку кресла. Затянулся. Выдохнул тонкую струйку дыма. Затем папиросой нарисовал в воздухе круг и в нём три точки в ряд.
  Крылья-шторы взмахнули вверх...
  Рисунок в воздухе растворился.
  Крылья опали...
  И струйка сизого дыма потянулась в окно.
  -Он хотел, чтобы я рисовал аёру исключительно золотыми иглами. Поэтому, мастер Симатори подарил мне эти иглы и написал короткое наставление бескрылому серафиму Сими Роххири.
  Мессере повернулся к столу и ткнул недокуренной папиросой в хрустальную пепельницу. Провёл по гладкому дну, (искр полоса)... Вдавливая, вдавливая, вдавливая её... Надломив... И затушив, наконец.
  Взгляд поверх сиреневых стёкол очков на Дакоту. Две секунды острого изучающего взгляда.
  Точка. Точка. Точка. Круг.
  Дакота опустил глаза.
  -Хочешь послушать, как звучат слова на языке янтарноглазых серафимов?
  -Янтарноглазых... Да, Мессере. Мне кажется это что-то невероятно грубое и в то же время, что-то трогающее струны сердца.
  Учитель усмехнулся и снова отвернулся к мерцающей зеркальности дождя в окне.
  -Это мертвые слова на мертвом языке, Дакота. Нет в них ничего. Давно уж ничего нет... Впрочем, если хочешь послушать, изволь.
  
  "Ayora nukki Rohhiry rar:ra
  Yugirri kat:ta Farran urekki
  Warhara Red:da
  Ir oghara
  Ir:rominata dat:te rek:ki"
  
  Дакота смотрел в спину учителя. Белая рубашка - высокий ворот, черный жилет - шелк и бархат. А рядом... А вокруг него... Крылья-шторы. Шелест июльского дождя. Запах роз.
  -Какое необычное и красивое звучание... Что означают эти слова, Мессерино?
  -Эти слова предназначались мне. Тебе незачем знать перевод.
  -Я почувствовал в них угрозу.
  -То было предупреждение, помимо прочего.
  -Предупреждение?
  -Когда-то... - Мессере закрыл окно и сразу же, звуки дождя стали приглушенными, более напоминавшими шепот. - Когда-то я совершил ошибку. Не послушался предупреждения... Поэтому сейчас предупреждаю тебя - иглы аёры опасны для жизни.
  -Они острые, - Дакота поставил шкатулку на середину стола. На красном бархате, которым было выложено её дно, в специальных углублениях, лежали три золотые иглы. Длинной они были не меньше двадцати пяти сантиметров каждая. Дакота заворожено смотрел на тонкое мерцание золота на красном бархате.
  Какая красота, думал он... Какая завораживающая и опасная красота.
  Дакота провел кончиком указательного пальца по той, что лежала с краю, и глянул на учителя.
  -Бумага такая тонкая для игл.
  Мессере потянулся через стол и взял крайнюю иглу. Золотая молния начертила круг в воздухе и легла между пальцев его руки особенным образом.
  -Эта игла называется Югирри. Её нужно держать только так, - Мессере поднял руку, чтобы Дакота рассмотрел. - В правой руке. Только в правой. Она тяжелая. Самая тяжелая... Но она одна умеет пронзать солнечный луч и брать из него золото по капле. И еще... Она парит в лучах солнца.
  Мессере положил Югирри на белый лист эпитомажа и взял из шкатулки вторую иглу.
  -Эта называется Фарран, её цвет - синий и все его оттенки. Она не тонет в воде и умеет брать краску из влажного воздуха и из дождя. Держать её нужно только левой рукой. Вот так, - тонкие пальцы Мессерино взяли иглу кончиками, в самом основании. - Только так, иначе она не будет рисовать, а только рвать бумагу. Это же условие касается Югирри - держать определенным образом.
  На чистый лист эпитомажа легла вторая игла. Мессере вынул из шкатулки третью золотую иглу.
  -А вот эта... Её звать Редда.
  -Её цвет - красный... - прошептал Дакота.
  -Самая непритязательная и лёгкая из игл аёры. Держать её можно как угодно и какой угодно рукой. Но... Красный цвет, все его оттенки и все производные, она черпает из крови. Ей подвластны вообще все цвета, и даже запахи. С одним условием... Редда начинает рисовать - только окунувшись в ангельскую кровь.
  Мессере положил и эту иглу рядом с остальными, затем глянул на Дакоту.
  -Есть способ управляться всеми тремя иглами одновременно. Одной рукой. Правой.
  Он провел ладонью в воздухе над иглами, затем прикоснулся пальцами к их основаниям.
  Поднял руку.
  Иглы словно прилипли к пальцам Мессере.
  Мессере свел их сначала в одну точку, затем подвигал пальцами. Иглы сверкнули... Прикоснулись к белой бумаге... И мгновенно изобразили на нём розу.
  
  Тяжелый алый бутон розы, сгибавшийся и дрожавший под ударами тяжелых дождевых капель.
  
  -Ты должен всегда помнить о том, что эпитомия - это слова. В первую очередь - слова. Если ты захочешь рисовать одной или тремя иглами одновременно, то должен помнить еще о том, что они навсегда заберут из твоей головы те слова, которыми будешь рисовать. Ты должен быть уверен в том, что в твоей голове так много слов, что расстаться с десятком - не велика потеря. И еще о том должен помнить, что все три будут пить твою кровь жадно, жадно, как выпивоха пьёт вино в таверне, что на гаргаронской дороге.
  -Мою кровь?
  -Алую ангельскую кровь с запахом терновника. Если пользоваться тремя иглами одновременно.
  Дакота с ужасом смотрел на золотые вспышки игл аёры, порхавших над рисунком. На кончиках лепестков нарисованной розы появились прозрачные отблески и по атласной блестящей коже начали стекать алмазные капли...
  -Вы рисуете своей кровью, Мессере?
  -Моя кровь - жидкое золото. Золотая вода - так однажды её описал Ишир. - Мессере мельком глянул на Дакоту и не весело подмигнул ему. - Золото всегда договорится с золотом - это уже моё наблюдение. Но твоя кровь, Дакота, другая... Никогда не пользуйся тремя иглами одновременно, если ты не уверен в своих силах. Иглы смогут выпить всю твою кровь, если увлечешься эпитомией. Лишь только они соберутся вместе в одной руке - бойся, Дакота, смерть совсем рядом!
  Иглы молнии сверкнули в руке учителя...
  Цок. Тремя остриями в бумагу.
  Движение золота в воздухе. Резко. Ослепляющим бликом по глазам. К нему. В сторону завороженного ангела.
  Шорох бумаги по столу.
  Белый лист передвинулся на другую сторону стола и застыл возле Дакоты.
  Острые иглы. Но ласковые.
  Три иглы.
  Застыли над...
  Застыли над ярко-алым атласом лепестков нарисованной розы. Кончиками по каплям росы: чуть, чуть, чуть... Остановленное прикосновение. Незаконченное, не вонзённое. Отпрянувшее.
  -Смотри, Дакота. Здесь одиннадцать слов. Одиннадцать, всего лишь. И три иглы аёры. Югирри описала тончайший золотой кант света по краям лепестков и капель. Фарран дал атмосфере прозрачную глубину и отражение. А Редда... - Мессере повернул руку ладонью вверх, показав, что третья игла перекатилась на мизинец. Он подвигал пальцем, и отраженная точка света вонзилась в зрачок, как настоящая игла. Дакота прищурился, но не закрыл глаза. Он неотрывно смотрел на третью иглу. - Редда нарисовала алый цвет розы. Но не только его... Смотри.
  Мизинец с прилипшей иглой чуть согнулся и поддел бутон сверкавшим остриём.
  Напрягся и...
  И вынул розу из бумаги, прорвав прозрачную пленку застывших слез.
  Золотая игла пронзила один из лепестков, пока вытаскивала бутон.
  И вот... Спустя мгновение...
  Роза стояла и покачивалась, словно росла из белого листа эпитомажа.
  -Она настоящая? - прошептал пораженный Дакота и неосознанно прикоснулся к прохладным лепесткам и к гладкой её тёмно-зелёной коже с шипами. - Настоящая!
  -Иллюзия объёма и формы... Это точное отображение моей воображаемой картины.
  И снова иглы сверкнули, как молнии.
  Золото, горящее в воздухе.
  Мессере размахнулся и бросил иглы в розу.
  Дакота напрягся...
  Иглы вонзились в алый бутон, как в обреченно опущенную голову.
  (Больно!)
  Три удара, сбившие капли росы на полировку стола. Три смертельные раны.
  Запах слёз...
  (Как больно!)
  Дакота закрыл глаза, когда иллюзия растворилась, и на столе остался лишь рисунок эпитомии, пронзённый иглами.
  -Что это было, Мессере?
  Учитель вынул иглы из стола и положил их обратно в шкатулку.
  -Что?
  Дакота открыл глаза, и Сим Роххи с удивлением заметил слёзы на щеках Дакоты.
  -Вся эта красота..., что это?.. Движение игл, золото в воздухе, рисунок. Что это было? Почему мурашки ползали по спине, как электрические разряды? Почему мне хотелось шептать: еще, еще, еще, пожалуйста, еще?! Почему хотелось крикнуть: Не останавливайтесь?!.. Почему, Мессере?
  -Ромината, - усмехнулся Мессере и присел на краешек стола. Он взял папиросу и тряхнул ею в воздухе. Кончик папиросы затлел оранжевой точкой, и тонкий сиреневый завиток дыма поднялся к потолку. - Я мог бы зарабатывать на кусок хлеба фокусами. Это ромината, мой юный друг.
  -Что это такое - ромината?
  -Красота, творимая руками серафима. Моим предназначением было плести золотые кружева энергий в жестоком небе Яара.
  -Ваше предназначение не сбылось почему-то?
  Мессере отвернулся и посмотрел в окно. Дакота замечал и не замечал движений солнечного луча в окне, замечал и не замечал того, что за стеклом больше нет дождя. Он видел и не видел. Он смотрел широко раскрытыми глазами и не видел ничего кроме коротких движений учителя.
  Отблеск на черненой платине волос...
  Ничего, кроме двух точек света на золотой оправе...
  Ничего за отражениями света, вспыхнувшими и сразу померкшими, в круглых сиреневых стёклах очков...
  Мессере...
  -Дождь закончился... - тонкая папироса, черта дыма, точка запонки, как сверкающая падающая звезда. - Эллохир дал свободу всем ангелам и серафимам, жившим в Яара. И блистающее воинство небесное принялось пожирать её, как... Воинство постепенно превратилось в орду.
  -А вы?
  -А я... Я был слишком мал, чтобы осознать свое предназначение. Что уже говорить о предназначении всей Яара.
  -Воинство небесное... Яара... - шептал Дакота. - Но позже вы поняли его, свое предназначение?
  -Эллохир иногда рассказывал нам, своим серафимам, удивительные сказки. Мы сидели вокруг костра на берегу океана Воли и слушали, слушали, слушали мягкий голос Эллохира под тихий шорох волн и потрескивание сушняка в огне. Мы... Девять янтарноглазых девочек и мальчиков, наделенных таинственной мистической силой. Мы сидели вокруг костра под бездонным ночным небом Яара с мириадами звёзд, рассыпанных на черном небесном хрустале, и заворожено слушали, слушали, слушали сказки... Мы слушали сказки, которые придумывал и рассказывал гениальный фантазёр...
  -Мессере...
  -Теперь понимаешь, что оно такое - предназначение? Понимаешь, что оно - первая строчка в большом романе? Понимаешь, почему Он - Эллохир, а не системный программист?! Понимаешь, зачем он создает красоту даже там, где в ней нет никакой необходимости?.. Всё, что я делаю, даже если просто прикуриваю очередную папиросу, всё, всё, всё - ромината. Я не могу по-другому... Но если смог бы, (если бы смог позволить себе это), то давно бы ударил по горлу клинком, чтобы захлебнуться в своей золотой крови и умереть. Лучше смерть, чем бессмысленное уродливое существование. Чивур доре арокка, сими нукки, белокурый ангел. Лучше умереть.
  -Лучше умереть... Но, ведь это грех! Даже просто так думать - грех!
  -Жить, как животное - больший грех... Нет ничего более бессмысленного и уродливого для ангела, чем животное существование. Самоубийство - это пощечина Богу. Осознанное бессмысленное существование - открытое неуважение ЕМУ, вложившему в тебя смысл.
  Дакота опустил голову.
  -Но где найти смысл жизни? Если бы он лежал под рукой...
  -А ты искал его? Или всего лишь тот факт, что этот вопрос возник в голове, ты называешь поиском?
  -Я искал... Точнее, пытался искать...
  -Ах, глупый ангел. Сими нукки, сими нукки.
  Дакота глянул на учителя... Мессере смотрел на него и грустно улыбался, (рука плеснувшая молоко в блюдце для лопоухого котёнка), очки его сверкали на солнце.
  -Какой же ты ещё глупый, мой ангел Дакота. Бака тенши, бака. Впрочем... Я тоже когда-то искал и почти потерялся в этом недобром путешествии. Но скажу тебе так, однажды в середине пути я понял, что этот поиск не простое путешествие по араят-арокка (дороге жизни). Он - твоя вселенская война, твой личный Армагеддон с самим собой. Маленькая беспощадная война на два фронта, в которой ты: или просто голый труп, или ворох сожженных перьев (всё тот же мёртвый, мёртвый, мёртвый ангельский труп).
  -Жестоко, Мессере...
  -Во втором случае всё-таки труп ангела.
  -???
  Учитель опустил голову с усмешкой.
  -Не обращай внимание... Ангелы, как известно, не умеют шутить, - шепот из тени глаз. Он стряхнул пепел мизинцем. Глянул на удивленного Дакоту из золотой тени... - Это была нитка с бисером, не более.
  -Мессере... Если бы вы знали... Как же мне хочется жить так красиво, как вы. Хочу, чтобы даже неудачная ангельская шутка была такой... Такой красивой.
  -Разве, что-нибудь мешает тебе?
  Дакота смотрел на Мессере.
  -Смотри внимательно, я покажу тебе мгновение красоты. Лови её движения. Расшифровывай их. Впрочем, я знаю, что зачарую тебя. И признаюсь, мне приятна эта мысль.
  Он задумался на мгновение, затем окинул взглядом стол.
  Игла аёры снова оказалась в его руке. Одна из игл. Югирри катта.
  Она снова мелькнула золотом. Царапая белый лист эпитомажа.
  Царапая.
  Рисуя.
  
  
  Обводя линиями света...
  По кругу обводя...
  В воздухе.
  Пронзая упругий луч почти-почти, как золотистый зрачок. Остриём в неподдающуюся прозрачную плёнку. Но не вонзившись. Лишь уколов. По нити света.
  Отразившись в окнах где-то,
  Где-то в бездонном ЗА,
  Отблесками по глазам.
  Едва-едва не коснувшись и не вонзившись, скользя, скользя, скользя.
  Проскальзывая.
  Сверкнув и отразившись,
  Зеркальными блесками:
  Раз, два, три... Четыре.
  По глазам. По миллиметру воздуха возле глаз.
  По коже...
  По контурам кожи - выцарапывая на ней алые полоски, нити, красных капель бисер,
  По бархату её - размазывая кровяную росу пальцем. Тонко, тонко, тонко.
  Линиями света по губам - ласково,
  Полоской взгляда по зубам - белое в красном,
  Тонким лучом вверх и...
  И чиркнув по бровям.
  Чирк.
  Выше, выше, выше, в воздух, в мельтешение квантов света.
  Тише, тише, тише.
  Медленнее.
  Здесь.
  Во вспышках света.
  
  
  -Кто она?
  -Женщина. Дьявольски красивая женщина из красивого прошлого.
  Дакота подвинул к себе лист эпитомажа.
  -И, правда, красивая. Вы были знакомы с ней?
  Игла легла на стол. Цок-к.
  -Я придумал её. Не смог не придумать. Должен был.
  Взглядом на учителя. Тихо.
  -Но ведь ей было больно? Это красиво, конечно... Но больно ведь.
  Мессере глядел в окно. И не смотря на свет, его глаза были скрыты в тени с золотистым кантом по бледной коже.
  -Больно. Но для того я придумал её, чтобы пробовать и продолжать придумывать. В том состояла цель её существования. И это было моим желанием.
  -Но...
  Мессере коротко глянул на Дакоту и покачал головой.
  -Не говори пустых слов, малыш.
  Он взял Редду и провел остриём по контуру совершенного лица на рисунке.
  -Я искал совершенство... А она была так красива... Так красива... Я просыпался по ночам, словно в горячечном бреду, и рассматривал её, лежавшую рядом в лунном луче, и не мог насмотреться. Она была воплощением моих мечтаний о совершенстве, в ней было соединено несоединимое. Кожа... - Редда мягко коснулась нарисованной царапины на нарисованном лице. - Я создал идеальную форму. Но не смог придумать для неё содержания. Точнее сказать, я наивно полагал, что форма вполне может его заменить. Я думал, что красота самодостаточна... Как же я ошибался, малыш.
  -Что с ней стало потом?
  -Она убила себя...
  Глаза Дакоты стали большими от испуга.
  Учитель покачал Реддой в воздухе.
  -Однажды утром она зашла в южную беседку, и пока я пил свой чертов утренний кофе... Взяла из шкатулки иглу и воткнула себе в грудь. Молча. Стоя спиной ко мне. Она долго умирала... И пока билось её сердце... Игла двигалась вперёд-назад, вперёд-назад, разбрызгивая кровь.
  -Мессере, ваши глаза...
  Секунда. Застывшее пространство. Луч солнца уперся в пол.
  -Мои глаза? Что с ними?
  -Зрачки стали красными, как кровь!
  -Ах, это... - он прикрыл глаза ладонью и опустил голову. - Ты ведь знаешь, я не умею плакать. Вместо слёз - это. Но иногда... Иногда так хочется...
  Дакота испытал странное чувство, неожиданное, и до этой минуты ни разу не испытанное. Ему захотелось подойти к учителю и просто пожать его плечо. Просто. Просто, чтобы он знал, что не один. Мессере встал, положил иглу в шкатулку, (бросил небрежно, звяк), и подошел к окну.
  -Почему она убила себя, Мессере?
  Дакота смотрел на черный поникший силуэт учителя в сиянии света из большого окна.
  -Однажды она поняла. Всё поняла.
  -Что она поняла, Мессере?!
  -Поняла, что она всего лишь каприз моей фантазии. Всего лишь прихоть. Всего лишь проба пера.
  -Мессере... Она любила вас.
  -Ты не спрашиваешь? Ты утверждаешь? Так думаешь?
  -Я знаю, что это такое - любовь к вам... Я... И мы все... Я помню наш первый серьёзный разговор, здесь в Рохариме. В нашей солнечной гостиной... Я помню, что ужасно испугался ваших слов тогда. Но они разбили стеклянный панцирь на сердце, точно, как вы предсказывали... Я поверил и полюбил вас именно так, всем сердцем, без оглядки, до смерти. Я поверил, как поверили все ваши рори, что вы - камень в основании. Нерушимый камень, на котором, всё-таки, всё-таки, растёт трава, и цветут розы.
  -Вы мои розы, Дакота. Мой маленький сад с розами.
  Он посмотрел на Дакоту из-за плеча.
  -Рина...
  -Рина?
  -Убери рисунок со стола. Я не хочу, чтобы Рина увидела его.
  -Рина?
  -Она идёт сюда. Пять шагов. Четыре. Три, два, шаг...
  В дверь постучали. Дакота вздрогнул и глянул на дверь.
  -Дакота, рисунок.
  Он перевернул лист эпитомажа лицом вниз. Дверь открылась и в кабинет заглянула Рина.
  -Мессере? Я принесла кофе... Дакота? - Рина кажется, удивилась тому, что он находился в кабинете Мессере, и на мгновение, (всего лишь на мгновение в ёё глазах мелькнул вопрос...), но скоро она справилась со своими чувствами и посмотрела на Мессере. - Кофе и роза, Мессерино.
  Тот вздохнул и сел за стол.
  -А я как раз подумал о чашечке кофе. Зайди, девочка.
  Рина подошла и поставила на стол поднос. Кофейник, чашка, блюдце, сахарница и маленькая хрустальная ваза, в которой накренился на стенку только-только распустившийся бутон розы в чистой воде. Дакота молча наблюдал за тем, как умело она поставила чашку и наполнила ее кофе, как поставила вазу с розой посередине стола.
  -Я хотела поговорить с вами, учитель, - Рина взяла пустой поднос и прижала его к себе.
  Мессере бросил в чашку три кусочка сахара, (каждый ловко подхватив золотыми щипцами), и принялся размешивать кофе серебряной ложечкой. Он глянул на Рину.
  -Кажется, я догадываюсь о ком. Она доставляет тебе проблемы?
  -Нет, Инга замечательная девочка, но... Мне кажется, она очень несчастна. Мне кажется, что её прошлое просто съедает её, как волк ягнёнка. Она плачет по ночам в подушку...
  -Плачет? - Мессере глянул на Рину поверх очков. - Думаешь, ей плохо в Рохариме?
  -В том-то всё дело, что наоборот, ей хорошо у нас. Я не понимаю этого, учитель! Она плачет именно потому, что у нас хорошо и тепло! - несчастное лицо Рины умилило и слегка позабавило Дакоту. Сейчас она, с этим напряженным выражением глаз, и с этим подносом, прижатым к животу, была необыкновенно похожа на своего возлюбленного Вема, почти как сестра-близнец. Та же принципиальная прямота, и всё та же катастрофическая наивность. Рина действительно не понимала причин ночных слёз Инги. Она действительно думала, что если вокруг всё хорошо, значит, нет повода для слёз. - Поговорите с ней, Мессере, пожалуйста. Просто поговорите, как когда-то со мной... - она искоса и коротко глянула на Дакоту. - Как с каждым из нас когда-то.
  -Хорошо. Я поговорю с Ингой. - Мессере достал новую папиросу и раскурил её от зажигалки. Чики-щёлк-фыскр... Ароматный дымок альтиграмского табака внёс в атмосферу кабинета знакомый тёплый мотив. - И еще кое-что... Надеюсь, вы понимаете, что она не рори.
  Рина и Дакота переглянулись.
  -Да, Мессере, мы сразу поняли, что она здесь временно.
  -Она здесь по просьбе Рони.
  -Акира говорит, что она никогда не станет рори и просто обречена на взросление, - сказал Дакота.
  Снова странный скользящий взгляд Рины.
  -Акира опекает эту девочку... Или мне так показалось?
  -Акира, благодаря Инге, снова обыкновенный мальчишка, как когда-то давным-давно, - Дакота смотрел на Рину. - Я уже начал забывать о том, что он был просто ребенком, просто мальчишкой. Слишком он увлёкся...
  Рина едва заметно покачала головой, чтобы не заметил учитель, и Дакота не стал продолжать.
  -Слишком увлёкся?
  -Ничего особенного, Мессере. Не обращайте внимание. Это наши маленькие ангельские секреты.
  Мессере глянул на Рину с некоторым удивлением. Пожал плечами...
  -Каждый из вас появился в Рохариме со своим маленьким секретом.
  -С маленьким и черным секретом, если быть точным... - Рина вздохнула и, незаметно толкнув Дакоту в локоть, направилась к двери. - Я поведу малышей и Ингу к пруду. После дождя лилии особенно красивы.
  Дакота закрыл шкатулку с иглами...
  -Я тоже пойду... Мессере, эти иглы...
  -Сколь угодно долго. Просто помни мои предупреждения.
  
  Мессере еще долго задумчиво смотрел на закрытую дверь. Папироса дотлевала в хрустальной пепельнице, испуская последние фиолетовые завитки дыма. Тонкий солнечный лучик отсвечивал слепящими точками на оправе очков, оттенив круглые стёкла, сделав их непроницаемо-сиреневыми. Мессере вздохнул и повернулся к окну.
  Он вспоминал маленький черный секрет Дакоты и причину его появления в Рохариме.
  Дакота появился в Рохариме первым.
  Первым...
  Мессере закрыл глаза.
  Он вспоминал розы... Красные розы... Красные на белом... Красные, как куски мяса неведомого животного, растерзанного на снегу.
  И терпкий запах ангельской крови. И вязкие её струйки, проливавшиеся на влажный снег. Густеющие на холоде струйки, как малиновый сироп... И, наконец, стекленеющие.
  Мессере повернулся к столу и открыл верхний ящик. Поводил в нём недолго рукой и достал длинный деревянный пенал. Одним пальцем скинул колпачок и вытряхнул на ладонь золотую иглу...
  -Гаспарро, - прошептал он и вытянул руку так, чтобы солнечный луч заиграл на её кончике. - Мы правильно поступили, что спасли маленького ангела из кровавой бани, что устроили там? Ведь мы не навредили ему? Мы просто спасли его из снежного плена Вермы... Всё это время я убеждаю себя в том, что он, всего лишь, был не в себе, когда просил оставить его в проклятом погибающем городе. Я говорю себе, что он был слеп и глух, что он был в наркотическом трансе. Верма отравила его сознание...
  Удивительный был город... Верма
   Прекрасный и мерзкий символ мёртвого Яара, в котором делали кукол похожих на людей. А людей продавали в магазинах, как кукол. Город, в котором ангелы забыли о том, что они воинство небесное и многие из них добровольно отрезали себе крылья. Верма, которая проглотила кровь и смерть, что я принёс ей, как наркотическую дозу... И даже не заметила, что издохла в собственных испражнениях, как наркоман в грязной подворотне... В её честь мастер назвал тригорскую канцелярию обратного добра - Верма - Обратная сторона добра... Но я всё-таки скучаю по ней... Как странно.
  Игла закружилась в руках Мессере, сверкнула, как золотой круг. Мелькнула между пальцев. Ослепила на мгновение. Застыла - острой золотой чертой... И вонзилась в стопку свежих сабаротских газет.
  -Ты помнишь, Гаспарро, что шептал белокурый ангел, истекая кровью на мокром снегу? Ты помнишь, как он тянул свои руки обратно, в бушующую снежную бурю? Он тянул свои руки к Верме... А пушистые снежные хлопья всё падали и падали, всё кружились и кружились. Пушистые хлопья и в тоже время тяжелые, мокрые, сразу таявшие на горячей коже... Ты помнишь, Гаспарро?
  -Помню, - ответил ему тонкий сонный голосок.
  -Всё еще ненавидишь меня?
  -Всё еще.
  -Если захочешь - отпущу, как обещал пятьдесят лет назад.
  -Не захочу.
  Мессере задумчиво рассматривал иглу.
  -Не хочешь свободы?
  -От вас не освободиться никогда. Всё время будете торчать в воспоминаниях, как заноза.
  -Время лечит, Гаспарро. Время всё вылечит.
  -Не хочу лечиться от воспоминаний о вас. Вы... Вы оживили кусок золота. А живое золото, в отличие от мертвого, (и особенно в отличие от людей), помнит добро всегда, пока живет. Чтобы освободить меня по-настоящему - вам придётся убить меня. Вам придётся сделать меня мёртвым золотом.
  -Не дождёшься.
  -Значит, верните меня обратно в футляр, не мешайте спать и видеть сны.
  -Что снится тебе, Гаспарро?
  -Мне снится снег, - прошептал голосок засыпавшей золотой иглы. - Много снега... Мне снятся розы, покрытые снегом... Мне снится дорога на Верму... Двое путников, бредущих по ней... Мне снится высокий молодой мужчина в круглых очках с сиреневыми стёклами. Короткий порыв ветра осыпал его сверкавшей на солнце снежной крошкой. Он снял очки и протер их пальцем от налипшего снега. Затем надел их, и как-то смешно и неловко стряхнул отяжелевшие белые хлопья с полей свой шляпы. Он сказал: "Гаспарро, это снег! Самый настоящий снег!" Рядом с ним остановился худой подросток с огненно-рыжими волосами. Он ответил ему, пробурчав сердито: "И чему радуетесь, как дитя малое? Ну, снег. И что с того?" Молодой человек хмыкнул и сдернул черные перчатки с рук. Он наклонился к сугробу и скатал из мокрого снега шарик... Глянул с хитринкой на недовольного рыжего подростка, размахнулся и бросил в него. Снежок попал, как раз в острое лицо с золотистыми веснушками. "Гаспарро, ну, что же ты, честное слово, такой неловкий!" Ах, Мессере, Мессерино аёра нукки ромината... Не мешайте мне, Мессерино, коста, коста, маррано ёкка... Я сплю... Я сплю...
  -Ты был упрямым ребенком, Гаспарро, - задумчиво сказал Мессере. - Я так и не смог заставить тебя надеть шапку на голову. Ты говорил, что золото не может простыть. Оно не умеет болеть... А твои огненные волосы были совсем мокрыми от таявшего снега.
  Мессере вынул иглу из стопки газет и вернул ее обратно в деревянный футляр.
  -Спи, Гаспарро, спи. Твоё время еще не пришло.
  
  
  
  -Уходишь?
  -Да.
  -Он даже не догадывается, куда ты уходишь всё это время?
  -Нет. Думаю, нет.
  -Дакота, я волнуюсь за тебя. Пожалуйста, не ходи к ним...
  -Рина!
  -И Мессере... Если он узнает...
  -То что? Что он сделает, если всё узнает?!
  -Не знаю... Но мне кажется, он будет очень расстроен и... И разочарован.
  -Ты тоже?
  -Я?.. Я... У меня есть Вем. У меня есть малыши Дэн и Ойна. Инга у меня есть, в конце концов. И Акира. Но что есть у тебя, Дакота?
  -Любовь.
  -Эти царапины, на твоих руках... Они проявление чьей-то любви?
  -Рисунок страсти, возможно...
  -Почему ты опустил глаза?
  -Рина, не мучай меня, прошу. Мне очень плохо...
  -Дакота, не ходи к ним! Останься с нами, Дакота! Хочешь, я испеку твой любимый малиновый пирог?!
  -Мне нужно идти. Извини. Когда-нибудь, позже.
  
  
  
  
  0. Симикура (Истребление ангелов)
  ~Extermination anges~
  
  
  -Дакота, Дакота, Дакота... Мой изысканно-красивый ребенок. Дакота, ты любишь свою хозяйку?
  -Да, - сонно.
  -Открой свои глаза, Дакота. Они такие глубокие... И такие черные! Позволь прикоснуться к твоим алым губам, Дакота. Такие упругие, такие тонкие... Тебе нравится танец моих прикосновений?
  -Да, - просыпаясь.
  -Я хочу тебя укусить... Для начала слегка-слегка... Ласково... Возбуждающе ласково... Чуть сильнее... Чуть больнее... А теперь очень больно! Глубже, зубами в кожу! До крови! До терпкого привкуса! До осатанения!
  -Да! - агонизирующая истома. Шепот, расплескавшийся по серебряным стенам жидким дымчатым золотом.
  
  
  Ему казалось, что в густой фиолетовой темноте ничего не было, кроме порхавших в ней блёсток и кроваво-красных лепестков роз. В ней не было пространства. Даже воздуха не было в этой тьме. И звуков не было тоже.
  Было чувство объёма... Чувство, что грудь распирало от восхищения или страха.
  И еще. В ней была боль.
  Невыносимая почти!..
  Боль, разрывавшая его тело на кровоточащие клочки...
  Так долго она была с ним.
  Она была в нём...
  Так долго, что он привык к ней.
  Он полюбил её. Он забыл то время, когда жил без неё.
  Боль начала приносить удовольствие...
  Каждое мгновение боли - сладкая долгожданная доза.
  Острой иглой в тонкую бледную кожу. Надрывая край, разрывая, разбрызгивая духмяную ангельскую кровь... Иглой.
  Боль - это холодный стеклянный шприц на стальном подносе.
  Боль - это золото, бурлящее в шприце.
  Это доза. Доза. Доза!
  "Боль" - шептал Дакота в темноте. Его посиневшие потрескавшиеся губы разлепились, разрывая клейкую корку засохшей крови, обнажая тонкую белую полоску зубов. Он облизал губы языком...
  "Мерзость" - тонкие бледные губы возле его уха. Острые зубки легонько покусывали мочку, розовый язычок облизывал висок. Её шепот пытал и приносил невыносимую радость искрящемуся ангельскому сердцу. - "Ах, какая же ты мерзость, Дакота! Развратная, дрянная, ненавистная мне мерзость! Ах, как же хочу разорвать тебя на куски, ангел по имени Дакота! Разбросать их по снегу... По вечному снегу Вермы, будь он проклят! И смотреть из окна, как собаки пожирают тебя по частям!"
  "Люблю" - шептал его обезображенный рот. - "Всегда буду любить... Боль... Дай мне боли глоток, умоляю... Умоляю!"
  
  
  Иногда во сне, когда боль теряла свою исключительность, когда она оставалась за закрытыми веками в комнате с высокими пёстрыми окнами, он слышал далёкий-далёкий голос сквозь радиопомехи. Удивительно добрый голос. Красивый и печальный голос благородного юноши.
  "Всем ангелам Яара, привет от Рейма. Помните о своей родине, братья и сёстры. Не забывайте наше неистовое, золотое и прекрасное небо! Всем яаритам во всех мирах - это голос Яара"
  Что за чудо, этот голос Яара? Почему он звучал только во сне? И почему он был так печален?
  И еще.
  Иногда в сплошной темноте он видел тонкую полоску света. Свет резал глаза, но... Но привыкнув к нему, можно было рассмотреть удивительные картинки в этой полоске. Умение ВИДЕТЬ было его необъяснимой особенностью всегда. Сколько он помнил себя, (сколько позволял помнить наркотик), он видел ЗА.
  И в этот раз, сквозь пелену...
  Он видел...
  Он видел в полоске света снег. Тяжелые хлопья снега, которые медленно и бесшумно падали на розы. Покрывая их роскошные бардовые головы белым истаивающим покрывалом.
  Ещё он видел...
  Он видел огромное здание узлового вокзала в Орданвинге. Гигантский железобетонный куб. Серый каменный монстр со слепыми огромными окнами. Окна-глаза, на которые надели черные решетки. Ряды уродливых труб на плоской крыше, из которых клубился серый пар.
  И небо над монстром. Фиолетовое небо. Чуть размороженное. Ядовитое. Рассыпавшееся мокрым тяжелым снегом - небо Яара.
  Он витал высоко и видел снег, падавший и круживший вокруг вокзала. Видел нескончаемую толпу, входящую в вокзал и выходящую из него. Тысячи людей. Черный людской поток..., ползущие по разбитой дороге машины..., грязный хлюпающий снег на дороге..., бесформенные железные механизмы..., сотни железнодорожных путей..., вагоны, вагоны, вагоны...
  Перед его глазами открылась новая картинка. Он словно попал внутрь вокзала, разделенного на этажи и сектора железными перегородками. Железные конструкции вздымались вверх, справа, слева, и прямо перед ним. Скрипевшие эскалаторы везли серых понурых людей, выцветшие рекламные щиты проплывали мимо них, безликая бесцельная толпа смотрела себе под ноги, даже не помышляя о том, чтобы на миг посмотреть вверх... И запах... Душное человечье марево. Дыхание. Пот. Отвратительная косметика. Дым от жаровен в дешевых забегаловках... Он начал задыхаться в этом смраде.
  Он подлетел к открытому второму сектору. Поднялся выше. Выше...
  И вот, перед ним возникла маленькая открытая забегаловка, в которой продавали кофе и бутерброды с синтезированной колбасой. Возле стойки стоял кто-то невзрачный в коричневой поношенной куртке. Он пил кофе из граненого стакана, по глотку, мелко-мелко, чтобы растянуть удовольствие согревания. Слесарь путеец, кажется, отбывший мучительную ночную смену.
  (Он ангел? Неужели ангел может превратиться в это? - удивленно прошептал Дакота)
  -Люди... Во что они превратили главный узловой вокзал Орданвинга, ответь-ка мне, Кэри?! - со злостью сказал этот кто-то, оторвавшись от мрачного наблюдения за бесконечной толпой на эскалаторах, и глянул на толстого бармена в грязно-белом переднике. - Ненавижу эту расу, - он брезгливо сплюнул под стол. - Ах, как мне не хватает тех лет, Кэри, старина. Как мне не хватает тех лихих лет... Я до сих пор помню пылавшие алые небеса перед последней битвой с серафимами. До сих пор помню, старина...
  Кэри оставался безучастен.
  -А ты? Всё позабыл, старый толстый пердун? И нашу армию, блиставшую золотыми доспехами, забыл? И капитана Рога?.. А я помню, как он поднял руку с мечом и тысячи ангелов ответили ему "Смерть серафам!" Громоподобное эхо от их голосов прокатилось по небу яростным рокотом, и затряслась земля внизу. Мы были молодыми и исполненными надежд, Кэри. Мы победили проклятых серафимов в той жестокой сече. Всё-таки победили!
  Он вздохнул и, обхватив горячий стакан ладонями, тяжело ссутулился над стойкой. Тысяча лет - не один день для ангелов. Тысяча лет - тяжелый камень на плечах, который нести всё тяжелее. Лихие годы миновали. И на смену им пришли долгие серые будни, в которых были только отвратительная тяжелая работа, только серая комнатушка с замершим окном, только скрипучий пыльный диван.
  -Ангельский маяк замолчал этой ночью. Странно. Я проснулся от тишины в голове. В проклятой одинокой тишине моей грязной башки больше не звучал голос Яара. А за окном лишь выла пурга... Как думаешь, почему замолчал маяк?
  Кэри, сонно клевавший носом возле натужно пыхтевшей кофейной машины, вздрогнул вдруг, словно его кто-то громко позвал и выглянул из-за её округлого начищенного бока. Он глянул на посетителя невидящими глазами и прошептал:
  -Он уже здесь.
  -Кто здесь? Ты о ком говоришь, Кэри?
  -Последний из НИХ...
  -Кэри, старина, кажется, тебе пора бросать пить свой чертов самогон... Видок у тебя не ахти... И глаза... Странные.
  -Последний выживший из НИХ... Он здесь, - продолжал бормотать Кэри, как сомнамбула, показывая в бездну вокзала, куда-то в бурлящую толпу, в железо и стекло, в испарения человеческих тел. - Он уже здесь!
  -Кэри? Ты о ком?
  -Последний серафим Яара. Он уже рассматривает толпу красными, как кровь, глазами.
  -Серафим? - посетитель оглянулся назад и окинул пространство удивленным взглядом. - Неужели один таки остался? Глупости. Этого не может быть. Мы убили их всех, в свое время.
  И только он собрался повернуться обратно, чтобы одним глотком допить свой кофе, сказать старине Кэри что-нибудь язвительное и отправиться, в конце концов, домой отсыпаться... В этот самый момент... Где-то далеко-далеко... Где-то за серо-стеклянной пропастью... На фоне пыльного зарешеченного окна... Он увидел высокого молодого человека в широкополой шляпе. Рядом с ним стоял высокий худой подросток с огромным рюкзаком за плечами. Рыжий парнишка, как живое золото.
  Посетитель кафе сглотнул от испуга. Потому что он увидел, как молодой человек чуть приспустил очки указательным пальцем. И на миг, всего лишь на короткий миг, сверкнули его кроваво-красные глаза.
  -Последний серафим Яара, - прошептал посетитель и схватился за горло, словно его обхватили невидимые руки и принялись душить. - Последний... Это Сим Роххи? Это Серебряное Крыло?! Зачем он здесь? Он пришел отомстить нам за предательство?
  Они оба смотрели на молодого человека в широкополой шляпе и шептали страшные слова на языке, который, как им казалось, уже давно забыли. Они шептали проклятья Яарата.
  Но всё было тщетно. Магия умерла в Яара давным-давно.
  Молодой человек в шляпе усмехнулся, поправил очки с сиреневыми стёклами, сказал что-то весёлое своему попутчику и они скрылись в толпе.
  Железная хватка невидимых рук отпустила горло посетителя забегаловки, он прислонился к стойке и закашлялся.
  -Этого не может быть... - хрипел он и кашлял. - Кэри... Черт возьми, Кэри... Нужно кому-нибудь сообщить о том, что серафим появился в Яара!
  -Кому? - толстый, бледный, на смерть перепуганный Кэри смотрел в серую бездну вокзала. - Кому?! Я уже и думать забыл о том, что когда-то был ангелом.
  -Он убьёт нас всех! Это же Серебряное Крыло! Он рвал наших солдат, как кукол!
  -Или ты не понял? Или таки не увидел, черт тебя подери? Имеющий глаза да увидит. Он выжил после удара молота ангелов... Что ты можешь противопоставить ему, в таком случае?
  -Кэри, он убийца ангелов! - посетитель грохнул кулаком по стойке. - Я не собираюсь просто подыхать от рук этого монстра!
  Кэри вздрогнул и всё-таки посмотрел на него.
  -Тише. На нас обращают внимание. И вообще... Шел бы ты, дружище, восвояси. Иди, ищи кому это интересно... А мне... Мне без разницы.
  -Что?! Ах ты... - бывший ангел, который стал слесарем путейцем, резко развернулся и быстрым шагом направился прочь.
  -Эй, а кто мне заплатит за кофе?!
  -Пошел ты!
  
  
  -Всех собрать... Сообщить... Нам нужно что-то делать! Я не хочу умирать! Да... Даме Вронце рассказать! Да! Она точно придумает, как извести этого монстра... Или уже сразу к Рогу пойти? Да, капитан Рог точно будет знать, как поступить с серафимом. Однажды он победил всех девятерых янтарноглазых в Первой Ангельской Войне. Да! Мы победили их всех в той войне! А одного убить - пустяк! Убить монстра! Убить... - бормотал он, пока спешным шагом направлялся к выходу. Непримечательная фигура в старенькой куртке, сунувшая озябшие руки в обвисшие карманы.
  Глупый, глупый ангел.
  Бедный, бедный предатель.
  
  
  Гаспарро, малыш, послушай меня. Твои глаза - мои глаза. Твои руки - мои руки. Моя ненависть - твоя ненависть. Ты понимаешь меня, Гаспарро?
  
  
  Внизу, перед выходом, там, где уже был виден падавший снег в прямоугольнике вечно открытых дверей, перед ним неожиданно, словно из воздуха, возник худой рыжий подросток. Он хмуро осмотрел небритого бывшего ангела и показал ему руку.
  -Э? Что тебе, малец?
  Ангел не хотел этого, но всё-таки обратил внимание на его тонкие пальцы в кожаных перчатках обрезанных наполовину. Пальцы юноши согнулись, словно когти, и собрались в кулак.
  -Отойди, малый!
  Пальцы распрямились и... И стали пятью золотыми иглами.
  -Ты кто такой? - прошептал испуганный ангел. - Что тебе нужно от меня?
  -Не нужно никуда ходить и что-то говорить. Всё закончилось. Осталась лишь темнота. Твоя темнота, ангел.
  Рука подростка резко метнулась вперед, и пальцы-иглы вонзились в грудь бывшего, легко проткнув плотную куртку и остальное серо-потное тряпьё, что было надето под ней. Он приподнял ангела над грязным зашарканным полом и шагнул в сторону, прижав обмякшее тело к холодной бетонной стене.
  Осмотрелся... Хорошо. Никто не обратил внимание. Они все боятся оторвать свои взгляды от пола. Они привыкли бояться.
  -Твоя кровь не пахнет терновником, - сказал рыжий подросток, вернувшись взглядом к корчившемуся ангелу. - Она вообще ничем не пахнет и не пачкается. Подкрашенная водица, а не кровь.
  Кровь на губах умиравшего ангела надувалась алыми пузырями. Он схватился за твердую, словно железную, руку подростка и сразу понял, что не совладает, силы покинули его. Пальцы-иглы проткнули его насквозь и цокнули остриями по бетону за спиной.
  -Я... Мы... Мы не хотели... Так получилось... - хрипел и булькал жидкой алой кровью бывший ангел.
  -Спи, бывший ангел Яара, который даже имя свое забыл. Спи. Спи всегда. Навсегда.
  -Голос Яара, - последние, едва различимые слова слетали с его посеревших обескровленных губ. Его глаза подёрнулись предсмертной поволокой. - Я не слышу голос Яара... Как же спать без позывных?.. Всем ангелам Яара, привет от Рейма... Помните о своей родине, братья и сёстры... - тише, тише, тише шептал ангел, обмякавший на руке золотого подростка, засыпавший вечным сном ангел. - Не забывайте наше неистовое, золотое и прекрасное небо... Всем яаритам во всех мирах - это голос Яара... Почему он молчит? Почему же он молчит?!
  Подросток отпустил ангела и тот сполз на пол. Кровь пролилась тонкой струйкой на грязный бетон пола, на котором опилки и снег смешались в серую кашу. Подросток отступил от ангела на шаг и глянул назад, на высокого молодого человека в широкополой шляпе. Тот покачал головой и, удрученно вздохнув, повернулся к выходу.
  -Его звали Верекут. Я помню их всех по именам... Пойдём, Гаспарро. Здесь отвратительный воздух. Он пахнет грязными вожделениями и ядовитой подлостью. Пойдём, скорее!
  И рыжий подросток, подхватив свой огромный рюкзак, поспешил за ним.
  А толпа текла безразлично мимо скорчившегося мёртвого тела. В остекленевших ангельских глазах отражались ноги, ноги, ноги...
  Ждите, ждите.
  Скоро, скоро.
  
  Еще он видел...
  Он видел двух путников, понуро бредущих по бескрайнему заснеженному полю.
  Двух. Высокого мужчину в круглых очках и в широкополой шляпе. Рядом с ним сердитого рыжего мальчишку.
  Шляпа...
  Поля шляпы совсем просели под тяжестью снега. Иногда мужчина поднимал руку в тонкой черной перчатке и стряхивал снег, щелкнув пальцем по полям.
  Длинное пальто кофейного цвета, на края которого налип мокрый снег. Черный шарф.
  Рыжий мальчишка...
  На рыжем мальчишке была куртка с капюшоном. За спиной, на широких кожаных лямках, висел рюкзак внушительных размеров. Странно, но мальчишка нес этот кошмарный тяжелый рюкзак очень легко. Иногда он встряхивал головой, чтобы стряхнуть снег и капли воды с жестких, как проволока, огненно-рыжих волос.
  Он видел.
  Они остановились. Мальчишка поставил рюкзак в сугроб и, развязав шнурок на горловине, вынул из него термос. Отвинтил крышечку и плеснул в неё кофе. Но пить не стал... Он протянул её мужчине, который курил тонкую белую папиросу и задумчиво смотрел в расплывчатую заснеженную даль.
  -Спасибо, Гаспарро, - сказал мужчина и взял её. - Ах, какой аппетитный кофейный аромат... И вид, вокруг нас, такой великолепный, ты только посмотри! - он обвел пространство вокруг свободной рукой. - Чудо - этот вид. Давненько я не бывал в Яара. И знаешь... Соскучился по её особенному степному запаху.
  -Нет здесь никаких запахов. Снег и мертвые деревья вокруг, - буркнул мальчишка. Затем робко глянул вверх на мечтательное лицо попутчика и продолжил, но мягче. - Ваша папироса промокла и погасла от снега.
  -Да, да, горячий кофе, альтиграмская папироса, заснеженная даль... - порыв влажного холодного воздуха ударил в лицо, засыпав путника снежной пудрой. Он чихнул. - Обожаю это всё... - Снова чихнул и мальчишка хмыкнул. - Гаспарро, я удивлен, что ты смог найти кофе в том кошмарном вокзале в Орданвинге. Душный железобетонный ангар, набитый людьми и ангелами... Брр.
  -Да уж, Мессерино, с вашими вокзалами его не сравнить, - Гаспарро протянул молодому человеку тонкий золотой портсигар и пробурчал недовольно. - Слуга я вам, что ли? Я, между прочим, золотая игла аёры. Самая могущественная из игл... Так, поди ж ты... То сумки таскаю, то папиросы с кофе подаю.
  -Да, ты самая необычная из игл, - Мессерино принялся неловко раскрывать портсигар одной рукой. Гаспарро закатил очи горе, отобрал его и, достав папиросу, дал в руки. - Мастер Симатори предупредил, что ты можешь спасти меня от одиночества. А я всё думал, как же это, как...
  -Всего лишь, нужно было позвать.
  -И ты откликнулся! - Мессерино встряхнул папиросу и на её кончике затлел огонёк. - А почему, Гаспарро?
  -Вы разговаривали со мной, когда рисовали свою эпитомию. Разговаривали со мной, как с живым существом. Вы спорили со мной, хотя я молчал. Советовались, хотя я ни звука не издавал. Так что... В один прекрасный солнечный день я решил, что хочу.
  -Да? - удивленный и восхищенный взгляд Мессерино. - Представь же мое удивление, дитя, когда вдруг я увидел совершенно рыжего подростка, вылезавшего из стола.
  -Хе-хе, помню ваше лицо. - Гаспарро смешно изобразил большие глаза и взлет бровей. - Я подумал, что вы в обморок грохнетесь от испуга.
  -Ну, знаешь ли... - Мессерино отвел смущенные глаза. - Не часто из моего стола вылезают сердитые рыжие подростки со словами "Вы не правы, Мессере, не правы! Розу нужно рисовать по-другому!"
  -И вы согласились с моим вариантом!
  -Согласился, - вздохнул Мессере. - Твоя роза была совершенна.
  
  
  Он поднимался выше и выше над ними. Выше и быстрее. Вверх и вверх. Он не хотел расставаться с путниками... В них не было зла, хотя совсем недавно они убили ангела в Узловом Вокзале Орданвинга.
  Как странно, думал Дакота, они недавно совершили убийство... Точнее, убийство совершил человек в очках руками рыжего мальчишки... Но я не чувствую в них зла. Разве так может быть? Почему мне кажется, что смерть бывшего ангела была логическим финалом его погасшей жизни? Почему этот странный человек с красными глазами, которые он прячет за сиреневыми стёклами очков, был очень опечален этой смертью? Почему мне кажется, что он не убил, а осветил тёмное пятно в мировом сиянии справедливости? И что это такое - мировое сияние справедливости? Откуда эти слова появились в моей голове?.. Это его слова?!
  Я хочу остаться с ними... Я хочу быть с ними!
  
  
  -Мессере, почему мы тащимся в Верму на ногах, а не поехали туда на электричке?
  -Всему виной воздух Яара. Я не могу надышаться этим особенным пьянящим воздухом... И к тому же, пешие прогулки полезны для здоровья.
  -Тридцать километров по заснеженной степи вы называете пешей прогулкой?!
  -Не ворчи, Гаспарро, сам говорил, что золото не устает.
  -Всему должны быть свои пределы, даже вашим причудам...
  -Не ворчи, Гаспарро, не ворчи. Яара моя вторая родина. Я хочу пообщаться с ней.
  -А как же я?
  -Просто будь рядом и чуть-чуть помолчи. Сможешь потерпеть?
  -Мессерино... Для вас, что угодно. Только прикажите.
  -Тише, тише, золотой Гаспарро... Слушай, слушай тишину Яара.
  
  
  Дакота поднимался всё выше над ними, прямо в серое небо, из которого медленно и бесшумно сыпался пушистый снег. Юный белокурый ангел тянул к ним свои изрезанные руки.
  -Возьмите меня с собой, Мессере! Умоляю, возьмите меня с собой!
  Но он поднимался всё выше...
  
  -Дакота?
  
  Он вздрогнул и весь сжался. Это она! Вернулась Дама Вронца!
  
  Картинки, звуки, чувства. Мозаика из Яара.
  -Дакота?! Ты опять выглядываешь ЗА без моего разрешения, дрянной мальчишка?! Получи же свое наказание! Я буду терзать тебя всю ночь! Всю ночь! Всю ночь!
  Золотая нить сверкнула в фиолетовой темноте и обожгла кожу на горле. Красный рубец... Кровяная роса. Слеза.
  -Твоя дьявольская красота раздражает меня. Я хочу, чтобы ты стал уродлив.
  Золотая нить сверкнула вновь и ударила по глазам, разрезая веки, брызгая кровью. Дакота закричал.
  -Мессере, заберите меня! Умоляю, спасите меня, Мессере!
  -Что ты сказал? Мессере? Кто такой Мессере?
  Бледная жилистая ладонь. Острые золотые ногти. Хищных когтей пятерня. Движение по контуру лица. Острием по тонкой бледной коже...
  -Покажи-ка мне этого Мессере... - шепот в ухо, карамельное дыхание. Золотые когти больно сдавили лицо и повернули его. Её холодные синие глаза смотрели в упор в его тёплые, в черные-черные глаза. - Твои бездонные глаза не умеют лгать. Они покажут мне то, что ты видел ЗА. Так, так, так... Кто это? Черная шляпа, пальто... Что?!
  Она испуганно отпрянула от измученного ребенка.
  Высокий белый тюрбан на её голове - точный карандашный рисунок на белой бумаге. Хищный профиль лица в рассеянном свечении из приоткрытой двери - гравюра под тончайшей плёнкой кальки. Удушливо-приторный запах специй - капля масла окатэдр-кэгги и семена южного драконата. Белый глаз, сузившийся от страха - нет, нет, не может быть, что это он! Треньканье золотой цепи и позвякивание стеклянных медальонов в золотом канте: Верма и Орданвинг, обратные стороны добра и правды.
  -Красные глаза... Мистирх! Вы ли это, Мистирх марроа?! Шева, шева-ра, роуна верра Яара! Мистирх марроа... - шептал она.
  Дакота смотрел оставшимся глазом на ее тонкие губы. Второй его глаз заливало алой кровью из тонкого рубца, высеченного золотой нитью от кромки волос до подбородка.
  Голос: то спокойный, то бормочущий, то задыхавшийся, то кричавший.
  "Неужели... Неужели это возможно? Как вас называли плакальщицы Яара в Стокванхейме Орданвингском? Сим Роххи Де Мист? Де Мист... Я помню песни юных плакальщиц... Я помню, как сжималось сердце от их печальных голосов.
  Вы не только выжили в той бойне, которую устроили ожесточившиеся ангелы в небе над океаном Воли...
  Девять янтарноглазых серафимов и миллион ангелов под командованием капитана Рога сошлись в жестокой битве. Пятьсот тысяч крылатых солдат в золотых доспехах из воинства небесного пали в той сече.
  А серафимы...
  Серафимы Яара...
  Восьмерых, в конце концов, одолели, убили и сбросили окровавленные детские трупы с вырванными крыльями в маслянистые воды Воли.
  А по последнему, по девятому, по Симу Роххи ударили молотом ангелов. Ангелы пошли на крайнюю меру потому, что ваши глаза, Мистирх, горели огнем, вы убивали их тысячами и не собирались сдаваться в плен, как они предлагали вам... Капитан Рог поднял руку и...
  Я сама видела вспышку, осветившую бардовые небеса и слышала грохот, сотрясший землю и воздух...
  Маленькая испуганная девочка ангел стояла на небесном причале Арвинара и смотрела в полыхавшие небеса со слезами на глазах. Я до сих пор помню, каким горячим был белый мрамор небесного причала...
  И всё-таки вы выжили, учитель.
  Через пятьсот лет вы вернулись в осатаневший Яара из живого океана Воли. Изменившимся. Повзрослевшим. Мистирхом.
  Вы нашли нас, детей Яара, которых взрослые ангелы усыпили всех до одного и сбросили в ледяную пропасть Хеддаса. Вы отыскали всех детей, даже тех, которых взрослые скармливали зубастым теням из океана красного дыма. Вы отогрели нас, оживили всех, собрали в городе детей - в Арвинаре. Вы учили нас араянге - искусству быть ангелом, пытались изменить детей Яара, но...
  Но...
  Что из этого вышло, Мистирх?!
  Знаете, что сделали с ними, когда вы покинули этот мир по зову Неведомого Бога?! Знаете, как они умирали позже, наученные араянге, неспособные жить в жестоком мире Яара?! Вы слышали, как отчаянно они кричали, умирая, и как звали вас, Мистирх?!.. Ничего вы не знаете"
  Её тонкие губы побелели и растянулись в уродливую усмешку.
  -Де Мист. Тайный план Неведомого Бога... Мистирх. Учитель... Ненавижу! Господи... Ненавижу вас и своё преклонение перед вами! Ненавижу за то, что покинули нас! За то, что не забрали с собой! Ненавижу за мучительную гибель всех моих братьев и сестёр! За то, что я стала такой... - она закрыла глаза на мгновение, и мучительная гримаса исказила холодную красоту её лица. - Вы здесь. Ах, какая удача! Какая удача, Серебряное Крыло! Я хочу увидеть твою агонию перед смертью! Я хочу видеть твою смерть! Твою!
  
  
  Заснеженные улицы Вермы. Одинокие фонари на чугунных витых стойках. Трамвайные узкоколейки на булыжных мостовых, а вверху провода, провода, провода. Кружева и спутавшиеся сети электрических проводов. Плывущие. Из темноты в темноту. Сплетавшиеся и расплетавшиеся. Мессере оторвался от созерцания разбегавшихся рисунков проводов сквозь стеклянную крышу трамвая и глянул вбок, на Гаспарро. Золотой мальчишка сидел возле окна, разглядывая пургу на городских улицах, мелькавшие в ней огни и сиреневые аквариумы витрин, подсвеченные изнутри. Черные тени прохожих, кажется, не интересовали его абсолютно... В его ушах торчали черные точки наушников плеера. Мессере захотел что-то сказать ему... Но сосредоточенный на музыке в наушниках, и в тоже время совершенно расслабленный, вид Гаспарро вызвал лишь вздох и усмешку. Учитель промолчал. Он осмотрел пустой трамвай и, усевшись удобнее, (сложив руки на груди), снова принялся разглядывать проплывавшие вверху пятна семафоров, и заиндевевшие, искрившиеся на стыках, провода, провода, провода.
  -Нам выходить через две остановки, - пробормотал он, ни к кому не обращаясь. - Через две... Если память не изменяет мне.
  
  Двое путников зашли в пустой ресторан с парой зеленых ламп на круглых столиках и с мерцающим разноцветьем бара в противоположной стороне. Тренькнул колокольчик над дверью... Хозяин ресторации, лысый старик с шикарными седыми усами, примостившийся возле стойки со стаканом в руке, сонно посмотрел на них через плечо.
  Двое. Высокий молодой господин снял красивую шляпу с черной шелковой лентой и, стряхнув с неё снег, повесил на шляпный крючок. Его попутчик, рыжий мальчонка легко скинул с плеч громоздкий рюкзак и поставил его возле вешалки. Он помог господину снять пальто и повесил его на деревянные плечики. Господин задержался на мгновение, рассматривая падавший снег в большое витринное окно, затем поправил галстук и направился к стойке.
  -Тепло, - сказал он хозяину. - Обожаю тепло старых ресторанов Вермы в морозную ночь. Это удача, что мы нашли вас.
  -В Верме нынче почти не осталось ресторанов. Одни кукольные магазины кругом.
  Господин подошел к бару и провел ладонью по гладкой полировке стойки, красного, почти почерневшего от времени, дерева. Похлопал по ней и, улыбнувшись, посмотрел на хозяина.
  -Ни одного пятнышка, Лютер. Как всегда, ты содержишь свое заведение в идеальной чистоте.
  Старик, которого незнакомец назвал Лютером, прищурился, рассматривая его внимательно.
  -Вы кто? Вы?..- и тихо-тихо, пьяно, невесело, усмехаясь в усы: - Необычный путник заглянет в твою дешевую ресторацию, сказала она... Я сплю... Наверное, еще не проснулся. Этого не может быть или... Или он совсем не изменился?
  -Внешность обманчива, тебе ли не знать этого, Лютер? - продолжал улыбаться господин и глянул на него поверх очков. Лютер икнул и вздрогнул так сильно, что янтарный варей-рей расплескался в стакане и несколько капель попали на полировку. А господин запустил руку за стойку и достал полупустую бутылку крепкого варей-рея. - Кажется, ты начал увлекаться?
  -Мистирх... Всё-таки вы?!
  -Мессере, здесь даже меню есть! - крикнул рыжий мальчишка, рассматривавший лист меню возле одного из столиков. - А давайте закажем горячего супу?
  Старик глянул на мальчишку, затем на господина, и печально усмехнулся.
  -Мессере?.. А мы называли вас Мистирхом.
  -Сколько лет прошло с тех пор, Лютер?
  -Четыреста. Вы забыли нас, Мистирх?
  -Ты же знаешь, я теряюсь во времени и теряю память о прожитых годах. Так определил мою жизнь Рони. Я забыл всех своих учеников в Яара... Кроме некоторых... Здесь в Верме остались ты и Дайна Вронца.
  -Да, да... Знаете, учитель, с некоторых пор мне снится один и тот же сон... Помните, однажды, вы повели нас всей группой на небесный причал Арвинара, чтобы подышать аёрой? То был удивительно красивый вечер. Золотое небо простиралось над нами вверху, а далеко внизу волны океана Воли мерцали в закатном свечении заходящего солнца. Восемь мальчиков и девочек восхищенно смотрели в горячее небо Яара... Но один из них, глянул на вас... Мальчик по имени Лютер... Он запомнил эту простую картину на всю жизнь, Мистирх. Ваше лицо... Развивавшиеся на ветру волосы цвета благородной платины... Янтарные глаза, как солнце Яара. Белая рубашка, которую надувал теплый ветер. Руки в карманах... Мечтательный юноша на фоне неистовой небесной красоты. Так просто и... И так... - старик опустил голову и всхлипнул. - Мне не хватает детства, которое вы подарили нам, Мистирх. Мне не хватает его каждое мгновение моей никчемной жизни постаревшего ангела.
  -Мессере, что бормочет этот пьяный старик? - Гаспарро забрался на табурет и, облокотившись о стойку, глянул на старика с неприязнью.
  -Он опечален.
  -Чем?
  -Ему не хватает детства.
  -Глупый старик, - проворчал Гаспарро и, спрыгнув с табурета, обошел стойку бара. Он чем-то звякнул и зашелестел на рабочем месте бармена. - Детство... Нашел о чем жалеть. Он забыл, наверное, как это не просто - быть ребенком. Тем более в таком городе, как Верма.
  Старик тихонько плакал, опустив голову.
  -Здесь нет ничего съедобного, и пыльно вокруг. Запустение это какое-то, а не ресторан - вздохнул рыжий мальчишка, взял бутылку варей-рея и подбросил на ладони. - Только ряды бутылок с этой гадостью, (кстати, тоже покрытых пылью). Эй, дедушка, кофе-то у тебя имеется? Мессере хочет выпить чашку горячего кофе! Эй, слышишь меня, дед?
  -Да, да, кофе, конечно же. Я не забыл, Мистирх, что вы любите крепкий и сладкий кофе... - старик встал и вытер мокрое от слёз лицо краем рукава. Он не поднимал глаз. - Пять минут, Мистирх. Я всё сделаю.
  Рядом снова появился Гаспарро. Он с недоверием рассматривал старика. А тот, так и не глянув на Мессере, ушел в служебную комнату. Скоро там запыхтела кофейная машина, и в теплом воздухе ресторации появился тонкий кофейный нюанс.
  -Если бы не вы, - крикнул им Лютер из подсобки. - Лет пять, наверное, никто не заказывал здесь кофе. Да и вообще... В Верме мало осталось тех, кто понимает, что значит посидеть с приятелями в ресторане за чашкой кофе или за стаканчиком доброго варей-рея, наконец.
  -Что же так? Твой кофе не хорош?
  -Ну, назвать его лучшим во всей Верме я не могу... Но то, что это отменный кофе - ручаюсь.
  Гаспарро глянул на Мессере и прошептал:
  -Мне не нравится его голос. Он изменился. И в воздухе появилось что-то... Вот, опять у вас такое лицо. Терпеть не могу, когда вы так смотрите в пространство.
  -Это аёра ностальгии, малыш.
  -Еще больше не могу терпеть, когда вы называете меня малышом.
  Мессере улыбнулся, достал из кармана портсигар и, щелкнув крышечкой, взял из него тонкую папиросу. Постучал её мундштуком по крышке и захлопнул портсигар - кллац. Зажигалка, огонёк, черта синего дыма. Мессере глянул на дальний край стойки, туда, где стоял поднос со льдом для варей-рея. Он прикоснулся к струйке истаявшей воды, тянувшейся от подноса... Частички в ней пришли в движение... И поднос, легко проскользнув по полированной поверхности, оказался рядом с ним. Мессере мельком глянул на Гаспарро и ловко выхватил из его волос золотую иглу.
  -Больно же!
  Тонкая игла. Иззубренный кусочек льда с краю подноса... Игла надавила на него... Придавила, выбрызгивая капли влаги... Сильнее... И проткнула лёд, словно мягкую конфету. Поболтала кусочком в лужице талой воды, вправо-влево, хлюп-хлюп.
  -Мессере?
  -Чтобы понимать - нужно долго и кропотливо учиться. Хотя не факт, что ты всё-таки будешь понимать. А теперь скажи, что нужно для того, чтобы прощать?
  -Ошибиться?
  Мессере рассматривал плававший и таявший кусочек льда. Он покачал головой.
  -Не правильно. Ошибки - простая наука. Они только тому и учат, чтобы больше не ошибаться.
  -Ну... Тогда не знаю, - насупился Гаспарро, хотя внимательно наблюдал за кусочком льда. - Хотя... Возможно, нужно предать кого-то, чтобы научиться прощать чужие предательства?
  -Интересная логика, - усмехнулся Мессере. - Но снова не правильно. Предательство, всего лишь, оплата своей слабости или вожделения. Это монета, Гаспарро. Или много монет. Но факта это не меняет.
  -Оплата? Но кому оплата?!
  -Совести, конечно. То, как долго она будет молчать и притворяться послушной, будет зависеть от того, как хорошо ты заплатишь ей. Совесть весьма привередлива в выборе оплаты, и простыми обещаниями её не задобрить. Тем более обещаниями быть хорошим и послушным. Плата, которую с удовольствием примет совесть, должна быть лакомым изыском. Она должна быть горьким предательством, или сладким искушением, или... Или сочным куском убийства. Совесть - умный, жестокий и хитрый зверь с лицом ребёнка... Не обольщайся, малыш. Она, всё-таки - зверь.
  -Зверь, которому нужны монеты для оплаты? - недоверчиво нахмурил бровь Гаспарро. - Разве зверям нужны деньги?
  -Она - фанатичный коллекционер своей цены. Впрочем, ты прав, самый верный способ заставить её замолчать - кинуть горсть монет предательства. И пока умное животное будет пересчитывать монетки - делай что хочешь. Но не забывай подкидывать еще и еще, иначе заскучает и примется поедать тебя изнутри.
  -Страшненький, однако, зверек, эта совесть.
  -Отнюдь, малыш, отнюдь. С ней очень легко и даже удобно жить, если не искушать.
  Гаспарро хлопал глазами, словно услышал то, что точно знал, но не умел озвучить собственных мыслей. Он подвинулся ближе.
  -Не томите, Мессере! Что же нужно для того, чтобы прощать?!
  Мессере надавил на иглу, и она разрезала кусок льда на две половины. Он поковырял оставшиеся острые льдинки...
  -Ничего особенного. Точнее, ничего не нужно. Просто позволь себе прощать. Вот и всё. Умение прощать - единственная настоящая драгоценность, которой мы владеем.
  -Драгоценность? И что, оно дороже золота?
  -Дороже.
  -И даже дороже алмазов?
  -Гораздо дороже.
  Гаспарро недоверчиво покачал головой.
  -Странно мне это слышать, чтобы какое-то там прощение было дороже золота и алмазов. Но если вы так говорите...
  Мессере улыбнулся и глянул поверх мальчика, на приближавшегося к ним Лютера.
  -Верь мне, малыш... А вот и горячий кофе.
  Старик принёс всего одну чашку. Он поставил её на стойку возле Мессере, (дрзинь-дрзвяк), и отступил на шаг. Гаспарро обратил внимание на то, что его руки дрожали. Так дрожали, что он едва не пролил кофе... Мальчик глянул на старика и нахмурился.
  -Мессере, - сказал он. - Мессере, даже не пробуйте эту бурду. Плохой кофе. Отвратительный. Он совершенно разучился варить кофе. Да и вообще, никогда не умел.
  Старик Лютер вздрогнул и всё-таки не поднял головы.
  -Вы не правы, молодой человек, этот кофе я приготовил специально для Мистирха. У него отличный вкус.
  Мессере затушил папиросу в пепельнице и чуть склонился над чашкой. Понюхал и блаженно закрыл глаза.
  -И ведь, правда, запах божественный.
  -Мессере!
  Он опустил иглу в густой кофе и поболтал ею, словно ложечкой размешивая сахар. Струйки пара в чашке завернулись в прозрачные спирали и припали к коричнево-черной поверхности, растекаясь по ней, истаивая на белом фарфоре.
  -Хотя бы глоток, Мистирх. И вы поймете, как сильно я люблю своего учителя.
  -Мессере, не пейте!
  Золотая игла остановилась. Нырнула чуть глубже. Застыла, наткнувшись и... И проткнула что-то, возможно, размягченный кусок сахара.
  -Запах твоего кофе настоящий, - Мессере глянул на Лютера и вынул из чашки иглу. - Но это...
  Глаза Гаспарро расширились.
  На кончик иглы была наколота маленькая серебряная монета. Коричневая капля кофе скатилась по её краю и плюхнулась в чашку. Мессере тряхнул рукой, сбив оставшиеся капли и поднял иглу с монеткой к свету, чтобы лучше рассмотреть.
  -Монета.
  -Монета... - прошептал Гаспарро и посмотрел на Лютера. - Что же ты наделал, глупый старик? Неужели надеялся так просто отравить серафима?!
  -Мистирх, - Лютер отступил на шаг и оглянулся на приоткрытую дверь подсобки. - Это не я... Это мой страх... Это она! Она позвонила мне вчера и сказала, чтобы я открыл свой ресторан всего на один вечер. Я спросил - Зачем?! А она сказала, что ко мне заглянет необычный гость, которого я должен задержать до прихода её карманных ангелов, - он опустил голову. - И вот пришли ВЫ. Я не ждал, что этим посетителем будете вы... Я подумал, что лучше сам отравлю вас, чем... Я позвонил ей и предупредил, что вы здесь. Понимаете? Они придут. Через минуту. Простите, Мистирх. Простите!
  Мессере смотрел на старика.
  -Карманные ангелы?
  -Так Дама Вронца называет своих головорезов. Они ангелы... Ангелы, потерявшие своё Я в умирающем Яара. Ангелы без крыльев, без совести и без страха. Ангелы, убивающие голыми руками.
  Из подсобной комнаты раздался шум, затем грохот выбиваемой двери.
  -Я тоже потерялся, Мистирх. Почти все наши погибли... Кроме меня и Дамы Вронцы. Она смогла выжить в мире Яара, договорившись с капитаном Рогом. И помогла мне, по старой памяти. - Он подошел к столику и сел. - Вы знаете, как это страшно - потеряться в мире чудовищ? Вы знаете, как это - прятаться в чужих могилах, чтобы тебя не нашли рыскавшие монстры, полулюди с собачьими головами?! - старик скукожился весь и обхватил голову руками. - Знаете, как страшно слышать крики о помощи и гнуться, гнуться, гнуться, чтобы глубже зарыться в истлевшие останки?! Рыдать там, среди трупов, шепотом звать, а потом проклинать вас?! Знаете?! А потом... Когда лающее эхо чудовищ растворилось в сиреневом замороженном рассвете... Выбраться наверх, стоять босыми ногами на промёрзшей земле и смотреть, смотреть, (бесконечно смотреть), на трупы братьев и сестёр, распятых на промасленных черных столбах...
  -Я учил вас быть сильными.
  Грохот из подсобки становился всё громче. Послышались крики и проклятья. (Лютер, мы пришли, черт тебя подери! Лютер открывай дверь, старая скотина! Лютер! Лютер! Мы от Дамы Вронцы!)
  -Силы... Какая именно сила спасла бы меня от кошмарного мутанта с собачьей головой? Которая из них заглушила бы собачий лай?! Сила веры? Сила убеждения? Сила личного примера? Сила любви?! Которая из них?!
  -Каждая из них. Я не учил вас спасаться... Я учил вас спасать. Я учил вас первому уроку, что преподают всем ангелам в Арая - араянге, искусству быть ангелом.
  -Это ложное учение, Мистирх. Тому подтверждение - ваши ученики. В живых остались только двое. Обезумевшая ангелица и за одну ночь постаревший трус.
  Дверь в подсобке, всё-таки, не выдержала, затрещала и с грохотом рухнула на пол. Гаспарро напрягся, приготовившись к бою.
  В ресторан ворвались визжащие и рычащие тени.
  Они закружились. Они принялись крушить всё вокруг. Их глаза горели кровавым азартом. Их оскалившиеся пасти были черны, как ямы, а белые крепкие зубы - были заточены, как пики. Руки, руки, руки... Кто-то схватил Лютера за шею и повалил на пол, (Тебя предупреждали, нечистое животное!)
  Но...
  Спустя несколько секунд, старик Лютер глянул на Мессере, сидевшего за стойкой. Старик Лютер, лежавший на полу, в луже собственной крови, которому разорвали горло пальцами, прошептав в ухо: "От Дамы Вронцы тебе поминальное посланье. Сдохни старик! Презренный трус и предатель - сдохни!"
  Он хрипел, но пытался высмотреть кого-то сквозь мельтешащие тени... Он высматривал Мистирха, боялся потерять его из вида... (Мистирх! Мистирх марроа!) Он видел, что тот, всего лишь, глянул назад через плечо. Всего лишь...
  Красные, как кровь, глаза серафима.
  Секунда тишины.
  Затем гулкий отзвук в воздухе, словно кто-то взмахнул тяжелой цыганской плетью, и...
  Что-то ударило по карманным ангелам.
  Ударило плашмя. Вслед за ударом докатился низкий рокот, от которого задребезжало большое витринное окно ресторана.
  Что-то ударило. Разрывая тела на куски. Волной взрывая их, от одного к другому, по цепи, как перезревшие помидоры, на которые наступали дети. Расплёскивая кровь, (фырх!), разбрызгивая её упругими струями в пыльный воздух, бардовыми пузырями, тяжелыми змеями внутренностей. Кляксами - по стенам. По белым скатёркам на круглых столиках: контурами, символами, волнами. Острыми потоками - по полу. Красной пеной - по стёклам.
  Тишина.
  -Мессере, - шепот Гаспарро. - Мессерер... Что это было? - он с ужасом рассматривал то, во что превратился ресторан. От тихого плеска капель падавших с потолка в лужи на полу он вздрогнул.
  Чики-щёлк-фыскр. Огонёк зажигалки.
  Гаспарро посмотрел на Мессере, понуро сидевшего за стойкой. Черточка папиросного дыма тянулась над стойкой и таяла в воздухе.
  -Подай мне пальто, Гаспарро. Мы уходим.
  -А он? - мальчик показал на хрипевшего, захлёбывавшегося кровью Лютера.
  -Гаспарро.
  Мальчик заметил иглу, лежавшую на стойке бара. Маленькая серебряная монета, наколотая на иглу, таяла и испускала струйку ядовитого синего дыма. Она чернела, скукоживалась, сплавлялась. И, наконец, совсем исчезла.
  Он взял пальто и принёс его Мессере.
  -Мистирх... - шепот старика. На бледных заострившихся морщинах его лица - контрастные точки, красно-черные капли. Капли крови были похожи на грязь. На остывавшую, черневшую грязь.
  Мессере поднял воротник своего легкого пальто, которое вполне было можно принять за тёплый плащ. Он затушил папиросу в луже талой воды и направился к выходу.
  -Мистирх, простите меня, - из последних сил прохрипел старик на полу, брызгая кровью на подбородок. Его рука поднялась. Высохшая старческая рука с узловатыми пальцами... - Учитель, четыреста лет без вас были бесконечным сном в аду. Я стал стариком четыреста лет назад. Четыреста лет прятался в подворотнях, как крыса. Но теперь... Всего лишь секунду вашего взгляда подарите мне перед смертью, умоляю... Мистирх!
  Мессере задержался возле двери... Сердце Гаспарро застучало быстро-быстро. Он смотрел на Мессере.
  -Горячее небо Яара... Небесный причал Арвинара... Тёплый-тёплый мрамор, по которому мы шли босиком... Мечтательный юноша и над ним разверзшееся неистовое небо... Я смог выжить только потому, что иногда мне снился этот чудесный сказочный сон и в нём звучал голос ангельского маяка. Мистирх! Мистирх! Простите старого глупого ангела!
   Рука Мессере в тонкой черной перчатке взялась за ручку двери. Надавила на неё... В двери появилась тонкая щелка. Снежинки с улицы ворвались в удушливую теплоту ресторана, закружившись в луче света, как пушинки... И Мессере всё-таки оглянулся назад. Его красные, как кровь, глаза смотрели на старика. Печальные, печальные глаза.
  -Ты всегда опаздываешь, Лютер, - сказал Мессере. - Ну, что за неуклюжий ребенок, скажите на милость? Беги, малыш, не отставай за своими братьями и сёстрами. Смотри, они уже поднимаются по белым мраморным ступеням небесного причала, быстро-быстро семеня своими шустрыми ногами. Они зовут тебя. Не отставай, Лютер, не отставай!
  -Учитель... - худая старческая рука упала на пол со стуком. Он смотрел в потолок и видел... Видел белые ступени небесного причала Арвинара. Он видел детей весело взбегавших по ним. Он приостановился на миг, (мальчик в синих шортах и в белой рубашке с короткими рукавами), оглянулся назад, (повеселевший мальчишка в золотом закатном сиянии, волосы которого обдувал горячий ветер Яара), глянул на учителя...
  -Прощайте, Мистирх... Прощайте, учитель!
  И побежал вслед за детьми к белым ступеням.
  -Эй, подождите меня! Эй, подождите!
  
  
  Они шли сквозь пургу. Гаспарро молчал, лишь иногда бросая на Мессере странные взгляды. (Мистирх марроа? Что это значит? Мистирх...) А тот шел вперед, вперед, и вперед. Ветер трепал полы его пальто и пытался сорвать шляпу с головы. Мессере придерживал шляпу рукой, чуть склонив голову вперед.
  -Посмотри, что они продают в своих магазинах, - Мессере неожиданно остановился возле яркой витрины. Гаспарро глянул на неё мельком.
  -Манекенов что ли продают?
  -Это люди.
  Гаспарро присмотрелся. За прозрачным стеклом с надписью: "Кукольный магазин Риккардо. Самые красивые куклы во всей Верме! Новогодняя распродажа!"... За витринным стеклом стояли три человеческие фигуры. Застывшие словно в половине движения, три человекоподобные фигуры в черных костюмах и в черных очках.
  -Странно, но они очень похожи на манекены.
  Мессере глянул на стеклянную дверь магазина. (Белая ткань, табличка "Закрыто", желтый отсвет изнутри.) Он прикоснулся к двери указательным пальцем... И в то же мгновение послышался знакомый звук, словно свист тяжелой плети за мгновение перед тем, как хлестнуть.
  Дверь вбило внутрь магазина с рокотом, со щепками, со снегом и с осколками стекла.
  Они вошли в тёплое помещение с притушенным освещением по углам. Зеленоватое истлевание ламп в стеклянных колпаках отбрасывало прозрачные тени на золотистые обои. Сиреневые черточки бактерицидных ламп мигали под потолком. А вдоль стен... Гаспарро испуганно съёжился и стал вплотную к Мессере.
  А вдоль стен...
  Вдоль стен тянулись стеклянные шкафы с обнаженными человеческими телами - каждое было снабжено биркой с именем и ценой. Анатомические карты качались от порывов пурги, ворвавшейся в магазин. И стеклянные банки, в которых отрезанные головы плавали в желтоватой жидкости, принялись тихонько звенеть.
  Вслед за путниками заструился снег, растекаясь воздушными белыми кружевами по изящным рисункам на мягких коврах...
  Гаспарро пискнул тихо-тихо "Мессере, пожалуйста, давайте уйдём".
  Зачем это всё, скажите? Зачем так уютно и страшно, что мурашки ползают по спине? Зачем хирургическая лампа посредине? Зачем запахи формалина и окатэдр-кэгги?
  Мессере мрачно смотрел на худого человечка в белом халате, который склонился над бледным телом, лежавшим на стальном хирургическом столе. (Вы кто?) Человечек в марлевой повязке, скрывавшей половину лица. (Вам сюда нельзя!) Со скальпелем в руке. (Не имеете права... Уходите!) Испуганно пятившийся назад человечек.
  Тяжелые шаги серафима. Искры, стекавшие с его пальто. Гаспарро сделал шажок вслед за ним. Остановился...
  Мессере подошел к столу. Свет лампы осветил его побледневшее лицо. Он смотрел на тело, лежавшее на серой стали.
  -Она живая? - взгляд вверх, на человечка.
  На марлевой повязке, что скрывала половину лица продавца кукол, проступили пятна крови.
  -Конечно живая. Ничего не получится, если она умрёт.
  Пальцы руки в тонкой черной перчатке провели по столу, по подносу со шприцами... Выбрали самый большой из них... Плотно сжали стеклянный шприц.
  -Зачем?
  -Она станет послушной дочкой для кого-нибудь. Или куклой, для капризного мальчишки из благородного семейства. Возможно предметом, украшающим интерьер, а возможно... Всё возможно... - хрипя и кашляя, тараторил человечек. Марлевая повязка вся пропиталась кровью. Кровь капала на белый халат: каплями, струйками, вкривь и вкось.
  -Сколько ей лет?
  -Не знаю... Не имеет значение сколько... У кукол нет возраста.
  Он не договорил. В воздухе мелькнула рука серафима и большой шприц, сверкнув на мгновение иглой, с хрустом вонзился в левый глаз человечка. Вторым ударом Мессере глубоко вогнал шприц в голову продавца, как гвоздь, по шляпку.
  Тот выронил скальпель. (Дрзвяк) И упал на пол.
  Гаспарро вошел в круг света хирургической лампы. Глянул на стол и вцепился в руку серафима.
  -Мессере... Это девочка!
  -Ребенок... - он посмотрел вверх и прошептал. - Зачем? Зачем ты видишь эти картины? Зачем ты придумываешь их, сказочник?
  (Затем, чтобы ты тоже видел варианты, мой серафим.)
  -Варианты? Варианты чего?!
  (Все возможные варианты, абсолютно все.)
  -Мессере? Мессере? Мессере? - дергал его за руку Гаспарро. - Вы пугаете меня, Мессере! С кем вы разговариваете? С кем?! Здесь больше никого нет! Мессере, почему я вижу только половину её головы?!
  Рука в тонкой черной перчатке потянулась к подносу с чем-то угловато-острым, накрытым белой тканью. Гаспарро с ужасом наблюдал, как рука Мессере сдернула ткань...
  -Что это?
  -Механический мозг.
  -Механический... - мальчик перевел взгляд на девочку с отрезанной половиной головы. - Механический... - он снова посмотрел на блестящий механизм с прозрачными трубочками, со сплетениями разноцветных проводов, связанных в аккуратные жгуты, и с десятком зубчатых колёсиков. В центр этого механизма был вставлен красивый золотой ключик. - А где ее мозг?
  Серафим скосил глаза вниз, на железное ведёрко возле стола, в котором лежал черный полиэтиленовый пакет. Гаспарро задрожал.
  -Что же нам делать, Мессере? Что же нам делать?! Мы не можем оставить её! Не можем! Мессере!
  Он склонился над ребенком. В красивых зеленых глазах девочки, словно в зеркале, отразилось тонкое бледное лицо Мессере. Серафим поправил очки.
  -Я не вижу ее воспоминаний... Остатки чувств догорают на кончиках нервов. Это всё, что осталось в ней. - Он выпрямился и виновато глянул на Гаспарро. - Увы, мой друг, я не смогу оживить её прежней. Точнее, у неё есть только этот вариант, - он показал на механический мозг.
  -Но ведь это не вариант, Мессере. Это смерть! Нет, это хуже смерти!
  За их спинами послышался шорох.
  -Эй! Вы кто такие?!
  Они оглянулись назад. В дверях кукольного магазина стоял высокий человек в потёртой куртке. За его спиной бушевала пурга, завиваясь в роскошные снежные спирали... Мессере оторвался от созерцания бурлящих снежных потоков и сфокусировался на госте. Коричневая вязаная шапочка была надвинута на глаза, дырявый шарф был кое-как закручен на тонкой шее, недельная седая щетина клочками по щекам, мутные бегающие глаза. Гаспарро нахмурился.
  -Вы... Де Мист?
  -Я.
  Человек достал из кармана куртки пистолет. И ухмыльнувшись, направил его на путников.
  -Однако сегодня мне повезло, спасибо Даме Вронце, что подсказала. Ну, ты, иди сюда! Ты, который в пальто и в шляпе! Только ты! И не делай резких движений! - он покачал пистолетом в воздухе.
  -Да, повезло, - Мессере вытянул руку в его направлении.
  -Эй, я же предупредил!
  Но уже было поздно остерегаться. Человек в потёртой куртке не заметил, как с пола, блеснув на свету, прыгнул осколок стекла. Он вылетел на улицу, этот осколок. Не миновав тонкой шеи незнакомца.
  Его глаза расширились.
  Изо рта брызнула алая кровь и...
  Тело с пистолетом в руке грохнулось на пол.
  -Ангел, - прошептал Мессере, удерживая взглядом отрезанную голову в воздухе. - Мирозвурт. Ты не поверишь, (и не вспомнишь), но это твое имя. Давным-давно ты отрёкся от него и забыл, как все. Взял себе другое имя, человечье - Джонни. Как все... Скажи, и меня забыл? Или всё-таки ты помнишь... Помнишь девочку серафима по имени Кера Араххи? Не помнишь? Не помнишь... - рука Мессере поманила голову к себе. И голова подлетела к нему, оставляя за собой вязкую полоску крови на снегу, рассыпавшемуся белым пухом по коврам.
  Мессере закрыл глаза.
  -Твоя рука, Мирозвурт... Твоя рука вонзила меч в грудь этой девочки. Я слышал ее крик, - шептал Мессере. - Я был очень далеко, но услышал крик серафима. И вот здесь, - он ударил кулаком по своей груди. Страшный гулкий звук. - Вот здесь почувствовал невыносимую разрывающую боль. Её звали Кера Араххи. Я называл её старшей сестрой. И я очень хорошо запомнил тебя.
  Рука в тонкой черной перчатке взяла голову за волосы. Плотно. За поседевшие, редкие, рыжеватые клочки. Сжимая крепче. Сжимая больнее. Крепче и крепче, болезненней, болезненней.
  Окровавленный рот Мирозвурта открылся в беззвучном крике. Его глаза стали большими от страха.
  -Чем же ты стал, Мирозвурт, победитель серафима? Дай-ка посмотрю... - Мессере открыл глаза и, приподняв отрезанную голову, заглянул в мутные агонические глаза ангела. - Да, да, теперь тебя зовут Джонни. Джонни... Какое отвратительное имя. Плохо звучащее. Бессмысленное. Пустое. Вижу, что ты часто бывал в этом магазинчике, Джонни. Заглядывал сюда регулярно, каждую пятницу, отбыв смену на кукольной фабрике. Ты мог бы выписать себе куклу на работе в любой момент с грандиозной скидкой, но предпочитал тратить деньги на изящные вещицы ручной работы. Ты покупал здесь себе игрушки? Ах, маленьких деток покупал...
  И зачем они тебе, Джонни? Зачем тебе дети?
  Ведь когда-то давно, ты вместе со всеми взрослыми ангелами-отступниками, ловил детей-ангелов по всей Яара. Ты гарпунил их, Джонни, как лихой китобой. А потом, выловив всех детей и усыпив их, ты, пьяный от свободы и безнаказанности, вместе со всеми остальными ловцами, стоял на мостике атомного ледокола "Смерть", в холодных трюмах которого парализованные дети лежали штабелями, как туши тунцов. Вы смеялись и пели песни свободы "Нет бога на небе. Нет совести в сердце. Мы ангелы мести! Мы ангелы мести!" Вы смотрели в спину своего капитана, стоявшего за штурвалом, и кричали "Виват, капитан Рог, победитель серафимов Яара! Виват, капитан Рог, выгнавший бога из Яара!" Вы обожали своего капитана, который поспорил с самим Неведомым Богом! Вы боготворили его, собравшего тысячи тысяч ангелов на войну с серафимами - истинными правителями Яара, поставленными Эллохиром!
  Вы убивали нас и верили, что сильны. Вам не приходило в голову, глупые-глупые ангелы, что мы позволяли убивать себя, потому что... Мы ждали... Ждали ЕГО слова... Но это совсем другая история.
  Так, что же ты такое сейчас, Мирозвурт, чем занимаешься, чем живешь? Вот, значит, как... Спустя почти тысячу лет, ты вдруг начал интересоваться детьми? Маленькими послушными девочками? Ах, Джонни, на старости лет ты стал похотливым животным. А ведь когда-то был ангелом... Кто это прячется в мутной пелене твоих глаз? Кто это, такой большой и неповоротливый на фоне огромного монастырского окна с красными стёклами? Это же... - Мессере уронил голову бывшего ангела на пол. Его бледное напряженное лицо испугало золотого мальчишку.
  -Мессере? - мальчик осторожно дотронулся до его рукава.
  -Он здесь. В Верме. - прошептал серафим.
  -Кто?
  -Капитан Рог. Который когда-то был архангелом Яариром.
  Мессере сделал шаг в сторону двери...
  -Мессерино! Как же девочка?! Неужели вы оставите её здесь одну?!
  Он застыл и оглянулся.
  -Девочка?
  Посмотрел на бледное тело, лежавшее на холодной серой стали.
  -Девочка... Я не смогу сделать её прежней, Гаспарро. Чудес не бывает, ни плохих, ни хороших.
  -Мы оставим её?!
  -Я могу лишь закончить то, что начал кукольник.
  -Мессере, но это... Мессере, придумайте что-нибудь!
  Он оттолкнул ногой всё еще живую голову бывшего ангела и подошел к столу. Взял в руки механический мозг и, глянув на Гаспарро, сказал:
  -Отойди. Не мешай.
  
  
  Вьюга сплетала удивительные снежные кружева в холодном морозном воздухе, она плела их в черном небе и рисовала тонкие узоры на стенах мрачных домов, на слепых окнах, между трамвайных рельсов, завиваясь и плача в глухих подворотнях. Тонкие и трепетные снежные кружева стелились под ногами. Рассыпавшиеся от порыва ветра кружева, и сразу же снова сплетавшиеся в новый рисунок на черном асфальте.
  Двое путников шли по пустым улицам Вермы. Высокий мужчина в шляпе и в длинном пальто. Рядом с ним шел угрюмый рыжий мальчишка, волосы которого стали почти белыми от прилипшего к ним снега. Мессере и Гаспарро.
  Рука Мессерино легла на плечо мальчишки.
  -Всё еще злишься на меня?
  -Всё еще, - буркнул в ответ Гаспарро.
  -Ненавидишь?
  -Еще как!
  -Хорошо, - вздохнул Мессере и достал из кармана портсигар. - Плохо, если ничего не будешь чувствовать.
  Он снова принялся неловко его раскрывать, соскальзывая пальцем с кнопки. Гаспарро искоса глянул на эти смехотворные манипуляции и снова проворчал.
  -Дайте сюда. Какой вы... Неуклюжий. - Он раскрыл портсигар и достал папиросу. - С вами одни проблемы в дороге.
  -Да, только проблемы, - согласился Мессере и прикурил папиросу.
  Завывание ветра, секущего лицо снежинками, показалось таким печальным, таким плачущим... Гаспарро посмотрел назад, в черное ущелье улицы. Туда, где вдали, вокруг одинокого фонаря кружилась вьюга.
  -Они будут заботиться о ней?
  -Волнуешься?
  -А вы нет?
  -Будут. - Уверенно. - Ты сам видел, старики просто плакали от радости, что в их пустом доме, наконец, появилось маленькое и красивое существо. И чай у них, доложу тебе, отменный. Лучше заваривает чай только Ишир.
  -Причем тут чай?! - сердито крикнул Гаспарро.
  -Очень даже при чем. Старики, которые не умеют, (точнее, не научились), заваривать чай, вызывают у меня недоверие. А у наших стариков, на чистой кухоньке всё было идеально. Чайник звонкого фарфора - это первый аргумент. Ты заметил, какой он был чистый? Шкатулка с чайными листьями и целый ряд расписных туесков для ягод и трав - аргумент второй. Вода закипела правильно, мелкими пузырьками, за полминуты до настоящего бурления - третий. Чуть-чуть лимонного привкуса, чуть-чуть вишневого и... И много солнца. Я доверяю их рукам, Гаспарро. Рука, которая заваривает летний чай в холодную зиму - не способна причинить боль. И это последний аргумент.
  -А вы?
  -А что я?
  -Я что-то не пробовал вашего чая ни разу.
  -Что ты, - испуганно махнул рукой Мессере. - Я вообще не умею заваривать..., ни чай, ни кофе.
  -Так и не научились?
  -Рядом со мной всегда есть кто-то, кто умеет делать это бесподобно. Кто-нибудь делающий кофе или чай...
  -Или кто-нибудь открывающий ваш портсигар и подающий вам папиросы?
  -Вот именно, малыш. Всегда кто-нибудь есть рядом.
  -Не называйте меня малышом, - совсем не сердитым тоном. Но глянув снизу вверх, потеплевшим голосом. - Хотя... Ладно, так и быть, пока мы в Верме. - Гаспарро оглянулся назад в последний раз. - Мы так и не узнали ее имя... А если отыщутся её настоящие родители? Старикам будет больно расстаться с девочкой.
  -Думаю, что не отыщутся, - Мессере задумчиво смотрел на радиовышку, выглядывавшую из-за крыш. - В этом городе уже давно никто никого не ищет.
  -Как странно всё получилось, Мессере. Вы несли эту девочку с забинтованной головой, завернутую в серое одеяло, сквозь пургу. Высокий черный серафим с ребенком в руках - картина для золотой иглы аёры... А я ненавидел вас и в тоже время понимал, что не было другого выхода. И ненавидел вас еще сильнее и... И еще сильнее восхищался вами. Вы вдруг остановились и сказали "Постучи в эту дверь, Гаспарро. Мне кажется, нас там ждут" Вы знали, что старики обрадуются вашему подарку или?..
  -Знал.
  Гаспарро облегченно вздохнул и посмотрел на Мессере.
  -Куда мы идём?
  -Я еще не решил.
  -Что вы рассматриваете, Мессере? - и удивленно. - Вышку?
  -Это ангельский маяк. Его придумал Рейм Роххи.
  -Кто такой этот Рейм Роххи?.. Постойте-ка, совсем недавно я слышал это имя на ангельской станции ожидания номер пять... Вы что-то говорили о послании, которого не должно было быть!.. Роххи? - Гаспарро оторвался от созерцания красных огоньков башни, загадочно мигавших в темноте, и удивленно глянул на Мессере.
  -Рейм... Мой старший брат. Он придумал этот маяк для ангелов, путешествовавших в иных мирах, чтобы они, по его позывным, смогли вернуться назад в Яара. Чтобы они ни потерялись в далёких чужих мирах... Все ангелы Яара, где бы они ни находились, слышали звук ангельского маяка во сне. - Мессере печально улыбнулся и поправил очки указательным пальцем. В сиреневых стёклах отразились красные точки огоньков маяка. - Достаточно было уснуть, чтобы вспомнить родину. Так просто.
  -Так просто, - прошептал Гаспарро, с интересом разглядывая радиовышку, подсвеченную снизу прожекторами. - Она такая древняя.
  -Верму построили вокруг ангельского маяка, в свое время.
  -Странно, что бунтовщики не разрушили маяк...
  -Странно... Но, возможно, даже отрекшимся ангелам хочется видеть сказочные сны, в которых тихо-тихо звучит голос серафима Рейма Роххи:
  "Всем ангелам Яара, привет от Рейма. Помните о своей родине, братья и сёстры. Не забывайте наше неистовое, золотое и прекрасное небо! Всем яаритам во всех мирах - это голос Яара"
  
  
  Почему так сжимается сердце? Почему так больно дышать?
  
  Всем ангелам Яара, привет от Рейма. Помните о своей родине, братья и сёстры. Не забывайте наше неистовое, золотое и прекрасное небо! Всем яаритам во всех мирах - это голос Яара.
  
  
  Седая печаль воспоминаний о прошлом, которого не вернуть. Хочется плакать, хотя точно знаешь, что глаза разучились источать слёзы грусти. Впрочем, никогда они не умели этого делать по-настоящему.
  Седая печаль - пустота, пустота...
  Но почему так сжимается сердце? Почему так больно дышать?! Что же это, что терзает испепеленные останки души?! Почему кажется, что по грубой сухой коже всё-таки стекает одна горячая слеза?
  Потому что...
  Это голос Яара?
  Это голос Яара.
  
  
  -Вам не хватает его? Вы любили своего старшего брата, Мессере?
  Тишина.
  -Простите, Мессере. Просто мне показалось, что на вашем лице блеснула слезинка.
  -Я не умею плакать, малыш. Тебе и, правда, показалось.
  -Мессере, почему вы отворачиваетесь от меня?
  -Вьюга, малыш. Она больно сечет лицо.
  -В Ройбале вы рассказали мне про послание от Рейма... Почему вы улыбаетесь, а мне кажется, что плачете?
  
  
  Тонкий черный мундштук с сигаретой. Изящная штучка для дамы, которая любит собирать красивые вещицы. Она подняла руку и нахмурилась.
  Тонкий черный мундштук в бледных узловатых пальцах. Даже острые лепестки золотых ногтей не скрывали уродливости рук.
  Она взмахнула рукой, наблюдая за струйкой дыма, завернувшейся в красивую петельку.
  Но пальцы...
  -Черт возьми, капитан, почему вы молчите?! - она с трудом оторвалась от рассматривания своей руки и вернулась взглядом к большой черной тени, грузно расползшейся в тяжелом дубовом кресле, что стояло посредине молельни с пёстрыми фресками на окнах.
  Неподвижная и безмолвная тень.
  -Когда он придет сюда... А что-то подсказывает мне, что он точно придёт... Так вот, когда он придёт, то вы, дорогой мой капитан, не отмолчитесь, смею вас уверить. Он спросит. И вам придется ответить!
  Молчание.
  Нервная затяжка. Струйка дыма. Сердитые глаза.
  -Вы пришли в мой дом неделю назад, заняли лучшую комнату и не удосужились даже слова мне сказать. Где ваши манеры, капитан? Лет триста назад, вы были весьма галантным кавалером... - она рассматривала тень с некоторой долей неприязни. - И что, собственно, вы собираетесь делать, когда серафим придет в мой дом за вами? Впрочем, главный вопрос для меня - что делать мне, когда он придёт? - Дама Вронца скользнула взглядом по окнам, посмотрела назад и нахмурилась. Дверь в молельню была приоткрыта, мерцая желтой полосой света в темноте.
  И словно почувствовав её неудовольствие, в щелке мелькнула тень, и послышался подобострастный шепот слуги Кеппи.
  -Госпожа, госпожа, у нас есть небольшие проблемы. Госпожа!
  Дама Вронца бросила на грузную тень последний неприязненный взгляд и вышла из молельни. За закрывшейся дверью послышался ее голос.
  -Ты, что удумал, Кеппи? Шпионишь за мной, дрянь ты этакая?!
  Тень в дубовом кресле чуть изменила своё положение. Кресло скрипнуло. В темноте мелькнул отсвет из церковных окон на бледном лице орлиного профиля. И в сторону двери, закрывшейся минуту назад, блеснули желтые глаза. Жестокие и безучастные. Древний демон смотрел на дверь. Древний страшный демон, который когда-то был архангелом Яара.
  
  -Что случилось?
  -Дакота...
  Звонкий звук пощечины. Светлые прилизанные волосы Кеппи растрепались. Он испуганно вжал голову в плечи.
  -Не смей называть его по имени, - прошипела она, повернув его голову к себе. Когтями в кожу. Оставляя на ней кровавые отметины. - В следующий раз прикажу отрезать тебе язык. - Она улыбнулась ему, как добрая фея. - Что же случилось с нашим маленьким гостем в этот раз?
  Кеппи неуверенно улыбнулся ей в ответ. Но сразу стёр улыбку. Глаза Дамы Вронцы были холодны и не обещали ничего хорошего.
  -Свет, госпожа.
  -Свет? Что с ним?
  Трясущаяся ручонка Кеппи показала вверх. Дама Вронца проследила за ней глазами и нахмурилась. Лампа в изящном стеклянном плафоне мигала и потрескивала. Она отпустила личико Кеппи и быстрым шагом направилась к массивной двери в железной оправе в дальнем конце коридора.
  -Пшел на первый этаж. И больше не смей здесь появляться без уважительного повода. Иначе прикажу отрубить тебе ноги.
  
  Дверь.
  Она сняла заклятье смертьзацепа с замка и надавила на ручку. В тот же миг все лампы в коридоре замигали и принялись жужжать.
  Она открыла дверь и вошла в холодную, ярко освещенную комнату.
  Черные зеркальные полы. Пёстрые окна.
  Посредине комнаты - железный столб. Стальные цепи. Блестящие. И такие красивые.
  На цепях висел ребенок, лет четырнадцати - мальчик. Белокурое тонкое создание, обессилено опустившее голову: то ли спавшее, то ли без сознания... Вронца быстро пересекла комнату, вцепилась всей пятерней в шелковистые волосы ребенка и подняла голову.
  Глаза Вронцы. Красивые глаза. Почти влюбленные.
  -Дакота?
  А он не открыл своих глаз.
  Её пальцы нырнули под его расстегнутую белую рубашку, провели остриями ногтей по ребрам, по груди, по шее, по подбородку и, наконец, по губам, со спекшейся кровавой коркой. Он застонал. Веки затрепетали.
  -Хозяйка пришла, Дакота. Твоя хозяйка. Просыпайся, моя красивая статуэтка.
  Острый золотой ноготь едва-едва прикоснулся к тонкому красному шраму, перечеркнувшему левую половину его лица. Острие точно повторяло плавный изгиб шрама, выцарапывая маленькие капельки крови вслед за собой. Вверх по скуле... Да, да... По веку, почти не касаясь, (касаясь почти), лишь скользя по свернувшимся и едва видимым сгусткам почерневшей крови. По рассеченной брови...
  -Посмотри на свою хозяйку, Дакота. - Тонкая кисть, узловатые пальцы, бугорки суставов... Пальцы осторожно ласкали его светлые волосы, постепенно подбираясь к затылку. Нащупали на нём стальной наконечник кабеля, обхватили его... - Открой глаза мой изысканно-прекрасный ребенок.
  Она отпустила шелковый вихор. Голова юного ангела снова безвольно повисла... Но спустя секунду жилы-нити на его шее напряглись, зашевелились под мертвенно-бледной кожей, и голова с трудом приподнялась. Черный глаз смотрел в пустоту сквозь растрепанные волосы.
  Рука Вронцы проворачивала блестящий наконечник силового кабеля под стон Дакоты. Свет в комнате замигал... Погас... И едва затеплился.
  -Что ты делаешь, маленькая дрянь? - ласково прошептала Дама в ухо мальчика и снова принялась выворачивать наконечник. По спине ангела потекла кровь. - Хочешь оставить мой дом без электричества? Капризная статуэтка. Разобью, ведь - тихо-тихо, покусывая мочку уха. - Вдребезги разобью, если станешь бесполезен.
  Он посмотрел на неё, наконец...
  (Где-то далеко, в другом конце комнаты, щелкнула дверь.)
  Хозяйка, хозяйка, хозяйка, больно... Больно!
  И то, что увидел - удивило его.
  Дама Вронца открывала и закрывала рот, словно рыба, выброшенная на берег. Из ее тонкой изящной шеи выглядывал...
  Из изящной шеи Дамы Вронцы выглядывало блестящее лезвие ножа. Оно шевельнулось вверх-вниз, прорезав в коже красную черту. Тонкая струйка алой крови шустро потекла по красивой белой шее, моментально впитываясь в платье и расползаясь на груди красной кляксой. Мокрая от крови ткань облепила каждый бугорок, каждую косточку, каждую деталь ее груди.
  На тонких бледных губах - алые пузыри. Острый подбородок Вронцы дрожал, словно она беззвучно рыдала... Испачканные кровью зубы оскалились... Её пальцы схватились за лезвие... Отпрянули, порезавшись, (красная полоска на ладони)... И стразу же снова вцепились в него.
  -Кто? - захрипела она. Кровь хлынула изо рта. - Кто?! Кто?!
  Нож в горле провернулся вокруг своей оси, разворачивая шею, как мясорубка. Глаза Дамы расширились, из них потекли слёзы. Рот открылся так широко, что захрустели челюсти... Но уже через мгновение серая поволока подернула ее глаза, и Дама повалилась на пол.
  Дакота не верил своим глазам. Он посмотрел на скорчившийся труп хозяйки, затем глянул вверх.
  Прямо перед ним стоял некто высокий и грузный в черной форме полкового капеллана. Его френч был расстегнут на все пуговицы, белая рубашка измята, на шее висел кулон на золотой цепи - круг и в нем три точки на одной линии. Он тщательно вытирал нож чистым носовым платком.
  -Ангел? - спросил он низким хриплым голосом, не глядя на мальчика.
  Дакота смотрел на незнакомца глазами полными страха. Кто это?! Кто?!
  -Я вижу твои крылья... Странно, что в Яара остался ангел с крыльями.
  Он неожиданно перестал вытирать нож и принялся брезгливо рассматривать его, поворачивая на свету то так, то этак.
  -Глупо это всё и бессмысленно... - он размахнулся и запустил тяжелый армейский нож в труп Дамы Вронцы.
  Дакота зажмурился... Его передернуло. Звук был ужасным, глухим, словно мясницкий тесак с силой всадили в тушу крупного и мертвого животного.
  -Из твоего затылка торчит кабель. Что она высасывала из тебя? Энергию? Твои ангельские сны?
  Дакота беззвучно рыдал и боялся открыть глаза.
  -И то, и другое, полагаю. Впрочем, и это тоже бессмысленно.
  Мальчик-ангел услышал звуки удалявшихся шагов и скоро - скрип открываемой двери. Однако черный незнакомец приостановился.
  -Скоро я перестану существовать. Но... Запомни мое имя, мальчик. Запомни, что капитан Рог перед смертью снова взял себе имя Яарир. Запомнишь?
  Он кивнул, но глаза не открыл.
  -Странно, что замолчал ангельский маяк, - задумчиво пробормотал черный капитан Рог. - Представь, но мне не хватает голоса его старшего брата. Призрачного голоса из страшного прошлого так не хватает мне, что больно в груди...
  Всем ангелам Яара, привет от Рейма. Помните о своей родине, братья и сёстры. Не забывайте наше неистовое, золотое и прекрасное небо! Всем яаритам во всех мирах - это голос Яара...
  Это я убил Рейма Роххи. Отрубил ему голову, хотя в тот самый момент слышал его голос, тихо звучавший в позывных маяка. Я смотрел, как его голова летела вниз. Летела вниз и... И пристально всматривалась в мои глаза. - Ностальгическая нота в голосе капитана Рога была пугающей и обреченной, (и потому еще более пугающей). Словно закоренелый убийца вспоминал те времена, когда его руки еще не были обагрены кровью. Словно убийца, вспоминал свое детство, стоя на почерневших досках эшафота. А ветер трепал перед его лицом засаленную петлю... Но ведь на самом деле он вспоминал с ностальгией то, как убил ангела?! Дакота сжался. Цепь звякнула. А капитан Рог продолжал: - У серафимов такие прекрасные глаза, мальчик, - чистый янтарь, словно светящийся изнутри. И это тоже запомни.
  Дверь скрипнула еще раз, но капитан всё не решался выйти, не сказав последних и самых важных слов.
  -Вся шутка моего положения в том, что сейчас мне страшно умирать без голоса Рейма, обезглавленного моей рукой.
  -Маяк работает, - сквозь слёзы сказал Дакота. - Я слышу голос Рейма.
  -Работает? - задумчиво. - Значит... Вот как... Я его не слышу потому, что Серебряное Крыло вернулся в Яара? Потому, что вернулась мистическая сила серафима?.. Хорошо. Пусть будет так и не иначе. Запомни мое имя, мальчик. Яарир, отрекшийся архангел Яара.
  Последний раз скрипнула дверь. Щелкнул замок. Тишина.
  
  
  
  .......
  
  
  Конец первой части.
  
   Сони Ро Сорино.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"