–Я не вижу тебя, потому что каждый раз, как я прихожу сюда, ты обвязываешь мои глаза полоской черной ткани. Что это, кстати? Бархат?
Послышались негромкие шаги по мягкому ковру, затем подвывание лотка в музыкальном центре и характерный звук тонкого оптического диска, который был положен в этот лоток. И скоро по квартире, в которую я приходил каждую пятницу, волной сияющего света и тепла разлилась музыка.
–Что скажешь? – спросил меня он.
–Some velvet morning, – ответил я. – Дуэт Нэнси Синатра и Ли Хэзлвуда.
–Ты не разочаровал меня! – радостно воскликнул он. – За это я прощу тебе это маленькое самоуправство.
–Самоуправство? – удивился я, откинувшись на широкую спинку кожаного кресла. Справа от кресла находился невысокий журнальный столик, на нем, как всегда, стояла чашка с крепким чаем. Я взял ее, понюхал ароматный пар и отпил глоток.
–Кот, – ответил он. – Ты принес его с собой. Так мы не договаривались.
–Мог бы и не впустить, – хмыкнул я, вернув чашку обратно на столик и чудом попав на блюдце, которого не видел.
–Нет, не мог, – ответил он и грустно вздохнул.
Песня закончилась. В наступившей тишине я услышал мурлыканье Пушка. По всей видимости мой таинственный друг взял кота на руки и принялся чесать за ушами. Пушок не умел сопротивляться двум вещам: почесыванию за ушками и теплому молоку. То и другое превращало его в совершенно ублаготворенное белое пушистое облако с синими глазами, которое умело лишь мурлыкать и щуриться от удовольствия.
–Такой красивый кот... – пробормотал мой друг. – Его глаза удивительно, и я бы даже сказал неестественно синие. Это похоже на какую-то патологию... Впрочем, в них больше осмысленности, чем в некоторых человеческих.
–А еще он и разговаривать умеет, – я похлопал по карманам пиджака, дав ему понять, что хочу закурить.
–Кури, – позволил он. – Мне нравится запах твоего табака. Он чем-то напоминает ладан.
–Да неужели, – я достал из кармана портсигар, вынул из него плотную гильзу папиросы и, примяв картонный мундштук особым образом, сунул в рот. – Забыл спички.
–Хитрец, – теперь хмыкнул он. Однако я услышал его легкие шаги по ковру куда-то в сторону, затем снова ко мне. Пара щелчков кремнем, и...
Я подался вперед и накрыл его руку своей. Тонкая кисть напряглась, но он не отдернул ее. Я прикурил. Затянулся и освободил его руку, откинувшись обратно на спинку.
–И все же, повторюсь... Каким ты видишь меня?
–Сколько раз тебе говорить? Я ничего не вижу. Поэтому и принес кота.
–Поэтому? – удивился мой друг и я, к собственному своему удивлению, будто бы воочию увидел, как приподнялась черная бровь на бледном лице.
Вот же черт... Я покачал головой. Черная бровь. Бледная кожа. Неужели я начинаю видеть «не только глазами», как и предупреждал он?
–Да, именно поэтому. Кот хорошенько тебя рассмотрел, я надеюсь. И дома расскажет, как ты выглядишь на самом деле.
–Неужели тебе этого будет достаточно? – прошептал он.
Я услышал как он сел передо мной по-турецки, отчего легонько хрустнули колени. Он так делал всегда. Садился на ковер напротив.
–Четыре месяца я прихожу сюда и терплю повязку на глазах. Скажи, зачем вся эта таинственность?
–Но ведь ты слышишь мой голос, – он коснулся моего колена и постучал по нему своими тонкими пальцами. – Слышать – это очень много. Ты слышишь меня?
–Да. Но я хотел бы увидеть.
–Зачем?
–Чтобы, в конце концов, ответить на вопрос, каким я вижу тебя. Этого мало?
–Но ведь ты можешь представить себе, и уверен, почти на уровне оригинала, как я выгляжу. Ведь ты писатель и умеешь рисовать в голове людей и целые миры.
–Одно дело рисовать несбыточное, другое видеть по-настоящему, – я снова потянулся вправо и нащупал на столике небольшую стеклянную пепельницу. Взяв ее с собой, стряхнул пепел и затянулся. – Это две разные вселенные. Нарисованное и реальное.
–Ну хорошо, сегодня я не буду спорить с тобой. Хотя и скажу, что не вполне согласен, – он снова легко стукнул меня по колену. А я почувствовал кожей, что он улыбнулся. Пушок замурлыкал громче. – Итак, ты надеешься, что твой необычный кот опишет тебе меня, когда вы вернетесь домой. А что если я попрошу его не делать этого?
–Я дружу с этим котом гораздо дольше, чем с тобой, – я снова хмыкнул и затушил папиросу об стеклянное дно. – Он побывал в стольких моих сказках, что...
–Что? – переспросил друг.
–Уверен. Он опишет тебя. Очень точно опишет.
–Странно, – он приподнял кота, а по моей коже поползли мурашки, потому что я увидел это, хотя и не должен был. Повязка закрывала глаза. Черная и весьма плотная повязка. Мой друг продолжил: – Если бы ты знал, как я хочу этого — чтобы ты увидел меня. Но... Я хочу, чтобы ты увидел по-настоящему. А для того, чтобы это получилось, глаза тебе вовсе не нужны.
–Это слова, – я вынул из портсигара вторую папиросу и принялся ее обстукивать об золотую крышку. – Нет ничего более важного и правильного, чем увидеть что-то или кого-то своими глазами. Не с чьих-то слов, не в отражении, не в картине, а именно глазами. Своими. И...
–И? – он вернул кота на мои колени и протянул зажигалку.
–Оставить отпечаток этого человека на внутренней стороне своих век. Навсегда, – я начал раскуривать папиросу, но как-то неудачно, табак гаснул даже не затлевшись.
–Но твое зрение, которое не зависит от глаз, сможет оставить отпечаток где-то глубже и основательнее.
–Например, где?
–Например... В сердце?
–И снова слова. Вот предположим, какой я вижу твою квартиру, знаешь?
–Нет, – в его голосе чувствовалась улыбка. – Но очень хочу узнать.
–Она представляется мне большой, возможно в ней пять или шесть комнат. Высокие потолки. Ковры на полу, в каждой комнате разных цветов, но всегда, если так можно выразиться, одинаковой «пушистости». Когда ты провожаешь меня в одну из комнат по ковру я ловлю себя на мысли, что боюсь идти по нему.
–Боишься? – удивился мой друг.
–Да, я не могу избавиться от картины, которая постоянно вырисовывается в голове. Вот мои ноги погружаются в мягкий ворс по щиколотки, по колено и скоро я проваливаюсь в ковер, как в трясину. Тону. Ворс забивает легкие, глаза, и...
–Твое воображение всегда рисует смерть... Почему? Ведь ты понимаешь, что ковры — не трясина. Это очень дорогие штуковины, которые были изготовлены по специальному заказу в Марокко. Но ты все равно рисуешь смерть... Я не понимаю. – Он опустил голову, это было слышно по голосу, однако скоро снова воспрял и продолжил: – Ты не закончил описывать квартиру.
–В какой-то комнате стоит пианино. В какой-то довольно мощный компьютер, судя по шуму вентиляторов. В какой-то большой, нет, просто огромный аквариум без рыб.
–Как ты догадался?
–По запаху воды. Ну, понимаешь, в нем просто вода, жизни нет.
–Ты не считаешь, что это странно?
–Сам ответил. Впрочем, ты ведь не считаешь странным тот факт, что мой кот умеет разговаривать.
–Я чувствую, что ты устал. Но вообще-то, знаешь, ты первый, кто так долго терпит мое общество. Мы общаемся уже четыре месяца и ты ни разу не пропустил пятницу. Ты ни разу даже просто не попытался снять повязку... – он встал и погладил кота, мурлыкавшего на моих коленях, как динамомашина. – Можно спросить, почему?
–Не твое дело.
–Грубо, но вполне в твоем стиле. Я сделаю тебе подарок. Впрочем, с какой стороны посмотреть, конечно... У меня остался старинный фотоаппарат «поляроид» и к нему целых три кассеты, или как там они называются, с карточками. И вот что я сделаю. Я сфотографируюсь, вложу фотографию в конверт и на выходе отдам тебе.
–Ты забыл про кота, – хмыкнул я, хотя и невесело.
–А котика я попрошу не описывать меня тебе. Хорошо, Пушок?
Кот мяукнул в ответ.
–Вот и договорились, – мой друг подался чуть в мою сторону и снова потрепал кота по голове. Затем он ушел в другую комнату и закрыл за собой дверь.
–Ты и правда устал? – мурлыкнул кот.
–Есть немного, – я огладил его по широкой спине. – Толстеешь, брат.
–Ну так... – неопределенно ответил он.
–И еще, ты предатель.
–Мне не трудно было дать слово. Это ведь так просто, ты сам говорил. И слово предатель в моем случае не совсем уместно.
–Ладно-ладно, умник ты мой хвостатый. Дал слово и дал, мне-то что. Это ведь не мое слово.
–Ничего себе квартирка, скажу я тебе. Громадина прям. Значит, вот куда ты ходишь каждую пятницу. Странные вы, оба. И по имени не называете друг друга...
–Это было мое встречное условие. Если нет лиц, то не будет и имен.
–И он легко принял это условие? – Пушок потерся об руку.
–Он сказал, что это будет справедливо.
В комнату вернулся мой друг.
~*~
Дома я покормил Пушка и отправился в свой кабинет с одной целью — распечатать конверт и посмотреть фотографию. Я сел за стол, включил настольную лампу и положил квадратный черный конверт перед собой. Однако чем дольше я смотрел на него, тем большую нерешительность испытывал. Несколько раз брал в руки и всегда клал обратно. Наконец, я позвал кота. Он появился в золотистой полоске света, что расчертила пол в фиолетовом сумраке всегда царящем в моем кабинете.
–Чего звал? Я поел и хочу спать.
–Он ведь человек? – я смотрел на кота.
Пушок сел прямо на полоске света и принялся вылизывать розовые подушечки лап.
–Э? – он на мгновение отвлекся от своего занятия.
–Но ведь ты видел его... – я взял конверт и потряс им в воздухе. – Я не прошу описывать его внешность... Скажи просто, он хотя бы человек?
–Я отвечу в том случае, если ты скажешь, как познакомился с ним.
–На одном анонимном форуме для мистиков. Но при чем тут это?
–Для мистиков? – иронично фыркнул кот. – Вот тебе и ответ.
–Ни черта это не ответ! – я начал сердиться. – У него есть глаза, нос, уши, рот?
–Да, – снова фыркнул кот, встал и направился прочь из комнаты. – И еще кое-что...
–Кое-что? – я почему-то встревожился. – Что?!
–Его глаза тоже скрыты повязкой. Черной. Плотной. Как у тебя.
–Но ведь он так свободно двигается по своей квартире... – с недоумением пробормотал я.
–Его губы поражены язвами, уши отрезаны. У него нет волос, а вместо них сплошная короста.
–Но у него такой красивый голос, почти как музыкальный инструмент. В его интонациях столько эмоций, что слова звучат, как песня...
–А его лицо наискось перечеркнуто большим уродливым шрамом, – Пушок остановился на выходе и оглянулся в мою сторону. – И не забывай, что я дал ему слово. Так что, возможно, я просто придумываю. Открой конверт и посмотри.
–Я боюсь... – прошептал я, положив конверт обратно на стол. – А вдруг...
–Хороший котик, – сказал мой друг и я увидел улыбку на тонком и прекрасном его лице, хотя мои глаза были, как всегда, скрыты повязкой. – Сдержал слово.
–А я...
–Позволь угадаю? – мягко перебил меня он. – Ты не посмотрел фотографию. Верно?
–Порвал и сжег в раковине. Не распечатав конверта.
–Но почему? – снова с улыбкой спросил меня он.
–Хочу верить в красоту. Я ведь вижу тебя. И, наверное, вовсе не глазами.
–Я тоже хочу верить в тебя. Поэтому тоже ношу повязку...
–Замолчи! – почти крикнул я. Однако скоро взял себя в руки и продолжил тоном ниже: – Пусть красота останется нашей тайной.
Я смог выгнать из памяти все прочие слова, что говорил белый кот, описывая моего таинственного друга. Я смог вернуть на внутреннюю сторону век прекрасное лицо, достойное кисти Рафаэля. И успокоился. Взял чашку со столика. Улыбнулся.
–О чем поговорим сегодня?
–О красоте, которая недоступна для глаз. Ты не против?