Я куковал в аэропорту: рейс откладывали уже второй раз, и настроение ухудшалось с каждым часом. Веселый дедок, сидевший напротив, увидев мою тоску, подмигнул и протянул мне яблоко.

- Что, паря, застряли?

- Застряли, дед, - яблоко оказалось кислым, вырвиглаз.

- А делал-то в наших краях чего? Командировочный али отпускной?

- На охоту ездили, - я поднял руки и потянулся так, что хлипкое сидение чуть подо мной не треснуло. - Ребята остались, а я вот раньше еду. Еще пару раз отложат, глядишь, вместе с ними обратно полечу.

- На кого ходили? - заинтересовался дед. - На лося?

Я скромно ухмыльнулся.

- Медведя я взял. Килограмм на пятьсот. Заднюю лапу на трофей оставил, мужики потом привезут.

Я ждал, что дед заохает или хоть головой покачает уважительно, но он почему-то смотрел на меня жалостно, словно я ему рассказал, что медведь меня задрал.

- С пятизарядки, - добавил я, словно оправдываясь.

- Эх, паря, - крякнул старик. - Лучше б ты на лося охотился...

- Да охотился я на лося уже. Не раз и не два. Чего ты, дед, рожи корчишь? Тоже мне, выискался защитник медвежих прав.

- Небось, медвежатину ел? - сочувственно спросил старик.

- Ел я медвежатину, ел! Дрянь отвратная, хуже даже твоего яблока.

- Кто ж ее ест? - печально вздохнул старик. Вот и лапу взял... Сказки, что ли, не помнишь?

- Какой еще сказки?

Дед заерзал, глаза его затуманились завирательной дымкой.

- Мужик как-то зимой пошел в лес, - завел он. - И повстречался с медведем. Стали они бороться. Боролись-боролись, мужик вырвался да топором отхватил медведю лапу. Утек домой, а лапу с собой забрал - как ты вон.

- Ну?

- Отдал лапу старухе. Та из мяса похлебку стала варить, а из шерсти куделю прясть. За окном темень, мороз. Сели вечерять. Вдруг слышат, - сказочник сделал драматическую паузу. - Скирлы-скирлы.

- Чего-о?

- Скирлы-скирлы, - еще старательней просипел дед и заперхал многослойным кашлем завзятого курильщика. - Медведь себе ногу липовую сварганил и к мужику пошел. Идет, ногой скрипит: "скирлы-скирлы", да песню поет...

- Не надо песни, дед, - твердо остановил я разошедшегося рассказчика. - Я все понял. Медведь мужика отымел. Медведей трогать неповадно. Скирлы-скирлы. Пошел я.

- Ничего ты, паря, не понял, - старик вцепился в мою куртку. - А ну-ка скажи, как медведь смог ногу себе приладить?

- Не знаю, - я попытался высвободить рукав. - Дрессированный был.

- Оборотень он был, понял, паря? Оборотень. Обернулся человеком, вырубил ногу из липки, обернулся обратно медведем - пошел мужика драть. А еще подумай, случайно ли эту сказку в наших местах сказывают?

- Не случайно, - я отвоевал рукав и встал. - У вас все медведи - оборотни, а все мужики - медведи. Я, наверно, твоего родича на охоте слопал, и ты мне мстить сейчас будешь. И нога у тебя, небось, липовая. Скирлы-скирлы, так?

Во взгляде старика опять проступила жалость.

- Не выбраться тебе отседова, дурья голова, - сказал он. - Кто мясо оборотня ел, от оборотня не уйдет.

- Вот пусть твой дохлый липовый медведь за самолетом чапает. Догоняет, - я подхватил с полу рюкзак. - Бывай, дед, не кашляй.

- Баб-то у них нет, - прокричал мне вслед окончательно спятивший собеседник. - А плодиться-то надо.

На меня оглянулось пол-зала. Я напялил безразличную мину и семимильными шагами зашагал к сортиру.

До рейса оставалось еще два часа. Я плеснул себе водой в лицо и посмотрел в зеркало. Разговор с психованным стариком оставил омерзительный осадок. В голову полезла всякая чушь - вспомнилось, что медведь вышел к лабазу не на четырех, а на двух лапах, что, когда освежевали тушу, поразились, до чего она похожа на человеческое тело. "Медведи, они такие", - сказал Серега. И хотя, действительно, вроде и должно быть похоже, все равно стало не по себе... "Кто мясо оборотня ел, от оборотня не уйдет". Что, другие заявятся, кровь за кровь? Я криво усмехнулся. Или тот самый, которого я жрал? Соберет разделанную тушу, сделает липовую ногу, накинет снятую шкуру на плечи и притопает в гости: скирлы-скирлы. Пульки-то серебряной под рукой не было... От мысли о медвежатине меня затошнило. "Не выбраться тебе отседова". Живот неожиданно свело судорогой. Заломило кости. Я повернул тяжелую голову. В загвазданном окне выжидательно замерла луна. Он же меня не кусал, подумал я, холодея. "Баб-то у них нет... А плодиться надо...". Вот как он меня нагонит, понял я, изнутри. Изнутри. Боль скрутила меня в дугу, а в ушах зазвучал зловещий скрип: "Скирлы-скирлы".