Выглянув в окно, фрау Инге видит, что в семнадцатый наконец въезжает новая обитательница. Пока шофер выгружает из багажника вещи, прибывшая неподвижно стоит на месте, словно опасаясь сделать шаг. На голове у нее большая широкополая шляпа, ярко-желтого, канареечного цвета, полностью скрывающая лицо. 'Худенькая!' - одобрительно отмечает фрау Инге. Приятно, когда женщина следит за собой. И со вкусом одевается - ярковато, на вкус фрау Инге, но все же весьма и весьма элегантно. У прежней жилицы, дородной, круглолицей датчанки Аниты гардероб был - хоть святых выноси. Что не мешало ей, однако, быть душой любой компании и всеобщей любимицей. Когда Анита объявила, что уезжает, фрау Инге огорчилась до слез. Она успела очень сдружиться с соседкой. Но тут уж ничего не поделаешь: пора значит пора. Анита и так пробыла на острове слишком долго.

Фрау Инге вздыхает. Пожалуй, придется взять на себя опеку над новенькой. Негласный уговор вменяет это в обязанность одному из ближайших соседей - неприлично ждать, что и в этот раз добровольцем будет кто-то другой.

Через час фрау Инге выходит на крыльцо. В руках у нее блюдо с шоколадным печеньем, на губах приветливая улыбка. Печенье, разумеется, испечено собственноручно: каждый коттедж на острове оснащен ультрасовременной кухней - на случай, если кому-нибудь захочется блеснуть кулинарным талантом, или просто есть желание пообедать в домашней обстановке. Фрау Инге и так-то есть чем блистать, а уж в плане выпечки ей и вовсе нет равных. Она поправляет салфетку на блюде и деликатно - вдруг новенькая решила вздремнуть с дороги? - стучит в дверь семнадцатого домика.

Дверь распахивается так быстро, будто обитательница ожидала гостей.

Фрау Инге - само дружелюбие и оптимизм - здоровается, представляется и вручает свой приветственный дар. Соседка недоуменно смотрит на блюдо в своих руках, по ее лицу пробегает судорога.

- Это всё какая-то ошибка, - говорит она сипло. - Всё это...

Она довольно молода: лет двадцать восемь-тридцать с хвостиком, прикидывает фрау Инге. Смуглая кожа, черные глаза, длинные волосы, небрежно собранные в пучок. Наверное, итальянка или что-то в этом роде... Когда отоспится и отдохнет, окажется настоящей красоткой. Сейчас, конечно, она выглядит не самым лучшим образом.

- Все в порядке, - мягко говорит фрау Инге. - Как ваше имя, дорогая?

- Вера, - отвечает женщина и хмурится. - Вера...

- Кому нужны фамилии? - отмахивается фрау Инге. - Мы тут держимся запросто. Вам здесь очень понравится, дорогая. Вот что, надевайте-ка вашу шикарную шляпу, и пойдемте прогуляемся. Надо же вам осмотреться.

- Нет-нет, - Вера отшатывается, чуть не роняя блюдо.

Фрау Инге не настаивает:

- Отдыхайте, осваивайтесь, располагайтесь. Если понадобится помощь, заходите, не стесняйтесь. Я в девятнадцатом - и завариваю чай лучше всех в мире! - фрау Инге смеется. - Книжный клуб практически присвоил мне официальное звание... Одним словом, если вам потребуется компания, непременно рассчитывайте на меня.

Она заговорщицки подмигивает и поворачивается, чтобы идти к себе. Дверь за ее спиной закрывается почти мгновенно. Фрау Инге и не думает обижаться. Поначалу все чувствуют себя не в своей тарелке и порой забывают не только о вежливости, но и обо всем на свете. Это проходит.

 

 

Новенькая не выходит из дома весь день. Фрау Инге не беспокоит ее. Вечером, возвращаясь с ужина, она видит Веру в окне и весело машет ей рукой. Соседка ответно кивает и сразу отходит вглубь комнаты. Через два часа, когда фрау Инге уже собирается ложиться, неожиданно раздается стук в дверь. На пороге стоит Вера, ее черные волосы распущены по плечам, глаза тревожно перебегают с одного предмета на другой.

Фрау Инга приглашает ее войти, но Вера словно не слышит.

- Я действительно не понимаю, - говорит она нервно. - Мне кажется, со мной что-то не так. Я не помню, как сюда попала, я не понимаю, с какой стати мне взбрело в голову поехать одной... Кажется, что-то случилось, только я не помню, что. Такое чувство, что у меня провалы в памяти. Это чертовски раздражает.

Вместо 'чертовски' она употребляет более сильное слово, и фрау Инге беспокойно переступает с ноги на ногу. От соседки веет холодом и страхом, и в комнату словно вплывает серое облако неуюта.

- Ох, дорогая, видели бы вы, в каком состоянии была я, когда только-только приехала на остров. Душераздирающее зрелище! - фрау Инге закатывает глаза. - В буквальном смысле на волосок от нервного срыва, а то и чего-нибудь похлеще. Это все стресс. Стресс и особенности женского восприятия. Мы же только и знаем, что копить всё в себе - до тех пор, пока не падает последняя соломинка, которая, как известно, ломает спину и верблюду, - фрау Инге осуждающе вздыхает и ободряюще касается руки собеседницы. - Море, воздух и хорошая компания творят чудеса, можете мне поверить.

- Это что, медицинское учреждение? - спрашивает Вера, впиваясь взглядом в лицо фрау Инге.

- Нет, ну, медицинское, это сильно сказано, - несколько огорошенно отвечает та. - Конечно, есть и врачи, и процедуры... - неожиданно она понимает, что имеет в виду Вера, и ахает. - Ну что вы, дорогая! Как вам только такое на ум пришло? - она заливисто хохочет. - Конечно, это не сумасшедший дом! Ну, надо же такое придумать!

Вера слабо улыбается, ее взгляд чуть-чуть оттаивает.

- Я уже не знаю, что и думать, - говорит она. - Я хотела позвонить мужу, а мне сказали, что это невозможно.

- Да, - подтверждает фрау Инге, - это действительно так. На острове нет связи с материком. Но, знаете, иногда даже полезно как следует соскучиться по близким.

Она улыбается, но по лицу соседки проходит тень.

- Пожалуй, мне лучше лечь спать, - бормочет Вера, прижимая к вискам пальцы. - Простите, что побеспокоила так поздно.

- Ничего, ничего, - машет рукой фрау Инге. - Не о чем даже говорить.

Вера бредет прочь, зябко ежась, несмотря на двадцать три градуса по Цельсию, которые показывает электронный термометр.

Ох уж эти новички, вздыхает фрау Инге, мановением ладони изгоняя из комнаты серое облачко беспокойства. Ничего, ничего, не о чем говорить. Это проходит.

 

 

Утром следующего дня Вера выглядит уже немного лучше. Правда, веки у нее по-прежнему припухшие, и складки у рта слишком глубоки... у такой молодой женщины их вообще не должно быть, думает фрау Инге. После некоторого колебания Вера принимает приглашение на ланч, и фрау Инге удовлетворенно вздыхает. Через час она снова стучит в дверь семнадцатого номера и ведет соседку в 'Пальмовую рощу'. Не заглянув в меню, Вера заказывает зеленый салат и банановый дайкири; к первому она едва притрагивается, второй выпивает подозрительно быстро.

С террасы машут, приглашая присоединиться, и фрау Инге вопросительно смотрит на Веру.

- Это ваши подруги? - спрашивает та.

- Да, это все наши девочки, - фрау Инге машет в ответ. - Хотите, я вас представлю?

- Не сейчас, - помедлив, говорит Вера. Она морщит лоб и опять, как вчера, трет пальцами виски в попытке что-то вспомнить.

- Вот эта женщина мне, кажется, знакома, - замечает она неуверенно. - Да нет, точно знакома. Вот та, с краю, в синем платье и темных очках.

- Это Ада, - говорит фрау Инге.

- Да, именно Ада, - морщины на лбу Веры становятся глубже. - Ада... Ада... как же ее фамилия?

- Дались вам эти фамилии, - хмыкает фрау Инге. - Говорю же, тут так не принято.

- Да почему же? - резко спрашивает Вера.

Фрау Инге не успевает ответить. Словно почувствовав, что  разговор идет о ней, Ада подходит к столику.

- Дамы, вы обе завербованы! - объявляет она вместо приветствия. - На мне организация коктейль-вечеринки к премьере, и мне позарез нужны помощницы.

Ада немножко грубовата, но каким-то образом ей удается превратить это в черту стиля.

- Вы меня не узнаете? - спрашивает Вера.

- Простите, деточка, у меня ужасная память на лица, - Ада разводит руками. - А что, мы уже виделись?

- Не уверена, - Верин взгляд словно стекленеет. - С некоторых пор моя память тоже стала ужасной.

- Кстати, о премьере, - перенимает инициативу фрау Инге. - Вечеринка вечеринкой, но, думаю, Вере надо подыскать местечко в спектакле.

- Поздновато, - с сомнением замечает Ада. - Мадам режиссер ляжет костьми. Разве что в массовку...

- Я не могу играть, - пугается Вера, сразу становясь похожей на маленькую девочку. - Я не актриса.

- Пустяки, - решительно заявляет фрау Инге. - Если бы среди нас был хоть один профессионал, это не называлось бы любительской постановкой. Конечно, вы должны играть, дорогая - с вашими-то данными... С Фаридой я поговорю сама.

Вера трясет головой и отчаянно возражает, и фрау Инге прячет улыбку.

 

 

Через несколько дней Вера уже знакома со всеми. Она загорела, поздоровела и перестала быть похожей на затравленного зверька. Много плавает в море, играет в теннис и прилежно штудирует 'Грозовой перевал', готовясь к очередному заседанию книжного клуба. Казалось бы, все налаживается, но это только видимость. Фрау Инге чувствует. В глубине Вериных глаз все время таится то самое выражение, с которым она в самый первый день говорила: 'Это ошибка'. Иногда ее взгляд стекленеет, а лоб мучительно морщится - в такие минуты ее лицо точно переворачивается вовнутрь; смотреть на это мучительно, у фрау Инге по спине бегут мурашки и сосет под ложечкой от необъяснимой тревоги. В такие минуты Вера ей резко неприятна - до такой степени, что хочется дать девушке пощечину, закричать в голос, встряхнуть так сильно, чтобы проклятое выражение навсегда улетучилось из ее глаз. Конечно, ничего подобного фрау Инге себе не позволяет, это просто что-то вроде приступа паники. На самом деле она испытывает к Вере очень теплые чувства. Вот только порой очень трудно избавиться от ощущения, что: да, именно 'что-то не так', и - почему бы и нет - именно что 'ошибка'... Люди такие разные, думает фрау Инге: кто-то с готовностью принимает дары, а кто-то противится им с таким упорством, словно от этого зависит судьба мироздания... Остров - это оазис, спасение для заблудившихся в пустыне. Сотня страждущих утоляет жажду, торопится насладиться покоем и прохладой, а один - обязательно находится такой один - подозревает, что оазис - это ловушка, а колодец отравлен...

Фрау Инге закрывает глаза и откидывается на спинку шезлонга. Она несправедлива к новенькой. Прошло еще слишком мало времени, только и всего. Магия острова еще не успела подействовать в полную силу. Кроме того, Вера слишком молода...

Бриз ласково касается кожи, над головой монотонно поскрипывает какая-то птица.

Дело, конечно, не в возрасте. На острове есть женщины и помоложе - взять хотя бы ту девочку из Замбии, Мемори, ей и вовсе было пятнадцать... А даме из России (дай бог памяти, как же ее зовут?) добрых шестьдесят. Возраст тут не при чем.

Веки наливаются тяжестью. Подремлю, решает фрау Инге. Ночью плохо спалось, все время снились кошмары. Пожалуй, это легкая лихорадка... Или просто действие новолуния. Луна влияет на женщин-Раков особенно сильно...

 

 

- Нет, - качает головой Вера, - я Козерог.

Ага, мысленно говорит себе фрау Инге, вот откуда у нас такой характер. Прямо скажем, не лучший для женщины знак. Правящая планета Сатурн: упрямство, подозрительность, склонность к депрессиям.

Сегодня Вера сама не своя. Губы подергиваются, руки в постоянном движении. Серое облако тревоги окутывает ее с головы до ног, так что черты лица размываются, теряют четкость.

Фрау Инге пытается развлечь подопечную разговором, щебечет о разных пустяках, и в половину не ощущая той легкости, с которой принято вести подобного рода непринужденные беседы.

- Мне снятся ужасные вещи, - совершенно невпопад говорит Вера, и фрау Инге вздрагивает. - Иногда я просыпаюсь от собственного крика. И сразу все забываю. Удивительно, правда?

- Вовсе нет, - фрау Инге передергивает плечами. - Наше сознание так устроено: само отбрасывает всякую гадость, которую мы выдумываем во сне.

- Вам тоже снятся кошмары? - рассеянно спрашивает Вера, жестом подзывая официанта.

- Всем время от времени снятся кошмары, - резче, чем следовало, отвечает фрау Инге. - Это совершенно нормально.

- Да, наверное, - тускло соглашается Вера и заказывает дайкири. Фрау Инге чуть заметно поджимает губы.

Солнце слепит глаза. Она щурится и рассеянно принимается листать журнал.

- Простите меня, - говорит Вера все так же невыразительно. - Я веду себя, как настоящая зануда. Сама не знаю, что со мной такое.

Фрау Инге успокаивающе похлопывает ее по руке:

- Девочка моя, вы пытаетесь присвоить чужие лавры. Место настоящей зануды у нас, как известно, занято.

Они обе смеются.

- Оставьте в покое мадам режиссера, - притворно-осуждающе говорит Ада, возлежащая в соседнем шезлонге. - Кумушки! И вообще, хватит валяться. Пойдемте-ка растрясем бока. Инге, ты когда вообще в последний раз залезала в море?

- Не помню, - фрау Инге снова смеется. - Я существо решительно наземное.

- Ты существо решительно некомпанейское, - выносит приговор Ада. - Вера, вы тоже не желаете отдаться на волю волн? Неужели пляжная летаргия одолела и вас?

- Боюсь, что да, - отвечает Вера. - Сегодня очень жарко.

- Лентяйки, - вздыхает Ада и выбирается из шезлонга. - Когда я стану тоненькой, как тростиночка, а вы распухнете, как подушки, будете кусать локти от зависти.

С трудом высвобождая ноги из песка, она идет к морю. Темнокожий красавчик официант приносит Вере коктейль. Фрау Инге снова берется за журнал.

- Казале, - неожиданно говорит Вера странным сдавленным голосом.

- Простите, дорогая?

- Фамилия. Фамилия Ады - Казале, - от Вериного лица стремительно отливает кровь. - У меня вдруг что-то щелкнуло в голове, и я вспомнила.

Фрау Инге хочет сказать что-нибудь беспечное и необязательное, но внезапно ее захлестывает волна такой неподдельной, такой неистовой ярости, что мир вокруг начинает дрожать и плавиться в ее огне.

- Да как вы смеете? - голос фрау Инге становится до смешного похож на Верин: такой же сдавленный и напряженный. - Что вы о себе возомнили? Мерзавка.

Вера изумленно приоткрывает рот и отшатывается.

- Это бестактно, бестактно, понимаете вы или нет? Совать нос в чужие дела, лезть в душу... Может быть, это норма в той дыре, из которой вы явились, а здесь совсем другой порядок. Усвойте это наконец!

Волна откатывает, и фрау Инге замолкает. На смену ярости приходит ужас.

- Я... Простите, дорогая. Не знаю, что на меня нашло. Я, видите ли, слегка простудилась, у меня второй день легкий жар... Или это гормональное... Господи боже, мне так стыдно...

Вера пытается что-то сказать, но фрау Инге бежит с пляжа, как дезертир с поля боя. На нее надвигается чувство неминуемой катастрофы, она спешит в коттедж так отчаянно, словно земля вот-вот развернется под ее ногами.

Что со мной, думает фрау Инге, укрывшись за спасительной дверью. Эта женщина действует на меня, как мышь на слона. Хочется трубить на все джунгли и бежать, не разбирая дороги. Этой женщине здесь не место. Она сама не хочет здесь находиться. Так за что, за что это наказание? 'Она как бомба с часовым механизмом, - думает фрау Инге. - В любую минуту может взорваться. И когда это случится, рядом буду именно я'.

Она истерически всхлипывает. В дверь требовательно стучат, и Адин голос встревоженно спрашивает, что случилось.

- Вера сказала, у тебя был нервный срыв. Инге, открой немедленно, я хочу убедиться, что с тобой все в порядке.

Ада Казале, сквозь подступающую дурноту вспоминает фрау Инге.

- Вера устраивает бурю в стакане воды, - сделав над собой усилие, отвечает она громко. - У меня просто лунные дни; ты же знаешь, я в это время всегда становлюсь мегерой.

- Что-то не замечала, - возражает Ада. - Впусти меня, милая, и давай поговорим.

- Нет, - обрубает фрау Инге, и снаружи становится тихо. - Я хотела бы побыть одна, - старается она загладить свою резкость. - Мне и в самом деле нездоровится.

- Как знаешь, - чуть обиженно отвечает Ада.

Значит так, строго говорит себе фрау Инге. Во-первых, успокоиться. Нет ничего противней истерички - это элементарная распущенность. Во-вторых, принять таблетку аспирина. Пусть даже никакого жара и нет, не помешает для улучшения кровообращения. В-третьих... что в-третьих? Выбросить дурацкое происшествие из головы, извиниться перед девочками и пойти в кино. Да-да, именно в кино, почему бы и нет?

И выспаться наконец как следует. Вся раздражительность происходит от плохого сна.

 

 

Вера соглашается составить фрау Инге компанию после небольшого колебания. Девушка заметно взвинчена, кусает губы и то и дело поправляет волосы. Фрау Инге, преисполненная решимости не обращать внимания на пустяки и пребывать в безмятежном состоянии духа, еще раз приносит свои извинения.

- Да, да, конечно, - бормочет Вера с отсутствующим видом.

У фрау Инге екает сердце, но она встряхивает головой, отметая нелепые мысли.

Картина попадается неудачная: второразрядный вестерн с погонями, скачками и револьверной пальбой. Кроме фрау Инге и Веры в зале никого нет.

- Нас с вами занесло в мир небритых мужчин с вонючими сигарами, - со смехом говорит фрау Инге.

- Вот именно, - отвечает та невпопад.

- 'Вот именно' - что?

- Вот именно, - повторяет Вера. - Скажите, почему на острове одни женщины? Это, по меньшей мере, странно. Никто не отдыхает семьями, парами, никто практически не вспоминает о мужьях, о доме, о... - Она запинается. - Что, ни у кого на острове, кроме меня, нет семей?

'У тебя ко мне дело?' - небрежно осведомляется с экрана кто-то небритый, не вынимая изо рта вонючей сигары.

- Дорогая моя, ну вы и фантазерка! - восклицает фрау Инге. - Конечно, у всех есть семьи... Я прямо не знаю, что вам и сказать. Это же надо уметь так озадачиваться на ровном месте! 'Нет мужчин', с ума сойти. Знаете, как любила говорить женщина, которая проживала в семнадцатом до вас? 'Что нужно женщине для счастья? Теплый климат, способность выкинуть все лишнее из головы и толпа молодых красавцев, из кожи вон лезущих, чтобы услужить', - фрау Инге заливисто хохочет. - Вы не наведывались в массажный кабинет? Уверяю вас, после того, как вы увидите маэстро Исмаила - вот уж кто настоящий Адонис! - вы измените свое...

- Это обслуживающий персонал, - перебивает Вера. - Статисты.

Статисты?

- Я тоже дни напролет уверяю себя, что это фантазии, - продолжает она, все более возбуждаясь. - Пью успокоительное, любуюсь природой, совершаю моцион... Здесь же все невероятно, вы, что, все ослепли? Сущее Зазеркалье, и никто не видит этого, кроме меня.

'Ха-ха-ха', - смеется картонным смехом экран. По лицу Веры пробегают черно-белые блики.

- О чем вы? - механически спрашивает фрау Инге.

- Сотни женщин, с готовностью забывших о доме и близких, наслаждаются покоем и массажем, вяжут крючком, устраивают кулинарные соревнования и любительские постановки. Остров посреди океана, начисто лишенный связи с миром. Безоблачное небо, тропический рай. Прекрасное настроение днем и кошмары по ночам... Может быть... - глаза Веры вспыхивают отраженным светом. - Может быть, это какой-то эксперимент?

'Что за глупости!' - хочет сказать фрау Инге, но от нахлынувших чувств у нее перехватывает в горле.

- Ты разбиваешь мое сердце, Энди Джоунс, - горько произносит с экрана пышногрудая красавица. - Ты разбиваешь мое сердце.

Из горла Веры срывается хриплый звук - то ли всхлип, то ли смешок.

- Вы отдаете себе отчет, что мы все разговариваем на одном языке? И вы, и я, И Фарида, и русская леди из сто первого номера. Какой это язык? Я не могу понять... Английский? Но я не говорю по-английски!

Фрау Инге опять чувствует подступающую панику. Во рту появляется металлический привкус, желудок скручивает спазмом.

- Весь остров словно окружен барьером, - Верино лицо в темноте кинозала похоже на маску. - Стоит сделать шаг не в том направлении, натыкаешься на стену. Нельзя позвонить домой, неприлично задавать личные вопросы, невозможно даже положиться на собственную память. Как будто мы вдруг оказались отсечены от нашего же прошлого. Точнее, от какой-то его части.

- Здесь никого насильно не держат, - выдавливает из себя фрау Инге. - У вас мания.

Вера замолкает. Лицо-маска пугающе неподвижно.

'Наконец-то закрыла рот', - с ненавистью думает фрау Инге, переводя взгляд на экран. На экране мельтешит множество фигур, совершая бессмысленные, ненужные, нелепые действия. Громыхают хлопушечные выстрелы, фигурки изгибаются, взмахивают руками, оседают в пыль. 'Какая дрянь', - думает фрау Инге - то ли о кино, то ли о Вере, то ли обо всем сегодняшнем дне.

- Я уеду, - произносит Вера. - Я не должна здесь находиться.

'Да замолчишь ли ты, гадина?!'

- Не надо, - говорит фигура с экрана пышногрудой красавице. - Молчи. Дай ему уйти.

Рука Веры судорожно впивается в подлокотник кресла. Фрау Инге с отвращением смотрит на эти тонкие пальцы, на длинные ногти безупречной формы, отчаянно не желая перевести взгляд выше.

Но сделать это приходится так или иначе.

- 'Дай ему уйти', - медленно повторяет Вера. - Именно так он и сказал. Низенький человек со старушечьим лицом в комнате без дверей и окон. 'Вы должны дать ему уйти, сеньора Скарола'. Отпустите своего сына, сказал он мне. Ваше отчаяние держит его, как якорь. Мы поможем вам, дорогая... Он тоже называл меня дорогой, прямо как вы.

Шок от осознания того, что Вера назвала свою фамилию, какое-то время не дает фрау Инге осознать смысл остальных слов. Она цепляется за свое негодование, всеми силами сопротивляясь пониманию того, что несет эта истеричка, эта ненормальная...

- Я не успела сказать 'нет', - говорит Вера невыносимо, отвратительно высоким голосом. - Серджио, мальчик мой...

Лицо-маска поворачивается. Вместо рта зияет черный провал, вместо глаз сверкают зеркала.

Фрау Инге задыхается.

В зеркалах она видит себя. Всклокоченная, бесформенная женщина без возраста с искаженным, растрескавшимся на части лицом.

- Игнац, - беззвучно шепчет отражение. - Игнац, мальчик мой.

Зеркала заволакивает туманом. Изображение двоится, троится, множится.

Анита, Ада, Фарида, девочка из Замбии, русская леди... Женщины острова, все до единой. Сотни и сотни губ единым стоном выдыхают имена.

- Бенджамен. Ингвар. Стелла. Фарид. Консуэлита. Ринор. Рейко. Агнеся. Джорджи. Танечка.

Мальчики, девочки. Младенцы, подростки и совсем уже взрослые - дети. Дети, переставшие быть. Тени, которым надо дать уйти.

Остров посреди океана забвения - для матерей, которые не могут смириться с их уходом.

'Скажите, почему на острове одни женщины?'

Кем бы ни был тот человек в комнате без окон и дверей, лишь в его власти было дать глоток воздуха там, где воздуха нет.

'Мы поможем вам'.

- Игнац, мальчик мой!

Колонки взрываются бравурной музыкой. Киноэкран расцветает титрами.

Фрау Инге закрывает глаза и погружается в туман.

 

---

 

На следующий день семнадцатый снова опустевает. Фрау Инге отдергивает занавеску и с сожалением вздыхает. Очень жаль, что эта приятная девушка так быстро уехала. Они даже не успели толком узнать друг друга. И что это, скажите на милость, за отдых, когда можешь остаться всего на несколько дней? Впрочем, молодые восстанавливают силы в мгновение ока. Наверное, она даже успела соскучиться... 'Конечно, я тоже скучаю, - говорит себе фрау Инге. - Скоро и я решусь покинуть наш прекрасный оазис. Но не сейчас. Еще слишком рано возвращаться'.

Она бросает в стакан таблетку аспирина. Голова слегка побаливает. Ох уж эти ночные кошмары. Из-за разной ерунды, которая даже не задерживается в памяти, не получается как следует выспаться уже которую ночь. Но ничего, ничего. Это, конечно же, пройдет. Все проходит. Луна уже начинает прибывать.