"Я родился в не совсем дружной семье. Не очень хорошо учился в школе. Потом был отчислен из университета. Прослужил 3 года в лагерной охране.
Часто писал рассказы, которые в последствии не мог опубликовать.
Во многом из-за них был вынужден покинуть свою родину. В Америке я вовсе не стал богатым и преуспевающим человеком. К сожалению, мои дети неохотно разговаривают по-русски. Я напротив - неохотно говорю по-английски.
В родном для меня Ленинграде построили дамбу. В столь любимом мной Таллине происходит непойми что.
Жизнь очень коротка. Человек очень одинок. Я надеюсь, это все достаточно грустно, дабы я мог продолжать просто заниматься литературой..."
В основе всех сюжетных линий в произведениях Довлатова лежат события, произошедшие в его жизни. Можно сказать, что он своим метким острым стилем художественно описал свою жизнь, став, главным героем своих же произведений. Или, возможно, нам это кажется только в начале, как будто автор нас хочет убедить в этом. Много споров связано с правдоподобностью фактов, событий, слов и поведения многих знаменитых в литературных кругах лиц, упомянутых в произведениях писателя ( Соло на Ундервуде). Как писал Андрей Арьев в своей вступительной статье к собранию сочинения Довлатова: "Любители отождествлять искусство с действительностью вдоволь смеются или негодуют, читая довлатовскую прозу. И эта естественная обыденная реакция верна, если уж и по Довлатову не почувствовать абсурда нашей жизни, то нужно быть вовсе к ней глухим и слепым. Но парадокс его книг в том и состоит, что на самом деле вся их беззаботно беспощадная правдивость - мнимая, действительность в них если и отражается, то как бы сквозь цветные витражные стекла. К тому же увеличительные. Сквозь них видишь то, что обычный взгляд заметить не в состоянии.
Довлатов рад был, когда его истории пересказывались как случившиеся в жизни. Рад был именно потому, что слепком с этой жизни они никогда не бывали. Да и пересказать их на самом деле невозможно. Разве что заучив наизусть.
Какие бы известные названия улиц и городов, какие бы знакомые фамилии, какую бы "прямую речь" героев в довлатовских текстах ни обнаруживали, их ни в коем случае нельзя расценивать как хроникально-документальное свидетельство." И это критическая статья к полному сборнику сочинений писателя. Но вместе с этим нельзя не сказать, что "Зона" - это записки лагерного надзирателя, которым в армии Довлатов.
"Компромисс" - это уже история эстонского периода жизни писателя, когда он уехал из страны и какое-то время работал журналистом в Талине в тамошней газете. В новой стране, как и в своей, он пытался печататься, но его в книги забраковали на стадии верстки местное КГБ. По рассказам редактора "Авроры" случайно вместе с советсвим поэтом Кушнером зашедшим в гости к Довлатову, обстановка и вид хозяина квартиры была ужасной : "Помню мы вошли в очень большую и почти без мебели комнату, и в углу - прямо напротив входа - сидел на полу Довлатов. Человек убитый наповал. Но живущий еще из-за крепости своих могучих, воистину былинных, богом отпущенных ему лет на сто хорошей жизни - физических сил." и дальше:" Это было страшное зрелище. Я и сейчас вспоминаю его с дрожью. Во-первых, невозможно столько выпить - фактически, весь винно-водочный погребок средней руки - и остаться живым. А во-вторых, передо мной сидел не алкоголик, конечно. Передо мной - в нелепой позе поверженного Гулливера - сидел человек потерпевший полное крушение своей жизни. И алкоголизм - все эти бутылки - был самым адекватным выражением этой катастрофы его жизни, его писательской жизни - иной Довлатов для себя не разумел".
"Заповедник" - это претворенный в горькое и, пожалуй, ироничное повествование собственный опыт работы экскурсоводом и не только. Там много личностных переживаний, связанных с женой писателя, с ее желанием уехать за границу и оставить его одного, ведь Довлатов не хотел уезжать до последнего. Он просил ее подождать еще немного, перетерпеть этот неудачный период своей жизни.
"- Даже твоя любовь к словам, безумная, нездоровая, патологическая
любовь - фальшива. Это - лишь попытка оправдания жизни, которую ты ведешь. А ведешь ты образ жизни знаменитого литератора, не имея для этого самых минимальных предпосылок... С твоими пороками нужно быть как минимум Хемингуэем...
- Ты действительно считаешь его хорошим писателем? Может быть, и Джек Лондон хороший писатель?
- Боже мой! При чем тут Джек Лондон?! У меня единственные сапоги в ломбарде... Я все могу простить. И бедность меня не пугает... Все, кроме предательства!
- Что ты имеешь в виду?
- Твое вечное пьянство. Твое... даже не хочу говорить... Нельзя быть художником за счет другого человека... Это подло! Ты столько говоришь о благородстве! А сам - холодный, жестокий, изворотливый человек...
- Не забывай, что я двадцать лет пишу рассказы.
- Ты хочешь написать великую книгу? Это удается одному из сотни миллионов!
- Ну и что? В духовном отношении такая неудавшаяся попытка равна самой великой книге. Если хочешь, нравственно она даже выше. Поскольку исключает
вознаграждение...
- Это слова. Бесконечные красивые слова... Надоело... У меня есть ребенок, за которого я отвечаю...
- У меня тоже есть ребенок.
- Которого ты месяцами игнорируешь. Мы для тебя - чужие..."
Довлатовский персонаж более насмешлив и легковесен, чем сам Довлатов был в жизни. Его знали, как угрюмого, мрачного, сосредоточенного на своей беде человека, он был склонен к пессимизму и отчаянию. Еще один отрывок из " Заповедника", характеризующий его настроение в то время:
"Жить невозможно. Надо либо жить, либо писать. Либо слово, либо дело. Но твое дело - слово. А всякое Дело с заглавной буквы тебе ненавистно. Вокруг него - зона мертвого пространства. Там гибнет все, что мешает делу. Там гибнут надежды, иллюзии, воспоминания. Там царит убогий, непререкаемый, однозначный материализм..." .
Его не печатали и это как для любого писателя была самая страшная трагедия. Но как он сам заметил в "Чемодане" : "Те, кому удавалось печататься, жестоко расплачивались за это. Их душевный аппарат тоже подвергался болезненному разрушению. Многоступенчатые комплексы складывались в громоздкую безобразную постройку. Цена компромисса была непомерно высокой..." и " С издательскими хлопотами я решил покончить навсегда. Есть бумага, перо, десяток читателей. И десяток писателей. Жалкая кучка народа перед разведенным мостом...Ленинград, 1976 Сергей Довлатов".
Только уехав в Америку он смог печаться и стать популярным писателем, но уже в эмиграции, в чужой стране.
Сам прозаик говорил, что его задача скромна: рассказать о том, как живут люди. На самом деле он рассказывал о том, как они не умеют жить. И в первую очередь лишен был этого навыка жить собственно сам автор.
Помноженное на талант неумение жить "как все" в
шестидесятые-семидесятые годы, когда Сергей Довлатов шагал по ленинградским проспектам и закоулкам в литературу, было равнозначно катастрофе. Судьба обрекла его на роль диссидентствующего индивидуалиста. Заявлявший о себе талант силою вещей очередной раз загонялся в подполье.
Сергей Довлатов не хотел, чтобы внимание окружающих больше всего останавливалось на его могучей фигуре, на его исключительных внешних данных. Он хотел, чтобы в нем ценили литератора, писателя.
"Наши" - это произведение можно назвать семейным эпосом. Здесь более подробно писатель рассказывает о своей семье, и о семейных ценностях в своем неповторимом стиле.
Особенно хотелось бы остановится на знаменитом " Чемодане" Довлатова. Где каждая глава в цикле названа по предмету, который главный герой достает из фанерного чемодана. В этом цикле писатель охватывает всю свою биографию. И Питерскую разгульную юность, в которой его окружали странные, если не сказать опасные личности : "Его окружали веселые, умные, добродушные физики. Меня - сумасшедшие,грязные, претенциозные лирики. Его знакомые изредка пили коньяк с шампанским. Мои - систематически употребляли розовый портвейн. Его приятели декламировали в компании - Гумилева и Бродского. Мои читали исключительно собственные произведения." Неудивительно, что он питал заведомую слабость к изгоям, к плебсу, частенько предпочитая их общество обществу приличных людей. Нелицемерная, ничем не защищенная открытость дурных желаний представлялась ему гарантией честности, благопристойное существование - наоборот опорой лицемерия и лжи. Почти так же когда размышлял и Пастернак:
Я льнул когда-то к беднякам
Не из возвышенного взгляда,
А потому, что только там
Шла жизнь без помпы и парада.
Во всех красках и без лишней скромности описано знакомство с женой, даже отрывок из армейского прошлого в главе " Офицерский ремень", вместился в "Чемодан".
"Чемодан" - это квинтэссенция стиля Довлатова. с его минимализмом, меткими афоризмами, анекдотичностью, с рассмотрением жизнь под лупой. Елена Клепикова замечала : "Он был словарный пурист, он сжимал фразу до предельной выразительной энергетики, был скуп со словами, укрощал их, запугивал - ни одно не смело поменять свое место в тексте. При этом в его рассказах легко и просторно, как в хорошо начищенной паркетной зале. Это была та самая изящная и даже изысканная беллетристика, которой так стращали писателей в советские времена. Трудно ему было с сюжетом. Случалось связывать анекдотом, причем портативным, переносным - из рассказа в рассказ. Но в основном он был здесь в хорошей писательской форме." Сюжеты, как говорилось выше он брал из собственной жизни.
У главного героя " Чемодана" противоречивый характер, он как бы постоянно мерцает.
Сергей Гондлевский из интервью: " Как только ты пытаешься его (героя) поймать, он выходит тебе навстречу, давая знать, что он и сам не дурее тебя. Цитата: "Я знаю, что свобода - философское понятие. Меня это не интересует. Ведь рабы не интересуются философией. Идти куда хочешь - вот, что такое свобода". То есть, все-таки, главную задачу писателя - называть вещи своими именами - он решает. Он справляется с ней. Потому что мы очень чувствительны ко лжи. Сразу нам сердце говорит, что началось вранье. Вот этих ощущений, что началось вранье, чтение Довлатова не дает."
Жизнь любого писателя неразрывно связано с его творчеством. В случае с Довлатовым главный герой его рассказов и он сам, как близнецы - братья. Но все же у близнецов, хотя они и кажутся очень похожими, абсолютно разные характеры. Главный герой - это альтер эго писателя. Возможно, Довлатов хотел быть, как тот порывистый, инициативный, решительный выдуманный персонаж, но был ли он им на самом деле? Через все его рассказы красной нитью проходит темы грусти, не оправдавшихся надежд и разочарований. Но мог ли писатель, с его не такой счастливой судьбой какой хотелось бы, писать другими красками?
Лично от себя хочу добавить, что лучшее, что я прочитала у Довлатова - это "Чемодан". В этом рассказе все на пятерку: и форма, и содержание и символика, и идея. Бесподобен его неповторимый саркастично - печальный стиль. Но...
Чисто субъективно для меня читать Довлатова было не очень легко. А читать подряд несколько его произведений подряд было по-настоящему тяжело. Возможно, мне еще не так много лет, и не так много разочарований и несчастий произошло в моей жизни, чтобы я нормально воспринимала большое количество текста, где практически отсутствуют светлые оттенки - где все несчастны, над головами которых только черные тучи, рвущиеся на ливни в самый не нужный момент. Но... Я думаю, что именно творчество и спасало Довлатова. Как человека и как писателя. В нем - творчестве - он, можно сказать, выпускал дьяволов из своей души, чтобы мочь жить дальше...
В конце хочу завершить словами самого Довлатова. Наверно, автор и его герой были солидарны и в этих мыслях:
"Человек двадцать лет пишет рассказы. Убежден, что с некоторыми основаниями взялся за перо. Люди, которым он доверяет, готовы это
засвидетельствовать.
Тебя не публикуют, не издают. Не принимают в свою компанию. В свою бандитскую шайку. Но разве об этом ты мечтал, бормоча первые строчки?
Ты добиваешься справедливости? Успокойся, этот фрукт здесь не растет.
Несколько сияющих истин должны были изменить мир к лучшему, а что произошло в действительности?..
У тебя есть десяток читателей. Дай Бог, чтобы их стало еще меньше...
Тебе не платят - вот что скверно. Деньги - это свобода, пространство, капризы... Имея деньги, так легко переносить нищету...
Учись зарабатывать их, не лицемеря. Иди работать грузчиком, пиши ночами. Мандельштам говорил, люди сохранят все, что им нужно. Вот и пиши...
У тебя есть к этому способности - могло и не быть. Пиши, создай шедевр. Вызови душевное потрясение у читателя. У одного-единственного живого человека... Задача на всю жизнь.
А если не получится? Что ж, ты сам говорил, в моральном отношении неудавшаяся попытка еще благороднее. Хотя бы потому, что не вознаграждается...
Пиши, раз уж взялся, тащи этот груз. Чем он весомее, тем легче."