Аннотация: Потеря родного дома приводит к убийству, любовь к чужому мужчине к депрессии и долгам. Удастся ли ей, бывшей беженке, обмануть кукольника и заново переписать свою судьбу? Рабочее название романа "Двенадцать сосен".
Глава 1
Я совершенно уверена, что в жизни каждого человека наступает момент, когда ему хочется кого-нибудь убить. У слабых желание не превращается в действие, и они, поскрипывая зубами, желают зла своему врагу. Сильные пускают кровь. К моим двадцати пяти годам за моей спиной три убийства. Ни за одну из этих жертв, меня не призвали к ответу, хотя тоненький, но внятный голос напоминает мне о них по ночам, расцвечивая их лица теми красками, которых у них никогда не было и придавая им достоинства, которыми они никогда не обладали.
После смерти все становятся хорошими. Меня это радует. Когда-нибудь и обо мне скажут, что Ворона была не виновата. Уж так сложились обстоятельства.
Начну по порядку. Я никогда не писала о себе. Только вымышленные истории, которые не захотело печатать ни одно издательство, но на этот раз я, непризнанный автор, предпочитаю остаться в тени. Данную исповедь, естественно под птичьим псевдонимом, я выложу в интернете. Интересно, уважают ли у нас по настоящему реальные истории, и сколько я получу комментариев.
Случается, что убийца пишет книгу, чтобы оправдаться. Я не ищу оправдания. Мне всего лишь нужно рассказать важному для меня человеку, какая я есть на самом деле. Мне никогда не отыскать тех слов, если он будет сидеть напротив и смотреть мне в глаза. Возникнет искушение осветлить мои вороньи перышки и если не скрыть, то хотя бы прикрыть правду. Разоблачения я не боюсь: те, кто могут меня сдать, не ходят на сайты непризнанных авторов и никогда прочтут мою рукопись. У них есть дела поважнее. Так что Ворона в полной безопасности.
Вороной меня стали называть в первом классе. До семи лет мой мир состоял из сказок, вкусных обедов с бабушкиными пирожками, поглощая которые я читала книги о попадающих в историю принцессах и спасающих их принцах. Первых принцев я обнаружила, когда пошла в школу. Они каркали мне вслед и втыкали в мои косы воронья перья, которые по прихоти судьбы оказались точно того же цвета, как и мои волосы. Уже в первом классе мне довелось стать изгоем. У меня не было подруг: девчонки боялись, что мое зло перейдет на них. А зло мое заключалось в фамилии Воронцова. Иногда я думаю, как сложилась бы моя жизнь, если бы судьба выбрала мне другую фамилию. Лебедева или Соколова. Но все сложилось, как сложилось, и однажды я решила не противиться создавшемуся образу и явилась в школу с пером в косе и с зажатым в кулачке папиным перочинным ножичком, которым я со страшным криком "кар" и полоснула по щеке первого, обозвавшего меня в тот день Вороной, прыщавого пацана.
Меня удивительно быстро оставили в покое. А потом моя жизнь сделала крутой вираж, и руководящий нашими судьбами, которого впредь я буду именовать кукольником, снова наблюдал за мной сверху, и хитро улыбаясь, и спрашивал: "Ну и как тебе это? Справишься?"
В тот день в школу я опоздала. Отец, который обычно будил нас, уехал в командировку, и мы с мамой проспали до десяти часов. Быстро собравшись, выскочили из подъезда и разбежались в разные стороны. Точнее побежала я, а мама засеменила в элегантных сапожках на высоких каблучках. Проходя между двумя пятиэтажками, я почувствовала, что мир изменился, и пространство вокруг наполнено страхом. Впрочем, это было и неудивительно.
Слухи ползли уже давно. Но мне было не до раздумий. Спешила на контрольную по алгебре. От вымытых полов в раздевалке тянуло сыростью. Откуда-то с верхних этажей доносились крики. Стрелки настенных часов приближались к одиннадцати, а это означало, что до начала третьего урока осталось пять минут. Вздохнула с облегчением. Успела. Пристроила куртку на вешалку, пригладила растрепавшиеся волосы.
Поднявшись на второй этаж по лестнице, уже совершенно явно услышала крики, смех и улюлюканье. Раздался дробный стук каблучков. Галина Ивановна, наша географичка, соседка по дому и мамина подруга чуть не сбила меня с ног. Ее перекошенное от страха лицо испугало бы кого угодно. Она потащила меня за собой вниз по лестнице, выплевывая слова, смысл которых доходил до меня с трудом. Я пыталась что-то сказать и вырваться, но Галина Ивановна лишь сильнее стиснула мою руку. В коридоре, напротив вешалок, заметила надпись: "Русские учителя, идите в уборщицы!"
- Быстро одевайся, - скомандовала Галина Ивановна.
Звонок противно задребезжал, когда мы уже были на школьном дворе. Моя спутница оглянулась, подпрыгнула и ускорила шаг.
- Мать на работе? - спросила она, глядя перед собой.
- Да. Но что случилось?
- Потом, - буркнула она, тяжело дыша.
Липкий страх проникал сквозь кожу. Вопросы застряли в горле. Мы неслись знакомой дорогой в библиотеку, где работала мама. На стене возле входа в здание еще одна надпись: "Русские - свиньи!" Наши шаги гулко отдавались на каменных плитах фойе. На стенах мирно светились голографические пейзажи, нахохлившейся птицей выглядел бронзовый бюстик Гоголя. Как часто после школы я приходила сюда делать уроки в пустом читальном зале. Здесь, среди моих единственных потрепанных и пожелтевших друзей, мне было уютно и спокойно.
Мама перебирала книги на полках. Она обернулась, и удивление на ее красивом лице от нашего неожиданного появления стерлось тревогой. С книгой в руках она бросилась к нам. Галина Ивановна, которую вне школы мне было разрешено называть тетей Галей, с горечью выговаривала слова, от которых становилось жутко.
- Пришла на урок, а они разорвали все карты, доску порезали. Я им: "Вы что, ребята?" А они плюют в меня. Кидаются учебниками. Орут, чтобы я убиралась из их города к себе. А ведь это был мой класс, я с ними в походы ходила, они секреты мне свои рассказывали. Да когда же это они успели в зверей превратиться? Мы же далеки от этой политики чертовой. Мы же учителя. Я Кристину привела. Бежать надо отсюда.
Тетя Галя всхлипнула и неловко потерла глаза, оставив на щеке черную полосу. Мама обняла меня за плечи. Некоторое время они спорили, что делать. Тетя Галя настаивала, что надо собрать вещи, снять деньги со сберкнижек и лететь в Москву. Мама хотела дождаться отца. Тетя Галя завизжала про заполонившие город танки, назвала мою мать дурой и выбежала из библиотеки.
Стало очень тихо и страшно. Я быстро пробежала взглядом портреты писателей: Пушкин, Лермонтов, Толстой, Достоевский. В голове мелькнула мысль, что когда вырасту стану писательницей. Мама застыла, прижав к груди томик стихов Блока. Мне нравились потрепанные книги, мне казалось, что через страницы я чувствую эмоции прочитавших ее людей. Мне нравится думать над подчеркнутыми предложениями и мысленно спорить с предыдущим читателем.
Воронье карканье и звук расколотого стекла, прервали мои мысли. Мы обе взглянули на упавший возле нас камень и, схватившись за руки, выбежали из библиотеки. Возле входа трое здоровенных парней с перекошенными от ненависти лицами. Один из них, самый крупный с крючковатым носом, преградил нам путь.
- Ты, библиотекарша, катись отсюда вместе со своими книжками. - Слово "библиотекарша" он произнес по слогам.
Парни заржали.
Мамин голос казался до удивления спокойным, даже равнодушным, когда она попросила, чтобы нам дали пройти. Ее напряжение чувствовалось в руке. Второй раз за день я чувствовала, как впиваются в мою ладонь ногти напуганного взрослого человека. Парень посторонился, и мы проскользнули мимо. По пути мама вспомнила, что дома нет хлеба. Зашли в булочную рядом с домом. Знакомая продавщица только ухмыльнулась.
- С голоду подыхайте, русские свиньи.
Кажется, еще пару недель назад она любезно помогала выбрать нам торт.
В сберкассе отказались выдать деньги со сберкнижки. Создалось впечатление, что все вокруг выучили только одну фразу или неожиданно за одну ночь наши носы превратились в пятаки. К тому времени, как мы попали домой, стало понятно, что тетя Галя была права. Надо бежать!
Мама написала отцу записку, взяла документы, оставшиеся дома деньги. Перед дорогой решили поесть. От волнения и страха еда с трудом проходила через горло а, попадая в желудок, вызывала чувство тошноты и почему-то нового, еще более сильного голода. Я не чувствовала вкуса колбасы. С улицы донесся страшный вопль, сопровождаемый странным шумом. Мы выглянули в окно. Из пятиэтажки напротив нашей из окон выбрасывали вещи. Мама охнула и тут же, зажав себе рот рукой, приказала мне собирать вещи.
Я поплелась к себе в комнату и замерла, прощально обводя взглядом родные стены. Над полированным - профессорским, как называл его отец - столом, новый календарь. Белая лошадь с развевающейся по ветру гривой. Мне нравятся лошади. Может быть, когда-нибудь я научусь на них ездить. Мне, кажется, у меня получится. О чем я думаю? Надо собираться. Открыв шкаф с большим зеркалом, на миг заглядываю в свои испуганные глаза и тут же отворачиваюсь. Сложив вещи в сумку, быстро кидаю туда любимого ежика. Его мне подарил папа.
Папа! Бегу в другую комнату. Говорю об отце. Из маминых рук падает на пол стопка вещей. Она берет меня за руку.
- Доченька! Он... - Выползает слеза на щеку. - Он найдет нас.
Я чувствую ее страх. Она не верит в то, что говорит. Когда отец уезжал, они о чем-то долго говорили на кухне. А потом мама весь вечер выглядела грустной. Я тогда подумала, что мама не хотела, чтобы он снова уезжал в командировку и не придала этому значения.
- Мы едем к нему в Москву, да?
Оставив мой вопрос без ответа, мама поспешно застегнула молнию на сумке и подтолкнула меня в коридор.
Когда мы вместе с Галиной Ивановной и ее мужем, дядей Мишей вышли из подъезда, в нашем дворе, насиловали девочку. Рядом билась в истерике ее мать. Дядя Миша наставил на них пистолет. Нас не тронули. Мы выбежали на центральную улицу, ужасаясь возникшим, словно ниоткуда, черным флагам на домах, и увидели танки. Широкие гусеницы навсегда впечатали наши души в асфальт города, который мы привыкли считать родным и присвоили нашей маленькой компании название "беженцы". И мы действительно бежали очень быстро.
Кристина облокотилась на спинку кресла и потянулась, разминая затекшие мышцы. Потом снова уставилась в экран ноутбука, перечитывая написанное. Вздохнула. Нет, все было не так. Никакими словами не передать ужас двенадцатилетней девочки, когда привычный мир разваливается на глазах, не оставляя надежд на будущее. Что было бы с ними, если бы мама не сделала выбор между дочерью и отцом и осталась бы ждать его возвращения? Знакомые, которым удалось выжить, рассказывали, что в их дом пришли уже вечером. Насилуя, убивая и восстанавливая свои права, действуя по составленному списку. Еще в прошлом году для того, чтобы получить талоны на продукты всех потребовали заполнить анкеты, где была указана национальность. Так в их руках оказались все адреса, где жили русские.
В тот день мама спасла ее жизнь и погубила свою. А, впрочем, у кого из тех, кто вернулся, в порядке с психикой? Кристина нахмурилась. Уж явно не у нее. Хотя она все-таки живет гораздо лучше тех, кто тогда сбежал в Москву. Знакомые говорили, что ей повезло. Но кто знал, через что ей пришлось пройти? И это никогда не забудется. Но она научилась контролировать свои чувства, чтобы не загружаться. Единственное с чем ей повезло, это с самой собой. Но ведь и себя она сделала сама. Каждый раз, когда один из тех, кто оказывался сильнее, пинал ее, она поднималась и давала сдачи. Пусть не сразу. Но всегда.
Из-за верхушек сосен выглянуло солнце. Заиграло, засмеялось раскинувшееся внизу озеро. Запахло хвоей, стало тепло и хорошо. Кошмар ушел, растворился. Это всего лишь книга. Может, главная героиня и существует только в ее воображении? Ведь у нее, Кристины, сейчас впервые за долгое время есть свой дом. Осталось еще раз сыграть по крупному. Кто победит она или ее враг? Точнее врагиня, потому что здесь присутствует женский род. И, боже мой, до чего же они похожи.
Кристина встала и облокотилась на ажурные перила балкона. Пожалуй, если мама еще спит, можно пойти поплавать. Переплыть озеро вдоль и поперек. А потом позавтракать. Она вернулась за маленький столик, за которым так любила работать. Смешно называть работой то, за что не платят денег. Но сочинять вымышленные истории - единственная отдушина в жизни. Придумывая истории и героев, можно забыть о себе и почувствовать себя счастливой. Да разве важно, что ее не печатают? В существующем сейчас виртуальном мире у нее достаточно читателей. И с ними всегда можно пообщаться и поспорить. И если большинство из них говорят, что она написала дрянь, то это так.
В комнате раздались медленные неуверенные шаги. Кристина улыбнулась. Мама проснулась. Захлопнув ноутбук, поспешила ей навстречу. Илария, в длинном синем халате с распущенными темными волосами, шла с мобильником в руке.
- Крис, ты почему к телефону не подходишь? Зина обзвонилась. Хочет узнать, приезжать ли ей сегодня?
Кристина поцеловала маму в щеку, забирая у нее телефон.
- Привет, Корзина! Прости, что забыла про тебя. Начала новый роман и обо всем забыла. Конечно, приезжай.
Кристина посмотрела на маму, внимательно вглядываясь в ее лицо, пытаясь определить, как она себя сегодня чувствует, не мучили ли ее боли по ночам и, вообще, есть у нее сегодня силы прожить этот день. Вновь, в который раз, обожгла болью красота маминого лица. Казалось, чем меньше у нее оставалось сил, тем лучше она выглядела. Коварная болезнь с лихвой воплощала потерянное здоровье и силы молодостью и красотой. Никто не давал Иларии больше тридцати пяти. Если так пойдет дальше, то мама скоро станет выглядеть моложе ее. Уже сейчас, где бы они ни появлялись вместе, их считали сестрами. Иларию это забавляло, Кристину пугало, но она заставляла себя подыгрывать.
Илария улыбнулась дочери, движением губ сообщая, что сегодня все не так уж и плохо.
- Корзина разбудила тебя?
- Нет, я уже проснулась. Крис, ну когда ты перестанешь ее называть этим детским прозвищем?
- Не раньше, чем она перестанет называть меня Вороной.
Илария театрально подняла вверх глаза, выражая недоумение.
- Мамуль, да брось ты это безнадежное дело. Мы уже договорились, что тот, кто из нас умрет позже, вырежет на памятнике наши прозвища. Люди будут ходить мимо и читать, что здесь покоится с миром Корзина, а здесь без мира Ворона.
- Какая же ты у меня дурочка, - Иллария откинула назад длинные волосы. - Ты уже плавала?
- Еще нет. Но я быстро. Только туда и обратно. - Кристина выбежала из комнаты.
Илария вышла на балкон, глядя на сосны, озеро и чудесный июльский день. Когда-то и она любила плавать. А теперь вот иногда нет сил и до озера дойти. Да что там до озера дойти, иногда пальцы не слушаются и нет возможности причесаться. Остается только благодарить Бога, за то, что он позволил ей прожить еще один день. И, конечно, за дочку.
Кристина вышла из ворот в одном купальнике, на ходу закалывая длинные волосы на затылке. Почувствовав мамин взгляд, повернулась, помахала рукой и вприпрыжку направилась к озеру. Разбежалась, нырнула и сильными уверенными движениями, выбрасывая руки, погребла на середину.
Илария улыбнулась, в миллионный раз отметив, как они не похожи. Кристина вся в отца. Такая же порывистая, уверенная. От него ей досталась и смугловатая кожа, и карие глаза, и этот удивительный, отдающий синевой, черный цвет волос. И, конечно, характер. Илария передвинула кресло в тень, села и закрыла глаза. Не нужно его вспоминать. От этого будет только больнее. Прошло уже столько лет, и его самого уже нет на свете, а все еще жжет пальцы это письмо, конечно не первое, которое она нашла в кармане. Письмо, из-за которого она проплакала всю ночь, удивительным образом спасло им жизнь. Не прочитав его, она бы не нашла в себе силы уехать в тот день. Осталась бы, ждала его. Погубила бы себя и Кристинку. Тогда нельзя было медлить. Они чудом остались живы. Надо уметь быть благодарной.
Глава 2
Холодная вода обожгла прогретое на солнце тело, сдавила обручем голову, залилась в уши. Кристина вынырнула и поплыла кролем. От быстрых движений стало тепло и радостно. Утренний приятный ритуал. Если на свете и есть счастье, то оно в движении.
Почувствовав усталость, Кристина перешла на брасс. Тяжелые намокшие волосы, извергнув заколку, окутали тело. Мутноватая озерная вода ласково обнимала за плечи, спускаясь к бедрам, маня улечься на спину и подставить лицо к солнцу, но девушка не поддалась искушению. Кристина плавала все лето, несмотря на погоду и даже в сентябре. Плавание утром, пробежка по вечерам и много-много упражнений. Здоровье и красота самое главное в жизни. И на это нельзя жалеть ни сил, ни времени. Уж в этом-то Кристина убедилась на собственном опыте. Пока есть красота можно использовать мужчин. Подплывая к середине озера, девушка заметила, как загорелый мужчина прыгнул в воду и, выпрастывая высоко руки, поплыл ей наперерез.
Она усмехнулась и легла на спину. Только на мгновение, чтобы еще раз, глядя в высокое небо с клубками облачков, почувствовать себя счастливой. Он здесь, и он плывет к ней. Маленькая секунда счастья. Так приятно почувствовать себя желанной и преследуемой. А еще лучше после всего того, что с ней было, чувствовать это сумасшедшее ненасытное желание самой. Оно делает ее живой.
Эх, Витька, Витенька. Горе ты мое и счастье. Кристина перевернулась на живот и перешла на кроль. Ну, догони, мальчик мой, догони. Ведь я же на море выросла, лучше тебя плаваю. Но ты мужчина и не должен сдаваться. Он догнал ее напротив утопающего в деревьях островка. Подчиняясь натиску, она свернула к берегу и встала на дно, балансируя на кончиках пальцев. Он обнял ее в воде, прислонив мокрое лицо к ее лицу, жадно целуя. Она почувствовала, как их языки обнимаются. Нельзя-нельзя. Еще мгновение. Ну как же хорошо. Все, хватит. Иначе уже не оторваться от этого танца языков, не разлепить вжавшихся друг в друга тел. Кристина опустила руки и оттолкнула его. Он поскользнулся и забарахтался в воде, а она выбежала на берег, смеясь и отжимая мокрые волосы.
Чертыхнувшись, он некоторое время стоял по пояс в воде, лаская взглядом ее тело, а потом, разбрызгивая воду, бросился на берег. Подхватил на руки и унес в тень деревьев. Там, поставив ее на ноги, и прижался всем телом. Мир замер. Еще чуть-чуть, пожалуйста, этого счастья. Ощущения, что тебя обнимает твое второе "я". Твой родной человек. Тоненький слабый голос в мозгу требовал остановиться, а Кристина наслаждалась мокрыми пальцами, стиснувшими грудь. Исчез бы мир, провалился. И только они вдвоем, дикари. Голые, страстные и пусть обжигает трава голые плечи и хрустит на зубах песок. Им не надо постелей, она готова прямо здесь, только бы с ним, только бы он не отпускал ее никогда.
Его язык властно раздвинул губы, дотянулся почти до горла. Рука прошлась по спине, вызывая сладкую дрожь. Родной голос называл ее по имени. Может быть, остановить борьбу и позволить увлечь себя безумному желанию?
Нельзя!
- Отпусти меня!
Она ударила его в грудь и отскочила, как кошка. Они смотрели друг на друга, ее взгляд упал на его плавки, где пузырилось и вздувалось то, что она больше всего хотела почувствовать внутри. Нельзя! Потом захочется еще и еще.
Она поправила купальник. Он снова двинулся к ней.
- Крис, ты сводишь меня с ума. Я ничего не могу. Жить не могу, работать не могу. Прошу тебя, умоляю. Хотя бы один раз.
Она покачала головой, улыбаясь.
- Один раз уже был и, похоже, зря.
- Крис. Ну ты же моя. Вся моя. Я хочу тебя. Хочу!
Кристина сдвинула темные брови.
- Я не встречаюсь с женатыми мужчинами. От них нет никакого толку.
Он подошел ближе, взял ее за руку. Она мгновенно почувствовала тепло его пальцев и счастье. Он все правильно сказал, она его. Только в его руках так хорошо, только рядом с ним... Ах, какого же черта все не так, как надо.
- Кристина, послушай меня. Я даже, когда с женой сплю, тебя представляю. Ты мне всю жизнь испортила.
Черт! Да зачем же говорить о жене. Дурак.
- У - би - рай - ся! - Кристина ударила его по щеке и тут же испытала желание поцеловать проступившую на щеке красную полоску.
- С ума сошла! - Витька прижал руку к щеке, удивленный неожиданной грубостью.
Кристина не могла оторвать взгляда от его лица, испытывая диковатое желание целовать и облизывать проступившую на щеке от удара красную полоску.
Не зря их общие знакомые называли его мартовским котярой. Тоненькая полоска усиков в сочетании с зеленоватыми глазами с загнутыми ресницами не оставляла сомнений в том, что жене приходится здорово пасти его, чтобы сохранить семью. За таких не выходят замуж. Таких берут в любовники. И она бы сделала это, если бы не жалела его жену, родившую ему двоих детишек. И к тому же Витькина семья жила всего через несколько домов от нее, ближе к середине озера. Соседи, наверняка, уже болтали о них.
Кристина прыгнула в воду и поплыла так быстро, как могла. Надо успокоиться. Она заставила себя спокойно дышать и перешла на брасс. Все хорошо. Просто замечательно. Милый мой, единственный, ты никогда не узнаешь, что ты моя половиночка. Да только вот в этой жизни, мы вместе не будем. Ты будешь отрабатывать свой кармический брак, растя двоих детей, а она пройдет свой долбанный путь до конца. Но даже эти мучительные поцелуи уже счастье. После того, что ей пришлось пережить, удивительно, что она может так чувствовать.
Витька снится ей по ночам. Она идет по желтому песку, океан плещется об ноги. Нагнули головы к воде зеленые пальмы. Солнце ласкает тело, ветер треплет волосы. Она знает, что он ждет ее. Шаг, еще шаг. Его руки, губы. Счастье. Всего лишь сон. Витька, ты никогда не узнаешь правды и никогда не узнаешь, что я хочу тебя так же, как ты меня.
Кристина посмотрела на берег. Сейчас она подплывет к тому месту, откуда виден ее дом. До сих пор не верится, что он принадлежит ей. Замок из сказки. Сердце тоскливо екнуло. Не обманывай себя, Кристина. Борьба вовсе не окончена. Для того, чтобы остаться принцессой придется снова убивать. Но на этот раз это будет самый последний раз. Если вот только, сердце екнуло от этой мысли, она не втянулась.
Мысли завертелись по привычному кругу. Как сделать так, чтобы все опять сошло с рук? Сколько не просматривай хронику происшествий, там нет ничего полезного. Так же, как и в справочнике, в интернете и в детективных романах. Ясно одно, это должно выглядеть, как несчастный случай. Как произошло в первый раз. Или как самоубийство? Так было во второй. Нельзя повторяться. Нужно что-то новое, необычное. Ведь соперница ее так же умна, как и она. Они здорово похожи, если не считать цвета волос. Но глаза у нее того же янтарного цвета и такие же длинные ресницы. И она тоже из тех, кто не останавливается, пока не победит. Если бы жизнь сложилась иначе, они могли бы стать подругами. Здорово, иметь рядом кого-то похожего на тебя.
Кристина вышла на берег, отжимая волосы, и кивая уже появившимся на пляже соседям. Как хорошо, что островок, где они целовались с Витькой, далеко отсюда и скрыт склонившимися ивами. Временный приют влюбленных, возжелавшим почувствовать друг друга на природе. Но это не для них. Это для тех свободных, кто может распоряжаться своими жизнями, как захочет. А Витькина жизнь уже обещана и расписана. И она в его расписанную судьбу влезать не должна.
- Хорошо поплавала, Крис? - спросила Илария, увидев входящую дочь.
- Чудесно. Сейчас я переоденусь и накрою завтрак в саду. Ты с кем хочешь позавтракать, с Петей и Пашей или с Иудушкой?
- Крис, ну сколько раз я тебя просила не кощунствовать?! - тонкие брови Иларии сдвинулись к переносице, образовав складочку.
Кристина перегнулась через перила, оглядывая свои владения.
- Боюсь, у нас нет выбора. Иуда составит нам компанию. Петя с Пашей уже на солнце.
- Да ну тебя, - улыбнулась Илария. - Зина звонила, она уже подъезжает. Накрывай на троих.
- Мамуль, ты не против, что Корзина сегодня побудет с нами?
- Конечно, нет.
Кристина взяла мобильный.
- Корзина, ты где? А, уже в Быково. Слушай, купи клубники на станции. Будем завтракать взбитыми сливками.
- Ну, очень полезный завтрак, - сморщила изящный носик Илария.
- Мамуль, сегодня такой день хороший, чтобы портить его овсяной кашей. Но если хочешь, я сварю.
- Конечно, хочу.
Когда Кристина ушла, Илария снова устроилась в кресле и закрыла глаза. Нужно собраться с силами, спуститься со второго этажа и доплестись до столика в саду. А перед этим зайти в спальню и переодеться, раз у них гости. Наверно, еще пять минут она может посидеть. Как же мало сил.
Приняв душ, Кристина отправилась на кухню и сварила овсянку. Самый полезный завтрак, как считала мама. Кристина фыркнула. Корзина будет в восторге. Она ненавидит овсянку. Сама Крис ничего не имела против, привыкла, как привыкают чистить зубы.
С подносом в руках, Кристина вышла в сад, привычно окидывая свои владения. Нет-нет, она ни за что не отдаст эти сосны и этот зеленый газон с распустившимися лиловыми и желтыми ирисами своей сопернице. С самого начала, когда она появилась здесь, она как-то вмиг осознала, что этот несимметричный двухэтажный дом, выкрашенный в желтоватый цвет, с балкончиком на втором этаже, откуда открывался вид на озеро и окаймляющее его сосны, должен принадлежать ей. Только таким образом она сможет восстановить потерянный статус. И хотя между их маленькой, со смежными комнатами, квартиркой, которую отняли, и этим домом не было ничего общего, Кристине, за все, что им пришлось вынести, такая компенсация казалась вполне справедливой. Маме здесь очень нравилось.
Это она придумала назвать двенадцать сосен именами апостолов. Петр и Павел - две самые могучие сосны на зеленой лужайке, где висел гамак и располагался один из двух обеденных столиков. Остальные сосны поменьше, их кроны не такие пышные, и они, мешая друг другу, высоко в небе переплетались ветками. Их шершавые коричневые стволы, возносились к облакам не так прямо, как Петя и Паша, словно все время сомневались, выдержат ли их хрупкие плечи такой сложный и прямой путь. У них тоже были имена, но Кристина и Илария все время шутливо спорили, где есть Марк и где Матфей и которая из трех сосен, склонившихся над домом, носит имя Иоанна. Одна из двенадцати сосен была засохшей. Судя по ее толстому и ровному стволу, когда-то она была крепкой. Но потом что-то случилось и ей, стоящей поодаль от своих братьев, пришлось умереть. Возможно для того, чтобы жили другие. Или она просто не справилась с жизнью. Ее назвали Иудой. Эту сосну Кристина никогда бы не согласилась срубить. Она отождествляла ее с собой.
Когда жизнь казалась невыносимой, Кристина прижималась щекой к шершавой коре, чувствуя, как дерево отдает тепло и ласку, уводя от обид и горестей к светлому небу и солнцу. Кристина поставила поднос на деревянный, накрытый пестрой клеенкой стол и, расставив тарелки, засмотрелась на чернеющие на фоне голубого неба мертвые ветки. Говорят, что существует материнская любовь, дочерняя, любовь к детям, любовь к мужчине. Она с этим не согласна. У каждого человека любви отпущено только на одного. Всем сердцем, всем своим существом, безусловно, не осуждая и отдавая всю себя, можно любить только одного человека. Мать или сына, мужа или любовника, сестру или брата. Всем остальным достанутся лишь крохи. Ведь даже она, Кристина, несмотря на свое безумное чувство к Витьке, не смогла бы полюбить его по-настоящему, потому что место в ее сердце уже давно занято Иларией. И ее жизнь принадлежит ей. Вот и хранит судьба от наказания.
- Привет, Ворона.
Кристина подняла голову. В нескольких шагах от нее появилась подруга с зеленой - слишком большой так неподходящей к ее одежде - брезентовой сумкой через плечо и корзинкой клубники. Зина не носила, ни юбок, ни каблуков и, вообще, в отличие от Кристины плевать хотела, как она выглядит. К ее удлиненному лицу с добродушным лошадиным оскалом не шли гладко зачесанные, собранные резинкой в тоненький хвостик, волосы. Широким бровям, нависавшим над голубыми глазами, требовалась другая форма, а всему телу срочная эпиляция. Помешанная на своей внешности Кристина много раз пыталась накрасить и причесать подругу, но каждый раз результат против ожиданий лишь подчеркивал Зинину некрасивость, делая ее вопиюще кричащей.
Кристина сдалась. Если Зину устраивает полное отсутствие мужчин в жизни, ей-то чего париться? Даже лучше, что им двоим уготована похожая судьба. Вся жизнь Зины была посвящена родителям. Почему так произошло, Кристина не понимала. В отличие от ее больной мамы, с Зиниными родителями было все в порядке. Они просто использовали свою дочь, занимая ее свободное время дурацкими поручениями. То надо было срочно переклеить обои, то покрасить дом на даче или прополоть грядки. Причем именно в тот момент, когда Зина собиралась куда-нибудь пойти. Эта семейка даже работала вместе. Зинин папа был известный дирижер оркестра народных инструментов, а жена и дочь обслуживающим и попутно подыгрывающих на арфе и гуслях персоналом. Всегда в тени и в вечном полуприсяду поклона. Попробовав несколько раз вмешаться, Крис чуть не поссорилась с подругой и решила не лезть в свое дело, принимая Зину вместе с ее музыкальной семейкой.
Зина клюнула Кристину в щеку и поставила на стол клубнику.
- В электричке такая жарища. Сейчас бы прыгнуть в озеро.
- Нет уж, милая. Овсянка стынет.
- Овсянка? Да ни за что на свете.
- Всего несколько ложек, - засмеялась подходящая к столу Илария.
- Здравствуйте, - улыбнулась Зина. - Чудесно выглядите. - Она скользнула взглядом по Иларии, отметив, что та уже накрашена и одета, словно собралась на прогулку. Льняные брюки обтягивали стройные бедра, а черная кофточка на пуговицах подчеркивала белизну кожи. Мягкие волосы лежали волнами на плечах, как у девушки. Лишь в прозрачных серых глазах застыла выдающая болезнь грусть. Илария медленно опустилась на садовый стул. Зина перевела взгляд на подругу. Небрежно прихваченные заколкой волосы спускались на загорелые сильные плечи, яркий зеленый топик подчеркивал соблазнительную грудь и открывал упругий животик. Зина может и завидовала фигуре подруги, если бы не знала, сколько усилий вложено в эту красоту. Нет, уж ей лучше с целлюлитом, но только не бегать и не отжиматься.
- Корзина, пойдем в дом, взбитые сливки делать. - Мамуль, - она чуть наклонилась, - а тебе, может, пока кашки положить?
- Положи, детка.
Корзина улыбнулась. Слово "детка", которое часто употребляла Илария, вряд ли подходило к ее подруге, весь облик которой дышал силой, здоровьем и какой-то совершенно ненормальной сексуальностью. Зина любила бывать с Кристиной, избыток мужского внимания доставался и ей тоже. А еще рядом с подругой она чувствовала себя красивее.
- Ну и как наш женатый Ромео поживает? - нетерпеливо спросила Зина. - Смог ли он победить тебя в соревнованиях по плаванию?
- Вот именно, что женатый. Сколько не догоняй, а ничего ему не перепадет.
- Ну, уж так и совсем ничего? - прищурилась Зина.
- Кроме парочки несравненных поцелуев. - Кристина покраснела еще больше, попадая во власть утреннего воспоминания. - Давай не будем об этом, а? Мне бы уехать от него подальше, чтобы с глаз долой. Да где я найду такое чудесное место с озером и соснами?
- Не понимаю. Что ты мучаешь себя и его. Сделала бы его своим любовником, раз уж он так мил тебе.
- Да не просто он мне мил, Корзина. Мой он, понимаешь. От усиков кошачьих и глаз зеленущих до того места, что между ног. И ничего мне с этим не сделать. Помнишь, я рассказывала тебе про половинки?
- Странно, что ты при всей своей циничности веришь в эту сказку, - нахмурилась Зина. - Может, скажешь тогда, где моя половинка?
- Не всем дана судьба встретиться, а тем, кому встретились, вместе быть, - Кристина переложила клубнику на блюдо и достала миксер. - Какие твои годы, может еще все будет?
- Похоже не в этой жизни.
Уютный шум воркующего моторчика миксера прервал разговор, и Зина больше не решилась расспрашивать. Присела, глядя, как ловко Кристина раскладывает взбитые сливки по высоким вазочкам и украшает клубникой.
- Тебе не кажется, что мама стала выглядеть еще моложе? - вдруг спросила Кристина, озабоченно взглянув на подругу.
- Мне так не показалось. Хотя... Это о чем-то говорит?
- Не знаю, - Кристина нахмурилась, ее лицо стало серьезным и строгим. - Врачи молчат, как обычно. Лекарства не помогают. Но я же вижу, что ей хуже. Когда мы сюда переехали, она еще со мной по берегу озера гуляла. А теперь в основном лежит. Выходит на улицу только после приема таблетки. Но их же нельзя принимать часто. Пару раз в месяц, максимум.
Эта чудесная таблетка придавала силы, чтобы выйти из дома и пожить обычной жизнью, которую так мало ценят здоровые люди. Прогуляться вдоль берега озера, дойти до ближайшего магазинчика, а то и вовсе отправиться в Москву и сходить в консерваторию.
Кристина поставила вазочки на поднос и, вздохнув, посмотрела на Зину.
- Ладно, пошли завтракать.
Зина молча подошла к подруге и обняла. Некоторое время они постояли, уткнувшись лбами. Детский ритуал поддержки, придуманный ими, когда они обе оказались изгоями классного общества. Кристина освободилась первая, закрутила волосы в узел.
- Спасибо, Корзиночка. Я не должна раскисать. Бери поднос, а я возьму чайник с чашками. Мама, наверно, уже заждалась. И ни слова о болезнях. Будем наслаждаться солнцем и теплом. Ты пойдешь купаться?
Зина смущенно улыбнулась.
- Ну если тебе не стыдно будет появиться со мной в обществе. Предупреждаю, что под брюками у меня выросла шерсть.
Кристина засмеялась. Говорить подруге, чтобы она следила за собой, только тратить зря время. Сама она беспощадно расправлялась с каждым выросшим волоском, и ее загорелые сильные ноги с безупречным маникюром можно было запросто снимать в рекламе.
- Корзина, да ты что?! Хоть голой купайся. Стесняться здесь некого. Я этих выскочек московских ненавижу. У каждого здесь по домищу, и в Москве по квартире. Вот досталось бы им как нам, они бы свой нос не задирали. А то здороваются со мной, словно одолжение делают.
Зина ничего не ответила. Иногда нервы у Кристины сдавали. Сказывалось нервное напряжение, страх за мать и годы унижений. Сама бы Зина не смогла бы пройти через такое. И за то, что Кристина смогла, она перед ней преклонялась и боготворила их дружбу.
Глава 3
День прошел в безмятежном ничегонеделании. Илария, посидев немного на берегу в шезлонге, ушла к себе отдыхать, а Кристина с Зиной, вдоволь нарезвившись в воде, отправились в местное кафе выпить и поболтать. Витька больше не появлялся, чему Кристина порадовалась. Рядом с ним она все время чувствовала себя в напряжении. Все ее тело, мысли, чувства были сосредоточены на нем, и это было тяжело и морально, и физически. Большой интересный мир сужался до одного человека, лишая способности что-либо замечать вокруг.
Так что сейчас Кристина наслаждалась подаренной свободой. Было здорово потягивать холодное пиво, вдыхать запах сосен и наблюдать за расслабленными от солнца и алкогольных напитков отдыхающими. Слушая вполуха Зинин рассказ, как они готовятся к гастролям и какой молодец ее отец, наметанный взгляд Кристины подмечал детали одежды посетителей, особенности фигуры и любопытные фразы. Вот этот жест девушки, приглаживающей мокрые волосы, она использует, когда будет писать свой роман. А типичный образ полноватого мужчины с брюшком, свисающими усами и лысым черепом, гордо восседающим на пластмассовом стуле с кружкой в руке, вполне может стать деспотичным отцом новой героини.
- Крис, ты меня не слушаешь!
- Еще как слушаю, Корзина! Если хочешь знать мое мнение, я выскажусь. - Зина кивнула. - Твой отец ни хрена бы не добился без тебя и твоей матери. Вы свои жизни ковриками выстелили ему под ноги. Ну, матери-то еще положено. А ты-то зачем себя гробишь?
Корзина нахмурилась, сдвинула брови, отставила в сторону недопитую кружку, словно собиралась встать и уйти.
- Ты знаешь, что я не люблю, когда ты вмешиваешься в мою жизнь?
- Знаю! - Кристина упрямо наклонила голову. - Просто послушай меня. Я сегодня злая, поэтому скажу всю правду, а ты можешь обижаться сколько хочешь. Если ты сейчас свою жизнь не изменишь на сто восемьдесят градусов, то так и останешься папенькиной дочкой.
- И что ты предлагаешь?
- Самое лучшее было бы уехать в другой город, а лучше в другую страну. Подальше от предков. Хотя можно и проще: снять квартиру и перейти в другой оркестр. Ты же говорила, что тебя приглашали куда-то?
- Может, еще напомнишь, что мне надо привести себя в порядок и сделать эпиляцию, чтобы найти себе мужа?
Кристина грустно улыбнулась и накрыла руку подруги длинными прохладными пальцами.
- Вот ты сравниваешь меня с собой, вроде, как мы обе жизни своим близким посвятили, но ведь в твоем случае все не так. Ведь ты же не была в моем аду, Корзина? Ты не оставалась на улице с больной матерью на руках, и тебе не приходилось, как мне прогибаться под других. - На глазах у Кристины выступили слезы. - Черт! Не хочу об этом говорить. Хотя много раз собиралась тебе рассказать. Но ты лучше потом мою книгу прочтешь. Давай лучше о тебе. Ведь ты же хочешь мужского тепла и готова поверить в любовь? Просто вбила себе в голову, что это не для тебя. А ведь у тебя никогда нормального мужика не было. Уверена, тебе не помешали бы парочка оргазмов.
- Ворона, это запрещенная тема.
Кристина допила пиво и махнула официанту.
- Давай еще выпьем и поговорим, а? Без запрещенных тем?
- Ты можешь пить, а я не буду. И не хочу ничего обсуждать! - Зина отвернулась к озеру. Кристина понимала, что ей лучше остановиться, но сегодня ее несло. То ли Витька завел своими поцелуями, который спрятался за трехметровым забором спокойной семейной жизни, то ли слишком много пива. Но их жизни с Корзиной в этот прекрасный день вдруг предстали перед ней полнейшей нелепицей. Появилась даже совсем шальная мысль: заглянуть к Витьке домой под каким-нибудь предлогом, вроде починить кран, и забрать к себе. И провести нормальную ночью, а потом пусть будет, как будет?
Нельзя!
- Девушки, вам еще пива? - Перед ними вырос нагловатый официант. В вырезе завязанной узлом рубахе виднелась загорелая грудь, на сомнительно чистых ногах шлепки через палец. Кристина, привычно смерив его холодным взглядом, вопросительно посмотрела на подругу. Та покачала головой. Кристина впилась ногтями в ладони. Ну что же за день. Даже с Корзиной все сегодня не так. А ей так хотелось поболтать по душам. Только ведь с ней она могла пооткровенничать.
- Счет! - буркнула Кристина, доставая кошелек. Сейчас она посадит Корзину на электричку, купит еще пару бутылок и устроится на кровати с ноутбуком. Сложенные строчки вернут душе утраченное спокойствие. Очистят и смоют прилипшую на годы грязь. Злость вдруг прошла. Она с некоторой жалостью взглянула на Зину, разыскивающую в сумке кошелек.
- Корзина, я сегодня угощаю. И не вздумай хотя бы с этим спорить. Мне итак трудно было остановиться.
Зина вымученно посмотрела на нее. В голубых глазах притаились боль и женское одиночество, упрямством торчал подбородок. Весь ее облик словно говорил, что пусть я одна, но никому не позволю себя унижать. Даже лучшей и единственной подруге. Кристина почувствовала уважение. Она такая же. Еще неизвестно как она бы отделала Корзину, если бы та только попробовала вмешаться.
- Подумай над моими словами, ладно? - добавила Кристина уже значительно мягче.
Легкий небрежный кивок, мол, только ради тебя, заставил Кристину улыбнуться. Небрежно бросив деньги на стол, она, легко, словно и не пила пиво, поднялась из-за стола и прошла к выходу. Корзина, семенившая следом, привычно наблюдала похотливые взгляды посетителей, провожающих фигуру подруги.
Перекидываясь ничего незначащими фразами, девушки дошли до станции. Увидев издалека электричку, Зина клюнула Кристину в щеку.
- Побежала, ладно?
- Давай! - Кристина повернулась и пошла обратно.
Накатило острое чувство разочарования и одиночества. Сегодня определенно была их не лучшая встреча. И зачем она только подняла этот вопрос. Кто она такая, чтобы давать советы? У нее самой, что ли все хорошо? Вспомнился вдруг Витька с его неуемными поцелуями. По спине побежали мурашки. Обожгло горячей волной. С тех пор, как произошла их первая встреча, Кристина не переставала думать о нем. Мысли мешали. Оказывается, как хорошо было, когда они еще не знали друг друга. А точнее не знали так близко.
Не думать о нем! Кристина тряхнула головой и заставила себя внимательно смотреть вокруг.
Навстречу попадались разморенные, загоревшие, а больше обгоревшие отдыхающие с озера. Раздетые до пояса мужчины в шортах и шлепанцах. Рядом с ними их спутницы в майках и сарафанах. Поймав парочку наглых взглядов, Кристина усмехнулась. Идите со своими курицами и не пяльтесь. Такие, как я не для вас.