Отшумели балы, пролетев словно птицы,
Позади все признания и шёпот девиц.
И романов былых, пожелтели страницы,
Разбросав юнкеров, к очертаньям границ.

Лица спрятались в тень, козырьками фуражек,
А на плечи легло, золотое шитьё.
Отцветала сирень, и так сразу не скажешь,
То, что юность ушла, на штыков остриё.

Рдели гордо знамёна, за прямою спиною,
И на Запад гремя, убегал эшелон.
Небеса загорались, Первою мировою,
В наступающем веке, большою войной.

Разводила судьба, по полям и окопам,
Молодых офицеров и вчерашних друзей,
Время нас не жалеет, и бывает жестоко,
Отравляя  сердца, ядом чуждых идей.

Но трубе полковой, незнакомы сомнения,
Под команды её, в бой летит эскадрон,
Облетает листва, жизнь вбирает мгновения,
Словные алые капли, на узорах попон.

Ветер, дым над Кубанью, поднимает клубами,
И донская вода, уж от крови пьяна,
Отчего ты Россия, вся умыта слезами?
Отчего на могилах, всё растут имена?

Уже можно коням, воды крымской напиться,
Позади все сраженья, и "Ледовый поход".
Под шинельным сукном, дремлют хмурые лица,
Ожидая последний, из страны пароход.

И чинами не мерясь, не звеня орденами,
Не кичась состоянием, или знатным родством,
Деревянный настил, палубный, заполняли,
Те, кому заграница, стала лучшим концом.

"Вы оставьте другим, жалость и сожаленье",
- Сквозь протяжный гудок, доносились слова,
"Дай удачи вам Бог, и большого терпения!
Пусть нас небо примирит, годы и времена". 

Над чужбиною взойдут, и погаснут зарницы,
Там  быть может трава, как в России шумит,
Но колодцем родным, больше им не умыться,
Как утекшей воды, никогда не испить.