Сон его был тяжелым и невнятным. Но и не внимать тяжести сонливого тела тоже не было сил.
Темное, багровое, предгрозовое небо мрачно нависало над влажной, колеблющейся равниной. Местами оно алело, а там, у самого края горизонта, где виднелась неприступная стена белых скал, приобрело розоватый оттенок, напоминающий штормовой закат.
Афанасий Константинович тяжело перевернулся во сне на левый бок, потянулся, широко зевнул и поморщился, почувствовав неприятную резь в горле. Он натянул повыше одеяло и решил еще немного поспать, чтобы оттянуть болезненный момент пробуждения.
С какой-то дьявольской ритмичностью на равнину обрушивались порывы ветра; с востока врывалась ледяная лавина, и тут же с влажного запада ей отвечал жаркий, испепеляющий муссон. Воздушные потоки носились по равнине с оглушительным свистом, в котором слышались тысячи звуковых оттенков, от еле заметного высокочастотного завывания до густого, почти скрежещущего хрипа.
Афанасий Константинович медленно перекатился на правый бок, схватил ртом воздух и как-то убого чихнул. Тут же резко вскочил, схватившись за нос: его (носа) влажные глубины пылали свирепым адским огнем. Боль понемногу улеглась, но сон... сон ушел. Он (А.К.) сел на край кровати, больно сглотнул и оглядел комнату мутным взором еще не проснувшегося, но уже точно не выспавшегося, человека. На соседней кровати лицом к стене лежал другой мужчина. Был ли он мертв или притворялся, или просто спал легким безмятежным сном - такие вопросы никак не могли занимать голову несчастного Афанасия Константиновича, который словно нож проглотил, так у него разрывало горло. Сколько в его комнате соседних кроватей и других мужчин, Афанасий Константинович точно сказать не мог, настолько больно было ему говорить. По нашим сведениям, в комнате у Афанасия Константиновича не было соседних кроватей и других мужчин, а было большое овальное зеркало.
Громовой удар сотряс равнину; блеснул ослепительный луч света, пропал. На равнине зашевелилось, словно гигантский кит вильнул хвостом и... поплыл себе дальше по своим китовым делам.
Афанасий Константинович... (Ох уж этот мне странный Афанасий Константинович...) мимоходом заглянул в ванную, подошел к зеркалу, забрызганному мелкими отвратительными капельками зубной пасты сэконд-хэнд, и открыл рот. Повертел головой и так и эдак, чтобы направить свет лампы в самые недра, чуть ее не проглотил. "Заболеваю", - нехотя призадумался он. Афанасий Константинович открыл рот, прищурился сначала левым глазом (неудобно, ни черта не вижу), затем правым (о, так лучше), подошел поближе к зеркалу... "Да-а... Красное, воспаленное небо-то... Не пойду никуда".