Аннотация: Перуанское переосмысление метели и революции
Александру Сергеевичу Пушкину
Угрызения совести мучили меня всю дорогу. Проигрыш мой в казино Куско был значительным. Я сознавал, что вёл себя неумно и несдержанно, и стыдился своей пьяной заносчивости перед Сальвадором. Старик, насупившись, покачивался на муле, не глядя в мою сторону и лишь изредка сплёвывая жвачку из листьев колы. Я пытался наладить контакт с ним, даже просить прощения за вчерашнюю свою грубость, ведь я искренне любил его, но не представлял, как приступить к делу. Всё же я собрался с духом и сказал:
- Ладно, Чава, прости меня. Я вчера вёл себя как свинья и олух. Клянусь девой Марией, я буду прислушиваться к твоим советам. Не держи на меня зло!
- Айе, Педро! Какое там зло, papi! Разве не я таскал тебя на шее или учил объезжать мустангов? На себя я злюсь, что плюнул и оставил тебя в казино один на один с проклятой рулеткой! Моя вина во всём! Как я отвечу перед хозяином, если учёные господа узнают, что кабальеро крепко пьёт и к тому же играет без удержу?
Чтобы успокоить старика, я поклялся всеми святыми, что больше не потрачу и одного соля без его согласия. Он постепенно оттаял, начал насвистывать свою любимую "Хабанеру", но всё же время от времени хмурился и ударял кулаком по луке седла: "Тысячу солей, Jesus, это надо же!"
Но время шло, и мы постепенно продвигались к Агуас-Кальентес, конечной цели нашего конного перехода, откуда уже было рукой подать до Мачу Пикчу. Вокруг возвышались горы и холмы, покрытые кое-где снегом, довольно редким в этих местах. Начиная с Куско дорога неуклонно шла в гору, и становилось всё холоднее. Наши пончо уже не спасали от холода, и Сальвадор прикупил в очередном селении тёплые вещи из альпаки и нанял проводника до Кальентес, где предстояло заночевать. Однако природа словно вступила с нами в состязание - повалил снег, засыпая и так плохо видимую дорогу, не говоря уже о горных тропинках. Солнце скрылось за серыми снеговыми тучами. Из каньонов и пропастей по сторонам тропы поднималась густая мгла.
Вдруг проводник стал вглядываться вдаль и наконец обратился ко мне:
- Велите повернуть назад, кабальеро!
- Зачем это?
- Вечереет, света мало, и ветер усиливается.
- А разве долго осталось ехать?
- А вот, видите? - и проводник указал влево.
- Я ничего не вижу кроме туч.
- А ту чёрную тучу видите? Это - шторм!
Я действительно разглядел вдали темное облако, которое принимал ранее за горы. Проводник объяснил, что такое облако предвещает недоброе.
Я читал, что неожиданные снегопады в теплых странах как у нас или в Боливии, ведут к лавинам, и целые селения бывают ими занесены. Сальвадор, соглашаясь с мнением проводника, советовал возвращаться. Но снегопад показался мне не сильным, ветер не страшным, и я считал, что мы доберёмся до Кальентес прежде, чем погода успеет значительно ухудшиться.
- Поедем-ка быстрее, - предложил я.
Проводник поиграл бровями, поглядывая на чёрную тучу, но всё же хлестнул свою лошадь, которая взяла рысцой. Мы с Сальвадором трусились за ним. Однако ветер всё крепчал, а туча всё росла, пока полностью не закрыла небо. Снег из мелкого стал крупным, и вдруг повалил огромными хлопьями. Свист ветра превратился в вой, а снегопад - в сильный шторм. Небо, горы, дорога - всё смешалось в одну пелену, в которой ничего нельзя было разглядеть.
- Прости меня, боже, - запричитал проводник. - Я всего-навсего хотел пару солей заработать. Только бы в пропасть не свалиться!
Вокруг были лишь мрак и метель. Ураган выл и стонал, словно злой дух инков, не желающий пускать белых людей в свои тайные хранилища Мачу Пикчу. Лошади остановились и стояли прядая ушами.
- Не можем ехать? - спросил я проводника.
- Куда, господин? Я обманул, я не местный. А вдруг лошадь оступится, и мы полетим в пропасть?
- Какой же ты наездник! - начал упрекать я его, но Сальвадор, несмотря на обман, принял его сторону.
- Опять ты, Педро, советов не слушаешь! - сказал он с раздражением. - Вернулись бы в село, поужинали, переночевали. А утром, как шторм утихнет, тронулись бы в путь. И спешить некуда. Выше в горах тот же шторм, никто не работает. Сидят твои янки по домам и виски потягивают.
Всё было верно. Упоминание виски и тёплого жилья быстро убедило меня в его правоте. А снег всё валил. Лошади прижались друг к другу, изредка подрагивая. Проводник время от времени сметал снег с их спин, а Сальвадор, как всегда в моменты раздумий, жевал листья коки. Я то и дело смотрел по сторонам, пытаясь увидеть хоть какие-то признаки жизни, но всё было черно. Вдруг я услышал жужжащий звук на дороге - нас догонял таинственный и призрачный свет.
- Смотрите, что это там, вдали? - спросил я своих компаньонов.
- Может едет кто, а может и духи, - сказал проводник. - Да пребудет с нами святая сила.
Сальвадор перекрестился. Я достал револьвер и на всякий случай взвёл курок. Но через пару минут звук стал громче, я узнал в нём жужжание мотора, и нас осветил рассеянный свет фары. На мопеде сидел моложавый мужчина в кожаной куртке и шерстяной шапке, натянутой до глаз. В правой руке его был зажат длинный прут, наподобие тех, что служат слепым щупами.
- Эй, мой друг, как ты едешь в такой темноте, не боясь потерять дорогу и свалиться в обрыв? - удивился наш проводник.
- Это волшебный мопед, - улыбнулся встречный. - Еду медленно, колёса у мопеда - небольшие. - А посохом по скале стучу, проверяю, чтобы она всё время справа была.
- Вам знакома эта дорога? - спросил я его. - Можете довести нас до Агуас-Кальентес?
- Ездить здесь мне доводилось, в Мачу Пикчу бывал, дорога - знакома. Главное, что она идёт вдоль скалы до самого Кальентес. Вот мой посох и пригодится.
Его разумный ответ мне понравился, а спокойствие - придало уверенности.
- Да и жильё уже скоро, - добавил парень.
- А как ты это знаешь? Ты разве здешний? - огрызнулся наш проводник.
Я подумал, что в этом он мог быть как раз прав.
- Я - из Аргентины, но мопеды и здесь имеют одометры, вот я и знаю, сколько проехал, а сколько мне ещё осталось. Да ещё ветром оттуда тянет, дымом пахнет, значит село - близко.
Его расчёт и хладнокровие производили впечатление. Он был всего лет на двенадцать-пятнадцать старше меня, но ему хотелось верить, он рассуждал как человек опытный и знающий жизнь.
Новый проводник поехал впереди, мы с Сальвадором - за ним, замыкал наш кортеж бывший гид, вышедший в отставку. Лошади уверенно шли за мопедом, а точнее за мужчиной на нём, чувствуя в нём вожака. Сальвадор прикрывал меня слева от пропасти, и я поплотнее укутался в альпаку, готовый вздремнуть после пережитых волнений. Веки мои сомкнулись, и я провалился в сон, который считаю вещим, когда вспоминаю всё, что произошло после, а ведь я никогда не был склонным к мистике и оккультизму, и даже, наоборот, посмеивался над верой Сальвадора в привидения.
Мне снилось, что шторм ещё не утих, и мы продвигаемся не по горной дороге, а в сплошном снежном вихре неизвестно где и когда. Но внезапно, в этой белой мгле показались резные ворота отцовской фермы, и мы въехали в парк перед нашей эстансией "Эльдорадо". Это было так неожиданно, что я даже вначале испугался отцовского гнева за мой отказ от работы в экспедиции. Я знал, сколько трудов и сил стоило ему, чтобы устроить меня в американскую археологическую группу на Мачу Пикчу. Это только в романах богатым латифундистам всё даётся запросто.
Я соскочил с лошади и не успел отдать поводья Сальвадору, как увидал маму с тревожным лицом, спешащую мне навстречу по мраморным ступеням дома.
- Отец слёг, ему плохо. Он хочет успеть тебя увидеть и попрощаться.
Напуганный до смерти, я иду за ней в отцовскую спальню и вижу вокруг кровати людей: священника - падре Карлоса, нашего управляющего Рамиреса, домашних слуг, пеонов - всех с траурными лицами.
Я осторожно пробираюсь между ними.
- Дорогой, - говорит мама, - Педро узнал, что тебе мало осталось, и приехал тебя проводить.
Я нагибаюсь к кровати и вижу в ней вместо отца мужчину с мопеда, нашего нового проводника в горах. Он хитро мне улыбается и подмигивает, как заговорщику.
- Это - не отец! - возражаю я матери. - С чего бы это мне с ним прощаться?
- Ничего, Педро. Это твой крёстный. Уважь его, и пусть он тебя благословит.
Я продолжал отказываться, и тут вдруг мужчина выскочил из кровати, выхватил револьвер и начал палить во все стороны. Я хотел было ускользнуть, но застыл от страха. Комната наполнилась белым дымом, на полу в лужах крови валялись тела, а парень подошёл ко мне и стал дёргать за рукав:
- Не бойся, Педро, это - революция. Нам нужны молодые образованные люди, которые сумеют переступить через кровь и тела ради родины и свободы.
Страх и растерянность сковали меня, но тут я проснулся. Сальвадор дёргал меня за рукав моей альпаки. Лошади стояли на площади маленького городка.
- Просыпайся, кабальеро, приехали!
- Куда, домой? - спросил я спросонья.
Сальвадор усмехнулся и успокоил меня:
- Это мотель в Кальентес, наш временный дом.
Я спешился. Снегопад ещё продолжался, но стал тише. Темнота была непроглядная. Все провода, видимо, оборвало. Хозяин мотеля вышел с фонарём в руке, освещая нам путь в небольшой дом с черепичной крышей, укрытой снежной панамой. В гостиной, служащей одновременно кухней, столовой и приёмной мотеля, топился камин, на стене за стойкой висело ружьё и сомбреро - оба старые, повешенные здесь для украшения. Хозяин, носатый ацтек лет пятидесяти, подтянутый и мускулистый, предложил нам горячего питья и отошёл заваривать кофе.
- А где наши проводники? - спросил я Сальвадора.
- С первым я расплатился, как приехали, а второй деньги брать отказался...
- Где же он?
- Здесь я, амиго, - раздался голос мужчины, входящего в дом. - Укрыл своего коня от непогоды, да и вашим - корму задал.
Его дружелюбие и нежелание взять деньги за помощь были необычны, но приятны.
- Отобедай с нами, - пригласил я его; хозяин уже разогревал мясо, лепёшки и суп. - А пока выпьем по чашке горячего кофе.
- Неплохо бы - по стаканчику текилы, а то промёрз я в кожанке.
Одежда нашего провожатого была хороша лишь для обычных ночей в горах, а не для такого снегопада и шторма. Но мы быстро согрелись у камина в ожидании еды. Я успел разглядеть своего проводника. Среднего роста, худощавый, но крепкий и, видимо не чуждый спорту, с длинными чёрными волосами и бородкой-эспаньолкой. Мне даже показалось, что я видел где-то его приятное, не лишённое хитрости лицо, но припомнить не смог.
Вернулся хозяин мотеля с бутылкой текилы и свечами.
- У тебя рана на руке, - заметил водитель мопеда. - Могу перевязать.
Они отошли в дальний угол, где приезжий промыл рану хозяина, засыпал толчённым стрептоцидом и перевязал стерильным бинтом.
- А я вначале тебя не узнал, - сказал хозяин жилья. - Давно в наших краях? Штормом занесло или сам его принёс?
- Всякая птица к своей стае летит.
- Всякая летит, да не всякая долетает! - отвечал ацтек. - В лесах - силки, а в снегах, - он усмехнулся как-то по волчьи, - ледорубы!
Водитель мопеда опорожнил рюмку с текилой, улыбнулся и сказал:
- Ледорубов бояться - в Мексику не летать, но, ты знаешь, без первой ласточки весна не обходится!
С этими словами наш проводник пожелал нам доброй ночи и вышел.
Я ничего не понял из их конспиративного разговора, а Сальвадор поглядывал на обоих с явным неодобрением, но другого ночлега было не найти, и вскоре мы отправились на боковую в наш скромный номер.
Среди ночи меня разбудил голос хозяина. Я прислушался. Хозяин мотеля разговаривал с кем-то по телефону, связь, видимо, уже восстановилась.
- Это несомненно Че, - сказал ацтек. - Не знаю, что он ищет в наших краях. Ему место в Боливии, там сейчас жаркие бои, а у нас... снег - по колено. Нет, я не могу его "взять", это значит раскрыться.
Хозяин помолчал, видимо слушая указания в трубке.
- Подстрелить - это совсем мерзко, - сказал он. - Лучше вы сами поспешите, сеньор капитан.
Уснуть я уже не мог. Теперь я вспомнил, что видел портреты нашего проводника в газетах и на плакатах "Народного Фронта", но сейчас он выглядел как-то иначе, по-домашнему. Несмотря на его революционное прошлое, мне хотелось отблагодарить нашего спасителя.
"Люди, конечно, свиньи, - думал я. - Совсем недавно ацтек лечил руку у Че, а уже готов выдать его с потрохами, да ещё и подстрелить при случае".
И тогда, помня, что поклялся Сальвадору не быть "свиньёй и олухом" я тихо прокрался в коридор и нащупал дверную ручку в комнату нашего проводника. Чтобы она не заскрипела, я медленно поворачивал её, моля старый дом быть на моей стороне. По-видимому мне это удалось. Я вошёл в комнатёнку Че, похожую на келью монаха. Он спал, по-детски подложив ладонь под голову.
- Че! - позвал я шёпотом.
Он моментально проснулся и в следующий момент уже сидел на кровати, глядя на меня с хитринкой. Я приложил палец к губам.
- Думаю, что тебе надо бежать. Ацтек вызвал полицию. Одна надежда, что снег задержит их.
- Спасибо, амиго! Я всегда верил, что у молодёжи врождённое чувство справедливости. Может поедешь со мной?
- Нет, спасибо, мои пожилые родители не перенесут такого удара. Отец помог мне с работой на Мачу Пикчу, и я должен быть там.
- Значит нам по пути! Я тоже направляюсь туда.
- А что ты там оставил?
Че испытующе поглядел на меня.
- Там в древнем городе инков спрятан вход в подземный туннель, ведущий на территорию Боливии. И паспорт, как ты понимаешь, в нём не спрашивают. Мой волшебный мопед поможет соединиться с повстанцами.
Мы тихо выбрались из его клетушки и двинулись к выходу.
- Стоять! - услышал я за спиной голос ацтека, взводящего затвор ружья.
Я было потянулся к карману, где лежал мой револьвер, как новый приказ: "Руки - за голову!" остановил мою глупую попытку сопротивления.
И в этот момент я услышал звук гонга, и тело ацтека со стуком упало на пол. Мой добрый защитник Сальвадор в шерстяных носках, бесшумно как пума, проник на кухню и опустил чугунную сковороду на голову нашего преследователя.
- Спасибо, амиго! - только и сказал Че.
Потом он присел к растянувшемуся на полу ацтеку, пощупал ему пульс на шее и кивнул:
- Молодец Сальвадор, очень точно размерил силу удара. Очнётся.
- Эх, pappi! - только и сказал старик, обнимая меня как в детстве.
Через минуту мы выскочили за дверь и, оседлав наших коней, направились в сторону лагеря археологов.
Волшебный мопед по-прежнему тихо урчал мотором, катя на своих небольших колёсах народного защитника. А мы с Сальвадором следовали за ним. К счастью, снегопад уже поутих, рассвело и можно было разглядеть и скалы справа от дороги, и обрыв слева. Правда, снег значительно затруднял наше движение, особенно движение мопеда с небольшими колёсами. Но менее, чем за два часа мы всё же поднялись на Мачу-Пикчу.
- Теперь нам надо расстаться, - сказал мне Че. - Поезжайте прямо, и вы приедете к лагерю археологов. А у меня - своя дорога. Если мне суждено остаться в живых, мы ещё встретимся, и я покажу тебе интересные артефакты древней истории. А если не суждено, значит, волен искать их сам. Это же твоя специальность - дерзай!
Мы сердечно распрощались, и каждый двинулся своим путём.
Сейчас, наверно, все хорошо знают историю Че, его участие в партизанской войне в Боливии, и трагический конец.
И пока туннель из древнего города инков ни я, ни кто-либо другой не обнаружил, мне незачем выставлять себя посмешищем, тем более, что у меня есть своя теория. Я полагаю, что никакого туннеля не существует!
"Куда же подевался Че?" - спросите вы.
И будете не одиноки. Вначале я рассказал свою версию Сальвадору, потом родителям, потом жене, детям, внукам, студентам. Все слушали и слушают внимательно, но посмеиваются: "Pappi, Педро, любимый, отец, дедушка, сеньор профессор, это - хорошая история! Запишите её!"
И, не надеясь больше на свою память, я решил записать, всё что увидел тогда своими глазами, включая сумасшедшую погоду. Так вот...
Мы с Сальвадором приблизились к домикам - археологической миссии Мачу Пикчу. Но первая дверь была заперта. Пока Сальвадор объезжал строение, ища вход, я осмотрел двор и наткнулся на любительский телескоп под навесом, наверное, поставленный здесь, чтобы любоваться видами и пейзажами окружающих гор. Протерев стёкла, я взглянул в него и остолбенел. Вдали, на фоне покрытых снегом гор, летел Че на мопеде с небольшими колёсами.
Летел прямо в легенду.
И я понял, что он не шутил, а говорил чистую правду, называя свой мопед волшебным. Ведь я сам видел его спидометр-одометр, и что там было ещё другое? Думаете, шкала бензобака? Ошибаетесь. Альтиметр!