"Одноэтажная Рига" и "ОДА" - оба эти стихотворения о Риге, о её красоте, о её восприятии. О значимых постройках - не только как об исторический фактах, но и как наследниках и хранителях заветов своих строителей и всех людей, которых они видели на своём долгом веку. Об отношении к ним лирического героя, о его чувствах и эмоциях, о его размышлениях.
В "Одноэтажной Риге" Вациетис рассказывает об одноэтажных домах рижской окраины, лишь походя упоминая о многоэтажных. В "ОДЕ" же, напротив, речь идёт о домианте города - о церкви святого Петра.
Но и маленькие домики, и большие здания строили люди, вкладывая в них своё мастерство и свою душу. Поэтому они и остались на века.
И одноэтажные домики, и большая церковь очень важны - каждый по-своему.
Церковь святого Петра изначально строилась как народная, таковой и оставалась на протяжении тех 7 с половиной столетий - на момент написания стихотворения. Поэтому и выстояла, хоть и была сильно повреждена во время Второй мировой войны.
В середине 60-х годов началось восстановление церкви - поэтому рассказчик и молится и другими рижанами, чтобы больше не приходилось восстанавливать красивейшую башню этой церкви.
Церковь - это место, где собирается множество людей, чтобы очиститься, приблизиться к небесам, помолиться за дорогое сердцу. Святость искреннних молитв не тает бесследно, она остаётся - и хранит то, что призвана защищать.
А одноэтажные дома?
Единица, однажды один - начало, первоначало всего. Всего сущего. Как возвышенного - злата, так и низкого - навоза. Не видя яркий проявлений первоначала, лиргерою не понять того, что вышло из этого первоначала. Вначале были одноэтажные дома, из них развились многоэтажные. Чтобы сосчитать, насколько многоэтажки высоки, нужен эталон, единица измерения. Ею становится этаж - потому что один - это первоначало. Полэтажа - нежилое пространство, а этаж - жилое.
Единица выражена и в "ОДЕ": доминанта города одна, главный петух города - тоже один.
На меня глядит один зажатый домик, глядит всем сердцем и душой. Глядит лесом, в котором было срублено первое бревно, глядит мастером, вогнавшим гвоздь.
У дома есть сердце, душа, разум - как у человека. А есть и тело. Когда мы общаемся с человеком, мы воспринимаем не только его слова, но и внешность - как одет, во что одет. Одежда чистая ли, добротная, опрятная, хорошо ли сшита. Так и дом - если брёвна прямые, крепкие, они век простоят и не сгниют. А если нет, то довольно быстро испортятся. Первое бревно - из первого дерева, самого крепкого и прочного.
А насчёт мастера, вогнавшего гвоздь - если столетний деревянный дом не развалился, то построивший его человек был действительно мастером. И мастер остаётся в своих творениях, не канет в небытие, умирая. Вот он вогнал гвоздь, и за сто лет брёвна, скреплённые им, не рассыпались. И когда мы глядим на дом, видим гвоздь - и понимаем профессионализм и вложенную душу мастера.
В свою очередь, дом, добротно построенный, впитывает энергетику строителей. Хорошо обтёсанное бревно из крепкого дерева долговечно, его энергетика - основательность, добротность. Хорошо вогнанный гвоздь - то же самое. И гвоздь, и бревно - не просто предметы, а носители заложенной в них создателями энергетики.
Но люди, построившие большую церковь и "прочие дома", тоже не канули в небытие, и "Рижский главный петух пусть поёт вечно о том обо всём главном, что в душах кипит у нас" - славу строителям-мастерам, которые возвели здания, и об искренних молитвах, эти здания и этот город хранящих.
"Чувствовать лик эпохи своей дом учит, и не напрасно - нельзя без того выстроить ввек
поэзию, дом, государство". Но этому учит не только одноэтажный дом, этому учит и церковь святого Петра. И об этих чувствах поёт рижский главный петух доминанте родного города.
В обоих стихотворениях происходит общение между лирическим героем и воспеваемыми им зданиями. Лиргерои не только учатся у зданий, они отдают им частичку себя, высказывая свои чувства. В "Одноэтажной Риге" квартал здоровается с рассказчиком - и рассказчик его тоже приветствует, а потом, гуляя по кварталу, учится мудрости у его домов. В "ОДЕ" чувства, ощущения лирического героя высказаны чистосердечной молитвой как верующих рижан, так и пусть даже не верящих в Бога современников поэта, а то, что не высказано ею, чувствует и передаёт рижский главный петух.