Аннотация: Просто история о преодолении отвращения
Я думал, Ри его убил. Их часто убивают - слишком уж страшные. Бледные, как утопленники, глаз почти нет. И мягкие, точно труп, если на солнце пару дней полежит. Мерзость, короче. Никто не знал, откуда они появляются.
Ри сидел у меня и хвалился, мол, больше эта дрянь рядом с городом ошиваться не будет. Ан висла на нём и говорила, что он очень храбрый - она их боялась до икоты. А мне неожиданно стало любопытно. Я их никогда вблизи не видел, даже мёртвых, только слышал о них. Ри сказал, что оставил его в гроте у моря - прилив заберёт.
В сумерках я вышел из города, быстро дошёл до прибрежных скал - днём по ним лазила детвора, но сейчас никого не было. Грот уже понемногу заливал прилив, так что ноги скользили, когда я в него спускался, приходилось крепко цепляться за камни. Ри соврал - чужака он не убил. Подвесил посреди пещеры, так, чтобы подступающая вода медленно залила его с головой.
Я неторопливо обошёл тело. И правда белый, как утопленник, даже светится слегка. От затянутой на вздёрнутых вверх руках верёвки стекали чёрные струйки. Должно быть, бился, пытался вырваться, теперь же просто висел, обессилев, лишь еле видно вздымалась грудь от дыхания. Какие-то тёмные жгуты свешивались с его головы, затеняя лицо. Будь он меньше похож на человека, было бы легче, но сходство вызывало какой-то нутряной безотчётный ужас. Как будто видишь призрака.
Я уже хотел уйти - любопытство моё было вполне удовлетворено, но всё же помедлил. Осторожно, самыми кончиками пальцев отвёл в сторону отростки у него на голове - они оказались отвратительно склизкими на ощупь - и вгляделся в открывшееся лицо. Тоже бледное и уродливое, с крохотным ртом и закрытыми какими-то плёнками маленькими глазами. Плёнки разошлись, открыв глаза - неожиданно светлые, почти прозрачные, со странной формы зрачками. В этих глазах не было ни надежды, ни мольбы о помощи, только тупая жажда жить, как у раздавленного моллюска, ползущего к морю.
Я совершенно точно уверен, что не испытывал ни малейшей жалости, когда перерезал верёвки и вскидывал на плечо безвольное тело. Я вообще не понимаю, что мной двигало тогда.
Домой я его приволок задворками, отчаянно страшась попасться кому-нибудь на глаза. Лишь когда запер за собой дверь, облегчённо выдохнул и принялся рассматривать существо в свете лампы. Оно опять закрыло глаза, но дышало ровно и, кажется, умирать не собиралось. Я понятия не имел, что бы делал с телом, если бы он тогда сдох. Впрочем, что делать с ним живым, я тоже не представлял.
Для начала я снял с него остатки верёвок и какие-то плёнки - его тело было всё в каких-то тёмных пятнах - и вымыл его, старясь поменьше прикасаться руками. Когда я отмывал лицо, он открыл глаза и потянулся к мокрой губке. Тогда набрал стакан воды и напоил его. Потом уложил в гостевой спальне. Потом лёг сам, стараясь не думать о том, что я буду со всем этим делать.
Когда утром я проснулся, этот ещё не пришёл в себя. Я оставил у постели еду и воду и ушёл на службу.
Он почти всё время спал. Иногда начинал метаться в бреду, светясь ярче обычного. С первой попытки разобрался с душем и туалетом, хотя сил добраться до них ему хватало не всегда, порой приходилось носить. Ел он только растительную пищу, испуганно шарахаясь от мяса. Иногда лепетал что-то невнятное в ответ на попытки поговорить. Изредка мне чудилось, что я понимаю отдельные слова.
К концу недели он взял за правило встречать меня со службы. Выходил, пошатываясь, говорил что-то невнятно-довольное.
- И тебе привет, - всякий раз отвечал я.
Я как-то привык к нему, даже жуткая внешность перестала вызывать такое уж отвращение. Тем более что темные пятна на его теле заметно выцвели, а отростки на голове высохли и распушились, оказавшись довольно приятными на ощупь. Я даже гладил их иногда. Да и в том, что дома тебя ждут, определённо было нечто приятное.
Ещё через неделю на кухонном столе я нашёл вполне пристойно приготовленный ужин. Тонко нарезанное мясо и овощи.
- Был бы ты симпатичной девушкой, цены б тебе не было, - вздохнул я, принимаясь за еду. Он сел напротив, наложил на свой лист столовой ар-шарны овощей. Неожиданно внятно сказал:
- Ты. Женщина. Нет?
- Что? - Я чуть не подавился. - Ты только что говорил?
Он сморщил кожу на лбу.
- Я. Говорить. Верно?
- Верно! - От удивления я приоткрыл рот так, что хватательные зубы смешно растопырились. - Не знал, что ты умеешь говорит!
- Сложно, - он снова сморщил кожу на лбу, зачем-то опустил взгляд на свою еду. - Вы говорите-для-себя и говорите-для-других, а мы говорим-для-себя и...
Его горло вдруг дёрнулось, издав резкий, переливчатый звук, каким общаются животные. Я торопливо зажал ему рот ладонью, непроизвольно вздрогнув от неестественно холодной и мягкой кожи.
Он понятливо опустил голову.
- Слышал! - возбуждённо воскликнул Ри, едва заметив меня в толпе. - В холмах за городом опять огни.
- Ужас какой! - Ан прижалась к нему, головные гребни её испуганно приподнялись.
- Не бойся! - Ри по-хозяйски приобнял её за талию. - В прошлый раз тоже так было - пару дней светилось, а потом эти полезли.
Я только кивнул.
За ужином я посмотрел на своего гостя и медленно, тщательно думая каждое слово, сказал:
- Холмы. Свет. Ты уйдёшь?
В его ответном мысленном лепете определённо было согласие.
Я вывел его к холмам, едва дождавшись темноты. Над самым высоким в воздухе плыло чёрно-золотое потустороннее сияние. Он взглянул на него и уверенно пошёл вперёд.
Лишь у самой вершины на секунду обернулся и прощально взмахнул рукой. Я расправил свои головные гребни в ответ. Сам не знаю, почему. Быть может, мне действительно было жаль с ним расставаться.