Допустим, Оля, гуляет со своей дочкой, допустим, Женей, и сыном, то же Женей - старательно не думая о том, что граница города в эти тяжёлые времена не лучшее место для прогулки, и не глядя на стоящих на горизонте.
А оттуда уже ушли Красные Всадники На Красных Конях - там уже собирается настоящая, человеческая армия, и ждёт погоды, потому что ясно видит пугающую абсурдностью картину - далеко-далеко Энские военные части, а вот - рукой подать, прогуливаются женщины, дети и старики.
Оля не думает о том, что это абсурдно. Это модно. Все в последнее время здесь гуляют, и здесь же ночуют. Все-все. К тому же тут воздух такой приятный, и вообще - пребывание на природе очень полезно для её Жени и Жени. Женя наряжен эдаким морячком, к руке привязан воздушный шарик, и он всё время прыгает, и что-то напевает, и от этого его хочется ударить, но Оля только одёргивает его, что бы вёл себя прилично. Другое дело Женя - в нарядном платьице выступает, словно пава, смотрит важно, от мальчишек отворачивается, ещё, глупая, не знает, зачем отворачивается, а уже отворачивается - что значит, правильное воспитание.
А вот навстречу соседи - Клавдия и сынишка её великовозрастный Федот, важный, как сама важность. Что ты важный такой, тебе семнадцать, а ты всё под юбкой живёшь. Соседи уже начинают поговаривать неприличное.
- Здравствуйте, голубушка - говорит между тем Ольга, и останавливается, хотя тем для плотного разговора не видит.
- Здравствуйте и вы - отпускает ребёнка погулять, и Федот начинает важно втолковывать что-то Жене, и даже Женя к ним подходит, с презрительным видом - ну о чём могут трепаться мальчишки, что их слушать-то?
- Говорят, нависла красная угроза - с видом полной идиотки, выдавливает из себя, явно неосмысленные сознанием слова, Клавдия.
- Верно. Что говорят - верно. Что нависла... Ну что им в нашем городке?
- Да как вы можете... Все знают, что эти красные, они не остановятся не перед чем, им надо что бы все - она поискала слова взволнованно -не покраснеют, вот.
- Ну и что же. Они, говорят, прав женщинам хотят.
- Да как вы можете - окончательно закудахтала Клавдия - Какие права - это что бы меня любой лапал?
- Ну это если вы захотите, что бы любой. Если вам ваших мало.
Клавдия тупо уставилась, но на обиду мозга не хватило - какая, право, курица, и заговорила снова.
- Я просто хочу что бы Феденька вырос матросом, моряком, но теперь же - теперь какие моряки, после этой страшной, страшной Авроры? Теперь все скажут что раз моряк - коммунист, а он не коммунист, он маму любит же
- Моряки ещё в Кронштате были. - Напомнила Оля.
- Верно, верно, конечно, всё-таки пускай поплавает. Но я так боюсь, я так боюсь теперь всего...
Её перебил всхлип.
Федечка ударил мальчика Женю, и тот кинулся в ответ с кулаками, а Женя презрительно поджав губы отошла.
Матери растащили своих детей и принялись бранить.
- Ну и что что ударил, а ты зачем ударил, дрянь маленькая - шипела Оля, награждая мальчика затрещинами - Я тебе сколько раз говорила, драться нехорошо? Стараешься для вас стараешься.... А ты куда ушла? Не видишь, брата обижают, а он сам себя вести не умеет? Ты же старшая!
- Ну и что, что сказал? - Кудахтала противным высоким, как у Михалкова, голосом Клавдия, награждая мальчика затрещинами - Он же маленький, как ты не понимаешь, и глупый, а ты же у меня умненький должен был быть, в нас пойти, а ты в кого пошёл, верно говорят что на детях природа отдыхает.
- Не кричи, ты же мужчина - укоряла Ольга, продолжая хлестать мальчика рукой - А ты, иди-иди сюда - Женя подошла, и получила пощёчину - мразь маленькая, думаешь, тебя не касается? Касается ещё как, ты куда смотрела глазами своими? Ты на мальчиков, наверное, засмотрелась? Так пусть тоже посмотрят, как тебя тузят за дело!
- Отце помирал завещал любить тебя, а как тебя такого любить, гадёнышь - ныла крикливо Клавдия - Когда ты рукам места не знаешь? Я тебя вот так, и вот так, и вот так...
Дети в голос ревели.
Ольга вытащила из чулка женский пистолетик, который носила с собой последнее время, потому что на самом деле не была так уж уверенна том, что нет красной угрозы, и нацелила в лицо Жене, который уже не кричал, а только жалобно подвывал. Всё её нутро было сейчас полно разочарования в своём ребёнке. Она сердито ударила его ручкой, и, вспомнив всю разбитую им посуду, все истрёпанные нервы, выстрелила в него. Женя заверещала, и побежала прочь. Ольга поняла что эта дрянь сейчас представит всё так, как будто она во всём виновата, а не ребёнок довёл её своим паскудным поведением, выстрелила, и попала куда-то в область почек. Женя упала и принялась стонать.
- Больно... Больно, мама, мама, больно!
Клавдия тем временем достала из портмоне ножик, и вонзила его в живот Федечке, а потом принялась наносить удар за ударом. Он долго не хотел замолчать, и даже смел отбиваться, но поднимать руку на мать - если это не достойно наказания, что тогда достойно?
Оля доковыляла до Женечки, которая всё верещала, и заглянула в её полные страха глаза.
- Ну что, ты думала, что можешь просто в сторонке отстояться, дрянь? Я вас воспитывала не дляэтого.Я не хотела этого делать, но с вами же по другому нельзя! - И выстрелила в девичий лоб. Женя замолчала, и до Оли стало понемногу доходить, что замолчала она навсегда. Механически отметив, что рёв Клавдии, оплакивающей сына, звучит ещё гаже обычного голоса, он отшвырнула пистолет, и опустилась на колени.
- Что я наделала...
И только теперь в полной мере она поняла, что наделала.
Счётчик показывал девяносто - девяносто детских жизней, почти сто - но нужно именно сто, что бы гранитный гигант встал, и начал сеять разрушение. Парфён представил что происходи на границе - какие только предлоги не находят люди, что бы убить ребёнка. Ещё повезёт тем, у кого дети сами полезут на высокое дерево, или будут неосторожны с ножами, или неудачно подерутся между собой. Это не имеет значение. Пока жив хоть один из нас - живы мы все, потому что мы - Царь. Мы одно целое, но ногти надо иногда стричь, и кровь надо иногда проливать. Это законы природы.
В дверь ломились, но эту дверь они не проломят. Парфён вдруг усмехнулся, и открыл дверь, и тут же выстрелил в проём.
В крике Вити была обида. Он как раз отбегал, что бы с разгону кинуться на дверь, когда его настиг свинцовый шершень. Сколько, подумал он, меня осталось здесь? Пуля насквозь пробила левый бок.
- Ну что вы, юноша, хотели, говорите. Что? Больно? Стоило стучаться что бы это сказать? А почему вам не должно быть больно? Я же в вас выстрелил, юноша, вы обратили внимание? Кстати, оцените полёт мысли - он показал на рюкзак, кнопка была обмотана скотчем - что бы не случилось, интеллигенция наша умрёт сегодня. Или вам рассказать где Геля? Геля - вот она.
За прозрачной стеной, в огромном аквариуме стояла голая девочка, лет десяти.
- Нам не хватило лишь немного, юноша, но, я думаю, Кибальчиш нас не обманул, и скоро у меня будет вся Геля. И мы прекратим ваше преступление против здравого смысла. Ваш сопливый, детский ужас, в который вы пытаетесь погрузить страну. Но теперь всё будет иначе. Энск показал что наш образ жизни перспективен. Вот на такой режим мы всех и переведём.
Парфён взял со стола винтовку, и посмотрел на счетчик. Девяносто пять. Он прострелил Вите обе ноги, и открыл незаметную дверь в стене. Витя вдруг увидел, что огромная непонятная конструкция, стоящая перед ним - ступня.
- Нет, нет - пробормотал он, а ступня начала дёргаться.
Митя нажал на кнопку и закрыл глаза.
Прощай, Витя. Прости за всё. Ты был отличным товарищем. Алиса заревела. На душе Мити было слишком пусто, что бы реагировать и искать слова.
Вставшее существо оказалось высотой не менее пятисот метров, но держалось на двух ногах уверено, видимо, не будучи особенно просвещённым.
Взрыв раздался у него под правой ступнёй, и существо упало.
Кибальчиш вдруг понял, что Зоя смотрит на него, и ответил улыбкой. Рты у обоих были зашиты. Кибальчиш был привязан к столбу, и стоял так уже несколько дней, Зоя лежала на кровати, её даже не привязали, потому что ей было нечем сбегать, и плакала. Вдруг всё затряслось, и Кибальчиш увидел, как рушатся стены. Кровать с Зоей укатилась куда-то вбок, и вылетела через проём. Зоя покатилась под горку, и рухнула в какой-то котлован. Но смерть не пришла и теперь. Кибальчиш посмотрел в другую сторону, и увидел огромную руку. Её пальцы сжались, а потом она исчезла.
Кибальчиш заревел, раздирая губы, и не чувствуя от того боли. Последнее что он увидел, была надвигающаяся сверху тень. Последнее, что подумал "я всё им выдал. Это конец".
Гигант поднялся, по пути разрушив усадьбу Парфёна, из которой что-то вылетело, кажется, кровать с человеком. Октябрь огляделся. КГГ и прочие жители Энска прятались - убегали за его спину.
- Что это? Спросила Алиса.
- Голем. - Ответил Митя.
- Это всё?
- Да.
- А Витя? Он же был там?
Митя не ответил.
Красна армия обнаружила что ей навстречу идут женщины и дети, послали навстречу двух человек, на случай, если они идут сдаваться, или чёрте-что. В Бинокль Федоренко видел как обоих схватили, стащили с коней, и принялись душить и бить. Одному оторвали руку.
Потом красная армия стала свидетелем Явления Голема. Голем поднялся, отчего-то упал, но снова поднялся.
Парфён вышел из тайного лаза недалеко от границы, и присоединился к женщинам и детям.
Октябрь понял, что боятся надо не Голема - он будет просто идти вперёд, уничтожая всё на своём пути, а тех, кто ушёл за его спину. Гек промямлил что-то и кинулся к руинам Кожевных Мастерских, за ним побежала Алиса. Вместе они вошли в сохранившуюся часть коридора, стараясь не смотреть на куски доспеха, валяющиеся повсюду, и в конец концов пришли туда, где лежал когда-то Витя. Взрыв разнёс его тело на части, но Гек искал другое. Его глаза наполнились слёзами, он обнял Алису. Алиса увидела Маркизову.
Сначала начали стрелять Энские. Женщины из пистолетиков, старики из ружей.. Ружья находились и у некоторых детей. Красная Армия немного отступила, но, в конце концов, у кого-то не выдержали нервы, и был открыт пулемётный огонь. Между тем, Голем приближался.
Гек забаррикадировал помещение, Октябрь осмотрел Маркизову.
- Прочное, небось, стекло - прокомментировал он - это всё выдержать.
Митя кивнул, и упал. Действие лекарства завершалось. Алиса увидела за баррикадой тень, подняла винтовку.
Гигант был уже далеко впереди, но надо было отстоять Маркизову. Или, что более вероятно, храбро и достойно принять гибель. Но они не стремились внутрь. Они шли туда, где Красная Армия расстреливала детей и женщин.
Дальнобойные орудия не причиняли вреда Гиганту, но хотя бы, лупили по тем, кто шёл за ним. А он уже был совсем близко, он уже подошёл к первым расстрелянным детям. Он даже не заметил, как наступил на Парфёна, лежащего возле берёзки, и изумлённого глядящего на небо. От наиболее удачных попаданий Гигнт падал, но быстро поднимался, правда, свии при нём оставалось всё меньше и меньше.
Прилетели самолёты, и Гагант шутя отмахнулся от них.
Гек выбрался наружу, и смотрел вслед Голему и свите. Потом он уверенно зашагал за ними, жестом приказав остальным оставаться.
Нужно солнце. Нужно солнце. Нужно солнце. Твердил он про себя, и смотрел на солнце, но оно не снисходило. Он выжидал. В руке у него был чёрный стакан. Наконец, далеко впереди, Голем в очередной раз упал, и Гек сломя голову помчался вперёд, но его сбили кентавры, острыми пальцами отрывая левую стопу, он сжал чёрный стакан, и они разбежались, а он, подпрыгивая на одной ноге, поскакал вперёд, плача и крича что-то невнятное. Свита Голема старалась держаться по бокам, что бы не попадать под очередное падение, так что Геку мало кто препятствовал.
Главное не забежать слишком далеко....
Алиса и Октябрь не вернулась к Маркизовой, а пошли вглубь города, что бы найти Кибальчиша и Зою. Митю оставили лежать - он уже почти не дышал, и о нём можно было только скорбеть. Ореинтироваться в руинах было трудно, но они быстро нашли то, что осталось от дома Парфёна. Спустились в подвал. В подвале уцелела одна камера, и дверь её никак не поддавалась, пока Октябрь не нашёл какой-то рычаг. Оказалось, а дверью ещё коридорчик, а за ним ещё дверь. Вторая дверь не открывалась.
- Может, они соединены - слабым голосом спросила Алиса. - Может надо зайти?
Октябрь сделал руку плоской, они зашли и он нажал два рычага, сначала долго шаря вслепую рукой по стене.
В помещении находились двое - спящий Амур, и приветливый Ловец. Они были наги, и в помещении пахло потом и чем-то незнакомым.
- Здраствуйте - сказал Ловец.
- А, это ты - Устало процедил сквозь зубы Октябрь, а Алиса опустилась на колени и заплакала.
- Те, кого вы ищите - их держали наверху.
Октябрь плюнул под ноги.
- То есть, всё зря? Только Кибальчиш знал, как забрать часть Маркизовой, которая хранится в Союзе.
- Может и зря, но вряд ли ваши лидеры не учли возможность его гибели.
- Он точно умер?
- Он умер.
- А Зоя?
- Зою вы не спасёте. - Печально сказал Ловец. - Но она настоящий герой. Она сделала больше вас всех.
- А это кто?
- Это? Это мой Амур. Он спит. Не надо его будить. Это он разговорил Кибальчиша.
- Разговорил... Так он всё выдал?
- Да.
Октябрь ударил кулаком стену, потом достал пистолет. Ловец оказался рядом, и выбил пистолет из его рук.
- Нет, это произойдёт не так. Это очень плохой человек, мальчик, возможно худший из всех, но я его теперь люблю. Это из-за него я вас спас, хотя, честно говоря, мне для этого пришлось пойти на крайние и неприятные меры. Но не волнуйся, он умрёт. И я умру. А вы, если хотите выжить, уходите хотя бы на километр туда - он показал рукой.
- Алиса - Позвал Октябрь, но та могла только рыдать. Тогда он взял её за руки, и вышел. Ловец дождался, пока он сможет открыть вторую дверь, поцелуем разбудил Амура.
- Ты мне снился - сказал Амур.
- Не ври.
- Ладно. Не снился. А я хотел бы, что бы снился.
- Ничего страшного, ты просто не умеешь, что бы тебе снились. Тебя не научили.
- У меня такое чувство, как будто нам осталось недолго лежать.
Ловец облизнул его щёку.
- Не знаю что ответить.
- Правду.
- Не-а.
- Не хочешь правду?
- Не знаю никакой правды.
- Всё-таки кто ты?
- Да не знаю я. Твой любовник. Устроит?
- Устроит - сказал Амур, и закрыл глаза.
Голем снова упал, и Гек вцепился ему в макушку. Гллем поднялся, и Гек оказался на значительной высоте, и протянул чёрный стакан к солнцу.
Он лежал, потому что стоять было невозможно, и он почти не помнил себя, потому что потерял много крови. И он шептал солнцу ласковые слова, которые шептал когда-то солнцу Красный Гигант. Теперь Чук вспомнил что-то из этих слов.
Красный Гигант иногда снимал солнце с неба, и солнце, как котёнок, жмурилось в его руках. И гигант баюкал солнце. Узнает ли солнце часть Гиганта в Геке? В Геке, который шепчет про себя, потому что челюсть у него сломана? В Геке, которого почти и нет уже...
Солнце не узнало, но заинтересовалось, и протянуло протуберанец, и Гек почувствовал невыносимый жар, и стал частью солнца. Протуберанец уместился в чёрный стакан, потому что чёрный стакан захватывает протуберанцы, а потом чёрный стакан упал с головы Глема, и разбился далеко внизу.
Красная Армия отступала, и держала немалую дистанцию, когда сзади возник СВЕТ и когда сзади возник ЖАР. Они продолжались лишь несколько секунд, но этого хватило, что бы кто-то ослеп, а кто-то получил ожоги, несовместимые с жизнью. И не было никакого звука - всё было безмолвно - белое безмолвие. А потом в разные стороны разлеталось что-то вроде шаровых молний, и некоторые гасли в воздухе, а некоторые падали на землю, неся смерть и разрушение.
- Сейчас упадёт звезда - сказал Ловец. - Загадаем желания?
- Давай - Остановился Амур, и тяжело задышал в затылок Ловцу. - Ты первый.
- Поцелуй меня - Просил Ловец, и вывернул голову, что бы Амур, то же изогнувшись, смог поцеловать. - Теперь ты.
Амур задумался, и не успел высказать желание вслух, но успел понять, что хочет искупить причинённое им зло.
Жар и свет приблизились так быстро, что он ничего не понял, и любовники, замершие среди танца любви, растворились в этих свете и жаре.
- Митю не задело - произнёс Октябрь - он, даже, по-моему выживет.
Алиса сквозь слёзы кивнула.
- Надо добраться до наших, Алиса. Надо показать, где Маркизова. Может они сумеют тебя вылечить? Алиса обхватила его за плечи, и он пошёл.
Маленькая девочка, познавшая боль, во много раз превышающую пределы терпения, и ужас, какого вам и не снилось, и породнившаяся с этой болью и с этим ужасом, и переставшая бояться боли, и чувствовать боль от ужаса, заглянувшая в бездны отчаяния, и прижившаяся там, отыскавшая на самом дне сумерек надежды ярчайший и чистейший свет, отчаянная маленькая девочка с разбитой жизнью и искалеченной судьбой, лежит на дне котлована, и чертит своей кровью пятиконечную красную звезду. Её кровь не чета моей, и не чета твоей, она густая, горячая и быстро твердеет на холодном ветру. Скоро девочка расстанется с собой, а звезда останется навсегда, и очень скоро, когда один из солнечных снарядов попадёт в расположенную над городом плотину, котлован затопит водой. Звезда будет лежать на дне, и это будет звезда полынь, и вся композиция будет обозначать буквально следующее: "пиздец тебе", брошенное в оскаленную морду мира, как мы его знаем.
Она делает это неспроста, она видит одобрительных людей далёкого будущего - юношей и девушек, прекрасных, сильных, нагих, бесконечно добрых и трудолюбивых, подчинивших себе всё и вся. Она видит человека будущего, убивающего время, что бы оно больше не пожирало своих детей, и что бы оно больше не было так несправедливо необратимо - что бы можно было жить и радоваться, не зная, что любая радость даётся взаймы, и отбирается у тебя безжалостно, вместе с самим тобой и самой тобой.
Она видит человека, пронзающего смерть, и вырывающего из её лап всех прежде живущих, что бы никто не был забыт, и что бы ничего не было забыто - и в новом мире, прекрасном и яростном, никто уже не будет зол, и никому не будет дано рыдать в бессильной злобе, и никто не вспомнит, что такое отчаяние.
Она не знает, вернут ли её саму из лап смерти, но это не важно, она любит людей будущего, потому что иначе с ними нельзя, и ей не важно, как велика её жертва ради того, что бы через миллиарды лет появились они и одержали свои победы.
И Господь, которого нет, будет теперь слушать их, и радоваться смотреть на них и завидовать, и советоваться я сними, и пересматривать свои взгляды. И они - все, вместе взятые, станут вторым Богом, что бы Ему не было одиноко, потому, что ради этого всё и затеивалось, хотя оба эти Бога - суть одно, как и всё бывшее и грядущее, и не бывшее и всё, чему суждено не бывать никогда отселе и впредь - суть одно.
И каждый Адам найдёт свою Еву.
И будут вместе Антиной и Адриан, Юля и Мария.
Девочка чувствует, что умирает, но видит деталь, на которую хочет потратить кровь, и выводит дрожащей культяпой рукой невдалеке от Полыни новый тетраграмматон, имя нового Бога.
СССР.
Она спокойно закрывает глаза, и видит как боль, о которой она уже забыла, и которая уже не жалит, и ужас, который она и не узнала сначала, и отчаяние, недостойное даже презрительной усмешки покидают её.