Скромная ниточка речного жемчуга на магнитной застежке, затерявшаяся среди старомодной бижутерии. Пластмассовые брошки, клипсы - чего только там не было, в этих пыльных, помутневших от времени стеклянных вазочках. И жемчуг. Изящная вещица. Крохотные белые бусинки, скрепленные между собой серебристым бисером.
В народе их называют "дачными сокровищами". Это побитые молью фетровые шляпы, настенные часы с кукушкой, фарфоровые сервизы, старые радиоприемники, значки, пластинки, детские игрушки и всякая всячина, которую жалко выбросить на помойку. В магазин такой антиквариат не сдашь, но на улице сбыть можно художникам, которые охотно приобретают всякое старье для натюрмортов или коллекционерам, таким как я, ностальгирующим по прошлому. В нашем городе главный продавец картин Ворона (уж и не знаю, кличка это или фамилия), и блошиный антиквариат тоже под его крылом.
Вот у Вороны я и купила нитку белого жемчуга. Он пытался мне всучить еще немецкую куклу с гардеробом. Кукла, действительно, была старинная, однако, мне не понравилась цена, слишком дорого. Зацепило другое. Странный запах то ли каких-то диковинных духов, то ли незнакомых специй. Он возник как бы ниоткуда и так же быстро улетучился, а в момент сделки мне показалось, что я медленно погружаюсь во что-то мутное и тягучее, как разбавленный мед. Может быть, не совсем удачное сравнение с медом, я не могу объяснить, и до сих пор до конца не понимаю, во что я тогда вляпалась. Вдруг захотелось узнать, как там, в том неведом мире, мутном и тягучем как мед. Как оказалось потом, довольно горячо. Ожог второй степени.
Я и раньше сталкивалась с иррациональным, нечто зыбкое и неуловимое, как дуновение ветра, что-то неосязаемое, почти абстрактное, как мгновение. И ты цепляешься за него, плывешь, отключаясь от реальности, наслаждаясь процессом, и вдруг попадаешь в самую сердцевину сиюминутного. Ты воображаешь себе, что поймал жар-птицу за хвост. Фортуна на твоей стороне. Эйфория от встречи, удачного стечения обстоятельств, погоды, настроения, сплошной позитив.
Здесь же я столкнулась с "обратной стороной Луны", с темной стороной сверхъестественного.
***
Некоторые люди совсем не доверяют интуиции, и боятся сделать неверный шаг. Меня же вечно тянуло на приключения, я любила гулять в центре города, по набережной, ходить на какие-нибудь выставки, в театры, хотя, если честно, в живописи и сейчас плохо разбираюсь, но ксерокс от масла отличить смогу. Меня привлекают люди, с которыми интересно общаться. Иногда покупаю что-нибудь: натюрморты или жанровые картинки небольшого размера. Надо же чем-то художников отблагодарить за приятную беседу. Стыдно и неловко становится за назойливость, за отнятое у человека время. Еще я коллекционирую куклы, посуду, украшения для кукол, пустые флаконы от духов.
Кстати, через художников и про Ворону кое-что знаю, сам-то он не сильно разговорчивый. Все молчит, даже с покупателями, лишнего слова из него не вытянешь. Тем не менее, однажды он мне кукольную посуду подарил, из настоящего фарфора, просто так, за красивые глазки. Смешной случай.
Целую тысячу рублей тогда потратила на приклеенные ресницы, зато и результат налицо. Все мои знакомые были в шоке, думаю и Ворона не исключение, все-таки мы с ним близки по возрасту. Замечала и не один раз, как ради молодой жены он красил волосы, и не только волосы на голове, но и бороду. Мне кажется, он один из немногих, кто оценил по достоинству мои ресницы. Ну, предположим, не сами ресницы, а всего лишь попытку выглядеть достойно в любом возрасте, хотя, возможно, я и ошибаюсь, просто навыдумывала черт знает что. Однако с тех пор в салон красоты больше не тянет. Ворона подействовал на меня более чем отрезвляюще. Впрочем, лишний, наверное, эпизод про ресницы.
***
И снова про жемчуг. Принесла я эти бусы домой, вымыла с душистым мылом и стала примерять к своим куклам, собственно, для них они и были куплены, для моих девочек. Я знаю, что у каждой куклы есть характер, и не каждая вещь им к лицу, так же, как и людям, но здесь они были единодушны в своем мнении. Куклам не понравилось мое новое приобретение, они хлопали глазами, вырывались из рук, а самая юная из них, фея, вдруг свалилась с полки и сломала ручку. Ручку я, конечно, приклеила, но самому падению особого значения не придала. Осталась равнодушной к их капризам, да и не было у меня желания настаивать на своем. Поставила Моцарта, стихи разные про жемчуг читала....
- Ты где была, Жемчужина?
Когда я ждал тебя?
- Я в раковине пряталась,
И там ждала тебя.
- О чем же ты, Жемчужина,
Там думала в тиши?
- О радости, о сладости,
О счастии души...
И наслаждалась мурашками, млела, как курсистка, от чего и сама не помню. Кажется, перебирала в руках белые бусинки, любовалась ими при свете настольной лампы. Кажется, бусы не шли на контакт и в то же время как бы навязывали свою волю, толкая меня куда-то в пучину бессознательного. Я плыла по течению.....
***
На следующий день мы с подругой собрались в театр на Булгакова. Звоню.
- Я не могу, Лида, мой сын разбился. Все, кто с ним ехал, живы, кроме него.
И плачет, голос дрожит.
У меня руки затряслись от волнения, и ниточка белого жемчуга вместо браслета на левом запястье. Жемчуг серый, неприятный. Мутный.
Накапала валерьянки. Сижу. Мысли, как голуби, клюют на подоконнике крошки хлеба.
А ведь именно Марина "откопала" бусы у Вороны, перебрав всю кучу дешевой бижутерии. Я хотела показать ей кое-какие картины, потому и привела в сквер, к художникам, но к картинам она осталась равнодушной, завелась на бижутерию. Выбрала для себя какую-то невзрачную железную брошку с камешком и не взяла, позвонила кому-то и убежала, бросив на прощание: "Бери, Лидочка, не сомневайся, как раз для твоих кукол. Где ты еще настоящий жемчуг найдешь за такую смешную цену." Странная она была в тот день, вся на нервах, я даже пожалела, что пригласила ее в сквер, но бусы купила.
Когда я услышала о гибели сына, мне и в голову не пришло соединить вместе два прожитых дня: вчера и сегодня. Соединить и хорошенько подумать, что к чему. Слезы душили меня, стояли в горле. Я не знала, как помочь подруге, что сделать, чтобы ей стало хоть чуточку легче.
Оказалось, что Марина вовсе не нуждается в моем сочувствии, да это и понятно: рядом с ней был второй сын, жена погибшего, внучка, соседи. Мне же досталась незавидная роль, роль черного вестника.
Поскольку Марина очень общительная женщина, то многие из ее (и наших общих) знакомых звонили мне: "Куда это пропала наша Мариночка, ты не знаешь?" И я рассказывала всем о ее горе. Так продолжалось, наверное, с неделю.
Наконец бедного мальчика похоронили, и вопросы закончились, но я уже была как выжатый лимон. Мне казалось, что я нахожусь где-то между сном и явью и не могу отличить, где одно, где другое. Как будто я взвалила на себя непосильную ношу, моя спина скоро не выдержит, и я надорвусь. Так и случилось. Сколько можно сопереживать чужому горю, перестав отличать реальность от вымысла. День и ночь я думала о Марине и ее злой судьбе. Двадцать девять лет назад разбился ее муж, умер один сын, погиб второй. За что ей такая участь? Я хотела сходить в церковь и помолиться за нее, но у нее другая вера, и она бы не одобрила мой поступок.
И я пошла в другое место. В библиотеку. Взяла толстенную книгу "Волхв" Фаулза и утонула в ней.
***
Вынырнула через три дня с давлением под двести. Выпила лекарство, отошла немного- и в новый роман, как в омут: лишь бы уйти от реальности. Обычно чтение помогало нащупать интуитивно какой-то выход, пусть и не сразу, потихонечку, на ощупь. Здесь же, наоборот, все стало только хуже, и боль душевная перешла в боль физическую.
Так начались бесконечные хождения в поликлинику. Но сколько бы я ни сдавала анализов, у каких врачей ни была, никто не мог поставить диагноз, то говорили, что это поджелудочная железа, то почки, а мне становилось все хуже и хуже.
Если бы меня не навещал соседка, совсем бы слегла. Неделями из дома не выходила, валялась, как труп.
Тем временем прошло сорок дней, как похоронили Марининого сына. Она стала периодически мне названивать, рассказывать о своей внучке, о ремонте квартиры, приглашала сходить вместе в театр. Как будто ничего не случилось, как будто она такая же, как прежде, веселая и жизнерадостная. Может быть, это была всего лишь защитная маска, но меня коробило от ее оптимизма.
- Выгляни в окно, Лидочка, красота-то какая, тепло. Хватит киснуть. Бабье лето скоро кончится, надо успевать.
- Извини, не могу, Марина, иди с Клавой.
- Ты что не в курсе? У нее инфаркт.
- А ты сама-то как, Марина?
- Я нормально. Бегу за квартиру платить, пока всю пенсию не истратила. Пока.
Узнав про Клаву, я выключила мобильник, меня насторожил ее внезапный инфаркт, ведь она была все-время рядом с Мариной, не отходила от нее ни на шаг. Что-то здесь не так. Захотелось спрятаться в своей ракушке, как жемчужина, залечь на дно.
***
И я осталась наедине со своей болью: тет-а-тет. Она госпожа, я рабыня. С длинным хлыстом, в черных сапогах выше колен, в костюме садо-мазо. Откуда такие нелепые фантазии, не знаю, но сапоги ее черные отлично помню, и каблук острый сантиметров пятнадцать. Поиздевалась она надо мной всласть: и рот затыкала кляпом, и подвешивала за ребра, хлыстом хлестала немилосердно, до беспамятства. Все было: и слезы отчаяния, и нежелание жить дальше. Когда боль уставала и падала в кресло от изнеможения, я потихонечку плелась на кухню заварить какую-нибудь травку или попить чаю с сухариками. Кушать не могла, только пила и глотала таблетки, потом и от таблеток отказалась, просто лежала.
Помню, как горячо молилась, каялась, рвала на голове волосы, пытаясь вытащить себя из этого болота - бесполезно, волос на голове не хватит, пришлось вытаскивать за уши, благо сережек в ушах давно нет.
В бреду я часто вспоминала свою дочь, которую когда-то выставила из дома."Живи, как знаешь!", - вот мои последние слова, из-за которых я осталась в одиночестве.
Длинноногая боль равнодушно наблюдала за моими жалкими попытками вырваться из-под ее опеки.
Дескать, никуда ты не денешься, милочка, зря стараешься.
Однажды ночью, когда моя госпожа курила кальян, отбросив в сторону ужасный хлыст, а я, несчастная старуха, лежала полумертвая у ее ног, моему терпению пришел конец.
Мне захотелось вдруг немедленно придушить ее этим кальяном, засунуть ей его в глотку или между ног, как при УЗИ влагалища, и вообще, женская ли у нее суть, у Боли? Кто она такая?
- Ты, очевидно, спятила, моя милочка. Я не женщина, у меня нет ни матки, нет яичников, и не бывает менструаций,- усмехнулась она. - Я боль, обратная сторона любви, а что знаешь о любви ты, несчастная женщина? Единственную дочь и то на край света отправила. Пора привести тебя в чувство.
И она взяла в руки свой ужасный хлыст и ударила меня по животу, однако я сопротивлялась, как могла и даже сорвала с ее шеи какой-то амулет или бусы. Помню перекошенные от злобы глаза, пену у рта и все. Провал.
***
Утром объявилась моя дочь, прилетела из далекого Хабаровска. Как долго я ее ждала. И вот дождалась. В ночной сорочке, без тапочек и без сознания. Жалкое зрелище: нечесаные волосы, открытый рот. Левой рукой я крепко сжимала разорванную ниточку речного жемчуга, вернее то, что от нее осталось - несколько черных жемчужин. В углу комнаты валялся кожаный хлыст, который дочь брезгливо задвинула под диван, чтобы не пугать врача. Куда потом делся хлыст, не знаю, но дочь утверждала, что он, действительно, был там. Мистика. Бусы тоже исчезли. Исчезло и наваждение.
Сейчас для меня главное: дочь и ее будущий ребенок. Я счастлива. Хожу по магазинам, выбираю приданое для новорожденной.
Черные бусы научили меня быть осторожной с чужими вещами, особенно с украшениями. Не стоит играть с огнем, в другой раз можешь и не выкарабкаться.
С мариной (теперь с маленькой буквы) больше не общаюсь, она для меня осталась в прошлом, которое не хочется вспоминать. Говорят, что она уехала куда-то далеко, к сестре, и, слава Богу, ведь я ничего не могу изменить, могу только простить и отпустить.
Ноябрь 2017 г.