Тем дамам, кто привык носить ВЫСОКИЕ КАБЛУКИ, пробежаться босиком по траве, не виляя задом, весьма обременительно. Тем не менее, многие из них носятся, как лошади, и не только по зеленой траве, но и по снегу. Причем без всяких подков, с педикюром на пальцах, забросив свои ВЫСОКИЕ КАБЛУКИ подальше на антресоли. Да что ВЫСОКИЕ КАБЛУКИ, многие из них и вовсе голышом бегают, оставив свое корректирующее белье в корзине для стирки.
Гуляла я как-то с престарелым пуделем по осеннему парку. Ни листвы, ни настроения, но и возвращаться в пустую квартиру не хотелось. Бродила по опустевшим аллеям, пока не зажгли фонари. Пудель у меня старый, облезлый весь, я его в оренбургскую шаль заворачиваю. Несу, значит своего пуделя на дрожащих руках, изнываю от тяжести. И вдруг из-за кустов выскакивает на меня дама, бальзаковского возраста, переспелая такая клубничка пышных форм, в чем мать родила, не считая расстегнутого настежь пальто.
- Бабуся, спасите! - и бросилась ко мне на шею, раздавив своей необъятной грудью моего престарелого пуделя. Царство ему небесное. Не успел он ее укусить за грудь.
Тем временем подскочил и маньяк из парка, размахивая ВЫСОКИМИ КАБЛУКАМИ. Сразу было видно, что он не жилец. Переспелая клубничка так замечательно поработала этНими ВЫСОКИМИ КАБЛУКАМИ, что на бедняге живого места не осталось. Все лицо его представляло одно кровавое месиво. Маньяк дрожал на осеннем ветру и хватал ртом холодный воздух.
- Бабуся, спасите! - прохрипел он и свалился у моих ног. Я не знала, что делать. Зрелище было душераздирающее. Дамочка отскочила от меня, как ошпаренная, подхватила свои ВЫСОКИЕ КАБЛУКИ, выпавшие из рук маньяка, и, одев их на босу ногу, стала застегивать пуговицы на малиновом пальто. Я заметила, что с ее длинных ногтей капала кровь.
Опустив тело бедного песика на остывшую землю, я зарыдала.
-Бабуся, спасите!- повторил свою просьбу очнувшийся маньяк. Я наклонилась к нему и получила удар в голову, по всей видимости, удар был нанесен ВЫСОКИМИ КАБЛУКАМИ, так мне потом сказал врач.
Последнее, что помню - это кружащие под фонарем снежинки. Они назойливо летали у меня перед глазами, как осенние мухи, потерявшиеся во времени. Голова-то, конечно, потом зажила, только вмятина на затылке осталась, но с тех пор, воспылала я ненавистью к ВЫСОКИМ КАБЛУКАМ и ничего не могу с собой поделать. Всю обувь, которую хранила годами, даже свадебные босоножки - все выкинула. Как увижу кого-нибудь на ВЫСОКИХ КАБЛУКАХ, так тошнота к горлу подступает. Ведь за что она меня ударила не пойму. Может быть, промахнулась, не знаю, но в том парке я больше не гуляю, да и не с кем. Одна-с.