Я знал, что на день рождения мне обязательно подарят замок, но то, что он будет шоколадный, для меня было неожиданностью. Дарить игрушечные замки стало уже традицией в нашей семье. У моего отца имелась собственная коллекция замков, они занимали целый шкаф, а те, что не умещались в шкафу, хранились на стеллажах. Каждую субботу мой отец бережно стирал пыль с каждого замка. Мы с моим младшим братом Фредди бесстрастно наблюдали за этим ритуалом, сидя на диване напротив. Отец не разрешал ничего трогать руками, потому, что среди его игрушечных замков были такие экземпляры, за которые можно было выручить целое состояние и купить настоящий замок.
Я всегда оставался равнодушным к подобным игрушкам и никогда ни о чем подобном не просил родителей, но мое мнение никого не интересовало. Разве может девятилетний мальчишка чего-то желать? В нашей семье нет. Меня же волновал только один вопрос: зачем дарить бесполезную вещь, ведь все равно я выкину этот замок в мусоропровод, и никто не вспомнит о нем до следующего торжества. Даже отец со своими "семейными реликвиями, которые надо создавать заново".
Короче, шоколадный замок оказался с привкусом горечи, но мы это поняли слишком поздно, когда от торта практически ничего не осталось - одни развалины. Я и мой брат Фредди очень быстро разделались с этим произведением кулинарного искусства и добрались, наконец, до вафельной крыши, политой шоколадной глазурью, и вот тогда мы ощутили подступающую к горлу тошноту.
- Хватит жрать! - сказал пробегавший по столу шоколадный заяц, - Вы лопните!
- Хватай его,- закричал я брату. Я видел, как он выпрыгнул из окна замка и спрятался в бумажной салфетке.
Фредди попытался схватить наглого зайца за уши, но тот увернулся и выскользнул из липкой руки моего неповоротливого братца. По улыбке малолетнего обжоры, я понял, что он вознамерился (загорелся) засунуть в себя и последнюю деталь моего именинного торта - зайца. Какая несправедливость! Я прямо вскипел от ненависти, мало того, что он и так прикончил половину торта, так еще и шоколадного зайца ему подавай. Дудки! Сам поймаю этого зайца и съем, решил я. Так и случилось.
Фредди свалился со своего деревянного стульчика и разбил голову. Содержимое его желудка выплеснулось на пол и смешалось с кровью, вытекающей из раны. И все потому, что у него вместо мозгов был один желудок.
Шоколадный заяц, спустившийся по скатерти вниз, перевернул стоявший на столе чайник. Фредди закричал и стал кататься по полу, а я как будто окаменел, сидел и тупо смотрел, как он корчится от боли. Прибежавшая из другой комнаты няня пришла в ужас: мое лицо в тот момент ничего не выражало - я был похож на бесчувственного истукана.
- Это он, он, ошпарил его кипятком! - убеждала она моих родителей. - Его надо обязательно показать психиатру.
Помню, как отец усадил меня в своем кабинете на диван, и я честно рассказал ему про шоколадного зайца .
- Ты ни в чем не виноват, - внушал мне отец, - горячего чае на столе не было, вы пили холодный чай, так что обварить брата кипятком ты никак не мог. Про то, как я нашел шоколадного зайца в пустой сахарнице и оторвал ему ноги, я не хочу рассказывать, все равно никто не поверит. Я разделался с ним как с мухой и запихал все его конечности себе в рот. Я отомстил за бедного Фредди.
Но когда он вернулся из больницы, мне не разрешили с ним играть, только в присутствии няни, да Фредди и сам стал сторониться меня, как будто я монстр. Он замолкал при моем появлении, уходил в себя и молчал, никак не реагируя на мои попытки развеселить его, будто боялся чего-то и все время цеплялся за юбку няни. А мне было не до его глупых обид. Однажды утром я нащупал на своей голове рога. С ожесточением я выломал оба рога, стоя перед зеркалом в ванной комнате, мне это было нетрудно сделать. Рога оказались вылиты из шоколада, и я их с удовольствием съел. На следующее утро шоколадные рога выросли снова, и так продолжалось все лето, пока я сидел дома. Это был какой-то кошмар, кроме рогов я ничего не ел, меня от всего тошнило и родители вызвали на дом врача. Толстая тетка-ветеринар выписала мне направление к неврологу, но мы все равно пошли к психиатру.
Я отчетливо помню, как шел с матерью по аллее городского парка, и, мокрые от росы листья противно хлюпали под ногами. Туман и красные листья клена, и еще липкая тишина с приторно-сладким привкусом, медленно вползающая за воротник куртки, под сдвинутую на лоб кепку, в начищенные до блеска ботинки... Тишина, проникающая внутрь твоего я.
- Утром здесь всегда безлюдно,- сказала мать.
Мне показалось, что она хотела сказать что-то другое, но передумала, и, поправив на моей шее теплый шарф, ласково (доверительно) посмотрела мне в глаза.
-Надо спешить, а то мы опоздаем к доктору.
Но туман не отпускал меня, и я стоял как вкопанный, в ожидании неизбежной, неотвратимой развязки или разгадки этого необыкновенного утра.
И вдруг увидел рядом с собой черного ворона, склонившегося над мертвым голубем. Удивительно, как в таком густом тумане я умудрился не наступить на него. Голубь лежал буквально у моих ног, а ворон хладнокровно выклевывал у него внутренности, воровато озираясь по сторонам.
- Фу, какая гадость,- фыркнула моя мать.
- На себя посмотри, мамаша, пичкаете ребенка одними сладостями ! Мясом надо кормить, мясом, натуральными продуктами,- таков был ответ ворона.
Мать схватила меня за руку, и потащила за собой. Я так и не понял, слышала она слова ворона или нет.
Кабинет психиатра располагался на втором этаже старинного двухэтажного здания, издалека похожего на шоколадный замок, с которого все и началось. Я не мог заставить себя даже подняться на крыльцо, и моей матери пришлось чуть не волоком тащить меня по скрипучей лестнице, а я упирался изо всех сил и хныкал как маленький,
- Может не надо?
- Надо! - улыбались стоявшие вдоль засаленных стен люди,- надо.
С большим трудом мы добрались до нужного кабинета. Мать осторожно постучала в дверь, ей ответили: войдите.
Темнокожий психиатр, развалившись в кресле, курил кальян. На окнах висели грязно-желтые шторы с изображением средневековых замков, на полу драный ковер с замысловатым узором, на загаженных мухами стенах - портреты бородатых собак и один заяц, тот самый, которого я поймал в сахарнице. И он снова показывал мне кукиш, ах, если бы не присутствие доктора, я бы немедленно разорвал этого мерзавца на мелкие клочья и уничтожил его мнимое превосходство надо мной. Но, я не позволил себе такую роскошь. Стерпел.
- Раздевайтесь! - скомандовал доктор и моя мать, вы не поверите, стала кокетливо обнажаться перед этой свиньей. Я был готов провалиться сквозь землю от загоревших на моем лице щек, но мое мнение, как всегда, никого не интересовало.
-Достаточно, - остановил ее доктор, когда моя мать стала расстегивать на своей груди кофточку,- с вами все ясно, а с мальчика надо снять копию. Случай, конечно, весьма любопытный, но не такой уж безнадежный, как кажется на первый взгляд, вполне излечимо, уверяю вас.
И он поставил меня на массивный стул и сфотографировал.
- Карточку с анализами возьмете завтра, в регистратуре.
На фотографии я получился похожим на идиота с шоколадными рогами, но мать ничего не сказала по поводу рогов, значит, она их не видела. Слева от моей идиотской физиономии проявился ворон, и я понял, что птица является моим тотемом или ангелом хранителем. Следовательно, мне надо срочно найти его. Откуда эта мысль пришла в мою детскую голову - не знаю, наверное, из прочитанных книг. Совсем несущественная деталь: на обратной стороне фотографии было написано от руки: - диабет.
И вот уже много лет я почти не ем сладкого и сижу на инсулине. На моем письменном столе стоит фигурка шоколадного зайца, с которого я бережно смахиваю пыль. Каждое утро я выхожу на улицу кормить голубей, и они слетаются к моим ногам тучами. Я беру в руки бейсбольную биту и выбираю самых упитанных птиц, а потом вдвоем с моим ручным вороном мы выклевываем у них внутренности. Правда у меня нет клюва, зато есть отличные здоровые зубы, без единой пломбы. И ворон каждый раз повторяет мне ликбез о вкусной и здоровой пище.
Голуби это так, мелочь, за компанию с вороном. На самом деле я предпочитаю негров. Все негры похожи на шоколадных зайцев. Когда я беру в руки нож и втыкаю его в негра, в моей груди начинает звучать Rammstein. Я представляю себя марширующим босиком по горячим углям, и, задрав голову вверх, явственно вижу, как с неба ко мне спускается черный ангел. Я задыхаюсь от счастья. Не знающая усталости рука наносит последний удар. Все. Из моего полуоткрытого рта текут слюни, осталось только убрать крошки и приступить к трапезе.
Ворон смеется надо мной и говорит: - Ты расист!
Но я индифферентен к политике, негры - это просто мои вкусовые пристрастия, не более, и потом, я злоупотребляю неграми только два раза в год: на свой день рождения и день Хэллоуина. Я заказываю негров в лучшей кондитерской нашего города, где их отливают в натуральную величину.
Все бы ничего, но моя совесть не дает мне покоя. Я хотел заткнуть ей рот и отправить обратно, на дно сердца, где она и прозябала последнее время, но совесть выскочила из меня и убежала в одних трусах. Значит, это была не голая совесть, а прикидывалась голой. Я нашел ее дрожащую от страха ( или холода) в морозильной камере и хладнокровно прихлопнул каминной кочергой, как простую мышь.
Не могу же я вечно бороться с искушением съесть шоколадного негра или полакомиться голубем. Мой ручной ворон не устает повторять мне, что борьба с искушением приводит к потере внутренней свободы. А я доверяю своему другу.