Аннотация: Чудны дела Твои, Господи! Такого понасмотришься...
КАТАКОМБНЫЙ АНГИДРИТ
На днях встретил старого друга, Генчика из Одессы. Он тут в Бруклине живет. Ремонтирует компьютеры, пописывает стишки, собирает разный антиквариат, интересуется экзотическими странностями по жизни.
-Я теперь верующим стал, - объявил он, колыхая животиком.
-Ну да?
-Вот те хрест! - и Генчик меленько стучит щепотью с носа на грудь, а потом справа налево. Но когда шепоть начинает плыть от правой ключицы, то поднимается почему-то высоко вверх, описывая некий гриб. Или нимб. Или зонтик. Не иначе, одесский вариант.
-Ты что же, и в церковь ходишь?
-А как же? В катакомбную. Хочешь, я тебе катакомбников покажу?
-Где, здесь? В Америке?
-Ну да, не в Москве же!
-В смысле каких-нибудь вудуистов, ку-клукс-кланцев или сектантов "последнего пальца святого Стефана"?
-Что ты городишь? Каких, к черту, сектантов? Реальных катакомбников-тихоновцев, натуральный ангидрит.
-Тихоновцев? - охнул я. - Здесь, в нашем Вавилоне? Тех самых последователей Святого Патриарха Тихона? Но самым молодым из них должно быть лет по сто, не меньше. Разве что они элексир вечной молодости изобрели?
-Ты шутить решил или от природы такой глупый? - насупился Генчик. - Тех тихоновцов давно нет на свете. Мы - другие!
-Другие? Какие другие?
-Мы катакомбные! - провозгласил Генчик. - В общем, если есть интерес, то я тебя сведу с правильными людьми...
Интерес у меня был. В той жизни я встречал катакомбников. Строгий народ. Советского не признавали. Ни в какой упаковке. Бог сказал им добывать хлеб в поте лица. Они добывали. Но Бог нигде, ни разу не сказал им: идите в колхозы, вливайтесь в трудовые колллективы, стройте коммунизм. Они не шли, не вливались и не строили.
Дед Саня, Александр Григорьевич, живший через три дома по нашей же улице, после отсидки паспорт получать не стал. И жил без паспорта. К нему участковый ходил, даже угрожал: нет паспорта - нарушение паспортного режима, опять посадим. Дед Саня, даром ли в лагерях семь лет отбарабанил, ему очевидное с невероятным объяснял: "Какой такой паспортный режим, если у меня паспорта нет? Ты, красная шапка, коли хочешь шить мне чего, так шей по правилам: за нарушение безпаспортного режима!.."
В общем, увидеть катакомбников да пообщаться с ними - и где, в самой Америке! - мне было интересно.
И вот в означенный день Генчик на своем Форде-Таурусе подкатил к моему кварталу. Я вышел по его звонку. Сел в машину. Ничего катакомбного в этот день в Генчике я не заметил. Все такая же тенниска обтягивала животик, те же джинсы на толстеньких ляжках, кроссовки "Нике". На указательном пальце - перстень с черным опалом. По дороге в церковь Генчик рассказывал, какие лохи эти американцы. Приходит к нему один, говорит, что барахлить стал у него компьютер. Генчик заглянул: там работы на десять минут, печенюжки почистить, прогнать через защиту. Он клиенту наговорил страстей и на 150 долларов обул.
Я меланхолично заметил, что это не очень честно. Такой же орелик, тоже одессит, было дело, с меня сотню снял - свеча выскочила в моем Шевролете. Потом она второй раз выскочила, я добрался до ближайшего ремонтника. Парень был обычным американцем. Он мне новую резьбу врезал и новую свечу вставил за пятнашку. Старую свечу мне отдал, заодно показал: она была обмотана проволочкой и ввернута на фу-фу. Мораль сей басни: я к тому орелику, хотя он и в двух шагах от меня, больше не обращаюсь. Мог бы иметь постоянного клиента, а имеет - кукиш!
Генчик мораль понял. Помрачнел. Сказал упрямо:
-Не нагреешь - не поедет, такой вот ангидрит.
Я спорить не стал. У каждого своя жизненная позиция и видение своей роли в этом мире. Стали говорить о спорте, политике и сортах пива. Генчик, надо сказать, большой любитель и первого, и второго, и третьего. В спорте он за "Янкис" и киевское "Динамо", в политике он считает, что Янукович лучше Ющенко, но вообще "Россия возрождается", а пиво любит голландское, потому что там красная звездочка на этикетке.
Спустя сорок минут мы подъехали к церкви.
Ну, ничего особенно катакомбного в ней я тоже не заметил. Дед Саня с несколькими старухами и стариками, да еще с Иринкой, своей внучкой, молились в подвале дома. Там было сухо, но страшновато: все запиралось, закрывалось, света лучик никуда и ниоткуда. Потом вынимался раздвижной иконостас, появлялись царские врата. Старички со старушками истово молились. Иринка с двоюродной сестрой Машей, пели. На всех была одна Библия и в тетрадках написанные молитвы...
Эта же - дом как дом, на двери православный крест из планок наколоченный, внутри светло, хрустальная люстра освещает, на стенах иконы, под ними - лампадки, в канделябрах свечи. Ну, может, не храм Христа Спасителя и не знаменитый собор в Сан-Франциско. Но никаких подвалов, никакой тайны, никаких страданий (слава Богу!), скитаний или внутреннего напряга. Человек пять-шесть стареньких: дамы в шляпках, мужчины в костюмах. Штук тридцать советских, их по выражениям лиц узнаешь. Да по манере одеваться. Почти всегда в церкви в затрапезном, в штанах или джинсах, в кроссовках, в рубахах с раскрытым воротом, чтобы виден крест был. Если женщины, то в блестящем тряпье, по последней прошловековой моде.
Однако - церковь как церковь, раз приехал, радуйся. Можно помолиться. Тем более, что священник, кажется, наш. Немолодой, с сединой в бороде, с акцентом в произношении. Сосредоточенно служит литургию, все чин по чину. Да с двумя прислужниками. Да с дьяконом, стареньким, но знающим.
Только углубился в молитву, кто-то в бок пихает:
-Извините, мужчина!
И толстая тетка прет мимо. Места вокруг полно, но ей нужно именно тут пройти. Хорошо, посторонился. Тетка прямо к аналою, да в земной поклон - бух, задом кверху. Встала что твоя мортира. Натуральный ангидрит, как говорит Генчик. Вязаное платье обтянуло все "прелести". Ей бы кто подсказал, что от ее "прелестей", даже не в церкви, может вытошнить.
Смещаюсь влево, за спину какого-то детины. Только углубляюсь в свои переживания, в слова молитвы, как справа громкий шопот:
-Витя, пойдем покурим. Что-то затянул он сегодня, наш батя. Курить хочется - не могу.
Детина поворачивается к говорящему. Я тоже. Это явный отставник. Такие только в рестораны на Брайтоне не надевают офицерских рубашек цвета хаки. Он и сейчас в этой рубашке. В ворот ее - золотая цепь. Оба начинают уходить. Ладно, хоть толстая уже поднялась и теперь впихивает свечи в канделябры.
Потом вижу известного рода особу. Такие в каждом приходе есть. Лицо постницы, платочек крестьянки, пыльной молью порхает от иконы к иконе. Где дотянется, там губами приложится. Где нет, там лобзание через пальцы передает. До аналоя добралась и тоже - на колени бух! Потом лбом в землю, задом кверху. Всем на обозрение. Советский рацион с традиционом. Про себя думаю: надо бы священнику подсказать после службы - земные поклоны на воскресной литургии не кладутся, пусть с паствой проведет беседу. Хотя, конечно, в чужой монастырь... Опять же, может, у них, у бруклинских катакомбников, так заведено?..
Уже перед самым "Отче наш" ко мне Генчик подобрался, за рукав дернул:
-Слышь, после службы у нас обед. С тобой хочет познакомиться княгиня Абазиани.
И подбородком в худощавую особу в дымчатых очках.
-Княгиня?
-Ну, да. Лолита Абазиани, неужели не слыхал? Я ей сказал, что ты тоже не из простых.
И когда успел? И потом я как раз из самых простых. Впрочем, с катакомбными княгинями и вовсе стоит знакомства водить. Может, выведут на катакомбного царя-императора.
После службы все спускаются в подвал. Вот они, настоящие катакомбы. Небольшой зал на десять столов. Отдельно кухня - там катакомбные поварихи орудуют. Сразу замечаю: старые эмигрантки, что в шляпках, отдельно за стол.
Княгиня Абазиани не с ними. Она подошла, покровительственно что-то сказала. Теперь я рассмотрел, что одета она в юбку-брюки. Поверх шелковой блузки бусы-монисты. Монеты чередуются с крестиками. На запястье - браслеты. Тоже с крестиками. Стиль такой!
Старухи с ней - никак. Каменные лица. Стали ковыряться пластмассовыми вилками в бумажных тарелках.
Тут ко мне маленький пузатенький господинчик.
-Я староста прихода. Меня зовут Яков. Вас Генчик привел? Очень хорошо. Он мне уже все рассказал. Вы - журналист, да? Но вы знаете, что у нас приход катакомбный, знаете?
-Да, Генчик осведомил.
-Я, между прочим, тоже журналист, двадцать пять лет проработал в областной газете, - продолжал господинчик. - Пока мы не эмигрировали. А вы по статусу?
Сакраментальный вопрос. Только допущенные к тайному знанию имеют на него ответ.
-Не нелегалом же! - уклончиво, но с напором отвечаю я.
-Отлично! С нашими газетами сотрудничаете?
-Знаю кое кого, - опять уклончиво отвечаю я.
-А мы тут, как видите, на катакомбном положении. Понимаете, о чем я? Не хотим, чтобы о нас распространялась молва. Так что, давайте договоримся, о нас не писать, не говорить, не рассказывать. Ни плохого, ни хорошего.
Разговор становился интригующим. От меня в Советском Союзе, при власти коммунистов, никто не мог такого требовать. Я посылал такого в одно определенное место - и писал то, что видел. Плохое видел - писал о плохом. Доброе видел - писал о добром.
Но может быть, они в самом деле кого-то боятся. Может, запугали их "агенты в рясах", как теперь этот род людей стали называть.
-Кого вы боитесь? - спросил я. - Все-таки в Америке. Здесь свобода - полная.
-В том-то и дело. Вы просто не в курсе. Вы совсем не в курсе, раз так говорите, - затараторил Яков. - Нас будут убивать, потому что мы против. А нам это надо? Нам это не надо. Кому хочется, чтобы его убивали? Пра-ально? Пра-ально! Мы что хотим? Прийти, помолиться, уйти. Зачем нам еще какие-то сложности, пра-ально?
-Но если о вас никто не пишет, то как люди могут узнать о вашей церкви?
-Им не надо узнавать. Зачем им узнавать? Бог рассудит, они узнают. А нам самим реклама не нужна.
-Это значит, что роста прихода тоже не будет.
-Нам и не нужно никакого роста, - запальчиво объявил Яков. - Мы же катакомбники. У катакомбников нет никакого роста. Понимаете? Вот вас Генчик привел - очень хорошо. А больше нам никого не надо.
-Хорошо, это ясно. Но есть же у вас регистрация? Как ваша церковь зарегистрирована?
-Никак! - отрубил Яков. - Вы слышали про чипы? Их будут вживлять под кожу. Всех сделают рабами. Поэтому мы не будем регистрироваться. Нет регистрации - нет контроля, понимаете? Все пра-ально! Катакомбники на нашей многострадальной родине, вы думаете, регистрировались?
-У вас, что же, и кредитных карточек нет? Когда форму заполняешь на кредитную карточку, надо давать свои паспортные данные.
-У меня - нет.
-А у вашей жены? - сразу уловил я национальный оттенок ответа.
-Причем здесь моя жена? Я же вас о жене не спрашиваю. Тогда почему вы...
С такой зацепки могла начаться целая война. Поэтому я быстро перевел разговор.
-Вы упомянули кого-то, кто хотел бы вас убить. Кто бы это мог быть?
-Вы ничего не знаете. Здесь никакой свободы. Разве это не видно? С этим президентом... С этими людьми... Вы же видите, какие американцы? Видите? Да они за доллар вас удавят. Пра-ально? Уже не говоря, что если вы православный... Да вот спросите у нашего священника! Отец Илья, растолкуйте моему коллеге. Я ему говорю, что нас ожидают преследования по всему миру, потому что мы верим в Бога...
Священник сидел на соседним столом. Я сразу увидел, как все разместились. Справа от него - та толстая тетка, что толкнула меня и потом воздыхала телесами на полу. Слева - пыльная моль. Еще одна пара рядом с молью. Их лица мне показались знакомыми. Ну, конечно, это люди из Синода. Там бывали частенько. Синод сейчас под Москвой. Красные гвоздики в петлицах. А эти-то как тут? Может, они "выбрали свободу"?
Все повернулись ко мне. В том числе и княгиня Абазиани.
Отец Илья ровным тоном, но с убеждением сказал:
-Да, грядет конец мира. Святые отцы нас учат: в конце мира останется один епископ, один священник и один мирянин. Они только и спасутся.
-Батюшка, ваш староста считает, что прихожан будут преследовать и здесь. Как в советские времена в СССР...
-Это не исключено, - ответил священник. - Это сейчас у нас есть относительная свобода. Но нам нужно сидеть тихо, молиться во спасение. Молитвой спасемся. Только молитвой.
-Отец Илья, простите, тогда возникает вопрос: если в конце мира останутся один епископ, один священник и один мирянин, то зачем остальным молиться? - спросил я.
-Пути Господни неисповедимы, - спокойно и без какого-либо признака смущения отвечал отец Илья. - Ни вы, ни я, никто не знает, кем будут этот епископ, этот священник и мирянин. Может, это будете вы. Волю Господню преступать никому не дано!
"Ого, а парень еще тот. Вот что значит тренировка. На словесных перекрутах всю душу вымотает", - подумал я.
-Правильно вы говорите, батюшка. Совершенно правильно! - вступила толстая тетка. - Вот за что мы вас любим. Вы нам все объясняете. Вот мой отец, он был ветераном Великой Отечественной войны. Он был честным человеком. Он даже копейки чужой не брал. Он, к сожалению, давно уже умер, а то бы он тоже присоединился к нам, к истинно-православным катакомбникам. И таких там большинство. Мы верим, что народ воспрянет и Россия встанет с колен. Это будет духовное возрождение России.
Отец Илья с своим фирменным спокойствием посмотрел на тетку.
-А ваш папа был верующим?
-Ну, чтобы очень уж так верующим, я бы не сказала. Вы, батюшка, не забывайте, в какое время они там жили. Преследования были ужасные. Да вы лучше меня все знаете. Это же было атеистическое государство. Я до двадцати пяти лет в глаза крестика не видела. Хотя, конечно, была крещена.
Она врала, как Штирлиц при встрече с Мюллером.
-Вы давно в Америке? - невинно спросил я.
-Давно, а что?
-С восьмидесятых?
-С 1984 года. А что?
-Приехали по статусу?
-Какое это имеет значение? И почему вы меня допрашиваете?
Разговор становился горяченьким. Отец Илья пусто хлопал глазами. Он или не понимал, о чем речь, или не хотел понимать.
-Простите, не хотел вас чем-то раздражить. Но Яков спросил меня, не по статусу ли я приехал. Поэтому я решил, что тут так принято... насчет статуса...
Громко и требовательно в разговор ворвалась княгиня Абазиани.
-Кого теперь это может волновать, по статусу или без статуса? Главное, что мы здесь, а там, на нашей порабощенной родине, люди страдают. Батюшка, разрешите я нашего гостя уведу от вас. Геннадий, подойди-ка. Представь меня своему другу.
Генчик выпрыгнул, как клоун из жестяной коробочки.
-Княгиня Лолита Абазиани, прошу любить и жаловать.
-А вас я знаю, - сказала мне Лолита Абазиани. - Пойдемте вот за этот столик. Генчик, сделай своему другу чашку кофе.
-Чичас! - ухмыльнулся Генчик и пропал.
Мы подошли к столу, за которым сидел детина, отставник в офицерской рубашке и еще один мужчина с лицом татарина.
-Познакомьтесь, это мои друзья, Витя и Костя. А это - мой муж, - княгиня указала на мужчину с лицом татарина.
Тот поднялся, протянул мне руку. Я пожал ее.
-Господин Абазиани?
-Нет, - сказала княгиня. - Он - Махмудов. Я оставила себе девичью фамилию. Это теперь допускается, чтобы была двойная фамилия.
-То есть вы - Махмудова-Абазиани? - простодушно спросил я.
Княгиня отмахнулась своим браслетом.
-Как хотите. Это не важно. Между прочим, я спрашивала о вас князя Писианова и графа Жорес-Лелекова. Почему вы еще не в Дворянском Собрании? Князь Писианов навел справки о вас. Вы же из очень старого рода... Кстати, вас знают и Кобринско-Шмодринские. Они о вас не самого лестного мнения, но это не имеет никакого значения, потому что кровь - выше личных симпатий и антипатий.
С Кобринскими у меня была стычка лет восемь назад. Я разсылал свою статью о масонских играх Путина. Они, точнее, их 20-летний отпрыск, мне ответил крайне невежливо. Я спросил тогда, давно ли его, молокососа, пороли солдатским ремнем? Тогда ответил старый Кобринский: не пишите больше по этому адресу, иначе я позвоню в полицию...
-Вы хорошо поддели сейчас эту выскочку, - вдруг заговорщически приблизила ко мне свои очки Лолита Абазиани, кивая в сторону толстой тетки. - Липнет к священнику, как банный лист к попе!
-Лолита! - возмущенно сказал Махмудов.
-А что? Я говорю правду. Я имею право говорить, что думаю. И ты, Махмудов, мне рот не затыкай. Конечно, она из еврейской эмиграции. Как она стала православной, ума не приложу. Говорит, что крестилась в Иерусалиме. Может, правда, а? Как вы думаете?
Мне было безразлично.
Подбежал Генчик. Поставил передо мной чашку с кофе.
-Между прочим, Генчик - тоже в Дворянском Собрании. Мы провели исследования его генеалогии. Оказалось, что по матери его корни в князьях Стародубских. Сейчас граф Жорес-Лелеков заканчивает раскопки по его отцу. Там, похоже, еще интереснее.
-Так, а вы, значит, тот самый Смоленцев-Соболь... - заговорил Махмудов. - Как же, читали, читали... Конечно, кое-что написано с полемическим задором. О Путине разные слухи ходят, но главное он сделал - он удержал страну на краю пропасти. Тут вы не можете иметь другого мнения. Еще немного, и Россия сгинула бы. Как вы думаете, удастся ли ему поднять Россию до прежней высоты?
-До какой? - спросил я.
-Хотя бы до могущества, как при Сталине. Нет, я понимаю, что Сталин был ужасной личностью. У меня, например, в семье шесть человек погибло в сталинских застенках. Все, между прочим, ответственные работники наркоматов или партийных органов. Тем не менее, надо признать, что при нем Запад трепетал. Танковые колонны с востока были реальностью. Фашисты были повержены!
-Да если б маршалу Гречко не вязали руки, - вступил вдруг хриплоголосый отставник, - мы бы шарахнули по этой Америке атомной бомбой, и нихрена от нее не осталось бы!
-Полный ангидрит был бы, - подсказал Генчик.
-Во-во! И ангидрит с баобабом.
На этом увлекательном месте священник побренчал в колокольчик. Все замолчали. Поднялись. Надо было помолиться. Всекатакомбно! Потом все стали уходить.
Махмудов о чем-то говорил с женой. Подошел ко мне, протягивая визитку:
-Было приятно познакомиться. Давайте продолжим общение. В конце концов, не так страшен черт, как его малюют, верно?
За ним полошла и его жена.
-Рада, очень рада. Приходите еще. Дорогу к нам вы теперь знаете. Наш приход - только для своих, для избранных. Сами понимаете. Как говорил Господь, много званых, но мало избранных. Мы - избрали такой трудный путь. Но это к нашему спасению...
...Сидя рядом с Генчиком в его Форде-Таурусе, я стал рассматривать визитку, которую мне дал ее муж. Она была украшена каким-то гербом со львами, дубовыми листьями и крепостной башней, а подпись гласила:
"Махмудов Леонард Аронович,
Великий командор Ордена избранных каганов,
Советник консульства РФ по гуманитарным связям,
Телефон:...
Адрес:...
Электронный адрес:..."
Генчик болтал без умолку. По его словам, я очень понравился его друзьям. Не каждому Лолита Абазиани уделяет столько времени. Не каждому Махмудов дает свою визитку. Сам он, Генчик, понимает, что насчет Стародубских это лажа. Мама его, Лия Нахмановна Кац, родилась в Одессе, жила в Одессе, а умерла в Хайфе. Ее папа, Нахман Кац был сыном раввина, ребе Арона Каца... Какие там Стародубские? Раньше даже не слышал о таких. Но сам он - русский, до корней волос, до самой последней жилочки. Стал креститься и молиться. Вот тебе и весь ангидрит! А что ты хочешь, вдруг откроется для него какой-нибудь бизнес в России? У него там свои завязки. По катакомбной линии.
Я в конце концов перестал его слушать.
Дед Саня, Александр Григорьевич, преставился в 1978 году. Пять дней лежал, ждал, пока все приедут. Ехали из Уфы, Пензы, Борисоглебска, Липецка, Рязани, Перми, Свердловска, который по-настоящему звался Екатеринбургом, из-под Воркуты и с Харькова. Приезжали, входили, крестились широко и строго, начинали читать над ним. А он лежал и ждал других. И хотя было жаркое лето, никакого запаха, какой должен был бы идти от мертвого тела.
Мне тоже дали телеграмму: дед Саня скончался, приезжай. Я служил в армии. Офицером. Пришел к комполка. Подал телеграмму. Через полтора часа качался в вагоне, думал все про деда Саню. Приехал из своей Карелии на четвертый день. Дом деда Сани, показалось, еще больше в землю врос. У калитки стояла Иринка, она ждала ребеночка. Рядом рослый парень, ее муж. Он-то мне и сказал:
-Николай, сюда с красными звездами не заходят.
Я снял свою форменную фуражку с эмблемой: звезда в золотых листьях. Оставил ее за калиткой. Только тогда вошел и перекрестился на образа, под которыми лежал дед Саня. Все посмотрели на меня и тоже стали креститься и молиться. Ничего они не боялись, кроме Господа нашего.