Соболев Павел Юрьевич : другие произведения.

Радикальная психология: 3.6. Конкретные мифы об инстинктах человека

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 6.80*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Критический обзор отдельных наиболее распространённых мифических "инстинктов" в поведении и психике человека


3.6. Конкретные мифы об инстинктах человека

  
  
   В качестве основных источников некоторых заблуждений на тему "инстинктов у человека" будем пользоваться работой В. Дольника "Непослушное дитя биосферы", поскольку это колоссальный кладезь мифов такого рода, а также очень популярной в наши дни работой супругов Палмер "Эволюционная психология: секреты поведения Homo sapiens", и некоторые мифы возьмём из повседневных разговоров типичного обывателя на скамейке у подъезда, не являющегося специалистом ни в психологии, ни в этологии или даже в биологии, но, как говорил Зощенко, "не без образования"...
   Итак, приступим.
  
  
  
  
      -- Миф первый: овуляторные признаки женщины как половой аттрактант
  
   Бытует мнение, будто использование женщинами косметики имеет врождённый характер и базируется главным образом на эволюционной необходимости демонстрировать мужскому полу свою фертильность (половозрелость). В животном царстве половая готовность самки к оплодотворению носит сезонный характер и регулируется гормональными изменениями в организме. Что особенно важно, в период овуляции и готовности к оплодотворению внешний облик самок большинства видов претерпевает некоторые изменения. У самок приматов в этом случае происходит набухание наружных половых органов, и от усиленного притока крови возникает их покраснение. У большинства животных готовность самки к оплодотворению случается один-два раза в год. И именно в эти периоды самка подпускает к себе самцов и позволяет им производить спаривание.
   На уровне антропоидов (человекообразные обезьяны) всё, как обычно, несколько меняется. Здесь впервые в филогении возникает менструальный цикл - то есть овуляции становится ежемесячной. Но не это главное и интересное в поведении высших обезьян.
   Главным же оказывается тот факт, что, в отличие от всех прочих животных, для антропоидов набухание половых органов самки в пору овуляции не является ключевым стимулом для активации сексуального поведения самцов, то есть не является значимым механизмом влияния на поведение последних.
   Если взять всё тех же низших обезьян (семейство церкопитекоиды или мартышковые, к которым относятся макаки, собственно мартышки, павианы и другие, семейство игрунковых, семейство цепкохвостых и ряд других), то у них самки преимущественно способны к спариванию лишь раз в год, когда у них случается овуляция - в этот период самцы, завидев все ключевые стимулы (набухшие и раскрасневшиеся органы) самки, тут же реагируют и так или иначе пытаются вступить с ней в контакт. Всё остальное время в году самки не столько равнодушны к спариванию, сколько даже относятся к нему негативно и регулярно отгоняют от себя обознавшихся самцов, пытающихся пристроиться сзади.
   Иными словами, поведение самки большинства животных видов находится под довольно жёстким управлением гормонального фона, имеющего сезонный характер, и во всё остальное время её организм оказывается как бы заперт для спаривания.
   У человекообразных обезьян всё меняется.
   Есть у самки признаки овуляции или их нет, а самец всё равно может проявлять сексуальный интерес и даже добиваться своего. То есть здесь, на уровне антропоидов, мы наблюдаем возникновение следующей ситуации:
   А) Отсутствие жёсткой детерминации полового поведения самки собственным гормональным фоном. То есть самка уже не так сильно зависит от сезонного колебания своих гормональных уровней, чтобы вступить в коитус.
   Б) Отсутствие жёсткой детерминации полового поведения самца сигнальными изменениями во внешности самки в период овуляции. То есть набухание и покраснение половых органов самки, которое во всём животном мире не только сообщает самцам о готовности понести потомство, но и прямо мотивирует их к совокуплению, у антропоидов уже не носит характера такой жёсткой детерминации.
   У самки может и не быть овуляции, но самец всё равно способен овладеть ею. К примеру, орангутаны так и вовсе очень часто просто "насилуют" своих самок, в прямом смысле овладевают ими силой, невзирая на её активное сопротивление. У них это повальная практика, нечто обыденное.
   Но, конечно, наиболее наглядным и ярким примером независимости полового поведения антропоидов от овуляции и овуляторных признаков являются бонобо - карликовая разновидность шимпанзе, по уровню интеллекта стоящая к человеку, вероятно, даже ближе, чем обычные шимпанзе. Если с последними эволюционные пути человека разошлись около 7 млн. лет назад, то с бонобо, видимо, ещё чуть позже. Бонобо невероятно дружелюбны, конфликты в их стадах почти не наблюдаются. Черты лица этого карликового шимпанзе (Pan paniscus) ещё более утончённы, чем у шимпанзе обыкновенных (Pan troglodytes), да и в целом тело имеет больше грациозности, сближаясь с таковым у человека.
   Обнаруженные в джунглях Заира в 1940-е бонобо дали много пищи для размышления приматологам и антропологам, и одним из выводов оказался тот, что бонобо по эволюционной лестнице к человеку действительно стоит ближе, чем обыкновенный шимпанзе.
   Если в научном мире бонобо - это всё ещё предмет пристального наблюдения и исследований, то в ненаучном обиходе бонобо - это символ развязной сексуальности, огульного промискуитета, мастурбации, орального секса и гомосексуализма...
   Всем этим близкие нам бонобо действительно славны. Это выдающиеся трудяги полового фронта. Совокупляются они постоянно - утром, днём и вечером. Причём совокупляются все и со всеми (промискуитет) за исключением круга близких родственников. Что интересно, коитус проходит далеко не в одной единственной позиции, как принято у большинства млекопитающих - не только в дорсовентральной позиции (в просторечии - "раком", doggystyle), но и в вентровентральной (миссионерская поза, лицом к лицу, которая до определённых пор считалась исключительной привилегией человека) и в некоторых других, если изловчатся, и совесть позволит.
   Важным же здесь является то, что шимпанзе бонобо уже напрочь игнорируют овуляторные признаки самки - все эти набухания и покраснения, сигнализирующие самцу о готовности к зачатию. Если во всём животном мире овуляторная сигнализация играет ключевую роль в период спаривания (именно ключевую, по типу инстинктивного релизера), активируя половое поведение самцов, то на уровне приматов важность данной роли начинает убывать. У низших обезьян (макаки, мартышки, павианы и др.) важность овуляторных изменений в организме самки пока ещё продолжает иметь большое значение, хотя и ослабевает (верветки). А уже у антропоидных обезьян (высших, человекообразных) значение сигнальной функции овуляторных набуханий и покраснений самки существенно ослабевает, и именно у карликовых шимпанзе бонобо сходит фактически на нет.
   Набухание половых органов у самок бонобо уже никак не мотивирует самцов к спариванию, как во всём прочем животном мире. То есть у человекообразных обезьян половое поведение высвобождается от непосредственной репродуктивной функции: можно называть это как угодно, но, судя по всему, на этом уровне впервые в истории жизни на Земле возникает секс ради удовольствия (или ради чего-то ещё, но об этом мы поразмышляем позже, в других главах данной работы).
   Психическое развитие антропоидов поистине вознесено на небывалую для животных высоту и уже не подлежит простой биологической регуляции. Человекообразные обезьяны - вот тот рубеж, где львиная доля аспектов поведения переходят из биологической детерминации в детерминацию психическую. Впрочем, здесь мы вновь возвращаемся к тому, о чём уже говорилось в первой главе о постулате психического детерминизма. Об ослаблении гормональных влияний в поведении человекообразных обезьян можно найти много данных у самых разных авторов (Beach, 1955).
   Как справедливо указал Вяч. Вс. Иванов, "в коллективах приматов сексуальная деятельность перестаёт быть чисто биологическим явлением, регулируемым только гормонами и приуроченным к определённому периоду, и начинает зависеть от жизни всего коллектива, то есть сама превращается в важнейшее средство групповой коммуникации и организации социальной структуры. Благодаря снятию в обезьяньем стаде гормонных ограничений, регулировавших время этой деятельности, возникает возможность наложения на неё ограничений социального характера. [...] у приматов используются системы передачи информации, независимые от генетической и позднее частично дублирующие или заменяющие этому последнюю".
   Итак, среди млекопитающих у обезьян (и у высших обезьян в особенности) зависимость полового поведения от овуляторных признаков самки сильно редуцируется. Наиболее близкие нам по уровню развития карликовые шимпанзе бонобо уже напрочь игнорируют внешние сигналы организмов самок об овуляции - они совокупляются всегда. Таким образом, можно понять, что у человекообразных обезьян как животного надсемейства уже отпадает надобность в овуляторной сигнализации, и она, хоть и продолжает ещё сохраняться, но уже эпифеноменальна по своей сути, то есть сколь-нибудь значимой роли уже не играет. У высших обезьян овуляторная сигнализация не выполняет роли релизеров, ключевых стимулов для активации инстинктивного поведения (поскольку у высших обезьян уже нет и инстинктов, а только научение).
   Но что мы наблюдаем в природе человека?
   Что мы можем сказать о процессе овуляции у женщины и о роли этого процесса в половом поведении человека?
   Тут всё обстоит совершенно иным образом не только в отличие от всех млекопитающих, но даже и от высших обезьян. Овуляция у самки человека вообще никак не маркируется, то есть не выделяется, не обозначается путём изменения каких-либо телесных признаков. Процесс овуляции сокрыт не только от мужского глаза, но даже и от самой женщины. У женщин не происходит никакого набухания половых губ, как и не происходит никакого покраснения полового органа. О наступившей овуляции женщина может лишь догадываться, если исходить из календарного метода определения (высчитать примерно 12-15 дней с момента последней менструации), или же определять этот факт посредством других сложных методов (измерение базальной температуры прямой кишки или влагалища, оценка вязкости слизи в шейке матки, которая в дни овуляции становится более жидкой, что приводит к более обильным выделениям, или же метод кристаллизации слюны - "симптом папоротника"). Но факт остаётся фактом - женская овуляция внешне совершенно никак себя не проявляет. То есть у самки человека напрочь отсутствует овуляторная сигнализация, которая так необходима всем прочим животным для запуска механизмов полового поведения. Но наперекор логике природы этот факт не только не препятствует человеческому спариванию, а даже напротив - человек делается одним из немногих существ, обладающих гиперсексуальностью, то есть способностью спариваться всегда и везде. Вне зависимости от овуляции.
   Бонобо были лишь предвестниками в этом деле.
   Люди способны спариваться до овуляции, во время овуляции и после овуляции. Люди даже способны спариваться во время беременности и в период кормления детей грудью, чего нет ни у одного животного вида.
   Таким образом, мы видим, что уже у человекообразных обезьян овуляторная сигнализация приобретает статус эпифеномена, необязательного явления. Далее в эволюционном ряду гоминид овуляторные признаки исчезают полностью за ненадобностью, поскольку спаривание всё равно уже осуществляется и без него. Так женская овуляция и теряет все свои внешние признаки. Они попросту делаются ненужными.
   Когда именно - на каком эволюционном этапе - у предков человека окончательно исчезла овуляторная сигнализация, сказать трудно. По окаменелостям можно установить внешний облик вида, но точно сказать, какие органы под током крови набухали, а какие нет, нельзя. Но если исходить из того, что для антропоидов овуляторная сигнализация уже не играет существенной роли, а скорее носит характер атавизма, то у более развитых и близких к нам австралопитеков этот феномен как минимум должен был ещё более редуцироваться до чего-то слабо различимого, либо же исчезнуть полностью. Оуэн Лавджой вовсе полагает, что овуляторная сигнализация была в значительной степени утрачена уже у ардипитеков - прямоходящей ископаемой обезьяны, существовавшей около 5,5-5 млн. лет назад, и по общепризнанному мнению учёных являющейся предком австралопитека (Lovejoy, "Reexamining Human Origins in Light of Ardipithecus ramidus" // "Science", 2009). Лавджой пришёл к такому заключению на основании изучения останков ардипитека и умозрительной интерпретации некоторых косвенных признаков. Сложно сказать, так ли это было на самом деле, поскольку его концепция действительно носит чрезвычайно умозрительный характер, да и к тому же дальнейшие её положения имеют ряд внутренних противоречий, за которые, если дёрнуть, без труда можно развалить всю концепцию до основания. Но, как бы там ни было, а у современного человека овуляторная сигнализация отсутствует совершенно, что говорит о том, что она исчезла не вчера и не позавчера. Вообще же, если исходить из того факта, что уже у высших обезьян овуляторная сигнализация самок имеет в существенной степени эпифеноменальный характер, то Лавджой вполне может быть прав, полагая её сильную редукцию уже у ардипитека. Надо полагать, у австралопитека этот феномен был либо выражен чрезвычайно слабо, либо же уже отсутствовал полностью.
   Из всего описанного следует, что высокоразвитые приматы, коими являются современные человекообразные обезьяны и коими в ещё большей степени являлись ископаемые предки человека - ардипитек, австралопитек, Homo erectus, Homo heidelbergensis - для осуществления полового поведения обходились без овуляторных признаков самки. В связи с чем эти самые признаки за десятки тысяч поколений редуцировались полностью - они просто уже давным-давно перестали быть нужными. Всё ровно так же, как и в случае с когтями и клыками - когда их заменило каменное орудие, они исчезли.
   Но какой удачный механизм вдруг мог стать причиной "отмирания" овуляторной сигнализации у ископаемых гоминид? Какой альтернативный механизм сделал её необязательной?
   По всей видимости, здесь всё опять же упирается в феномен научения через подражание (или научение в широком смысле). Необязательность овуляторной сигнализации возникла благодаря тому, что у высших обезьян на превосходном уровне развивается научение через подражание, которое и вытесняет инстинктивный механизм по причине его высокой ригидности и громоздкости.
   Сейчас уже общеизвестно, что половое поведение обезьян не является инстинктивным - это показал ещё в 60-е в своих экспериментах Г. Харлоу на примере выросших в изоляции макаках-резусах, которые в итоге оказались совершенно неспособными к какому бы то ни было половому поведению. Иными словами, продемонстрировал Харлоу этот факт на низших обезьянах - что уже говорит о том, что половое поведение высших обезьян (человекообразных и самого человека в частности) является самым неинстинктивным во всём животном царстве.
   Харлоу удалость установить, что нормальное половое поведение у макак формируется только при условии, что они растут в окружении своего сообщества. Лишь в окружении своих соплеменников макаки могут свободно наблюдать спаривание взрослых особей и затем воспроизводить эти акты в играх со сверстниками, а дальше уже - и во взрослой жизни с особями противоположного пола.
   То есть половое поведение уже на уровне низших обезьян - это результат подражания, научения. Исходя из этого, можно предположить, что свободное спаривание, которое становится возможным у обезьян вне зависимости от овуляции самки, является уже как раз результатом сугубо подражания, в осуществлении которого визуальные признаки овуляции просто уже не берутся в расчёт, становятся ничтожными. Есть самец, есть самка - и есть подражательный акт спаривания.
   Овуляторная сигнализация становится ненужной, излишней.
   И за тысячи поколений рода этот феномен совершенно редуцируется за ненадобностью.
   Таким образом, на протяжении 5-4 млн. лет предки современного человека успешно обходились без овуляторной сигнализации. Если мы, как общепринято сейчас, отсчитываем начало рода Homo от позднего подвида австралопитека - Homo habilis (существовавшего 2,5 млн. лет назад), то мы можем сказать, что человек никогда не имел овуляторных признаков у своих самок. Потому что они им никогда не были нужны.
   Но что мы находим в утверждениях эволюционных психологов? А там мы находим такие перлы, из которых следует, что современные женщины используют косметику как компенсаторный механизм взамен утраченной овуляторной сигнализации... Обычно речь идёт о губной помаде - якобы женщины "инстинктивно" красят губы в красный, чтобы это послужило заменой обезьяним набухшим и покрасневшим ПОЛОВЫМ губам во время овуляции.
   То есть, поскольку набухания и покраснения ПОЛОВЫХ губ у женщин никогда не происходит, они "инстинктивно" делают красными губы ОБЫЧНЫЕ, которые находятся на лице.
   Здравомыслящему человеку подобные утверждения, конечно, в лучшем случае кажутся несерьёзными или смешными. Но, увы, далеко не все такие.
   Даже такой, казалось бы, более-менее серьёзный эволюционист (эволюционный антрополог), как М.Л. Бутовская (её перу принадлежат действительно интересные работы, в которых автор всё же, к сожалению, активно закрывает глаза на факты, противоречащие отстаиваемой ею концепции), полагает описанное утверждение за истину.
   Такие плоские, поверхностные подходы очень печалят, очень. Они наглядно демонстрируют, в каком состоянии находится современная "наука", которую язык не поворачивается назвать полноценной наукой. Словно это шайка весёлых студентов-зоологов собирается, чтобы песни погорланить да шути потравить - другого впечатления никак не складывается.
   Упомянутый миф о связи губной помады с овуляторной сигнализацией восходит к зоологу Десмонду Моррису, который изложил это мнение ещё в 1967-ом в своей безумно популярной и по сей день работе "Голая обезьяна", в которой популяризатор науки приходил к убийственному выводу, что человек ничем не отличается от обычных обезьян, за исключением отсутствия волосяного покрова.
   Моррис утверждал, что женские губы являются как бы замещением половых губ - подкрашивая их в красный, женщина-де "инстинктивно" сообщает самцам о своей овуляции и способности к зачатию. Жаль, что приходится даже тратить время на развенчание подобных мифов. Но что поделать, коль обыватель глотает всё, что ему бросают. А ведь войну между эволюционными психологами и собственно психологами можно назвать именно войной за обывателя, за умы народных масс, за правильное понимание ими процессов, реализуемых в их же поведении.
   Громить данный миф можно с многих позиций. Начать хотя бы с того, что:
      -- Применение природных красок человеком началось приблизительно 100 тысяч лет назад. Тогда уже активно применяли охру - и преимущественно в ритуалах захоронения умерших.
      -- Дальше, вероятно, по аналогии с ныне существующими племенами охотников, древние люди стали применять природные красители в ритуалах перед началом охоты - разукрашивали себе лица, дабы уподобиться тому или иному хищнику, полагая, что в таком случае часть его ловкости и силы перейдёт и на охотника. Либо же применяли боевую раскраску перед битвой между племенами - с целью напугать врага своим внешним видом.
      -- С переходом большинства древних цивилизаций к земледелию и скотоводству (около 13 тысяч лет назад) использование краски для нанесения на лицо и тело стало привилегией правителей (жрецов, фараонов, царей), чтобы лишний раз обозначить своё божественное происхождение.
      -- И лишь позже краски стали применяться обычным населением, в том числе и женщинами. Причём далеко не повсеместно.
   Немаловажно отметить, что в Древнем Египте, который можно по праву считать родиной косметики (именно там получили максимальное распространение всяческие средства для декорирования лица и тела), последней пользовались и мужчины, и женщины совершенно на равных.
   Таким образом, применение краски в истории человечества изначально было исключительной привилегией либо покойников, либо МУЖЧИН (как древних охотников, так и более поздних правителей). Надо сказать, что это были очень длительные периоды, когда краска применялась только мужчинами.
   Не только по эволюционным, но и по историческим меркам применение косметики женщинами - дело довольно недавнее. Опять же характерно, что вплоть до XVIII века в Европе косметикой одинаково активно пользовались и женщины, и мужчины. И лишь позже мужчины окончательно уступили это дело женщинам.
   Так что о каких "инстинктивных" корнях можно тут говорить?
   Это всё исключительно культурное явление - и меняются тенденции в нём очень и очень быстро.
   Известно, что дети в возрасте до 3-4 лет, видя, как мама ежедневно красится перед зеркалом, пытаются подражать ей, добираясь до её косметички и щедро пудря себе лицо или криво разукрашивая губы помадой. Но что самое важное - это что подражательное применение косметики в этом возрасте свойственно как девочкам, так и мальчикам...
   Мальчики тоже красят себе губы и орудуют тенями...
   А прекращается вся эта половая неразбериха лишь после 4-х лет, когда в процессе освоения речи в голове ребёнка начинает формироваться понятийный аппарат, благодаря чему ребёнок уже в той или иной степени умеет твёрдо определить и назвать свой пол ("я мальчик") и заодно выделить те или иные характеристики, свойственные своему полу и противоположному. В процессе формирования понятий происходит выделение существенных признаков объекта, за счёт чего ребёнок довольно быстро понимает, что в его поведении принадлежит "мальчишескому", а что - "девчоночьему". По этой причине мальчики отказываются от дальнейшего подражания своей матери, а девочки, наоборот, это подражание продолжают и даже усиливают.
   Более же тщательно роль подражания в становлении половой идентичности ребёнка мы рассмотрим в главе 5 "К вопросу о гендерной психологии".
   То есть мальчик прекращает подражать своей матери не по причине какого-то биологического созревания, а именно и исключительно под действием процесса освоения речи и формирования понятий, когда начинает ПОНИМАТЬ, что кому и куда. Девочка же именно по этой причине и не прекращает подражания матери, поскольку данное поведение уже расценивается ею как соответствующее её полу и которое, следовательно, надо перенять с целью усиления своей самоидентичности.
   Изначально подражают оба - и мальчик, и девочка, - и только с развитием МЫШЛЕНИЯ всё меняется. Пользование косметикой, губной помадой не заложено в генах женщин, не является ни малейшим "инстинктом" для сообщения об овуляции...
   Всё это научение через подражание.
   Всё тот же Моррис далее указывает, что якобы у негроидов в силу изначально тёмного цвета не только кожи, но и губ, последние стали имитаторами овуляторных признаков не за счёт своего розового цвета (и возможного применения красной губной помады), а уже исключительно за счёт большей припухлости (у обезьян ведь половые органы не только краснеют, но и набухают). Но при этом Моррис совсем упускает из виду, что пухлые губы характерны негроидам вообще, то есть не только негроидным женщинам, но и негроидным мужчинам...
   Надо полагать, чтобы и мужчины имели возможность сигнализировать о своей овуляции?
   Всё это несуразица. Одна большая несуразица. Очень жаль, что у людей не хватает критичности мышления для ознакомления с подобной чушью.
   Ограничиться одними аналогиями и поверхностными параллелями - вот это называется сейчас наукой.
   Гнилое дело.
   Взять хотя бы эту нынешнюю повальную женскую моду накачивать губы силиконом...
   Эволюционисты тут же кинулись рьяно стучать себя в грудь: вот он, инстинкт! Вот они - припухлые губы взамен утраченной припухлости половых губ при овуляции!
   Но когда этот "инстинкт" заработал у современных женщин? Да фактически весь этот балаган, когда женщины стали превращаться в ротастых окуней, начался на самом пике популярности голливудской дивы Анджелины Джоли - брутальная женщина со стальным характером, которая в каждом фильме играет одну и ту же роль.
   Припухлые губы Джоли запомнились всем. Они у неё такие с рождения. У большинства же женщин таких нет. Вот тут всё и началось: зашкалившая популярность Джоли, на экране воплощающей образ и хладнокровной, и уверенной в себе леди-вамп, пришлась по вкусу многим, поскольку наиболее чётко отражала веяния 80-90-х в новом психологическом портрете женщины. Повальная мода на смешные надутые губы - в данном конкретном случае это не попытка имитировать овуляторную сигнализацию приматов, а всего лишь стремление соответствовать образу деловой успешной женщины, который ещё 30 лет назад напрочь отсутствовал в головах людей. Это и стремление походить на своего кумира, соответствовать ему (что обычно проявляется и в ношении "такой же" одежды и прочих аксессуаров, на которые таким образом создаётся мода).
   Это всё мода. Это всё переменчиво, сиюминутно. Завтра этого уже не будет.
   Проанализировать "совпадение" пика популярности Анджелины Джоли и моды на силиконовые губы у эволюционистов как-то наблюдательности не хватает.
   Есть ещё один момент в критике эволюционистского подхода: это невероятная избирательность в поисках доказательств. Обычно ими выбирается один или два примера, которые близко или отдалённо подтверждают любую их концепцию, и всё. Всё прочее множество примеров этого же ряда, но которые в лучшем случае просто не вписываются в теорию, а в худшем откровенно её противоречат, попросту игнорируются.
   Вот, к примеру, и с этими женскими губами и губной помадой... Каждый знает, что женщина ежедневно применяет в косметических целях чуть ли не десяток средств, которые она наносит чуть ли не на десяток разных участков лица, головы и тела. Это и пудра на щеках, и тени на глазах, и тушь на ресницах, и, боже упаси, что ещё... То есть это целая артиллерия по коррекции лица.
   Но посмотрите, эволюционисты зацепились только за губную помаду. Потому как это единственное, пусть и очень-очень отдалённое, очень натянутое совпадение в их аналогиях: у обезьян краснеют половые губы, а у человека должны краснеть лицевые губы.

Вообще, логика невероятная, конечно...

   Эволюционисты из всего набора косметических компонентов зацепились за один единственный, который якобы доказывает их взгляды.
   А что делать с тенью для глаз? Это тоже инстинкт? Если да, то какую сугубо биологическую функцию, с точки зрения этологии, он выполняет?
   А тушь для ресниц? Тоже инстинкт? Как объяснить с биологических позиций, зачем женщины старательно выделяют себе глаза и удлиняют ресницы?
   Или это вдруг символизирует топорщащиеся волоски на жопе обезьяны в период эструса?
   Что ещё придумают господа эволюционисты? Где предел их фантазиям?
   А красный лак для ногтей? Это что? Неужто это символическая аналогия стегозавровой наспинной роговой пластины, которая благодаря многочисленным капиллярам наливалась кровью, становясь ярко красной, и тем самым отпугивала врагов?
   Неужто манера красить ногти действительно восходит к стегозаврам? А почему бы и нет? Давайте, блин, пофантазируем, давайте.
   Будет неудивительно, если однажды эволюционисты понесут и такую околесицу. Удивительно как раз обратное - почему они не делают этого уже сейчас, а ограничиваются лишь малыми порциями бреда...
   Из десятка явлений одного порядка эти горемыки от "науки" выбирают лишь одно и объявляют его биологически обусловленным, а все прочие девять (пудра, тушь, тени, лак и т.д.) они объяснить в русле своей традиции даже и не пытаются, чтобы быть до конца последовательными.
   Вся остальная косметика женщины - это, безусловно, культурное явление, а вот губная помада, при всей её столь же явной культурной обусловленности, это уже явление биологического порядка, инстинкт, так сказать. Вот такая она - логика эволюциониста. Глубокая и в своей глубине непостижимая.
   До ужаса однобокий подход, основанный на одних лишь поверхностных сравнениях. Примитивный компаративизм.
   Самое главное же для исследователя, претендующего хоть на долю серьёзности, это умение исходить из принципов эволюционной необходимости и согласованности. Почему у женщин исчезла овуляторная сигнализация?
   Здесь читайте прямым и крупным текстом: ПОТОМУ ЧТО В НЕЙ ОТПАЛА НУЖДА.
   Высшие приматы, коими являлись наши далёкие предки, сумели развить сексуальную культуру и навыки полового поведения БЕЗ ВИДИМЫХ ПРИЗНАКОВ овуляции самки. Так в эволюционном ряду и исчезает овуляторная сигнализация - она перестала играть роль хоть сколь-нибудь заметной важности, она уже никак не влияла на успешность размножения, потому и стала редуцироваться (возможно, уже у ардипитеков около 5 млн. лет назад). Таким образом, визуальные признаки овуляции у самок древнего человека не давали какого-либо преимущества, в силу чего исчезли окончательно и не появлялись на жизненной арене рода Homo уже около 4 млн. лет. Все эти 4 млн. лет самки (равно как и самцы) легко обходились без овуляторных признаков. Процессы спаривания и размножения в течение этих миллионов лет успешно осуществлялись и без них.
   Но вот, спустя целых 4 млн. лет, самка человека начала красить губы красным и накачивать их силиконом да коллагеном - и тут же выскакивают готовые эволюционисты и кричат, что это-де у женщин "инстинкт"...
   "Инстинкт", без которого человечество обходилось миллионы лет. За это время успели исчезнуть физиологические механизмы овуляторной сигнализации, но вдруг по каким-то фантастическим причинам сохранилась ПОТРЕБНОСТЬ их иметь.
  
   Здесь важно отметить, что именно ПОТРЕБНОСТЬ иметь овуляторные признаки нет ни у одного вида млекопитающих. У них просто есть сами овуляторные признаки. Но никакая самка не станет вдруг чувствовать себя "не в своей тарелке", если у неё вдруг эти самые признаки исчезнут. Ей вообще нет до этого дела. Ведь это инстинкт, он лишён каких-либо внутренних переживаний. А вот у человека якобы есть именно потребность в этом деле... Фантастика.
   Ну или если зайти с другого боку, то овуляторная сигнализация - это ключевой стимул, который активирует половое поведение САМЦА. То есть это релизер, по отношению к которому инстинктивные реакции существуют только у самца. У самца, но не у самки.
   В этом смысле овуляторная сигнализация важна самцу, поскольку именно его поведение регулируется данным фактором. Именно у самца в ходе эволюции вырабатывается безусловнорефлекторная связь с овуляцией самки, но никак не у самой самки. У самок нет никакой инстинктивной сцепки с собственными овуляторными признаками. Если у той или иной самки овуляторная сигнализация выражена недостаточно ярко, недостаточно чётко, у неё может быть меньше самцов в период гона, но её лично это ровным счётом никак не "обеспокоит". Ни холодно, ни жарко.
   Овуляторные признаки важны для самцов. Это на их поведении они влияют. Но никак не на поведение самих самок. На примере же самок человека эволюционные психологи хотят убедить нас в обратном...
  
   Грубо говоря, орган исчез, но осталась необходимость его использовать... Вот чудеса.
   Это совершенно антиэволюционный подход. Если исчез орган, значит, исчезла необходимость (потребность) в его использовании. Органы и прочие физиологические механизмы исчезают лишь тогда и потому, что они ПЕРЕСТАЛИ БЫТЬ НУЖНЫМИ.
   Считать обратное - значит, демонстрировать полный дилетантизм в выбранной сфере. С таким же успехом, с каким эволюционные психологи утверждают о губной помаде и женских губах, они могли бы утверждать, что у змей, возникших около 100 млн. лет назад в меловой период за счёт редукции конечностей древней вараноподобной ящерицы, до сих пор сохраняется потребность перемещаться на четырёх лапах. Это было бы откровенно смешно, как, впрочем, это таковым является и в отношении средств женского туалета.
  
  
  
  
      -- Миф второй: женская грудь как половой аттрактант
  
   Миф, что у мужчин есть врождённое влечение к большой женской груди, наверное, наиболее распространён в народных умах. Причём именно в народных, поскольку в работах более-менее серьёзных эволюционных психологов такого утверждения лично мне встречать не доводилось.
   В рассуждениях всё того же обывателя, который принимает на веру данный миф, наиболее частое обоснование выглядит так: мужчина "инстинктивно" предпочитает большую женскую грудь, так как она сигнализирует о том, что эта самка способна выкормить его детей.
   Эволюционисты на тему этого мифа преимущественно предпочитают помалкивать, поскольку с поведением животных они ознакомлены лучше, чем типичный обыватель. И эволюционисты, как никто другой, знают, что в животном царстве означают большие молочные железы самки и как они влияют на поведение самца...
   А суть дилеммы в следующем: как говорилось в разделе об овуляторных признаках, самцы млекопитающих остро и быстро реагируют на покраснение и набухание половых органов самки в период овуляции и совершают попытки спаривания. Далее, по окончании периода овуляции, когда по обыкновению самка уже оплодотворена, исчезают и все овуляторные признаки: размеры и цвет половых губ приходят в норму. Вместе с этим наступает беременность, и у самки начинают набухать молочные железы.
   Как упоминалось, животные никогда не спариваются вне периода овуляции, исключение - лишь высшие обезьяны. Но и у них есть половые ограничения - даже высшие обезьяны никогда не спариваются в период беременности и затем в период кормления самкой новорожденных детёнышей. Сигналом для блокировки полового поведения самца служат как раз набухшие молочные железы самки.
   Причём в данном случае о поведении высших обезьян нельзя говорить, что это именно инстинктивная блокировка, а не культурная, традиционная, которая является наиболее вероятной, поскольку самцы порой предпринимают попытки спаривания даже в обозначенные периоды, но просто получают от самок отпор. А вот у всех прочих млекопитающих, что на эволюционной лестнице стоят ниже обезьян, этот блокирующий механизм является вполне инстинктивным, поскольку самцы таких видов попросту автоматически теряют интерес к самкам с выраженными молочными железами и даже не предпринимают попыток садки.
   У самки набухли молочные железы, и всё, самец теряет к ней интерес, она тут же утрачивает для него привлекательность. И так обстоит во всём животном царстве - набухла "грудь", самец остывает. Ни у одного вида млекопитающих молочные железы самки не являются критерием отбора со стороны самцов. У всех млекопитающих молочные железы самки становятся большими, набухают, уже ПОСЛЕ оплодотворения, то есть после того, как вязка уже произошла. Следовательно, "грудь" самки никак не является не только незначительным фактором для выбора партнёром, но она является даже наоборот - блокиратором полового поведения самца.
   В голове обывателя, верящего в миф о врождённой тяге мужчин к большой женской груди, имеется непонятно откуда взявшееся убеждение, что размер этой самой груди как-то связан со способностью кормления детей. Связь между количеством выделяемого матерью молока и размером её груди в природе отсутствует. И наглядным подтверждением тому являются все виды млекопитающих, в том числе и обезьяны - в норме (вне периода беременности и кормления) молочные железы самки почти нивелированы, почти не видны со стороны. Но лишь с наступлением беременности эти железы набухают, увеличиваются (но и то не слишком значительно), что и позволяет без малейших трудностей вскормить потомство. Затем "грудь" вновь уменьшается до почти отсутствующих размеров.
   Таким образом, если у мужчины и есть какая-то "инстинктивная" тяга к большой женской груди, то она представляет собой совершенно беспрецедентное явление в мире животных и к тому же с абсолютно невнятной целесообразностью.
   Но, конечно, всё это не соответствует действительности. Нет никакого "врождённого" влечения мужчин к женской груди, а есть лишь тотальное культурное влияние, которое создаёт любые модные веяния, дёргая вкусовые предпочтения людей из стороны в сторону, как собачонку на поводке.
   Надо сказать, эстетика женской груди менялась в разные исторические периоды и в разных человеческих культурах огромное множество раз, демонстрируя тем самым удивительную пластичность этого "врождённого" предпочтения. И пышногрудые женщины далеко не всегда и не везде были в почёте у мужчин. Если брать те же средние века Европы, то там и вовсе изысканной считалась едва заметная девичья грудка. На первый взгляд, это можно было бы списать на разгул христианской строгости в те годы, но не всё будет укладываться в такую позицию, поскольку многие века в Японии ценилась именно слабовыраженная женская грудь, тогда как христианскими веяниями там запахло по сути лишь после нападения на Перл Харбор.
   Собственно, эта тенденция выражена у японцев и по сей день, и даже обостряется, всё больше склоняя женский идеал к некоему мальчуковому образу, худому и совершенно безгрудому, что отчётливо можно наблюдать в особенно странной и почти патологичной любви этого народа к совсем юным школьницам...
   Но даже если взять всё ту же Европу, то на протяжении всего лишь одного ХХ-го века эстетика женской груди менялась несколько раз, кренясь то к массивным бидонам, то косточкам рёбер.
   Уже упоминавшийся Оуэн Лавджой попытался дать объяснение, почему мужчинам якобы нравится большая женская грудь (но что забавно, до сих пор нет таких научных данных, что даже хотя бы большинству мужчин нравится большая женская грудь - то есть это по сей день чисто умозрительный вывод, основанный на обиходных байках и анекдотах). Он учёл, что во всём царстве млекопитающих, включая и высших обезьян, набухшие молочные железы служат стоп-стимулом для полового поведения самца. Исходя из этого, Лавджой развил свою гипотезу антропогенеза, согласно которой самцы ардипитека стали предпочитать самок с перманентно выраженной грудью, поскольку такой её вид увеличивал вероятность того, что такая самка будет проигнорирована другими самцами. А ардипитеки, по Лавджою, во всю старательно переходили к моногамии. И именно поэтому, дескать, у самки человека сейчас молочные железы выделяются на фоне самок всех остальных видов, у которых они фактически отсутствуют.
   То есть, по Лавджою, самцы стали активно выбирать себе в партнёрши самок с увеличенной грудью, так как это остужало пыл других самцов, и риск адюльтера сводился на нет. Так у мужчин и сформировалось "врождённое" влечение к женщинам с большой грудью.
   Это забавная гипотеза, поскольку у неё есть конкретное внутреннее противоречие.
   Самцам стала "нравиться" увеличенная женская грудь, так как она выглядела "отталкивающей"... И это снижало риск измены. Но при этом такая грудь стала "нравиться" ВСЕМ самцам вида, что, следовательно, увеличивает риск измены...
   Парадокс, да и только. Но эволюционистам нет никакого дела до парадоксов, несмотря на то, что своими рассуждениями они их плодят всё больше и больше...
   Просто надо помнить лишь одно: у высших приматов, да и у всех млекопитающих в целом, набухшие молочные железы самки - это отталкивающий фактор для самца, блокирующий всякое его половое поведение. И всё. Здесь не надо придумывать ничего нового, так как всё это будет пятым колесом. Достаточно признать лишь одно - все вкусовые предпочтения человека есть результат воздействия культуры, её веяний.
   Среди мужчин, действительно, существует большое множество таких, для кого размер женской груди играет важную, а порой и первостепенную роль в деле выбора партнёрши. Но есть и такие мужчины, для которых этот параметр не имеет ни малейшего значения, а также и те, которым даже больше по душе откровенно плоскогрудые женщины с этакой мальчуковой конституцией, как у балерин (почитайте хотя бы мемуары советского режиссёра Георгия Юнгвальд-Хилькевича, где он откровенничает на эту тему). Сам факт наличия такого вкусового разнообразия уже говорит против версии какой-то биологической детерминации данного явления. Не помешало бы помнить и о таком факторе инстинктивного поведения, как суперстимул: если размышлять с его учётом, то наиболее сильное предпочтение у мужчин должна была получить грудь не 3-го и 4-го размеров, а нечто гораздо большее. Но неужто мужчины будут полностью терять самообладание при виде женщины с двумя гигантскими тыквами, свисающими до живота? Тут иллюзии мало у кого есть: такая женщина большинству мужчин будет наоборот даже отвратительна. Конечно, не обойдётся без издёвок и насмешек. И всё это говорит именно в пользу того, что есть некий культурно обусловленный норматив, на который большинство и ориентируется. А если бы инстинкт, то реакция на суперстимул была бы только положительная.
   Почему некоторые мужчин и в самом деле чувствительны к модным веяниям, касающихся размеров груди, а другие такой чувствительности не имеют, мы поговорим в одной из дальнейших глав (Глава 8. Самость и её формирование).
   Стоит также обратить внимание, что не только мужчины, но и женщины подпадают под эти культурные веяния, что логично с точки зрения психологии, но совершенно необъяснимо с точки зрения биологии. Эволюционисты склонны объяснять со своих позиций только тот факт, почему у мужчин есть интерес к молочным железам, но почему этот интерес есть и у самих женщин, они даже не пытаются рассматривать. А ведь всё именно так - женщины тоже расценивают женщин с выраженной грудью как более привлекательных. С точки зрения биологии это необъяснимо, так как наличие выраженных молочных желез у другой самки их должно оставлять совершенно равнодушными. Но у женщины это предпочтение всё-таки есть, и в этом они ничуть не отличаются от мужчин.
   Ни этология, ни эволюционная психология объяснить этого не в состоянии. Потому что привлекательность женской груди - это явление исключительно культурное, социальное и никак не биологическое...
   (Собственно, уже в главе 4, "К вопросу о гендерной психологии", мы бегло разъясним, в силу каких особенностей человеческой психики в многочисленных культурах делается такой немалый акцент на эстетику женской груди).
  
  
  
  
      -- Миф третий: индекс талии и бёдер как половой аттрактант
  
   В своём "Секреты поведения Homo sapiens" эволюционисты Палмеры описывают исследования Девендры Сингха, согласно которым мужчины предпочитают женщин с определёнными пропорциями фигуры. Одним из таких критериев является соотношение между размерами талии и бёдер. Для его вычисления измеряется талия в самой узкой её части и бёдра в самой широкой.
   Согласно Сингху, наиболее распространённый среди женщин индекс талии и бёдер (в зарубежной литературе обозначается как WHR, "waist-hip ratio") колеблется в промежутке 0,67-0,80. В этих самых пределах у женщины, грубо говоря, талия отчётливо выражена, наблюдается невооружённым глазом, и фигура в целом выглядит по типу "песочные часы". А вот при увеличивающемся показателе индекса (0,9 или 1,0) талия исчезает, сливается с шириной бёдер. То есть при индексе 1,0 тело женщины представляет собой почти ровный цилиндр - без сужений и расширений.
  
   Забавно, но в переводах многочисленных статей на русский язык Девендру Сингха обычно упоминают в женском роде - "Сингх решила", "Сингх доказала" и т.д. Но Девендра Сингх - мужчина. По всей видимости, переводчики ориентируются на имя "Девендра", которое по русской традиции за счёт своего окончания интерпретируется как женское.
   Этим же грешен и перевод книги Палмеров, в котором обильно цитируется Сингх.
  
   В многочисленных исследованиях установлено, что высокий индекс талии и бёдер статистически сопряжён с повышенным риском различного рода заболеваний (инфаркт, инсульт и прочие). То есть у женщин с отсутствующей талией, с более цилиндрическим телом, более велик риск сердечнососудистых заболеваний, чем у женщин с выраженной "осиной" талией. В некоторых случаях исследования даже дают результат, превышающий "норму" в 12 раз.
   Сингх же обратил внимание, что в большинстве случаев мужчины предпочитают женщин с индексом талии-бёдер в пределах всё тех же 0,67-0,80. То есть большинству мужчин нравятся женщины с тонкой талией. Соединив эти данные с тем, что у женщин с такими показателями имеется пониженный риск сердечнососудистых заболеваний, Сингх пришёл к ошеломительному выводу: значит, у мужчин есть врождённое влечение к женщинам с осиной талией, поскольку это инстинктивно сообщает им о хорошем здоровье женщины...
   Палмеры добавляют, что тонка талия на "бессознательном уровне" сообщает мужчине, что конкретная женщина в данный момент не беременна...
   В общем, вновь получилось, что у мужчин "инстинктивная" фиксация на женщинах с тонкой талией и широкими бёдрами...
   Сингх предъявлял таблицу со схематическими изображениями женщин с разным индексом талии и бёдер мужчинам из нескольких культур, в большинстве случаев те выбирали фигуру с индексом около 0,70.
   Для эволюционистов факта универсальной распространённости некой психологической черты уже достаточно, чтобы объявить её врождённой.
   В большинстве культур люди в той или иной степени пользуются одеждой - значит, это врождённая потребность. В большинстве культур люди для питья пользуются посудой - значит, это врождённая потребность. Логика примерно такая.
   Факт культурных влияний эволюционистами обычно либо откровенно игнорируется, либо сводится к смехотворному минимуму.
   Интересным и даже просто забавным выглядит тот факт, что среди тех немногочисленных культур, мужчин которых Сингх опрашивал на предмет индекса талии и бёдер, была выделена и такая культурная группа, как "афроамериканцы"... Если вдуматься, то это именно забавно, поскольку афроамериканцы - это представители негроидной расы, но которые проживают в США. То есть, с точки зрения культурализма, афроамериканцы ничем не отличаются от прочих европеоидных американцев, поскольку проживают фактически в условиях одной с ними культуры - смотрят одни новости, одни фильмы, читают одни книги и слушают одну музыку (за некоторым исключением в различных узких спецификациях, которые развиваются в относительно изолированных гетто).
   Но это с точки зрения культурализма, а вот с точки зрения эволюционных психологов, негроид, даже если он уже около 300 лет проживает в США, всё равно остаётся исключительно негроидом, а не американцем. Значит, и "врождённые потребности" у него могут отличаться от европеоидов.
   Грубо говоря, в слове "афроамериканец" для эволюциониста определяющим является именно "афро". А второе вообще незначительно.
   Данный нюанс важен тем, что всё тот же Сингх смог фиктивно расширить опрошенные им культурные выборки, введя в них такой контингент, как "афроамериканец". С таким же успехом он мог бы ещё увеличить число опрошенных "культур", если бы поделил американскую выборку на ирландцев, шотландцев и англичан, в зависимости от того, чьи предки откуда родом.
   В целом насчёт индекса талии и бёдер Девендра Сингх опросил представителей всего двух культур - американцев и индонезийцев. Но за счёт более чем сомнительного обособления афроамериканцев он смог говорить уже о трёх опрошенных культурах, что, конечно же, является неправомочным.
   И вот на основании такого, довольно небольшого по числу культур, исследования Сингх и прешёл к выводу, что у мужчин как биологических существ есть "врождённое" предпочтение женщин с тонкой талией и широкими бёдрами.
   Надо заметить, что даже супруги Палмеры, излагая идеи Сингха, добавляют, что для проверки этой гипотезы необходимо провести ещё больше кросс-культурных исследований и более чётко определить степень индивидуального и культурного опыта. Стараясь быть как можно более объективными исследователями, Палмеры отмечают, что всё-таки не в каждой культуре мужчины имеют "врождённое" предпочтение женщин с тонкой талией. Так, представители племени матсигенка (мачигенга) в Перу предпочитают упитанных женщин, широкотелых. А предъявленные изображения стройных женщин с индексом талии и бёдер около 0,70, которые в американской и европейской культурах были бы оценены высоко, оценивались мужчинами матсигенка низко. Очень часто звучали комментарии, что женщины с индексом 0,70 выглядят слишком болезненными. И это несмотря на то, что, согласно предположениям эволюционистов, мужчины "врождённо" и на "бессознательном уровне" должны расценивать таких женщин как раз как наиболее здоровых.
   Народ Хадза (с ударением на последний слог), проживающий в Танзании, также не имеет положительной реакции на индекс 0,70. Хадза существуют в африканских саваннах за счёт охоты и собирательства (то есть ведут образ жизни, свойственный роду Homo на протяжении вот уже 2,5 млн. лет), но у них нет никаких жёстких предсказуемых критериев в предпочтениях мужчинами женщин.
   Но это лишь два ИЗВЕСТНЫХ исключения в гипотезе Сингха. На самом деле понятно, что это лишь верхушка айсберга, поскольку фактически масштабных исследований по предпочтению индекса талии и бёдер в мире ещё не проводилось. И Палмеры неспроста говорят о необходимости дальнейших работ в этом направлении. Разумеется, проводить их надо в первую очередь в изолированных от мирового сообщества культурах, куда ещё не дошло ни телевидение, ни рок-н-ролл, ни Биг тейсти...
   Что интересно, положительные результаты по гипотезе Сингха получал лишь сам Сингх (единолично либо с соавторами). А вот оглашённые выше исключения были обнаружены другими исследователями, применявшими его методику позже.
   Немаловажен и тот момент, каким именно образом уже сами Палмеры пытаются объяснить с эволюционистских позиций эти два исключения - хадза и матсигенка. Они аргументируют аборигенское предпочтение полных женщин тем фактором, что якобы в этих племенах при их образе жизни "источники питания скудны или, в лучшем случае, непостоянны". Это якобы в эволюционной перспективе и привело к тому, что мужчины обозначенных народностей стали обладать "врождённым" влечением к тучным женщинам, поскольку такие дамы могли дольше кормить ребёнка благодаря своим обильным жировым запасам. Ведь, как говорится, пока толстый сохнет, худой сдохнет...
   Это утверждение можно было бы принять за аргумент, если бы не одно "но"... Точнее даже не одно, а... Раз, два три. Целых три логически вытекающих и вопиющих "но".
   Первое "но": формирование "инстинкта" за невероятно малый промежуток времени.
   Рассматривая перуанское племя матсигенка, промышляющее сельским хозяйством (и во всё меньшей степени охотой и собирательством), эволюционисты ссылаются на непостоянный характер добываемого ими пропитания. Якобы именно этот фактор в ходе эволюции привёл к возникновению у представителей племени "врождённого" предпочтения тучных женщин.
   Конечно, любой здравомыслящий человек в первую очередь предположит здесь именно культурное влияние в рамках племени, а не биологическое. Но эволюционисты на то и эволюционисты, чтобы всякое свойство человека свести к его биологии... Даже саму его культуру.
   Но трудность для эволюционистских умозаключений здесь вот в чём: заселение Южной Америки людьми произошло сравнительно недавно - это одна из самых последних территорий, которую заселили Homo sapiens. Согласно устоявшимся воззрениям, миграция осуществлялась из восточной оконечности Азии (Сибирь) на территорию современной Аляски через Берингов перешеек, который 11 тысяч лет назад ушёл под воду и стал Беринговым проливом. Наиболее ранняя стоянка древнего человека на территории Аляски датируется возрастом в 30-27 тысяч лет (Зубарев В.Г., Бутовский А.Ю., "История древней Центральной и Южной Америки"). Далее миграция происходила всё южнее через Мезоамерику в Америку Южную вплоть до Огненной земли. Но нас больше всего интересует территория современного Перу, где и локализуется племя матсигенка. Первые поселенцы здесь появились 14-12 тысяч лет назад...
   Собственно, дальше уже можно и не продолжать. Срок в 14 тысяч лет - это невероятно короткий промежуток, с точки зрения биологических изменений, это буквально миллисекунда для эволюции. Любой биолог скажет, что за такие короткие сроки не меняется вообще ничего. Но эволюционисты же хотят уверить нас в обратном (хотя, честно сказать, я уверен, что они в силу слабой эрудиции и критичности мышления просто не подумали оценить сроки предполагаемых ими изменений, просто не удосужились узнать максимальный возраст перуанских народов).
   Собственно, продолжать дальше смысла действительно немного. Но для большей аргументированности продолжим нашу обструкцию...
   Первоначально перуанцы жили в западных районах, поскольку там были лучшие условия. Они охотились на животных, включая и таких гигантов, как мастодонты.
   Чуть позже многие виды южноамериканской фауны исчезают. И охота перуанцев смещается в сторону специализации преимущественно на ламах. Постепенно этот вид животных и вовсе одомашнивается. И только лишь примерно 6-5 тысяч лет назад перуанцы фактически переходят к сельскохозяйственному типу производства.
   То есть только 6-5 тысяч лет назад складывается тот образ жизни, который сейчас практикуют в джунглях матсигенка.
   Должны ли мы в таком случае ещё сузить те временные рамки, за которые был сформирован "инстинкт" мужчин матсигенка по предпочтению тучных женщин? Если так, то этот срок выглядит ещё более смехотворным, допускающим фактически мгновенную метаморфозу в рамках биологического вида. Формирование инстинкта за 200 поколений (а именно столько человеческих поколений сменится за 5 тысячелетий, если за поколение брать 25 лет, после которых человек производит потомство) - это совершенно фантастическое допущение. Любой биолог подтвердит.
   Думаю, даже сами эволюционисты согласятся с этим. Инстинктация, равно как и всякие морфологические изменения, в филогенезе происходят за десятки и сотни тысяч поколений. Только так. И никак не за две сотни.
   Но даже если мы предположим, что "инстинкты" мужчин матсигенка сформировались до становления их окончательного уклада жизни (то есть до развития сельского хозяйства), мы вновь максимум увеличим срок для возможной инстинктации до 14-12 тысяч лет. Во-первых, это по-прежнему микроскопический срок для генетических изменений, а, во-вторых, это погружает нас в те времена, когда предки матсигенка жили на территории нынешнего Перу за счёт активной охоты на гигантских мастодонтов и собирательства, то есть в те времена, когда нехватки пищи не существовало. А раз не было нехватки пищи, то не было и условий для развития "инстинкта" по выбору тучных женщин, которые якобы могли дольше кормить детей в случае голодов.
   Таким образом, если мы пытаемся найти причины имеющихся сексуальных предпочтений современных матсигенка в условиях прекращения ими некогда активной охоты и сокращения пищевого ресурса, то данный срок (в 5 тысяч лет) является для этого явно недостаточным.
   А если же мы пытаемся найти причины данных предпочтений в ещё более раннем прошлом племени (14-12 тысяч лет назад), то и этот срок по-прежнему слишком мал, а, во-вторых, там мы обнаруживаем такие условия жизни, которые никак не могли стать причиной для возникновения этих предпочтений.
   Для эволюционистов это безвыходная ситуация. Но они её не замечают. Они о ней даже не знают, поскольку вообще мало заботятся о достаточной аргументации своих утверждений. Сказанули, и всё. А обыватель пусть принимает на веру...
   Здесь стоит заострить внимание на одном из центральных и незамеченных противоречий в теоретических построениях эволюционистов - сроки формирования инстинкта и его распада (инстинктация и деинстинктация).
   Эволюционисты в целой своей массе признают, что инстинктация - процесс очень длительный. Они признают, что, с позиций биологии, инстинкт формируется не за десятки, а за сотни тысяч лет и даже миллионы. И они активно прибегают к этому аргументу, когда требуется доказать, что у человека ещё не все "инстинкты" исчезли, отмерли со времён каменного века. В таких случаях они рьяно напоминают, что для эволюции прошло ещё слишком мало времени.
   Но забавная инверсия в их суждениях происходит дальше, когда они заводят речь о тех видах поведения людей, которые по всем меркам оформились сравнительно недавно. Взять тех же матсигенка, предки которых оказались на территории Южной Америки не более 15 тысяч лет назад... Эволюционисты, видя, что матсигенка предпочитают тучных женщин без выраженной талии, тут же начинают грешить против своих же назиданий и принимаются утверждать, будто это "врождённое" предпочтение у мужчин племени возникло за смехотворный срок - не более чем за 15 тысяч лет...
   То есть, когда эволюционистам надо доказать, что у человека многие "инстинкты" ещё сохраняются, они настаивают на том, что эволюция врождённых образцов поведения - процесс невероятно длительный. А когда же нужно доказать, что сравнительно новый тип поведения также является "инстинктом", они уже настаивают на том, что эволюция врождённых образцов поведения - процесс, в принципе, достаточно быстрый...
   И такие двойные стандарты у эволюционистов можно наблюдать на многих примерах. Вообще, взгляды эволюционных психологов просто невозможно объединить в одну внутренне непротиворечивую концепцию - логический анализ всегда будет находить существенные противоречия. Им недостаёт именно логики, критичности. Недостаёт умения оценить всякий свой тезис с разных сторон.
   До сей же поры эволюционисты по-прежнему одержимы идеей доказать, что у человека есть как можно больше инстинктов. Это у них спортивный интерес такой. Забава по типу "Найди 10 сходств с животными".
   Но вернёмся к индексу талии и бёдер...
   С матсигенка мы разобрались. Теперь танзанийские хадза... Они тоже предпочитают женщин тучных, без выраженной талии. Эволюционисты, как и на примере с матсигенка, сразу же зацепились за утверждение, что у хадза выдаются периоды, когда с едой бывает туго. Они живут за счёт охоты и собирательства, то есть по-прежнему ведут образ жизни, исконный для всех прапредков человека. И вот якобы поскольку с едой периодически бывает туго, у мужчин хадза и сформировался "инстинкт", который влечёт их именно к тучным женщинам, поскольку они смогут лучше и дольше прокормить ребёнка...
   Тут обструкцию, в принципе, можно продолжать всё по той же схеме, что и с матсигенка, но и с некоторыми дополнениями. Во-первых, охота и собирательство - образ жизни, свойственный роду Homo на протяжении уже минимум 2, 5 млн. лет. Конечно, не всегда выдавалась охота удачной, бывали и голодные периоды. Но если исходить из этого, то мы должны прийти к выводу, что у ВСЕХ потомков охотников-собирателей, коими были Homo habilis и Homo erectus, должно было сформироваться "врождённое" предпочтение тучных женщин без талии - то есть это предпочтение должно быть сейчас у всех НАС, у всех современных людей. Но этого нет.
   В недавнем исследовании (Marlove, Apicella, Reed, 2005) указывалось, что мужчины хадза, согласно тестам, предпочитали женщин с индексом талии и бёдер около 0,78, что является почти точным отображением индекса среди женщин их же племени - 0,79. В то время как американские мужчины предпочитают индекс 0,68, что на деле близко к среднему показателю реального индекса их же женщин - 0,72-0,73. То есть здесь в самую пору задуматься над тем, что предпочтение того или иного индекса талии и бёдер - это именно культурно обусловленное явление, поскольку данные говорят о том, что мужчинам преимущественно нравятся параметры женщин из их же культуры.
   Какая культура, такие и предпочтения.
   В своё время ещё сам Девендра Сингх (Singh, 1993) указывал, что индекс талии и бёдер у моделей "Playboy" фактически с середины прошлого века был в пределах "здорового" показателя 0,68-0,71. Но с другой стороны, более свежее исследование (Voracek & Fisher, 2002) показывает, что в последние годы этот индекс у моделей стал возрастать...
   Немаловажно и то, что изучение московских школьников в 70-80-90-е показало среди девочек значительное изменение к концу XX-го века типа их телесной конституции (Година Е.З. "Человеческое тело и социальный статус" // "Этология человека и смежные дисциплины. Современные методы исследования", 2004), произошло существенное смещение в сторону того самого индекса талии и бёдер - 0,7. "Происходит смена стереотипов - "от матрёшки к Барби", резюмирует Година и приходит к совершенно логичному выводу, что данный процесс связан именно с проникновением западных средств массовой информации в страны бывшего соцлагеря, которым прежде не были широко доступны западные эталоны красоты.
   "Речь идет о стремлении современных молодых людей, в особенности девушек, соответствовать неким "идеальным" представлениям о том, как они должны выглядеть [...]. Человеческое тело "вылепливается" в соответствие с заданными канонами и требованиями социума [...]. Этому в большей степени подвержена городская молодежь [...] в силу того, что испытывает на себе более мощный прессинг со стороны средств массовой информации. Особенно интенсивно подобный процесс должен происходить в странах бывшего социалистического лагеря: ведь о рекламных роликах на телевидении и модных глянцевых журналах, рекламирующих со своих обложек тип фотомоделей, еще десять лет назад здесь знали только понаслышке". И далее Година делает важное замечание, что следование подобным модным тенденциям наиболее характерно для девушек из семей с более высоким образовательным уровнем, то есть из тех семей, где "включенность" в мировую культуру происходит наиболее тесным образом.
  

* * *

   Приложение 6: принцип амбисексуальности
   Выше мы уже дважды затрагивали один момент при критике мифов насчёт "инстинктов" человека. Суть его в том, что в животном мире инстинктивное отношение к какому-либо половому фактору формируется ТОЛЬКО у особей противоположного пола. То есть, как говорилось в предыдущем разделе, на овуляторные признаки самки инстинкт формируется только у самца, на степень яркости оперения самца инстинкт формируется только у самки и т.д. Это всё, безусловно, понятно каждому, в особенности биологу и этологу.
   Ключевой стимул существует для того, чтобы активировать поведение особи, которая его воспринимает. В половом поведении этой воспринимающей особью всегда является особь противоположного пола. У неё и только у неё формируется инстинкт на ключевые стимулы особей другого пола - у самцов возникает инстинктивная фиксация на ключевые стимулы самок, у самок возникает инстинктивная фиксация на ключевые стимулы самцов. Это логично, поскольку всё это устроено природой, эволюцией с целью автоматического определения особями уровня здоровья и генетического наследия партнёра.
   Но эволюционисты постоянно забывают о таком положении вещей.
   Как было написано выше, в критике мифа об овуляторных признаках женщины, инстинктивная фиксация на этих самых признаках эволюционно формируется только у самца, но никак не у самки. Но эволюционисты же, когда заходит речь о губной помаде, утверждают тем самым, что и у самих женщин есть "инстинктивная" фиксация на своих собственных "ключевых стимулах". Это безумно удивительно. Просто невероятно. Потому что это беспрецедентный случай в животном мире, когда у особи формируется инстинкт на свой собственный признак. Нигде больше этого нет, ни у одной особи ни одного вида. Только у человека.
   Мы уже говорили, что не только ведь мужчины предпочитают последние новомодные веяния в сфере внешности, но и сами женщины их также предпочитают. Всё то же самое насчёт пышной женской груди - было бы понятно, если бы у мужчин действительно имелось "врождённое" влечение к такой груди (хотя мы и видели, что этому совершенно нет места в реальности), но совершенно непонятно, почему тогда и сами женщины считают (в современной западной культуре) такую грудь более привлекательной. С биологизаторских позиций этот феномен поистине необъясним.
   В полной мере всё это, разумеется, касается и индекса талии и бёдер.
   Я сейчас спрошу, а барышни пусть ответят: вам нравится, когда фигура у женщины с выраженными бёдрами и осиной талией, или же когда она без талии и больше походит на бочку?
   Я слышу ответы, их много, но они все одинаковы.
   Конечно, и женщинам больше нравятся те женщины, у которых и выраженные бёдра и тонкая талия. Это ясно, как день.
   Женщинам (в точности, как и мужчинам) нравятся женщины с выраженной грудью. Женщинам (в точности, как и мужчинам) нравятся женщины с очерченной талией.
   О чём всё это говорит?
   Да о том, что всё это именно культурные установки, в равной степени влияющие на умы и предпочтения представителей обоих полов.
   Всё это именно культурные установки, а никак не "биологические врождённые" предпочтения. С биологической точки зрения есть смысл в том, что самцы выбирают самок по определённым критериям - это оценка их генофонда, их здоровья. Но с биологической точки зрения нет никакого смысла в том, что и самки также "выбирают" самок по этим самым критериям. Самке не иметь потомства от другой самки, а потому она и остаётся совершенно индифферентной, совершенно невосприимчивой ко всем этим "самковым" критериям. Но у рода Homo вдруг почему-то всё иначе. И это невиданная загадка... Особенно для ума среднего эволюциониста.
   Мужчина предпочитает женщину с такими-то признаками. И эволюционистами считают это врождённым.
   Женщины тоже предпочитают женщин с такими же признаками. И что говорят по этому поводу эволюционисты?
   Да фактически ничего об этом не говорят. Они этот вопрос просто обходят стороной. Они его вообще не замечают. Он для них не существует.
   Вот что любопытно - я могу привести здесь данные многих десятков исследований, где авторы старательно выясняют, женщины с какими физическими характеристиками кажутся мужчинам наиболее привлекательными, и столь же много исследований, где выясняется физическая привлекательность мужчин для женщин. Но вот чудо, я не знаю ни одного исследования, где авторы бы изучали оценки женской привлекательности самими же женщинами или мужской привлекательности самими мужчинами. Этого нет. Такие исследования не проводятся.
   И на самом деле это колоссальная претензия к господам эволюционистам, претензия к их методологии, которая насквозь предвзята и ложна.
   Дело ведь обстоит так, что у эволюционистов есть цель (к примеру, доказать, что у всех мужчин есть некая "врождённая" склонность предпочитать женщин с конкретными характеристиками, которые якобы говорят об их здоровых генах), которую они на деле не столько стремятся ПРОВЕРИТЬ, сколько ДОКАЗАТЬ. Именно доказать... И согласно свои биологизаторским воззрениям, эволюционисты тестируют мужское население путём всяких опросников. Если выявляются некие общие закономерности в выборе партнёрши, то исследователи тут же спешат объявить эти критерии "врождёнными"... Но здесь они совершают главную методологическую промашку: они не тестируют самих женщин путём этих же опросников.
   Причём логика эволюционистов понятна, и её даже сложно ставить им в вину. Они ведь доказывают "врождённые" предпочтения мужчин в деле выбора женщин. У них просто нет цели объективно исследовать вопрос. Потому они даже не задаются вопросом, а зачем проверять, как сами женщины оценивают женскую привлекательность?
   Обнаружение того, что у мужчин есть общие, универсальные, предпочтения в выборе женщин, позволяет эволюционистам декларировать фальшивую идею о том, что в этом есть биологическая целесообразность.
   Когда изучается только связь "мужчина - женщины" или "женщина - мужчины", то в силу того, что проблему можно свести исключительно к вопросу репродукции, эволюционисты и склонны говорить о какой-либо "биологической целесообразности", поскольку противопоставление полов автоматически биологизирует проблему. Но если вывести вопрос за рамки межполовой связи и поместить в рамки связи "женщина - женщины" и "мужчина - мужчины", тогда и начнётся крах биологизаторских концепций. Потому как выяснится, что женщины считают наиболее привлекательными женщин точно с теми же характеристиками, по каким их выбирают мужчины. А мужчины назовут более привлекательными (если их разговорить, конечно) тех мужчин, которых привлекательными считают и сами женщины (с крепким телосложением, уверенным взглядом и т.д.).
   И всё это будет говорить о том, что всякие критерии привлекательности, по каким оба пола и оценивают друг друга, являются исключительно социальным феноменом, культурным, так как являются общими как для мужчин, так и для женщин.
   Именно поэтому эволюционисты никогда не изучают вопросы привлекательности внутри одного пола, а автоматически (и только так) помещают их в рамки межполовых отношений. Если всякий критерий привлекательности при межполовом подходе можно (попытаться) объявить некой "биологической целесообразностью", то выявленный этот же критерий при внутриполовом подходе уже будет невозможно связать хоть с какой-то "целесообразностью".
   Это опять же тупик для эволюционистов. Но беда в том, что они о нём, кажется, и не знают.
   Именно в силу этого я сейчас, в принципе, оперирую утверждениями, которые не обоснованы (пока что) никакими широко известными исследованиями. Я могу лишь, исходя из собственного житейского опыта (который врёт на каждом шагу), утверждать, что женщинам нравятся женщины с теми же критериями, с которыми они нравятся мужчинам, и наоборот.
   Никаких исследований на эту тему никем не проводилось (а если и да, то, конечно уж, не эволюционистами, а скорее, социологами или социальными психологами). И только житейский опыт мне даёт основания для подобных мнений - женщинам и мужчинам нравятся одни и те же женщины, женщинам и мужчинам нравятся одни и те же мужчины.
   Ни на какие исследования я опереться не могу, но всё лишь собственный опыт.
   Сколько мне довелось слышать в своей жизни фразу наподобие "Дураки вы, пацаны... Где вы ещё найдёте девчонку с такой грудью, как у Аньки" или "Паша, я тебя с одной своей подругой познакомлю - у неё такие бёдра, просто закачаешься". Я уверен, мало кто станет спорить, что при оценке привлекательности персон своего же пола мужчины и женщины руководствуются на удивление сходными критериями. Хотя ни о какой "биологической целесообразности" тут речь быть не может...
   Хотелось бы в ближайшем будущем увидеть результаты подобных исследований (впрочем, рано или поздно они должны появиться). В книге Палмеров в главе, где идёт речь об индексе талии и бёдер, есть момент, который сначала дарит приятную радость: там вдруг после всего сообщается, что Сингх изучал этот вопрос и среди самих женщин!
   Тут ты замираешь, думаешь "Ну наконец-то!" Но дальше видишь: речь идёт о предпочтениях женщинами мужского индекса талии и бёдер... То есть в очередной раз тема преднамеренно (хотя и неосознанно) погружается в биологизаторское русло репродукции и рассматривается исключительно под этим углом.
   Пора уже заканчивать эти рассуждения. Хочется лишь добавить, что эволюционистам, когда они исследуют вопросы "врождённых" половых предпочтений, всякий рассматриваемый критерий следует изучать не только в межполовых рамках ("женщина - мужчины" или "мужчина - женщины"), но и для проверки - в рамках внутриполовых ("женщина - женщины" или "мужчина - мужчины"). Это будет хорошей проверкой истинности их утверждений. Данный исследовательский подход можно назвать принципом амбисексуальности (лат. "ambo" - "с обеих сторон", "оба"). И очень бы хотелось, чтобы те исследователи из лагеря эволюционистов, которые всё же стремятся к объективным результатам, приняли его на вооружение для высвобождения своих сомнительных и насквозь дырявых методов от всех сомнительных шероховатостей.
  
  
  
  
      -- Миф четвёртый: общие телесные характеристики как половой аттрактант
  
   Биологизаторские тенденции в эволюционистских подходах порой принимают и более забавные очертания, нежели стремление всё так или иначе свести к оценке одним индивидом "здоровья" индивида противоположного пола. В различных научно-популярных телефильмах (в которых ключевое слово "популярные"), которые в превеликом множестве идут по каналам типа "Discovery", "National geographic" или "BBC", зачастую можно услышать и довольно оригинальные подходы этого же весёлого толка. Вот, к примеру, сравнительно недавно довелось мельком глянуть одну из таких попсовых передач. В ней речь шла о гормонах и их влиянии на поведение человека. В какой-то момент возникает видеоряд ночного клуба со множеством "отжигающей" под ритмичную музыку молодёжи. Камера оператора берёт крупным планом зад одного брыкающегося паренька. Двигающийся зад обтянут в джинсы...
   Женский голос за кадром вдумчиво вещает: "Не только мужчинам нравится смотреть на женские ягодицы. Женщинам также нравится смотреть на ягодицы мужчин".
   Ну, это-то мы знали, а дальше объяснение: всё дело в том, - произносит всё тот же вдумчивый женский голос, - что упругость мужских ягодиц на бессознательном уровне указывает женщине на число фрикций, которые тот сможет произвести во время полового акта...
   Всё, баста.
   Понимаете? Понимаете, почему женщинам нравятся мужские ягодицы?
   Потому что они указывают на число возможных во время акта фрикций, вот в чём дело.
   И этот женский голос, он был преисполнен такой неподдельной серьёзности, будто действительно зачитывал настоящий научный текст...
   Вот такая халтура сейчас и сыплется в головы наивного обывателя, который сам слеп, как однодневный котёнок, а потому и склонен глотать всё подряд.
   В данном примере псевдонаучного абсурда я не буду даже спрашивать точные источники, из которых взято это утверждение, потому что таких источников (конкретные исследования, конкретные авторы и т.д.), я уверен, в принципе нет. Есть лишь домыслы и спекуляции, и всё. Но хотелось бы, чтобы читатель задумался сам: какая существует РЕАЛЬНАЯ связь между упругими мужскими ягодицами, числом фрикций, совершаемым им во время коитуса, и "врождённым" предпочтением женщинами именно подобных мужских ягодиц?
   Разберёмся с первой парой в этой связке: упругие ягодицы мужчины и число совершаемых им фрикций во время секса.
   Авторы этого исключительно развлекательного фильма хотели сказать, что упругие ягодицы - это признак большого числа фрикций. Но есть ли между двумя этими явлениями на самом деле хоть какая-нибудь связь?
   Начнём с того, что, конечно, никто подобных исследований, опять же, наверняка не проводил. Просто авторы фильма сами решили ляпнуть собственное "логическое" суждение. Ход мысли, должно быть, был таким: во время фрикций ягодицы напрягаются?
   Напрягаются.
   Значит, упругость ягодиц может свидетельствовать о длительных фрикциях?
   Может...
   Наверное, рассуждения этих горемык действительно были примерно такими.
   На деле же никакой связи между упругостью ягодиц и числом фрикций нет и быть не может. Дело в том, что хоть при фрикциях ягодицы и напрягаются, это безусловно, но это напряжение просто смехотворно, слишком незначительно для того, чтобы сами ягодичные мышцы изменили свой рельеф. Полагать, что от фрикций ягодицы становятся упругими, всё равно, что полагать, будто и бицепс курильщика делается мощнее от каждого подношения сигареты ко рту.
   Для придания упругости ягодицам требуется нагрузка куда более значительная, чем фрикции. К примеру, приседания - это наилучшее. А ведь это уже 60-80 кг нагрузки.
   Но мужчина в процессе коитуса ведь не новую ветку метро в горной породе долбит, верно?
   В общем, упругими ягодицы становятся далеко не от фрикций. В конце концов, я в своей жизни и ягодицы "качал", и фрикции совершал, и могу судить, от чего первые становятся упругими, а от чего нет. К слову сказать, фрикции я был способен совершать и в течение двух, и в течение трёх часов, и это был далеко не предел. Но упругими ягодицы становились только в те периоды, когда хватало воли для регулярных приседаний с гантелями.
   Вообще, за данными весьма смелым утверждением на деле скрываются аж сразу два утверждения. Первое из них это собственно утверждение, что женщинам врождённо нравится большое число фрикций, и второе - что есть в большом числе фрикций и некая биологическая целесообразность, раз предпочтение этого факта оказалось пропечатанным в женских генах.
   Начнём со второго пункта.
   Вообще, в животном мире длительность коитуса варьирует от вида к виду. К примеру, многие виды пауков спариваются в течение десятков секунд (Argiope bruennichi - аж за 9 секунд). Змеи же во время коитуса "слипаются" вовсе на несколько часов - в среднем 6-12 часов (существует даже легенда, что был зафиксирован случай спаривания гремучих змей, длительностью около 23 часов).
   Если же брать более узко - класс млекопитающих, - то здесь картина становится более однообразной: длительность полового акта большинства видов млекопитающих можно исчислять секундами.
   Макаки и шимпанзе совокупляются в среднем около 10-20 секунд. Львы совершают эякуляцию в среднем уже на 10-й секунде акта. Быки тоже укладываются в считанные секунды.
   Таким образом, для класса млекопитающих, к которому относится и человек, короткий коитус - самое обычное дело, биологическая норма. Всё это говорит о том, что даже нескольких секунд достаточно, чтобы выполнить свою биологически целесообразную роль.
   Но что мы имеем, если говорить уже строго о виде Homo sapiens?
   А тут среди мужчин разброс такой, что, наверное, и всему животному царству не снилось. Есть мужчины, которые, как и подобает царю зверей, укладываются в 10 секунд. Есть те, кому для этого требуется 10 минут. Есть те, кто приноровился управляться за полчаса. Ну а есть и такие, кто может делать это гордо и самоотверженно, не роняя солдатской доблести, часы напролёт, забыв и про работу, и про перерывы на обед, и про друзей, и про врагов, ну а ещё чуть погодя - и про обещание жениться...
   В ходе недавнего исследования (M.Waldinger, "A Multi-National Population Survey of Intravaginal Ejaculation Latency Time//Journal of Sex Research, Feb, 2006) были выявлены даже существенные КУЛЬТУРНЫЕ отличия в длительности полового акта. Наиболее длительным акт оказался у британских мужчин - в среднем это 7,6 минут. Дальше идут американцы - 7 минут в среднем. Испанцы - 5,8. Датчане - 5,1. И самый минимум длительности акта до эякуляции зафиксирован у турков - 3,7 минут в среднем.

Кстати, значит ли это, что британские задницы самые упругие?

   Какой вариант из объявленных целесообразнее именно с биологической точки зрения?
   Для диких животных, наверное, всё-таки тот, что быстрее - поскольку в естественных условиях во время коитуса всегда есть риск нападения со стороны хищников. Потому и целесообразнее для выживания вида не длительный коитус с многочисленными фрикциями перед эякуляцией, а быстрый с малым числом фрикций. Иными словами, в естественных условиях чем быстрее произойдёт оплодотворение, тем лучше.
   Ведь что главное в процессе коитуса?
   Конечно же, не число производимых фрикций, а сам итог - эякуляция. Именно она и важна.
   Теперь взглянем под этим углом на Homo sapiens.
   Верно, он уже многие сотни тысяч лет живёт не совсем в естественных, "диких" условиях - он живёт в сообществах, группах, племенах. Причём вооружённых топорами, копьями и т.д. и вторжение какого-либо хищника на территорию поселения представляется случаем исключительной редкости. Поэтому, конечно, число фрикций при коитусе у человека перестало играть сколь-нибудь важную роль - мужчина был избавлен от необходимости делать всё второпях и осуществлять эякуляцию после 10 секунд ускоренных фрикций. Но...
   Но авторы этого забавного фильма утверждают, что с биологической точки зрения предпочтительнее мужчины, совершающие большое число фрикций, и именно это качество женщины якобы и определяют "на бессознательном уровне" по упругости мужских ягодиц. Но с какой бы стати у человека сформировалась биологическая потребность именно в БОЛЬШОМ числе фрикций?
   Если в ходе антропогенеза человек был избавлен от необходимости совершать эякуляцию быстро, то из этого не следует, что у него выработалась НЕОБХОДИМОСТЬ совершать эякуляцию как можно медленнее (то есть после большого числа фрикций).
   Какая биологическая целесообразность в большом числе фрикций? Ну какая?
   Да никакой.
   Главное - эякуляция, семяизвержение, оплодотворение. А для этого большое число фрикций необходимостью не становится. Ведь, как говорилось выше, мужчины способны "кончать" и в очень короткие сроки, ограничиваясь буквально одной-двумя минутами.
   Но с какой стати, по мнению авторов фильма, таким мужчинам-"скорострелам" вдруг становиться менее ценными, менее целесообразными с точки зрения биологии?
   Ведь эти мужчины осуществляют главное - оплодотворение. И именно оно значимо в биологическом плане, а не число фрикций. Но авторы фильма никаких своих рассуждений не приводят, как и не приводят никаких аргументов в плане что, зачем и почему... На самом деле в лагере эволюционных психологов это довольно частое явление - просто ляпнуть что-нибудь, и не особо вдумываться.
   Вот просто проскочила мысль, и дай её ляпну. Не надо анализировать критически, ничего не надо.
   Главное, чтоб было что ляпнуть. Этакий процесс чушегенерации.
   Вы почитайте работы всё того же Десмонда Морриса, Ричарда Докинза - они известны на весь мир, их книги уже много лет бестселлеры. Но вы почитайте их... Почитайте сами.
   Вот там процесс чушегенерации работает в полную силу. Абсурд на абсурде, бред на бреде, но мало кого это смущает. Потому что никто ни во что сейчас не вдумывается. Никакого худо-бедного анализа.
   Работы этих авторов даже включены в учебную программу в некоторых странах... Это же вообще катастрофа. Тотальный крах и позор.
   Главное, чем берут незрелые людские умы работы эволюционистов - это псевдонаучный соус, под которым подаются их тексты. Ведь как почти что по-научному строго звучит формулировка "Женщины предпочитают мужчин с упругими ягодицами, поскольку на бессознательном уровне получают сигнал о возможном числе фрикций во время коитуса".
   Ох, как почти по-научному звучит. Как притягательно...
   А ведь всё вопрос терминологии. И за красивой упаковкой - говно в коробочке...
   Или, извините, отходы жизнедеятельности, фекалии, экскременты, или как вам больше нравится, как более по-научному будет...
   Ну да бог с ними.
   Теперь, разобравшись с тем, что не число фрикций имеет биологическую целесообразность, а только сама эякуляция, рассмотрим последний тезис авторов того фильма: женщинам нравится большое число фрикций...
   Так ли это?
   На уровне бытового юмора и так называемого "житейского опыта" - это так. Ведь первое, что в связи с этим вопросом приходит на ум, это все те анекдотичные жалобы женщин на своего мужа, который за минуту "отстрелялся" и засыпает довольный, а она-де и почувствовать ничего не успела. Да и на уровне всё того же бытового общения слово "скорострел" окрашено явно насмешливыми издевательскими красками. И как обратное явление - говорящее обычно с гордостью "Я её всю ночь вчера ..."
   Таким образом, на уровне устоявшихся стереотипов в обществе (не только среди женщин) больше ценятся мужчины, способные на длительный половой акт ("на большое число фрикций"). Но, как обычно и бывает, стереотипы не отображают реального положения вещей. Факт говорят о другом: далеко не все женщины и далеко не всегда предпочитают длительный половой акт. Согласно одному из последних исследований, проведённого психологами Национального университета Пенсильвании (на уровне опроса) (Corty, 2008), оптимальным считается акт длительностью в 10 минут. В этом мнении сошлось большинство опрошенных женщин.
   Более короткие акты оцениваются, как и в анекдотах, а более длительные уже наоборот - расцениваются как попросту утомляющие.
   Если даже к своему житейскому опыту подходить не стереотипно, а аналитически (то есть смотреть на свой опыт не через призму стереотипов, а через призму фактов), то уже и в нём можно обнаружить совершенно разные женские предпочтения относительно длительности полового акта.
  
   Надо сказать, по молодости лет я и сам находился во власти подобных половых стереотипов. Наслушавшись анекдотов, шуток и кичливых дружеских разговоров, тоже считал, что женщинам больше нравится, когда дольше, чуть ли не всю ночь... И вот на почве подобных бестолковых суждений и избрал свою стратегию полового поведения - не как можно дольше, но всё-таки подольше.
   Помнится, доходило чуть ли не до 6 часов непрерывно. И это ни разу не "кончая", иначе потом эрекция будет уже хуже...
   И вот потом я понял, что на некотором определённом этапе акта женщины уже просто ЖДУТ, когда же ты "кончишь". Кто-то ждёт терпеливо, а кто-то и не очень... Кажется, если сейчас смотреть ретроспективно и быть откровенным с самим собой, из всех женщин была всего одна, которой действительно нравились такие марафоны.
   И поскольку мы сейчас говорим о совершенно разнообразном ассортименте индивидуальных предпочтений, то, конечно, попадались и такие представители женского пола, которые любили именно кратковременные акты, что уж совсем никак не вяжется с утверждением, будто женщины предпочитают "большое число фрикций".
   Конечно, все эти предпочтения не имеют никакой биологической целесообразности или биологической природы. Природа здесь чисто психологическая и напрямую связанная с личностью каждой конкретной женщины. К примеру, из собственного опыта знаю, что в ряде случаев упомянутые женщины, любительницы коротких коитусов, причиной такому своему предпочтению могут иметь целый пучок комплексов неполноценности, который в итоге выливается в тревожную негармоничную, неуверенную в себе личность.
   Ни для кого не секрет, что каждый из нас буквально нашпигован ожиданиями со стороны общества. С самого раннего возраста все мы усваиваем: я должен то, я должен то, я должен это... Активно и обстоятельно усваиваем все нормы и ценности, которым должны соответствовать, чтобы общество нас одобрило, приняло, чтобы затем через это и мы сами ощутили себя состоявшимся Человеком.
   И ни для кого не секрет, что такое явление, как секс, также является одной из подобных общественных норм, ценностей. Ребёнок довольно рано узнаёт, что у взрослых есть какая-то тайна, есть нечто, что они старательно прячут от него. Но в то же время завеса этой тайны так или иначе периодически приоткрывается в различных культурных явлениях (живопись, скульптура, литература, кино, а сейчас даже и мультфильмы), но чаще всего она приоткрывается в кичливых разговорах с более продвинутыми сверстниками. Так ребёнок узнаёт о сексе.
   Но самое главное тут то, что это ПРЯТАЛИ от него. А раз прятали, значит, это нечто важное. И если учесть, как старательно прятали, то, значит, это нечто по-настоящему важное.
   Нет лучшего способа наделить объект ценностью, чем спрятать его.
   Это не подарки на Новый год в антресоли...
   Так ребёнок начинает наделять секс очень важным смыслом. И на тот момент, когда он уже находит секс, он ещё точно не знает, в чём именно заключена его ценность.
   На момент обнаружения она для него пока просто большая.
   Но идёт время, и ребёнок всё чаще начинает слышать среди сверстников разговоры о сексе. Эту тайну для себя уже открывают почти все дети, и поскольку ценность этой открытой тайны до сих пор остаётся для них туманной, о ней говорят всё больше, чтобы туман был развеян. И чем больше дети говорят об этой тайне, тем всё большую ценность она приобретает.
   Когда буквально все вокруг только и говорят о какой-то тайне, готовой вот-вот раскрыться, то ценность этой тайны возрастает невероятно. Значение её просто гипертрофируется. Секс начинает сквозить во всём: в шутках, в оскорблениях, в одобрениях, в упрёках... К подростковому возрасту всё сексуализируется, мысли большинства только об этом (не только у мальчиков, но и у девочек). А взрослые только бередят толпу, разогревая и без того раскалённый до бела интерес, продолжая держать завесу тайны закрытой и всё чаще даже порицая и откровенно наказывая поползновения детей в этом направлении.
   Толпа манифестирует: мы должны узнать секс! Разрешите нам секс!
   Тут присовокупляется ещё и такой важный момент, как важность того, КТО именно прячет секс. Его прячут взрослые. Доступ к нему имеют тоже только взрослые. Так у детей наряду с "потребностью" пить алкоголь и курить, чтобы, наконец, ощутить себя Всемогущим Взрослым, появляется ещё одна, наверное, более сильная, чем две предыдущие - "потребность" в сексе.
   "Пить и курить" - это взрослыми тоже когда-то охранялось, но всё же не столь рьяно, как секс, поскольку эти два пустяка они позволяли себе совершать прямо на глазах у детей. Секс же прячут самым основательным образом. Этот бастион падает последним.
   И вот в процессе этой кровопролитной борьбы с взрослыми за право самим ощутить себя взрослыми (на деле же это просто стремление стать признанным полноценным членом общества, коим по факту является лишь взрослый - выполни все "взрослые" нормативы и ты сам станешь взрослым, полноценным) дети и вычерпывают все основные нормы и ценности, удовлетворяя которым и руководствуясь которыми они могут одержать в этой борьбе верх.
   Наблюдая поведение взрослых, ребёнок сразу же понимает, что именно нужно делать, чтобы быть взрослым. Всё, что есть в поведении взрослого, должно перейти в его собственное поведение, тогда он сам станет таким же. Станет полноценным членом общества, признанным по праву. Отсюда и рвения ребёнка получить все плоды взрослой жизни, включая и запретные (наверное, даже особенно запретные, ибо особенно ценные).
   Ощущение, что я стал взрослым, приходит не изнутри, а снаружи. Не бывает так, чтоб вот так я лежал, и вдруг ни с того, ни с сего снизошло благостное ощущение, что всё, сейчас я стал взрослым. Нет, сначала непременно мной должно быть осуществлено некоторое действие наружу, вовне, некий конкретный акт, который по обыкновению всегда присущ взрослым. И только совершив это действие, я говорю себе: вот теперь я и сам взрослый.
   Осознание себя взрослым приходит извне. Оно должно быть осуществлено в неком действии, поступке. Посредством этого действия ребёнок доказывает сам себе, что отныне он взрослый. Но что ещё важнее - этим действием он стремится доказать ДРУГИМ, что он стал взрослым. Именно поэтому данное действие ребёнок непременно должен совершить на людях (обычно - в кругу друзей), либо же непременно расскажет им об этом действии. Он не сможет держать этого в себе. Но не потому, что его будет распирать какая-то гордость, а с одной лишь целью - заявив другим через поступок, что стал взрослым, ребёнок получает от них отношение к себе, как к взрослому, и только с этого момента, получив признание себя как взрослого со стороны других, он начинает ощущать себя взрослым и сам. Только через отношение к себе человек понимает, кто он есть в действительности.
   Только через других мы понимаем, кто мы сами.
   И именно на реакцию Других будет первостепенно направлено "взрослое" действие ребёнка. Именно им оно и адресовано. Чтобы они начали относиться к нему как к уже более взрослому. Иными словами, всякое "взрослое" действие ребёнка - это как бы заявка на принятие его в клуб избранных.
   По этой причине дети и любят бравировать друг перед другом своими "взрослыми" достижениями - начал курить, напился пьяным, переспал... И бравируют не только мальчишки, но и девчонки тоже, только каждый по-своему. А потом всё и происходит, как об этом пели в 93-ем "Электроклуб":

"Ты подарила ангелу улыбку,

Ты с ним летала в яблоневый сад.

Ты совершила взрослую ошибку,

И все девчонки на тебя глядят"

   Но вернёмся же к сексу...
   После такого краткого экскурса в психологию ребёнка, его специфическое отношение к сексу станет понятнее. По той причине, что половые отношения с колоссальной силой табуируются, ребёнок (уже подросток) просто вынужден наделить его поистине грандиозной ценностью. Это реальный последний бастион на пути, чтобы стать взрослым.
   Даже получение паспорта несравненно меркнет перед актом лишения девственности.
   Собственно, это и есть самый настоящий паспорт. У многих диких племён этот акт и по сей день сохраняет все функции самого важного аттестата зрелости. Да и в нашей речи ведь неспроста за актом лишения девственности закрепились фразы типа "Стать мужчиной" или "Стать женщиной".
   Подросток с определённого момента живёт в мире, буквально нашпигованном постоянными поторапливающими, даже прямо подгоняющими событиями к собственному как можно более скорому лишению девственности. Когда становится известно, что вон тот приятель уже переспал с девочкой из соседнего подъезда, это ещё нормально. И когда вон тот одноклассник переспал с девочкой из двора, это тоже ещё ничего. Но вот когда уже и ближайшие друзья подростка один за другим лишаются девственности, вот тогда уже беда. Совсем беда.
   Тогда подростка охватывает паника. И теперь ему даже совсем не до притязательности в плане выбора объекта для первого сексуального опыта. Если раньше он мечтал о любви с конкретной девочкой Леной, которую тайно любил с 4-го класса, то сейчас ему уже сойдёт любая, потому что время не ждёт, оно уходит.
   Как сказал однажды наш любимый учитель истории об этом периоде своей жизни, "хочется королеву, но переспать готов с каждой".
   Подростка уже ВСЕ опередили. ВСЕ уже стали взрослыми, а он один ещё... мальчик (можно читать "девочка" - суть та же).
   И вот на горизонте появляется пусть и не очень симпатичная, но всё же девочка, и главное - более доступная. Именно в этот момент в голове возникает вопрос: а КАК это делается?
   Животным проще в этом деле - у них всё прописано в генах, инструкция встроена. Они от рождения "знают", куда что и как.
   Инстинкт...
   А как быть человеку? У него ведь ни в каких генах ничего не прописано... У него ведь никаких инстинктов, вы помните.
   Тут если опытные друзья не расскажут, или подробную немецкую короткометражку не посмотришь, то всё - дело гиблое.
   Кстати, а почему до сих пор никто не написал подробной инструкции для подростков о лишении девственности? Или всё-таки такие есть?
   Любопытно, ведь это может стать прибыльным делом...
   Помню, впервые меня такая мысль осенила года в 23, когда мой друг спросил: а не больно ли это - вводить член во влагалище первый раз?
   И подростка (и мальчика, и девочку) охватывает настоящая паника, в которой он не торопится себе признаться. В этот момент сексуальный акт становится не просто финальным пропуском во взрослый мир, но и самым настоящим и весьма пугающим испытанием. Это тест, экзамен. И он на самом деле жутко пугает.
   А если учесть, что на фоне регулярных разговоров среди друзей о том, кто сколько и как, как громко кто стонал, на фоне всей этой похвальбы подросток конкретно теряется, ибо понимает, что этот тест наполнен таким ворохом нюансов, что от паники просто волосы дыбом.
   Поэтому нет ничего удивительного в том, что во время первого сексуального опыта у очень многих ребят возникают проблемы с эрекцией, а девушки фактически не ощущают никакого удовольствия - когда голова буквально трещит от волнения, физиологические реакции попросту дают сбой.
   И вот если представить, что у каждого человека есть индивидуальное представление о том, успешно ли он справляется с этой "взрослой обязанностью" или нет - это целая система внешних признаков, в которую собраны воедино и общественные стереотипы, и факты, открытые в ходе личного опыта. В совокупность этих внешних признаков входят и качество эрекции, и наличие или отсутствие стонов, и если есть, то степень их громкости, и достижение оргазма, степень его выраженности (есть нечто похожее на эпилептический припадок или нет), это и частота и глубина дыхания, это и царапает ли спину или нет, это и плачет ли она во время акта и тихо шепчет сквозь слёзы "Мой муж меня убьёт. Мой муж меня убьёт"... Это и конкретная фраза уже после акта "Было просто невероятно", это и уставшее лицо партнёра, расплывшееся в блаженной улыбке с блестящими капельками пота на лбу. Это и пятое, и десятое, и двадцать первое...
   Все эти внешние признаки успешно реализуемой роли в голове каждого человека представлены в разном сочетании - всё зависит от столь же индивидуальных условий онтогенеза (какие шутки о сексе в детстве слышал, какие стереотипы впитал, ведь и они могут иметь выраженный локально-территориальный характер). По ходу взросления индивид набирается этих внешних признаков, с помощью которых в дальнейшем и будет определять, справляется ли он в этом "взрослом испытании" со своей ролью или нет. Соответствует ли он ожиданиям общества или нет.
   Для кого-то важнее всего будут громкие стоны партнёра, для кого-то яркий оргазм, а для кого-то - и просто сам факт объятий любимого человека, много говорящий о том, что данный человек предпочёл провести этот момент именно с тобой, а не как-то иначе.
  
   Возвращаясь из этого затянувшегося экскурса в психологию секса к поставленному выше вопросу, скажем, что феномен предпочтения женщинами сексуальных актов разной длительности нужно рассматривать именно как один из индивидуальных внешних признаков успешно или неуспешно выполняемой роли. Женщины, предпочитающие длительные акты, могут руководствоваться суждениями типа "Я ему так нравлюсь, что он не может остановиться" или же им доводилось слышать в юности хвастливые фразы подружек о том, что вчера у неё ЭТО было всю ночь. Сама хвастливая манера преподношения информации уже является достаточным основанием для возведения этой информации в ранг ценности. И сопровождается мимолётным суждением "Значит, вот как должно быть..."
   Все эти мелочи, нюансы активно мотаются на ус, впитываются, а затем уже непосредственно формируют сексуальное поведение индивида со всеми его предпочтениями, ориентирами.
   Что же касается тех женщин, которые предпочитают быстротечные половые акты, то генезис данного их предпочтения также может иметь большое множество источников, которые действительно разнообразны по своей природе. Лично мне известны случаи, когда женщина очень тревожилась, если её партнёр не "кончал" в первые же минуты акта. Но если же он удосуживался сделать это в 2-3 минуты, то она буквально светилась от счастья. Если брать в расчёт повышенную тревожность данной личности и её непреодолимую склонность интерпретировать всякий акт социального взаимодействия не в свою пользу (даже самая нейтральная шутка имеет все шансы быть понятой, как нацеленная против неё), то пристрастие к быстрому акту представляется также в русле этой межличностной тревожности. Неспособность (или же нежелание) мужчины эякулировать в короткие сроки трактуется такой женщиной однозначно - "Я его недостаточно возбуждаю... Или что-то не так делаю... Я ему не нравлюсь... Ему со мной нехорошо..."
   У женщины складывается непременное ощущение, что она не справляется со своей ролью.
   Со своей "взрослой" ролью... И во всяком акте социального взаимодействия она уже неосознанно пытается обнаружить именно эти пугающие её тенденции.
   А дальше по причине подобных половых комплексов, которые аккумулируют и без того высокую тревожность на счёт собственной личности, могут быть сведены на нет даже самые светлые отношения. И может дойти даже до таких поистине удивительных фраз, как "У нас с тобой бы и так ничего не получилось... Потому что ты не стонал во время секса". И такие смешные "чудеса" действительно случаются.
   Ну да здесь мы уже выбиваемся за пределы психологии секса...
   Вы ещё помните, с чего мы начали этот разговор?
   Верно, с более чем сомнительного утверждения эволюционистов о том, что женщинам нравится упругий мужской зад, потому что "на подсознательном уровне" сообщает им о большом числе возможных фрикций, что, следовательно, означает, что у женщин есть потребность именно в большом числе фрикций...
   Если вы здравомыслящий человек с головою на плечах и в любимых мною бежевых штанах, то понимаете, что всё это полная чепуха, ибо речь идёт о сугубо индивидуальном явлении, об индивидуальных предпочтениях, формируемых прижизненно, в ходе онтогенеза особи (женщины). Никакой универсальности в этом деле нет и быть не может. И все эти попытки эволюционных психологов создать некую иллюзию универсальности в тех или иных предпочтениях человека, дабы затем поставить её на рельсы "биологической обусловленности", вызывают только огорчённую улыбку...
   Не существует никакого "врождённого" предпочтения женщинами большого числа фрикций. За этим в любом случае не стояло бы никакой биологической целесообразности, если оплодотворение можно осуществить и в течение одной минуты.
   Ну или же можно атаковать с другого бока (по выведенному выше принципу амбисексуальности) - а мужчинам что, не нравятся упругие женские попки? Неужто мужчине без разницы, упругие ягодицы у женщины или же рыхлые и обвисшие?
   Конечно же, мужчине по вкусу также упругие женские ягодицы. Но неужто они "на бессознательном уровне" сообщают ему, что данная женщина способна на большее число... фрикций?
   Это справедливо лишь в том случае, если мужчина - раскрепощённый любитель экзотики и strap-on...
   Все эти эволюционистские рассуждения - это один большой театр абсурда. И он не квазинаучен, а откровенно и исключительно псевдонаучен.
   От всего этого делается и смешно, и грустно...
   Давайте напоследок о сексуальных стимулах человека упомянем ещё об одном ложном и распространённом тезисе.
   Неискушённый и некритичный обыватель периодически может встречать в разных источниках упоминания, что у женщин-де есть "врождённый" интерес к мужчинам с крепким телосложением, с мускулистыми руками, кубиками пресса и прочими спартанскими атрибутами. Якобы такое тело "на подсознательном уровне" сообщает женщине о том, что мужчина "хороший охотник" и способен прокормить её саму и её потомство. Тут важен именно термин "охотник", так как он сразу отсылает читателя к первобытным временам, когда этот "инстинкт" якобы и формировался.
   Увы, нынешний читатель редко может похвастать хоть мало-мальски критическим мышлением. Всё глотается им без раздумий и без всякого скепсиса.
   Сделаю здесь небольшое лирическое отступление.
   С полгода назад довелось мне с другом попасть на сеанс чрезвычайно нелепого британского фильма "Центурион", где сюжет повествовал о завоевании Британских земель Римской Империей. В самом начале идёт сцена, в которой под покровом ночи бастион римлян атакуют племена пиктов. Зритель наблюдает, как крепкие бритоголовые варвары взбираются по стенам бастиона и нещадно рубят римлян направо и налево. Сначала смотришь на этих пиктов-крепышей и как бы ничего не кажется странным... Но потом... Смотришь на эти вздутые бицепсы, трицепсы, прокачанные дельтовидные мышцы и монолитные кубики пресса... И тут вдруг, как вспышка, проскакивает мысль: стоп! А откуда у этих диких британцев вдруг такие тела, как будто им завтра выступать на "Мистер Олимпия"?!
   И так получается, что мы с другом одновременно поворачиваем головы и выражаем своё изумление: вот ерунда, на роль варваров "качков" набрали.
   Дело в том, что тело, натренированное в тренажёрном зале, знающий человек без труда отличит от... от ненатренированного в тренажёрном зале.
   Когда человек занимается каким-либо тяжёлым физическим трудом (ударом молота в кузне, к примеру), то у него, разумеется, развивается группа мышц, ответственных за эту деятельность. У кузнеца это, конечно же, некоторые мышцы правой руки, затем (уже существенно в меньшей степени) - некоторые мышцы левой руки, ну и совсем чуть-чуть сопряжённые с ударными движениями мышцы спины. То есть от кузнечной деятельности главным образом крепчает правая рука.
   Если брать какую-либо другую физически тяжёлую деятельность, то там мы также будем наблюдать увеличение мышечного объёма тех органов, которые непосредственно вовлечены в осуществление деятельности. По обыкновению это ЛИБО руки, ЛИБО ноги, ЛИБО спина.
   Именно "либо", поскольку очень сложно найти такой вид физической деятельности, в котором были бы активно задействованы мышцы сразу многих органов (руки, ноги, спина, брюшной пресс). Одним из таких видов физической деятельности и являются занятия в тренажёрном зале. Только там происходит наиболее полная одновременная вовлечённость самых разнообразных органов, групп мышц в процесс физической активности. Только в тренажёрном зале есть возможность задействовать многочисленные группы мышц, развивая их все одновременно за счёт целенаправленной планомерной программы.
   По этой причине, если вы видите человека с хорошо очерченным бицепсом, со всеми тремя проработанными частями трицепса, с "раскачанной" грудью, с рельефными мышцами спины и, конечно же, с пресловутыми выделяющимися кубиками пресса, то сразу можете понять, что этот человек непременно посещает фитнес-центр.
   Такого никогда не будет, если перед вами человек, просто по долгу жизни занимающийся каким-либо тяжёлым физическим трудом. Никакой кузнец, никакой грузчик никогда не будет выглядеть атлетом.
   Вы улавливаете мысль?
   Никакой метатель копья, никакой охотник никогда не будет выглядеть атлетом...
   Понимаете логику?
   А теперь вспомним все известные нам племена охотников, которые и по сей день здравствуют в укромных уголках нашей планеты - всех этих жителей африканских саванн и амазонских джунглей. Они, как и сотни тысяч лет назад наши предки, до сих пор ведут тот же образ жизни и промышляют охотой. Но какое телосложение у всех этих африканских и южноамериканских охотников?
   Они что, все словно с обложки "Man's health"? И любой может хоть сейчас на подиум рекламировать облегающие трусы "Speedo"?
   Конечно, нет. Все эти сохранившиеся охотники имеют самое заурядное телосложение - никаких бицепсов, никаких дельтовидных мышц, никаких кубиков пресса... Они либо откровенно тощие, либо наоборот - с животиками и жирком на боках. Ни одного атлета вы среди них не найдёте... Ни одного.
   Умелое занятие охотой не требует незаурядной силы и "дутых" мышц. Чтобы иметь атлетическое телосложение, необходимы целенаправленные упражнения. Как уже было сказано, ни один кузнец или грузчик не приобретает тела Мистера Олимпия - потому что их физическая деятельность хоть и может быть ежедневной, но всё же задействует незначительные группы мышц. А что же тогда говорить об охотниках, деятельность которых далеко не всегда ежедневна, ведь при особо удачной добыче следующая охота может случиться лишь через несколько дней?
   У этих ребят вовсе нет ни малейших шансов обзавестись атлетической мускулатурой.
   Когда эволюционисты говорят о том, что рельефные мышцы "на бессознательном уровне" сообщают женщине, что данный мужчина "хороший охотник", они несут откровенную чепуху, не стыкующуюся с реалиями жизни.
   Создаётся впечатление, что в наивном представлении эволюционистов мужчина-охотник - это загорелый атлет, бросающийся на дикого буйвола с голыми руками и в ходе изнурительной борьбы отвинчивающий его рогатую голову.
   И никаких орудий, никаких ловушек...
   Чисто мышцы против мышц. Как в животном мире...
   Но всё это, конечно же, чепуха - человек так никогда не охотился, это понятно из самой сути процесса антропогенеза (которую мы в общих чертах рассмотрели выше). Человеческая охота - это всегда охота ОРУДИЙНАЯ. И уже в техническом плане человеческая охота - это выслеживание, выслеживание, выслеживание, выслеживание и - бац! - всего один бросок копья...
   Кушать подано.
   Где здесь, а главное, для чего гора мышц, которые якобы врождённо привлекают женщин?
   Тут важно понять, что в доисторическую эпоху у мужчин человека (включая архантропов и даже австралопитеков) никогда не бывало атлетических тел, никакой рельефности мышц, которая так нравится нам сейчас. В лучшем случае это были создания, тела которых слегка подёрнуты жирком...
   Единственным исключением здесь можно попробовать назвать тело неандертальца, которое действительно было весьма могучим, жилистым и коренастым, но данная попытка не окажется корректной по двум причинам: во-первых, данное телосложение являлось исключительно адаптацией к холодному климату (правило Алена), а не к условиям охоты; во-вторых, неандертальцы не являлись предками современного человека, следовательно, позаимствовать от этой линии на генном уровне предпочтение женщинами более крепких мужчин наш вид никак не мог.
   Тот же культ красивого мужского тела, который распространён в наши дни - это самое что ни на есть культурное изобретение. И мода эта сформировалась уже в историческую эпоху - около 3 тысяч лет назад, когда цивилизации в районе Средиземноморья (древние греки, спартанцы и т.д.) стали прибегать к сознательным физическим тренировкам. Тогда, собственно, и зародился культ красивого мужского тела - до этого человечество ничего подобного не знало. И уже в дальнейшие эпохи наблюдалась широкая культурная изменчивость по предпочтениям той или иной телесной конституции мужчины - то было подчёркнуто обожание атлетического телосложения, то откровенно юной, мальчуковой, почти женственной конституции (И. Кон, "Мужское тело в истории культуры", 2003).
   Теперь понятно, почему для воплощения образа диких пиктов бодибилдеры из ближайшего фитнес-центра не самый подходящий вариант?
   Необходимо блюсти историческую достоверность.
   Ну или опять же можно зайти с другого бока (принцип амбисексуальности) - как объяснить тот факт, что сейчас среди женщин в моде также некоторые черты атлетичности? Одним из ярчайших примеров может служить всё тот же плоский животик, да и не только плоский, но даже и с лёгкими очертаниями квадратиков брюшного пресса. Сейчас это в моде и среди женщин - посмотрите фактически любой современный порнофильм, и сразу становится очевидным, что большинство порноактрис регулярно посещают фитнес-центры.
   Но, судя по всему, мода на около атлетических женщин зародилась ещё во второй половине прошлого века - аккурат на западной волне всеобщей женской эмансипации во главе с феминистическими движениями. Уже тогда всем известный художник Борис Вальехо (Boris Valejo) во всю изображал воинствующих варваров с невероятными телами и наряду с ними успевал воспевать и красоту женского атлетического тела (для многих картин ему позировала его же жена, Джулия Белл, которая активно занимается бодибилдингом, как и сам Вальехо). Примерно тогда популярность подтянутого женского тела и стала набирать обороты.
   Вы выйдите сейчас в Интернет, найдите любую из картин Вальехо или той же Джулии Белл (она также известная художница) и скажите, оставляют ли вас равнодушными эти тренированные женские тела, рельефные в каждой мельчайшей мышце?
   Не возьмусь утверждать, что все, но многие точно согласятся со мной, что ТАКОЕ женское тело - это весьма и весьма красиво.
   Упругий живот со слегка обозначившимися клеточками пресса, такие же упругие ягодицы и мышцы ног - это привлекательно не только у мужчин, но и у женщин. Но почему?
   Неужто по той причине, что "на бессознательном уровне" спортивное женское телосложение сообщает мужчине, что она хорошая охотница и способна прокормить его и его потомство, пока сам барин будет лежать на диване у телевизора?
   Чтобы тот или иной инстинкт возник у представителей конкретного вида, необходимо постоянное (в течение тысяч поколений) присутствие в жизни этого вида требуемого ключевого стимула, в отношении которого и формируется конкретный инстинкт. У кошек никогда бы не возникла инстинктивная фиксация на силуэт птицы, если бы на протяжении сотен тысяч лет птицы не существовали с кошками бок о бок в их естественной среде. Но со слова эволюционистов выходит, что мужчины на протяжении сотен тысяч лет имели крепкие, "накачанные" тела с мышцами удивительной рельефности - в противном случае у женщин бы не сформировалось "инстинктивной фиксации" на этом ключевом стимуле. И по этой же логике получается, что и древние женщины имели удивительно плоские животы, упругие ягодицы да и в целом точёные фигуры, характерные для нынешних фотомоделей и порноактрис - иначе бы и у мужчин не возникло "инстинктивной фиксации" на этом стимуле.
   Понимаете, какая картина получается?
   Чисто умозрительно получается так, что время первобытных людей - это золотой век человечества: тогда по Земле бродили мужчины-атлеты с монолитными кубиками пресса и женщины с изящными фигурами и плоскими подтянутыми животиками... Адриана Лима, Джози Маран и Кристи Тёрлингтон - это лишь увядающие отголоски былого.
   Всё это очень напоминает забавные голливудские фильмы 60-х о первобытных временах, где роль кроманьонца играл явный бодибилдер с роскошной гривой волос, герой которого непременно спасает из лап саблезубого тигра красивую кроманьонку, изображаемую на экране явно шведской фотомоделью-блондинкой с ухоженными волосами, макияжем и маникюром.
   И представления современных эволюционистов являются будто калькой представлений голливудских режиссёров полувековой давности: у тех наивность и у этих.
   Были ли первобытные женщины красивы?
   Можем ли мы СЕЙЧАС так о них сказать?
   Конечно, нет. Ни в коей мере.
   И не было у них ни малейшего намёка на плоский живот и упругие ягодицы - всё это было рыхлое и обвисшее. Да и грудь висела, как уши спаниеля...
   Даже банально взять те же палеолитические венеры - грубо сделанные статуэтки женщин, датируемые 35-20 тысячелетиями (или даже в 230-500 тысяч лет, если брать в расчёт пока что спорные фигурки венер из Тан-Тана и Берехат-Рама).
   Вы видели эти фигурки? Посмотрите в поисковике - это же жуть просто, а не женские фигуры. Фактически бочка с двумя бочонками поменьше (то есть откровенно объёмное пузо и свисающие почти до пупка два вымени). И подобные статуэтки женщин были обнаружены не в каком-то одном месте, а почти по всей Евразии - от Европы до Сибири. То есть культ подобной пузатой крупногабаритной тётки был распространён повсюду.
   Где там можно увидеть хоть намёк на талию? Можно и не спрашивать о намёках на упругий и плоский живот со слегка проступающей полоской пресса...
   Все эти бочковатые палеолитические венеры свидетельствуют о том, что подобными женскими формами тогда восхищались.
   Соображения некоторых археологов о том, что данные гипертрофированные женские черты служили для изображения только беременной женщины и тем самым якобы олицетворением некоего культа плодородия, во-первых, по ряду причин не кажутся убедительными, а во-вторых, в любом случае не вступают в противоречие с оглашаемым здесь тезисом - люди времён палеолита восхищались объёмными женскими формами, а не миниатюрными и стройными. Ведь логично предположить, что если 50-30 тысяч лет назад мужчины "инстинктивно" предпочитали стройных женщин, то именно их бы и стремились запечатлеть в своих примитивных скульптурах, а не нечто совершенно противоположное.
   И современный человек испытывает перед беременной женщиной некое почти сакральное благоговение и почтение, но тем не менее, если уж и будет лепить скульптуру, то это явно будет фигура стройной женщины.
   Немаловажным замечанием к культово-религиозной интерпретации палеолитических венер служит и тот факт, что человек всегда страдал изрядной долей антропоморфизма в деле придумывания своего бога (богов) - то есть у всякого народа божества наделялись собственно человеческими чертами (добрые, честные, подлые, лживые и т.д.), но это же касалось не только психологических черт, но и физических тоже. Боги всегда так или иначе в понимании человека обретали вполне же человеческие черты (не человек создан по образу и подобию божьему, но бог создан по образу и подобию человека). И если то или иное божество благо и желанно у конкретной народности, то оно соответствующим образом наделяется и благими же чертами - оно становится либо максимально красивым, исходя из собственных же критериев данного народа, либо обретает вид почтенных существ (стариков или наиболее почитаемых животных). Грубо говоря, бога любви и света никогда не изобразят в виде кучки фекалий.
   Богиня мудрости, богиня справедливости, богиня любви - все они будут изображаться красивыми (у греков, к примеру, данная тенденция достигает апогея). Всякий бог есть отображение реального человека. Какими были люди, такими становились и их боги.
   Что вовсе забавно, в старой иконописной традиции японских христиан Христос зачастую изображается с раскосым разрезом глаз, то есть почти японцем (И. Герол, "Последняя тайна Иуды", 2006).
   Если кто-то скажет, что богиня плодородия просто по сути своей должна быть тучной, упитанной, насыщенной, и никакого отношения не имеет к реально существовавшим в палеолите женщинам, то как тогда он сможет объяснить метаморфозы, которые претерпели палеолитические венеры в эпоху Мадленской культуры (20-10 тысяч лет назад)? Они тогда невероятным образом существенно постройнели и вдруг стали похожи на уже привычных нам сейчас женщин. Никакого откормленного зада, никакого гипертрофированного отвисшего вымени и раздутого живота. Все эти "богини плодородия" стали удивительным образом похожи на вполне нормальных женщин. На нормальных женщин ТОЙ, поздней культуры.
   И если в свете этого в лице палеолитических венер мы действительно имеем божество плодородия, то надо понимать, что оно создавалось согласно царящим ТОГДА эталонам красоты - древние люди явно относились к тучным женщинам весьма и весьма благосклонно. Видимо, как раз потому, что это были самые обычные женщины тех эпох.
   Вот - это взгляд без каких-либо иллюзий на прошлое наших предков.
   Как в таком случае могло сформироваться "инстинктивное" предпочтение того, чего никогда прежде не было? Как у женщин мог возникнуть "инстинкт" в отношении атлетических мужчин, если таковых никогда в доисторические времена не было?
   Как?
   Как у мужчин мог возникнуть "инстинкт" в отношении стройных женщин, если таковых никогда в доисторические времена не было?
   Как?
   Это на грани фантастики. Даже за гранью...
   Ни один, даже самый матёрый, подкованный эволюционист этого не объяснит.
  
  
  
  
      -- Миф пятый: материнский "инстинкт" у женщины
  
   О таком особом видотипичном поведении, как материнский инстинкт, в целом уже было сказано в одном из предыдущих разделов. Там было в общих чертах показано, что у животных материнский инстинкт является безусловнорефлекторным механизмом, начисто лишённым каких-либо сопровождающих "внутренних" переживаний со стороны матери: никакого волнения, никакого беспокойства за потомство и уж тем более страхов, как это свойственно людям, самке не присуще, а присущи лишь типичные двигательные реакции в ответ на специфический ключевой стимул, свойственный виду.
   Материнский инстинкт холоден и бездушен.
   Как было показано, в том случае, если убрать тот ключевой стимул, за счёт которого мать идентифицирует своего ребёнка, то в лучшем случае она попросту перестанет его воспринимать (пример с крысами или овцами, лишёнными обоняния), а в худшем и вовсе его убьёт (пример с оглушенной индюшкой).
   Чтобы показать, что у самки человека никакого материнского "инстинкта" нет, не будем сразу ссылаться на чрезвычайную вариативность материнского поведения у женщин (от искренней и горячей любви к своему чаду до совершенного равнодушия и даже злонамеренности), а рассмотрим для начала изменение данного поведения в линии отряда приматов, а точнее - в подотряде обезьян. Как мы помним, именно на уровне обезьян, а в особенности на уровне высших (антропоидов), проходит тот самый водораздел по убыванию инстинктированности поведения в животном царстве.
   Дело в том, что наблюдения отчётливо показывают, что у обезьян материнское поведение не является врождённым и видотипичным.
   Наиболее подробно материнское поведение в стадах обезьян было описано в уже успевшей стать по-настоящему раритетной работе Нины Александровны Тих "Предыстория общества", которая с 1970-го, похоже, больше так никогда и не издавалась.
   Мне пришлось приобретать эту книгу около полугода назад с рук - в потрёпанной обложке и с карандашными пометками на полях. Удивительно, но в Интернете до сих пор нет оцифровки этой знаковой книги, и в самое ближайшее время в планах исправить это досадное упущение.
   В основу работы легли примерно тридцатилетние (в период с конца 30-х годов по конец 60-х) наблюдения преимущественно за стадами макак и павианов в легендарном Сухумском обезьяньем питомнике. Надо заметить, что хоть сама Тих и употребляет регулярно термин "материнский инстинкт" применительно к материнскому поведению всё тех же павианов, но описываемая ею чрезвычайная вариативность этого поведения от самки к самке чётко указывает на невозможность считать его инстинктивным (то есть врождённым и свойственным всем самкам вида). Именно по этой причине лучше всего быть осторожным и в тех случаях, когда идёт речь об обезьянах, говорить не о материнском инстинкте, а о материнском поведении.
   Начнём с самого начала - с того, как происходят роды у обезьян.
   Общеизвестно, что самки обезьян, как только разродятся, по обыкновению тут же собственноручно поедают плаценту, которая выходит из их чрева вместе с детёнышем. Акт поедания плаценты одновременно служит и усекновению пуповины, которую самка также заглатывает и отгрызает у самого туловища детёныша. Данное поведение обезьян известно всем приматологам, и по причине необычайно широкой распространённости его даже можно счесть видотипичным, то есть свойственным всем самкам вида от рождения. Иначе говоря, акт поедания собственной плаценты и пуповины при таком угле обзора может показаться инстинктивным. Но Тих указывает, правда, не особо акцентируя на этом внимание, что это не совсем так - поведение самок при родах существенно вариативно, а не строго типично.
   Наблюдения показывают, что часть самок действительно поедает плаценту и пуповину. Другая часть самок поедает только плаценту, а пуповину не трогает и оставляет прикреплённой к детёнышу, пока та по истечении нескольких дней не засохнет и не отпадёт. Третья же часть самок, как указывает Тих, "нередко" совсем не съедает плаценту и таскает её вместе с детёнышем, пока пуповина опять же не отпадёт сама.
   Таким образом, в данном случае никак нельзя говорить о каком-то инстинкте, поскольку действительной видотипичности поведения здесь нет. У прочих видов животного царства такой вариативности поведения при обращении с потомством нигде нет - всё и всегда делается строго стереотипно, поскольку прописано на генетическом уровне.
   Теперь что касается типичной для самок обезьян переноски детёнышей на собственном теле во время передвижения... Наиболее распространённым способом переноски является тот, при котором детёныш либо висит под брюхом матери, самостоятельно вцепившись в её шерсть, либо восседает верхом на её спине.
   К первому типу переноски (детёныш под брюхом матери) прибегают, как правило, самые молодые детёныши (это происходит без особого труда благодаря так называемому цеплятельному рефлексу, очень развитому в первые недели жизни, который имеет внушительную силу и который не следует путать с хватательным рефлексом, развивающимся позже).
   Ко второму типу переноски (восседание на матери верхом) прибегают детёныши постарше, поскольку в этом случае уже не задействовано никаких врождённых рефлексов, а всё полностью зависит от опыта и сноровки детёныша - порой некоторые детёныши способны сидеть на материнской спине совершенно без помощи рук, а удерживаясь исключительно благодаря только своим нижним конечностям (как наездник обнимает ногами лошадь).
   Что важно, мать оказывает самое активное участие в том или ином способе переноски детёныша, и не только самим фактом транспортировки, но и различными способами его поддержки в наиболее быстрые моменты перемещения - при типе переноски "под брюхом" самка в таком случае поддерживает детёныша одной из рук, перемещаясь на трёх конечностях, при типе переноски "верхом" самка уже не может поддерживать своего отпрыска руками, а потому активно пользуется упругим и длинным хвостом, который способен застывать в вертикальном положении, как палка, препятствуя детёнышу скатиться со спины назад. К тому же обычно мать сама подставляет своё тело, чтобы детёныш взобрался на неё и принял необходимую ему позицию.
   Два этих типа переноски детёнышей действительно можно наблюдать повсюду в стадах низших обезьян, что может вновь натолкнуть на мысль, что оно является видотипичным, то есть врождённым. Но это снова не так, поскольку в действительности имеются и другие типы переноски, к которым периодически прибегают те или иные матери. В частности, известны случаи, когда мать имела обыкновение носить своего детёныша, усадив себе на плечо, и поддерживая его одной рукой (как женщины-индуски носят кувшин); в других случаях мать может носить детёныша на согнутом локте руки, как это распространено среди женщин. И наиболее занятным является такой тип переноски, когда мать ухватывает своего детёныша за хвост, шиворот или ногу и несёт... Причём она может нести его как в подвешенном положении, так и волоком, прямо по земле.
   Как отмечает Тих, последний способ переноски обычно характерен самым юным матерям. То есть факт влияния опыта здесь, конечно, опять очевиден. Такая солидная вариативность типов переносок говорит только об одном - каждая конкретная самка переносит детёныша так, как ей это удобно. Ни в коей мере такое поведение не является инстинктивным. И для сравнения можно вспомнить представителей прочего животного царства, которые всегда переносят детёнышей строго видотипичным образом - к примеру, кошки всегда закусывают котёнка непременно за холку, и только так и переносят.
   Что касается общего ухода за детьми, то этим вопросом углублённо занимался ещё в 20-е сам Йеркс. И в ходе наблюдений за самками шимпанзе он особенно подчёркивал весьма большое разнообразие в методах ухода за детёнышами у разных матерей (Yerkes, 1927). То есть вариативность поведения вновь очень большая, что никак не может быть сопряжено с инстинктивной деятельностью.
   Отмечено, что материнское поведение у мартышек (типичнейшие представители низших обезьян) не столь вариативно и разнообразно, как, к примеру, у тех же павианов (наиболее развитые представители низших обезьян) (Л.Г. Воронин, "В Африку за обезьянами", 1950). Это вполне согласуется с развиваемой здесь концепцией о том, что степень инстинктированности вида тем ниже, чем выше этот вид по эволюционной лестнице. Уже у павианов, а тем более у шимпанзе и прочих высших обезьян, материнское поведение оказывается настолько вариативным, что никак не может быть названо инстинктивным. Что уж в данном случае говорить о человеке...
   Наверное, именно на уровне обезьян (и низших, и высших) мы впервые на всей эволюционной лестнице животного царства сталкиваемся с таким явлением, как собственно материнские чувства. Логично, что это становится возможным лишь там, где материнский инстинкт в филогенезе угасает, поскольку всякий инстинкт, как рассматривалось выше, имеет в своём составе такую структурную компоненту, как угасание психического образа в ходе реализации инстинктивного действия (слепота инстинкта), в результате чего самка просто по определению не способна отражать того, что она сейчас делает, а потому ни о каких переживаниях, чувствах в данный момент речи быть не могло, поскольку все акты "заботы" выполняются исключительно "на автомате", как безусловнорефлекторная реакция на ключевой стимул. И только у тех видов, где инстинкты исчезают, самка обретает способность действительно переживать за своего детёныша, поскольку инстинкт больше не препятствует ПОНИМАНИЮ ситуации.
   Именно у обезьян мы можем наблюдать такую вариативность всяческих проявлений материнского поведения, что о каком-либо инстинкте уже и речи быть не может. Среди обезьян чётко выделяются как те самки, которые по-настоящему тщательно заботятся о своих детёнышах, так и те самки, которые своих детёнышей начисто игнорируют. То есть в данном случае мы уже можем сравнивать материнское поведение обезьян с материнским поведением женщин, у которых также наблюдается невероятная вариативность в его проявлении.
   К примеру, большинство самок обезьян всегда и непременно реагируют на крики детёнышей. Но встречаются и такие самки (и это не такая уж и редкость, на самом деле), которые запросто игнорируют своего кричащего малыша.
   Что очень и очень интересно, в такой ситуации на равнодушную мать могут оказать влияние другие самки, которые тут же делаются агрессивными и принимаются угрожать ей, пока она, наконец, не обратит внимания на своего кричащего детёныша и не возьмёт его (цит. по Р. Шовен, "Поведение животных", 2009). То есть в данном случае мы также впервые на эволюционной лестнице животного царства сталкивается с таким феноменом, как социальное давление на конкретную особь, что опять же говорит в пользу отсутствия какого-либо материнского инстинкта у самок обезьян, ибо теперь, на данном уровне развития психики, сам факт подобного рода давления оказывается достаточным, чтобы производился хотя бы минимальный уход за потомством. Наверное, здесь не надо говорить о том, что у некоторых женщин роль именно социального давления также является основным двигателем их более-менее организованного материнского поведения, и если бы не боязнь социального отторжения, то некоторые матери с лёгкостью и радостью отделались бы от ухода за своими детьми раз и навсегда.
   Хотя на самом деле, возможно, подобное поведение (социальное давление на мать со стороны сообщества) впервые появляется даже не у резусов, а уже и у лемуров - то есть у низших (мокроносых) приматов, полуобезьян. Известен случай, когда самка кольцехвостого лемура (Lemur catta), переносившая детёныша на спине, агрессивно стряхивала его с себя прямо на землю, и в этот момент к ней подскакивала её собственная старая мать (бабушка сброшенного детёныша) и нападала на нерадивую дочь (Frans de Waal, 1996).
   Отмечая внушительную вариативность степеней материнской заботы, Тих упоминает не только о том, что есть самки, которые игнорируют своих детёнышей и даже отнимают у них пищу, но и о том, что есть такие самки, которые словно испытывают неподдельную нежность ко всем детёнышам без исключения. В частности речь шла о молодой самке павиана Тане.
   "Будучи кастрированной (в экспериментальных целях), она сохранила полностью свои материнские чувства. Это, между прочим, доказывает, что проявления материнского инстинкта (я говорил, что у Тих этот термин всё же проскакивает - С.П.) у обезьян уже не сводятся к реакциям на стимуляцию эндокринных желез, а формируется в самостоятельную потребность. [...]. Тане поручали уход за малышами, отлученными от матерей после установленного в питомнике периода грудного кормления. Самка прекрасно справлялась с этой задачей. Число её воспитанников одно время доходило до 14, и она с ними занимала отдельную вольеру. Таня обыскивала детёнышей, охраняла и обогревала их" (Н.А. Тих, "Предыстория общества", 1970).
   Таким образом, у самок обезьян мы действительно можем наблюдать собственно материнские чувства, а не какие-либо автоматические безусловные рефлексы на ключевой стимул. Только на том уровне развития психики, где инстинктам нет места, возникают субъективные переживания.
  
   Обращаясь к вновь упомянутой Тих теме о том, что поведение обезьян уже не сводится к стимуляции эндокринных желез, не сводится к воздействию гормонов, не могу не вспомнить, как лет 5-7 назад по СМИ прокатилась публикация об открытии исследователей Висконсинского университета. В публикации утверждалось, что учёные доказали, что материнское поведение женщин зависит от уровня адренокортикотропного гормона (АКТГ или адренокортикотропин). Говорилось, что в ходе исследований удалось установить, что чем выше уровень этого гормона у женщины, тем активнее она защищает своего ребёнка. Если же уровень гормона существенно снижается, то мать способна попросту забыть о существовании своего чада, начнёт полностью его игнорировать.
   И лишь в конце статьи шли слова руководителя этой исследовательской группы Стефана Гамми (Stephen C. Gammie). И слова эти были такими: "Конечно, большая часть представленных нами данных была получена в ходе экспериментов на лабораторных животных, но материнский инстинкт и его проявления у людей принципиально ничем не отличаются от этого инстинкта у других млекопитающих, и все наши выводы вполне могут быть перенесены и на людей".
   Насколько помню, исследования влияния адренокортикотропного гормона проводились на типичных лабораторных крысах или мышах...
   И это западная "наука" во всей её красе... Сборище людей, с нехваткой йода в раннем детстве.
  
   Надо сказать, что в работах некоторых ранних авторов (Tinklepaugh, Hartman, 1930; Zuckerman, 1932) были весьма сильны стремления свести сложное поведение обезьян во всём многообразии его проявлений к примитивным физиологическим процессам, как это обычно действительно можно проделать в отношении прочих животных на нижних уровнях эволюционной лестницы. Так подобные авторы утверждали, что реакция матери на новорожденного является "пищевым рефлексом", и его облизывание оказывается актом питания матери; что мать кормит своего детёныша молоком, только чтобы снять напряжение в своей груди; что мать реагирует на детёныша как на маленький меховой предмет, и т.д.
   То есть налицо была очевидная попытка показать, что поведение обезьян всё так же определяется некоторым подобием ключевых стимулов, как и у всех прочих животных.
   Но конечно, сложнейшее поведение обезьян (даже низших) ни в коей мере нельзя уже свести к таким понятиям, как "рефлекс" или даже "инстинкт". И в своё время ещё Войтонис Н.Ю. критиковал упомянутых авторов, пытающихся "опримитивить" поведение обезьян посредством его сведения к элементарным физиологическим актам. Он указывал на безграничное разнообразие во взаимоотношениях обезьян и на сложность их мотивации в целом, что явно выступает свидетельством высокого уровня развития их мозга и психики (Войтонис Н.Ю., "Поведение обезьян с точки зрения антропогенеза", 1940).
   Поведение обезьян главным образом определяется научением через подражание и научением через наблюдение. Обезьяна видит, обезьяна делает. Эту американскую поговорку, в принципе, можно абсолютизировать в вопросе происхождения поведения обезьян. Даже такой, казалось бы, фундаментальный фактор, как питание, является у обезьян перенятым от других членов сообщества, поведение которых непосредственно наблюдается. Как правило, объектом подражания выбирается мать, потому что с ней контакт наиболее обстоятелен. В возрасте около полутора месяцев детёныш прекращает питаться только материнским молоком и начинает проявлять интерес к тому, чем питается сама мать. Поначалу подражание носит характер игры: детёныш наблюдает за матерью и просто тянет в рот остатки её же корма. Он только подносит их ко рту, но не ест, а тут же выбрасывает. Постепенно подобные подражательные акты учащаются, а затем, когда детёныш уже полностью отказывается от грудного молока, то начинает поедать подобранную за матерью пищу, и эта деятельность превращается в полноценный акт питания. Таким образом, как пишет Тих, основную роль в формировании вкусовых потребностей и выборе корма играет подражание взрослым животным и, в первую очередь, матери.
  
   Не могу тут не вспомнить одно из моих посещений дома подруги, у которой имелась полуторагодовалая дочка. В тот раз я принёс с собой гранат, и мы с юной мамой разделали его и принялись поедать. Фрукт оказался довольно кислым, но мы всё равно с радостью ели.
   В этот момент к столу и подошла маленькая Соня.
   Видя, как взрослые что-то уплетают, она принялась тянуть вверху свои ручки, сигнализируя о том, что и ей хочется попробовать. Сначала мама дала ей кусочек мягкого хлеба. Соня пожевала, но продолжила тянуть руки вверх, к столу. После нескольких очередных попыток подсунуть ей подделку, девочка отказалась от хлеба и всё настойчивее проявляла желание попробовать те красные зёрнышки, что мы активно пихали себе в рот.
   В итоге мы дали Соне одно зёрнышко. А дальше было интересно...
   Соня сунула зёрнышко в рот, попробовала пожевать и... Сморщилась.
   Гримаса не сходила с её лица, но и акт жевания не прекращался.
   В итоге девочка дожевала это злополучное зёрнышко. Глядя на улыбающихся и наблюдающих за ней взрослых, Соня вдруг снова протянула руку ко мне.
   Я удивился, это честно. Ведь только что этот карапуз так неприкрыто корчился от кислятины, а тут вдруг - бац! - и снова хочет повторить свой опыт. Было чётко видно, что поедание кислого гранатного зёрнышка на сугубо физиологическом уровне было неприятно ребёнку, но вот на психологическом уровне... На психологическом уровне ребёнок хотел повторить свой неприятный опыт, потому что возможность подражания взрослым оказалась важнее, сильнее.
   С разрешения мамы, которая всё это наблюдала с неменьшим интересом, я дал Соне ещё одно зёрнышко. И картина повторилась - ребёнок корчил физиономию и, преодолевая свой организм, продолжал есть кислый фрукт.
   Потом ко мне опять была протянута рука, и в него снова легло гранатовое зёрнышко.
   Потом всё это повторилось ещё не менее трёх раз, пока, наконец, мама не решила, что Соне достаточно...
   У ребёнка подражание взрослым важнее всего.
  
   Об исключительной роли подражания и научения через наблюдение в формировании материнского поведения в своё время позволили говорить знаменитые эксперименты Харлоу по выращиванию детёнышей макак в изоляции от остальной популяции (Harlow M., Harlow Н., 1962). Выращенные с самого рождения в условиях тотальной изоляции такие детёныши в дальнейшем демонстрировали небывалые отклонения в своём поведении, нежели детёныши, выращенные в обычных для вида условиях стада. То есть о каком-то врождённом видотипичном поведении у макак после исследований Харлоу говорить стало трудно...
   Когда экспериментальные самки достигали половозрелого возраста и после случки с опытным самцом давали потомство (сами они не демонстрировали никакого полового поведения), то в итоге они были совершенно неспособны даже к малейшим признакам материнского поведения, а нередко и вовсе убивали своих детёнышей. Как цитирует эксперименты Харлоу этолог Реми Шовен, самки макак, выращенные в изоляции, к своим детёнышам "будут проявлять полнейшее безразличие или обращаться с ними крайне грубо. Они отталкивают детёныша и даже прижимают его голову к полу" (Шовен, "Поведение животных", 2009).
   Сходное явление наблюдается и у шимпанзе в подобных же экспериментальных условиях. Выращенная в тотальной изоляции самка шимпанзе после родов не только не съедает плаценту, не только не перегрызает пуповину, не только не предпринимает никаких попыток кормления грудью, но может даже хаотически бегать по вольере с новорожденным на руках, угрожая в любой момент нанести ему травму. Если сотрудники питомника не отнимут дитя у такой матери, то оно непременно погибнет.
   Тот факт, что уже у обезьян материнского инстинкта не наблюдается, а происходит именно ФОРМИРОВАНИЕ материнского поведения в ходе научения через подражание и через наблюдение за опытными самками, хорошо известен приматологам, и именно по этой причине в некоторых зоопарках мира "для обезьян, которые не жили в стае и не умеют обращаться со своими детьми, создали своеобразные "курсы дородовой подготовки". На большом экране им демонстрируют фильмы о поведении опытных мам в природной стае. Эффективность подобных "занятий" становится заметной, если обезьяна смотрела кино не менее трех месяцев" (Цареградская Ж.В., "Новорожденный. Уход и воспитание", 2006).
   Приматолог Генри Ниссен и сравнительный психолог Фрэнк Бич каждый в своё время высказывали мысль, что "у обезьян половое поведение зависит преимущественно от научения, но не от инстинктивных начал" (цит. по Фабри, "Основы зоопсихологии", 1976). Непосредственно о самом половом поведении мы поговорим в отдельной главе данной работы, а пока хочется подчеркнуть лишь, что данное замечание относительно неинстинктивной природы полового поведении обезьян характерно и для их материнского поведения.
   Ослабление гормональных влияний или же вовсе их исчезновение на материнское поведение у линии приматов подтверждается и многочисленными довольно свежими исследованиями.
   К примеру, для самок млекопитающих установлен базовый гормональный механизм, регулирующий ход беременности и активации материнского поведения. В начале беременности у каждой самки в плазме крови повышается уровень гормона прогестерона, который прогрессивно растёт в течение всей беременности, достигая пика совсем незадолго до родов. Затем при достижении прогестеронового пика (за несколько дней до родов) происходит резкий его спад, моментальное падение. Параллельно этому снижению повышается уровень другой группы гормонов - эстрогенов (в число коих входят эстрон, эстрадиол и эстриол). Таким образом, получается так, что когда совсем близко перед родами уровень прогестерона резко падает, уровень эстрогенов достигает своего пика и затем остаётся на этом пике ещё некоторое время после родов. Данное явление смены прогестерона эстрогеном получило в науке название прогестерон-эстрогенового сдвига. Именно прогестерон-эстрогеновый сдвиг активирует материнское поведение самки, которая тут же начинает проявлять специфические для вида материнские инстинкты (Numan, Insel, 2003).
   Принято считать, что описанное явление универсально для протекания беременности у самок всех видов млекопитающих, поскольку действенность этой гормональной схемы на данный момент уже подтверждена более чем у 20 видов млекопитающих самых разных родов и семейств (Levy, Flemming, 2006).
   Интересное же состоит в том, что именно у узконосых обезьян (низшие и высшие обезьяны Старого Света) этот самый прогестерон-эстрогеновый сдвиг уже не выражен (Bahr et al., 2001). То есть у обезьян во время беременности не реализуется универсальный для всех прочих млекопитающих гормональный механизм, который, собственно, и должен активировать их материнское поведение. У женщин перед родами в плазме крови также не обнаружено следов прогестерон-эстрогенового сдвига (Perrot-Applanat et al., 1994).
   Всё это указывает на то, что материнское поведение высших приматов устроено иначе и формируется, и активируется совершенно иными механизмами, нежели у всех остальных млекопитающих.
   Сходная картина наблюдается и с таким гормоном, ответственным за материнское поведение, как окситоцин (к примеру, если ввести окситоцин в мозг небеременной и нерожавшей крысе (Pedersen, Prange, 1979), то она автоматически начнёт проявлять типично материнское поведение - перетаскивать подброшенных ей детёнышей в гнездо, вылизывать их и даже принимать над ними позу кормления, несмотря на то, что у неё даже нет молока). У млекопитающих уровень окситоцина так же, как и эстрогены, возрастает на фоне снижения прогестерона, то есть его концентрация увеличивается во всё тот же период прогестерон-эстрогенового сдвига (Higuchi et al., 1985). Но у человека, в отличие от прочих млекопитающих, непосредственно перед родами в мозге не наблюдается существенного увеличения окситоцина (Takagi et al., 1985).
   Как указывает Е.П. Крученкова, анализируя материнское поведение приматов, "у абсолютного большинства видов его нельзя включить гормональной стимуляцией" (Крученкова, "Материнское поведение млекопитающих", 2009). Объяснение подобного положения в отряде приматов найти не так и сложно. И одно из таких объяснений даёт Сара Блаффер Хрдай - антрополог и эволюционный биолог из Калифорнийского университета. Она обращает внимание на тот самый факт, который мы отмечали выше, что в стадах обезьян самых разных видов распространено явление "усыновления" детёнышей-сирот. Но если бы материнское поведение обезьян было зависимо от гормональных влияний, то феномен "усыновления" никогда бы не возник, поскольку небеременная самка попросту не смогла бы проявить материнское поведение в отношении чужого детёныша, так как у неё бы не имелось необходимых для активации такого поведения гормонов. Следовательно, влияние гормонов на материнское поведение у обезьян было бы неадаптивным, поскольку препятствовало бы феномену "усыновления" (Hrdy, 1999).
   Таким образом, можно в очередной раз убедится в том, что материнское поведение обезьян (в особенности высших) не зависит от гормонов. Отсутствие гормональной детерминации материнского поведения у обезьян в силу их хорошо развитой рассудочной деятельности делает поведение обезьян более гибким. Именно в силу развитой рассудочной деятельности у обезьян гормональное влияние на активацию материнского поведения у обезьян делается ненужным, что и приводит к возникновению феномена опекунства детей-сирот, что, конечно же, повышает жизнеспособность всего сообщества в целом. Новым механизмом активации материнского поведения, ставшим удачной альтернативой гормональным влияниям и в итоге полностью сменившим их, стала именно развитая рассудочная деятельность и научение через подражание и наблюдение.
   В тысячный раз можно повторить наш главный тезис: развитие интеллекта непременно вытесняет какие бы то ни было врождённые, инстинктивные способы реагирования.
   Особенно очевидным отсутствие каких-либо детерминаций материнского поведения со стороны специфических гормонов становится в тех случаях, когда опекунство над сиротами устанавливают самцы обезьян - у самцов никаких гормональных изменений организма во время беременности не происходит, поскольку нет и самой беременности. Гормональных изменений нет, а вот родительское поведение есть.
   Другую атаку на тезис о наличии материнского "инстинкта" у обезьян можно провести и с фронта морфологии мозга, в котором у приматов, как известно, одну из главных ролей начинают играть лобные доли - наиболее поздно возникший в филогенезе отдел мозга, отвечающий за планирование и осуществление сложных целенаправленных действий. Дело в том, что, как показывают исследования, если у самки макака резуса удалить префронтальную область лобных отделов мозга, то у неё нарушается проявление таких ключевых аспектов поведения, как материнский поведение и половое (Myers, 1972). Если же эту самую область удалить у кошки или собаки, то никаких нарушений в проявлении материнского инстинкта и полового поведения не произойдёт (цит. по Л.В. Крушинский, "Биологические основы рассудочной деятельности", 3-е изд., 2009). Всё это говорит о том, что уже у низших обезьян (коими и являются макаки) всякое материнское и даже половое поведение является вотчиной лобных долей - то есть представляет собой целенаправленное, полностью планируемое и контролируемое поведение. У собак же и кошек как представителей филогенетически менее развитых семейств, нежели приматы, оба эти типа поведения (материнское и половое) являются сугубо безусловнорефлекторными, осуществляющимися автоматически, актами, то есть, по сути, представляют собой классический инстинкт. Собакам и кошкам для реализации материнского и полового инстинктов не требуется никакого планирования и контроля со стороны рассудочной деятельности, поскольку за активацию и осуществление инстинктов отвечают более древние зоны мозга, чем лобные доли. У обезьян же, в силу исчезновения у них инстинктивных реакций, осуществление и регуляция всякой деятельности переходит именно к лобным долям, которые и отвечают за реализацию сложных поведенческих актов, приобретённых в ходе индивидуального опыта. В свете этого логичным выглядит и тот факт, что самки резусов с удалённой префронтальной корой не только фактически игнорируют своих детёнышей (отвергают их, грубо обращаются и не защищают при опасности), но и демонстрируют нарушения всего социального поведения в целом (Myers et al., 1973), поскольку оно представляет собой интегрированную систему множества различных поведенческих актов, за что и отвечают именно лобные доли мозга. По этой причине материнское или половое поведение обезьян стоит рассматривать исключительно в ключе прочих приобретаемых социальных навыков, за реализацией которых требуется сложный контроль.
   На этой же позиции стоит и Эрик Кеверн, рассуждающий о том, что размеры новой коры мозга (неокортекс), увеличивающиеся на эволюционном пути от крысы до человека в 1000 раз, по причине непременно усиливающегося когнитивного контроля за осуществляемой деятельностью делают гормональные влияния на материнское поведение приматов излишними, поскольку по адаптивности существенно превосходят эти последние (Keverne, 2008). Именно на уровне приматов впервые в филогенезе обнаруживается эмоциональное отношение матери к детёнышу, чего не наблюдается на более низких ступенях филогении млекопитающих (вспомним слепоту инстинкта, которая говорит о полном равнодушии матери по отношению к детёнышу, поскольку материнский инстинкт представляет собой лишь безусловный рефлекс). В итоге у высших приматов наблюдается значительная вариативность материнского поведения, так как здесь оно уже не является инстинктивным. У обезьян переход контроля за материнским поведение к когнитивному аппарату приводит как к ослаблению каких-либо гормональных детерминант на него, так и к возникновению собственно эмоциональных реакций и вознаграждений, которые только усиливают этот когнитивный контроль (Keverne, Curley, 2008).
   Объяснение причин, по которым у обезьян произошло исчезновение материнского инстинкта, в принципе, можно осуществлять по той же линии, что и обоснования исчезновения всех прочих инстинктов - то есть возникновение у данных видов альтернативного механизма формирования материнского поведения. Конечно, в данном случае этим механизмом опять оказывается всё усложняющийся интеллект высших приматов, который позволяет прослеживать взаимосвязи между явлениями и совершать на их основании умозаключения. В частности именно у обезьян возникает такое явление, как "теория разума" ("theory of mind") - под этим термином кроется не теория как таковая, а описывается тот факт, что особь становится способной ПОНИМАТЬ, чего в данной ситуации хочет ДРУГАЯ особь, то есть одна особь способна уже строить теории о желаниях другой особи. Обезьяне достаточно увидеть поведение другой обезьяны в строго определённом контексте, чтобы понять, чего она хочет.
   Именно на основании "теории разума" в итоге и выстраивается тот поведенческий механизм, альтернативный материнскому инстинкту. Речь идёт о том, что в сообществах обезьян, если мать полностью проигнорировала на свет появление своего детёныша и оставила его, то детёныш этот всё равно не останется брошенным, и его почти наверняка подберёт другая мать и вскормит. Иными словами, у обезьян развивается институт приёмных родителей, который постепенно и приводит к тому, что материнский инстинкт в чисто биологическом понимании становится ненужным и исчезает, поскольку детёныш всё равно не пропадёт, ибо его в любом случае воспитают другие представители стада. На уровне обезьян о детёнышах начинает заботиться всё сообщество вместе взятое, и обязательства материнства уже не лежат обязательным грузом на одной конкретной биологической матери детёныша. Чужие матери подставляют сиротам свою грудь для кормления и обогревают их, это явление общеизвестно приматологам.
   Среди обезьян "приёмыши" совершенно не являются чем-то исключительным, а скорее даже наоборот - закономерным явлением. В стадах павианов регулярно отмечаются даже такие акты, как попытки похищения одними самками детёнышей других с целью их кормления и проведения прочих "материнских" процедур.
   Малого того, не только другая самка способна вырастить чужого детёныша, но и даже другие самцы способны "усыновлять-удочерять" осиротевших обезьянок, переносить их на себе при длительных переходах и защищать в случае опасности. Совсем недавно был подведён итог 30-летней работы по наблюдению за поведением группы шимпанзе в естественных условиях, в которых и были отмечены подобные случаи (Boesch, BolИ, Eckhardt., "Altruism in Forest Chimpanzees: The Case of Adoption" // "PLoS ONE", 27 January, 2010).
   Самым распространённым проявлением интереса самца к детёнышу в стаде макак-резусов и павианов является таковой со стороны вожака. И, что очень важно, интерес не ограничивается одним лишь проявлением любопытства, но и в том случае, если какой-либо детёныш после гибели матери становится сиротой, вожак по обыкновению устанавливает опеку над ним. Поведение со стороны вожака к детёнышу-сироте представляется тем более интересным, что оно лишь по незначительным параметрам отличается от собственно материнского поведения - он всячески оберегает приёмыша, согревает, когда холодно, позволяет ему даже питаться своим кормом (что неслыханно для макак и павианов, поскольку, когда ест вожак, никто другой есть не в праве, и уж тем более неприкосновенна пища вожака).
   "При самых суровых отношениях во время кормления детёныш-сирота ест в непосредственной близости от вожака и под его защитой. Даже в стаде резусов, где одно появление вожака на кормовой площадке заставляет в панике разбегаться самок и подростков, такой детёныш может спокойно кормиться рядом с ним. Вожак резус Спорт опекал сиротку Кармен, которая повсюду следовала за ним, в то время, как взрослые члены стада и подростки должны были всячески избегать попадаться на глаза вожаку, особенно во время кормления. Однажды, когда стадо резусов вылавливалось для очередного медицинского осмотра, нам пришлось наблюдать, как Спорт уносил на своей спине Кармен, спасаясь от преследования людей" (Тих, "Предыстория общества", 1970).
   В стадах же павианов гамадрилов отношения со стороны вожака к сиротам, как указывает Тих, "ещё более внимательные, чем у резусов". Когда детёныш приближается к опасному месту, вожак удерживает его, подхватывая под живот или оттаскивая за хвост. Вожак стада гамадрилов Дунай, наблюдавшийся в 1946-1950 гг., и вовсе постоянно уделял детёнышам очень много внимания, подолгу держа их на руках.
   Тих резюмирует рассмотрение взаимоотношений самцов с детёнышами: "Эти факты свидетельствуют о том, что у самцов обезьян хорошо развито "отцовское" отношение к маленьким детёнышам, а некоторые из самцов проявляют к детёнышам не меньший интерес, чем самки".
   Как и в случае с самками, поведение самцов по отношению к детёнышам также является чрезвычайно вариативным, что, конечно же, опять указывает на несводимость данного поведения к категории инстинктивных.
   Не могу здесь не заметить, но в свете тех фактов, что у обезьян не только самки способны проявлять заботу о детёнышах, но и самцы, более целесообразным было бы отказаться от такого частного термина, как "материнское поведение", и ввести в обиход более общее понятие "родительского поведения", что позволило бы сразу охватывать и поведение самца по заботе о потомстве. Выделение же наряду с материнским поведением поведения отцовского представляется малоцелесообразным в силу того, что зачастую функциональное разграничение между ними оказывается более чем призрачным.
   В уже упомянутой выше 30-летней исследовательской работе по наблюдению за сообществами диких шимпанзе, где отмечались случаи установления опеки над сиротами, важен один интересный факт - из 18 наблюдавшихся случаев "усыновления-удочерения" осиротевшего детёныша сторонней взрослой особью в 10 случаях приёмным родителем оказывалась не самка, как того ожидает повседневная логика, а самец. Самки "усыновляли" лишь в оставшихся 8 случаях. То есть здесь, опять же, видно, что у обезьян нет некоего "материнского инстинкта", а есть в целом родительское поведение, свойственное особям обоих полов.
   Таким образом, именно такой альтернативный материнскому инстинкту механизм, как забота о детёныше всего сообщества в целом, в ходе эволюции высших приматов и приводит к постепенному исчезновению материнского инстинкта в его биологическом смысле. В свою очередь, забота о постороннем ребёнке возникает как способность, основанная на интеллекте, на той самой "теории разума", на умении ПОНИМАТЬ, чего хочет другой индивид (в данном случае детёныш), какую потребность он испытывает. То есть забота сообщества о сиротах в первую очередь основывается на разумной деятельности.
   У человека же вариативность материнского поведения достигает таких показателей, что речи о материнском инстинкте не может быть тем более. Интересные стороны проблемы высвечивает А. Кабирова в своей статье "Материнский инстинкт - миф или реальность" (http://shkolazhizni.ru/archive/0/n-28536): она полагает, что материнское поведение и материнские чувства, известные нам сейчас именно такими, как мы их понимаем, также не были присущи человеческому виду с начала времён, а постепенно развивались в ходе изменения самого общественного устройства. Кабирова выдвигает предположение, которое кажется более чем справедливым, что в прежние времена отношение к ребёнку со стороны матери было более утилитарным, то есть ребёнок во многих семьях воспринимался скорее как очередная единица рабочей силы, которая в дальнейшем будет помогать по хозяйству. И в прежние века отношение матери к ребёнку было довольно сдержанным и не изобиловало таким эмоциональным наполнением, которое мы сейчас склонны называть собственно материнскими чувствами.
   Как указывает в своём анализе различных типов семьи на исторической арене России Е.Ю. Гаранина, "к концу 1950-х годов [...] патриархальная семья трансформировалась в малую детоцентристскую [...]. Новое состояло в том, что ребёнок стал рассматриваться родителями как смысл жизни, как главный объект заботы и привязанности, а также как средство самоутверждения. Отношения между супругами становились более партнёрскими, не в последнюю очередь на почве любви к детям, число которых сократилось до одного-двух, редко трёх [...]. Это связано с тем, что раньше с ребёнком связывались прежде всего материальные ценности. Он рассматривался как помощник [...]. Постепенно между родителями и детьми устанавливались эмоционально насыщенные отношения" (Е.Ю. Гаранина, Н.А. Коноплёва, С.Ф. Карабанова, "Семьеведение", 2009).
   Обозначенное замечание по поводу того, что в современной семье наряду с сокращением числа детей развилась и эмоционально-чувственная сторона при взаимодействии с ними, не является случайным. Ведь это известный по всему миру факт, что по мере переселения людей из сельской местности в города они ограничиваются рождением одного-двух детей. В сельской же местности при аграрном способе производства необходимость в дополнительных "руках" всегда являлась насущным вопросом, чем и было обусловлено большое количество детей в деревенских семьях. Ребёнок при животноводстве или при земледельческом экономическом устройстве общества всегда был именно помощником по хозяйству, то есть выполнял сугубо утилитарную функцию для своих родителей. И только с жизнью в городе связан факт отпада такой его функции, что и повлекло за собой возможность налаживания с ребёнком собственно эмоциональных отношений, а не вспомогательно-производственных.
   О значительном непонимании родителями былых лет всех тонкостей взаимодействия с младенцем говорят и мифы многих народов. К примеру, сам факт существования в древних верованиях различных "духов", которые либо благоволят ребёнку, вследствие чего он развивается спокойным и улыбчивым, либо же влияют на него пагубно, вследствие чего ребёнок проявляет повышенную тревожность, нервозность, говорит именно об этом. У монголов и тувинцев есть божество Эмегельджи, которая покровительствует детям и печётся об их счастье и здоровье. У лезгин и лакцев есть упоминания о злых духах, вредящих роженице и младенцу. В славянских же мифах встречаются так называемые ночницы - эфемерные ночные создания, которые нападают на младенцев и всячески им досаждают, отчего последние не могут спать, постоянно кричат и плачут. То есть тревожность ребёнка во время сна родителями древних народов никак не воспринималась на свой собственный счёт, на счёт специфики собственного взаимодействия с ребёнком, а попросту приписывалась неким невидимым ночным духам.
   Это сегодня твёрдо установлено, что дети, испытывающие недостаток родительского внимания (то есть имеющие нечутких матерей), чаще плачут, хуже засыпают и даже позже начинают говорить, но в стародавние времена подобные нюансы были неизвестны. А потому причину плохого детского сна, его ночного плача проще было искать в проказах неких злых духов, нежели в специфике своего личного взаимодействия с дитём. Приписывание счастья ребёнка добрым духам, а его бед - духам злым является чёткой демонстрацией значительного непонимания людьми давних лет всех сторон их же собственной деятельности, непонимания всей ответственности, которая лежит на них в ходе взаимодействия с ребёнком. Одновременно подобные взгляды являются и возможностью "скинуть" с себя часть ответственности, переложив её на плечи "духов". Потому представляется несколько странным вывод Бондыревой С.К. и Климова Е.А., которые, рассуждая на эту тему, заключают, что "представления о духах подобного рода, надо думать, побуждают взрослых быть особо внимательными, заботливыми по отношению к детям" (Бондырева, Климов, "Отображение психики в мифах народов мира", 2009). Ведь всё как раз наоборот: думая, что ребёнок по ночам плачет из-за ночниц, родитель больше внимания уделяет различным ритуалам по избавлению от этих мифических существ, тогда как мог бы направлять это внимание к нуждам самого ребёнка непосредственно. То есть внимание начинает уделяться самим "духам", а не ребёнку.
   Таким образом, действительно можно согласиться, что материнское поведение и материнские чувства являются продуктом исторического развития человеческого общества и стоят в прямой зависимости от совершенствования сферы общественного познания. Чем больше мать знает о специфике взаимодействия с ребёнком, тем отчётливее она осознаёт ответственность за его благополучное развитие во всех нюансах, и именно понимание этой ответственности и является залогом формирования собственно материнских чувств, какими мы их понимаем на данном этапе нашего развития.
   На данный момент психологией накоплен внушительный материал о том, как формируется материнское поведение женщины, и сейчас можно смело сказать о существовании прямой связи между тем, насколько часто девочка видела в своём детстве проявления заботы со стороны своей матери, и тем, насколько часто и качественно заботу будет проявлять она сама по отношению уже к своим детям.
   Конкретно сам механизм формирования матерей холодных и матерей чутких мы рассмотрим в отдельной главе (Глава 8. Самость и её формирование).
  
  
  
  
      -- Миф шестой: врождённое влечение женщин к "состоятельным" мужчинам как к потенциальным кормильцам потомства
  
   Данный миф можно даже не раскрывать в его сути, поскольку каждый с ним в той или иной степени знаком. Самый первый раздел данной главы как раз начинается с примера, демонстрирующего этот миф в голове обывателя: девушка Полина заявляет, что её отношения с Сашей обусловлены тем, что он материально обеспечен, а у женщин-де есть инстинкт, влекущий к самцам, способным обеспечить потомство...
   К какой категории инстинктов с точки зрения их функциональной классификации отнести данный "инстинкт", не совсем просто понять. Это половой инстинкт (ведь речь идёт о выборе сексуального партнёра для продолжения рода) или же материнский (ведь речь идёт одновременно и выборе партнёра для заботы о совместном потомстве)? По идее, это что-то на грани обоих этих инстинктов, их интеграция.
   Но на деле же подобная интеграция - это нечто надуманное. И всё это по одной простой причине... Для начала, чтобы понять, о чём именно идёт речь, следует разобрать подобный инстинкт в мире животных, рассмотреть его на конкретных примерах у рыб, птиц, млекопитающих и т.д., если он у них, разумеется, вообще встречается.
   Последнее замечание вставлено неспроста, потому что такого "инстинкта" в животном мире, как "выбор состоятельного партнёра, способного заботиться о потомстве", как раз таки и не встречается...
   Чтоб разгрести всю ту путаницу, которую своими рассуждениями создали малограмотные эволюционисты, потребуются определённые усилия. Для начала разберёмся с тем, какие отдалённые аналоги данного "инстинкта" мы всё-таки можем найти у животных...
   Во-первых, надо вспомнить, что в природе животные при выборе полового партнёра реагируют на ключевые стимулы - то есть на КОНКРЕТНЫЕ специфические признаки в облике представителя противоположного пола. Эти конкретные признаки (яркость окраса, специфика запахов и т.д.) несут необходимую информацию о генах партнёра, о его здоровье, что и служит критерием выбора или игнорирования самкой данного конкретного самца. К примеру, как описывалось в первой главе ("Постулат психического детерминизма"), в сообществе ласточек, чем темнее окрас самца, тем более он привлекателен для самок, - исследователи окрашивали некоторых невостребованных бурых самцов в чёрный, и число покрываемых ими самок сразу же увеличивалось. То есть в данном случае именно степень темноты окраса выступает тем ключевым стимулом, который у ласточек несёт всю информативную нагрузку о состоянии здоровья самца, и самки реагируют именно на этот конкретный стимул, выбирая самца в партнёры по спариванию. Та же самая картина имеется и у домашней курицы - чем более выражен красный хохолок у петуха, тем больше самок он покрывает и тем выше его ранг в иерархии. В эксперименте петуху с очень маленьким хохолком, который находился на самом дне иерархии, на голову крепили искусственный хохолок большого размера - реакция соплеменников на данного петуха сразу же менялась, рос его ранг в иерархии, и увеличивалось число "обтоптанных" им куриц. Но стоило снять с экспериментального петуха накладной хохолок, так весь фарс мгновенно прекращался, и всё возвращалось на круги своя...
   Всю ту же схему отбора в половом поведении мы наблюдаем и у многих других животных: у фазана самец, обладающий наиболее ярким окрасом оперения, также является и наиболее предпочитаемым среди самок в период токования; самец павлина, имеющий наиболее яркий окрас и наиболее пышный хвост, также оказывается наиболее предпочитаемым среди самок. Чем больше у оленя рога, тем активнее на него реагируют оленихи, и т.д. и т.п.
   Собственно, со всеми этими характеристики мы уже ознакомились, когда говорили о феномене ключевых стимулов при активации инстинктивного поведения - чем отчётливее выражен ключевой стимул, активирующий инстинктивное поведение, тем активнее на него инстинктивная реакция. Именно в этом ключе и известно такое явление, как суперстимул - когда ключевой стимул содержит в себе сверхоптимальные признаки для активации инстинктивного акта (вспомним о том, как из ряда представленных макетов яиц чайка выбирала для высиживания то яйцо, что оказывалось максимально большим, вплоть до невероятно огромного, на которое ей с трудом удавалось вскарабкаться).
   То есть при выборе полового партнёра поведение животных опосредуется всё теми же ключевыми стимулами. Единственным своеобразным моментом здесь является тот факт, что тот или иной ключевой стимул самца является не просто активатором полового поведения самки, но и сообщает ей о состоянии его собственного здоровья, что напрямую связано со здоровьем их будущего потомства. При различных болезнях окрас оперения тех же фазанов заметно тускнеет, что автоматически забрасывает их в аутсайдеры полового рынка и сводит шансы оставить потомство фактически до нуля.
   Иными словами, чем более выражен у самца конкретный ключевой стимул, тем более он здоров, и тем более предпочтителен для самок, поскольку от такого самца будет произведено и более здоровое потомство. Так происходит фактически во всём животном царстве.
   Таким образом, мы видим здесь тот факт, что НЕ САМ ключевой стимул выступает движущей силой в выборе самкой самца, а именно здоровье самца. Ключевой стимул в половом поведении лишь сообщает о здоровье самца, служит его индикатором. То есть первостепенное значение имеет именно ЗДОРОВЬЕ самца, а всякий ключевой стимул лишь опосредует выбор самки через индикацию этого самого здоровья потенциального партнёра.
   И это очень важный аспект - в животном мире самка выбирает самца за его ЗДОРОВЬЕ. Поскольку именно от здоровья самца зависит и здоровье его потомства.
   Но давайте разберёмся со следующим нюансом: разве выбор ЗДОРОВОГО самца - это то же самое, что и "выбор ОБЕСПЕЧЕННОГО самца", способного позаботиться о потомстве?
   Конечно, нет. Это совершенно разные категории.
   Дело в том, что в животном царстве самец совсем не участвует даже в уходе за потомством. СОВСЕМ.
   Случка, вязка, коитус и прочие аналоги половых экзерсисов происходят у большинства животных видов, как правило, лишь весной, раз в год в период гона. После всех сексуальных игрищ самка беременеет, а самец... Что происходит с самцом?
   А самец просто исчезает... Он убирается восвояси и дальше продолжает жить своей холостяцкой жизнью, чтобы через год в следующий период гона оплодотворить уже совсем другую самку.
   То есть здесь важно понять, что после оплодотворения самки самец не надевает фартук и не встаёт у плиты, чтобы приготовить рождественский пирог для всей семьи...
   Никакой заботы о потомстве со стороны самца. Он лишь осеменитель, и не больше.
   Никакой семейной романтики, никаких совместных походов в кинотеатр по выходным, никаких катаний с американских горок в воскресном парке аттракционов, никакой сладкой ваты своим детишкам... У животных этого нет.
   Нет у них никакого ЗАБОТЛИВОГО и "состоятельного" самца...
   У животных есть лишь ЗДОРОВЫЙ самец. Вечно холостой и вечно довольный разносчик спермы...
   И самец в мире животных не заботится не только о своём потомстве, но не заботится даже о своей самке. Потому что самка для самца - это самое кратковременное явление в его разнузданной и разухабистой жизни. Ей нет места в его жизни дольше, чем на один уикенд в период весеннего гона... На большее самка рассчитывать и не может. Да ей большего и не надо. Такова биология большинства видов.
   Если к миру животных и применим такой сугубо человеческий термин, как "семья", то под ним будет подразумеваться, как правило, самка и её детёныши. Самца на идиллическом семейном фото здесь никто не разглядит.
   Самец ни о чём не беспокоится и не заботится. Он сам по себе, а самка с детёнышами - сами по себе. И никаких алиментов. Даже через суд.
   Самка выживает совершенно самостоятельно. И детей растит она в гордом и исключительном одиночестве. Питание себе и потомству она добывает сама, своими собственными зубами, своими собственными когтями.
  
   "... роль самца ограничивается кратким мгновением оплодотворения самки, после чего его жизнь теряет всякую видовую ценность" (Н.А. Тих, "Предыстория общества", 1970).
  
   После оплодотворения самец в лучшем случае просто уходит, а в худшем - вовсе поедается самкой (как это бывает у некоторых членистоногих - тарантулов, богомолов и т.д.), либо уничтожается в конце сезона активности (пчёлы перед наступлением зимы изгоняют или же убивают своих трутней).
   Таким образом, если говорить о животном мире, то ни о каком выборе "обеспеченного самца, способного позаботиться о потомстве" не может быть и речи.
   Самка выбирает самца по конкретному ключевому стимулу ЗА ЕГО ЗДОРОВЬЕ. И всё. Здоровые гены - здесь это единственный критерий, единственная цель.
   Существуют в мире животных, конечно же, и некоторые исключения из наиболее характерного и общего правила - есть такие долгосрочные межполовые консолидации, которые по внешнему сходству можно было бы сравнить с семьями в человеческом смысле слова. К таковым животным относятся, к примеру, львы (исключительный пример такого рода во всём семействе кошачьих). Межполовые организации у львов называются прайдами. В центре каждого прайда взрослый лев-самец, окружённый гаремом самок и детёнышами. Но, несмотря на внешнее сходство с институтом семьи у человека, львиный прайд не имеет с последним никаких структурных сходств. Обыватель может допускать, что лев, коль скоро он продолжает жить подле своих самок и детёнышей, является активным добытчиком и заботливым отцом. Но на то обыватель и обыватель, чтоб заблуждаться во всём, что касается действительности...
   Как мы помним, охота в семействе кошачьих осуществляется из засады - кошка замирает, подкарауливает зазевавшуюся жертву и завершает всё одним стремительным броском. Как мы помним, кошачьи для того себя и вылизывают и закапывают свои фекалии, чтобы запахом не спугнуть потенциальную жертву на подходе. Кошки охотятся из засады, либо очень и очень аккуратно подбираются к своей жертве...
   Вот именно по этой причине взрослые львы почти совсем и не охотятся. У них слишком пышная грива, чтобы в условиях голых саванн их охота проходила без особых затруднений. Пышная грива сразу же с потрохами выдаёт любого затаившегося льва и выставляет его на всеобщее обозрение на несколько миль вокруг, даже если он затаился в самой высокой траве.
   Поэтому сами львы охотятся довольно редко. А обычно охотятся самки. Они лишены характерной львиной гривы, а потому, как и все прочие представители семейства кошачьих, без проблем затаиваются и подбираются к жертве незамеченными.
   Забавное же, с точки зрения человека наших веков, происходит дальше, когда самка задрала свою зебру и приволокла её тушу в свой прайд... Что происходит дальше? Кто первый приступает к пиршеству и принимается поедать добытое мясо? Конечно, лев.
   Именно лев-самец всегда и непременно первым приступает к трапезе. Самки же в это время, включая и ту, которая добыла этот ужин, стоят терпеливо в сторонке. И лишь, когда лев наелся, к остаткам его трапезы подходят все прочие самки. И уже всё то, что останется после трапезы самок, достаётся детёнышам ("забота", что ни говори).
   Таким образом, на примере львиного прайда мы наблюдаем, что не самец "заботится" о своём потомстве и "содержит" своих самок, а как раз наоборот - самки кормят своего самца, который спит почти сутки напролёт.
   Функционирование львиного прайда в известной степени напоминает жизнь цыганского табора. Пузатый цыган в красной рубахе и лакированных сапогах никогда сам и пальцем не шелохнёт ради добычи пропитания своей семье. Цыгану нельзя работать. Вопросами выживания в таборе занимаются исключительно цыганки, вечно суетящиеся на вокзалах и везде, где беспечный прохожий может позолотить ручку... А затем всё добытое за день приносится и кладётся к ногам пузатого и довольного цыгана, который уже и решает, что куда и как распределить.
   Удивительно, почему эволюционисты до сих пор не взялись утверждать, что устройство цыганской семьи закреплено у них генетически и ведёт своё происхождение от их львиных предков? Перспективная ведь разработка...
   Нечто более адекватное к устройству человеческой семьи можно обнаружить у некоторых видов птиц, которые действительно имеют обыкновение образовывать пары раз и навсегда до самого конца своей жизни, либо на целых несколько лет - это аисты, лебеди и некоторые другие птицы. Но и здесь по ряду существенных причин проводить параллели с человеческим поведением совершенно невозможно. Во-первых, самец того же аиста не просто однажды выбирает себе самку, а запечатлевает её. То есть после наступления полового созревания в период первого гона самец импринтингует конкретную самку в свой психический аппарат, а самка, в свою очередь, импринтингует самца, и после данного импринтинга (впечатывания, запечатлевания) данная пара навсегда остаётся вместе: даже после зимовья оба представителя всё равно прилетают на своё прежнее место и находят друг друга (то есть идентификация происходит на столь качественном уровне, что без строгих физиологических механизмов здесь не обходится, очень вероятно, что ключевую роль играет фиксированный выкрик особи). Механизм импринтинга, характерный в основном для птиц, уже вскользь упоминался на этих страницах (когда речь шла о бездушности материнского инстинкта в животном царстве), где рассказывалось о том, как новорожденные птенцы способны запечатлевать в качестве матери всякий движущийся объект - будь то сам человек или даже маленькая коробочка на колёсиках, за которой после процедуры импринтинга птенцы готовы следовать постоянно и вести себя по отношению к ней именно как к своей матери в естественных условиях. Процедура импринтинга фактически необратима - раз запечатлённый объект навсегда остаётся таковым. Важно то, что для импринтинга необходим лишь один фактор - предъявление конкретного стимула в строго конкретный чувствительный период развития птенца (сензитивный период). Чтобы запечатлеть в качестве матери коробочку на колёсиках, птенцу необходимо увидеть её в самое ближайшее время после вылупления (сроки варьируют от первых часов до первых нескольких дней в зависимости от конкретного вида птицы). Чтобы запечатлеть в качестве полового партнёра всякую другую особь, птице необходимо вступить в контакт с представителем противоположного пола в период своего полового созревания - так и формируются строгие "моногамные" пары аистов и лебедей. Так и возникают легенды о лебединой "верности"... На деле же ни о какой "верности" или "любви" тут речи быть не может, поскольку имеет место чёткий физиологический механизм, раз и навсегда (или на несколько лет) фиксирующий конкретный объект по ряду конкретных же уникальных признаков, а дальше этот механизм как бы закрывается, захлопывается, и не позволяет больше свершиться новой физиологической фиксации.
   Вот и вся птичья "любовь"...
   Надо с прискорбием заметить, что даже единственный более-менее добросовестный российский эволюционный психолог М.Л. Бутовская, рассуждая в ночной передаче Александра Гордона о человеческой любви и пытаясь отыскать её эволюционные корни, умудряется импринтинг аистов и лебедей назвать первыми аналогами любви в царстве животных. И это несмотря на конкретный и отчётливый физиологический механизм данного процесса у последних... У некоторых видов птиц моногамные пары - это именно нейронный блок, раз и навсегда сформированный в узкий сензитивный период, когда механизм запечатлевания был активен, после чего он навсегда выключается. Вот и весь секрет лебединой "любви"...
   Как и утёнок, однажды запечатлевший в качестве матери коробочку на колёсиках, будет продолжать следовать за ней до самого конца своего детства, так и аист или лебедь будут "преданы" своему партнёру до самого конца своей жизни.
   Когда ведущий российский этолог Бутовская сравнивает механизм человеческой любви с механизмом импринтинга у птиц, она этим самым выставляет себя в очень невыгодном свете.
   Результат импринтинга необратим, что мы и наблюдаем у аистов и лебедей, тогда как у человека его любовь очень даже обратима... Только к человеку применима пословица "Муж в Тверь, жена - в дверь" или же "С глаз долой - из сердца вон". У моногамных птиц такого не бывает никогда, даже несмотря на их многомесячные раздельные перелёты на юг и обратно. Измена в собственном смысле слова возможна только у человека. У моногамных птиц же образование пары - это импринтинг, результат формирования раз и навсегда заданного нейронного блока, который разрушить уже ничто не в силах. Никакой быт.
   Таким образом, семейная пара у лебедя и семейная пара у человека - это структурно совершенно разные системы, поскольку формируются на основании принципиально иных механизмов.
   В итоге ни львиная "семья", ни лебединая для аналогий с семьёй человека не годятся, так как, за исключением чисто внешнего, текстурного, сходства, ничего схожего больше не имеют.
   Как отмечает Н.А. Тих, в той или иной степени участие самца в заботе о потомстве характерно для некоторых видов рыб, некоторых земноводных, но наибольшее распространение и разнообразия в проявлениях этот феномен получает именно у птиц. У млекопитающих же роль самца по-прежнему преимущественно сводится к банальному акту оплодотворения - а дальше самец, как правило, исчезает с семейного горизонта.
   Но, как уже неоднократно говорилось выше, согласно правилам сравнительно-психологического анализа, тот или иной поведенческий компонент человека следует сравнивать с аналогичным не у любого взятого вида животных, а исключительно у максимально близких человеку видов. То есть сравнивать поведение человека, в попытках выявить его эволюционные корни, необходимо не с кузнечиками или волнистыми попугайчиками, а только с приматами, и лучше не столько с приматами вообще, сколько конкретно с обезьянами, а ещё лучше с наиболее генетически близкими человеку высшими обезьянами - с человекообразными, с антропоидами, к коим принадлежат гориллы, орангутаны, гиббоны и шимпанзе. Следовательно, главный вопрос, требующий ответа, теперь такой: есть ли у обезьян моногамная семья в типично человеческом понимании и если есть, то находится ли в ней место заботе самца о самке или хотя бы о потомстве?
   Итак, что мы можем сказать о рассматриваемой проблеме в контексте обезьяньего стада? Что мы наблюдаем на уровне низших и высших обезьян?
   А наблюдаем мы то, что в заботе о детёнышах здесь по-прежнему принимает участие либо сама мать, либо всё сообщество обезьян в целом (как правило, особую активность в последнем случае проявляют либо другие самки стада, либо же уже подросшие братья и сёстры новорожденного детёныша). У некоторых видов низших широконосых обезьян, таких как игрунки, каллимико и тамарины (обезьяны Нового Света) активное участие в заботе о потомстве принимают наконец-то и их биологические отцы, но, правда, тоже не исключительно они одни, а наряду с другими представителями стада. Что характерно, в некоторых наблюдениях за тамаринами установлено, что вклад отца в заботу о потомстве обратно пропорционален размерам стада (McGrew, 1988; Tardif et al., 1990; Price, 1991). То есть отец наиболее активен в уходе за детёнышами, если группа небольших размеров, и шансы на то, что заботу о детёныше проявит кто-то другой, следовательно, также низки. И чем больше группа, тем меньше вклад отца в заботу о потомстве. Иными словами, можно сказать, что даже в том случае, когда биологический отец принимает участие в уходе за собственным детёнышем, данный тип семейного устройства низших обезьян по-прежнему нельзя считать аналогом человеческой моногамной семьи.
   Изучив возможные типы проявлений ухода за потомством по линии приматов (полуобезьяны, низшие и высшие обезьяны), сотрудник Института медицинской приматологии РАМН Мейшвили Н.В. (1998) пришёл к выводу, что все данные варианты ухода можно разделить на три конкретных типа: протоматеринское воспитание, совместное воспитание (оно же коммунальное) и собственно материнское воспитание.
   Все данные типы воспитания Мейшвили классифицировал на основании степени материнского вклада по уходу за потомством, но данный факт ничуть не мешает проследить соответственно и вклад отца в аналогичную деятельность, хотя эти данные, конечно, уже не будут столь однозначными. Главное в описываемых типах взаимодействия между матерью и детёнышем, это вычленить непосредственно отцовский вклад в процесс воспитания потомства.
   Протоматеринский тип воспитания, являясь самым примитивным из типов, характеризуется слабой связью между матерью и потомством, неспособностью первой идентифицировать своего детёныша среди прочих детёнышей в стаде и редкими фактами тесного контакта. Мать почти никогда не поддерживает детёныша при переноске, что регулярно приводит к его падениям. Протоматеринский тип воспитания свойственен большинству полуобезьян (лемуровые, лориевые, галагообразные и т.д.) и в основном тем их видам, для которых характерно многоплодие (то есть рождение более одного детёныша за раз).
   Совместное (коммунальное) воспитание также свойственно преимущественно тем видам обезьян, для которых характерно многоплодие. Как следует из названия данного типа воспитания, в уходе за потомством участвуют сразу многие представители сообщества, а не только сама мать. Что самое интересное, в таком случае сама мать существенно отстраняется от участия в воспитании потомства, и, как правило, весь её материнский уход сводится почти исключительно к банальному кормлению молоком. Все же остальные процедуры по заботе о детёнышах (переноску, защиту и т.д.) осуществляют прочие члены стада. Разумеется, совместный тип воспитания так же, как и протоматеринский тип, не приводит к формированию тесных взаимоотношений между матерью и её потомством (иначе говоря, родственных отношений, привязанности здесь не возникает).
   И, наконец, собственно материнское воспитание. Данный тип воспитания, как отмечает Мейшвили, свойственен наибольшему числу приматов - собственно лемурам, большинству капуцинообразных и всем узконосым приматам (то есть, грубо говоря, почти всем обезьянам Старого Света - Азии и Африки, откуда и были родом предки человека). При материнском типе воспитания ответственность за заботу о потомстве лежит почти полностью на матери, допуская лишь нерегулярное вмешательство в этот процесс других членов стада (как правило, более взрослых детёнышей этой же самки). Что важно отметить, материнское воспитание характеризуется уже не только и не столько удовлетворением элементарных физиологических потребностей детёныша (кормление и обогрев), но и более сложными элементами воспитательного взаимодействия, к которым относятся постоянный присмотр за детёнышем вплоть до подросткового возраста, обучение его различным необходимым для выживания навыкам (применение орудий для добычи воды и охоты) и ряд других, важных с точки зрения социализации, действий. Материнский тип воспитания свойственен тем видам приматов, у которых наблюдается одноплодная беременность - случаи многоплодия являются исключительными явлениями.
   Итак, что мы имеем в итоге? Каков вклад отца в уход за потомством в отряде приматов?
   Да фактически никакой. Как уже говорилось, действительное присутствие отца в процессе заботы и воспитания потомства наблюдается у очень ограниченного числа видов низших обезьян - и то, как правило, широконосых (то есть обитающих исключительно в Южной и Центральной Америках). У всех остальных видов обезьян, включая и наиболее близких к человеку эволюционно (шимпанзе, гориллы, орангутаны), участие отца в заботу о детёнышах отсутствует. Превалирует материнский тип воспитания, то есть такой тип, при котором весь уход за потомством осуществляет мать - начиная с кормления, защиты и заканчивая социализацией своего чада.
   Таким образом, если говорить об эволюционных корнях такой "врождённой" потребности женщины, как выбор полового партнёра, "способного обеспечить её и её потомство", то в ближайших линиях родственных нам приматов мы не находим совсем никаких предпосылок для формирования подобных предпочтений. Наиболее развитыми типами воспитания являются такие, при которых уход за детёнышами осуществляется либо исключительно матерями (материнский и протоматеринский типы), либо всем сообществом в целом (коммунальный тип). При коммунальном (совместном) типе воспитания в редких случаях случается и вмешательство биологического отца в заботу о потомстве, но и в данном случае такое вмешательство можно рассматривать наряду с вмешательством всех прочих членов стада, то есть участие отца в таких случаях не представляется возможным назвать собственно отцовским поведением.
   Важный момент, наверное, даже ключевой, состоит в том, что забота о потомстве со стороны отца, в принципе, не требуется, поскольку эту самую функцию способно выполнить (и выполняет) всё сообщество в целом. То есть детёныш не останется без питания и защиты в любом случае - стадо сбережёт. И чем выше по эволюционной лестнице приматов, тем отчётливее проступает эта особенность - уход многих членов стада за конкретным детёнышем, особенно ярко это проявляется, как уже писалось в предыдущем разделе, в случаях, если детёныши становятся сиротами вследствие смерти матери. То есть, по сути, обезьяний детёныш для собственного выживания не нуждается не только в отце, но и даже в матери, поскольку стадо берёт функцию его опеки на себя. У тех же шимпанзе заботу об осиротевшем детёныше, как правило, проявляют другие самки (чаще - это родные сёстры умершей матери или же её старшие дети), но в предыдущем разделе, где речь шла об отсутствии у самок высших обезьян материнского инстинкта, упоминалось и о том, что даже сторонние самцы способны будто усыновлять осиротевшего детёныша - защищают его, кормят и переносят на себе.
   Разумеется, ни на минуту не приходится сомневаться, что и в сообществах первобытных людей все подобные процессы не только имели место, но и выступали наверняка в ещё более сложных, развитых формах. Представить, чтоб осиротевший детёныш австралопитека был брошен стадом на погибель, просто невозможно. И, конечно, ещё более нереально представить такие процессы в сообществах Homo erectus и уж тем более Homo heidelbergensis. Чтобы далеко не ходить за примерами, можно обратиться и за этнографическим опытом, где обширно описываются особенности положения осиротевших детей в ныне существующих племенах охотников-собирателей, на протяжении тысячелетий сохраняющих исконный уклад жизни наших далёких первобытных предков. Во всех племенах, до сих пор ведущих традиционный образ жизни, мы наблюдаем, что осиротевшие дети, разумеется, не бросаются обществом на произвол судьбы, и не умирают с голоду или от нехватки защиты. Такого нет ни в одном племени. Всякий осиротевший ребёнок всегда и непременно окружается самой активной заботой со стороны взрослых соплеменников и нормально растёт наряду со всеми остальными детьми.
   Здесь очень уместно вспомнить записи Алана Маршалла, известного австралийского путешественника и писателя, который постоянно описывал жизнь австралийских аборигенов.
   "У аборигенов я никогда не видел детей, оставшихся без присмотра, хотя видел много сирот. По обычаям аборигенов ребёнок может иметь несколько "матерей", и в случае смерти родной матери заботы о нём принимает на себя другая "мать" (Маршалл, "Мы такие же люди", 1989).
   Этот момент очень важно запомнить: уже в сообществах обезьян осиротевший детёныш не остаётся без опеки со стороны других членов группы, а в сообществах первобытных людей, равно как и у современных диких племён, явление опеки над сиротами не только не уступает обезьянам, но и, конечно же, по качеству превосходит таковую.
   Запомним этот момент и обратимся к одному любопытному нюансу в лагере эволюционистов.
   Один из наиболее активных и известных российских антропологов М.Л. Бутовская, отстаивая позицию, согласно которой женщин "инстинктивно влечёт к состоятельным мужчинам, способным прокормить её и её потомство", в своей работе "Эволюция человека и его социальной структуры" (Бутовская, 1998) пишет, что парная семья эволюционно оказалась более удобна и выгодна с точки зрения выживания, поскольку мужчина помогал женщине заботиться о детёнышах (то есть в данном случае речь идёт даже о врождённой предрасположенности человека именно к моногамному браку, в результате чего из рисуемой картины начисто выпадают те культуры людей, в которых даже сейчас принята полиандрия или полигамия, как, к примеру, у мусульман). И дальше у Бутовской следует такой неаккуратный пассаж: "Альтернативой парной семье могли быть лишь упор на родственные связи и помощь со стороны самок друзей и родственниц"...
   То есть сначала Бутовская пишет о том, что "врождённая" потребность женщин выбирать себе "состоятельного" мужчину возникла как необходимость в защите потомства на всём периоде детства. Но дальше она тут же пишет о том, что эта женская "врождённая потребность" могла бы не сформироваться, если бы в первобытном обществе заботу о потомстве могло брать на себя всё сообщество в целом... Но ведь именно этот, последний, вариант мы и наблюдаем не только у всех известных нам аборигенов, но и уже у всех высших обезьян и многих низших.
   И ведь Бутовская об этом прекрасно знает. Она не может об этом не знать.
   Она отлично ознакомлена с поведением высших приматов. Да к тому же в Танзании собственноручно руководила исследовательской группой по изучению культуры и быта племени охотников-собирателей хадза, в культуре которых как раз таки имеется институт опекунства над осиротевшими детьми. Мне не известно, писала ли сама Бутовская в своих многочисленных статьях, посвящённых хадза, именно об этом аспекте их культуры (в нескольких, которые довелось прочесть, там этого не было), но о феномене опекунства над сиротами в культуре хадза вкратце упоминала В. Буркова (Буркова, "Детство у восточно-африканских народов хадза и датога", 2008), которая являлась подопечной непосредственно самой М.Л. Бутовской в этих экспедициях. Буркова в одной из сносок прямо и чётко пишет "... в случае смерти родителей ребёнок автоматически попадает под опеку многочисленных родственников".
   Вряд ли факт, указанный в работе подопечного, мог остаться неизвестным его руководителю. Конечно же, Бутовская отлично знает, что у хадза имеется институт опеки (да и у каких человеческих обществ он может отсутствовать?). Но почему же тогда она в своей работе "Эволюция человека и его социальной структуры" самим ходом своих размышлений допускает, что такового института могло и не быть? Почему она пишет, что у женщин выработался "врождённый" механизм по выбору мужчины, способного позаботиться о ней и о потомстве, если дальше сама указывает, что в случае общественной опеки над сиротами (которая в действительности имеет место во всех сообществах обезьян) такой "врождённый" механизм мог бы не выработаться? Почему такой РЕАЛЬНО существующий феномен, как общественная опека у обезьян, обозначен лишь в одной строке работы, тогда как ГИПОТЕТИЧЕСКОМУ "врождённому" механизму женщины по выбору заботливого мужчины, уделено несколько немалых абзацев, если первый феномен самим фактом своего существования исключает второй? Зачем доказывать что-то, если потом всё это уничтожается пусть и одной, и пусть даже формальной строчкой, которая описывает реальную суть вещей?
   Собственно, тут голову ломать особенно не приходится. Всё и так понятно: есть у автора некая позиция, некая гипотеза, которая расходится с фактами, потому лучше больше времени и внимания уделить аргументированию именно этой своей гипотезы, а противоречащий ей ФАКТ засунуть в самые закрома и попытаться сделать его как можно менее заметным - упомянул вскользь и нехотя, и всё, совесть учёного чиста... Не соврал ведь, не умолчал.
   Надо всё-таки отдать должное М.Л. Бутовской, что действительно не умолчала о том факте, что институт общественной опеки делает невозможным формирование в ходе эволюции такого "врождённого" механизма у самки, как выбор самца, способного позаботиться о потомстве... Если бы умолчала, тогда грош цена такому учёному.
   Хотя, конечно, тут в любом случае не особо дорого получается...
   Итак, важно понять следующее: институт общественной опеки над сиротами является альтернативным механизмом как всякому материнскому инстинкту, так и всякому "врождённому" предпочтению мужчин, "способных обеспечить своё потомство". И в силу своей большей гибкости, в силу своей большей адаптивности данный альтернативный механизм делает ненужным и излишним формирование каких-либо врождённых предпочтений самки в отношении самца как потенциального кормильца потомства. Потому что о потомстве в любом случае позаботится стадо, сообщество, род.
   Надо понимать, что когда эволюционисты говорят об "инстинкте" женщины по выбору "состоятельного мужчины, способного позаботиться о потомстве", то с их лёгкой руки мы здесь сталкиваемся с беспрецедентным "инстинктом" в мире животных. Как говорилось чуть выше, все животные выбирают партнёра по его ЗДОРОВЬЮ, так как это уже само по себе есть залог здоровья их потомства, залог его выживания. И уж конечно, не приходится говорить о том, что самка какого бы то ни было вида выбирала себе партнёра по его "способности позаботиться о потомстве"... Ведь в самом деле, если бы в животном царстве и существовал такой критерий в действительности, то как бы он реализовывался? Каким образом самка могла бы узнать, как тот или иной самец способен заботиться о потомстве? По каким таким его знакам самка смогла бы этот пункт определить? Конечно же, не по каким.
   Пока нет самого потомства, то самка никак не определит, как тот или иной самец способен заботиться о нём. Но на деле тут эволюцией и естественным отбором придумано всё гораздо проще... Самки тех видов, где самец так или иначе принимает участие в уходе за потомством, не имеют нужды что-то определять или высчитывать в возможном поведении самца заранее, ещё до случки - потому что самцы этих видов имеют ВРОЖДЁННЫЙ механизм по реализации ухода за потомством. То есть у самцов подобных видов попросту имеется ИНСТИНКТ по уходу за потомством, а потому самка и не должна определять наличие этой склонности у потенциального партнёра - ведь она врождённа у всех самцов вида, то есть имеется в любом случае у любого из них. Поэтому самке и остаётся только определять здоровье самца, которое передастся их совместному потомству.
   Никакой речи о поиске и выборе "состоятельного самца, способного позаботиться о потомстве" в животном царстве нет и быть не может. Там выбор идёт только по здоровью. И дальше у большинства видов самка уже исключительно сама занимается дальнейшей судьбой потомства.
   У обезьян же мы наблюдаем уже такую картину, когда высокоорганизованное стадо способно разделять с самкой её обязанности по уходу за детёнышем, а в критических случаях даже и полностью её заменять. Даже осиротевший детёныш не будет брошен на произвол. Именно этот групповой механизм опеки становится адекватной альтернативой всякому материнскому инстинкту, что в итоге и приводит к его полной редукции на эволюционном пути приматов. И именно в силу действия этого же механизма общественной опеки у самок обезьян никак не может возникнуть предпосылок для формирования какого-либо врождённого предпочтения "состоятельных" самцов, "способных обеспечить своё потомство"... Потому что потомство в любом случае будет обеспечено стадом, будет находиться под его защитой. Институт отцовства как таковой здесь попросту не нужен, ему нет места при высокоорганизованном стаде, которое мы наблюдаем у обезьян (у высших обезьян в особенности).
  
   - Ну у женщин ведь это как бы инстинктивно... - задумавшись, говорит Света.
   - Что инстинктивно? - переспрашиваю я и подливаю ей вина. - Выбирать богатого мужчину?
   - Ну да, - задумчиво кивает она, смотрит на раскромсанную пиццу, что лежит рядом с нами на диване, и добавляет: - Наверное, в первобытные времена женщины стремились выбрать из всех мужчин самого лучшего охотника, чтобы он был способен прокормить их детей... Больше котировался тот мужчина, который принесёт с охоты самый большой кусок мамонта.
   Света сама улыбается. И слава богу. Я тоже улыбаюсь.
   - А не важно, что в первобытных сообществах охота на того же мамонта всегда велась исключительно коллективно, сообща? - спрашиваю я. - И всякая убитая дичь приносилась на стоянку, и уже там равномерно делилась между всеми. То есть никогда в истории человечества не было мужчины, который приносил бы "самый большой кусок мамонта"... Такого не было, а всегда осуществлялся только равномерный делёж между всеми членами общины.
   Света всё понимает. Она вообще в своём роде грандиозный человек - в 33 года она развелась со своим мужем, с которым пробыла в браке 10 лет. И у этого мужа было жильё не только в России, но и в Европе, а в скором времени планировалась покупка квартиры и в Нью-Йорке... Одним словом, муж Светы - человек не бедный.
   Но она от него ушла. Взяла с собой только чемодан вещей и машину.
   Как говорит, уходила в никуда, было страшно. Но она справилась.
   И ушла Света от мужа не потому, что он бил её или как-то унижал уже многие годы подряд, нет.
   Она выразила причину развода лаконично: любовь прошла.
   Ей стало скучно, неинтересно идти домой и видеть лицо человека, с которым прожила 10 лет, с самого студенчества... Больше никаких эмоций не было. И она ушла.
   Вот по случаю годовщины её ухода от мужа и недавнего получения официального свидетельства о расторжении брака мы и собрались со Светой сегодня... Отметить действительно есть что.
  
   В голове обывателя бытует представление, согласно которому в первобытные времена всё происходило так, как описано в диалоге выше - самка выбирала наиболее удачливого охотника. Так и формировалась основа для "инстинкта" женщины по выбору наиболее состоятельного мужчины, способного обеспечить её и её потомство... Но, конечно, как всегда, всё было в корне не так.
      -- Уже у шимпанзе мы наблюдаем коллективную охоту (охотятся наши собратья на мелких копытных, на низших приматов типа лори и галаго и на низших обезьян типа мартышек, гверец и даже павианов). По завершении охоты добыча делится между членами сообщества (что примечательно, в охоте шимпанзе участие принимают и самки тоже, только несколько реже самцов). То есть уже у антропоидов мы наблюдаем делёж пищей в рамках стада, поскольку охота осуществляется преимущественно коллективно и функции в этой охоте распределены неравномерно - есть своеобразные загонщики дичи и те, кто непосредственно её встречает и отлавливает, потому делёж и производится равномерно просто по факту самого участия в охоте.
      -- У нынешних традиционных сообществ охотников-собирателей потребление добытой на охоте дичи также имеет коллективный характер, делёж пищи осуществляется равномерно. Как описывается у тех же хадза, забитая дичь приносится в деревню, где и происходит её потребление всеми членами общества. Таким образом, нет такого, чтобы мужчина пошёл на охоту, добыл пропитание и принёс его только в свой дом, только своей женщине. Такого нет. Когда имеет место индивидуальная охота (как правило, на мелких копытных или грызунов), то добыча всё равно приносится в деревню к общей трапезе, а не в индивидуальный дом. Что уж говорить о результатах всякой коллективной охоты, которая в традиционных сообществ охотников-собирателей практикуется чрезвычайно широко...
      -- Когда мы говорим о сообществах первобытного человека, то там, даже выбирая среднее между шимпанзе и современными охотниками-собирателями, мы, конечно, должны видеть принципиально ту же картину. Делёж всякой добытой дичью также осуществлялся равномерно на всех членов сообщества. Грубо говоря, не какой-то конкретный мужчина уходил охотиться, чтобы потом принести пропитание своей семье (которой тогда к тому же исторически ещё и не было), а всякое мясо непременно доставлялось на место своей стоянки на общую трапезу. То есть пища потреблялась всегда коллективно, вне зависимости от того, была она добыта коллективно или индивидуально.
   Как в таких исторических условиях (которым, судя по поведению шимпанзе, уже никак не меньше 7 млн. лет) могло сложиться "инстинктивное" предпочтение женщин именно "состоятельных мужчин, способных обеспечить своё потомство"? Если бы это действительно имело место, то это было бы чем-то невероятным.
   Другим же, и при этом самым важным контраргументом обсуждаемого взгляда является следующий факт: пропитание в обществах охотников-собирателей добывают не только мужчины, но и женщины. Тогда как мужчины заняты преимущественно добыванием мяса, на женщин возложено обязательство по собиранию растительной пищи - фрукты, ягоды, клубни, коренья. Важным аспектом в данном факте является то, что бСльшая часть среднесуточной нормы потребляемых калорий для сообществ охотников-собирателей приходится именно на растительную пищу, то есть на деятельность женщин. На примере тех же хадза это выглядит примерно так: 11% всех добываемых калорий ложится на мясо и 89% на растительные продукты и мёд диких пчёл (Marlowe, 2002). То есть сообщества охотников-собирателей в первую очередь существуют не за счёт мужской охоты и мяса, а за счёт собирательства, которое преимущественно относится к ведомству женщин. И эта схема универсальна для всех племён, по сей день ведущих традиционный образ жизни. Это общеизвестный факт в антропологии.
   Об этом же пишет и всемирно известный философ и социолог Джон Зерзан, когда выступает со своей критикой цивилизации и призывает к возврату человечества к традиционному жизненному укладу (Зерзан, "Первобытный человек будущего", 2007). Он справедливо указывает: "Хотя современные собиратели-охотники употребляют в пищу больше мяса, чем их доисторические предки, растительная пища до сих пор составляет основу их рациона в тропических и субтропических районах (Ли, 1968а; Йеллен и Ли, 1976). И сан, проживающие в пустыне Калахари, и хадза, живущие на востоке Африки, где дичи гораздо больше, чем в Калахари, на 80 процентов полагаются на собирательство (Танака, 1980). Кунг, входящие в народность сан, собирают более сотни различных видов растений (Томас, 1968) и не испытывают нехватки в пище (Трасвелл и Хансен, 1976)".
   И далее: "Ли (1982) писал о "всеобщей для собирателей" привычке делиться запасами, а Маршалл в своем классическом труде 1961 года говорил об "этике щедрости и скромности", отдельно выделяя "подчеркнуто эгалитарные" традиции собирателей-охотников. Танака приводит типичный пример: "Самой уважаемой чертой характера является щедрость, а самыми презираемыми - жадность и себялюбие".
   Таким образом, как бы активно ни охотились племена охотников-собирателей, но в первую очередь они всё равно остаются именно собирателями, и основной частью потребляемых калорий они обязаны именно этому роду деятельности и женщинам, которые её осуществляют. Именно растительная пища лежит (и лежала многие сотни тысяч лет назад) в основе рациона Homo sapiens. Современный человек действительно потребляет мяса значительно больше, чем его доисторические предки, и тот взгляд, что раз первобытные люди промышляли охотой, то, следовательно, и ели преимущественно мясо, является ошибочным, да и свойственен он, как правило, только обывателю - антропологи же и палеоантропологи прекрасно знают, что именно растительная пища всегда была основой человеческого рациона, а мясо составляет и составляло лишь несущественную его часть. Как замечает в своём исследовании особенностей питания первобытных сообществ историк и археолог М.В. Добровольская: "... известно, что охотничья добыча, приносимая мужчинами, - не ежедневная и не гарантированная. Поэтому и мужская часть общества в значительной мере зависит от результатов фитособирательства, которым занимаются женщины" (Добровольская, "Особенности питания человека позднего каменного века и некоторые вопросы поведения", 2004).
   В свете этих данных о специфике жизни первобытных людей представляется не совсем уместным применять даже такую привычную сейчас фразу, как "мужчина-кормилец". Хотя, собственно, она уже и сейчас всё больше теряет свою актуальность... Но вот что важно: как в таких условиях, когда фактически труд женщины кормил сообщество, у самих женщин могло сформироваться "врождённое" предпочтение "состоятельного мужчины, способного обеспечить её и её потомство"?
   Этого парадокса ни один, даже самый матёрый, эволюционист объяснить не в силах.
   На самом же деле беда всех эволюционистов в том, что они берут те культурные явления, те общественные нормы, которые сложились НА ДАННЫЙ МОМЕНТ, и сразу же начинают полагать, будто все они имеют под собой некую биологическую, врождённую основу, обусловленную генотипом вида, а, следовательно, и существуют столько же, сколько существует и сам вид. Тот факт, что то или иное культурное явление, наличествующее сейчас, отсутствовало когда-либо в прошлом и имеет своей причиной некие внешние объективные условия (к примеру, особенности сложившегося экономического уклада), ими почти не рассматривается - всё, что эволюционист застал СЕЙЧАС, в его понимании, существовало ВСЕГДА.
   Эволюционисты фактически и не пытаются изучить любой рассматриваемый вопрос в его возникновении и развитии. Например, когда речь заходит об истории всё той же семьи, мало кто из эволюционистов принимается штудировать работы культурных и экономических антропологов, которые данный вопрос как раз и изучают уже более ста лет и, в принципе, уже почти не оставили на нём тёмных пятен.
   В работах эволюционистов всех мастей (толковых и бестолковых, даже у Бутовской) постоянно встречаются упоминания о том, что человек - существо моногамное. Якобы человеческий вид всегда практиковал именно единобрачие, а, следовательно, сейчас имеет некую "врождённую" тягу к созданию именно моногамных союзов. И при этом совершенно упускаются из виду все те сообщества, где до сих пор практикуются полигамные варианты брака - полигиния (многожёнство) и полиандрия (многомужество). Причина данного абсурда содержится, как уже указано выше, в том, что эволюционист то, что видит вокруг себя в данный момент, полагает по определению врождённым и существующим от начала времён. А поскольку большинство эволюционистов - это представители западной культуры (американцы и европейцы), то вокруг они видят лишь моногамный вариант брачных отношений. Отсюда и следует вывод о том, что "склонность" к моногамии - это в человеке врождённое... Мусульмане же и многие другие народности, практикующие полигамию, эволюционистами видятся существенно хуже, потому и остаются как бы за пределами их теоретических выкладок.
   Не будет ошибкой сказать, что большинство из читающих эти строки, также думает, будто моногамия - это естественный вариант отношений между мужчиной и женщиной, и что полигамия - это скорее некая аномалия, редкое отклонение от нормы отношений. Но на деле мы имеем, что в большинстве человеческих обществ практикуется как раз полигамия, а не моногамия. По заключению Мёрдока (Murdok G., "Social structure", 1949), ещё в середине прошлого века изучившего 565 различных обществ, полигамия в той или иной степени практикуется аж в 80% из них (цит. по Гидденс Э., "Социология", 1999). По данным других исследований, из изученных на данный момент сообществ полигамны также большинство (почти 1000 из 1154) (Мамонтов С.Ю., "Ревность. Практика преодоления", 2002).
   Но данные культурной и экономической антропологии почти не известны эволюционистам, которые в силу своего невежества продолжают доказывать, что моногамия - это "врождённая склонность" человеческого вида, обусловленная его генами (точнее, эволюционисты это даже не доказывают, а просто постулируют, потому что даже не знают, что, оказывается, в мире существует и полигамия). Один из самых маститых антропологов страны С.В. Дробышевский на портале http://antropogenez.ru пишет на данную тему: " ... перехода к моногамии не было вообще. Глобальные обзоры показывают, что подавляющее большинство современных культур полигамны, а те, что считаются моногамными (европейская христианская культура, например) по факту тоже полигамны (хотя часто это имеет вид сериальной моногамии или, что то же самое, последовательной полигамии, когда в один конкретный момент времени вроде моногамия, но через пару лет глядишь, - а пара-то уже другая) [...] У людей моногамия не абсолютная (как у лебедей и попугаев-неразлучников), а сериальная, иначе она же зовётся последовательной полигамией. У охотников-собирателей обычно очень легко совершаются разводы, а новые браки так же легко заключаются. Австралийские аборигены - самые простые по образу жизни люди планеты - полигамны [...]. Был бы человек врождённо моногамным, не было бы супружеских измен [...].Как мне кажется, желание некоторых учёных доказать, что человек врождённо и эволюционно моногамен, является следствием классической христианской культуры, признающей только своё догматическое видение мира и рассматривающей все прочие варианты как неправильные и уродливые. А куда же тогда деть мусульман и большую часть "язычников", признающих полигамию? Они все неправильные? Мне думается - правильные. И при том полигамные".
   Как уже говорилось выше и как вновь подмечает Дробышевский, если бы у человека имелись какие-то биологические основания для моногамии, то заключённые брачные союзы складывались бы раз и навсегда, как то происходит у некоторых птиц. И такое явление, как супружеская измена, был бы совершенно незнакомо человеческой цивилизации. Но на деле же мы имеем то, что имеем... И оно опровергает какую бы то ни было биологическую детерминацию образования брачных союзов у человека.
   Существование той или иной формы семьи и брака всецело определяется экономическими отношениями в тот или иной исторический период общества. И в данный момент мы наблюдаем очередной виток трансформаций этих общественных институтов, которые после глобальных перемен XX-го века, не могли остаться неизменными. Семья меняется. Патриархальная семья, какой она была известна многие века, стала достоянием истории. Мысль Дробышевского о том, что сейчас "моногамная" семья уже совсем не моногамная по сути, а лишь разновидность полигамной, подчёркивается и в учебном пособии по семьеведению: "Произошедшие с семьей изменения направлены в сторону кризиса традиционных семейных устоев. Остался далеко в прошлом обычай пожизненности одного брака (курсив мой - С.П.)" (Гаранина Е.Ю., "Семьеведение", 2009). Суть в том, что при патриархальной семье, какая была распространена в России до XX-го века, разводы фактически отсутствовали (как правило, брак признавался расторгнутым только в случае смерти одного из супругов). То есть при патриархальном устройстве семьи, можно сказать, действительно имела место моногамия. Тот же брак и та семья, которые мы наблюдаем сейчас, в современном обществе, уже моногамией назвать нельзя, а скорее подходит именно термин Дробышевского "последовательная полигамия" - несколько лет у жены один муж, потом несколько лет другой, а потом и третий, то же самое и у мужа с его жёнами... При патриархальной семье, царившей на территории Руси многие века, такое было немыслимо. Замуж выходили (или женились), как правило, раз и навсегда.
   Иными словами, даже всего за 100 минувших лет форма семьи изменилась.
   О какой биологии тут речь?
  
   Забавно посмотреть, как о происхождении "моногамии" у человека рассуждают некоторые эволюционисты-примитивисты... К примеру, Лев Шильник (либо родственник Дольника, либо просто однофамилец). В своей эклектичной работе "Разумное животное. Пикник маргиналов на обочине эволюции" (2007) он откровенно продолжает дело Дольника, в адрес которого постоянно сыплет восторги и поклоны и непрестанно цитирует. Шильник пишет о "врождённой склонности" к моногамии у человека в ключе поведения гиббонов, которые отделились от общей линии всех прочих антропоидов (шимпанзе, гориллы, орангутаны) около 25 млн. лет назад. В природе гиббоны образуют относительно стойкие пары "самец-самка", что и позволило некоторым приматологам называть их союзы моногамными (правда, это несмотря на то, что иногда встречаются-таки союзы из одного самца и двух самок). На странице 300 своего сочинения Шильник заявляет, что человек "унаследовал" врождённую программу моногамии именно от гиббонов... Но уже на странице 309 автор использует цитату обожаемого им Дольника, в которой говорится: "К парному браку человек начал переходить совсем недавно, с развитием земледелия. Для этой формы отношений свежие генетические программы не успели образоваться"...
   Вот так вот.
   Сначала заявляется, что "склонность к моногамии" у человека унаследована от гиббонов ещё 25 млн. лет назад, а несколькими страницами позже - что это поведение не характерно для человека и ещё слишком свежо, чтобы для него существовали какие-либо генетические программы...
   Эклектика. Но это эволюционисты во всей своей красе. Процесс чушегенерации работает на полную.
   (Надо заметить, что как Дольник, так и Шильник, демонстрируют откровенную безграмотность, путая парный брак с браком моногамным, полагая, что это одно и то же, хотя в современной антропологии две эти формы брака чётко различаются).
   Но Шильник на этом не останавливается и на странице 311, вновь цитируя Дольника, сообщает, что ревность человек унаследовал от павианов (весьма далёких от человека обезьян). На странице 312 - что стыдливость во время секса человек унаследовал от макак (ещё более далёких, чем павианы).
   Такой бардак в голове - это уже откровенно забавное явление, хотя и нередкое в кругу эволюционистов.
   В завершении всего этого Шильник говорит о целом наборе "противоречивых программ полового поведения" у человека, не понимая, что противоречия - это исключительно проблема его собственных рассуждений.
   Очень прискорбно, что подобные работы подобных авторов сейчас весьма и весьма популярны и без малейшей критичности принимаются как издательствами для публикации, так и читателем для употребления. Мало того, что на 40-ой странице автор после обещания сообщить читателю "элементарные вещи" приводит некорректную систематику отряда приматов, проведя знак тождества между низшими приматами и низшими обезьянами, так ещё и излагаемые идеи не имеют под собой ни малейших доказательств, а ограничиваются лишь спекулятивными рассуждениями.
   Для полноты представления о Льве Шильнике достаточно знать, что его перу принадлежат также две эпатажные работы по пересмотру современных исторических хронологий, где он подвергает сомнению верность учебников истории, различных датировок и событий, которые, по его мнению, либо вообще не имели места в действительности, а если и имели, то не там и не тогда; и даже работа по устройству Вселенной... Наверное, скоро будет уместно ждать от Шильника пересмотра Библии и Конституции.
  
   Другой момент критики уместно провести как раз с фронта ключевых стимулов - выше описывалось, что животные в сексуальных играх реагируют в первую очередь именно на свойственный виду и полу набор ключевых раздражителей, которые сообщают о генах, о здоровье своего носителя, а, следовательно, и о генах возможного потомства. У каждого биологического вида сексуальный ключевой стимул строго свой и строго конкретный - яркость оперения грудки у тех или иных птиц, специфика выполнения "брачного танца" у других птиц, конкретное пятнышко на шее у каких-нибудь ящериц или размер рогов у оленей... Всё это является конкретными ключевыми стимулами, на которые реагирует самка в брачный сезон (гон, токование, нерест).
   Это важный момент, который необходимо понимать - самка при выборе полового партнёра реагирует НА ВПОЛНЕ КОНКРЕТНЫЙ ключевой стимул.
   Но что говорят нам эволюционисты, когда речь заходит о человеке?
   А они говорят, что самка человека выбирает СОСТОЯТЕЛЬНОГО самца, способного обеспечить её и её потомство... Но что в данном случае означает термин "состоятельный"?
   "Состоятельный" - это какой? Обладающий каким конкретным свойством?
   Красным оперением на грудке? Или ярким разноцветным хвостом, как у павлина?
   На какой КОНКРЕТНЫЙ мужской ключевой стимул реагирует врождённый нейронный блок женщины, распознавая его как "состоятельного" самца? На какой?
   Да нет ведь никаких таких конкретных ключевых стимулов у "состоятельных" мужчин. "Состоятельный" мужчина - это не некий реально существующий абсолют, а нечто чрезвычайно относительное и, главное, абстрактное. В каждой человеческой культуре "состоятельный" мужчина определяется строго по своим, свойственным именно этой культуре, признакам - где-то это будет дорогой автомобиль и костюм известного модельного дома, где-то - большой рубин в тюрбане, а где-то - владение пятью коровами... То есть не существует никакого конкретного ключевого стимула, который бы распознавался всеми людьми от рождения именно как признак "состоятельности" того или иного мужчины. В каждой культуре это исключительно свои признаки, к постижению (усвоению) которых каждый индивид приходит под чутким руководством окружающего его общества. Иными словами, значение и ценность всякого социального признака вычерпывается индивидом из всей совокупности общественных отношений. И какие-либо признаки "состоятельности" также впитываются индивидом (в данном случае речь исключительно об индивидах женского пола) из сложившейся вокруг него социального контекста, в результате чего он научается определять "состоятельного" человека и "несостоятельного". Таким образом, у женщин нет никакого "врождённого" механизма определения "состоятельности" того или иного мужчины, и уж тем более нет такого механизма для определения его "способности обеспечить потомство".
   Здесь уместно упомянуть ещё об одной дырке в насквозь дырявой методологии эволюционистов. Речь идёт о методе опроса. Суть дилеммы в том, что по обыкновению эволюционисты утверждают, будто "инстинкты" действуют на поведение человека исподволь, как бы независимо от его сознания, то есть, по существу, всегда остаются неосознаваемыми. Якобы человек может впоследствии назвать хоть тысячу разных рационализаций своему неожиданному поступку, но на деле же это будет не что иное, как инстинктивное действие, которое сработало в обход сознания.
   Но забавная инверсия обнаруживается в методологии эволюционистов, когда они пытаются выяснить, какие мужчины (состоятельные или среднего достатка) привлекательнее для женщин. Как правило, все подобные исследования ограничиваются методом опроса - банального опроса. Несколько тысяч женщин просто спрашивают в лоб, какие качества в мужчине важны, если рассматривать его как потенциального супруга?
   И женщины принимаются отвечать на вопрос, старательно перебирая все полагающиеся варианты: добрый, чуткий, весёлый, образованный, мужественный, заботливый, щедрый, состоятельный...
   Тот факт, что женщинам (никто не скажет, что всем или даже большинству, но что многим - это наверняка) нравятся состоятельные мужчины, действительно подтверждается раз за разом во многих опросах (их так много, что смысла даже нет перечислять). Но беда в том, что опрос - это такой метод, который фактически противоречит положениям самих же эволюционистов, согласно которым инстинкт всегда неосознан. Ведь ответ на опрос есть не что иное, как вербализация своих внутренних диспозиций, что уже говорит об их ОСОЗНАННОСТИ.
   То есть эволюционисты сначала заявляют, что "инстинкты" человеком не осознаются, а затем обращаются именно к сознанию человека, чтобы он огласил все свои "инстинкты"... Если брать того же Фрейда, то он был более смышленым в этом деле, и понимал, что для вскрытия чего-либо неосознанного в психике человека, требуются ни в коем случае не прямые вопрос-ответ, а нечто окольное - например, метод свободных ассоциаций, по которому уже и можно посредством косвенных признаков определить ответ на искомый вопрос.
   Любому мало-мальски думающему человеку известно, что сознательный ответ ещё ничего не говорит о действительных предпочтениях опрашиваемого.
  

* * *

   Приложение 5: примеры влияния специфики раннего онтогенеза на дальнейшее поведение человека в зрелом возрасте
  
   Пример моей институтской юности - старый добрый друг Слава. В течение ряда лет у него осуществлялись попытки построения отношений с разными барышнями, но всё неудачно. И вот, после целой череды этих неудачных попыток ему был задан вопрос: так какую девушку ты всё-таки ищешь? Какая тебе нужна? У тебя ведь уже самые разные бывали, а тебе всё не то...
   И Слава ответил тогда со всей предельной искренностью: могу сказать одно и точно - моей девушкой ни за что не будет блондинка, курящая и ругающаяся матом...
   Так уж получилось, что у Славы действительно были пунктики насчёт этих признаков.
   А потому, когда года через три после окончания вуза Слава всерьёз и надолго связал свою жизнь с Леной, которая, мало того, что была блондинкой, так к тому же курила и ругалась матом, изумлению нашей дружеской компании не было предела.
   Впоследствии мы неоднократно и всегда с улыбкой вспоминали ту Славину категоричную диспозицию, случайность которой он сам же самым курьёзным образом доказал... И судя по всему, в самом ближайшем времени Слава и Лена поженятся.
   Когда женщина говорит, что ей нравятся мужчины с тем или иным набором качеств, то это ещё совершенно ничего не говорит о её реальных предпочтениях. Это самое обычное явление, когда на словах человеку нравятся одни качества в абстрактном партнёре, а когда оцениваешь весь опыт его прошлых отношений, то видишь, что многие из партнёров обладали совершенно противоположными качествами, нежели вербально заявляемые. Наверное, каждому доводилось сталкиваться с тем, когда женщины, вербально заявляющие, будто им нравятся маскулинные мужчины со всем набором специфически мужских качеств, на практике в своей личной жизни всегда так или иначе оказывали предпочтение мужчинам инфантильного склада, зависимым и робким
   Впервые о несовпадении вербальных диспозиций с фактическими предпочтениями я задумался ещё в юном возрасте, когда пришлось анализировать поведение собственной матери - самого чуткого, замечательного и интересного человека в моей жизни. Причина моих размышлений крылась в том факте, что мой отец - самый слабый и нерешительный человек на планете, безвольный и несамостоятельный. В тот период своих жизненных измышлений, когда я увлекался различными философскими учениями и в той или иной степени любил анализировать поведение людей, меня и закусило это несоответствие между типажами личностей - матери и отца.
   Мать была чрезвычайно деятельным человеком, активным, стойким, мудрым и с хорошим чувством юмора. И как же она могла выбрать себе спутником жизни такого совершенно противоположного типа, как мой отец?
   Но дело было даже не в том, что личность отца была тотально противоположна личности матери, а больше в том, что отец попросту даже не соответствовал общепринятому образу мужчины - не был смелым, крепким, самостоятельным и прочее. Да и собственно обеспечение нашей семьи всегда лежало не на нём, а на матери - ведь это именно она была активной, деятельной и смекалистой, в силу чего её заработки всегда были не просто выше таковых у отца, но даже и на несколько порядков выше (грубо говоря, мать была одной из первых в нашем постсоветском городке бизнесвумен).
   В пору своей юности, анализируя возможные причины того, почему мать выбрала в свои мужья именно отца, я так и не смог найти ответа. Но ответ пришёл позже, когда за годы общения с самыми разными людьми в моей копилке различных типажей, личностей и характеров вдруг стали проскакивать параллели между некоторыми женщинами и моей матерью. Речь идёт именно о том, что у некоторых моих подруг обнаружилось довольно отчётливое предпочтение слабых, беззащитных и в целом безвольных мужчин, что никак не соответствовало бытующему стереотипу, будто женщина в мужчине в первую очередь ищет опору, защиту, а, следовательно, ей нужен сильный, решительный и т.д. У этих нескольких моих знакомых всё было совсем не так - им нравились именно противоположного типа мужчины, которым самим требовались уход и защита.
   Будь я эволюционистом, то ограничился бы поверхностным суждением и отмашкой в духе "У таких женщин просто сильно развит материнский инстинкт, потому и ищут себе мужчин-детей"... Но эволюционистом я никогда не был и, слава богу, не стану.
   Мне повезло, что в судьбах всех этих женщин я обнаружил (совершенно случайно как-то всплыло на поверхность сознания) ещё один общий факт... И заключался он в следующем...

В детскую пору или даже в пору ранней юности всем этим женщинам так или иначе пришлось длительное время заниматься уходом за кем-либо.

   И не просто поверхностным формальным уходом, а полноценным уходом с затратой значительной части внимания, с тотальным подчинением всего своего жизненного распорядка именно этому уходу.
   Если брать конкретно мою мать, то она фактически с 10-летнего возраста всю свою совсем ещё детскую жизнь была вынуждена посвятить своему новорожденному брату, поскольку их мама (моя бабушка) не обладала достаточно выраженным родительским поведением и к тому же постоянно работала. Не просто львиную долю по уходу за младшим братом, но можно даже сказать, и весь уход был взвален на плечи моей маленькой матери - она его и постоянно носила гулять (таская на себе ребёнка в несколько килограммов весом, сама будучи ещё совсем ребёнком), постоянно нянчила его, играла с ним, кормила из бутылочки и многое другое... Чтобы понять весь объём новых "работ" маленькой девочки, достаточно упомянуть, что ей даже пришлось бросить два кружка (вокальный и танцевальный), в которых она с большим восторгом занималась уже несколько лет и была самой успешной ученицей, выигрывая общегородские и районные конкурсы. Для неё это было ударом... Но бабушка велела моей маленькой матери уйти из этих секций и заниматься исключительно воспитанием моего дяди. Маме не оставалось ничего, кроме как подчиниться...
   Важно понять, что уход за младшим братом длился не месяц и не два. Фактически это продолжалось до поступления подросшего дяди в школу. Стирка и глажка его одежды - это тоже лежало на моей маме. Помощь в домашних заданиях - это тоже лежало на ней.
   Собственно, и дальше, на протяжении всей школы, сестра отвечала за своего брата в значительно большей степени, нежели его настоящая мать. Чего уж говорить о том, что и позже, когда брат уже окончил школу, техникум и обзавёлся своей семьёй, его старшая сестра была ему существенно ближе, чем родная мать... И даже когда ему было уже 40, в случае жизненных радостей или трудностей он всегда делился именно со своей старшей сестрой, но никак не с матерью.
   Таким образом, значительная часть детства и почти вся юность моей матери были "съедены" опекой за её младшим братом. Уход за братом в течение долгих лет, как представляется, сформировал в психике матери такие стили и образцы поведения, которые затем, с годами, никуда не исчезли, а накрепко зафиксировались, стали неотъемлемой частью её личности. В дальнейшем же, когда происходило взросление, и возник вопрос выбора спутника жизни, мать и выбрала моего отца - такого слабого и нерешительного, такого нуждающегося в заботе. И данное предпочтение было закономерным, поскольку следовало привычному образцу поведения, сформировавшемуся многие годы назад.
   Иными словами, это был именно вопрос привычки. Установка.
   Анализ поведения прочих моих знакомых женщин, которые в своей жизни также демонстрировали предпочтение зависимых, несамостоятельных мужчин, показал сходную картину, только разве что с внесением некоторых коррективов в вопрос этиологии данного явления: если в ряде случаев ситуация фактически была калькой ситуации моей матери - солидную часть детства и юности девочки вынуждены были посвятить уходу за младшими братьями-сёстрами, то в ряде случаев ситуация несколько отличалась. Активная забота и уход осуществлялись либо за стариками, которые заменяли девочке родителей, либо даже стариками-инвалидами, которые самостоятельно не могли себя обслуживать.
   Первая моя знакомая (Юля Ч.) вынуждена была заботиться о своём младшем брате - её родители развелись, когда ей было примерно 12, а брату 5. Отец забрал детей с собой в Россию (мать осталась одна в Казахстане), где, в принципе, совсем не проявлял о них должного беспокойства, в силу чего Юля была вынуждена не только обслуживать элементарные потребности младшего брата, но и даже довольно рано пойти работать, чтобы зарабатывать себе и ему на мало-мальски приемлемую жизнь (отец периодически попрекал Юлю, что они с братом живут за его счёт, что и подвигло её на поиски работы).
   Опека над братом длилась долгие годы - даже когда его в 18 лет забирали в армию, он фактически всё ещё оставался на попечении Юли (она работала стриптизёршой, чтобы зарабатывать достаточно денег, в том числе и на обучение младшего брата в вузе - именно поэтому он решил добровольно уйти в армию, чтобы больше не быть сестре обузой).
   За все эти годы опеки над братом у Юли оформился довольно железный характер, стрессоустойчивость, целеустремлённость... И предпочтение слабых, пассивных мужчин.
   Об одном из таких своих предпочтений, который к её воздыханиям остался равнодушен, Юля однажды прямо так и сказала с трагически печальным видом: он такой чистый, такой наивный, такой беззащитный... Совсем ещё молодой...
   Вторая моя знакомая (Юля Щ.) имела сходную картину: её мать была не очень щедра на родительское поведение, чего никак нельзя было сказать об отчиме, который Юлю любил очень сильно. Мать была особой ветреной и периодически даже пропадала из дома на несколько дней. Отчим же регулярно бывал в разъездах по работе. По этой причине с двумя младшими братьями нянчиться пришлось именно Юле (примерно лет с 12-ти) - она, как полагается, обслуживала их элементарные нужды, отводила в детский сад, забирала оттуда, придумывала им досуг, развлечения. Подобная картина длилась также не один или два года, а много лет.
   В итоге за все годы такого специфической деятельности у Юли сформировался весьма активный характер, большая инициативность - в последних классах школы она была старостой, а в институте же была старостой неформальным (именно она, а не формальный староста, который появлялся на учёбе довольно редко, всегда общалась с методистами, сообщала группе все новости и подбивала на различные мероприятия).
   Уже на втором курсе обучения было совершенно отчётливо видно, что в кругу своих друзей (которые все были мужского пола) Юля занимает лидирующую позицию - она всегда выступала инициатором встреч, она же и занималась решением организаторской их стороны (включая выезды на природу, на турбазы и т.д.). Ребята подчинялись её авторитету безоговорочно.
   Именно в ту пору раннего студенчества из целой когорты интересных ребят, окружавших её, для романтических отношений Юля выбрала, наверное, самого безынициативного, застенчивого, робкого, нерешительного... Отношения их всегда напоминали отношения заботливой мамы и послушного ребёнка. Надо заметить, что отношения эти были очень и очень гармоничными, как бы взаимодополняющими. Лично мне редко доводилось видеть, чтобы люди за годы постоянного общения продолжали так трепетно относиться друг к другу.
   Через семь лет ребята поженились. (Очень вероятно, что предложение исходило именно от Юли).
   Случай с другой знакомой (Анна С.) являл собой пример того самого углубляющего, расширяющего фактора обозначаемой здесь теории - с ранних лет опека Ани производилась не только над младшими братьями, но ещё и над немощной бабушкой, которая жила с ними в одной квартире. История семьи Ани была, конечно, весьма уныла: мама, родив мужу дочку и троих сыновей, в один прекрасный день "полюбила другого" и ушла из семьи, забыв забрать с собой четверых своих детей... Отец Ани всю жизнь работал дальнобойщиком, в силу чего его пребывание дома было недостаточным, поэтому заботу о детях он сначала возложил на свою пожилую мать (бабушку Ани), которую и перевёз жить в квартиру. Но очень скоро бабушка сделалась окончательно слабой, и в итоге пришлось совсем юной Ане ухаживать уже не только за тремя своими младшими братьями, но и за бабушкой. В обязанности Ани фактически входило ВСЁ, за исключением заработка денег. Весь быт семьи лежал на ней, абсолютно весь. Уход за четырьмя людьми - это совсем не шутки.
   Процесс опеки над семейством длился многие годы, пока братья не подросли и не стали более-менее самостоятельными. Аня же вышла замуж за мужчину, который был значительно старше её, но, несмотря на это, уступал своей молодой жене по всем пунктам, свойственным зрелой личности. Друзья Ани возмущались её выбором и непрестанно ломали голову над тем, как же могло такое произойти, что Аня связала свою жизнь с таким незрелым человеком...
   Именно случай Ани заставил задуматься, что за формирование женского предпочтения несамостоятельных пассивных мужчин отвечает не столько длительная и основательная забота о детях в пору раннего онтогенеза, сколько длительная и основательная забота вообще. Мысль о немощной старушке натолкнула именно на это предположение. Ведь действительно, забота о детях мало чем по существу отличается от заботы о стариках (особенно при условии, что они инвалиды) - и там, и там формируется длительное и глубокое заботливое отношение к людям, заботливая деятельность по отношению к ним, которая с годами, судя по всему, перерастает и в ПОТРЕБНОСТЬ проявлять эту самую заботу вновь и вновь. То есть наличие этих факторов в пору детства или ранней юности, по сути, формирует довольно сильную установку на такое поведение - эта установка оказывается как бы плотно впаянной в структуру личности индивида.
   Таким образом, главным формирующим фактором оказалось именно ДЛИТЕЛЬНОЕ и ОСНОВАТЕЛЬНОЕ проявление заботы вообще, опеки, ухода ЗА КЕМ-ЛИБО, а не только за детьми, как мне думалось поначалу.
   Подтверждение данного положения мне пришло несколько позже, когда довелось существенно ближе познакомиться с женщиной (Марина И.), с которой, в принципе, на тот момент был знаком уже фактически 6 лет. Данное наше "второе" знакомство происходило с явным намерением обоих из нас перевести это "знакомство" в русло более близких отношений. Но данное намерение очень скоро начало встречать некоторые препятствия (по крайней мере, для меня)... Надо отметить, что внешность, эрудиция, интеллект, жизненные позиции, активность Марины - все эти качества находились, в моём понимании, на невероятной высоте. Таких женщин я не встречал по-настоящему давно. И после первой же встречи с Мариной я оказался в неописуемом восторге от понимания, что "вот, кажется, нашёл..."
   Но во время второй встречи возникли некоторые нюансы... И нюансы эти были неуловимыми... Я даже не мог их поначалу никак осознать. Просто было нечто в поведении Марины, нечто в её интонациях, улыбке, полудвижениях - нечто такое, что несколько снижало мою активность по отношению к ней. Уже во вторую встречу я начал смутно ощущать, что нахожусь словно не в своей тарелке. И это притом, что разговоры с Мариной лились просто рекой - разговоры умные и интересные, с невероятной лёгкостью перескакивающие с одной темы на другую (что для меня является чуть ли не одним из самых важных факторов в развитии симпатии к женщине). Симпатия же Марины ко мне была просто очевидной и очень искренней, так что, по идее, всё должно было происходить вообще замечательно, но... Но что-то было не так. Что-то я ощущал такое, что притормаживало всю мою активность.
   Уже на четвёртой встрече у Марины дома мне стало уже даже неудобно от того, что она, красивая, умная, молодая женщина, испытывающая неподдельный интерес ко мне, вдруг встречает с моей стороны такую медлительность и даже, можно сказать, попытки отступить назад... Я не понимал, что со мной. Не понимал, что же не так. Но одновременно осознавал, как развитие моих устремлений к Марине будто блокируется у меня внутри. Будто я сам себя одёргиваю и не даю двигаться вперёд. Вопрос был: ПОЧЕМУ?
   Подспудно я понимал, что есть в поведении Марины что-то, что не находит отклика во мне - что-то в микродвижениях её рук, головы, глаз, век, губ... (Здесь лучше вспомнить все те механизмы восприятия неосознаваемых нюансов поведения другого человека, которые вкратце были описаны в главе о бессознательном в приложении N2 "Имплицитное научение").
   И вот в очередную нашу встречу Марина начала подробно рассказывать о своём прежнем муже, с которым развелась около двух лет назад, и от которого у неё была маленькая дочь. Рассказ этот внёс много ясности в понимание моего собственного поведения...
   Когда-то Марина была довольно успешной деловой барышней - у неё был хороший заработок, хороший автомобиль, да и в целом жизнь на широкую ногу. И она очень любила тогда на своём белом "Мерседесе" катать по городу молоденьких мальчиков (её термин), водить их по ресторанам - в общем, брать от жизни всё. Но однажды она встретила ЕГО. Он был бедным, скромным парнем, который занимался ремонтом сантехники... Марине он сразу запал в душу - да так, что буквально в первые же дни знакомства она одолжила ему внушительную сумму, чтобы он смог возместить ущерб, который был нанесён им в результате одного из очередных ремонтов, когда оказалась затопленной квартира солидных соседей снизу. Затем Марина фактически взяла парня на содержание - он жил у неё, пользовался её деньгами. А Марина всё больше пропитывалась к нему чувствами. В итоге, через два года они поженились, родили дочку... Но чуть позже всё-таки расстались (когда Марина перестала зарабатывать, а зарабатывать начал он, да ещё и очень хорошие деньги - причём на фирме, в которую его помогла устроить сама Марина).
   После обстоятельного рассказа Марины у меня сложилось довольно чёткое понимание и её поведения, и моего собственного. У меня буквально озарение произошло, и я сразу чётко осознал те смутные ощущения, которые у меня происходили при общении с Мариной и которые будто бы тормозили мою активность в отношении неё.
   Было очевидно, что у Марины ярко выражено покровительственное отношение к мужчинам - сильно развита потребность заботиться о мужчине, опекать его, даже защищать. Это проявлялось раньше в интересе к "молоденьким мальчикам", которые по сравнению с ней были явно менее самостоятельными и уверенными, а позже проявилось и в возникновении сильного чувства к мужу, который тоже был, так сказать, "из нуждающихся", то есть ему были необходимы покровительство, защита, забота.
   Что же именно тормозило меня в отношении Марины? Да как раз именно её стремление прям сию минуту окружить меня заботой... Именно это я ощущал, общаясь с ней, улавливал в каждом микродвижении её головы, рук, в её улыбках, в интонациях. Всплыло чёткое осознание - меня напрягало именно то, что Марина словно готова была задушить меня своей лаской. Это и тормозило всякую мою активность, так как в ответ на исходящие от неё опекающие сигналы ("сигналы матери", можно так назвать), я не хотел реагировать адекватными им "сигналами ребёнка" (то есть демонстрировать пассивность, робость, несамостоятельность), поскольку встречался с ней с чёткой целью реагировать на неё как мужчина (во всех смыслах). Поэтому я и чувствовал себя не в своей тарелке, потому что хотел вести себя с Мариной, как мужчина с женщиной, а в итоге, ориентируясь на её манеру поведения (исходящие от неё "опекающие сигналы"), не мог точно выработать нужный стиль поведения, так как она требовала от меня беззащитного, пассивного поведения, которое я воспроизводить никак не хотел. Так и получилась та напряжённая для меня атмосфера при общении с Мариной, когда я находился в лёгкой растерянности, а она же продолжала атаковать меня своим опекающим поведением. Надо сказать, что, должно быть, моя растерянность в этой ситуации сыграла свою отягчающую роль, поскольку всё-таки способствовала Марине воспринимать меня как нуждающегося в защите, что дополнительно активировало её опекающее поведение.
   Как у Марины сформировалась потребность в таком опекающем поведении?
   Картина примерно следующая.
   Мама Марины умерла, когда ей было всего 1,5 года. В скором времени папа Марины собрал свои пожитки и свинтил куда-то в Прибалтику, попросту оставив свою полуторагодовалую дочь старикам - деду с бабкой по материнской линии. Оба старика были неважного здоровья уже в ту пору, но о маленькой Марине сумели позаботиться вполне (благо, дед был очень образованным евреем и очень любил свою внучку - он окружил её такой заботой, что девочка в итоге выросла прекрасной и интересной женщиной).
   Когда Марине было 10 лет, бабка (которая и так была инвалидом) совсем утратила все навыки самообслуживания. В это же время и дед стал сильно сдавать свои позиции в плане здоровья. И оба старика фактически легли на плечи Марины - весь уход за ними отныне был исключительно на её совести. Так маленькая девочка стала полностью обслуживать нужды своих любимых стариков.
   Когда Марине было 12, обожаемый ею дед умер. Для девочки это было ни с чем несравнимое горе. Но ей нужно было и дальше заботиться о своей частично парализованной бабке, что она и делала дальше в течение ещё нескольких лет, пока в их дом не перешла жить тётка с племянницей.
   Таким образом, на примере случая с Мариной И. можно ещё раз подчеркнуть, что за формирование женского предпочтения несамостоятельных пассивных мужчин во взрослом возрасте отвечает не столько длительная и основательная забота О ДЕТЯХ в пору собственного детства и подросткового возраста, сколько длительная и основательная забота ВООБЩЕ. Это и проглядывается на примере заботы о немощных стариках в случае с Мариной И.
  
  
   Но на основании всех описанных выше случаев важно не столько прийти к пониманию того, как на предпочтения, проявляемые в зрелом возрасте, влияет специфика событий более ранних возрастов, сколько к пониманию факта несовпадения сознательно оглашаемой позиции в своих предпочтениях с реальным положением дел.
   Дело в том, что насколько позволяют судить наблюдения, все те женщины, которые предпочитают завязывать серьёзные отношения именно с пассивными и несамостоятельными мужчинами, на словах всегда говорят одно и то же: что им нравятся мужчины мужественные, решительные, самостоятельные. То есть вербально они всегда выражают одну позицию, а на практике подтверждают совершенно иную, противоположную ей.
   Картина получается такая, что вербально человеком всегда оглашается лишь та установка, которая активно пропагандируется (насаждается) в данной культуре, которая витает в обществе, наиболее часто слышна вокруг. Именно её человек и "впитывает" как норматив, её же первой и осознаёт. И раз в конкретной культуре о женщине постоянно говорится, что якобы ей нужен сильный мужчина, защитник, добытчик, самостоятельный, решительный, то именно все эти пункты и огласит сама женщина, если спросить о её предпочтениях напрямую. Но она лишь НАЗОВЁТ эти якобы предпочитаемые ею характеристики, а в действительности же её предпочтения могут быть не просто иными, но и даже противоположными.
   Поясним упрощённо: человек склонен вербально (то есть сознательно) давать такие ответы, которые для него общество заранее заготовило, которые этим обществом одобряются, культивируются. И ответы эти на деле могут совсем не соотноситься с реальным положением дел в психике этого конкретного человека.
   Так и те женщины, что предпочитают несамостоятельных мужчин, - они осознают лишь ту установку, которой их снабдило общество, то есть всегда говорят именно о том, что им нравятся сильные мужчины, решительные. Но на практике предпочитают мужчин робких, несамостоятельных. И в большинстве случаев, конечно, они и сами не понимают своих реальных предпочтений, которые скрыты от их сознания, и проявляются лишь в деле.
   Для примера могу вспомнить свою знакомую Олесю К., которая росла в очень проблемной семье (всё её детство отец сильно пил и занимался рукоприкладством по отношению к матери и иногда по отношению к ней самой - и совсем не удивительно, что потом эта травмированная, ригидная девушка окончила психфак Педагогического Университета). В общении с ней всплыла отчётливая негативная установка против мужчин: в разговорах постоянно проскакивали фразы в духе "Мужчина должен то, мужчина должен это". Все эти заявления обычно произносились довольно резко и с повышением тона, что ощутимо резонировало с ненавистью в адрес отца, который, по её собственным словам, "мужчиной не был".
   Забавно вспомнить, как Олеся раздражённо поведала историю о том, как на её глазах в трамвае никто из двоих мужчин не уступил место явно плохой старушке. Рассыпаясь в проклятиях относительно этих индивидов, Олеся пыталась донести до меня, какие непригодные нынче сделались мужчины - они "должны то и должны это", а ничего из этого не делают совсем... Я поинтересовался, близко ли к старушке сидела она сама? Олеся ответила утвердительно. Когда же я спросил, почему же тогда она сама не уступила ей место, Олеся возмутилась и сказала, что это должны делать мужчины...
   Иными словами, негативизм по отношению к мужскому полу был весьма ощутим. В свете этого, ничуть не удивительно, что в свои 23 года девушка всё ещё оставалась девственницей.
   Интересная беседа с Олесей сложилась, когда однажды речь зашла об институте семьи и системе полоролевых обязанностей внутри неё. Уже неплохо зная негативизм Олеси по отношению к мужскому полу, я заранее ожидал, что в её понимании, мужчина в семье будет "должен то и должен это", а женщина вовсе ничего не должна... Но на деле же дальнейшим ответом Олеси я был немало удивлён.
   Она просто и чётко сказала, что она за равноправие в семье.
   Я был очень удивлён. Очень. И даже настолько, что не поверил в ответ. А точнее, допустил, что у нас с Олесей попросту разное понимание термина "равноправие".
   Тогда я решил уточнить, что девушка понимает под равноправием в семье.
   - Равноправие, в твоём понимании, это когда в семье каждый, и муж, и жена, может заняться, например, стиркой, уборкой, починкой телевизора, собиранием мебели?
   - То есть это когда муж и жена работают оба и вносят деньги в общую семейную казну?
   - Нет, работать должен мужчина...
   - Тогда, наверное, равноправие, это когда мужчина и женщина сообща принимают важные, ответственные решения, касаемо семьи?
   - Ну нет, все ответственные решения должен принимать мужчина...
  
  
  
  
  
  

ОСТАЛЬНОЕ НАХОДИТСЯ В ПРОЦЕССЕ ДОРАБОТКИ.

ПО МЕРЕ НАПИСАНИЯ ТЕЗИСЫ БУДУТ ВЫКЛАДЫВАТЬСЯ ДАЛЬШЕ.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

74

  
  
  
  
  
  
  

Оценка: 6.80*5  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"