|
|
||
Шиндандт, госпиталь, ст. медсестра стоматологического отделения, 1984-1986 | ||
В День защитника Отечества принято поздравлять мужчин, особенно — военнослужащих. Я решила подойти к празднику нетривиально и рассказать о женщине-защитнице. Причем, не той, что служила «в штабе писарем», красиво носила военную форму и погоны. А той, что побывала в горячей точке, на недавней войне. Героиня этого материала — Людмила Ивановна Корсакова. Её рассказ изложен в форме монолога. Он лучше всего выражает тональность сказанного и личность собеседницы – откровенной, мужественной, женственной, доброй и, не смотря на печальные мысли, все-таки позитивной. Однажды ночью 1984 года мне домой принесли повестку– срочно явиться в военкомат. Я тогда работала медсестрой в Саратовском НИИ ортопедии и восстановительной хирургии, а все медсестры в советское время были военнообязанными. Утром я прибежала в Ленинский районный военкомат и увидела очередь сверхсрочников и медсестер с такими же повестками. Надо напомнить, какая была обстановка в стране. С 1979 года СССР начал военную компанию в «дружественной стране Афганистан». Советские военные оказывали помощь кабульским товарищам в борьбе с радикальными исламистами – маджахедами (душманами). Так звучало советское официальное обоснование войны в Афганистане. Первые годы она шла, что называется, втихую, смерти убитых солдат замалчивались. К 1984 году активно вмешались американцы, взрывы нельзя было замолчать, а воюющие несли большие потери. Раненых становилось столько, что требовались госпитали и медики в большом количестве. Обо всем этом я, 34-летняя медсестра из Саратова, имела довольно отдаленное понимание. Конечно, можно было найти способ не ехать на ту войну. Большинство моих коллег так и сделали. Если бы я сказала, принесла справку, что у меня мать-отец при смерти или болен ребенок, то никто бы не забрал. Я дала согласие не сразу. Но «купцы» — так называли людей, набиравших сверхурочников и врачей в Афганистан, — были знатоки человеческой психологии, умели убеждать. Давили на сознательность: «Почему Вы сразу не явились по повестке? А если война!» Надо знать психологию советских людей. На меня очень влияли фразы о том, что Родина нуждается в нас. К тому же, в моей семье был пример — отец воевал в Великую Отечественную войну, потом служил на Кушке, в погранотряде, охранял рубежи Родины. В семье постоянно велись «военные» разговоры, и я чувствовала ответственность. К тому же «купцы» убеждали, что работать я буду на безопасной территории. Обещали всяческие льготы после службы, да и заработать денег для своей семьи (у меня рос сын) хотелось. В общем, согласилась. Моя служба в горячей точке продолжалась два года — с 1984-ый по 1986-ой. Все это время я работала госпитале города Шинданда. Надо сказать, что профиль моей работы сильно изменился. В Саратове я была медсестрой отделения нейрохирургии, в Шинданде стала старшей медсестрой стоматологии. Впрочем, это ничего не значило. По мере необходимости нас бросали туда, куда требовалось. Для тех, кто не помнит или не знает, поясню. В отличие от Великой Отечественной войны в горячих точках Афганистане, Чечне линии фронта нет. Советские войска выходили в рейды – обследовал местность по определенному маршруту при поддержке танков, бронетранспортеров, системы «град», вертолетов, задействуя саперов, артиллеристов. Все это, что обнаружить и «выкурить» из гор душманов. Дальше – бой, стрельба. А госпитали в это время готовятся принять раненых с самыми различными травмами и увечьями. Отрубленные руки, отрезанные уши, вытекшие глаза. С такими ранеными приходилось работать. Причем поступали люди как с нашей стороны, так и с вражеской. Или могло быть так — рота напилась отравленной воды и поступила к нам с болезнью Боткина и подозрением на брюшной тиф. В госпиталь привозят двести человек и всех медсестре «бросают на Боткина». У каждого солдата надо взять кровь на анализ, оформить. Помню кровь, везде кровь, на полу кровь. Тошнит от крови. Круглосуточный конвейер, перерыв – 15 минут. Я сама переболела в Афганистане болезнью Боткина, ломала ногу. Что я помню из бытовой жизни в Афганистане? Жара, невыносимая жара, мухи. Ветер носит песок, от которого воспаляются глаза. Первое время мы, медики, жили в палатке, спали на двухэтажных кроватях. Воды не было, привозили бочку в определенное время. Не успел – oстался без воды, без стирки. Потом поселили нас в щитовые домики. Там я научилась выживать. Вы спрашиваете, как я выдержала эти два года? Не скрою, меня посещали мысли написать маме, чтобы она прислала вызов, сказавшись тяжело больной. Думаю, это сократило бы мой срок службы. Но я представляла, что отец, сам много лет воевавший за Родину, меня спросит: «Почему ты вернулась, дочь? Почему сбежала?». Я бы не нашлась, что ответить. Пожалуй, тяжелее всего было постоянно находиться среди людей, невозможность побыть одному ни минуты. Со мной жили медики со всего Советского союза – Белоруссии, Украины, Бурятии. Одним нужны были льготы и звания и они этого не скрывали, другие, действительно ехали, чтобы помогать раненым. Там я научилась разбираться в людях. Вынесла оттуда дружбу, чувство сплоченности с гражданами своей страны. Что ни говорите, но мы тогда ощущали себя героями! Первые годы после возвращения из Афганистана мы встречались с девочками в Москве, на ВДНХ, меня очень воодушевляли эти встречи. Самое грустное, что никакого звания за службу в горячей точке мне не присвоили, льгот не дали. Нас обещали аттестовать, но так и не аттестовали. Я должна была приехать из Афганистана в чине старшего сержанта. А на деле вышло так, как будто я поехала добровольным наемником. Но это же неправда! Обидно, что медикам-офицерам, которые работали так же как мы, стояли рядом с нами в операционной или палате, получили льготы и выплаты. Поначалу мы еще надеялись, что наша служба в горячей точке будет учтена, но в 2000-х годах 2000-х окончательно сказали – не ждите. Знаю, что сейчас, на войну в Сирию едут медики в статусе военнослужащих, проходят аттестацию. Правда, тех двух медсестер из Биробиджана, которые погибли в госпитале в Алеппо, звание не уберегло от смерти. Когда я вернулась в Саратов в 1986 году, то меня ждало потрясение. Уезжала из одной страны, а вернулась в другую. СССР распадался, шла Перестройка, началась дележка благ, имущества. На людей, которые приехали с войны смотрели косо. Отношение к этой войне стал меняться, ее назвали роковой ошибкой. Я остро чувствовала себя обманутой своей страной. Осознавать, что тебя использовали и выбросили, тяжело. Я слышала это от многих служивших в Афганистане, Чечне, Югославии. Дело не в льготах, которых не дали. Обидно отношение. Оно проявляется в брезгливости, с которой смотрят на спившегося «афганца». Да, он не смог найти себя в мирной жизни, пьет, но у него под потертой курткой вся грудь в наградах — Медаль «За отвагу», Орден Красной Звезды. А посмотрите на воевавших в Чечне! Они скрывают, что были там, опасаясь мести. Уж очень вольготно в России чувствуют себя сегодня выходцы с Кавказа… Я давно на пенсии, живу в Саратове. Не шикую. Пишу стихи, в том числе, о годах службы в Афганистане. Читаю книги, интересуюсь новостями не только в нашей стране, но и за рубежом. Благодаря кругозору и опыту работы в горячей точке, многое понимаю и умею читать между строк. Знаете, даже спустя много лет, меня не покидает чувство, что мы помогали на той войне. Мы ехали, чтобы лечить раненых, были им нужны. А еще вот какие мысли посещают меня: мужчинам вредно жить, не видя женщин. Они же поубивают друг друга! Если в коллективе есть женщины, мужики совсем по-другому себя ведут. Хочется думать, что мы, женщины, помогали мужчинам на войне оставаться людьми". Литературный клуб "Добро" Отсюда: http://pisateli-slaviane.ru/new/216-my-pomogali-muzhchinam-ostavatsja-lyudmi.html
- Оставить комментарий
- © Copyright Смолина Алла Николаевна
- Размещен: 28/03/2018, изменен: 27/02/2019. 8k. Статистика.
- Глава:
Связаться с программистом сайта.