Встречу Анчар, известный ей лишь по сетевому "нику", назначил почти на выезде из города, в последнем перед КПП придорожном кафе. Или первом после него - смотря откуда ехать и как считать. Несмотря на раннее время, шоссе трудилось вовсю, с терпеливыми вздохами ложась под легковые машины, автобусы и грузовики, среди которых преобладали восьмидесятифутовые тентованные фуры с огромными иностранными надписями на боках.
Перестроившись в крайний левый ряд, Юкка начала волноваться, что так и выйдет из города вдоль двойной сплошной, но прямо напротив указанного ей места в разметке обнаружился спасительный пунктир, допускающий поворот. Пропустив встречный двухэтажный автобус с наглухо затонированными окнами, она дала по газам, пересекла под прямым углом все три полосы и въехала на парковочную площадку. Пока турбированный двигатель ее "субару" отрабатывал положенные тридцать секунд на холостых, она достала из лежавшей на соседнем сиденье сумочки помаду с зеркальцем и под их прикрытием оглядела стоянку. На первый взгляд, ничего внушающего подозрения: двое мужичков в свитерах и кепках обходят по кругу "Ман"-длинномер, заглядывая под днище, в углу приткнулась пыльная черная "бэха" с питерскими номерами. Пока все спокойно.
Она убрала женские принадлежности в сумочку, защелкнула замок, протянув руку, вытащила из бардачка объемистый полиэтиленовый пакет. Заглушив мотор, вылезла из машины. Как всегда в минуту, которая может круто изменить ее судьбу, она чувствовала легкое жжение под грудиной. Адреналин, - внутренне усмехнулась Юкка своему волнению. - Вся жизнь на адреналине!
"Субару" закрыла замки и встала на охрану, когда она уже тянула тугую дверь кафе на себя. Десять минут опоздания для молодой и красивой девушки простительно.
За барной стойкой сидела невзрачная девица с изможденным, будто изжеванным лицом. По всей видимости, она уже отработала ночь и теперь из последних сил боролась с накатывающей на нее дремотой в ожидании сменщицы.
Девица вздрогнула, насколько могла широко открыла глаза, начала сползать с табурета. Юкка мгновенно подумала, что та упадет, но барменша всего лишь вставала.
--
Вам какой? Растворимый или вареный?
--
Вареный, пожалуйста. Без сахара, но покрепче!
--
Двойной?
--
Если можно...
Загудела кофе-машина, барменша подставила чашечку, став к Юкке спиной. Зеленый халат на ней, напоминающий хирургическую одежду, выглядел еще хуже лица. Расплатившись и оставив несчастной лишнюю десятку с мелочью, Юкка подхватила свободной правой рукой маленькую чашечку и своей фирменной походкой, отработанной долгими часами тренировок перед зеркалом, направилась к самому дальнему угловому столику. Одному из двух занятых. Именно за ним сидел Анчар.
--
Разрешите? - спросила она, останавливаясь рядом с ним.
--
Вы - Юкка?
Если бы не жидковатые светлые волосы, зачесанные назад и открывающие явно наметившиеся теменные залысины, да недельной давности рыжеватая щетина, не дотягивающая до гордого звания бородки, его можно было признать интересным. Серо-голубые глаза, чуть длинноватый тонкий нос с горбинкой, правильной формы губы. Арийская внешность, еще более подчеркнутая прямой спиной и узкими кистями рук с длинными пальцами. За ногтями, жаль, не следит - Юкка терпеть не могла малейших признаков грязи под ними. А у Анчара не просто грязь - четкая траурная каемка. И рубашка несвежая. И серая шерстяная кофта на пуговицах старая и немодная. Ног его она видеть не могла, но нисколько не удивилась, если бы на них обнаружились черные растоптанные говнодавы на шнурках.
--
А вы - Анчар?
--
Да. Садитесь!
Отодвинув стул, который был ближе к окну, Юкка сначала сгрузила на его сиденье пакет с сумочкой, потом села сама напротив мужчины. Судя по всему, за столиком он пребывал уже давно: там стояли грязная тарелка с ножом, вилкой и недоеденной круглой булочкой, две пустых чашки, одна из которых имела на боку подсохшие кофейные потеки, а вторая вывесила хвостик чайного пакетика. Вечно голодный ученый-неудачник! - почему-то подумалось Юкке. - И торговец смертью в розницу...
--
Если не секрет, как вы меня вычислили?
--
Это как раз не сложно: вы единственный, кто делал вид, что не обратил на меня внимание.
Анчар взглянул за спину Юкки, в противоположный конец небольшого зала, где оба "питерца", как он их про себя назвал, давно уже перестали глазеть в их сторону и продолжили свой неспешный, нудный разговор. Действительно, тут он дал промашку, и следовало не пялиться из всех сил в окно, а хотя бы мельком оглядеть вошедшую в кафе красотку с азиатской внешностью. Не каждый день таких приходится видеть.
--
Хорошо... - вздохнул он. - Вы все принесли?
--
Конечно. Желаете взглянуть?
--
Да. Покажите основную сумму!
Юкка достала из сумочки толстый блокнот, положила его на стол перед Анчаром. Тот не сделал ни малейшей попытки взять его в руки.
--
Раскройте!
Середина блокнота была заложена довольно толстой пачкой стоевровых купюр. Как ее и предупреждали, пачка не была перехвачена резинкой.
--
Пересчитывать не буду, надеюсь на вашу честность и благоразумие. Только продемонстрируйте мне второй лист и один из середины - чтобы я мог видеть номера и серии.
Без тени усмешки Юкка пролистала евро, выбрала требуемые купюры. О "кидальных" приемах она слышала не реже Анчара.
--
Хорошо! - кивнул тот, убедившись, что номера не совпадают. - А в пакете, значит, меньшая часть?
--
Да. Честно говоря, я заколебалась разменивать. Из-за этого и пришлось нашу встречу откладывать. Может, поясните: зачем вам именно десятками такая сумма?
--
Нет, - равнодушно ответил Анчар. - Пояснять я ничего не буду. Десятки меня устраивают, и именно бывшие в употреблении.
Он показал глазами и подбородком на блокнот.
--
Это тоже положите в пакет. Надеюсь, сам блокнот вам не нужен?
--
Обойдусь!
--
Отлично. Теперь моя очередь показывать!
Он полез в карман плаща, аккуратно сложенного на спинку соседнего стула, и вытащил маленький полиэтиленовый пакетик из тех, что имеют соединяющиеся по горловине гибкие полоски. Раскрыв пакет, Анчар вытряхнул перед Юккой согнутый пополам листок бумаги и пластиковую ампулку с накручивающимся колпачком. В таких продают глазные капли. Впрочем, так на ней и было написано черными четкими буковками: "сульфацил-натрий 20% р-р".
--
Написанному верить можно не всегда, - усмехнулся Анчар в ответ на невысказанный вопрос. - Там ровно то, что я обещал!
Юкка осторожно взяла двумя пальцами тюбик, заполненный прозрачной жидкостью. Пузырек воздуха чуть меньше горошины весело перекатывался внутри.
--
Прочитайте инструкцию, не тратьте время, - посоветовал мужчина.
--
Ого, как все серьезно! - усмехнулась Юкка. - Инструкция, все дела...
Она развернула "памятку", напечатанную самым мелким шрифтом на хорошем лазерном принтере, но на странной толстой бумаге. Текст состоял из десяти пунктов.
"1. Количества средства, содержащегося в одном тюбике, достаточно для развития гарантированного эффекта у человека массой до 150 кг;
2. Средство не имеет вкуса и запаха, при вскрытии упаковки испаряется со скоростью, примерно совпадающей со скоростью испарения воды при соответствующей температуре;
3. Допускается добавление в горячие напитки, но не подлежит длительному (5 и более минут) кипячению;
4. Максимальный эффект развивается примерно через 1 час после приема внутрь и сохраняется таковым примерно 72 часа, после чего постепенно снижается вплоть до полного исчезновения к концу 5-х суток после приема;
5. Эффект средства заключается в потенцировании действия адреналина на сердечно-сосудистую систему;
6. Для проявления эффекта после приема средства внутрь у клиента необходимо вызвать любое психическое возбуждение (ощущение боли, страха, ярости, радости, оргазма);
7. Выброс адреналина приведет к спазму сосудов, неконтролируемому повышению артериального давления, созданию острой ишемии (кислородного голодания) сердечной мышцы, головного мозга, вещества надпочечников и/или разрыву стенки сосудов с последующим кровоизлиянием, т.е. развитию инфаркта или инсульта в наиболее слабом месте организма клиента;
8. Клиническая картина приступа полностью соответствует обычному развитию указанной патологии;
9. Средство не обнаруживается имеющимися в настоящий момент приборами и реактивами в организме клиента ни до, ни после его смерти;
10. Срок хранения средства в невскрытой таре при комнатной температуре - 1 месяц, под прямым действием солнечных лучей - 10 дней".
--
Все понятно? - спросил Анчар, когда Юкка, дочитав, подняла на него глаза.
--
Вполне!
--
Тогда прочитайте еще раз, и - можете задавать вопросы!
После второго прочтения Анчар подставил пакетик, попросил вложить тюбик с листком бумаги обратно, залепил его и только после этих четких, скупых, отработанных действий передал покупку девушке.
--
Скажите, - спросила она, убрав полученное в сумочку, - в инструкции написано "любое душевное волнение". С оргазмом все понятно, а страх? Какой силы должно быть волнение?
--
Да самое незначительное. Мужчине, например, достаточно позвонить по телефону и оскорбить его. Козлом, скажем, обозвать. Большинство из нас достаточно обидчивы, а дальше все просто, как описано - выброс адреналина и инфаркт!
Юкка посмотрела в его светлые глаза, абсолютно ничего не выражающие, ни удовлетворения от осознания собственного могущества, ни страха. Анчар просто выполнял нудную, но необходимую работу - инструктировал новичка. Будто объяснял устройство токарного станка: резец, зажим, шпиндель...
--
Но ведь и от инфаркта не все умирают!
--
От этого инфаркта - умирают все.
--
Почему вы так уверены?
--
Потому что сам инфаркт - это, сударыня, довольно-таки больно. А когда больно становится вполне здоровому до того человеку, он испытывает не просто страх - ужас. Ужас его и добивает...
--
Понятно...
--
Если понятно, тогда я вас больше не задерживаю!
Анчар потерял к ней интерес и отвернулся, уставившись в окно. Юкка подхватила со стула сумку и отодвинулась, вставая.
--
До свиданья!
Не глядя на нее, Анчар отрицательно качнул головой.
--
Вряд ли!
Он не смотрел ей вслед и тогда, когда она шла к выходу - она бы спиной почувствовала. Зато сама она пусть мельком, но успела окинуть взглядом тех двух питерцев, что сидели за столиком у самых дверей. Окинула и успокоилась. Сидевший к ней спиной квадратный мужик с багровой шеей и проплешиной на затылке как грыз свою куриную ногу, так и продолжал грызть, даже не обернулся. Зато его напарник, чем-то неуловимо напоминавший Брюса Уиллиса в молодости, поймав ее взгляд, с готовностью заулыбался навстречу, явно демонстрируя желание пообщаться. Обломись, красавчик!
Юкка быстро пересекла площадку, села в машину и запустила двигатель. Почти не остыл. Сколько она потратила времени: десять минут? Пятнадцать? И пять штук евро, не считая десяти косых в рублях. Ничего, оно того стоит - многократно окупится. Лишь бы в выношенный и выстраданный план не вмешалась нелепая случайность.
До работы она добиралась почти час. Конечно, она предупредила Елизавету, что задержится, но баба она дерганная, только-только вступила в критический возраст, все освоиться не может. То разоденется в пух и прах, намажется как девчонка-пэтэушница, начнет квохтать и сюсюкать, а то затянет волосы на затылке, вырядится в деловой костюм и шипит весь день. В такой день ее лучше не трогать - себе дороже выйдет.
А вообще, если вдуматься, почти всем она обязана в своей жизни именно Лизавете. Она ее на работу приняла, не посмотрела, что Юкка наполовину якутка и по лицу видно - нерусь; она же помогла квартиру им с Танькой "впополаме" снять и регистрацию сделать; с Данилой она же познакомила и роману их двухлетнему не мешала, пока Сергей на горизонте не нарисовался. Елизавета же ее от Данилы и отмазала, когда он совсем уже с катушек съехал и вместо выступлений со своим трио стал выступления с битьем посуды в клубе устраивать. Не посмотрела, что племянник - сама за волосы его оттаскивала в последний раз, благо, что волос у него - любой девчонке на зависть. Нормальная баба, если разобраться. А что мужиков себе на двадцать лет моложе подбирает, веревки из них вьет, а, попользовав, выбрасывает без выходного пособия - так это жизнь такая. Её благоверный тоже не особо о ней переживал, когда в девяносто третьем бросил вместе с сыном и долгами под двести тысяч "зеленых". Живи, мол, как знаешь, а я попробую все сначала начать! Может и начал. Елизавета как-то под коньяк рассказывала, что видели его вроде лет пять назад в Казахстане. Правда, и фамилия у него теперь другая и отчество. Одно имя - Михаил - на память себе оставил.
И все равно ушла бы давно Юкка от Лизаветы, другую работу подыскала, если бы не Сергей. Сергей Владимирович, если точнее, он же "папенька". Роману их скоро год, и весь этот год Прохоренко просит, умоляет, настаивает и требует, чтобы перестала в клубе появляться. Квартиру ей снял, машину купил. Не совсем ей - на себя оформил, а ей доверенность выдал. Деньгами обеспечил: счет на нее открыл и пополняет регулярно. Что ж, она честно отрабатывает, только дверцу клетки золоченой, в которую он так упорно ее упрятать собирается, не спешит закрывать. Пока она работает - все еще можно назад отыграть, а уволится - по рукам и ногам повязанной окажется. Тогда уж, хочешь-не хочешь, под "папенькину" дудку плясать придется, а чем это заканчивается - Юкка уже знает. На том же Данилином примере. Не для того она в славном городе Якутске школу с серебряной медалью заканчивала и пять лет (вместе с кучей денег) на англичанку-репетиторшу потратила, чтоб не в любовницу даже - в содержанку превращаться. Сейчас она хоть изредка нервы Прохоренко потрепать может, а если полностью от него зависеть начнет - прощай мечты о браке, путешествиях, доме на Лазурном берегу! Высосет из нее молодость и красоту, и выбросит лет через пять. И куда она тогда, тридцатилетняя, уже обученная деньги тратить, да не очень умеющая их зарабатывать? В строй к хохлушкам на Ленинградское шоссе? Ага, щас! Она не она будет, если и года не пройдет - женится на ней Прохоренко. И салон жёнушкин "Нефертити" на нее переоформит, и лимузин с водителем организует. Это сейчас ей не "влом" самой руль крутить, а замужняя обеспеченная дама должна за заднем сиденье ездить, и дверных автомобильных ручек даже не касаться. Вот тогда - да, Сереженька, можешь требовать удовлетворения своих прихотей и ночных фантазий, а пока не для чего нам терпеть, да и не обучены толком. Из провинции, что поделаешь!
Сколько себя помнила Юкка, столько у нее была эта привычка к длинным внутренним монологам. Мысли прихотливо прыгали с темы на тему, она конструировала ситуации, позы, интонации, пыталась предугадывать реплики "оппонентов" и подбирала собственные слова, складывая их во фразы. И при этом машинально соблюдала дистанцию до впереди идущих машин, переключала передачи, поглядывала по зеркалам, своевременно перестраивалась из полосы в полосу. Чтобы научиться водить машину - надо много ездить, и хотя Юкка по-прежнему испытывала напряжение, попадая в незнакомый район, это уже не было той паникой, которую она испытывала в первые полгода вождения.
Припарковала "субару" она довольно удачно, пройти до клуба оставалось меньше квартала. Дневная двенадцатичасовая смена, безусловно, менее выгодна по деньгам, зато намного спокойней ночной. До семи-восьми вечера, когда начинают подтягиваться завсегдатаи, время тянется в ритме "три четверти". Сорок пять минут из каждого часа уходит на обслуживание случайных посетителей, как правило, назначивших в клубе встречу, заказывающих мало (чай, кофе, минеральная вода, изредка - бутерброды), зато сидящих подолгу за разглядыванием деловых бумаг и беседами. С часу до четырех - время, когда наведываются пообедать сотрудники близлежащих офисов, чаще - парочки, собирающиеся завязать служебный роман или уже привычно его поддерживающие. Таких Юкка определяла безошибочно по избыточной вежливости, которую никогда не увидишь между супругами, по прямым спинам женщин, находящимся под постоянным прицелом мужских глаз и говорливости самих мужчин, считающих своим долгом блеснуть эрудицией и чувством юмора. Такие пары оставляли чаевые скудно - от десятки до полтинника, оказываясь между Сциллой боязни показаться друг другу скупыми и Харибдой нежелания прослыть людьми, не умеющими считать деньги. Юкка их не осуждала, стараясь не сильно докучать своим присутствием и наблюдая за ними после подачи заказа лишь издали.
"Ювенус" не был клубом, претендующим на элитарность. Он располагался в цокольном этаже, скорее даже в бывшем подвале одного из небольших, но капитально отремонтированных зданий, имел загоравшуюся только к вечеру вывеску из гнутых газосветных трубок, спускающуюся вниз лестницу из одиннадцати ступенек, покрытых резиновой дорожкой и массивную деревянную дверь. Елизавета вообще всё любила массивное и капитальное, видимо, пыталась как-то компенсировать неустойчивость собственной жизни, зацепиться в ней за реальные вещи: тяжелые столы цельного дерева, стулья с высокими спинками, из-за которых даже у высоких людей виднелись одни затылки, каменную полированную плиту барной стойки, расколотившей не один бокал, небрежно на нее опущенный. И цветные витражи, имитирующие окна и подсвеченные снаружи электрическими лампочками, тоже относились к категории "якорей", хоть и обошлись в сумасшедшие деньги.
--
Привет, - поздоровалась Юкка с Татьяной, войдя в привычный клубный полумрак. - Народу много было?
--
Все тут, - ответила барменша, кивнув в сторону двух подружек-студенток, пьющих по нынешней моде кофе с круассанами. - Прям с открытия сидят.
--
Ага. А Лизавета?
Татьяна сделала колечко большим и указательным пальцем - все о'кей, не дрейфь!
--
Сейчас, Танюш, я переоденусь по-быстрому и подскочу. Ты их рассчитаешь, в случае чего?
--
Иди, не дергайся. Справлюсь!
Татьяна выудила из кармана на переднике плоский ключик от гардеробной, пришлепнула к стойке. Юкка, скрежетнув металлом по камню, стащила его в горсть.
--
Пять сек!
Закрывшись изнутри, она быстро переоделась в рабочую форму. Джинсы с мягкой рубахой мужского покроя, которую она носила навыпуск, отправились на плечики, дорогие туфли на каблуке - в низ кабинки. Вместо них - лодочки почти на плоской подошве, синяя юбка с блузкой, наскоро подглаженный свежий передник. Оригинальной униформу не назовешь, зато ей нельзя отказать в практичности. Контрольный взгляд в зеркало - на месте ли помада с тушью, воровато-быстрый и почти безотчетный щелчок замком сумки. Она буквально пальцами помнила, как положила пакетик со средством Анчара в косметичку, но сейчас засомневалась: а не привиделась ли ей утренняя встреча? Неужели она всерьез решилась на поступок?
Пакетик был на месте. И мягкая ампула с надписью "сульфацил" тоже. Но вместо листовочки с описанием - желтовато-серый порошок. Вот зараза! Недаром ей показалась странной бумага, на которой был напечатан короткий текст! Наверняка Анчар обработал его одним из своих химических составов. Что-то даже вспоминается из школьного курса химии, связанное с окислением. Чего только? Целлюлозы? Лигнина? А реакция как запустилась: светом или воздухом?
Вспомнив обстоятельства передачи, Юкка успокоилась. Значит, дело серьезное, если Анчар избегал прикасаться к ампуле (пальчики, стервец, боялся оставить!) и к листовке. К тому же он на всякий случай решил последнюю полностью уничтожить. Хотя... Не настолько уж он умен и предусмотрителен: на самом пакетике-то наверняка остались отпечатки! Впрочем, Юкке их наличие вовсе без надобности. Не шантажировать она его собиралась - использовать как специалиста. И, если все пройдет удачно, даже и не раз. Всякие в жизни обстоятельства бывают.
Опустив препарат в косметичку, она поглубже зарыла ее в сумочке среди обычных дамских мелочей, телефон переложила в карман, а закрытую сумочку повесила за изогнутую стальную шейку плечиков, спрятав под одежду. Так-то оно надежней будет! Никогда у них ничего не пропадало, не загнил их маленький коллектив, но береженого Бог бережет...
До самого появления Надежды - "Сволочи", как она про себя называла нынешнюю супругу Прохоренко - Юкка работала будто под управлением автопилота. Улыбалась, принимая заказы и выставляя их перед клиентами, интересовалась, понравились ли кофе, пирожные или бутерброды, принимала деньги и сдавала сдачу, протирала столы и меняла тканые салфетки. Едва же Сволочь со своей бухгалтершей прошли за привычный им угловой столик и открыли кожаные папочки меню, Юкка почувствовала, что сердце, до того ею не ощущаемое, провалилось в живот и заворошилось в нем холодной скользкой лягушкой. Нужно решаться! Но она все медлила, и даже в который раз проигрывая в уме всю последовательность действий, не могла до конца поверить, что она - именно она, Юкка! - бывшая девочка-отличница и любимица школьных учителей, сейчас подойдет и с прежней улыбкой примет заказ у женщины, приговоренной ею к смерти. И потом принесет (что она там сегодня закажет: солянку? грибной суп? куриный бульон с сухариками?) на первое и мясо или рыбу без гарнира, что обычно требовала Сволочь на второе, а у самой уже будет лежать в кармашке передника маленькая и теплая ампулка с ядом. И когда дойдет очередь подавать кофе (а Сволочь всегда заказывала кофе, черный, крепкий и без сахара) нужна будет секунда, чтобы выдавить из тюбика в чашку миллилитр прозрачной жидкости, и еще десять секунд - донести разнос до стола и выставить приборы перед клиентками. Тут главное - не перепутать чашки. И заранее срезать кончик хоботка у пластиковой ампулки - он ведь запаян, хоботок-то! И не грохнуться в обморок, не донеся разнос до Сволочи с бухгалтершей.
А потом все будет совсем легко. Номер телефона нынешней мадам Прохоренко ей не просто известен, он выжжен в памяти, он вырезан тупым ржавым ножом прямо по серому веществу головного мозга - поперек всех извилин, от левой височной области до правой. Она выждет нужное время (сколько требуется, чтобы создалась максимальная концентрация в крови? час?), она зайдет в туалет - благо, он на одно посадочное место - и сделает единственный звонок, произнеся в ухо Сволочи всего-то десяток приготовленных и заученных слов и жалея, что нельзя, невозможно вцепиться в это ненавистное ухо зубами и рвать его, мотая голову из стороны в сторону, чувствуя во рту мягкий хруст перекусываемых хрящей и металлический привкус крови. И пусть она сдохнет, сучка! Пусть в голове у нее лопнет самый главный сосуд, и черная, жирная ее кровь, густая от холестерина, выплеснется внутрь тесного черепа, раздавливая мозговую мякоть о его гладкие и неподатливые внутренние стенки. И пусть перед смертью своей, мучительной, но не мгновенной, она обгадится и обмочится, и пусть сдохнет, вдыхая запас собственных нечистот!
Юкка подошла к столику, увидев как Прохоренко закрыла меню, улыбаясь онемевшими губами, приняла заказ, и даже нашла в себе силы уточнить.
Она занесла листок из блокнота на кухню и отдала его Василичу. Потом спросила ключ от гардеробной у Татьяны, объяснив необходимость сломанным ногтем (его она срезала до мякоти еще утром).
Меньше чем через полминуты Юкка уже копалась в сумочке в поисках пакетика с Анчаровским зельем. Искала, чувствовала, как покрывается холодным потом, выступившим от лопаток до самого копчика, и не находила. Потом вдруг вспомнила, что ампулу она клала не просто в сумку, а в косметичку, и уж ее - в сумку. И сразу бросило в такой жар, что слезы навернулись. Но и в косметичке пакетика не было. Не веря происшедшему, она подбежала к окну и вывернула на стол все содержимое сумки, разравнивая ладонью ключи и карточки, монеты и пеналы с губной помадой, патрончики с тушью, зеркальце, расческу, маленький пробник "Же д'Ор", чеки с заправочной станции, зарядное устройство мобильника, которое она всегда носила с собой, кошелек, маникюрный набор, два флакончика с лаком для ногтей, невесть с каких пор завалявшийся баллончик с перечным спреем. Пакетика не было. Она чувствовала, что время уходит, нужно бежать в зал, иначе неприятностей от Сволочи не оберешься. Но как бросить все разбросанное по столу? Решившись, она сгребла все обратно в сумку - навалом, затрамбовывая мелочи внутрь ладонью, закрыла ее, на ходу забросила в кабинку и, не закрывая ее, выскочила из комнаты.
Видимо, она совсем плохо выглядела, когда расставляла тарелки с бульоном и выкладывала завернутые в салфетки столовые приборы.
--
Плохо себя чувствуете? - равнодушно спросила Сволочь.
Юкка чуть не выронила пиалу с сухариками.
--
Нет, все нормально!
--
Нормально, девочка, вы выглядели, когда заказ принимали... - бросила Прохоренко. - Не блестяще, но - нормально!
--
Я лонгеты минут через пять подам. Хорошо? - уклонилась Юкка, и когда Сволочь кивнула, быстро отошла.
Итак, что же произошло? Не мог пакетик с ампулой испариться. В то, что его вытащил кто-то из своих, она не верила. Чужой? А кто заходил в клуб за это время? Поставщики приезжали - она сама смотрела, как Татьяна разбирала сборную коробку алкоголя, расставляя бутылки на полки - пополняла бар. Аркадий привез мясо - килограммов тридцать вырезки - и свежую рыбу. Но какой он чужой? Второй месяц работает. Хороший парнишка, исполнительный и не болтун. Она думала, что такие среди вчерашних школьников давно перевелись. Лизавета заглядывала на минуту, проверяла как дела идут, но она мельком, проездом. Ключ у нее свой от комнаты - захочет, даже и не узнаешь никогда, да только зачем ей надо копаться в чужих вещах?
Чувствуя, что голова пошла кругом, что четкий, на сто раз продуманный план рушится, едва начав осуществляться, Юкка прислонилась к стойке, не сводя глаз с выкрашенной в махагон макушки Сволочи, возвышавшейся над спинкой. Что же делать?
Она сунула руку в карман передника, достала телефон и отыскала в справочнике номер Анчара. Как бы то ни было - он обязан подключиться к решению проблемы. Для начала она выспросит, не сообщал ли он кому о состоявшейся сегодня встрече. После первого же гудка равнодушный голос оператора сообщил, что "абонент отключил телефон". Тоже тварь добрая! Сейчас бы до квартиры добраться, "мыло" отправить... Нажав кнопку сброса вызова, Юкка заметила крошечный красный конвертик, высветившийся вверху экрана. Только что не было - когда успел? Неужели в те секунды, что она пыталась дозвониться?
"Эсэмэска" была отправлена через Интернет и была лаконичной: "даже не думай сучка забудь эту мысль или мы тебе вышибем ее вместе с мозгами". Прямо вот так: без знаков препинания и одними прописными буквами, будто неизвестный отправитель жутко экономил время. И от этого она становилась еще страшней.
--
Танюш! - с трудом выговаривая слова, обратилась Юкка к барменше. - Я, кажется, сейчас грохнусь. Подмени меня, пожалуйста!
Её мутило. Съеденные за обедом пельмени поднимались из желудка тугим горячим комком, и если она не успеет донести его до туалета, ее вывернет прямо по пути. Она успела.
Рвало Юкку долго и мучительно. Шибало в нос запахом полупереваренного мяса, кислятиной, потом долго мучило безрезультатными позывами, пока не удалось выкашлять из себя полстакана слизистой желчи с прожилками крови. И только после этого ей стало легче: голова заполнилась прохладной гелиевой пустотой, воздух вокруг стал успокоительно серым, кафель в туалетной кабинке перестал резать глаза своей дешевой блядской глазурью. И она еле успела приготовиться и занять на унитазе соответствующее положение, как ее взорвало еще раз - совсем из другого отверстия. Когда все кончилось, она перестала удерживать вытекающее из нее сознание и надолго отключилась. Минут на пятнадцать, если не больше. Привалившись плечом к холодной стене и впитывая прохладу щекой. Если б это было можно, она собирала бы ее губами.
--
Что с тобой, Оль? - спросила Татьяна, едва она снова появилась в зале. - Лица на тебе нет - зеленая вся!
Татьяна была, пожалуй, единственной, кто продолжал звать ее настоящим именем. А Петровой Ольгой Николаевной ее знала только Елизавета, коль ей приходилось Юккин паспорт в руках держать, да еще несколько человек - совсем уж посторонних. Данила прозвал её Йоко, намекая на супружницу Леннона и учитывая явную азиатскую внешность, да и себя тем самым с битлом равняя. Ну, а Прохоренко перетолмачил Йоко в Юкку - пришлось даже в Интернете смотреть, не обидное ли прозвище. Оказалось, нет - вполне почетное. Растение такое есть американского происхождения, из псевдопальмовых, с узкими и длинными листьями. Вполне неприхотливое и среди комнатных садоводов популярное. Как-то незаметно "Юкка" за ней и закрепилось.
--
Что-то неважнецки себя чувствую! - ответила она барменше. - То ли траванулась чем, то ли печенка забарахлила...
--
А по-женски у тебя как? - заинтересовалась Татьяна.
--
Да нет, я выдержу! - и, вспомнив полюбившийся анекдот про увязавшуюся за гусями в теплые края ворону, почти автоматически добавила. - Я сильная, я умная и выносливая!...
И Татьяна закончила вместо нее, слегка стукнув себя по лбу ладонью.
--
Только почему ж я на голову такая ёпнутая!
Юкка, действительно, выдержала до конца смены. И, хоть с шести вечера стал подтягиваться народ на вечернюю и ночную тусовку и работы порядком прибавилось, она снова улыбалась и быстро обслуживала клиентов, и к восьми, когда ей на замену появилась Оксана с длинной черной косой, в кармашке передника набралось "чаевых" рублей под пятьсот. Оксанке, судя по занятым столикам, светила полторашка - но Юкка ей не завидовала. До утра девчонке колбаситься, от рук захмелевших одиночек увертываться.
И даже когда заявился Данила "со товарищи" и, улучив момент, прижал ее к стенке, в шестьдесят первый раз предложив ей послать "этого старикашку" к чертям собачьим и снова зажить как встарь - она выдержала. И его просьбу вспомнить о тех временах, когда они "так славно сношались" - он любил, гадюка, подменять "общались" словом "сношались", упирая на то, что оно вполне аристократическое, и в позапрошлом веке российский МИД прозывался Министерством Внешних Сношений -высказанную ей с блестящими, безумными от недавней понюшки глазами, она тоже вынесла. И только предупредила, что если Данила не отскочит от нее сейчас же, то она "Овэйшен" его, Лизаветой подаренный, о башку его непременно и сегодня же разобьет. Тогда он отстал. Гитара за три килобакса ему всяко нужнее показалась призрачной возможности уломать Юкку на еще один трах.
А через час она была уже дома и, чувствуя себя пустой как пакетик с соком, высосанный через трубочку, долго отмывалась в душе, под шелест льющейся воды пытаясь спокойно рассуждать о происшедшем. И чем дольше думала, тем больше приходила к выводу, что все случившееся - к лучшему. Если уж Кивилиди не смогли убрать чисто, если уж от Литвиненко следы распутали - она-то куда со своим самопальным средством? Может, оно и впрямь так хорошо, как Анчар расписывал, а может и нет. В любом случае, при малейшем подозрении на неестественную смерть супруги Прохоренко и сам Сергей Владимирович и она, его любовница, будут в первом круге подозреваемых. Пусть живет Сволочь, - решила Юкка, вытираясь. - Пусть живет и владеет своим грёбанным салоном! Все можно сделать и по-другому, дольше, трудней, противней, но от этого не менее надежно. Нужно только перекусить как следует, выпить слегка пущего раскрепощения фантазии, и все полностью перепланировать...
Звонок "папеньки", состоявшийся через полчаса, был и нежелателен и при этом кстати. Нежелателен, потому что видеть его ей не хотелось, и уж тем более не улыбалось вот такой, чистенькой и свеженькой, под него ложиться. А кстати, потому что холодильник оказался почти пустым, и тот кусочек задохнувшейся под морозилкой "докторской" колбасы, что остался после обрезания с него тронутых слизью слоев, был уже пожарен и съеден. Водки, хорошей, холодной водки, было еще полбутылки, а вот есть оказалось нечего. И потому Юкка, чувствуя нервозное бурчание в животе и поломавшись для приличия, согласилась на приезд Прохоренко. Еду он привезет. И шампанское тоже. А пока нужно успеть наклюкаться как следует, закусить "кентятиной", проветрить квартиру и решиться на показательное выступление.
"На постельной арене Ольга Петрова, Российская Федерация!" - голосом диктора произнесла Юкка, наливая рюмку клюквенной "Финляндии". Выпила и тут же прикурила сигарету, проговаривая вместе с выходящим дымом: "Файв-пойнт-севен, файв-пойнт-найн, файв-пойнт-найн, сикс! И стадион взрывается овациями..."
Глава 2. Пособник
Он чуть задержался и потому добрался до назначенного места не за час, как планировал изначально, а только за сорок минут. Машину он оставил на площадке перед автомойкой - первой на въезде в город с этого направления. Место было удобное: несмотря на довольно раннее время, все пять боксов были заняты, и даже образовалась очередь из шести или семи машин. Он втиснул свой "форд" между "вольксвагеном"-минивэном и похожим на старый "уазик" угловатым "гелендвагеном". Обе машины, так же, как и его собственная, не были откровенно грязными - просто пыльными - и в их обществе "форд" смотрелся вполне уместно.
Время Алексей потерял на остановке. Всего и проехать-то нужно было одну остановку, правда, длинную, километра два, но маршрутки не было минут десять. Потом прошла первая и даже не остановилась, видимо, все места были заняты. Он помахал на всякий случай рукой, но длиннобазная "газель" натужно протянула мимо, игнорировав его готовность отдать деньги за три минуты стояния на ногах, согнувшись в три погибели под низким потолком микроавтобуса.
Во вторую машину он влез. Пристроился сам на боковом сиденье и пристроил у себя на коленях старый кожаный портфельчик, бывший некогда довольно дорогим и соответствующим облику аспиранта и без пяти минут кандидата наук. Впрочем, он и сейчас соответствовал его внешнему виду - тщательно сконструированному образу человека, борющегося за выживание. Не то, чтобы он пытался маскироваться таким образом - глупость все это, детективщина, просто не хотелось открывать покупателю степень отладки поставок. Ведь одному пять тысяч евро кажутся ценой космической, а кто хоть немного представляет, чего на самом деле стоит безупречный способ устранения человека, может и "кидалово" заподозрить. А если он на встречу в обычном своем виде явится, в пиджаке за сороковник, да при галстуке - ясное дело, опасений только больше будет. Еще целую организацию за ним заподозрят, а никому же не хочется в столь интимном деле с конторой связываться. Лучше уж так: химик-самородок, шакал Интернета, человек без принципов. Сегодня он есть, а завтра по пьяни прирезали его. И все концы в воду. Поистине - в воду...
Это кафе он использовал уже в третий раз. Машин здесь немного останавливается, а если уж заворачивают, то задерживаются. Их таких сразу видно, иногородних. И по номерам, и по поведению. Попить, поесть, туалет посетить. Площадка просторная - можно и в кабине подремать, если кто издалека шел и подустал в дороге.
Вот и на этот раз: всего две машины, и обе не могут вызвать никаких подозрений. Тентованный грузовик с иностранными номерами, то ли финскими, то ли шведскими - в них он не разбирался - и БМВ с кодом "78". Из дорогих, но уже не новый, такие бандюки любят покупать или коммерсанты средней руки, из тех, что уже хотят, но еще толком не могут.
Питерцы заняли столик сразу направо от входа, удобный лишь возможностью выскочить из кафе в считанные секунды. Ну, и еще разве тем, что все входящие и выходящие обязательно должны пройти совсем рядом. Впрочем, опасаться двух мужиков, весьма плотно и даже с азартом перекусывающих, мог только совсем уж параноик. Сидящего спиной к залу Дементьев рассмотрел плохо, заметил только массивные, покатые, словно у борца, плечи и бычью шею. Мужик хлебал густую солянку, и по рабоче-крестьянской привычке не выпускал ломтя хлеба из левой руки, умудряясь ей же наклонять к себе тарелку. Его напарник, годами значительно моложе, брошенный в их сторону взгляд вошедшего встретил равнодушно, будто смотрел сквозь пустое место. Не любил таких Дементьев, за пену их считал, за тусклую грязную пену, взбиваемую несущимся в потоке жизни мусором.
Девушку, работавшую здесь и официанткой и барменшей, он обнаружил лишь привстав на цыпочки и заглянув за стойку. Сидела она с закрытыми глазами и подперев щеку ладонью, и, наверное, видела спокойные и хорошие девичьи сны - уж больно мирное, расслабленное лицо у нее было.
--
Кх-м! - кашлянул Дементьев. - Сударыня!
--
Да? - испуганно открыла глаза официантка.
--
Извините, у вас перекусить можно? Что-нибудь горячее, быстрое и легкое?
--
Омлет, блинчики, яичница по-швейцарски или с ветчиной, горячие бутерброды... - произнесла девушка на одном дыхании.
--
По-швейцарски я не пробовал. Это как?
--
Мелко рубленный, чуть обжаренный лук, яйца, сверху - тертый сыр.
--
Да? - засомневался Дементьев. - Никогда не слышал. Что ж, давайте. И еще один хлеб и чай с сахаром!
--
Садитесь, я принесу, как готово будет!
--
Спасибо. И посчитайте сразу, сколько с меня. Ладно?
Официантка кивнула, и он, подхватив с пола портфельчик, отправился в самый дальний угол, откуда, как это ему было отлично известно, просматривалась и парковка, и сверток с шоссе. Если клиент вдруг ему не поглянется - будет достаточно времени, чтобы сняться с места и спокойно выйти навстречу. Пока тот будет озираться, принимать решение - ждать или не ждать, можно дойти до остановки и уехать. Он дважды в своем нынешнем бизнесе вдруг решал поступить именно так. Ни с того ни с сего, а просто - не тот был человек. Чувство такое возникало, приказывающее ему не связываться. Один раз, все заново проанализировав, он даже вычислил, почему доверился интуиции, а во второй раз, сколько не пересматривал картинку в памяти - так и не смог. Может, и ошибся. Той базарной тетке вполне могла прийти мысль жизнь свою семейную окончательно отрегулировать...
Ах да, он вспомнил. Вовсе не о семейной жизни она в своем дневнике расписывала. "Алиса" - вот как она в блоге обзывалась. И писала она о начальнике непосредственном, который ее поедом ест и жить не дает. Он тогда и вычислил ее по "мышьяку" - одному из тех терминов, что использует постоянно в поиске дневниковых записей по контрольным словам. Она еще и писала что-то вроде того, что скоро у босса день рожденья, и в отделе начали собирать деньги ему на подарок, а лично она бы вдесятеро больше не пожалела отдать, лишь бы быть уверенной, что в именинном торте у него лошадиная доза мышьяка окажется.
Вообще, о чем только люди в своих дневниках, выкладываемых на всеобщее обозрение не пишут. Наверное, кажутся сами себе уж такими умными, уж такими скрытными! Никто, мол, не догадается, что за их "алисами", "гертрудами" и "злобными крысами" скрываются одышливые аннывасильевны, заморенные мужьями-пьяницами екатеринысеменовны и пятиклассницы лариски. И давай, пользуясь безнаказанностью, изливать на весь свет жалобы на детей и родителей, соседей и коммунальщиков, Президента и коллег по работе, а также писать безответные письма Ему и Ей (почему-то чаще именно так, со строчной буквы), призывать и умолять обратить на них, несчастных, свое божественное внимание. Кто перед иконами душу изливает, кто в Интернете.
Но Бог-то промолчит, а читающая чужие блоги публика - вряд ли. Как-то заглянул он на отловленную по слову "грохнуть" запись, а там о соседях сверху, которые после одиннадцати вечера дансинг в квартире устраивать повадились. Так что только этому несчастному не насоветовали! И какашек собачьих во дворе насобирать, да на газетке перед соседской дверью выложить, и эпоксидной смолой дверные замки через скважины залить (можно представить положение, когда с утреннего бодуна даже за пивом из квартиры не выйти!), и устроить "пробивку" канализации посредством хлопка подушкой по собственному унитазу (интересно, если это действительно действует - соседям снизу, ни в чем не виноватым, тоже достанется?). В общем, весьма заинтересованный обмен мнениями на животрепещущую тему.
Но для него, Анчара, тот заход на блог оказался пустышкой. Явно было видно, что клиент не дозрел. И все его обещания "грохнуть" (с тремя восклицательными знаками) буйную парочку - не более, как попытка выпустить пар. С тем же успехом африканские колдуны лепят куколки и глаза им иглами выкалывают, а в Японии, говорят, молотят резиновых манекенов с налепленными на лица фотографиями начальников. Вроде, и разрядился, и законов не нарушил. Детство...
Первым намеком на то, что человек уже готов на крайние меры, для Анчара является готовность задницу оторвать и денег хоть чуть потратить. Вот когда блоггер раз за разом возвращается к одной и той же мысли, когда он перечисляет то, что уже предпринял для решения своей проблемы, когда он прошел ученические стадии отворотов и приворотов, анонимок и звонков с автоматов через платок, когда круг его мыслей сужается до очевидного решения "нет человека - нет проблемы", и единственное, что его удерживает - незнание "как", тогда наступает время Анчара. Здесь ведь тоже психология: не дать сорваться с крючка преждевременной подсечкой (и все равно срываются), но и не дать остыть. Дать время тщательно продумать свои действия, осознать готовность преступить заповедь "не убий", вколачиваемую в нас с яслей и детского сада, но и не перетомить ожиданием, за которым неизбежно наступает усталость, опустошение, смирение. Убедить в исполнимости задуманного, но и дистанцироваться от любых подробных обсуждений чужих планов. Сейчас ведь как? Протянешь палец - по локоть руку норовят откусить. Ты им предлагаешь инструмент, простой, легкий в использовании, безотказный, а они норовят мало того, что цену сбить, так еще и тебя самого нанять за те же деньги. Руки им марать не хочется, грех на душу брать. Нет уж, милые мои, с Анчаром не выйдет "и невинность соблюсти и дитё приобрести". Тут уж или - или. Или я вам, а вы мне - и после разошлись как в море корабли, или ни я вас не знаю, ни вы обо мне не слышали. Он всего лишь оружейник, его дело револьвер изготовить. А будут его использовать или на стенку повесят - не его дело. Стреляет, как известно, не оружие - стреляет человек. Вот и пусть стреляет. Или не стреляет. У нас страна свободная: "Каждый правый имеет право на то, что слева и то, что справа. На черное поле и белое поле, на вольную волю и на не волю". Так, что ли, "Машина" пела?
Из-за барной стойки выплыла и направилась к нему официантка, неся разнос с заказом. Двигалась она, будто сомнамбула - опустив глаза долу. Жаль, ей Богу, девчонку, совсем она вымоталась!
Дементьев отдернул рукав кофты, в очередной раз отметив, что пора бы ее, в самом-то деле, выбросить, и взглянул на часы. Без двадцати пяти минут. С яичницей, пусть даже по-швейцарски, здесь явно не торопились, но времени хватало, чтобы ее съесть.
--
Сколько с меня? - спросил он, едва официантка, поставив перед ним тарелку и чашку, разогнулась.
Оказалось меньше ста рублей. Вполне приемлемо за два яйца, щепотку сыра и пакетик чая. Дементьев достал из внутреннего кармана плаща портмоне (черт! как не вяжется этот дорогой бумажник с его одежонкой - надо бы подыскать что-нибудь попроще к следующей операции!) и протянул девушке купюру.
--
А чашечка хорошего кофе с сахаром сколько стоит? - спросил он.
Официантка ответила без запинки, видимо, это было наиболее часто спрашиваемым блюдом. Или напитком? Добавил еще пятьдесят рублей.
--
Будьте так добры!
Девушка так тяжело вздохнула, что он чуть не устыдился собственной бестактности. Действительно, утром просить кофе, да еще в кафе. Что за наглость, в самом деле!
Впрочем, "швейцарская" яичница оказалась вполне приемлема. Чуть сладковатая от припущенного лука, с тягучим покрывалом расплавленного сыра сверху и жидкими желтками внутри. Нужно бы взять на вооружение, - отметил он. - Светку в субботу удивить. Она любит необычное, но сама слишком ленива, чтобы тратить время на поиски новинок. Другое дело, когда муж с утра на кухне колдовать начинает - поневоле чувствуешь себя королевой...
Он с аппетитом поел, изредка поглядывая в дальний от себя конец зала, где старшему из питерцев под второе принесли и водочки в маленьком графинчике, и еще что-то на маленькой тарелочке. Заправиться мужик решил солидно: водку, ни секунды не раздумывая, он перелил в высокий стеклянный стакан и выцедил ее, не отрываясь - граммов сто пятьдесят.
Дементьев поневоле поежился, глядя в его широкую спину, обтянутую кожаной курткой. Сам он много пить не мог и признавал за собой эту слабость - после двух рюмок терял над собой контроль, начинал болтать, становился вязким и приставучим. Для жены ходить с ним на гулянки оборачивалось сущим мучением, ни с кем и словом не переброситься, все время вполглаза за его рюмкой следить.
Чай перестоялся в кружке - когда до него дошла очередь, темно-коричневая жидкость в чашке отдавала распаренной бумагой. Совсем мы теряем вкус к жизни, - невесело подумал Дементьев. - Все приносим в жертву скорости, результату, призрачной экономии. Раньше чаепитие целым ритуалом было: самовар залить да растопить, чай в заварничке настоять, сидеть, часами его прихлебывать... Кстати вспомнился давнишний-давнишний случай, институтский еще. Был у них в то время обычай - дни именинника справлять. Раз в квартал собирались группой на квартире и те, у кого дни рожденья в минувшие три месяца состоялись, выставляли угощенье: торты, салаты, вино. Танька у них была такая, Слесаренко, что ли, по фамилии - не вспомнишь за давностью лет - так она, прежде чем разливать заварку из чайничка, имела привычку спрашивать: "Ты какой предпочитаешь? Длинный, но тонкий, или толстый, но короткий?" И когда он, глазами от изумления проморгавшись, ляпал первое попавшееся, она с усмешкой ему и наливала: либо низко опустив носик к чашке (толстый и короткий чай), либо с высоты в полметра (струйка заварки длинная, но тонкая). Девчонки покатывались, а до него не доходило. Позже уже парни просветили, на что Танька намекала, в краску вгоняя подружек.
Дементьев взглянул на часы - ровно девять. Пора бы уже клиентке нарисоваться. Ладно, спешить ему особенно некуда...
Питерцы разговаривали о чем-то своем. Изредка доносились отдельные невразумительные фразы: "Не, Серый, тут ты маху дал!" "...На фиг вообще!" "...В шею, чтоб мозги не парил..." Конкретные братки. Правильно он о них вывод сделал - ребята, что называется, от сохи и стакана, чудом раскрутившиеся и забуревшие от возможности пересесть на БМВ и высадить бутылку "Мартеля", закусывая капусткой. А, ну да, теперь они "из телевизора" знают, что лимон положено к коньяку резать. Кем положено, когда положено - не важно. Эстеты, мать их!
На стоянку перед кафе, с которой Дементьев глаз не спускал, плавно вкатилась темно синяя машина с "ноздрей" на капоте. Безликая, как все "японцы", она нерешительно притормозила, потом сдала назад и припарковалась напротив входа. С полминуты из нее никто не выходил, и он невольно напрягся: сейчас неизвестная ему "Юкка" даст по газам, взвизгнет покрышками, и скроется. И сорвется сделка. Жаль, а что поделаешь - если он уклонялся от контактов, то и у клиента есть такая возможность. Сквозь лобовое стекло рассмотреть его толком не удавалось. Девушка (вроде бы) чем-то закрыла лицо, что-то делала с ним. Пудриться, что ли приехала?
Дверца автомобиля, наконец, распахнулась, и на асфальт встала сначала одна, а потом и другая нога в туфлях на высоких тонких каблуках. Как они ездят только в них, - успел подумать Дементьев. Девушка тем временем выпрямилась и захлопнула дверь. Может, в такой обуви, как у нее, давить на педали и не очень удобно, но ходила она в них, будто так и родилась - шпильками вперед. Подобных клиенток у него еще не было: хоть сейчас на обложку "Вог" или "Космополитэн", а азиатское лицо с удлиненными к вискам глазами и высокими скулами тем более подчеркивали не "тутошнее" ее происхождение.
Его начало охватывать раздражение, как всегда при виде людей, от природы наделенных щедрее остальных. За что, спрашивается, за какие заслуги достались этой Юкке длинные и прямые ноги, странно, но при этом притягательно сочетающиеся с широкими бедрами? Сколько тяжкого труда вложила она в свою небольшую, но крепкую грудь? В длинную шею? Почему большинство людей оказываются обделены изначально, вынуждены всю жизнь мучительно бороться со своими недостатками, вбрасывая в эту войну нелегким трудом доставшиеся деньги и выкроенное (украденное!) из жизни время, и при этом видеть, как безжалостно перемалываются твои ресурсы, позволяющие в лучшем случае чуть улучшить позиции, чаще - удержать их, а в основном - лишь замедлить ход отступления? А другим стартовый капитал красоты и здоровья обеспечен с рожденья - трать, не хочу! Скользи по жизни, выписывай танцевальные пируэты: люби, выбирай и отвергай, флиртуй и обманывай, играй с потянувшимися к тебе глупцами мягкой кошачьей лапкой, готовой в любой момент выпустить безжалостные когти.
Девушка вошла в кафе, но Дементьев продолжал смотреть в окно. Все, что ему было интересно, он уже увидел. Небось, привыкла, что на нее мужики поголовно пялятся - теперь охолони чуток!
Получив заказанную чашку кофе, она направилась прямиком к его столу, в подиумной манере переставляя ноги - одну перед другой.
--
Разрешите? - спросила она, останавливаясь рядом с ним, чуть сбоку от стола.
Дементьев медленно поднял на нее глаза.
--
Вы - Юкка?
Вблизи она оказалась не той писанной красавицей, чей образ сформировался у него при разглядывании девушки через пыльное витринное стекло. Впрочем, чуть выдающиеся вперед крупные верхние зубы, нарушавшие симметрию лица, даже добавляли ей очарования, делая похожей на проказливого крольчонка.
--
А вы - Анчар?
Слава Богу, поняла, что никакого панибратства и "тыканья" он не потерпит, сразу приняла его правила игры.
--
Да, - чуть кивнул он. - Садитесь!
Если Дементьев правильно понял, в аляповатом пакете, небрежно приткнутом ею на соседний стул, помещалась рублевая часть гонорара. Значит, готовилась к сделке. Одному клиенту пришлось принципиально отказать: пытался всучить ему оговоренную сумму новенькими тысячными бумажками. Ничего, к следующей встрече как штык явился - все принес, что положено!
Пока девица усаживалась, излишком движений выдавая нервозность, Дементьев, чуть поколебавшись, решил поинтересоваться.
--
Если не секрет, как вы меня вычислили?
Ответ был простым и не очень приятным - все-таки он до сих пор не научился вести себя естественно.
--
Вы - единственный, кто сделал вид, что не обратил на меня внимания!
Да, здесь она права. Оба питерца, едва Юкка открыла дверь, буквально раздели ее глазами, а пока она дожидалась своего кофе, тот из мужчин, что моложе, взгляда от ее задницы не отводил. Обладай он даром пирокинеза - никакие джинсы не спасли бы ее ягодицы от ожоговых пузырей.
--
Хорошо... - вздохнул он. - Вы все принесли?
У Юкки все оказалось в порядке. Он не очень верил в возможность "кидания" его на купюрах, но раз и навсегда установленным правилам не изменял. Евро оказались нормальные, а с российскими десятками фальшивомонетчики, насколько он знал, не связывались. Иронический вопрос девушки об их предназначении Дементьев проигнорировал. Не ее это собачье дело - куда и зачем. Времени ей жалко заниматься разменом! А ему палиться на такой ерунде? Пусть делает, что положено, и получает оплаченное.
Он передал ей дозу. Специально продавал в такой маленькой фасовке - миллилитр и не больше. Знали бы клиенты, сколько этого добра приходится выливать в канализацию после изготовления партии! Последовательные разведения дают выход в сто литров - сто тысяч доз. Храниться в замороженном виде они могут до трех месяцев, но после шести недель результат становится нестабильным, поэтому он предпочитал не рисковать. А чаще, чем раз в три-четыре недели продавать препарат не удавалось. Пока, во всяком случае. Так что две дозы - в дело, литр - на эксперименты, остальное - в унитаз. Сердце кровью обливается, но пока надежного и удобного носителя токсина ему подобрать не удалось. На активированном угле он год активность сохраняет, но ведь его повторно выделять нужно - весь процесс отгонки. Это как если после каждого выстрела револьвер полностью разбирать, а потом собирать вновь. Бред, а не стрельба!
Пока Юкка читала инструкцию, Дементьев следил за ней, внутренне посмеиваясь. Чистюля! Вид его затрапезный она сразу отметила, ногти грязные - тоже. Это, девочка, психология! Тебе знать не положено, что перед выездом на встречу он в клумбе обеими руками порылся, а потом их очень аккуратно сполоснул, чтоб чернозем сохранился. Противно тебе? Меньше смотреть на меня будешь. Меньше смотришь - меньше помнишь. Достаточно общего впечатления: грязный, потный, бедный, старый. Конечно, старый! Лет на пять всего тебя старше, но бедные и грязные намного хуже выглядят. Того и добивался.
--
Все понятно? - спросил он, когда Юкка, наконец, подняла на него глаза.
--
Вполне!
--
Тогда прочитайте еще раз!
Глядя, как она с плохо скрытой брезгливостью держит кончиками пальцев травленный кислотой и высушенный листок бумаги, на котором был напечатан текст инструкции, Дементьев продолжал издеваться над клиенткой, сохраняя внешнюю невозмутимость. Ну-ну, мадамочка... пяльтесь! Можете задавать в конце ваши умные вопросы: что такое реактивы? невскрытая тара? адреналин? ишемия? потенцирование? С вашим центром управления, спрятанным между ног, только такие вопросы и возможны. И чем дольше вы читаете, тем больше влаги впитает листочек бумажки в ваших руках. Помните, поди, "влажность воздуха девяносто процентов"? Нет, не обращали внимания? Ну да, где же вам... Подкраситься, припудриться, подгладиться - времени на все не хватает...
--
Скажите, - спросила она совсем уж неожиданно, - в инструкции написано "любое душевное волнение". С оргазмом все понятно, а страх? Какой силы должно быть душевное волнение?
С оргазмом ей, видите ли, все понятно! А ты хоть раз его испытывала, стерва ты корейская? Ты умирала хоть раз от наслаждения, зная что так и не умрешь, что будешь всю жизнь стремиться испытывать противоестественное и естественное вместе с тем стремление к смерти?
--
Да самое незначительное, - ровно произнес Дементьев. - Мужчине достаточно, например, позвонить по телефону и оскорбить его... - Господи, да достаточно его просто подрезать на машине, чтоб он сдох прямо за рулем! - думал параллельно с произнесением слов Дементьев. - Сдох, врезался в ограждение, порвался на куски, и сгорел вместе с тачкой раньше, чем приедут спасатели! - Вслух же говорил монотонным своим, бесцветным голосом, - Козлом, например, обозвать. Большинство из нас довольно обидчивы...
--
Но ведь от инфаркта не все умирают!
Верно говоришь - не такая уж ты дура, похоже, какой кажешься! От него умирают далеко не все. Многие и до третьего доживают, и до четвертого. Светка рассказывала, некоторых вскрывают, а у него все сердце в рубцах - аж хрустит, когда его режешь! Как она работает, бедная... Он бы сам не смог - патологоанатом.
--
От этого инфаркта умирают все!...
Когда она, прихватив сумочку, направилась к выходу - прежней своей, подиумной походкой - заранее уверенная, что он посмотрит ей вслед (и он посмотрел-таки, не смог не посмотреть), Дементьев вдруг столкнулся взглядом с молодым питерцем. Тот глядел на него прямо, понимающе: знаю, мол, дружище, о чем ты размечтался, "облизывая" круглую девичью попку - сам бы не отказался, но когда тот нагло ему подмигнул, опустил взгляд. Нужно уходить, решил он. Прямо сейчас. Потому что, если он, как решил изначально, будет дожидаться отъезда Юкки, к нему привяжутся эти двое. Очень бы этого не хотелось - уж очень они на бандитов смахивают. А у него деньги при себе, и немалые. Заработанные собственной головой и чугунной, выдерживающей многие часы в кресле перед компьютером, задницей.
Он решительно потянулся к портфелю, открыл мягкий замок, затолкал в него оставленные девушкой блокнот с вложенными в него евро и полиэтиленовый пакет с пачками десяток. Потом быстро, но без внешней суеты, натянул на себя плащ.
Проходя к дверям мимо столика питерцев, краем уха уловил разговор "борца" по терявшемуся в его руке телефону: "А ты, Арканя, постарайся - не в первый раз замужем! Необычное что-нибудь поищи, экзотическое... Я в долгу не останусь!" Экзотику ему подавай, - про себя откомментировал Дементьев услышанные фразы. - Будто в Таиланд приехал порезвиться, а не в Москву! Или дядька совсем не то имел в виду?
Маршрутка подошла почти сразу. Дементьеву нужно было проехать всего одну остановку, поэтому он не стал протискиваться назад, где было свободное место, а, неловко действуя одной правой рукой, достал кошелек и умудрился расплатиться.
На стоянке перед мойкой поменялись все машины, и теперь его "форд" стоял между новенькой "шкодой", которой впервые после схода с конвейера предстояли водные процедуры, и "волгой" со стажем. Показалось ему или нет, что пока он мигал поворотником на выезде с площадки, мимо него медленно прокатила знакомая БМВ с питерскими номерами?
Прямо сейчас ему нельзя было возвращаться домой. Во-первых, Светлану он предупредил, что вернется из командировки по области лишь к вечеру, а во-вторых, нужно было привести себя в порядок. Не спеша, не выходя дальше второго ряда, он направился в сторону Домодедово, стараясь миновать загруженный транспортом центр города. На то, чтобы достигнуть бывшей рембазы, на территории которой от лица фирмы он арендовал небольшую слесарку, которая после косметического ремонта превратилось в лабораторию, у него ушло больше часа.
Дементьев свернул с хорошего асфальта на гравийку, и через двести метров уже вкатил в распахнутые лет двадцать назад, да так больше и не закрывшиеся железные ворота. Местного сторожа за все время он видел всего раза три-четыре. Во всех случаях этот крупный, но при этом болезненно-рыхлый мужчина приходил к нему, стучал, снимал шапку и нес какую-то околесицу про снегопады, перловку с костями для собаки, доски. Понять его было невозможно, но после получения сотенной бумажки шапка надевалась, бормотание прекращалось и внезапно-разумным голосом сторож спрашивал: "Так я пойду?" Будто это Дементьев его к себе вызывал и что-то от него требовал.
Машину он поставил у угла склада. Еще в прошлом году он использовался казахами или киргизами под хранение овощей, и даже сквозь запертые откатные двери из него несло сладковатой вонью гниющего лука. С весны азиатов не стало - то ли подыскали место поудобней, то ли не сошлись с хозяином в цене аренды и съехали вынужденно.
Дементьев повернул за склад к своему домику размером чуть больше трансформаторной будки, с наглухо заложенными оконными проемами и плоской крышей из сплошной железобетонной плиты. Зато дверь у него была надежная, стальная, на два замка. Когда он рылся в портфельчике, выуживая из него связку ключей, сзади послышались приближающиеся шаги.
--
Помочь?
Дементьев обернулся. Наверное, он подсознательно был к этому готов - к появлению тех самых двух питерцев, что были в кафе во время его встречи с Юккой. Во всяком случае, особого удивления он не испытал, только кожа на затылке как-то зябко стянулась.
--
Да нет, сам справлюсь!
--
Мы подождем, - улыбнулся тот, что помоложе.
Он разобрался, наконец, с ключами, отпер и распахнул дверь.
--
Вы ко мне?
--
Конечно, Алексей Леонидович! - прогудел "борец".
Лицо его вблизи выглядело странно, словно являлось материализацией фоторобота: грубое, с погнутым носом и глубокими складками от ноздрей к углам рта. Почти прямые горизонтальные морщины на лбу казались нарисованными.
--
Даже знаете, как зовут...
--
Конечно, Алексей Леонидович, - подтвердил "борец". - Для простоты мы можем звать вас и Анчар! Правильно?
Дементьев пожал плечами. Рано или поздно - это должно было произойти. Кто-то где-то как-то проговорился. Слухи, особенно такие - глухие и тяжелые - ходят медленно, кругами по мутной воде, и рано или поздно достигают заинтересованных в их проверке людей. А проверять их могут только бандиты, уж никакие правоохранительные органы за это дело не возьмутся - тем бы со своими проблемами разобраться. Уже задокументированными и занумерованными.
--
Что ж, заходите!
Он сшагнул на ступеньку ниже, пропуская незваных гостей вперед, но откликнулся на его предложение только молодой. "Борец" же, с усмешкой показав Дементьеву на дверной проем, пристроился сзади, без особого труда перехватив у него портфель.
--
У-у, как тут все запущено! - послышался довольный голос молодого уже внутри лаборатории. - Ты только глянь, Федор Михалыч!
Не вязалось это величание по имени-отчеству с привычным образом бандитов. Как-то по-другому они должны обращаться, по кличкам, что ли. Ну, или по именам, в крайнем случае.
Выключатель "молодой" нашел сам - в комнате уже горела голая трехсотваттная лампочка, свисающая с потолка, а вот вторую кнопку нажал сам Дементьев. Загудела вентиляция.
--
Это зачем? - спросил Федор Михайлович, отдавливая его от дверей.
--
Вытяжка, - пояснил Дементьев.
--
Зачем, спрашиваю?
Дементьев пожал плечами.
--
Реактивы могут парить. Токсично...
--
Ага...
Внешне приняв объяснение, "борец" плотно притворил дверь, закрыл ее изнутри на оба замка и задвижку. Теперь хозяин лаборатории оказался полностью в их власти.
--
Сереж, пригляди за человечком!
Бросив небрежно и обидно для Дементьева, Федор Михайлович пошел вдоль вплотную составленных столов, разглядывая оборудование и поднятые на полки склянки. Пару раз, словно не доверяя надписям на белых этикетках, он протягивал руку, снимал банки темного стекла, вытаскивал притертые пробки, и неожиданным для хозяина профессиональным жестом помахивал над горлышками ладонью. Так делают люди, достаточно хорошо знакомые с химическими реактивами и опасающиеся едких испарений, способных сжечь конъюнктиву глаз или слизистую носоглотки.
--
Так-так, - приговаривал он. - Кислотки у нас есть, щелочи, маселки... А это что? - показал Дементьеву банку с белым порошком внутри и сложной формулой на этикетке.
--
Кристаллическая целлюлоза, - ответил хозяин.
--
Ага. Органикой, значит, тоже занимаемся? А делаем что? Кокаин? Героин? Или, учитывая наличие целлюлозы и азотной кислоты, взрывчаткой балуемся?
--
Ничего подобного, - ответил Дементьев, хотя сам уже понимал, что единственным способом доказать свою непричастность к производству наркотиков или взрывчатых веществ является признание в реальной своей деятельности.
--
Да? - удивился Федор Михайлович. - Конечно, этот аппарат, - он щелкнул ногтем по трубкам экстрактора, - несколько смахивает на самогонный, но вряд ли требует такой обстановки секретности для эксплуатации. А, Алексей Леонидович? - широко улыбнулся "борец", демонстрируя желтоватые крупные зубы. - Или вы амброзию производите, нектар богов, так сказать? По пять тысяч евро за фляжечку!
Дементьев вздрогнул. Выходило, что гости знают о нем гораздо больше, нежели он предполагал вначале. Уж не сама ли Юкка их подослала, чтоб не только получить от него товар, но вернуть свои деньги? Но тогда почему они интересуются, что именно он производит? Об этом они должны быть информированы не хуже заказчицы.
--
Не хотим отвечать? - продолжал улыбаться Федор Михайлович. - А зря... Зря, я говорю, в молчанку играем! - внезапно рявкнул он, превратив почти добродушную улыбку в звериный оскал. - Сюда подошел и сел!
"Борец" выхватил из-за стола с установленным на нем компьютером простой деревянный стул и, легко крутанув его за спинку, со стуком опустил возле стены. Секундной задержки Дементьева оказалось достаточно, чтобы он получил со стороны Сергея чувствительный тычок в плечо, выбивший его из равновесия и заставивший сделать шаг в требуемом направлении.
--
Садись, садись! - продолжал скалиться Федор Михайлович. - В ногах правды нет!
Не чувствуя ног, Дементьев дошел до стула. В плаще было жарко, но расстегнуться он даже не пытался. И правильно делал: машинальное движение рук к карманам было тут же пресечено окриком.
Убедившись, что хозяин лаборатории уселся, находится в поле зрения и никакой опасности не представляет, Федор Михайлович полупопросил-полуприказал.
--
Серёж, глянь портфельчик!
Сергей почти незаметно кивнул, приблизился к столу, открыл портфель и вытащил на свет его содержимое. Через минуту, потраченную на пересчет обнаруженных денег, он доложил: "Пять штук евров, десятка в рублях".
--
Ну, прошла сделочка, выходит! - довольно заметил Федор Михайлович. - Так мы по-прежнему не хотим поведать интересующимся людям, что же такое интересное мы делаем и так задорого продаем?
Дементьев только дернул плечом. Облегчать бандитам задачу он не хотел. Да и странные какие-то попались бандиты, без этих своих: "козел", "урою", без мордобоя даже. Может, конкуренты? Или представители некоторой организации, которая имеет интерес к препарату, да первоначально справки решила навести? Тогда тем более нужно вести себя спокойно и солидно. За бурным натиском должна прийти и очередь переговоров...
--
Ну хорошо, хорошо... - проговорил Федор Михайлович и продолжил начатый им осмотр.
Открыв старенький платяной шкаф, купленный Дементьевым у хозяина базы за двести рублей и приткнутый в силу непрезентабельности в самый угол, "борец" внимательно осмотрел развешенные на плечиках вещи. Не поленился обшарить немецкий плащ и пиджак, обжал руками карманы брюк, заглянул в туфли. Что совсем не понравилось - просунул руку между стеной и задней стенкой шкафа, с шорохом проведя по неровной поверхности оргалита. Отметив профессионализм, с которым проводился неспешный обыск помещения, Дементьев уставился в пол прямо перед собой: если так пойдет и дальше, неприятностей ему не миновать.
Запиликал мелодию "семь-сорок" телефон. Федор Михайлович достал трубку из внутреннего кармана куртки, взглянул на номер, принял вызов.
--
Да, Аркаш!
Некоторое время он слушал неразборчиво доносившееся бормотание, потом улыбнулся далекому собеседнику.
--
Молодец! Я ж говорил, что при желании у тебя все получится! Да... Забрал? Ну, и правильно. Я сейчас позвоню и договорюсь с одним нужным человечком, а через пять минут ты с ним свяжешься, и он объяснит как подъехать и как пройти. А, может и сам встретит - туда хрен попадешь! Номер запиши... - и он по памяти продиктовал городской московский номер. - Ага! Но только минут через пять звони, иначе он тебя на хрен пошлет, и будет прав абсолютно. Все, пока!