Мы с ней расстались давно, двенадцать лет назад, и с тех пор ни разу не виделись. Но вот сегодня, возвращаясь от друга, я проходил мимо церкви. Неожиданно распахнулась тяжелая дверь и на крыльцо вышла монахиня. А за ее спиной, в темной глубине, блеснули золотящиеся свечи, и на улицу потекло неторопливое, бередящее душу, сладостное пение. Что-то горячо толкнуло в сердце и, повинуясь внезапному порыву, я поднялся по истертым каменным ступеням.
Я никогда не был в церкви и неожиданно попал в атмосферу непонятного для меня таинства, объединяющего стоящих там людей. Я не знал молитв, но что-то властно удерживало мое сердце, не отпускало.
Я разглядывал старинные темные иконы, дрожащие язычки пламени над тонкими слезящимися свечами. И в эту минуту вдруг увидел ее. Она стояла у колонны, слева, опустив глаза. Темный платок старил ее бледное лицо. Но оно от этого казалось лишь ближе и роднее.
Впервые Митя увидел ее в далеком детстве. Им было, наверно, лет по 11-12. Он хорошо помнил тот, раскаленный от зноя, июльский полдень. Он с друзьями бегал по старому парку, спасаясь от палящего солнца в тени раскидистых дубов. Их прохладные шершавые стволы было приятно гладить руками, а резные листья напоминали какую-то полузабытую сказку из раннего детства. Под листьями прятались маленькие недозрелые желуди в круглых шапочках с тоненькими зелеными хвостиками.
На поляне они увидели девчонок, сидевших на нижней ветке старинного кряжистого дуба и решили их подразнить. С ловкостью обезьян, забрались на соседнее дерево и стали перебрасываться, как мячом, задиристыми фразами. Он не помнил, о чем они тогда говорили. Очевидно, обычные в таких случаях пустяки. Но он хорошо запомнил ее, тоненькую, зеленоглазую с золотистой шапкой непослушных волос, собранных в косу, которая постоянно расплеталась, досаждая ей. Их сразу же, как магнитом, потянуло друг к другу. Они говорили и не могли наговориться.
Потом, как это бывает в детстве, разбежались, ничего не поняв. Но эта встреча застряла в его сердце. Он подробно описал ее в своем дневнике и долго не мог забыть.
Прошли годы. Они давно стали взрослыми. И никто из них не думал, не гадал, что судьба вновь столкнет их в один из светлых солнечных дней. Им было уже под тридцать. И опять, как в детстве, едва взглянув друг другу в глаза, они уже не могли расстаться. Но он опоздал. Она была уже замужем. У нее росла дочь. Его терзало ее замужество, но разбить чужую семью не поднималась рука, а расстаться не было сил. Он звонил ей на работу, ее голос вздрагивал от счастья, и они договаривались о встрече.
Встречались на следующее утро, в субботу, и ехали на черный рынок за книгами в запорошенный снегом зимний лес. У него были друзья среди книжников, и он был одним из посвященных: знал туда дорогу. Эта конспиративность придавала их поездкам оттенок легкого риска и романтичности.
Ему нравилось ездить в битком набитом субботнем автобусе через весь город, смотреть в окно на пробегающие улицы и знать, что она стоит рядом. Это было уже счастьем. Счастьем был наполнен весь день. Когда выходили из автобуса, он подавал ей руку, глаза их встречались, и они читали в них то, о чем боялись говорить. Когда по узкой тропинке пробирались между мохнатыми запорошенными снегом деревьями он слегка поддерживал ее под руку. И от этого легкого прикосновения оба замирали. Шли, боясь нарушить неподвижную зимнюю тишину и то новорожденное чувство, что соединяло их.
Тропинка неожиданно выводила на широкую, хорошо вытоптанную поляну, на которой, собравшись небольшими группами, толпился народ, о чем-то вполголоса переговариваясь. Прямо на снегу, на разостланном полиэтилене, на газетах, в раскрытых чемоданчиках и спортивных сумках пестрели яркими обложками книги.
Здесь можно было купить то, что не отыщешь ни в одной библиотеке, ни в одном книжном магазине. Здесь можно было найти все сокровища книжного мира, были бы деньги. Но денег у них тогда как раз и не было.
Они редко что- либо покупали. Чаще побродив, надышавшись крепким морозным воздухом, налюбовавшись яркими обложками и замерзнув, как сосульки, возвращались домой.
Иногда он приглашал ее к себе. Легонько скрипнув, отворялась старая калитка. Они проходили сквозь голый промерзший сад с одиноко зеленеющей елью. Бабушка поила их горячим чаем из больших цветастых чашек, и они понемногу отогревались. После чая он показывал ей свои книги и старался подольше задержать. Но часы неумолимо бежали вперед, и неизменно наступала та минута, когда ей надо было уходить. Она растерянно смотрела на часы и говорила, что ей пора.
Митя надевал шубу и шел провожать Ольгу до остановки, а потом нехотя возвращался домой. Комната еще хранила следы её присутствия: в воздухе держался горьковатый аромат её духов, На краешке стола лежала раскрытая книга, в глубине комнаты блестело зеркало, которое совсем недавно отражало их вдвоём.
За окном крутился редкий ленивый снежок. Ему становилось тоскливо и одиноко. Сердце начинали царапать острые коготки ревности. И тогда он шел в магазин, покупал вино и, закрывшись в своей комнате, потихоньку выпивал его за вечер.
Мать быстро это заметила и оценила ситуацию. Когда вернулся из командировки отец, Митю долго убеждали, что эти отношения ни к чему не приведут, что он должен с ней расстаться.
Он угрюмо отмалчивался и думал о том, что только рядом с ней он ощущал всю полноту жизни, только рядом с ней все краски окружающего мира становились такими яркими, а чувства полновесными. Он предчувствовал, что такое не повторяется.
На следующий день Ольга ждала его на почтамте. У нее тоже начались дома неприятности. Мужу стали казаться подозрительными ее отлучки по субботам. Он уже не верил ни в подруг, ни в магазины, ни в срочную работу.
Митя понимал, что она ждет его решения, а решение не приходило. Встречаться стали реже. Не виделись по месяцу. Но кто-то из них не выдерживал, звонил и, заслышав в трубке знакомое: "Привет !.. " они бросали все дела и бежали навстречу друг другу.
А над землей уже парила весна. Над головами простиралось безудержное голубое небо. Горячее солнце плавило сугробы, радостно захлебываясь, журчали ручьи. Звенела капель. Так хотелось легкого безоглядного счастья! Но они все яснее сознавали, что им придется расстаться.
Он на всю жизнь запомнил тот ясный сентябрьский день, наполненный сухим шорохом опавших листьев, первой осенней прохладой. Ее бледное дрожащее лицо.
Все было уже решено.
Он неловко сунул в ее ладошку образок Серафима Саровского, привезенный бабушкой из святых мест, на память. И долго смотрел вслед, еще не зная, что это уходит его единственное счастье на земле.
Через год он женился на предприимчивой красивой девушке, дочери их старых знакомых. Она оказалась неплохой хозяйкой. У них была большая со вкусом обставленная квартира. Налаженный быт. Но не было тех милых простых отношений, не было того взаимопонимания с полуслова, с полувзгляда, того опьянения друг другом.
Иногда он просыпался по ночам - давила тоска. Смотрел в окно на ясные крохотные звезды, и ему так хотелось повернуть время вспять и вновь очутиться в том далеком ветреном сентябре. Уж тогда бы он ее обязательно догнал и никуда не отпустил.
А об Ольге он слышал, что она долго тяжело болела, но потом выздоровела. Он ходил на ту улицу, где она жила, но их дом снесли. И было странно видеть большой пустырь, заросший диким бурьяном.
И вот сегодня, каким-то чудом, он оказался возле церкви. Поднялся по старинным истертым ступеням и неожиданно увидел ее.
Наверное, преподобный Серафим устроил им эту встречу.
Между тем, служба закончилась, и люди неторопливо потянулись к выходу. Он встал в сторонке, у окна, боясь ее пропустить. Сильно колотилось сердце. В голове все путалось. Ольга поравнялась с ним, медленно подняла глаза и посмотрела куда-то мимо, за окно.
В голове пронеслось: " Не узнала..."
Хотелось побежать, догнать, напомнить. Но что-то властно удержало. Он подумал: " А имею ли я право вновь вторгаться в ее жизнь?"
Он остался один в опустевшем храме. И вдруг увидел, что с противоположной стены ласково и понимающе смотрит на него преподобный Серафим.
Он купил свечку. Хотелось помолиться, излить душу. Но он не умел.
"Сегодня день его памяти", - услужливо произнесла незнакомая старушка, оказавшаяся рядом.
Он вышел на крыльцо под голубое августовское небо.