Какой хороший сегодня вечер! Москва уже немного принарядилась к Новому году. И с погодой нам очень повезло. Самый конец ноября, а морозец легкий, и ветер к ночи унялся. Большие редкие снежинки долго кружатся в воздухе и аккуратно садятся на пальто, шапки и на брусчатку Красной Площади. Редкий в это время года вечер. 'Пройдемся до Китай-города?'- предложила Ирина. А ведь я давно не бывала здесь, действительно, как хорошо пройтись! ГУМ сияет огнями, как огромный волшебный ларец, светятся рубиновые звезды на башнях. Мы пошли, рассуждая о том, как хорошо провели сегодняшний вечер, какой замечательный был концерт. Как-то незаметно разговор завел нас в прошлое.
В детстве, в казачьем хуторе, который стоит на берегу самой лучшей в мире реки - Медведицы, большие мальчишки шутили с малышней: "Хочешь Москву увидеть?" Прижимали ладони к маленьким ушкам и поднимали вверх. " Москву видишь?"- "Вижу, вижу!' - кричал несчастный, чтобы 'процедура' быстрее закончилась и больше не повторилась. Когда такой шутник добрался до меня, мне показалось, сквозь слёзы, что вдали сияют золотые купола и рубиновые звезды.
Папа повез нас с сестрой в Москву, когда я училась в третьем классе. Ему давно хотелось показать нам столицу, где он часто бывал, когда они с мамой в послевоенные годы жили в Сталиногорске (теперь - Новомосковск). Путешествовали мы на зимних каникулах. На мне было длинное пальто неопределенного цвета, доставшееся мне от сестры, валенки с галошами и белая пуховая шаль, из-под которой выбивались непослушные завитки моих темных волос. Папа вел нас за руки по Красной площади. 'Смотри, мама, дяденька цыганенка ведет',- сказал какой-то нарядный, аккуратненький мальчик, показывая на меня. Был 1963 год, по радио пели 'Солнечный круг', эскимо было очень вкусным, мы засмеялись.
Мне было восемнадцать лет, когда в пестром ситцевом платьице, сшитом мамиными руками, я вышла из поезда на Казанском вокзале и опять увидела Москву. Одной в большом городе было страшновато. Сразу с вокзала поехала на Красную площадь. Знакомое и любимое место встретило меня приветливо, я успокоилась. Легко сдала вступительные экзамены, поселилась в общежитии на улице Космонавтов. В это жаркое сухое лето 1972-го года в Москве пахло дымом от горящих торфяников. В сентябре начались занятия. С удовольствием и интересом училась, при любой возможности ездила с подружками на экскурсии, ходила в театры и музеи.
Незаметно пролетели два года. В марте, на праздничном вечере в честь Международного женского дня, я познакомилась с интересным парнем. Влюбилась с первой минуты в его карие глаза, веселый нрав. Мне даже имя его показалось самым лучшим на свете. 'Ты откуда?', - спросила я, пытаясь перекричать веселую музыку. Он ответил: 'Из Выхина!'. 'Где-нибудь на Урале',- подумала я и постеснялась уточнить, где. Больше об этом разговор как-то не заходил. Мы встречались, гуляли, ходили в кино, пили чай с горячими пончиками в сахарной пудре. В апреле он повез меня в гости. Сказал, что будет сюрприз. Мы приехали на конечную станцию метро, которая называлась тогда 'Ждановская', зашли в квартиру на четвертом этаже пятиэтажки. 'Знакомься, Галинка, это мама, а это - папа'.
Сюрприз действительно был потрясающим. Выхино оказалось районом Москвы.
Пролетела моя самая счастливая весна. Летом мы разъехались по стройотрядам. Он был в Набережных Челнах, а я в пионерском лагере 'Пушкино'. Это было единственное долгое лето в моей жизни. Письма я до сих пор храню. Столько в них тепла и любви, что и сейчас греют. Из лагеря я поехала домой, в свой хуторок. Почему-то именно в это лето парни мне, как говорится, проходу не давали. Но я ждала своего любимого.
Встретились в конце августа, он приехал за мной, познакомился с моими родителями и попросил моей руки. Мама попыталась было сказать, что надо сначала институт закончить, но быстро сдалась. Наша любовь в разлуке стала еще горячее и крепче.
Приехали в Москву, подали заявление в ЗАГС. Больше он меня от себя не отпустил. В октябре однокурсники устроили нам веселую студенческую свадьбу. Гулял мой многонациональный курс, его одноклассники и однокурсники из МАМИ, наши родственники и все общежитие. Пришли кубинцы и вьетнамцы с других факультетов. Поздравлениям и пожеланиям не было конца. Декан, Нина Васильевна, подарила нам нашу первую семейную утварь: шесть очень красивых фарфоровых тарелок. После регистрации в Загсе мы катались по Москве на машинах с куклами и шарами, гуляли по Красной площади.
Наступила зима. Оказалось, что мои сапоги вышли из строя. Только тот, кто жил тогда и не работал в торговой сети, поймет, насколько сложная задача передо мной встала. На полках обувных магазинов грустила отечественная обувь из серии 'Прощай, молодость'. Если 'выбрасывали' что-нибудь импортное, очереди образовывались гигантские. Подружки подсказали: надо ехать в ГУМ, к открытию. И вот декабрьским ранним утром, я встала в пять утра и с открытием метро поехала к ГУМУ. Вышла из метро на станции 'Проспект Маркса' (сейчас это 'Охотный ряд'). Тишина, только вороны каркают. Стою на Красной площади. У входа в ГУМ никого нет. Пошутили, видно, мои подружки. Я огляделась. Одна, в темноте, на главной площади страны. Утренний морозец щиплет за щеки. Я прошла вдоль ГУМА до конца и увидела за углом угрюмую, сонную очередь. Спросила, кто последний за сапогами. Мне ответили. Люди подходили и подходили. Вскоре я стояла посреди черной, молчаливой толпы. Оглушительно каркали невидимые вороны. Мне стало очень одиноко и страшно. Страх сменился непонятным и неудобным чувством неловкости, стыда, неизвестно за что. Хотелось выбраться из этой толпы и убежать подальше. Наконец, две двери открылись, и толпа повалила в ГУМ. Меня сильно прижали к узкой перегородке между дверями. От страха, что я упаду и меня затопчут, я рванулась изо всех сил. Все пуговицы на пальто отлетели, я вырвалась и влетела в дверь. Вместе с толпой я неслась по ГУМу, стараясь понять, где обувь. Каким-то чудом оказалась в нужной очереди и к полудню купила модные, длинные, черные югославские сапоги. Большую белую коробку я несла по Красной площади, как военный трофей, прижимая к груди, так как пуговиц на пальто не было, и была очень счастлива. Мое сердце пело. Я уже видела себя в этих сапожках на каблучках рядом с любимым.
На зимних каникулах я поехала навестить родителей. От остановки автобуса, сокращая себе путь, пробиралась по колено в снегу. Наутро проснулась от маминого отчаянного плача. Вечером она поставила мои сапожки в теплую духовку, подсушиться. А рано утром, как обычно, затопила печку. Когда запахло горелой кожей, было уже поздно. Я успокаивала маму, как могла. Потихоньку позвонила мужу, рассказала о своей потере. Мама дала мне свои коротенькие войлочные сапоги "прощай, молодость". В них я и приехала.
Как мне не хотелось, чтобы мой любимый видел меня в некрасивой обуви! Он встретил меня на вокзале, веселый, добрый, счастливый, и мы поехали домой. Первое, что я увидела, войдя в дверь нашей комнаты, были сапоги. Они были даже лучше, чем те, которые сгорели в духовке. Мой любимый для моей радости повторил мой "подвиг".
Такие вот воспоминания: от Александровского сада до метро 'Китай-город'. Частная жизнь одного человека. Давно нет на этой Земле моего любимого, нет папы, нет Югославии, нет СССР - страны, в которой я родилась. Как будто я живу не одну, а несколько жизней. Но в маленьких узелках моей памяти надежно хранится все: и любовь, и радость, и грусть, и печаль, и ощущение счастья. Какой хороший сегодня вечер!