Сергей СМИРНОВ. Собачий бог

(отрывок из неопубликованного романа).

* * *

Эльвира Борисовна купалась в лучах славы: уже третий местный телеканал брал у нее интервью. Она, правда, рассчитывала, что её позовут в студию, даже нарядилась соответственно - в укороченную песцовую шубку, которая не скрывала приятную полноту бедер, обтянутых фиолетовыми колготками, и в высокие, с наколенниками, белые сапожки. Под шубой у неё был строгий костюм, как и положено деловой женщине.

Но телевизионщики решили иначе: дескать, интервью в студии будет, но сначала, для антуража, надо отснять репортаж в самом приюте Верный друг. Эльвира Борисовна пришла в ужас. Приют был переполнен, не чистился со дня основания, кирпичная кладка уже настолько пропиталась собачьими метками, что кирпичи вываливались из стен.

- Хорошо! - сказала она. - Но сниматься будем снаружи.

Оператор - совершенно несерьезный молодой человек в бандитской вязаной шапочке, с прыщами на лице, - пожал плечами и сказал, не выпуская изо рта жвачку:

- Так даже лучше. Только чтоб собачки вокруг бегали.

- Собачки будут! - обрадовалась Эльвира и побежала к конторке, где безвылазно жила сторожиха, - она же бывший бомж, - в чьи обязанности входило всё. За это ей полагались крыша над головой и часть собачьего провианта, которым снабжали приют спонсоры. В провиант входили самые разные консервы, картошка, и даже почему-то мука.

- Людмила! - крикнула Эльвира, врываясь в сторожку. - Выводи собак.

- Тех самых? - сумрачно спросила Людмила.

Она лежала на топчане у буржуйки, накрывшись поношенной дубленкой.

Сам репортер выглядел солиднее своего оператора. Во-первых, он был одет не как бандит или клоун, а как порядочный человек, чиновник: в строгой пыжиковой шапке, в демисезонной темной куртке, с кашне, приоткрывавшем светлый воротничок и галстук. Репортер размотал шнур микрофона и теперь ждал, сидя в машине, выставив ноги наружу, в открытую дверцу.

Эльвира уже бежала назад. За ней неторопливо шествовали три упитанные разнопородные собачки.

Репортер вылез из машины и подошел. Оператор сказал ему:

- Надо вольер поснимать. Секонд снимал, и Телефакт тоже...

- Не надо вольер! - встревожилась Эльвира. - Чего его по десять раз снимать? Только собачек понапрасну волновать.

Эльвира кокетливо стрельнула глазами сквозь густо закрашенные ресницы и довольно томно пояснила:

- Собачки - они ведь как детки, которые в детдомах родителей ждут. Вы же понимаете?..

Репортер пожал плечами. Не надо - так не надо. Ему вообще не хотелось ехать в этот сраный Друг и рекламировать сумасшедшую бабу, одетую, как проститутка.

Он сказал:

- Ну, давайте здесь. Встаньте ближе к питомнику, чтобы стена была видна.

- Не надо стену! - уже почти в отчаянии выкрикнула Эльвира. - Лучше вот тут, на площадке. Смотрите, как чудесно: снег, солнце, березки вдали...

- Собачье говно под ногами, - угрюмо и в тон добавил репортер.

Выплюнул сигарету и сказал:

- Вставайте, как хотите. Только собачек поласкайте. Давай, Алик.

Алик направил камеру на Эльвиру.

- Подождите! Мне надо волосы поправить!

Репортер вздохнул и сказал:

- Алик, сними пока собачек. И планы... А чего тут вонища такая?

Эльвира не стала обсуждать тему недофинансирования. Она напудрила нос, взбила челку, торчавшую из-под шапки, и наклонилась к собачкам.

- Ну, мои деточки, кто к маме на ручки пойдет?

Жирные детки сидели на задних лапах, вывалив розовые пуза. Жмурились на солнце. Изредка выкусывали из боков блох.

- Ну, давай ты, Кеша, - сладко сказала Эльвира кривобокой собачке с уродливой мордой недоделанного мопса.

Кеша лениво тявкнул и полез на подставленные ручки. И тотчас из-за стены питомника раздался многоголосый лай.

- Фу ты, черт! - сказал репортер, оглядываясь на питомник. - Они нам поговорить не дадут. Чего они?

- Съемок не любят, - кокетливо сказала Эльвира.

- Завидуют они этим, - сказал Алик, кивнув на Кешу. - Ишь, три толстяка.

Репортер сказал:

- Ну, черт с ними. Все равно разговор в студии будет... Ну, Эльвира Борисовна, вы готовы?

- Готова!

Эльвира ласково трепала Кешу, который внезапно заугрюмился.

- Значит, Алик, давай.

Он сунул микрофон Эльвире в лицо и спросил неожиданно бодрым голосом:

- И как же зовут эту красотку?

- Ке-еша! - протянула Эльвира.

- И как же она попала в приют? Неужели хозяин бросил?

- А вот представьте себе! Такую красавицу - и выбросил! Но ничего, Кешенька, мы тебе скоро другого хозяина найдем, доброго...

Эльвира стала сюсюкать и лезть к собаке с поцелуями. Кеша угрюмо воротил морду.

- Давно он у вас в приюте? - бодро вопрошал репортер.

- Кеша? Кеша - это она. Давно! Мне принесли её дети под новый год. Представляете? Праздник, все гуляют, радуются, а на детской площадке замерзает насмерть несчастное существо.

- А может, он потерялся?

- Не он, а она...

- Надо было объявление в газету дать.

- Я давала! - быстро соврала Эльвира и тут же взъярилась:

- А почему это приют должен разыскивать хозяев? Добрые хозяева сами ищут, и сами объявления в газетах дают. На газетные объявления, между прочим, тоже деньги нужны.

- Ладно, - сказал репортер прежним усталым голосом. - Алик, стоп. Эльвира Борисовна, вы сейчас про приют расскажете. Ну, сколько собак у вас, как их кормят. Как раз этот мопс на руках...

Эльвира мгновенно поняла и затараторила:

- Кормить наших собачек мы стараемся усиленно. Они ведь, сами понимаете, попадают к нам ослабленными, часто больными. Мы их лечим, можно сказать, нянчимся с ними. Ну и, естественно, даем усиленное питание. Благодаря нашим спонсорам, а также простым добрым людям, которые приносят и ко мне домой, и сюда привозят, всё, кто чем богат: консервы, колбасы, другие продукты, даже мясо, иной раз и деньги... Но вы не правы. Это не мопс. Это помесь, то есть, дворняжка. Но похож на мопса, правда? Приятно, что вы в породах разбираетесь. А то с государственного телевидения прислали девушку, - она овчарку от таксы не отличила...

Тут она внезапно прервала свою речь и поглядела куда-то в сторону дороги.

- Да вот, кстати, идет гражданин. Вероятно, собачку искать, или помочь чем...

- Отлично! - репортер повернулся к дороге. - Алик!

Алик развернулся, держа на плече громоздкую камеру.

Со стороны трассы к ним действительно шел человек. Дородный мужчина в камуфляже. Он шел неестественно прямо, слегка откинув голову назад.

Лай в питомнике, затихший было, вспыхнул с новой силой. И на этот раз в лае слышались нотки страха и злобы.

Мопс, до этого смирно лежавший у Эльвиры на руках, внезапно повернул уродливую морду, и молча, без звука, вцепился в запястье своей патронессы зубами. Эльвира вскрикнула и отбросила Кешу. Мопс широко расставил кривые лапы и зарычал.

- Ну вот, перчатку чуть не порвал... - растерянно сказала Эльвира.

Повернулась к собачнику, откуда всё несся неистовый лай.

- Совсем взбесились, - сказала испуганно. - Пойду попрошу Людмилу, - пусть присмотрит за ними, успокоит...

Она побежала к сторожке.

Высокий гражданин приблизился. У него было белое, даже синюшное лицо, и глядел он прямо перед собой невыразительными, погасшими глазами.

Репортер, держа микрофон перед собой, бодро кинулся наперерез:

- Здравствуйте! Мы из телеканала АБЦ. Снимаем репортаж о питомнике Верный друг. Можно вас на минуту?

Человек остановился. Лицо его по-прежнему ничего не выражало.

- Представьтесь, пожалуйста... Как вас зовут?

Человек помолчал, как будто сосредотачиваясь. Потом губы его выговорили:

- Ка.

- Не понял? - дружелюбно переспросил репортер.

- Ка, которое не имеет имени, - медленно и глухо ответил человек в камуфляже. Он снова помолчал. - Ибо дела мои на весах Маат оказались тяжкими, я убил Ба священного шакала. Но меня не пожрал Амт с крокодильей пастью, и владыка Расетау вернул мое Ка на землю.

Репортер обернулся на Алика. Тот пожал одним плечом, - на втором была камера.

- Вы пришли искать свою собаку? - сделал новую попытку репортер.

- Да! Ибо предсказано предками: Египет будет сражаться в некрополе. В некрополе - понимаете? Это значит - на кладбище!

Он поднял вверх руку, как бы призывая прислушаться. Лай за стеной раздался с новой силой, и незнакомец проговорил:

- Воистину: сердца их плачут.

Он внезапно тронулся с места, прошел мимо репортера, свернул к дверям собачника. Постоял возле них, прислушиваясь. И вдруг навалился на двустворчатую дверь, закрытую на висячий замок.

- Вы что там делаете? - раздался голос Эльвиры. Она бежала от сторожки, следом за ней, кособочась, спешила Людмила, а следом за Людмилой - три пса. Однако, учуяв незнакомца, псы неожиданно остановились, присели и оскалились.

Дверь стала проваливаться внутрь; из косяков с визгом выворачивались ржавые гвозди, со скрежетом гнулись дверные петли.

- Ой, божечки ты мой! - вскрикнула Эльвира и, споткнувшись, упала. Шубейка задралась до спины, вместе с костюмом. Переспелый зад в растянутых колготках предстал во всей красе.

Двери рухнули, но человек не успел в них войти: ему навстречу вывалился целый клубок собак. С рычаньем, визгом, неистовым лаем собаки бросились по дороге, перескакивая через тело Эльвиры - своего самого верного друга.

Когда собачник опустел, человек в камуфляже вошел внутрь. Через некоторое время оттуда, из зловонной тьмы, послышалось дикое заунывное пение, от которого у репортера волосы поднялись дыбом.

- Алик, ты снимаешь? - вполголоса спросил он, когда громадная свора собак промчалась мимо него.

- Ага, - ответил Алик.

- Кончай. И сматываемся.

Они помчались к машине.

Репортер не видел, как часть своры, покружив по территории питомника, окружила Эльвиру. Не видел, и не хотел видеть того, что случилось дальше. Но Алик снимал до последней минуты, снимал, даже когда уже был в машине, и даже когда захлопнул дверцу - снимал сквозь стекло.

Такого еще никто и никогда не видел. Он первый!

Но они уже не увидели, что было дальше.

А дальше Ка вышел из собачника, причем камуфляж в нескольких местах был продран то ли гвоздями, то ли зубами взбесившихся собак.

Молча двинулся к собакам, которые грызли поверженную Эльвиру. При его приближении стая стихла, отступила. С низким рычанием собаки пятились все дальше и дальше, по мере приближения Ка. Но Ка словно и не замечал их. Он подошел к Эльвире, нагнулся, оглядел бескровное, покусанное лицо. Приподнял ей голову, - увидел кровь. Вздохнул и покачал головой.

Нет, это не та дева, которая нужна Хентиаменти.