Смирнов Александр Сергеевич : другие произведения.

Враг народа

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Принято считать, что виновниками репрессий в нашей стране являются вождь всех времён и народов И.В.Сталин и его помощники. Однако вряд ли эти исторические персонажи способны были написать миллионы доносов на всех репрессированных. И хотя автор не обеляет руководителей в репресиях, он задаётся вопросом; а кто в действительности является врагом народа тот кто писал доносы друг на друга или руководители, которые добросовестно реагировали на эти доносы?
Чтобы скачать книгу целиком или её фрагмент, нажмите на ссылку

   А.С.Смирнов
   Враг народа
  
  
  
   2016 г.
  
  
  
   Пролог
   Николай Николаевич Королёв достал белоснежную скатерть и прижал её к лицу. Дивный запах чистого белья заполнил лёгкие свежестью и какой-то невесомостью. Сама материя, накрахмаленная до такой степени, что даже слегка похрустывала в руках, напоминала гладкую девичью кожу, прикоснувшись к которой невозможно оторваться. Он прижимал скатерть правой рукой, а затем левой, периодически подносил её к носу, вдыхая в себя свежесть.
   Именно за этим занятием его и застала жена, вошедшая в комнату.
   - Что же ты скатерть мнёшь? - спросила она.
   Но Николай Николаевич как будто не слышал её.
   - Это лён, - сказала она. - Я сама люблю нюхать чистое бельё.
   Супругу пришлось оторваться от скатерти и расстелить её на столе.
   - Так и есть - помял, - улыбнулась жена. - Теперь подгладить надо.
   Николай Николаевич достал чугунный утюг, отнёс его на кухню и вернулся в комнату.
   - До сих пор не могу поверить в это чудо, - сказал он. - Вот так запросто пошёл на кухню, поставил на плиту утюг, и нет никаких соседей, и все конфорки свободны!
   - Сейчас все заняты будут, - засмеялась жена.
   Однако, вместо того, чтобы бежать на кухню и занимать свободные конфорки, она подошла к мужу и прижалась к нему.
   - А помнишь, как мы с тобой начинали? - спросила она.
   - Да, это был барак.
   - Даже туалета не было.
   - И, тем не менее, мы были счастливы!
   - Машенька, а разве сейчас мы не счастливы?
   - Конечно, счастливы!
   - А ведь это только начало! У меня столько планов, столько идей! Мы будем жить ещё лучше, а когда состаримся, расскажем нашим внукам про барак, про то с чего всё начиналось.
   - Да разве они поверят нам? Внуки будут жить уже при коммунизме!
   - Должны поверить. Свою историю надо знать.
   - И бараки?
   - И бараки.
   - Коля, а я так и не поняла, за что тебе дали такую шикарную отдельную квартиру?
   - Не тебе, а нам.
   - Формально нам, но все же понимают, что тебе. Кто я такая? Обыкновенная баба - таких, как я - миллионы.
   - Я тоже обыкновенный.
   - Ну, уж нет. Ты необыкновенный - ты гений.
   - Какой же я гений? Гений это Чайковский, Моцарт, а я просто немного разбираюсь в шестерёнках.
   - И за какие такие шестерёнки тебе отвалили такую квартиру?
  
   Если алкоголику нежелательно говорить о водке, то изобретателю также опасно говорить о его изобретении. Он садится на своего конька и просто перестаёт себя контролировать.
   Николай Николаевич достал лист бумаги, карандаш и стал рисовать поточную линию гальванического участка своего цеха.
   - Смотри сюда, - показывал он Маше карандашом на схему, - так заготовки раньше поступали к ваннам с серной кислотой, а теперь...
   Николай Николаевич говорил, говорил и говорил. Он так увлёкся, что совсем не заметил, что супруга его уже не слушает. Она с умилением смотрит на своего мужа и не может оторвать глаз.
   - ...таким образом, - продолжал Николай Николаевич, - производительность труда увеличивается не в десять, а в сто раз! И всё благодаря этому редуктору. Конечно, в новых цехах его следует расположить не над ваннами с серной кислотой, а в стороне, но у нас цех старый. Нельзя же перестроить цех из-за какого-то редуктора?
   Маша понимала, что если муж сейчас догадается, что его не слушают, то это сильно обидит изобретателя, поэтому она решила показать свою заинтересованность в рассказах мужа.
   - А почему редуктор нельзя устанавливать над ваннами с кислотой? - спросила она.
   - Ну, как же? Во-первых, детали редуктора будут разъедаться парами и его придётся часто ремонтировать.
   - А во-вторых? - спросила Маша.
   - А во-вторых его очень неудобно ремонтировать. Здесь расположен шибер, - Николай Николаевич указал карандашом на схему. - Если при ремонте включить вентиляцию, рычаг шибера сбросит ремонтников прямо в бак с кислотой.
   - В таком случае надо просто отключить шибер.
   - Молодец. Именно так мы и делаем: отключаем питание и вешаем на рубильник табличку: "Не включать - работают люди".
   - В чём же тогда проблема? - улыбнулась Маша.
   - Проблема в том, что незаряженное ружьё один раз в год стреляет, - ответил Николай Николаевич.
   - Какое ружьё, причём тут ружьё?
   Комната наполнилась неприятным запахом, шедшем из кухни.
   - Я же про утюг забыл! - воскликнул Николай Николаевич.
   Он убежал на кухню, а Маша поправила скатерть и стала готовиться к приёму гостей по случаю новоселья.
  
   Глава 1
   Дождавшись, когда жена ушла на кухню, Борисов взял карандаш, положил на стол измусоленный лист бумаги и начал писать. По виду этого измученного листка нетрудно было догадаться, что текст давался автору с большим трудом; предложения по нескольку раз были зачёркнуты, переписаны и снова зачёркнуты. В некоторых местах карандаш так впивался в бумагу, что оставлял после себя сквозные дыры. Это свидетельствовало о том, что автор сильно волновался, подбирая нужные выражения. Потные руки оставляли характерные следы и также указывали на волнение писателя.
   Борисов заново перечитал написанное и решительно всё зачеркнул. Карандаш впился своим грифелем в рыхлое тело листка и начертал:
   "Порочит своими высказываниями завоевания Революции".
   Борисов отложил карандаш и задумался: "Порочит или парочит? Наверное - парочит, подумал автор. Он зачеркнул букву "о" в первом слове и поставил сверху букву "а".
   "Опять неправильно. Вначале надо разъяснить, как он порочит, а потом уже делать вывод. Ничего страшного, потом отредактирую".
   В комнату вошла жена. Борисов закрыл лист бумаги газетой и сделал вид, что читает статью.
   - Что-то интересное пишут? - спросила супруга.
   - Нет. Всё, как всегда, - соврал Борисов.
   - Зачем тогда читаешь?
   - Мне на партбюро надо выступить.
   - Делать вам нечего! От этой говорильни никакого толку нет. Толчёте воду в ступе.
   - Ты своими высказываниями порочишь завоевания Революции.
   Примерив на жену свою фразу, он с интересом стал наблюдать за её реакцией. Фраза действительно оказалась удачной: супруга поперхнулась, замолчала и уставилась испуганными глазами на мужа.
   - Ты думай, что говоришь! - вымолвила она, приходя в себя.
   - А что я такого сказал? - попытался исправить положение Борисов.
   - За такие слова сейчас срок можно получить.
   "Хорошо работает", - подумал Борисов.
   - Кстати, а как пишется слово - порочить? Через "а" или через "о"?
   Этот вопрос вывел жену из того жуткого состояния в которое её только что вогнал собственный супруг.
   - Через "о", - облегчённо ответила она.
   Жена задумалась на некоторое время и робко произнесла:
   - Или через "а". А для чего тебе?
   - Я же говорил, что должен выступить на партбюро. Хочу составить небольшой конспект.
   - Ну, если это только для тебя, то какая разница через "о" или через "а"?
   - Этот конспект будет проверять секретарь партбюро.
   - А кто это у вас что-то порочит? - ехидно спросила жена.
   Однако, взглянув на суровое лицо мужа, она пожалела, что задала этот вопрос.
   - Я просто хотела сказать, что это слово можно заменить на другое - глумится, например.
   "Ну, уж нет! - подумал Борисов, - у "порочит" реакция уже проверена".
   Супруга снова убежала на кухню, а Борисов продолжил думать о том, как нужно опорочить завоевания Революции, чтобы не просто поиметь неприятности, а обязательно присесть. И не просто присесть, а так, чтобы и семью выслали и конфисковали бы всё имущество. А ещё лучше бы расстреляли, тогда возврата не будет ни при каких обстоятельствах.
   В комнату снова вошла жена. Поняв, что ему сегодня так и не дадут сосредоточиться, Борисов положил свой замусоленный листок в карман и тяжело вздохнул.
   - Да, да, потом допишешь свой конспект, - сказала она. - Вернёмся из гостей и допишешь.
   Борисов, вспомнив, что ему предстоит сегодня идти в гости, состроил недовольную гримасу.
   - Что поделать, он твой начальник. Хочешь не хочешь, а надо идти, - попыталась успокоить супруга.
   - Если честно, то не хочу, - признался Борисов.
   - Когда-нибудь и ты станешь начальником, и твои подчинённые тоже будут приходить к нам независимо от того, хотят они этого или нет.
   Борисов поднялся со стула, подошёл к старому шифоньеру, который знавал ещё царские времена и хотел было достать рубашку, но тот опередил его. Дверца со страшным скрипом открылась и ударила хозяина по лбу.
   - Я рубашку тебе уже достала, - улыбнулась жена.
   Она взяла со стула рубашку с галстуком и подошла к Борисову.
   - А это ещё зачем? - возмутился он, увидев галстук.
   - Это обязательно, - встала на защиту галстука супруга. - Там будет всё начальство.
   - И что из того?
   - Ты же не хочешь, чтобы тебя воспринимали, как работягу?
   - А что в этом плохого?
   - Хорошо это или плохо, пусть разъясняют в твоём партбюро.
   - Опять из тебя контрреволюция прёт!
   - Ничего из меня, кроме расчёта и жизненного опыта не прёт, - слегка обиделась супруга.
   - И что же жизненный опыт тебе подсказывает?
   - Он подсказывает, что ты из класса рабочих и крестьян должен перейти в класс аристократии.
   - Какой, какой? Что-то я не слышал о таком классе! Вернее слышал, но насколько я помню, этому классу голову свернули ещё в семнадцатом.
   - В семнадцатом голову свернули князьям да графьям. Что же касается аристократии, то она как была, так и осталась. Просто она теперь родом не из князей, а из рабочих и крестьян.
   Борисов хотел было возразить супруге, но не нашёл подходящих аргументов. Он взял рубашку, надел её и попытался завязать галстук, но тот, проклятый, никак не давался.
   - Дай сюда, - супруга выдернула из рук Борисова галстук, быстро завязала его на шее у мужа и развернула супруга к зеркалу.
   Действительно галстук был завязан безукоризненно.
   - Где ты так научилась? - удивился Борисов.
   - Ты идёшь к своей цели своим путём, а я своим.
   Борисов попытался понять, что сказала жена, но так и не понял.
   - Может быть, кто-то и идёт к своей цели, а мы с тобой идём к Королёвым.
   - А это и есть путь к нашей цели. Ты адрес не забыл? Он же новоселье будет отмечать по новому адресу.
   - Не забыл, - скрипнул зубами муж. - Это надо же, отдельную квартиру получил! За что? За какие такие подвиги? Я бы ему за одну только фамилию не дал.
   - Королёв не Царёв, усмехнулась супруга.
   - А жаль, что не Царёв. Так бы его за одну фамилию к стенке можно было поставить.
   - Времена меняются - продолжала жена, - теперь фамилия мало что значит.
   - А жаль! Я бы не только Королёвых, но и Царёвых, Князевых, Графовых, Боярских - всех бы без всякого разбора за одну только фамилию...
   Борисов сжал в руке воображаемую саблю и так резко и сильно махнул ей, что одного удара было достаточно для обезглавливания всех перечисленных фамилий сразу. К сожалению, сила удара была настолько велика, что её хватило не только на ни в чём не повинных людей, но и на стеклянную банку, которая выполняла роль цветочной вазы. Рука Борисова, разбив её вдребезги, моментально обагрилась кровью, которая испачкала только что повязанный супругой галстук.
   - Ты зависть свою поунял бы! - крикнула жена. - Где я тебе другой галстук возьму?
   - А причём тут зависть?
   - Вот только передо мной не надо свою пролетарскую принципиальность демонстрировать. Думаешь, я сама не хочу в отдельной квартире жить? Эта ваша коммуна вот здесь сидит! - Супруга провела ладонью по горлу так выразительно, что её голова чуть было не отлетела к тем, которые только что отрубил её муж.
   - Не переживай, - стал успокаивать её Борисов, - твои аристократы даже внимания не обратят, что я без галстука.

***

   Квартира Коралёва действительно была хорошей. Борисов сидел рядом со своей женой за общим столом и пытался найти в новом жилище начальника хоть какой-то изъян. Он уже несколько раз обводил глазами комнату, выходил под разными предлогами в коридор, но никаких изъянов так и не нашёл. Можно было конечно придраться к слишком высоким потолкам, к совершенно неоправданной излишней площади, но к Королёву это никак нельзя было прицепить - ни он же выбирал себе эту квартиру? Её дала партия, а стало быть, ни мещанство, ни буржуазное растление сюда не применить. Он стал рассматривать гостей, теша себя надеждой найти в них что-нибудь порочное, но и тут всё было в норме. Лишь один человек несколько отличался от основной массы гостей. Борисов попытался определить в чём именно состояли отличия, но на ум ничего не приходило. Одет примерно также как все, лицо явно пролетарское, но чем-то он всё-таки отличался от гостей. Раньше Борисов его никогда не видел. Наконец отличительная черта была найдена - на незнакомце, также, как и на нём, не было галстука.
   Разглядывая гостя, Борисов на мгновение упустил из-под контроля общую картину застолья. А именно в это время хозяин налил в свою стопку водки до самого верха, выждал, чтобы все гости последовали его примеру, и провозгласил тост:
   - За нашего любимого вождя всех времён и народов - товарища Сталина!
   Борисов смотрел на незнакомца, который чем-то нравился ему. Вот он налил в свою гранёную стопку водку, аккуратно поднял её, чтобы не пролить ни одной капли и выпил. При этом ни один мускул не дрогнул на его лице.
   "По-нашему, по-рабочему, - отметил про себя Борисов".
   Сильный удар в бок заставил прервать наблюдения. Жена наклонилась к самому уху и злобно прошипела:
   - За товарища Сталина пьют!
   Она ещё раз ударила супруга своим маленьким, но остреньким локотком по рёбрам.
   В испуге Борисов схватил свою стопку, дрожащей рукой, налил в неё водку и быстро выпил. При этом как минимум половину стопки он расплескал на белоснежную скатерть. От этого его руки стали трястись ещё больше. Он не мог поднять своих глаз и посмотреть на гостей.
   "А вдруг они заметили, что я не стал пить за Сталина? А вдруг все увидели, что я выплеснул водку на стол вместо того, чтобы выпить её залпом?"
   Преодолевая почти животный страх, Борисов поднял глаза и взглянул на гостей: К счастью, его выходку никто не заметил - гости закусывали водочку, не обращая на него никакого внимания.
   "Пронесло! - подумал он облегчённо". Взгляд напоследок как-то сам упал на незнакомца. Тот хитро посмотрел на Борисова и подмигнул ему.
   "Заметил! - упал духом Борисов".
   Локоть жены опять впился в рёбра.
   - Надо напоить его, чтобы всё забыл, - прошипела супруга.
   Борисов посмотрел на незнакомца. Тот наполнил свою стопку и ответил вопросительным взглядом.
   - За товарища Сталина! - сказал Борисов так, чтобы это мог услышать только незнакомец.
   - Лучше поздно, чем никогда, - ответил тот и опрокинул стопку.
   И опять на его лице не дрогнул ни один мускул.
   "Здорово пьёт! - отметил Борисов".
   Локоть жены впился в бок.
   - Пей!
   Он выпил и посмотрел на незнакомца. Тот улыбнулся взгляду и заполнил свою стопку доверху. Борисов с надеждой посмотрел на супругу, но она вместо ответа всунула ему в руку такую же наполненную стопку. Борисов обречённо вздохнул и выпил. Супруга снова наполнила стопку и всунула её в руку.
   После пятнадцати минут таких упражнений со стопками голова Борисова полностью освободилась не только от страха, но и от всех предрассудков. Ему стало легко и свободно. Ноги, которые только что были налиты свинцом, неожиданно помолодев, потребовали движения. Он посмотрел на незнакомца и понял, что им владели точно такие же чувства.
   Борисов снова наполнил стопку, встал со стула и подошёл к незнакомцу.
   - Ты кто? - спросил он.
   - А ты? - ответил тот.
   - Я Борисов.
   - Тогда выпьем за знакомство!
   Водка устремилась в стопки, и уже никто не обращал внимание, что большая её часть лилась на скатерть. Да при чём тут скатерть? Ведь необходимая доза спирта попала в кровь и уже не человек руководил этим коварным напитком, а напиток увлекал своих рабов в безумный водоворот из которого не каждому удаётся выбраться.
   Незнакомец вышел из-за стола и звучно топнул ногой.
   - Эх, мать! - Громко выкрикнул он и залихватски шлёпнул себя ладонями по груди и ляжкам.
   - Частушки, частушки! - послышались радостные голоса гостей.
   Откуда-то появилась гармошка, которая вонзилась в уши своим пронзительным визгом. Борисов не успел ещё ничего сообразить, а незнакомец уже лихо отплясывал в такт гармони. Ему видимо было мало, и поэтому он решил украсить свой танец куплетами. Незатейливые четверостишья полились таким потоком, что могли сравниться, разве что, с водопадом.
   Однако не мог же Борисов уступить незнакомцу? Он попробовал что-то сплясать, но получилось скорее смешно, чем выразительно. Борисов хотел вспомнить хотя бы одну частушку, но на ум ничего не приходило. Он собрал всю свою волю, всю силу и вложил в память, которая ещё не успела подчиниться винным парам. Нога громко топнула, ладоши хлопнули по груди, и он выкрикнул:
   - Эх, огурчики да помидорчики,
   А Сталин Кирова пришиб в коридорчике!
  
   Гармонь, словно подавившись острой костью, поперхнулась и замолчала. Жена, которая стояла рядом и улыбалась, отшатнулась от Борисова, будто тот внезапно стал прокажённым. Что же касается гостей и самого хозяина, то они просто потеряли дар речи.
   Толи от осознания случившегося, толи напротив от полного непонимания ситуации, а может быть, просто от чрезмерной дозы водки, Борисов как-то глупо улыбнулся, повалился на пол и захрапел.
  
   Обычно после лихой попойки, просыпаясь утром, человек с трудом понимает, что приключилось с ним накануне. Испив рассольчика, или скушав что-нибудь остренькое, а ещё лучше опохмелившись, искатель острых ощущений с явным удовольствием выслушивает рассказы свидетелей о своих приключениях. При этом чем нереальней рассказы, тем слушателю приятней. Дойдя до полной несуразицы, рассказчики надевали на своего героя венец уже не человека, а как минимум полубога, ибо нормальный человек совершить такое просто не может.
   Проснувшись рано утром, Борисов по обыкновению испил рассольчика и стал искать жену, чтобы услышать из её уст рассказ проливающий бальзам на своё сердце. Увы, её нигде не было. По мере прояснения сознания в голову стали лезть мысли настолько бредовые, что сердце замедляло своё биение и бледные, как мел руки начинали трястись в какой-то непонятной лихорадке. Борисов, оценив обстановку, подошёл к буфету, достал початую бутылку водки и отхлебнул глоток. Проверенный годами приём не сработал: страшные мысли продолжали лезть в голову. Борисов достал стакан и заполнил его на четверть водкой.
   - Ты что же это делаешь!? - услышал он голос супруги.
   Та, войдя в комнату, обожгла мужа испепеляющим взглядом.
   - Тебе вчерашнего мало?
   - А что было вчера? - робко спросил он.
   Протрезвевшая голова уже осознавала тот ужас, в котором оказался её хозяин, но поверить в это ещё не могла.
   - И ты ещё спрашиваешь?
   - Неужели я...
   Борисов не договорил, закрыл руками лицо и замолчал.
   - Ну, ни я же? - спросила жена.
   Эмоциональный стресс достиг апогея и вырвался наружу.
   - Это не я! - проскулил Борисов.
   - А кто же? - ответила жена.
   Борисов снова закрыл лицо руками и замолчал.
   - А кто же? - не успокаивалась жена. - Теперь не только тебя, но и меня по твоей милости...
   Теперь уже жена закрыла лицо и замолчала.
   - Это не я, - прошептал Борисов. - Это он.
   Супруга открыла лицо и вопросительно посмотрела на мужа.
   - Но ведь все видели! - всхлипывала жена уже сквозь слёзы.
   - Надо сделать так, чтобы все видели, что это сделал он.
   Слёзы на женских щеках моментально высохли.
   - Сколько у нас времени? - спросил Борисов.
   - Они приходят забирать по ночам, - ответила жена.
   - Надо чтобы его арестовали первым.
   - Почему?
   - Там были его подчинённые. Без ведома начальства они ничего не посмеют сделать.
   - Но их будут допрашивать!
   - Сначала с ними поговорю я, а потом пусть допрашивают. После того, как его арестуют, начальником буду я.
   - Там были его родственники.
   - Кто же поверит родственникам?
   - Но там был и тот, который споил тебя.
   - Кто он?
   - Это шофёр директора завода. Он привёз поздравление от руководства.
   - Возьмёшь его на себя, - не столько попросил, сколько приказал Борисов.
   - Я? - удивилась жена.
   - Ну, ни я же?
  
   Глава 2
  
   Дочитав заявление, следователь передал его своему помощнику.
   - Составлено безукоризненно, - прокомментировал он. - Только одна ошибка: слово "порочит" написано через "а".
   - Я не понимаю, чего ему ещё не хватало? Только что получил великолепную квартиру. Кажется, живи и радуйся, так ведь нет.
   Помощник вернул следователю заявление и задумался.
   - Отнесём это к троцкистам? - спросил он.
   - Причём тут Троцкий? Здесь дело серьёзней. Я считаю, что это измена Родине.
   - Будем брать ночью?
   - Шпионов надо изолировать немедленно, - возразил следователь.
   - Интересно, на какую разведку он работает?
   - Он сам нам всё расскажет. Или ты сомневаешься?
   Следователь вопросительно посмотрел на помощника. Тот развёл руки и улыбнулся.
   - На моей памяти ещё не было таких, кому бы пришло в голову скрыть это.
  

***

   Оперативка, как всегда, проводилась в девять часов. Собираясь на неё, сотрудники приходили минут на пятнадцать - двадцать раньше. Они заходили в курилку, вытаскивали папиросы и с наслаждением вдыхали сизый дым, предаваясь блаженству. Это времяпровождение перед совещанием у начальника сильно отличалось от обыкновенного перекура. Здесь никто никуда не спешил, здесь можно было услышать самые последние новости, здесь можно было высказать свою мысль и быть уверенным, что она была услышана, здесь можно было решить даже производственный вопрос, но этого старались не делать. Для производственных вопросов была оперативка, а здесь можно было вдохнуть сизый дымок и придаться наслаждению.
   Борисов не изменил сложившейся традиции и пришёл в курилку за пятнадцать минут до совещания. Он открыл пачку "Казбека", достал папиросу, продул мундштук и закурил. Окружающие против обыкновения замолчали. Увидев Борисова, некоторые даже предпочли отойти от него, будто боялись чем-то испачкаться.
   "Не забыли вчерашнего"! - зло подумал Борисов.
   Перекур так и закончился в полной тишине. Глянув на часы, сотрудники затушили папиросы и пошли на совещание.
   В кабинете у Королёва каждый занял своё место, но место рядом с Борисовым так и осталось свободным. Начальник, перед тем как начать совещание, обвёл собравшихся взглядом, но на Борисове взгляд он предпочёл не останавливать.
   "Вот сейчас всё и начнётся, - подумал Борисов. - Сейчас они меня и растопчут. Сначала кто-то один кинет камень, ну а потом никто не упустит такого случая".
   Он закрыл лицо руками и представил, как начнётся эта экзекуция. Но она почему-то не начиналась.
   "Главное, чтобы Королёв ничего не сказал. Без него эти трусы даже пикнуть не смогут".
   Дверь кабинета открылась, и вошла перепуганная секретарша.
   - Николай Николаевич, - пролепетала она Королёву, - тут к вам...
   В кабинет вошли два офицера НКВД и грубо отодвинули секретаршу.
   - Вы гражданин Королёв? - спросил один офицер.
   - Я. А что случилось, товарищи?
   - Вам необходимо проехать с нами.
   - Но у меня производственное совещание!
   - Кто ваш заместитель? - спросил другой офицер.
   Николай Николаевич снова обвёл сотрудников взглядом, но сейчас этот взгляд искал ту соломинку, за которую можно было ухватиться. Взгляд дольше всех задержался на Борисове.
   - Вот и отлично! - офицер подошёл к Борисову и пальцем указал на место Королёва, - продолжайте совещание.
   Офицеры подхватили Николая Николаевича под руки и вывели из кабинета.
   Борисов поднялся со стула и занял место начальника.
   "Сработало! - чуть было не произнёс он вслух. - Ну, теперь никто из них даже пикнуть не посмеет".
  
  

***

   Наташа дежурила у парадной уже два часа, но таинственный незнакомец так и не появлялся.
   "Да, чтоб тебя!" - проклинала она его в сердцах.
   "А, собственно, он-то здесь при чём? Ни он же пел эти злополучные частушки? Откуда они только взялись?"
   Моментально вся злость от незнакомца перекинулась на мужа.
   "Пропойца поганый! Не умеешь пить, так не пей! Где он только выкопал эти частушки?"
   Наташа ни за что на свете не стала бы помогать супругу выпутываться из этой скверной истории, если бы не знала, что она в одночасье может превратиться из преуспевающей женщины в жену врага народа со всеми вытекающими последствиями.
   - Ты не меня ждёшь? - услышала она рядом грубый мужской голос.
   Женщина вздрогнула и обернулась. Рядом с ней стоял незнакомец и улыбался.
   - Меня ждёшь? - спросил он.
   Наташа робко кивнула головой.
   - Я знал, что ты придёшь. После ваших куплетов сама знаешь, что может быть.
   - Знаю, - тихо ответила женщина.
   - Где ты только взяла эти частушки?
   - Это не я, это муж.
   - Какая разница? Как говориться, яблоко от яблоньки недалеко катится.
   - Вы думаете, что за это...
   Наташа не договорила. Она не только сказать, но и подумать не могла о последствиях.
   - А что же тут думать? - ответил за неё незнакомец. - Чистая измена Родине.
   От этих слов в голове всё закружилось, и женщина повалилась на незнакомца.
   - Эй, эй! - испугался мужчина. - Я-то здесь при чём?
   Он усадил несчастную на скамейку и неумело стал приводить её в чувство. Лёгкие похлопывания по щекам ни к чему не привели. Лишь когда сила удара достигла увесистой пощёчины, женщина открыла глаза.
   - Слава богу! - облегчённо вздохнул незнакомец. - А я-то уж думал, в больницу везти придётся. Нельзя же так! Ну, чего не брякнешь по-пьяни?
   - Что же вы думаете, там за это скидку сделают? - спросила Наташа.
   - Где там?
   - В НКВД.
   - Нет, там таких скидок не делают. Но мы же не в НКВД. Люди должны помогать друг другу.
   - Вы хотите сказать, что ничего никому не скажите?
   - Я уже сказал, что люди должны понимать друг другу, иначе какие же они люди?
   - Так я могу идти? - спросила Наташа.
   - А я, собственно, вас и не задерживал.
   - Так я надеюсь?
   - Надейтесь, надейтесь.
   Незнакомец подал руку и помог встать своей новой знакомой.
   - Как вас зовут? - спросила она своего благодетеля.
   - Какая разница? - ответил он.
   - А меня зовут Наташа.
   - Вот что, Наташа, идите домой и ничего не бойтесь. По крайней мере, я не побегу в НКВД.
   - Что я могу сделать для вас? - спросила она.
   - А что вы можете?
   Незнакомец посмотрел на женщину и почесал затылок.
   - Моему сыну доктор прописал чёрную икру кушать, у него с кровью что-то не в порядке. А где её взять проклятую?
   Наташа встрепенулась, будто ждала этого вопроса. Будто она специально выследила незнакомца и часами караулила, только для одной единственной цели - предложить ему чёрной икры.
   - Икры? Чёрной? - переспросила она, просияв. - Выбросьте это из головы. Считайте, что икра уже у вас дома!
   На этом мажорной ноте свидание с незнакомцем закончилось.
   Вернувшись домой, Наташа обрадовала супруга, что справилась с его заданием на "отлично". Однако, тот не поспешил разделить с ней радость.
   - Чёрную икру, говоришь, потребовал? Ничего себе запросики!
   - Он меня ничего не просил, - не поняла мужа Наташа. - Я сама ему это пообещала.
   - Ты пообещала?! Да кто тебя за язык тянул?
   - Никто меня за язык не тянул, просто в твоём положении выбирать не приходится.
   - И в твоём тоже, - поправил муж. - Это ведь только говорят, что жена не отвечает за мужа, а как на самом деле ты знаешь?
   - Знаю. Но не забывай, что это ты пел частушки, а не я.
   - Я вообще на это новоселье идти не хотел. Это ты меня заставила.
   Наташа обиженно опустила голову.
   - Может быть, мы не будем ссориться в нашем положении?
   - Ты хоть знаешь, где продаётся чёрная икра? - спросил муж.
   Наташа отрицательно помотала головой.
   - В торгсинах, - объяснил супруг, - на золото. У нас нет золота. Мы не буржуи.
   - У меня есть, - ответила Наташа, - от бабушки осталось.
   Женщина полезла под матрац и вытащила оттуда небольшой свёрток. Она развязала узелок и высыпала на стол перед мужем около десятка колец и серёжек.
   Борисов в испуге отшатнулся от этого богатства.
   - Откуда это у тебя?
   - Я же говорю - от бабушки осталось.
   - Однако, не бедная была у тебя бабуля!
   - Здесь не только бабуля руку приложила. Ей досталось от матери, а той от её матери.
   Борисов взял колечко и разглядел его.
   - Только ты с этим сама в торгсин иди.
   - Я?
   - Ну, ни я же? Подумай, откуда у меня, потомственного пролетария может это оказаться?
  
   Когда Наташа шла к незнакомцу, ей казалось, что эта встреча будет последней. А разве должно быть иначе? Ведь на эту проклятую икру ушла почти половина сбережений, которые копились веками и передавались из поколения в поколение. Однако взглянув на лицо незнакомца, она поняла, что радоваться рано.
   - Это только на неделю, - сказал он.
   - Как, всего на неделю? Но ведь здесь же..!
   Наташа осеклась. Не хватало усугубить положение тем, что у них с мужем есть золото, оставшееся ещё с царских времён.
   - Я и сам удивляюсь, - понял её незнакомец, - ведь этой икры в Каспии навалом!
   В словах незнакомца женщина уловила маленькую надежду. Она вопросительно посмотрела на него.
   - Мне некогда разговаривать, - сказал мужчина. - Через неделю принесёте ещё.
   Незнакомец сунул пакет с икрой в карман и скрылся из вида.
  
   Наташа приносила икру ещё четыре раза. В семье были проданы не только золотые запасы, но и всё, что только можно продать. На очередное свидание она пришла без икры.
   - У меня больше нет денег.
   К сожалению, эта фраза совершенно не взволновала незнакомца.
   - Деньги такая штука - их всегда нет.
   - Я серьёзно, - сказала Наташа. - Мы с мужем продали абсолютно всё. Остались только мы сами.
   - На безрыбе и рак рыба, - ухмыльнулся незнакомец.
   - Я не поняла вас. Какой рак?
   - Ну, ты же сама сказала, что у тебя осталось только тело, - перешёл на "ты" незнакомец.
   От такой наглости у женщины даже перехватило дыхание.
   - Да как вы смеете! Я, я, я...
   - Ты сама сказала про тело. Я тебя за язык не тянул.
   - Я имела в виду, что у нас кончились деньги.
   - А я имел в виду, что у меня тоже есть свои проблемы.
   Наташе стало стыдно. Незнакомец оказывается имел в виду какие-то проблемы, а она подумала чёрт знает что.
   - Какие проблемы? - спросила она.
   - Я со своей бабой поругался.
   - С какой бабой, - не поняла Наташа.
   - С женой своей. Что же тут непонятного?
   - Ну и что?
   - Не даёт она мне. Неужели не понятно?
   К сожалению, первоначальная догадка была ближе к истине. Лицо женщины покраснело, а губы затряслись.
   - Что ты заходишься? Ты же не девочка. От тебя не убудет. Мы же договорились помогать друг другу. Ты мне поможешь, а я тебе.
   - Да я, да я мужу скажу! - выкрикнула Наташа.
   - Правильно, расскажи всё мужу, - сказал незнакомец. - Обмозгуйте всё. А как обмозгуешь - приходи. Завтра приходи.
   Наташа не шла, а бежала домой. Войдя в комнату, она, не раздеваясь, стала рассказывать о своём свидание Борисову.
   - Как у него только язык повернулся предложить такое! - закончила она.
   - А действительно, неужели от тебя что-то убудет? - вдруг спросил муж.
   - Миша ты это о чём? - не поняла Наташа.
   - Да всё о том же. По своей сути это всё буржуазные предрассудки.
   - Я не понимаю, о каких предрассудках ты говоришь?
   - О твоих, конечно. У меня предрассудков нет. Мы с тобой занимаемся этим каждый день. Что изменится, если один раз ты это сделаешь с ним? Или ты думаешь, что у него тело устроено как-то по-другому?
   - Это ты говоришь мне!?
   - А кому мне ещё говорить? Если ты попадёшь в тюрьму, неужели ты думаешь, что тюремщики не будут пользоваться тобой?
   - Я в тюрьму?
   - И ты, и я. Только я не женщина и мне это не грозит. Вот и подумай, что будет лучше, сделать это один раз на свободе или много раз в тюрьме?
   - Он одним разом не обойдётся.
   - Там ты тоже одним разом не обойдёшься.
   - Мне страшно слушать тебя.
   - А ты отбрось свои буржуазные предрассудки и сразу всё встанет на свои места.
   Наташа закрыла лицо руками и упала на кровать.
   Борисов вытащил из коробки "Казбека" папироску, продул мундштук, равнодушно посмотрел на жену и ушёл в коридор дымить.
  
   На следующий день Наташа поджидала незнакомца.
   - Обмозговали? - спросил он.
   Женщина грустно кивнула головой.
   - Вот и хорошо. Я был уверен, что вы примите правильное решение.
   - Что я должна делать? - спросила Наташа.
   - Всё то, что ты делаешь с мужем. Пошли.
  

***

   Николай Николаевич трижды попытался спросить своих конвоиров, куда его ведут. Вероятно, сотрудники НКВД были заранее проинструктированы, потому что не проронили ни одного слова. Они даже не смотрели на Николая Николаевича. Вернее смотрели, но как-то сквозь него, будто Королёв был не человек, а какой-то ненужный винтик, или в лучшем случае букашка, которая годилась только для одного: быть проткнутой иголкой и пришпиленной к фанерке гербария, где уже закончили свою жалкую жизнь такие же, как он экспонаты.
   От такого сравнения становилось плохо: это безмолвие уничтожало всю человеческую сущность, всё достоинство. Николай Николаевич вновь обращался к своим конвоирам, но те молчали, вгоняя в депрессию уже не человека, а почти затравленное животное, ещё до того, как следователь начнёт свой допрос.
   Арестованный проследовал мимо своих изумлённых сотрудников и вышел на улицу.
   Рядом с дверью уже стояла чёрная полуторка с крытым кузовом.
   "Чёрный ворон!" - подумал Николай Николаевич.
   - Стоять! - наконец-то произнёс один из конвоиров.
   Из автомобиля вышел человек и открыл заднюю дверь воронка.
   - Вперёд! - снова выкрикнул конвоир.
   Почти сразу же, не дав арестованному даже сообразить, что сказал конвоир, последовал удар в спину. Николай Николаевич хотел обернуться, но последовал второй удар и голос другого конвоира:
   - Не оборачиваться! В машину!
   Королёв залез в кузов. Моментально за арестованным захлопнулась дверь, и он очутился в полной темноте. Автомобиль дёрнулся, Николай Николаевич потерял равновесие и упал. Постепенно глаза привыкли к темноте. Того света, который пробивался сквозь щели, которые выполняли роль окон, было достаточно, чтобы рассмотреть очертания передвижной темницы. Николай Николаевич поднялся с пола. Автомобиль резко затормозил и арестант снова упал. Рука угодила во что-то холодное и липкое. Николай Николаевич подставил её к лучу света, пробивающийся через щель, и попытался рассмотреть.
   "Кровь!" - сразу определил Королёв.
   Автомобиль снова дёрнулся и остановился. На этот раз Королёв устоял на ногах. Яркий солнечный свет ударил по глазам, которые успели адаптироваться к полумраку. Веки арестанта инстинктивно плотно сжались. Чья-то рука ухватила Николая Николаевича за воротник и вытряхнула из автомобиля, как мешок с мусором.
   - Вперёд! - услышал арестованный голос офицера.
   Веки открылись.
   Больше Николай Николаевич не пытался заговорить со своими конвоирами.
   Его долго вели по каким-то коридорам. Потом по лестнице процессия спустилась в подвал. По обе стороны длинного коридора были двери с маленькими окошечками и глазками. Через равные промежутки коридор был перегорожен металлическими решётками, в них были встроены двери, которые также представляли решётку. У каждой такой решётки стоял военный, который перед приближением процессии открывал дверь, пропускал конвой с арестантом и тут же запирал её на замок. Проходя мимо запертых дверей, Николай Николаевич слышал душераздирающие крики, от которых кровь застывала в жилах. Конвоиры подвели арестованного к одной из дверей и остановились.
   - Стоять! Лицом к стене! - скомандовал офицер.
   Николай Николаевич остановился и повернулся к стене. Он услышал, как звякнул металлический засов, и скрипнула дверь.
   - Вперёд! - услышал он команду.
   Королев вошёл в помещение. Под маленьким окошечком, зарешёченным толстыми металлическими прутьями, располагался стол, за которым сидел офицер. Напротив него стоял окровавленный мужчина в изорванной рубахе. За ним были два сержанта с засученными по локоть рукавами. Конвоиры подвели Королёва к стулу, стоящему в тёмном углу и приказали сесть. После этого конвой ушёл и снова закрыл за собой дверь.
   - На какую разведку работаешь, сволочь? - закричал на окровавленного мужчину офицер, сидевший за столом.
   - Я ни на кого не работаю! - ответил мужчина.
   Сильный удар сержанта свалил несчастного.
   - Скажешь, сволочь, никуда не денешься! - улыбнулся офицер.
   Сержанты стали избивать свою жертву ногами.
   Моментально весь пол был забрызган кровью. После удара сапогом по голове жертва потеряла сознание.
   - Он мне живым нужен, - сказал офицер.
   Избиение прекратилось. Палач принёс ведро воды и вылил её на жертву. Мужчина пришёл в себя и открыл заплывшие глаза.
   - Это ошибка. Меня оклеветали, - выговорил он.
   - Чистеньким хочешь сдохнуть? - спросил офицер. - Не получится. Мы и к тебе ключики подберём.
   Он снял телефонную трубку и сказал всего одно слово:
   - Вводите.
   Дверь открылась, и ввели перепуганную женщину.
   - Жена то здесь причём!? - выкрикнул мужчина.
   - Вот это уже лучше! - сказал офицер. - Итак, повторяю свой вопрос - на какую разведку работаешь, сволочь?
   - Я уже говорил вам, что это ошибка!
   Палачи сбили женщину с ног, и тяжёлые армейские сапоги впились в свою жертву. Мужчина попробовал прийти своей жене на помощь, но тут же был схвачен и прикован наручником к решётке.
   - Смотри, сволочь, ты сам этого хотел, - сказал офицер.
   Палач размахнулся и ударил сапогом по голове. Изо рта женщины вылетели окровавленные зубы и упали у ног мужа.
   - Прекратите! - закричал мужчина.
   Однако, сапога сержанта уже нельзя было остановить. Он впился в висок черепа. Женщина лежала на полу и не шевелилась. Палач попробовал нащупать у неё пульс.
   - Всё, готова, - сказал он офицеру.
   - Убийцы! Вы же убийцы! - закричал мужчина. - Я теперь вам вообще ничего не скажу!
   - Дочь его привезли? - спросил офицер у сержанта.
   - Только дочь не трогайте! - закричал арестованный.
   Дверь открылась, и конвой ввел дочь. Ничего не понимающая девушка, посмотрела на окровавленного отца, потом перевела взгляд на мёртвую женщину.
   - Мама, мамочка! - закричала она и упала в обморок.
   - Итак, повторяю свой вопрос: На какую разведку работаешь, сволочь?
   - На немецкую, - тихо сказал мужчина.
   - С этого и надо было начинать, - улыбнулся офицер.
   Сержанты вывели мужчину и выволокли из помещения женщин. Николай Николаевич остался один на один с офицером.
   - На какую разведку работаешь, сволочь? - задал свой вопрос офицер уже Королёву. - На японскую или на английскую?
   - На английскую, - ответил Николай Николаевич.
   Глава 3
   Михаил Александрович Борисов адаптировался к должности начальника цеха очень быстро. Да и к чему было привыкать? Работу свою он знал не хуже, а скорее лучше, чем предшественник. Пройдя путь от рабочего до старшего мастера, он собственными руками прощупал каждый станок, каждый винтик. Что касается технологии, то он знал её наизусть. А что мог знать этот Королёв? Представитель так называемой партийной номенклатуры. Вероятнее всего, где-то проштрафился и его назначили сюда: в грязный цех с шумом, полумраком и отвратительным смрадом от баков с серной кислотой. Однако этот партиец даже здесь умудрился не только удержаться, но и начать своё движение вверх. Ведь получение отдельной квартиры это только первый шаг по высокой карьерной лестнице. Правда, этот шаг оказался последним. Сделав его, он очутился там, откуда ещё никто и никогда не возвращался. Как известно, наши правоохранительные органы никогда не ошибаются, и если человек попал в их поле зрения, то он уже виноват. У него, у Борисова, карьера должна была пойти куда лучше, чем у предшественника. Во-первых, он потомственный рабочий, что многократно увеличивает его ставки, а во-вторых его партийный стаж вообще не оставляет никаких шансов для конкурентов.
   Единственное, что беспокоило Борисова, так это люди. Не все, а те, кто слышал эти злополучные частушки. Тот водитель директора завода мало волновал Борисова: чем больше он увязал в любовных утехах с Наташей, тем крепче сковывали ему руки, а главное язык, наручники разврата и супружеской измены. Что же касается сотрудников, то они хоть и помалкивали, но кто может дать стопроцентную гарантию?
  
   Размышляя на эти темы, Борисов чуть было не налетел на котёл с серной кислотой. Обычно, проверяя цех, Михаил Александрович обходил это опасное место стороной, но сегодня, задумавшись, он оказался именно там, где, по его мнению, могли работать только люди, осуждённые на смерть. Едкие кислотные пары проникали в носоглотку и разъедали слизистую оболочку. На самом краю зловещего котла, на дощатой площадочке, виднелись фигурки двух человек. Начальник посмотрел на подчинённых, составляющую его свиту и увидел, что те, прикрыв платками нос и рот, смотрели на своего начальника и ждали только одного: чтобы он побыстрее ушёл с этого гибельного места.
   - Там редуктор ремонтируют, - объяснил старший мастер.
   Борисов повернул в сторону и направился на другой участок. Свита спрятала платки, но пары уже сделали своё чёрное дело: Кашель раздирал горло практически каждому участнику процессии. Проходя мимо электрощита, Борисов увидел табличку с яркой надписью: "Не включать - работают люди!".
   "Если включить рубильник вентилятора, - подумал Борисов, - те, кто ремонтируют редуктор, упадут прямо в котёл с кислотой".
   Он представил себе эту картину и по спине побежали мурашки.
   - Кто ремонтирует редуктор? - спросил начальник цеха.
   - Иванов и Васильев, - ответил старший мастер.
   "Как раз те, кто слышал частушки", - отметил Борисов.
   - Не надо сопровождать меня, - сказал он старшему мастеру. - Займитесь лучше безопасностью сотрудников.
   Старший мастер тут же отделился от свиты и скрылся на своём ядовитом участке.
   - А что у нас там? - спросил Борисов и кивнул головой в сторону.
   - Там моё хозяйство, - ответил ему начальник слесарного участка.
   На пару секунд все взгляды устремились в сторону слесарного участка. Этого было достаточно, чтобы Борисов еле заметным движением руки сдёрнул табличку, висевшую на электрощите, и бросил её за угол. Он внимательно осмотрел сопровождающих его сотрудников и только после того, как убедился, что никто не заметил его манипуляций, продолжил обход цеха.
   Кашель, который не переставал раздирать горла, довёл нового начальника до такого состояния, что он уже не мог нормально разговаривать.
   - Кто у нас отвечает за охрану труда? - выговорил он с трудом.
   - Я, - перепугано ответил инженер.
   "Ты тоже там был", - подумал Борисов про инженера.
   - Почему вентиляция не работает?
   - Я сейчас узнаю.
   Инженер подбежал к электрощиту и замкнул рубильник. Вентиляционные коробы задрожали, и свежий воздух наконец-то сбил приступы кашля. Процессия вздохнула с облегчением.
   Неожиданно к начальнику цеха подбежал перепуганный старший мастер.
   - У нас "ЧП"! - доложил он.
   - Какое "ЧП"? - удивился Борисов.
   - Иванов и Васильев упали в серную кислоту.
   - То есть, как это упали?
   - Кто-то включил рубильник вентиляции.
   Все повернулись в сторону инженера по охране труда.
   - Там не было никаких табличек, - прошептал он.
   - Там была табличка, - возразил старший мастер. - Я сам её вешал.
   У инженера затряслись губы.
   Процессия подошла к электрощиту. Старший мастер внимательно стал осматривать всё около щита. Практически сразу же он увидел валявшеюся на полу за углом дощечку.
   - А это что? - спросил он инженера.
   - Я не знаю, - всё ещё не мог поверить в случившееся инженер.
   - Ну, так подними и прочитай, - продолжал старший мастер.
   Инженер поднял дощечку и прочитал:
   - Не включать - работают люди!
   "Вот какой молодец! - подумал Борисов. - Теперь на ней твои отпечатки пальцев.
   - Позвольте, - начальник цеха протянул руку к табличке.
   Он взял её и внимательно осмотрел.
   - Да, именно такую и надлежит вешать на рубильник.
   "А теперь и мои отпечатки не вызовут подозрений".
   Он положил табличку на верстак и повернулся к старшему мастеру.
   - Вы скорую помощь вызвали?
   - Какая там помощь? - ответил тот. - Это же серная кислота. Вызвал, конечно, чтобы зафиксировать смерть.

***

   Наташа пришла домой очень поздно. Она посмотрела на Борисова и ухмыльнулась.
   - Хоть бы ужин приготовил!
   - Я, ужин? - не поверил своим ушам Борисов.
   - А что ты так удивляешься? Когда мне готовить? Я работаю на двух работах.
   - На двух? Это на каких же?
   - На основной и на дополнительной, куда ты меня устроил.
   - Я тебя устроил? - не понял он.
   - А кто же? На основной у меня всё в порядке, а на дополнительной я должна обслуживать шофёра вашего директора завода.
   - Ах, ты про это?! - наконец-то понял жену Борисов.
   - Про это, про это. И как на любой работе мне пришлось взять на себя повышенные социалистические обязательства.
   - Чего, чего? Говори толком.
   - Ну чего же тут непонятного? Я теперь не одного обслуживаю, а двоих.
   - Каких двоих?
   - Всё очень просто. Шофёр не может это делать дома: там у него жена и ребёнок. Мы занимаемся этим у его приятеля. Сам понимаешь, на каких условиях пускает нас приятель.
   - Вот урод! - вырвалось у Борисова.
   Он подошёл к жене и начал ласкать ей грудь. Та брезгливо оттолкнула его.
   - Хочешь сегодня быть третьим? - засмеялась она. - Так вот я не хочу. Мне сегодня хватило.
   После этого у Борисова пропало всякое желание не только ласкать женскую грудь, но и вообще подходить к ней.
   - У меня сегодня тоже трудный день, - пожаловался он. - Я из нашего списка троих вычеркнул.
   - Как это? - поинтересовалась жена.
   - Двоих насмерть, а с другим НКВД разберётся.
   - Господи, я-то считала, что грязнее моей работы не придумать, а у тебя...
   Она с сожалением просмотрела на мужа.
   - Ты их сам, своими руками?
   - Зачем так грубо? Это был просто несчастный случай.
  
   Как известно, женский ум в определённых аспектах несколько отличается от мужского. То, что отсутствует в мужских извилинах, и то, что этим извилинам понять не дано, характеризуется всего двумя словами - "женская логика". В вопросах интриг и коварства, дамам не нужно раскладывать всё по логическим полочкам, они, как говорится, сердцем чуют.
   Наташа, понимая, что муж не просто взвалил на неё свои проблемы, но и сам втянулся в эту грязную и, как теперь оказалось, кровопролитную войну, не столько поняла, сколько почувствовала, что его "работа" нисколько не легче, а может быть и тяжелее её.
   Она подошла к Борисову и прижалась к мужу.
   - Ты же не хотела, чтобы я был третьим, - сказал он.
   - Я не буду больше задавать тебе глупых вопросов, - сказала она.
   - Это меняет дело.
   Супруг обнял жену и повалил её на кровать.
  

***

   Чтобы закрыть очередное дело и передать его в суд, следователю необходимо было выяснить мотив совершения преступления. Вещественное доказательство, на котором были обнаружены отпечатки пальцев троих человек, красноречиво говорило о том, что преступление могли совершить три человека: старший мастер, начальник цеха и инженер по охране труда.
   "Один повесил табличку, второй снял её, - рассуждал следователь, - начальник цеха держал её в руках, когда сообщили, что произошёл несчастный случай".
  
   Опрашивая сотрудников цеха, он пытался выяснить не только, кто включил рубильник, но и зачем это надо было делать.
   - Когда вы обходили цех, табличка висела на рубильнике? - спрашивал он начальника слесарного участка.
   - Я точно не помню. Кажется, висела.
   - Мне нужно знать точно, - настаивал следователь.
   - Я только помню, что сильно першило в горле. Это от паров серной кислоты, - стал рассуждать логически начальник участка.
   - Я понимаю, что от серной кислоты. Меня интересует: висела на рубильнике табличка или нет?
   - Если это пары, то рубильник был выключен, - заключил свидетель.
   Следователь стал терять самообладание от тупости свидетеля.
   "Как такие начальниками работают? Их спрашивают про Фому, а они про Ерёму".
   - А если рубильник не был включён, то значит, его кто-то выключил.
   - Умопомрачительный вывод! - не сдержался следователь. - Вы же все вместе обходили цех.
   - Да, все вместе.
   - Значит, вы должны были запомнить - висит табличка или нет.
   - Да запомнить должен, - твёрдо ответил свидетель.
   Следователь облегчённо вздохнул и обмакнул перо в чернила.
   - Запомнить должен, - повторил свидетель, - но я не запомнил.
   Непонятно зачем эта комиссия вообще обходила цех. Никто из опрошенных не мог с точностью ответить на этот вопрос ни утвердительно, ни отрицательно. Только последний свидетель почему-то решил поговорить не о табличках, а о старшом мастере.
   - Я хорошо запомнил, как начальник цеха отправил его на участок заниматься безопасностью своих работников.
   - Стало быть, когда вы все задыхались от паров серной кислоты, его у рубильника не было?
   - Был. Это из-за его участка и воняла кислота.
   - В тот момент, когда вы подходили к слесарному участку, он был с комиссией?
   - Нет, он, кажется, дальше своего участка никуда не ходил.
   - Ну, хоть за это спасибо! - устало сказал следователь и прекратил допрос свидетелей.
  
   Докладывая начальнику отдела, он, как говорится, разложил всё по полочкам.
   - В момент прохождения комиссии по слесарному участку, вентиляция не работала - то есть рубильник не был включен. Старший мастер к этому времени был на своём участке.
   - Значит, подозреваемых двое? - заключил начальник.
   - Так точно, двое: начальник цеха и инженер по охране труда.
   - Что ещё удалось выяснить?
   - Больше ничего. Никто ничего не помнит.
   - Что из себя представляют подозреваемые, выяснили?
   - Так точно! Начальник цеха - наш информатор.
   - А инженер по охране труда?
   - Абсолютно заурядная личность. Нигде ничем себя не проявлял.
   - Значит, про него ничего сказать не можете?
   - Ну, разве что, он является дальним родственником бывшего начальника цеха.
   Начальник отдела закурил папиросу и подошёл к окну. Он стоял молча, выпуская изо рта сизые кружочки дыма и ничего не говорил.
   Томящая тишина длилась так долго, что следователь уже решил было прервать её, но начальник опередил.
   - А кто у нас бывшей начальник цеха? - вдруг спросил он.
   - Английский шпион, - ответил следователь.
   От собственного ответа у следователя задрожали колени. Он вдруг представил, что будет с ним, когда вскроется весь план шпионской сети, а он следователь заявлял, что один из исполнителей этого коварного замысла ни в чём себя не проявлял.
   Начальник отдела, будто прочтя мысли своего подчинённого, стал развивать и без того болезненную тему.
   - Значит, говорите абсолютно заурядная личность? Английский шпион сидит у нас, а его подельники - враги народа, совершенно спокойно проводят диверсию на нашем предприятии? Я бы сказал под самым носом наших правоохранительных органов.
   Начальник опять закурил папиросу и снова стал молча смотреть в окно.
   На этот раз следователь не посмел, не только прервать молчание, но и просто поднять глаза на своего шефа.
   - А может быть не под носом наших органов, а благодаря им?
   От этих слов у следователя на мгновение остановилось сердце. Кровь отхлынула от лица, и оно сделалось мертвецки белым.
   - Я разберусь, - еле слышно пролепетал он, - дайте только срок.
   - Срок мы тебе дадим, - пообещал начальник. - Если не разберёшься, такой срок вкатаем - мало не покажется!
  
   На этот раз палачу пришлось поработать с полной отдачей. Следователь предупредил его, что если допрашиваемый не признается в совершении диверсии на заводе, то допрашивать уже будут их: следователя и палача. Палач не совсем понимал, причём тут он, но глупых вопросов следователю задавать не стал, так как хорошо знал, что когда рубят лес, щепки летят во все стороны. В том, что он - сержант НКВД был щепкой, никаких сомнений не было.
   Вложив в удар всю свою силу, сержант услышал, как захрустели кости врага народа. Жертва лежала на полу и не шевелилась. Следователь обеспокоенно посмотрел на сержанта.
   Тот склонился над телом инженера по охране труда и облегчённо улыбнулся.
   - Жив. Дышит.
   - Ты смотри, мне от него признание нужно.
   - Что же я не понимаю? Сейчас очухается и продолжим.
   Палач взял ведро с водой, которое было приготовлено заранее, и вылил воду на голову инженера. Тот зашевелился и открыл глаза.
   - Я же говорил! - сказал сержант, - раньше, чем положено не помрёт.
   Он поднял тело и повернул голову несчастного к следователю.
   - Что ты упрямишься, глупый, всё равно ведь во всём признаешься, - как-то по-отечески сказал сержант.
   Я не понимаю, что вы от меня хотите?
   Палач не выдержал и ударил инженера в живот.
   - Вот ведь сволочь какая упрямая! - не сдержался он.
   Жертва опять потеряла сознание.
   - Обожди, - осадил его следователь, - мне кажется, что он действительно не понимает, что от него хотят.
   - А что тут непонятного? - удивился палач.
   - Ты же его по голове бил, вот он и не понимает.
   - Хорошо, я ему теперь руки переломаю.
   - Руки нельзя. Руками он должен подписать свои показания.
   - Что же тогда можно? Ноги у него уже сломаны.
   - Ну, это твои проблемы, а не мои.
   Инженер пришёл в сознание и умоляюще посмотрел на следователя.
   - Я ничего не понимаю, - проскулил он.
   - Я помогу тебе, - пожалел его следователь.
   Он достал из стола фотографию и показал её инженеру.
   - Ты знаешь, кто это такой?
   Инженер утвердительно кивнул головой.
   - Вот и чудненько, - похвалил его следователь, - диалог, кажется, начался.
   - Это Иванов, - сказал инженер.
   - Не просто Иванов, а кавалер ордена трудового красного знамени.
   - Я этого не знал.
   Сержант ударил инженера по сломанной ноге. От боли несчастный повалился со стула, но палач его удержал.
   - Давайте договоримся, что в этом кабинете не нужно произносить таких слов, как: не помню, не знаю...
   - Да, да, я узнаю. Это Иванов кавалер ордена трудового красного знамени.
   - Палач улыбнулся и дружески похлопал инженера по плечу.
   - Рубильник включил ты? - спросил следователь.
   - Да, меня об этом попросил начальник цеха Борисов.
   Следователь посмотрел на сержанта и тот сразу понял его. Удар по сломанной ноге повторился.
   - Нет, нет, он меня не просил включать! Это я сам включил!
   - Вот это уже ближе к истине, - похвалил следователь. - Давай теперь вспомним, кто тебя об этом попросил.
   У инженера от страха задрожали губы.
   - Я, я, - лепетал он.
   Инженер хотел сказать, что не знает этого, но он прекрасно помнил, что таких слов в этом кабинете говорить было нельзя.
   - Я сам.
   - Ты сам? - удивился следователь. - Ты сам решил совершить убийство кавалера ордена трудового красного знамени?
   - Я его не...
   Инженер чуть было не сказал, что никого не убивал, но вовремя посмотрел на суровое лицо сержанта.
   - Ты хочешь сказать, что провести эту диверсию на заводе заставил тебя кто-то другой?
   - Какую диверсию?! - вырвалось у несчастного.
   Палач будто бы ждал этого возгласа. Он сбил несчастного со стула и начал избивать его своими огромными сапогами.
   - Эй, эй! - попытался остановить его следователь.
   Однако тот будто не слышал его.
   - Я сказал - хватит!
   Следователь встал со своего места и силой оттащил палача от жертвы.
   - Я же сказал, что он мне нужен живой!
   - Извините - не сдержался, - оправдывался сержант. - Не могу видеть, как этот враг народа пытается выскользнуть из наших рук.
   - Из наших рук ещё никто не выскальзывал, - усмехнулся следователь.
   Он подошёл к лежащему инженеру и внимательно посмотрел на него.
   - По-моему он того...
   Перепуганный палач склонился над жертвой.
   - Нет, дышит.
   Жертва медленно открыла глаза. Следователь вытащил из стола фотографию Королёва и показал её инженеру.
   - Это он попросил тебя совершить эту диверсию?
   - Он, - слетело с губ инженера.
   Следователь заполнил протокол допроса и взглянул на инженера.
   - Вот и всё. Осталось только подписать всё, что ты рассказал нам.
   Палач подтащил изуродованное тело к столу и вставил в пальцы ручку.
   - Вот здесь, - указал следователь.
   Распухшая от побоев рука вывела на протоколе некое подобие подписи и выронила ручку.
   - На сегодня хватит, - сказал следователь. - В камеру его!
   Сержант, понимая, что жертва не может передвигаться на сломанных ногах, обхватил инженера, чтобы перетащить его в камеру, но тот вывернулся каким-то образом и зацепился за стол следователя руками.
   - Не было этого! Никто меня ни о чём не просил! - закричал он.
   Инженер занёс руку, чтобы схватить протокол, который только что подписал, и вырвал его у следователя.
   - Ах, ты гад! - сержант выпустил жертву из своих объятий.
   Упав на пол, инженер хотел было разорвать протокол, но моментально получил удар по голове сапогом. Палач поднял протокол и подал его следователю.
   - Хотел уничтожить - вражина!
   Следователь вложил протокол в дело и запер папку в сейф.
   Сержант снова обхватил инженера. Неожиданно он отпустил его и испуганно посмотрел на следователя.
   - По-моему он готов.
   - Теперь можно. Протокол подписан.
  
   Николаю Николаевичу, после того, как он ознакомился с материалами дела, разрешили написать домой только одно письмо и то при условии, что в нём Королёв посоветует своей родне отречься от него.
   Взвесив все "за" и "против", он пришёл к выводу, что это единственная возможность хоть как-то защитить свою семью.
   Он написал письмо, в котором "честно" признался, что является английским шпионом, организатором террористических актов, направленных на дискредитацию Советской власти и отдал его следователю.
   Дело по разоблачению шпионской сети было закончено. Следователь положил папку в сейф и придался мечтам о том, как его наградят за поимку врагов народа. Скорее всего, его повысят в звании, а может быть, даже наградят орденом.
  
   Глава 4
   Машу вызвали к директору школы прямо с урока. Завуч подменила её, сказав, что случилось что-то чрезвычайное.
   Войдя в кабинет директора, Маша увидела, как та отворачивает от неё глаза и всё поняла. Она села на стул и стала ждать своей участи. Правда, директор тоже не торопилась начинать разговор. Она смотрела в окно и вспоминала, как совсем недавно была в гостях у Королёвых на новоселье.
   - Меня вчера из квартиры выгнали, - сказала Маша.
   - Уже? - спросила директор.
   Маша молча кивнула головой.
   - Где же ты живёшь?
   - У мамы.
   - Если ты не отречёшься от него и тебя и маму...
   Директор не договорила.
   - Я знаю. Он писал мне.
   - Откуда?
   - Оттуда.
   - И что он тебе написал?
   - Написал, что является английским шпионом, что специально внёс рационализаторское предложение, чтобы совершить террористический акт, направленный на убийство кавалера ордена трудового красного знамени. Просил, чтобы я отреклась от него и поменяла фамилию.
   - Что ты решила?
   - Я не отрекусь.
   - Пойми меня правильно, я директор школы, а ты учишь детей.
   - А мой муж английский шпион и враг народа, - продолжила за директора Маша.
   - Ты всё прекрасно понимаешь.
   Маша поднялась со стула и чуть не упала. В глазах замелькали чёрные пятна, голова закружилась.
   Директор налила из графина воды и подала Маше.
   - Домой не ходи, - прошептала она, подавая стакан.
   - Почему?
   - После того, как ты уйдёшь, я позвоню туда и сообщу о твоём решении.
   Директор подождала, пока Маша пила воду, после чего забрала стакан и снова прошептала:
   - А может, отречёшься? Он же сам тебя просил.
   - А как я после этого жить буду? - спросила Маша, - чему я смогу научить детей?
   - Ты же понимаешь, что будет после того, как я туда позвоню? Ночью приедет воронок и всё.
   - Я маму под удар не подставлю.
   - Тебе даже в городе оставаться нельзя.
   Маша посмотрела на директора и попросила:
   - Можно я посижу у вас десять минут. Меня ноги не слушаются.
   - Посиди, - сказала директор. - Это всё, что я могу сделать для тебя.
   Отсидевшись, Маша поднялась и, не прощаясь, вышла из кабинета.
   Ноги сами несли её куда-то. Глаза, залитые слезами, практически ничего не видели.
   "На вокзал, - стучало в голове. - Уехать. Неважно куда, главное подальше от дома, подальше от родных, от знакомых".
   Неожиданно рядом резко затормозила машина. Из неё вышли два молодых человека в длинных чёрных плащах, и подошли к ней.
   - Вы гражданка Королёва? - спросил один.
   - Я.
   - Вы должны проехать с нами.
   У Маши всё закружилось, она потеряла сознание и упала.
  

***

   Борисов достал белоснежную скатерть и прижал её к лицу. Дивный запах чистого белья заполнил лёгкие свежестью и какой-то невесомостью. Сама материя, накрахмаленная до такой степени, что даже слегка похрустывала в руках, напоминала гладкую девичью кожу, прикоснувшись к которой невозможно оторваться.
   Борисов посмотрел на жену и отметил:
   "Да, кожа у неё не та! Даже обыкновенная скатерть куда приятней, чем её кожа".
   - Ты зачем скатерть мнёшь? - спросила супруга.
   Он положил скатерть на стол и отошёл в сторону.
   Жена подошла к мужу и спросила:
   - А помнишь, как мы начинали?
   - Лучше и не вспоминать, - ответил он.
   - А я иногда вспоминаю.
   - Нашла, что вспомнить! Грязные, холодные бараки. Даже туалета в помещении не было.
   - Зато теперь не квартира, а дворец!
   - Да, помнишь, как мы совсем недавно были в этой квартире в качестве гостей на новоселье?
   - Помнишь, как я говорила тебе, что настанет день, когда подчинённые будут приходить к тебе в гости не зависимо от того, хочется им этого или нет?
   Борисов обошёл квартиру и остановился в прихожей.
   - Ты что, Миша?
   - Это тут было, - ответил он.
   Наташа подошла и остановилась рядом с мужем.
   - А вдруг гости также, как ты вспомнят это?
   - Не вспомнят, - твёрдо сказал Борисов.
   - Почему ты так думаешь?
   - Их никого не осталось.
   - То есть, как не осталось?
   - Самого взяли на следующий день, двое сварились в кислоте, одного забили до смерти в НКВД, а последнего я перевёл с повышением в Сибирь.
   - Вот как всё обернулась. - В голосе Наташи прозвучали нотки сожаления.
   - И не надо никого жалеть. На войне, как на войне.
   - Война? Причём тут война? - не поняла супруга.
   - Тут либо они нас, либо мы их.
   - Они нас, мы их, неужели нельзя по-другому?
   - Конечно нельзя. Он предложил установить редуктор и заработал себе лавры рационализатора, а я предложил убрать этот редуктор и заработал себе лавры ликвидатора террористического заговора. А цель одна - вот эта замечательная квартира. Так что, как ни крути - война и есть война, а я в этой войне победитель. Все противники уничтожены.
   Супруга помрачнела и как-то исподлобья посмотрела на Борисова.
   - Не все, - сказала она тихо.
   Борисов сразу догадался, кого супруга имела в виду.
   - А ты говоришь, причём тут война? Как же я про него забыл?
   - Не про него, а про них, - поправила Наташа.
   - Да, да, я помню, ты рассказывала - их теперь двое.
   - Трое.
   - То есть как трое!?
   - А вот так. Если ты не вмешаешься, скоро станет четверо.
   - Что значит четверо!? - мы так не договаривались.
   - Мы и на двоих не договаривались, - проскулила Наташа.
   Лицо Борисова сделалось серьёзным. Он представил, как пьяная морда водителя будет лыбиться, глядя на него, а может быть даже начнёт отпускать пошлые шутки, смысл которых будет понятен всем.
   - А новоселье перенести нельзя? - спросил он.
   - Это невозможно. Гости придут через несколько часов.
  

***

   Второе новоселье в одной и той же квартире проходило точно по тому же сценарию, что и первое. Правда об этом знали только три человека: хозяин, хозяйка и водитель директора завода, который привёз поздравление счастливым обладателям отдельной квартиры.
   Хозяин заполнил водкой свою стопку и, строго посмотрев на гостей, провозгласил:
   - За нашего любимого вождя всех времён и народов - товарища Сталина!
   Гости за этот тост выпили стоя всё до последней капли.
   Борисов обвёл гостей взглядом и несколько дольше задержался на водителе директора. Он был, как и тогда без галстука. Как и тогда на его лице не дрогнул ни единый мускул, когда он пил. Выпив, он положил стопку, хитро посмотрел на Борисова, подмигнул ему и перевёл взгляд на Наташу.
   - Вот ведь сволочь! Надо его напоить так, чтобы этот поганый язык отсох! - прошипела она и опустила глаза.
   Что касается "напоить", то здесь учить Борисова было не надо. Правда, на этот раз Михаил Александрович старался контролировать себя. Он изредка подносил к губам стопку и, увидев, что на него никто не смотрит, ставил её на стол нетронутую. А иногда просто пропускал тост, сделав вид, что не заметил его. Что касается тостов, в честь партийных вождей, руководства и Революционных завоеваний, то здесь промашек не было - Борисов пил первым и до дна.
   К моменту появления гармошки, Борисов хоть и был выпивши, но вполне отдавал себе отчёт, что частушки петь ему не надо.
   Водитель же не ставил перед собой никаких ограничений. Стоило появиться гармошки, как он вылез из-за стола, выкинул вперёд правую ногу, звонко ударил по ней ладонью и пустился в пляс. Через минуту к своему танцу он добавил частушки. Когда известные куплеты были исчерпаны, водитель начал в такт музыки выкрикивать всё, что придёт в голову.
   Оказавшись рядом с Наташей, он подмигнул ей и пропел:
  -- Отдалась я казаку,
   Провела всю ночь в полку.
   С мужиком я разведусь
   И в казарме пропишусь.
  
   Наташа не выдержала, покраснела и убежала на кухню.
   Услужливые гости, увидев, что хозяйке очень не понравились частушки, поспешили вывести подвыпившего дебошира из квартиры.
   Новый инженер по охране труда ухватил шофёра за локоть и подвёл к выходной двери.
   - Достаточно, ты слишком много выпил, - приговаривал инженер. - Пора домой.
   Проходя мимо Борисова, шофёр подмигнул ему и прошептал:
   - Сегодня я не в форме. Пусть завтра приходит.
   После ухода водителя с плеч Борисова словно свалилась гора. Однако настроение у хозяина и хозяйки было испорчено окончательно. И как бы ни старались они натягивать улыбки, от гостей это обстоятельство скрыть не удалось.
  

***

   После совещания директор завода попросил Михаила Александровича задержаться. Вероятно, тема, которую он хотел обсудить, была конфиденциальной. Директор не начинал разговор до тех пор, пока посторонние не покинут кабинет. Он нервно барабанил пальцами по столу и ждал того момента, когда сможет остаться с Борисовым наедине. Заметив, что стук пальцев привлекает внимание Борисова, он попытался прекратить, но у него не получилось. Руки не желали успокаиваться. Директор взял нож для бумаги, сделанный в виде офицерского кортика и начал крутить его в руках. Он вертел его так быстро, что кортик, не выдержал этого испытания, выскочил из рук хозяина, и упал к ногам Борисова. Михаил Александрович нагнулся, поднял его за лезвие и начал рассматривать.
   - Как настоящий, - сказал он.
   - Подарок, - пояснил директор. - Клинок, конечно, не боевой, пригоден лишь для нарезания бумаги, но остриё такое острое, что способно превратиться в настоящее оружие.
   Директор в какой-то степени даже был рад, что кортик выскользнул из рук. Затянувшеюся паузу надо было как-то заполнять, а сотрудники, как назло, не торопились уходить. Что касается своей любимой игрушки, то о ней он мог говорить часами.
   - Крепление клинка к рукоятке ослаблено специально, чтобы его нельзя было отнести к боевому оружию, но если удар будет нанесён перпендикулярно поверхности - он мало чем уступит боевому.
   - Я таких никогда не видел, - поддержал разговор Михаил Александрович.
   - И не увидите. Этот кортик мне привезли из Великобритании.
   - Из Англии? - переспросил Борисов.
   - Из Англии.
   "Кортик из Англии, а Королёв английский шпион, - простучало в голове Борисова. - Интересное совпадение".
   Сотрудники наконец-то покинули кабинет. Директор перевёл взгляд от игрушки к Михаилу Александровичу. Борисов положил кортик на раскрытую папку, с которой он пришёл на совещание и стал внимательно слушать начальника.
   - Мне слало известно, - начал директор, - о недостойном поведении моего водителя на вашем новоселье. Его пьяные и пошлые куплеты не имеют никаких оправданий. Я уже строго поговорил с ним...
   - Он не извинялся передо мной, - сказал Борисов.
   - Я знаю. Более того, он заявил, что имеет о вас такую информацию, что в неё поверить трудно.
   - Какую информацию? - Михаил Александрович в испуге закрыл свою папку и прижал её к груди.
   - Да вы только не волнуйтесь так, - стал успокаивать его директор. - Кто же поверит пьяному бреду?
   - Он, что и сегодня пьян? - спросил Борисов.
   - Ушёл в запой. Как только протрезвеет - уволю. Именно поэтому я и приношу вам за него извинения.
   Неприятная миссия директора была выполнена. Борисов, поклонился и, прижав к себе папку, вышел из кабинета.
  
   Запой хоть и считался серьёзным нарушением трудовой дисциплины, на практике таковым являлся весьма условно. Нет, если кто-нибудь из инженеров или руководства уйдёт в запой - тут пощады не жди. Увольнение с работы, лишение партбилета - это весьма лёгкое наказание. Скорее всего, пришьют вредительство, буржуазное растление или ещё что-нибудь в этом роде. А с такими формулировками без тюремного срока просто не обойтись.
   Однако, если точно такое же нарушение совершает рабочий человек, случившемуся придаётся так сказать аспект социальный, а не политический. Помилосердствуйте, скажете вы, какой же здесь может быть социальный аспект? Обыкновенный пропойца, человек без стыда и совести, муж, который вместо того, чтобы любить свою жену, любит только водку, отец, который вместо того, чтобы материально обеспечивать своих детей, обкрадывает их, пропивая всё, что только можно пропить. А если пропить больше нечего? Нет, он и тогда не остановится - в ход идёт всё: и воровство и грабёж, и разбой.
   Нет, такой социальный аспект нам не нужен. Этак мы всех рабочих запишем в воров, грабителей и разбойников. Ведь ни для кого не секрет, что рабочий человек не может существовать без водки. Она у него в крови. А государство у нас какое? Государство у нас рабочих и крестьян. А партия у нас какая? Партия у нас рабочая. Стало быть, все эти буржуазные рассуждения надо выбросить, забыть, а вспомнить действительно социальный аспект. Вспомнить, что буржуи и капиталисты веками спаивали несчастных рабочих, вспомнить, что на доходы от водки царь - кровопийца содержал целую армию. Причём же тут рабочий? Что же у него, бедного, может быть в крови, кроме водки? Нет, вы уж, пожалуйста, наших рабочих не обижайте! Для трудового человека это явление - социальное, можно сказать - болезнь. И болезнь тяжёлая, сложная, требующая долгого и изнурительного лечения. А чтобы никто не обидел нашего рабочего, от интеллигенции и прочих прослоек, не имеющих ни малейшего понятия о революционной борьбе, его защищает целая армия - профсоюз, без разрешения которого никто: ни начальник, ни директор, ни сам министр не сможет уволить несчастного труженика, ведь члены профсоюза ни кто иные, как те же самые рабочие, которые сами не прочь заложить за воротник при оказии стаканчик, другой.
  
   Сбившись со счёта выпитым бутылкам, водитель директора, глядя остекленелыми глазами на собутыльников, пытался разъяснить им политику партии и правительства.
   - Кто же меня может уволить? - объяснял он. - Я кто? Гегемон. А он кто? Сраная интеллигенция. Я рабочий класс, а он какая-то вшивая прослойка.
   - Кто он? - не понял один из собутыльников.
   - Это Петрович директора имеет в виду, - пояснил своему товарищу второй собутыльник.
   - Я представитель великого рабочего класса! А он? Никто. Плюнуть и растереть!
   Петрович попытался сосредоточить на своих собеседниках взгляд, но ему это не удалось. Вероятно, поэтому он решил углубить эту тему.
   - На таких, как я вся наша страна держится! Да что там страна? Мир!
   - Ну, ты хватил! Уж прямо мир? - усомнился товарищ.
   Эта реплика обидела оратора.
   - Да, мир! Мы делали мировую революцию...
   - Мы не делали мировую революцию, - опять поправил его оппонент. - Наша революция победила только в России.
   - В таком серьёзном вопросе по-трезвому не разобраться, - вставил второй товарищ.
   Последнее утверждение прозвучало, как аксиома - истина, не требующая доказательств. Стаканы снова заполнились прозрачной жидкостью, а мозг получил заряд такой ясности, которая позволяла решить практически любой вопрос.
   - О мировой революции говорили ещё Владимир Ильич Ленин и товарищ Троцкий! - начал развивать свою мысль Петрович.
   Стоило прозвучать фамилии "Троцкий", как хмель моментально покинул собутыльников Петровича. Они переглянулись и со страхом посмотрели на него.
   - Вы что? - не понял он.
   - Нам пора, - почему-то сказал первый.
   - Да, да, мы опаздываем, - поддержал его второй.
   Друзья моментально собрались и скрылись: будто бы их и вовсе не было.
   - Что случилось!? Вы куда!? - кричал им в след Петрович, - но от друзей и духа не осталось.
   Отхлебнув немного из бутылочки и подумав, он вдруг догадался о причине бегства друзей.
   - Идиоты! - Крикнул им вслед Петрович. - Я же совсем не то имел в виду!
   Будто услышав его слова, за дверью послышались чьи-то шаги.
   - Вот и правильно! - сказал Петрович. - Я знал, что вы вернётесь. Сейчас допьём и во всём разберёмся.
   Он встал и, пошатываясь, подошёл к двери, чтобы открыть её. Однако дверь распахнулась сама.
   Петровича ослепила какая-то яркая вспышка. Сразу же со вспышкой противный и резкий визг разорвал уши. Неожиданно визг и вспышка исчезли. На смену им пришла кромешная тьма и тишина.
  

***

   Техническая комиссия под председательством директора завода рассматривала вопрос о реконструкции гальванического участка. Суть реконструкции сводилась к тому, что проект старого начальника цеха, подлежал низложению, а предложение нового надлежало принять, несмотря на ряд существенных недостатков. К недостатком следовало отнести снижение производительности труда в несколько раз, что касается преимуществ, то их вовсе не было. Однако в этом вопросе следовало учесть, что рационализаторское предложение по повышению производительности труда внёс не кто иной, как враг народа, английский шпион. И внёс он его отнюдь не для повышения производительности труда, а для совершения террористического акта. Это обстоятельство и было решающим. По сути, реконструкция давно была выполнена, а совещание лишь формально реагировало на доблестную работу НКВД.
   Директор понимал формальную необходимость проведения совещания и слушал выступающих со скучным выражением лица. Выступающие тоже понимали, что вопрос решён другими инстанциями и их выступления ровным счётом ничего не меняет. Однако каждый добросовестно играл свою роль и неудачно старался сделать вид, будто от него что-то зависит.
   Единственный, кто действительно волновался, был новый начальник цеха - автор низложения вражеского предложения. Михаил Александрович крутился на стуле и нервно вертел в руке карандаш. Последний уже несколько раз падал, но хозяин всякий раз поднимал его. Последний раз карандаш упал и закатился под стол директора. Михаил Александрович опустился на колени и попытался вытащить его из-под стола.
   - Товарищ Борисов! - прервал совещание директор, - прекратите ползать под столом. Если хотите я подарю вам новый карандаш.
   Директор вытащил из стакана карандаш и подал Борисову.
   Когда закончилось совещание, никто из сотрудников не обратил внимания, что Михаил Александрович выходя из кабинета, держал в руке два карандаша.
  

***

   Докладывая о раскрытии очередного уголовного дела, следователь был краток.
   - Обыкновенная пьяная драка, - говорил он. - Выпито было столько, что непонятно, как они не умерли от отравления алкоголем.
   - Подозреваемые арестованы? - спросил начальник?
   - Так точно.
   Однако начальника что-то не устраивало. Он листал дело и вчитывался в каждый документ.
   - А вот подозреваемые своей вины не признают.
   - Кто же будет признаваться в убийстве? - удивился следователь.
   - Свидетели также прямо не указывают этого. Они показывают только то, что собутыльники пьянствовали и громко кричали.
   Начальник перевернул несколько листов и прочитал.
   - Сосед несколько раз выкрикивал имя Льва Давыдовича Троцкого.
   Начальник положил дело на стол и посмотрел на следователя.
   - А вы хотите представить всё как убийство на бытовой почве. Что можете сказать про орудие убийства?
   Следователь вытащил из конверта клинок и протянул начальнику.
   - А рукоятка где? - спросил тот.
   - Её не было.
   - То есть, как не было? Как можно было отломать рукоятку?
   - Это не боевое оружие, - стал объяснять следователь. - Это нож для разрезания бумаги. Место крепления клинка к рукоятке специально ослаблено, чтобы нельзя было воспользоваться в боевых целях.
   - Однако воспользовались.
   - Так точно, воспользовались. Поэтому рукоятка и сломалась.
   - А кто у нас подозреваемые? - спросил начальник.
   - Один слесарь, а второй водопроводчик.
   - Зачем слесарю или водопроводчику нож для разрезания бумаги?
   Следователь не смог ответить на этот вопрос. Начальник достал из стола свой нож и стал сравнивать его с вещественным доказательством.
   - Я, например, своим вскрываю конверты, а водопроводчик что им вскрывает?
   Он вернул клинок следователю.
   - Странное лезвие. Совсем не похоже на моё.
   - Этот нож сделан в виде офицерского кортика, - пояснил следователь. - Английская работа.
   - Английская? - удивился начальник.
   - Английская, я узнавал.
   - Английский кортик у водопроводчика! Это что-то из области фантастики.
   - Он мог принадлежать убитому.
   - А кто у нас убитый?
   - Шофёр.
   - Хрен редьки не слаще. Какая разница, водопроводчик или шофёр?
   - Он директора завода возил.
   - А вот это уже интересней. Какого завода?
   - Того самого, где кавалера ордена трудового красного знамени в серной кислоте сварили.
   - Там ещё английский шпион фигурировал?
   - Так точно! - ответил следователь.
   - Шпион английский и кортик английский, - задумчиво произнёс начальник.
   Теперь следователю стало всё ясно. Он не смог скрыть своего восхищённого взгляда на шефа.
   - Вы за пять минут сделали больше, чем я за несколько дней!
   - Поэтому начальником являюсь я, а не вы, - самодовольно заметил шеф. - Пальчики на клинке остались?
   - Так точно, остались!
   - Так что же вы стоите? Действуйте!
  
   Прозорливость шефа всегда удивляла следователя, но сегодня она превзошла все ожидания: Всего за пять минут раскрутил дело так, будто он сам был на месте преступления.
   Следователь, не теряя времени, произвёл обыск у директора завода и нашёл то, что расставило все точки над "i". Под письменным столом была обнаружена рукоятка кортика. Мало того, отпечатки пальцев директора, отпечатки на клинке и на рукоятке совпадали. Показания соседей свидетельствовали о том, что и сам убитый и его собутыльники принадлежали к троцкистской группировке. Оставалось отработать так называемый английский след, но это, как говорится - дело техники.
  
   Глава 5
   Не застав своих мучителей в условленном месте, Наташа уже в третий раз возвращалась домой раньше, чем положено. С одной стороны она была рада этим незапланированным выходным, более того, где-то в глубине души она надеялась, что эти "животные" отстанут от неё, но с другой стороны, такое резкое падение интереса к ней, как к женщине в какой-то степени обижало. Кроме этого, ещё одно чувство не давало покоя - это любопытство: чувство очень сильное, присущее, пожалуй, любой женщине.
   Именно это чувство заставило наложницу, которая совсем недавно видеть не могла противные физиономии своих истязателей, украдкой пробраться к дому водителя, чтобы всего лишь раз, может быть последний, посмотреть на него. Увы, но её ожидания ни к чему не привели. Прождав несколько часов и ничего не дождавшись, Наташа присела на скамеечку, чтобы хоть немного отдохнуть перед тем, как идти домой.
   Рядом с женщиной практически сразу приземлились две старушки, по лицам которых можно было догадаться, что не виделись они лет сто или даже больше, так как трещали без умолку, стараясь перекричать друг друга.
   Наташа, думая о своём, не придавала значению их разговору и воспринимала его, как обыкновенный шум, фон, скорее даже дополнение к уютному жилому дворику, который без болтающих старушек и представить трудно. Однако одно слово, вылетевшее из их уст, заставило обратить на них внимание и прислушаться. Это слово было - "Петрович".
   - Быть не может! - воскликнула старушка, всплеснув руками.
   - Истинный крест! - ответила ей подруга и размашисто перекрестилась.
   - Ты с крестом-то поосторожней, а то ещё загремим в кутузку. Так он жив или сидит? - переспросила подруга.
   - Как же он может быть жив, если ему нож в горло воткнули.
   - А кто воткнул-то?
   - Вот чего не ведаю, так не ведаю, - ответила старушка. - Знаю, что их там целая банда была: все, как есть - троцкисты. Скорее всего, покушение на товарища Сталина готовили.
   - А Петровича за что убили? Он помешать им хотел?
   - Я же говорю тебе, что не знаю. Если бы знала - сказала.
   - Это какого Петровича? - не выдержала Наташа. - Водителя директора завода?
   Старушки, доселе не замечавшие посторонних, с удивлением посмотрели на незваную собеседницу. Сначала они хотели отругать женщину за то, что она влезла в разговор, но вместо этого та, которая поведала эту историю, сказала:
   - Его самого. А ты почём знаешь?
   Вместо ответа изумлённая женщина встала и, не говоря ни слова, удалилась.
   - Кто это? - спросила старушка свою подругу.
   - Не знаю, - ответила та.
   - А не полюбовница ли это нашего Петровича? - таинственно предположила первая.
   Вместо ответа подруга всплеснула руками и закрыла ими лицо.
  
   Наташа находилась в каком-то непонятном состоянии: С одной стороны она понимала, что все её неприятности закончились, но с другой то, каким образом они закончились, приводило в ужас. А самое главное она почти наверняка знала, кто всё это устроил. Именно это "почти" не давало покоя. А вдруг это всего лишь совпадение? А вдруг и Петрович и его знакомые действительно были троцкистами? А если даже это был муж, что из того? Ведь он защищал её - свою жену. Однако, как бы Наташа не успокаивала себя, тревога не исчезала, а наоборот с каждым днём возрастала. Как-то поздно вечером, уложив ребёнка спать, она набралась смелости и спросила у мужа:
   - В твоём списке много фамилий осталось?
   - Все вычеркнуты, - ответил супруг.
   Чувствовалось, что он не хотел говорить про список и искал повода изменить тему разговора.
   - Ты Лёшку уложила? - спросил он.
   - Да, он уже уснул, - ответила Наташа.
   - Значит и нам пора. А то в последнее время мы так уставали, что в постели кроме, как спать, ничего не делали.
   Муж как-то слащаво улыбнулся, ухватил Наташу за талию и увлёк за собой в спальню.
   Далее случилось то, что и должно случиться с мужчиной и женщиной, лежащих под одним одеялом, тем более, если они муж и жена. И хотя ничего нового между супругами не произошло, новизна всё же присутствовала.
   Исполнив свой супружеский долг, Михаил Александрович сладко зевнул, отвернулся от жены и натянул одеяло до самых глаз. Наташа не только ничего не почувствовала, но и не успела сообразить, что произошло.
   - И это всё? - вырвалось у неё.
   - А что ты ещё хотела? - не понял муж.
   - Как-то всё быстро, я даже ничего не успела понять.
   - Раньше тебя всё устраивало, - проворчал муж и захрапел.
   "Так ведь это раньше" - подумала Наташа, но ничего не сказала.
  
   После ареста директора завода, всех сотрудников волновала только одна тема: Кто станет новым руководителем? Претендентов было много, но все понимали, что решение будет выносить не коллектив, а горком партии. Не исключено, что на завод пришлют чужака, так бывало часто, когда партийные органы не совсем доверяли коллективу. Этот вариант не устраивал никого. Новый руководитель на ведущие должности будет ставить своих знакомых, а это значит, что свои - заводские будут увольняться, и кто может сказать, какие основания для этого найдёт новый руководитель? Именно поэтому на заводе негласно было объявлено чрезвычайное положение: Сотрудники старались из последних сил, они хотели, чтобы их старания были замечены либо тем своим, кто будет вскоре командовать ими, либо чужаком, который наверняка инкогнито уже присматривается к коллективу и где-то в своём блокноте ставит против соответствующей фамилии либо бледную галочку, либо жирный крест. Основная масса сотрудников задерживалась допоздна, а некоторые и вовсе не уходили домой, а оставались ночевать на заводе. Правда следует отметить, что среди командиров производства были и те, которые совершенно не волновались назначением нового директора. Они заканчивали работу вовремя, успевая со всеми делами справиться в рабочее время.
   Михаил Александрович, что называется, дневал и ночевал на заводе. В те редкие дни, когда ему удавалось не прийти, а скорее приползти домой, он наскоро что-то проглатывал на кухне, падал на кровать и засыпал даже не успев раздеться. Наташа переодевала мужа и вместо того, чтобы разделить с ним ложе, шла на кухню, чтобы приготовить ему что-нибудь вкусненькое с собой, ведь кто его знает, когда он снова окажется дома?
   - Я сегодня точно не приду, - сказал как-то жене Михаил Александрович, уходя на работу.
   - Возьми с собой пирожков, - предложила жена.
   - От этой сухомятки гастрит недолго схлопотать, - ответил он вместо "спасибо".
   - Что же я ещё могу тебе предложить?
   - Сделай-ка полноценный обед и приноси вечером к проходной.
   - К проходной? А Лёшенька? С кем я его оставлю?
   - Сама понимаешь, какое сейчас положение, - ответил Борисов. - Запри на ключ - не маленький уже.
   - На ключ?
   - Ну, если не хочешь на ключ, попроси маму посидеть.
   Конечно, Наташа попросила маму. И не просто посидеть, а взять внука на весь вечер с ночёвкой. За это время она надеялась не только приготовить обед, но и убрать всю квартиру до которой в последнее время никак не доходили руки.
   Приготовив борщ, котлеты и компот, она, обложив своё творение подушками, дабы не остыло, подошла к заводу, когда дневная смена уходила с работы.
   Людская толпа, подобно лавине, извергалась из проходной и, заполняя прилежащую улицу, практически сметала всё на своём пути. Каждый, соприкасаясь с этой серой, плотной массой, не в силах противостоять ей, сливался с потоком и приумножал его.
   Наташе пришлось проявить изворотливость и даже изобретательность, чтобы не попасть в этот поток и сохранить горячий обед.
   Михаил Александрович появился так неожиданно, что она даже испугалась, увидев его.
   - Ой, Это ты?
   - Я, а разве ты кого-то другого ждала?
   - Нет, просто здесь так много народу...
   - Ты принесла?
   - Да, я приготовила борщ и твои любимые котлеты.
   Борисов забрал у жены сумку, и вытащил из них кастрюли.
   - Эти подушки мне не нужны. Отнеси их домой - протянул он назад сумку с подушками.
   Борисов сказал это и тут же растворился в серой заводской массе. Наташа, сколько ни всматривалась в толпу, никак не могла отыскать глазами своего мужа. Она, закруженная заводским водоворотом, ещё долго стояла с сумкой и подушками в руках, наблюдая, как улица из русла взбунтовавшейся реки снова превращалась в обыкновенный городской ландшафт, ничем не отличающейся от других улиц.
   - Вы что ж спать сюда пришли? - услышала она совсем рядом.
   Девушка обернулась и увидела симпатичного молодого человека, который стоял рядом с ней и, улыбаясь, смотрел на торчащие из сумки подушки. Тоненькая футболка облегала широкую атлетическую грудь незнакомца, а бицепсы, выглядывающие из-под коротеньких рукавов, походили на крутую морскую волну, которая, собрав всю свою силу, приготовилась обрушиться на каменистый берег. Женщина скинула в своём воображении всю одежду незнакомца и стала любоваться им, забыв об элементарных правилах приличия. Незнакомец расценил этот взгляд по-своему: он подумал, что шутники прицепили ему сзади хвост или что-нибудь смешное. Он стал изворачиваться, пытаясь заглянуть себе за спину и шарить руками сзади, пытаясь нащупать предмет столь пристального внимания.
   - Нет, нет, - рассмеялась Наташа, - у вас сзади всё в порядке. Я просто задумалась.
   Молодой человек успокоился. Он подошёл к девушке, кивнул головой и представился:
   - Виктор.
   - Наташа, - ответила она.
   - Вы так и не ответили мне на вопрос, - сказал Виктор. - Вы пришли сюда поспать?
   - К сожалению, вы не отгадали. Я принесла мужу обед, а эти подушки нужны, чтобы он не остыл.
   - Если я ошибся с подушками, попробую не ошибиться с вашем мужем.
   - Попробуйте, - улыбнулась Наташа. - Думаю, вас опять постигнет неудача.
   Виктор задумался, он слегка помрачнел, от напряжения вены на висках вздулись, а лицо покраснело.
   Неожиданно лицо снова сделалось ровным, а губы растянулись в улыбке.
   - Ваш муж Борисов, - сказал Виктор.
   Теперь у Наташи лицо вытянулось от удивления.
   - Но как вы догадались?
   Вместо ответа Виктор звонко рассмеялся
   - Нет, правда! Откуда вам это известно?
   - Всё очень просто: Михаил Александрович только что чуть не облил меня горячим супом. Откуда у него суп, ведь столовая давно закрыта, а запах из кастрюли был явно не столовский. Уж я в этом разбираюсь - поверьте.
   - Вы разбираетесь в супах?
   - Почему же только в супах? Я очень люблю готовить.
   Это неожиданное признание удивило Наташу. Не часто можно встретить мужчину, который мог похвастаться кулинарными способностями и при этом работать на механическом заводе.
   - А кем вы работаете на заводе? - спросила Наташа.
   - Я старший мастер гальванического участка, - ответил Виктор.
   - А почему вы так рано уходите с работы? Насколько я осведомлена, у вас сейчас чуть ли не чрезвычайное положение объявлено?
   В это время на Виктора наскочил рабочий. Вместо того чтобы извиниться, он обернулся и процедил сквозь зубы:
   - Всю дорогу перегородили, интеллигенты! Рабочему человеку пройти негде!
   Молодые люди посторонились и пропустили ворчливого рабочего.
   - Разрешите вас проводить, - предложил Виктор. - Вы, наверное, торопитесь домой?
   - Как раз не тороплюсь. Михаил Александрович на заводе будет всю ночь.
   Виктор взял Наташу за локоток и повёл по улице.
   - Куда вы меня ведёте? - спросила Наташа.
   - Если вы не торопитесь к себе домой, то я осмелюсь пригласить вас к себе.
   - А где вы живёте?
   - В заводском общежитие, - ответил Виктор.
   Наташа остановилась.
   - В заводском общежитии? Нет, мне неудобно туда идти.
   - Действительно, я как-то не подумал об этом. Если ваш муж узнает, то вам будет неловко.
   - А вам? - спросила Наташа.
   - Я занимаю такую должность, что подсидеть меня могут только осуждённые на смерть.
   Наташа вдруг поняла, что свидание так неожиданно начавшееся, сейчас закончится. Виктор уйдёт в своё общежитие, и они никогда больше не встретятся. Она взяла молодого человека за руку и заглянула ему в глаза.
   - У меня другое предложение, - сказала Наташа. - Пойдём ко мне. Михаила Александровича сегодня не будет...
  
   Как повернулся язык у замужней женщины, для этого предложения - неизвестно, но через час Виктор уже ходил по Наташиной квартире и сравнивал почти царские хоромы со своим общежитием.
   - Вы так и не ответили на мой вопрос, - сказала Наташа.
   - На какой? - не понял Виктор.
   - Очень интересно узнать, что это у вас за должность, на которой не боятся быть скомпрометированным и на которой не беспокоятся о своей карьере даже при смене руководства?
   - Вы просто забыли. Я вам уже говорил, что работаю старшим мастером гальванического участка.
   - Я не понимаю, что такое гальванический участок.
   Виктор наконец-то перестал осматривать квартиру, сел на диван, против хозяйки и задумался.
   - Я даже не знаю, как вам это объяснить. В школе на уроках физики вы проходили использование электрического тока в гальваническом процессе, - начал Виктор.
   - Только ради всего на свете, не вспоминайте школьную физику! - взмолилась Наташа.
   Виктор задумался. Объяснить физический процесс без физики было действительно трудно.
   - Вы можете себе представить преисподнюю? - неожиданно спросил он.
   - Это ад?
   - Можно и так сказать.
   - Примерно. Это огромные сковородки, стоящие на огне, а на них жарятся грешники.
   - Примерно так, - согласился Виктор. - Только грешники в нашем случае жарятся не снаружи, а изнутри.
   - Это как? - не поняла Наташа.
   - Они стоят над баками с серной кислотой и дышат не воздухом, а смертельными парами.
   - И поэтому охотников работать на этом участке нет?
   - Совершенно верно.
   - А почему ты там работаешь? - Наташа сама не заметила, как перешла на "ты".
   - Я же говорил тебе, что живу в общежитии. Мне обещали площадь.
   - Но разве только тебе нужна площадь?
   - Есть ещё одна причина, - серьёзно сказал Виктор. - Этот участок проклят.
   - Проклят?
   У Наташи всё замело внутри. Ей показалось, что именно сейчас она услышит то, чего очень боялась услышать.
   - Недавно в баке с кислотой у нас заживо сварилось два человека.
   Так и есть! Она всё-таки услышала это. У женщины закружилась голова, и задрожали ноги. Она чуть было не упала. Виктор вовремя сжал её в своих объятьях и усадил рядом с собой. Молодой человек понял, что перестарался, сравнивая свой участок с преисподней.
   - Это был несчастный случай, - поспешил успокоить он хозяйку.
   - Нет, это не был несчастный случай, - тихо сказала Наташа.
   - Всё свалили на инженера по охране труда, но я в это не верю.
   - Я тоже.
   Молодой человек понял, что ни на шутку напугал женщину. Он обвёл взглядом комнату и увидел бутылку вина.
   - Нам надо выпить, - предложил он. - Зря я рассказал всё это.
   Не дождавшись ответа хозяйки, Виктор достал фужеры и налил вина.
   - Выпейте, - сказал он Наташе, протягивая фужер.
   Та, молча, выпила вино так, будто ей подали стакан воды. Виктор осушил свой фужер и посмотрел на свою знакомую. Та сидела с каменным лицом, уйдя куда-то далеко в свои воспоминания. Молодой человек снова налил вина и снова предложил выпить. К сожалению, и второй фужер не вернул Наташу из воспоминаний. Только после третьего лёгкий румянец пробежался по лицу женщины, и сухие глаза увлажнённые слезой, засверкали, как два хрусталика.
   - Вы были где-то очень далеко, - сказал Виктор.
   - Я была у своего мужа, - ответила Наташа.
   - А причём тут муж и несчастный случай?
   - Я не хочу говорить об этом, - ответила девушка.
   Она попыталась встать с дивана, но, не сумев выпрямить ноги до конца, вновь опустилась.
   - Ой, как кружится голова!
   - Это не удивительно. - Он скосил глаза в сторону бутылки. Она была пуста.
   - Я задумалась и не заметила...
   - Вы думали о своём муже, а я вывел вас из воспоминаний. Наверное, напрасно. Иногда приятно погрузиться в прошлое.
   При этих словах, Наташа побледнела и прижалась к Виктору. Ей сделалось так страшно, что кровь перестала согревать тело. Пальцы девушки посинели и сделались холодными.
   - Ты не представляешь, какой он страшный человек! - простучала она зубами.
   Тело Виктора напротив излучало такую энергию, которая была способна оживить даже мёртвого.
   - Не бойся. Я не дам тебя никому в обиду, - прошептал он.
   Женщина ещё сильнее прижалась к молодому человеку и начала согреваться.
   Что касается молодого человека, то им владели несколько иные чувства. Бархатное женское тело вскружило голову сильнее любого вина. Природа, лишённая каких-либо условностей и предрассудков, отключив сознание мужчины, начала делать своё дело. Руки сами, не считаясь со здравым смыслом, раздели девушку и уложили на диван. Через мгновение то, что должно было произойти - произошло.
   Наташа, замужняя женщина, имеющая ребёнка, вдруг ощутила то, что не испытывала никогда. Её будто накачивали энергией. Будто вся сила, заключённая в этом атлете переходила в неё и придавала телу лёгкость и свободность, которой могут обладать разве что птицы. Она обняла Виктора и прошептала:
   - Ещё! Ради бога, только не останавливайся!
   И он не останавливался.
   Лишь когда Наташа, насладилась этим блаженством в полной мере и спустилась с небес на грешную землю, Виктор перевернулся на спину и глубоко задышал.
   "Всё" - подумала она.
   Но это было не всё. Отдохнув буквально несколько мгновений, Виктор засыпал свою любовницу поцелуями. Наташа, зная по своему опыту, что от мужчины в таком положении ожидать более нечего, кроме, как сна, была застигнута врасплох. Поток ласок буквально сломил её, закружил и увлёк в состояние блаженства, из которого она только что вышла.
  
   Наташа проснулась первой. Она откинула одеяло и встала, чтобы накинуть халат. На белоснежной простыне перед ней лежал обнажённый Виктор. Его мышцы, погружённые в негу, сливались со складками постельного белья и создавали какую-то неповторимую композицию. Ей показалось, что нечто подобное она уже видела. Ну, конечно, это было в музеях: великие мастера, стремясь показать божественную красоту человека, изображали его обязательно обнажённым. И сейчас эта красота лежала рядом с ней: не из камня или глины, не нарисованная на холсте, а живая из плоти и крови, созданная не мастером, а самим богом.
   Рука Наташи, протянутая за халатом, вдруг остановилась. Девушка поняла, что она также, как и её любовник, тоже входит в эту композицию, что она также, как и он создана ни скульптором, ни художником, а самим богом и что любое вмешательство в этот промысел есть преступление. Она оставила халат в покое и присела рядом с Виктором. Он открыл глаза и улыбнулся.
   - Тебе было хорошо? - спросил он.
   - Я побывала в раю, - ответила девушка.
   Наташа хотела обнять своего возлюбленного, но её взгляд скользнул по стене, где висели часы.
   - Ой! - крикнула она, - ты же на работу опоздаешь!
   В одно мгновение райский сад превратился в обыкновенную квартиру. Виктор быстро оделся, запихал в рот бутерброд, который оставался на столе ещё с вечера, и побежал к выходу.
   - Мы ещё встретимся с тобой? - крикнул он на ходу.
   - Конечно!
  
   Дверь за Виктором закрылась. Квартира, которая для Наташи ещё вчера казалась пределом мечтаний, превратилась в тюрьму такую же холодную и жестокую, способную только отнять, растоптать и уничтожить всё, что хоть в какой-то степени имеет отношения к человеческим чувствам.
   "Однако, надо возвращаться на грешную землю" - подумала Наташа.
   Она поменяла постельное бельё, приготовила мужу обед и стала прибираться в квартире, уничтожая всё, что хоть прямо, хоть косвенно могло напомнить о самых незабываемых мгновениях её жизни.
   Выметая пыль под письменным столом, она подцепила шваброй небольшой листок бумаги, сложенный вчетверо. Тонкие пальцы развернули листок и тут же выронили его. Это был список Борисова.
   Она снова подняла листок и стала просматривать его.
   - Господи, как их много! - воскликнула она.
   Перед глазами Наташи вдруг восстановилась картина утреннего пробуждения: прекрасное обнажённое тело Виктора, достойное полотна всемирно известного мастера.
   "А ведь у них могли быть тоже такие тела, - подумала она. - Почему же могли? Они обязательно были. Ведь и я, и Виктор, и они - все мы созданы одним творцом. Они точно также обнимали женщин и те утопали в райском блаженстве. А потом от этого райского блаженства появлялись дети..."
   Наташа вспомнила своего Лёшку и невольно улыбнулась.
   "А потом любовь к детям, а затем любовь детей, после - внуки и снова любовь и так без конца и так вечно".
   Её взгляд снова упал на листок, и лицо исказилось. Наташа вдруг представила то, что осталось от великолепных мужских тел, после того, как они сварились в серной кислоте.
   "Ради чего?! Ради этой тюрьмы?"
   Она оглядела квартиру, и та показалась ей ещё отвратительней.
   "Или чтобы насладится властью над людьми, которые жарятся изнутри, сжигая себя ядовитыми парами"?
   Наташа спрятала найденный листок в кармане и продолжила уборку.
  
   После окончания дневной смены она с кастрюлями, укутанными подушками, снова стояла у проходной завода.
   Людской поток вырвался из проходной также внезапно, как и в прошлый раз, однако девушка подготовилась к этому: она спряталась за колонной дома, выставив из своего укрытия только голову. Лавина протекала мимо Наташи, а она только крутила своей головкой, чтобы разглядеть единственного человека, который отличался от этой серой и однообразной массы.
   - А вот и я! - услышала она голос мужа.
   Наташа повернулась и увидела Борисова. Настроение тут же испортилось.
   - Ах, это ты? - спросила она равнодушно.
   - А кого ты здесь ещё можешь увидеть?
   Наташа вышла из своего укрытия, но в этот момент кто-то наскочил на сумку и выбил её из рук. Котлеты рассыпались на асфальт и тут же, раздавленные сапогами, превратились в пахучую скользкую массу. Борисов поднял сумку, взял жену под руку и влился с ней в общий поток. Наташа ещё вертела головой в надежде увидеть Виктора, но кроме массы никого не разглядела.
   - Кого ты всё высматриваешь? - спросил муж.
   - Котлеты, - сказала она первое, что пришло в голову.
   - Нашла что искать! Увы, их больше нет.
   Он тоже зачем-то покрутил головой, после чего удивлённо взглянул на жену.
   - А что ты здесь делаешь? - спросил он.
   - Принесла тебе обед.
   - Но ведь я тебя об этом не просил.
   - А я думала, что ты сегодня тоже не придёшь.
   - Нет, сегодня и завтра я проведу дома. Мы с заместителем будем оставаться по очереди.
   Борисов о чём-то задумался и слащаво улыбнулся.
   - Лёшка дома? - спросил он.
   - Нет, он у мамы.
   - Это хорошо.
   - Почему хорошо? Ты не хочешь видеть сына?
   - Я хочу видеть сына, но только после того, как...
   Борисов посмотрел на прохожих и осёкся.
   - Если честно, то я очень сильно устал. Усталость моя не физическая, а нервная.
   - Понимаю. Ты хочешь снять нервное напряжение?
   - Вот видишь, ты всё прекрасно понимаешь.
   - Тогда надо зайти в магазин, - посоветовала Наташа.
   - Какой магазин? Зачем в магазин? - не понял Борисов.
   - У нас дома нет водки.
   - А зачем нам водка?
   - Как зачем? Ты же сам сказал, что хочешь снять напряжение.
   - Ты что думаешь, у нас на заводе спирта нет?
   Наташа остановилась и посмотрела на мужа.
   - Ты можешь прямо сказать, что тебе надо? - рассердилась она.
   - Ну, ты и дура! - вырвалось у Борисова. - Ты мне нужна, а не водка! Любить меня будешь!
   - Я тебя? - удивилась она.
   - А разве мы уже не муж и жена?
   Наташа поняла, что ляпнула, не подумав.
   - Просто этими делами обычно занимаются ночью, - ретировалась она.
   - Я же сказал тебе, что очень устал. До ночи я не дотяну - усну.
   - Может быть, тогда ничего не надо? Ляг спать пораньше и выспись.
   - Нет, надо. Врачи говорят, что это лучше всего снимает стресс.
   - Что-то я не слышала такого.
   - А где тебе слышать? По радио про такое не говорят, а у нас на заводе лекция была. Доктор так и сказал - чем больше, тем лучше.
   Супруги зашли в трамвай. Говорить на интимные темы в битком набитом транспорте было неудобно, и дальнейший путь проходил молча.
   Наташе невольно сравнила путь домой с её походами к Петровичу. Он был такой же молчаливый и омерзительный.
   Правда тогда был смысл: она спасала мужа, сына, себя, в конце концов. А кого она будет спасать сейчас? Наташа посмотрела на мужа и вспомнила о списке. Взглянув на Борисова, ей показалось, что рядом с ней не муж, а тот кавалер ордена трудового красного знамени, который сварился заживо в кислоте. У него не было волос и кожи, почерневшее мясо скукожилось, и через трещины сочилась кровь. Девушка сморщилась и брезгливо отвернулась.
   - Что с тобой? - спросил Борисов.
   - Так, ерунда разная в голову лезет.
  
   Трамвай остановился. Поток пассажиров, подхватив Наташу и Борисова, выплеснул их на улицу и оставил на дороге.
   - Слава богу, приехали, - проворчал Михаил Александрович.
   Он взял супругу за руку и довёл до парадной. От этого прикосновения Наташу чуть не стошнило.
   Супруги вошли в квартиру. Ту идеальную чистоту, которую навела Наташа, супруг даже не заметил. Зато он чётко помнил рекомендации доктора, который читал на заводе лекцию. Борисов скинул пиджак и ловко запустил руку под бюстгальтер.
   - Ты, что с ума сошёл!? - оттолкнула его жена.
   - Что-то я не понял тебя. Мы же с тобой договаривались.
   - Это ты с доктором своим договаривался.
   Однако Борисов не собирался отступать. Он, разговаривая с женой, продолжал срывать с неё одежду, оставляя ей единственный путь отступления - к кровати.
   - Ну, я не хочу сейчас! - взмолилась жена.
   - То есть что значит, не хочу? Совсем недавно ты была недовольна, что этого было слишком мало, а теперь вообще не хочу?
   - А теперь не хочу!
   - Это твой супружеский долг. Поняла? Меня на заводе никто не спрашивает, хочу я выполнять план или не хочу.
   - Миша, отойди! Меня сейчас вытошнит!
   - Ты, видно, решила поиздеваться надо мной, стерва!
   Борисов сжал правую руку в кулак и ударил Наташу, Та отлетела от него и упала прямо на кровать.
   - Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому.
   Он скинул брюки и завалился на покрывало.
  
   Такого омерзения Наташа не испытывала даже когда была у Петровича с его друзьями. Комок, подкативший к горлу, готов был вырваться наружу каждую минуту. Полное внутреннее опустошение, полная потеря человеческого достоинства. Слава богу, что вся процедура закончилась очень быстро. Борисов оделся, подошёл к зеркалу и самодовольно оглядел себя.
   - Доктор действительно оказался прав, - сказал он.
   Наташе так и не удалось сдержаться. Комок, который стремился наружу, все-таки добился своего.
   Борисов посмотрел на супругу и скорчил брезгливую гримасу.
   - Ты действительно плохо себя чувствуешь? А я думал, что это просто женский каприз.
   - Ты изнасиловал меня!
   - Ну, ну, не перегибай палку. Я твой муж, а стало быть, не могу изнасиловать тебя по определению.
   Ночевать Михаил Александрович ушёл в гостиную, так как после случившегося спальню необходимо было приводить в порядок.
   Утром он заглянул в спальню и увидел супругу, которая оттирала постель после вчерашнего конфуза. Он не стал беспокоить её и ушёл на работу, не простившись.
  
   После окончания дневной смены Наташа снова стояла у завода. Она пряталась в своём укрытии за колоннами и ждала, когда двери проходной откроются и извергнут людскую массу наружу. Девушка была одета также, как всегда. Отличалась она от предыдущих визитов тем, что в руках не было сумки с кастрюлями, обложенными подушками.
  
   Двери проходной отворились одновременно с заводским гудком. Также, как и всегда лавина серой массы изверглась из этого жерла и заполонила всю улицу.
   "Преисподняя, - вспомнила девушка сравнение Виктора".
   Она спряталась за колоннами и стала наблюдать за этим живым извержением со стороны.
   Вот мимо неё прошла группа рабочих, оживлённо обсуждая что-то очень важное для них. О чём они говорили Наташа не могла разобрать, так как на каждое нормальное слово приходилось пять, шесть матерных.
   "Как же они понимают друг друга? - удивилась девушка".
   Ушедшую группу рабочих сменила следующая компания, которая разговаривала на точно таком же языке.
   "Я, конечно, слышала раньше такие слова, но чтобы ругались так!..."
   Неожиданно девушку осенила догадка: "Они не видят меня, а стало быть, и не стесняются".
   Она высунула голову из своего укрытия, чтобы рабочие увидели её. Увы - лексикон нисколько не изменился.
   "Это потому, что они находятся в этой лавине, - поняла Наташа, - стоит им оторваться от неё, как эти люди превратятся в обыкновенных мужчин, но пока они там, у них другой язык, другие нравы, другая культура. Одним словом - преисподняя".
   Наташа увидела своего мужа. Он шёл в компании таких же, как и он серых людей, и разговаривал с ними на этом грязном матерном языке. Он, также, как и остальные, не заметил её.
   Неожиданно в серой массе лавины показалось яркое светлое пятно. Хотя оно двигалось в лавине, пятно явно не гармонировало с ней.
   "Инородное тело, - подумала девушка. - А раз так, то лавина должна отвергнуть его".
   Пятно дошло до укрытия, где скрывалась Наташа, и остановилось.
   - Виктор! - вырвалось у девушки.
   Молодой человек действительно был инородным телом. Он не принадлежал лавине, он был крепче, сильнее, светлее её.
   Лавина натыкалась на эту могучую скалу, и не в силах увлечь её за собой, обтекала по сторонам, не забыв при этом отпустить в сторону Виктора слово, другое, из своего грязного и серого, как она сама лексикона.
   - Виктор! - окликнула его девушка.
   Молодой человек обернулся на голос и зашёл за укрытие.
   Лавина, освободившись наконец-то от инородного тела, слилась воедино и продолжила своё течение.
   - Я ждал, что ты придёшь, - сказал молодой человек. - Борисов снова не придёт ночевать?
   - Только что вышел из проходной, - недовольно сказала Наташа.
   - А ты?
   - Я не могу его больше видеть.
   Она замялась немного, опустила вниз глаза и стыдливо сказала:
   - Он изнасиловал меня вчера.
   - Как это? - не понял Виктор.
   - Он сказал, что так надо снимать стресс. Доктор ему посоветовал.
   - У нас действительно была такая лекция на заводе, но это надо делать по обоюдному согласию.
   Наташа повернула голову и показала Виктору синяк, который получила перед тем, как снять мужу стресс.
   - Это он? - спросил Виктор.
   Девушка молча кивнула головой.
   - Вот ведь сволочь какая! Он заплатит мне за этот синяк!
   - Только ради бога, не трогай его! - взмолилась Наташа. - Ты даже не представляешь, что это за человек!
  
   Увы, слово, обмолвленное даже невзначай, невозможно вернуть назад. Информация, полновластным хозяином которой был человек, сорвавшись с его губ, моментально обретает свободу и продолжает жить уже своей жизнью, нисколько не считаясь с интересами того, кто только что был её повелителем.
   Наташа поняла, что ей незачем было жаловаться на мужа. Поняла и испугалась.
   - Дай слово, что ты даже пальцем не тронешь Борисова!
   - К сожалению, я не могу дать тебе такого слова.
   - Если ты любишь меня, ты обязан мне дать его.
   - Я не могу его дать именно потому, что люблю тебя.
   - Если бы ты любил меня, то думал не только о себе, но и обо мне.
   Виктор понял, что его упрямство может привести к первой ссоре и решил пойти на компромисс.
   - Ты должна понять, что я мужчина. Для меня защита женщины есть такая же святая обязанность, как и защита Родины, - стал оправдываться он.
   - Нет, нет, эти два понятия путать нельзя. В данном случае женщина сама просит, чтобы ты её не защищал.
   - Хорошо, я даю тебе слово, что Борисов будет жив и здоров. Если у него и будет синяк, то, во всяком случае, не от меня.
   От сердца Наташи отлегло. Панический страх, от которого она чуть не потеряла рассудок, прошёл.
  
   Однако куда же деться влюблённым, если нелюбимый муж находится дома, а возлюбленный кроме как общежитие с сотнями любопытных глаз предложить не может?
   Молодые люди, прогуляв по улицам города до позднего вечера, выбрав спрятанную от посторонних глаз скамеечку, опустились на неё.
   - У меня ноги сейчас отвалятся, - пожаловалась Наташа.
   - Не мудрено. Мы уже пятый час гуляем.
   Виктор понял, что дальнейшая прогулка превратиться в каторгу, но предложить что-нибудь иное не мог.
   Молодые люди, посидели некоторое время молча, опустив свои глаза вниз от безысходности. Первой нарушила молчание Наташа.
   - А хочешь, я тебя со своим сыном познакомлю? - неожиданно спросила она.
   Виктор усмехнулся.
   - Обычно девушки в таких ситуациях предлагают познакомиться с родителями.
   Наташу эта реплика даже обрадовала.
   - Мой сын живёт сейчас у мамы, так что ты познакомишься и с ней.
   Потухший взгляд Виктора моментально оживился. Он был готов идти куда угодно: хоть к сыну, хоть к матери, хоть на край света, лишь бы не заканчивать это свидание, лишь бы продлить хоть на час, на минуту, на секунду эту волшебную сказку, финалом которой неизменно станет ненавистное ему общежитие.
   - Через час молодые люди уже сидели за круглым столом, а мама угощала их украинским борщом и сибирскими пельменями. Познакомить Виктора с сыном не удалось - ребёнок уже спал, зато мама выслушивала от дочери все подробности знакомства с гостем. Наташа трещала без остановки и не замечала, что на лице матери отражалось ни восхищение, ни одобрение, ни любопытство, а испуг.
   Только, когда Виктор оставил дам наедине, уйдя в коридор покурить, мать прервала дочку.
   - Наташенька, ты же замужем. У тебя сын. Как ты могла?
   - Он мне больше не муж, а Лёше не отец, - твёрдо отрезала дочка.
   - Он так этого не оставит.
   Наташа поставила на стол локоть и показала матери свой кулак.
   - Пусть только попробует! Вот он у меня где!
   - У него-то кулаки побольше будут.
   - Главное что в кулаке, - возразила Наташа.
   Она разжала кулак, в котором находился небольшой клочок бумаги.
   - Что это?
   - Это его преступления и моя охранная грамота.
   Мама протянула руку, чтобы взять бумажку, но дочка моментально снова сжала ладонь.
   - Не надо мама, это никто не должен знать. Пока эту тайну знаю только я - он ничего мне не может сделать.
   - Неужели у вас всё так далеко зашло?
   Вместо ответа дочь повернулась к матери синяком и отодвинула волосы.
   - Это он?
   - Он мне за это дорого заплатит, - ответила Наташа.
   В это время в комнату зашёл Виктор. Наташа сразу спрятала свой кулачок, а мама стала убирать со стола.
   - Пора спать, - сказала она. - Уже поздно.
   Тонкий намёк на то, что гостю пора и честь знать не сработал. Виктор смотрел на Наташу и как будто не слышал матери.
   - Мама, постели Виктору здесь, - попросила Наташа.
   - А ты куда ляжешь? - спросила мама.
   Наташа ничего не ответила.
   - Я постелю тебе с Лёшей.
   Мама ушла, а молодые люди стояли молча, не зная, как закончить своё свидание. Мамин голос прервал эту немую сцену.
   - Наташа, я тебе постелила! - донеслось из Лёшиной комнаты.
   - К сожалению, день закончился, - вздохнул Виктор.
   - Спокойной ночи. - Наташа обернулась на дверь и, убедившись, что её никто не видит, поцеловала молодого человека. Он хотел обнять её, но не успел. Девушка подобно проворной птичке, увернулась и выпорхнула из комнаты.
   Виктор быстро разделся, нырнул на приготовленный диван и накрылся одеялом с головой.
   Неизвестно сколько пролежал, укрывшись с головой Виктор: час или два, но уснуть он не мог. Из головы не выходила Наташа. Их роман, родившийся из небольшого флирта, перешёл в ту стадию, из которой выхода не было. Вернее, выход был, но всего один - это развод с Борисовым и их с Наташей свадьба. Однако этот выход обязательно повлечёт за собой очень серьёзные последствия. Виктор представлял себе, как на работе будут разбирать его персональное дело сначала на комсомольском бюро, а потом в профсоюзной организации. Изгнание из завода было практически неизбежным, а стало быть, и выгон из общежития.
   Молодой человек переворачивался на другой бок, снова накрывался одеялом с головой, но стоило ему закрыть глаза, как в его воображении появлялась мерзкая физиономия Борисова, который со всего размаху бьёт по лицу свою жену.
   Виктор постарался выбросить это из головы и это ему удалось. Физиономия Борисова пропала, и лёгкое головокружение обозначило скорый переход в стадию сна. Однако дверной скрип снова вернул Виктора в прежнее состояние. Он сошвырнул с головы одеяло, сел на диван и повернул голову в сторону скрипа. В дверном проёме, облачённая в длинную ночную рубашку, похожая на приведение, стояла Наташа.
   - Ты? - удивился Виктор.
   - Мне не уснуть, - пожаловалась девушка.
   - Тогда иди ко мне, - посоветовал Виктор.
   Наташа тихо прикрыла дверь и нырнула под одеяло к Виктору.
  
   Вернувшись домой, Михаил Александрович надеялся вкусно поужинать после чего, по обыкновению, лечь на диван, почитать газетку, да так с ней и соснуть часик, полтора. Однако жены дома не было, впрочем, как и вкусного обеда. Настроение моментально испортилось. Михаил Александрович со злостью плюхнулся на диван, развернул газету и хотел почитать, но на голодный желудок не смог. В животе что-то журчало, а голод не давал сосредоточиться. Борисов хотел сам пройти на кухню и наскоро перекусить, но эту крамольную мысль он тут же выбросил из головы.
   "Нет уж! - подумал он. - Только попробуй сделать её работу, завтра и полы мыть заставят. Придёт и накормит, а я уж позабочусь, чтобы больше такого не повторилось".
   Он отшвырнул газету и включил радио. Из большой чёрной тарелки репродуктора, висящего на стене, неслась обличительная речь диктора в адрес троцкистов всех мастей, приспешников Бухарина и Каменева. Рабочие и колхозники требовали только одного для врагов народа - смерти. Особенно резал уши противный визг колхозницы, которая, казалось, сама готова была расстрелять всех перечисленных врагов.
   "Неужели она всех их знает? - подумал Борисов".
   Колхозница между тем начала сыпать, как из рога изобилия, именами врагов народа. Неожиданно Михаил Александрович замер. Ему показалось, что он услышал знакомую фамилию. Так и есть, колхозница назвала бывшего директора завода, а ныне изобличённого резидента английской разведки.
   "А ведь она действительно верит, что он враг народа, - подумал Борисов, - и не только она. В это верят все, и все готовы собственноручно расстрелять тех, кто даже отдалённого отношения не имеет ни к английской разведки, ни к Троцкому, ни к Бухарину".
   От этого неожиданного вывода перехватило дыхание.
   - Вот это сила! - вырвалось у него. - Вот это мощь!
   После этого открытия Михаил Александрович будто заново родился. Он уже не был жалким, трусливым получеловеком, трепетавшим перед сильным властелином, и для того, чтобы спасти свою никчёмную шкуру, готовому пойти на любую подлость. Сейчас он сам чувствовал себя властелином, для которого моральные устои этих мелких, жалких людишек ровным счётом ничего не значили, ибо он был сильнее, умнее и могущественнее их. У него теперь была своя мораль, которая состояла из единственного утверждения - отсутствие любой морали. Теперь он стоял на другом уровне - уровне полубога. К чёрту полумеры! Не полубога, а бога, в компетенции которого решать: кому жить, а кому умирать.
   Кто знает, до чего бы ещё додумался Михаил Александрович, если бы ни голод? В животе забурлило, и бог был вынужден спуститься с Олимпа на грешную землю.
   Он подошёл к буфету, открыл его, но ничего кроме засохшей корки хлеба и бутылки водки не нашёл.
   Тот эмоциональный подъём, который он получил после открытия, требовал нового восхождения на Олимп.
   - Стерва! - проскрипел он зубами на жену. - Мало я ей тогда по морде заехал. Вернётся, убью, гадину!
   Он отхлебнул прямо из горлышка и закусил коркой хлеба. Алкоголь тут- же ударил в голову. Борисов если и не вернулся на Олимп то, во всяком случае, грешную землю оставил.
   Глава 6
   Проснулся он рано утром. Жена так и не вернулась. Заниматься её розысками было поздно. Борисов поискав что-нибудь съестное и поняв, что в доме ничего нет, поспешил на завод, где перед сменой можно было вполне сносно позавтракать в столовой. Правда, заявление о том, что в заводской столовой можно было позавтракать довольно сносно, было весьма условным. Михаил Александрович, принадлежащей к командирам производства высшего уровня, питался в ресторане руководящего состава, а там порядки несколько отличались от обычной рабочей столовой: Там никто и никогда не стоял в очереди. Не успев присесть за столик, покрытый белоснежной скатертью, перед посетителем как из-под земли вырастала официантка, чья внешность могла поспорить с самыми популярными красавицами. Девушка обязательно поправляла на столике фарфоровую вазочку с цветами и услужливо подавала меню. Посетители, как правило, отодвигали меню рукой и снисходительно разрешали официантке накормить себя на её вкус. К слову сказать, не было случая, чтобы вкус обманул официантку. То, что подавалось, было великолепного качества. А если конфуз и случался, то больше эту официантку никто не видел: вернее видели, но уже в рабочей столовой и не в качестве официантки, а обычной посудомойки, ибо для рабочих официантки не предусматривались.
  
   Подойдя по обыкновению к ресторану руководящего состава, Борисов к своему ужасу обнаружил, что она закрыта. Действительно, руководящие работники начинали свой рабочий день на час позже. Да к тому же никому из командиров производства и в голову не взбредёт прийти на работу раньше только для того, чтобы позавтракать на заводе. Вряд ли найдётся хоть один начальник, который был бы не способен руководить собственной женой. Холостых же руководителей просто не было: отсутствие семьи - коммунистической ячейки общества, являлось чуть ли ни главным препятствием при назначении даже на незначительный пост.
   Простояв у закрытой двери какое-то время, и зачем-то перечитав несколько раз надпись, гласящую, что зал откроется только в обед, Михаил Александрович был вынужден снизойти до рабочей столовой.
   Ни о каких цветочках на столах, конечно, не было и речи, впрочем, как и белоснежных скатертях и официантках. Огромное помещение, пропахшее скисшей капустой и грязными половыми тряпками, было перегорожено длинной очередью рабочих переодетых в спецовки, пропахшие гарью, машинным маслом и какой-то плесенью. От всего этого комок подкатывался к горлу, и аппетит пропадал полностью. Борисов хотел было развернуться и уйти, но понял, что опоздал. Несколько человек обратили на него внимание и сопровождали удивлённым взглядом: откуда, мол, мог взяться такой чистенький и холёный Денди среди пропахшего табаком, грязью и спиртным перегаром, основы нашего общества - рабочего класса.
   Удивлённые взгляды, впрочем, скоро смекнули, что это обыкновенная проверка. Руководство завода решило своими глазами посмотреть, как они кормят тех, кто своими собственными руками строят коммунизм, который это руководство грузит им на уши с утра и до самого вечера.
   Дабы руководство правильно оценило ситуацию, рабочие, что называется, решили показать товар лицом.
   Грязная масса спецовок и комбинезонов, подобно зловонной жиже, окружила Борисова и в нерешительности застыла так близко, что стоило только сделать один шаг, да что там шаг - шевельнуться, вздохнуть или просто моргнуть, как эта масса поглотит, пропитает отвратительной вонью, перемешает, и ты уже ничем не будешь отличаться от того передового класса, которым на словах восхищаются абсолютно все, но от которого, как от чумы, шарахаются все остальные представители классов и прослоек современного общества.
   - Товарищ начальник, посмотрите, чем нас кормят! - послышался робкий голос кого-то из рабочих.
   Борисов повернулся на голос и чуть не уткнулся носом в сардельку, мягко говоря, не первой свежести.
   Масса медленно вышла из состояния нерешительности и медленно продолжила своё наступление на Борисова. К его носу потянулись котлеты, макароны, картошка и прочие кулинарные "шедевры", о существовании которых Михаил Александрович даже не подозревал. Всё это сопровождалось недовольным гулом, среди которого можно было разобрать парочку, другую отдельных фраз.
   - А вы на борщ посмотрите! - неожиданно услышал Борисов совершенно чёткий возглас рядом со своим ухом.
   Михаил Александрович скорее от неожиданности, нежели от любопытства дернулся головой и налетел на ту самую тарелку с борщём о которой только что ему намеревались поведать. Кипящее содержимое выплеснулось на грудь Борисову окрасив в грязно-красный цвет белоснежную сорочку и костюм.
   От резкой боли моментально потемнело в глазах. Михаил Александрович слегка качнулся, и чтобы не упасть, ухватился за стоящий рядом стул.
   Рабочая масса на мгновение остановилась и даже подала назад, но арьергард не дал отступить, и ей ничего не оставалось, как продолжить наступление. На костюм полилась ржавого цвета подливка, повалилось картофельное пюре. Борисов посмотрел вниз и увидел, как в ботинок по светлым брюкам тёк компот из сухофруктов.
   - Назад! - в отчаянье выкрикнул Михаил Александрович.
   Масса вздрогнула и осознала, что натворила. Через несколько секунд она и вовсе перестала существовать. Рабочие сидели за столиками, молча поглощали еду и делали вид, что ровным счётом ничего не произошло. Только Борисов стоял с беспомощным видом посередине столовой и смотрел на то, что совсем недавно называлось костюмом.
   Он перевёл взгляд в зал, но рабочие предпочитали отвести от начальника глаза. И только один взгляд смотрел на несчастного. Борисов пригляделся и узнал смельчака - это был старший мастер гальванического участка. Он не просто смотрел, а скорее насмехался над Борисовым.
   "Так тебе и надо, - говорили его глаза, - толи ещё будет!"
   Михаил Александрович не выдержал борьбы взглядов, он отвёл глаза и выскочил из столовой.
   Пробежав два пролёта по лестнице и оставшись в стороне от посторонних глаз, Борисов остановился.
   То, что произошло с ним, не поддавалось никакому объяснению. Кто, а главное, зачем сыграл с ним эту злую шутку? А может быть это совсем не шутка? Может быть, это расчётливая, дьявольская игра его недругов? Но кто эти недруги? Где он им перешёл дорогу? Вопросов было много, но не было ни одного ответа. От безысходности и обиды Михаил Александрович закрыл лицо руками. Как только он это сделал, в сознании возник образ старшего мастера. "Это только начало!" - говорили его наглые и ехидные глаза. Борисов опустил руки и образ исчез. Он снова закрыл глаза.
   "Я тебе ещё не такое устрою!" - тут же пообещала противная физиономия мастера.
   Михаил Александрович опять убрал ладони от лица и огляделся: он стоял на лестнице один.
   Борисов опять закрыл ладонями глаза и крикнул:
   - Отстань от меня! Что я тебе сделал?
   - А ты припомни.
   - Мне нечего припоминать!
   Он открыл глаза. Вокруг него стояла небольшая группа рабочих и с любопытством разглядывала его.
   От стыда лицо Борисова стало пунцовым. Он предположил, что могут подумать рабочие, увидев, как командир производства стоит в испачканном помоями костюме с закрытыми глазами и разговаривает сам с собой.
   - Борисов пустился бежать. Перед цехом он остановился.
   "Надо прийти в себя" - подумал он.
   Михаил Александрович осмотрелся по сторонам. Он стоял в полутёмной подсобке, в которой кроме него никого не было. На глаза попалась рабочая спецовка. Она хоть и была испачкана, но всё-таки это была производственная грязь, а не кухонные помои.
   Он надел спецовку, придал лицу привычное выражение и степенно, будто ничего не произошло, проследовал в свой кабинет, где через четверть часа должно было начаться производственное совещание, или как принято говорить в заводских кругах - планёрка.
  
   Совещание проходило по привычному сценарию: как только начальник спрашивал у руководителя любого уровня о сроках выполнения плана, тот начинал придумывать всевозможные истории, чтобы убедить шефа в том, что его участок не может уложиться в сроки из-за работы другого участка, который, в свою очередь, сваливал свою ответственность на следующий, а тот соответственно на следующий. В это время начальник имел возможность отдохнуть, и не только отдохнуть, но и придаться истинному наслаждению, созерцая этот отточенный годами, но никогда не стареющий спектакль. Что тут только ни звучало: и оскорбления и угрозы, и откровенная брань, но каждый раз сюжеты были новыми и совершенно непредсказуемыми. Во время этого импровизированного спектакля актёры обязательно должны были волноваться, чтобы показать начальнику, как они болеют за общее дело. А чтобы волноваться естественно, а не притворно, актёр просто обязан поверить в искренность, как своих слов, так и слов оппонентов. Михаил Александрович медленно переводил взгляд от одного оратора к другому и вспоминал, как совсем недавно сам был великолепным актёром этого обязательного представления.
   - Это кто против Советской власти!? Это я против Советской власти!? - вывел его из воспоминаний крик начальника сборочного участка.
   Михаил Александрович посмотрел на Морозова, человека уже старого с трясущейся челюстью, с протезом левой кисти, и понял, что спектакль зашёл слишком далеко.
   - Сопляк! - кричал Морозов.
   Он вскочил со стула и начал тыкать своим протезом в нос обидчику - молодому человеку, сидящему рядом с ним.
   - Я эту руку на колчаковских фронтах потерял, когда ты ещё пешком под стол ходил! Что ты знаешь о Советской власти!? Я самого Владимира Ильича видел!
   - Степан Егорович, успокойтесь! - пришёл на помощь Морозову Михаил Александрович.
   Увы, эмоции уже возобладали над разумом и не желали подчиняться даже начальнику.
   - А что я такого сказал? - пытался оправдаться старший мастер отгрузочного участка. - План это закон социализма и никто не может его нарушать. Я же не могу отгрузить то, что вы ещё не собрали!
   - А как я могу собрать, если детали не пришли с гальванического участка? - отвечал криком на крик пожилой человек.
   - Извините, но я не знаю, что вам дали на сборку, а что нет!
   - А если не знаешь, то не надо болтать языком, что я против Советской власти!
   - А я вовсе ни это имел в виду...
   Молодой человек, вероятно, ещё что-то хотел сказать, но, взглянув на своего оппонента, осёкся. Степан Егорович схватился за сердце и повалился на пол.
   - Доктора, доктора вызовите! - крикнул Борисов.
   Но пожилой человек уже без помощи доктора начал приходить в себя. Он поднялся с пола, медленно дошёл до своего места и не сел, а почти упал на стул.
   - Ступайте, Степан Егорович, ступайте, - сказал Борисов. - Мы без вас во всём разберёмся. Вам помочь?
   Пожилой человек медленно поднялся и направился к двери.
   - Не надо. Слава богу, ноги ещё носят, - бурчал он себе под нос на ходу.
   Когда дверь за Морозовым закрылась, в кабинете воцарилась гробовая тишина. Привычный спектакль был сорван, и никто не знал, что теперь делать.
   - Итак, мы остановились на гальваническом участке, - пришёл всем на помощь Борисов.
   Он посмотрел на Виктора с нескрываемым наслаждением.
   "Вот теперь-то ты от меня никуда не денешься, - говорил его взгляд, - вот теперь-то ты у меня ответишь и не только за план, но и за столовую".
   - Ну, на кого вы свалите срыв плана всего цеха? - съязвил Борисов, сверля Виктора своим взглядом.
   - На вас, - спокойно ответил Виктор.
   - На Меня?
   Михаил Александрович даже опешил от такой наглости. Все нормы субординации были грубо игнорированы. Ведь сцены на планёрке разыгрывались для него - начальника, а тут на тебе, какой-то сопляк выдернул его из кресла начальника и поставил рядом с собой, будто тот был ему ровня!
   - Я не понял как это? Так не положено, - вырвалось у Борисова.
   - А вот так это, - усмехнулся Виктор.
   Такой оборот событий явно внёс оживление в ход скучного и привычного совещания. Те, кого выполнение плана не затрагивало, и кто мирно дремал, прикрыв закрытые глаза папкой, журналом или рукой - проснулись. Те, кто с пеной у рта только что обвиняли друг друга и изображали из себя героев, готовых положить жизнь за выполнение государственного плана, азартно смотрели то на старшего мастера, то на начальника гадая, кто кому сейчас нанесёт удар. В завершение поединка нокаутом никто не рассчитывал, но победа по очкам у кого-то должна была быть обязательно. Иные осмелели до того, что смели даже хихикать, однако делали это так деликатно, что нельзя было разобрать: в чей адрес направлена насмешка - в адрес начальника или старшего мастера.
   - Извольте объяснить своё обвинение! - наконец взял себя в руки Борисов.
   - Всё очень просто, - улыбнулся Виктор, - ваш предшественник изменил технологический процесс гальванического участка. Производительность увеличилась, и план был скорректирован в большую сторону.
   - А я-то здесь при чём? - не понял Борисов. - Изменение технологии было отменено не мной, а государственной комиссией. Как вам известно, технология привела ни к увеличению производительности труда, а к несчастному случаю. Это был коварный замысел врагов народа.
   Болельщики были явно удовлетворены находчивостью Борисова и одобрительно повернули свои головы в сторону шефа.
   - Как это причём? - усмехнулся Виктор, - Вы же не скорректировали план в меньшую сторону?
   Головы болельщиков развернулись в сторону старшего мастера.
   - Я не понял, кто у нас командует гальваническим участком: я или старший мастер? Кто должен был быть инициатором корректировки плана?
   Участники совещания вновь отвернулись от Виктора.
   - Я подавал вам служебную записку, - отпарировал Виктор. - Вот подпись вашего секретаря.
   Старший мастер вытащил из папки копию служебной записки с росписью в получении секретаря начальника цеха и показал её не столько начальнику, сколько участникам совещания.
   Взгляды болельщиков вновь принадлежали старшему мастеру.
   Борисов вспомнил эту записку, вспомнил, как несколько раз перечитывал её, не зная, как поступить. Ведь всем хорошо известно, что пересмотреть план в сторону увеличения очень легко. За это даже ордена дают. Что же касается корректировки в сторону уменьшения, то этого не позволялось никому. Во-первых, всё равно план никто никогда не снизит, а во-вторых того, кто озвучит эту крамольную мысль, ждут неприятности меньшей из которых будет увольнение с работы. Однако на столь мягкую неприятность можно было не рассчитывать: скорее всего, дело рассмотрят в политической плоскости, и всё закончится в наклеивании ярлыка врага народа со всеми вытекающими последствиями. Тогда Михаил Александрович принял единственное правильное решение - он просто не обратил никакого внимания на эту служебную записку. Он просто разорвал её и выбросил в корзину. Кто же мог подумать тогда, что его оппонент заставит секретаря расписаться на копии документа?
   Впрочем, уклониться от этого удара не составляло большого труда - следовало просто перевалить ответственность на секретаря. Не получал, мол, никакой записки.
   Понимали это и все болельщики. Начальник взялся рукой за колокольчик, стоявший на столе, и позвонил. В кабинет вошла секретарь - молоденькая девушка с услужливым выраже6нием лица. Участники совещания уже предвкушали, как шеф размажет по стенке распоясавшегося мастера, и смотрели на того с сожалением. Сожалением была удостоена и секретарь, ибо участь её была незавидной. Девушка и сама догадывалась об этом и испуганно прижалась к стене, ожидая незаслуженного, но неизбежного наказания.
   - Я не только записку вам подавал, - опередил начальника Виктор, - я об этом докладывал вам на планёрке.
   - Вы мне? - удивился Михаил Александрович. - Я что-то не помню.
   - Как же вам помнить, ведь вы на этой планёрке уснули!
   - Точно, точно, так оно и было, - подтвердил секретарь парткома цеха.
   Участники совещания не выдержали и расхохотались. Серьёзной оставалась только секретарь, ибо была скована страхом и не слышала слов секретаря партбюро.
  
   Виктор понял, что закончил бой нокаутом, но ему было мало, надо было раздавить, уничтожить противника.
   - Бедного Морозова обвинили, что он против Советской власти. Вот кто против Советской власти, - добил шефа старший мастер.
   После этого заявления смех стих. Участники совещания встали и покинули кабинет, хотя начальник никакой команды не давал. Он оставался сидеть за своим столом с каменным лицом и ни на что не реагировал.
   "Всё, это полная потеря власти! - стучало в висках, - это конец".
   Напротив Борисова стояла секретарь с зажмуренными от страха глазами. Она ожидала расправы, но всё почему-то развернулось против её шефа.
   Девушке даже жалко стало Михаила Александровича. Ведь он мог воспользоваться своим положением и перевалить ответственность на неё, но не сделал этого. Хотя на его месте любой бы ушёл от удара. Она подошла к окаменевшему начальнику и встала рядом.
   - Каков подлец! - подал первые признаки жизни Борисов.
   - Вы Виктора имеете в виду?
   - Его.
   - За что он так на вас ополчился?
   - С ним надо разобраться, - задумчиво произнёс Михаил Александрович.
   Девушка вдруг с ужасом осознала, что про её начальника сказали, будто тот против Советской власти. Она поняла, что может статься с этим благородным человеком, если он не сумеет защититься.
   - Я смогу сделать это, - пообещала она.
   Борисов с надеждой посмотрел на девушку.
   - Это дело нельзя затягивать.
   - Я всё поняла, - отрапортовала девушка по-военному. - Разрешите идти?
   - Иди, - уже более-менее спокойно ответил Борисов.
  
   Все девушки знают, что тот недостаток физической силы, которым обделила их природа, распределив её явно в пользу сильного пола, с лихвой компенсируются женской привлекательностью, которой та же природа наградила дам, ставя их на высоту абсолютно недосягаемую не только для юношей, но и уже зрелых мужчин. Стоит только немножко кокетливо посмотреть в сторону молодого человека, поманить его изящным пальчиком, как тот, напрочь лишённый разума, уже летит в расставленные ловушки, подобно мотыльку, порхающему на смертельно пляшущее пламя. А если пойти дальше?! Если слегка приподнять юбочку? Тут мало кто устоит. Ну, и если зайти совсем далеко, если молодой человек поймёт, что даже в самых его смелых желаниях он не получит отказа - тут вариант беспроигрышный - он становится рабом женщины.
   Правда, не все способны воспользоваться последним вариантом: мешают старые догмы типа целомудрия или иные буржуазные предрассудки.
   Если говорить о догмах и предрассудках, то кто-кто, а Маруся Архипова - секретарь Борисова была совершенно свободна от них.
   Во-первых, она была комсомолкой и всё, что исходило из старого и тёмного дореволюционного прошлого ей решительно отметалось.
   Во-вторых, понятие - честь могло рассматриваться только в контексте служению отечеству, и ленинской партии.
   А в-третьих, и пожалуй самых главных, Маруся отдавала отчёт в том, что её личико было далеко от совершенства, и если другие девушки могли воздействовать на противоположенный пол своей головкой, фигуркой и утончёнными манерами, то она обладала только одним оружием, которое, благодаря уже упомянутым догмам и предрассудкам, всегда было спрятано от людских глаз.
   Именно это оружие и решила применить Маруся для защиты своего начальника, ибо другого она не имела.
  

***

   Михаил Александрович возвращался домой в отвратительном настроении. Инцидент в столовой застрял в его голове, как кость в горле. Чем бы он ни занимался, о чём бы ни думал, в носу стоял отвратительный запах кислых щей и перегара, смешанного с грязью рабочих спецовок. Он вспомнил о печальной участи своего костюма, и обида от бессилья пробежала по телу мелкой дрожью. Почему это произошло? Зачем он оказался там, где ему совершенно незачем было оказываться? А планёрка? Это логическое последствие посещения столовой. Если бы старший мастер гальванического участка не стал случайным свидетелем его конфуза, то и совещание прошло бы по всем правилам - нашли бы козла отпущения, свалили бы на него все неудачи и разошлись. А теперь кто козёл? Теперь козлом стал он. А по чьей собственно вине? Борисов вспомнил ехидные глаза Виктора и секретаря партбюро.
   "Во всём виновата она", - заключил он.
   Если бы ни жена - никакой столовой бы не было. Он позавтракал бы дома и благополучно пошёл на работу.
   А из-за чего всё началось? Муж сделал с женой то, что ему и положено. Это её супружеский долг, её обязанность, в конце концов. Подумаешь, барыня какая! Пусть радуется, что с ней это делают! А то можно это делать и с другой. Вот Маруся, например - великолепная девушка, никогда не откажет! На личико, правда, страшновата, ну так личико здесь причём? Личико в этом деле совсем никакой роли не играет.
   От сознания того, что козёл отпущения (вернее коза) была найдена и козёл этот ни он, на душе несколько полегчало. Борисов представил, как открыв дверь, он, ни говоря ни слова жене, отвешивает ей увесистою пощёчину. Стоило только представить эту сцену, как на душе не только полегчало, но стало приятно и радостно.
   "Нет, одной пощёчины маловато будет", - подумал он.
   Михаил Александрович остановился, мысленно вмазал своей благоверной уже не ладонью, а кулаком и в хорошем расположении духа продолжил свой путь домой.
  
   Открыв дверь, Борисов понял, что вмазывать ни ладонью, ни кулаком было некому.
   Квартира встретила своего хозяина такой же холодной, а главное голодной, какой он её и оставил, уходя на работу.
   "Сбежала, стерва!" - промелькнуло в голове.
   Приподнятое настроение вновь исчезло. Михаил Александрович зашёл в гостиную и опустился на диван. Кровь прихлынула к разгневанной голове, а в воображение одна немыслимая картина сменяла другую. Борисов практически реально видел, как милиция, сковав преступнице руки наручниками, возвращает беглянку её законному хозяину.
   "Да, да, конечно, она у матери. Ей некуда больше бежать", - лихорадочно работал мозг.
   Неожиданно бег мыслей остановился. Картинку жены, закованную в наручники, сменила другая: Ехидные глаза секретаря партбюро пронизывали его насквозь.
   "Сразу вспомнят ту планёрку, где сказали, что я против Советской власти, - догадался Борисов. - А если всплывёт история с женой и её бегство из дома, то финал будет один - исключение из партии. А дальше всё пойдёт по стандартному руслу: из образцового партийца я в одночасье превращаюсь во врага народа со всеми вытекающими последствиями".
   Михаил Александрович представил, как его супруга сидит в партбюро и слушает, секретаря, уговаривающего её отречься от своего мужа.
   "Отречётся, как пить дать отречётся, - подумал он. - Попробуй не отрекись - сама в лагере окажешься, а сына отберут и в детский дом".
   Борисов встал с дивана и несколько минут ходил из угла в угол, обдумывая что-то. Неожиданно траектория движения была изменена, ноги сами, не подчиняясь какой бы то ни было логике, вывели его из квартиры и понесли по улицам. Он мало, что видел вокруг. Прохожие на которых Борисов наталкивался что-то говорили, ругались и даже кричали, но Михаил Александрович их не замечал. Он сел на трамвай, проехал несколько остановок и вышел. Медленно подошёл к какой-то улице, и даже не прочитав названия, пошёл по ней. Ноги всё ускоряли и ускоряли шаг. В тот момент, когда Борисов, задыхаясь, был готов перейти на бег, ноги остановились. Михаил Александрович осмотрелся. Это был скверик возле дома тёщи.
  
   Глава 7
   Чтобы найти на человека компромат, надо получить о нём информацию. А чтобы её получить, надо чтобы человек поделился ей. А чтобы поделиться ей, надо его хоть как-то расположить к себе. А как расположить его к себе, если он и глазом в твою сторону не ведёт?
   Маруся Архипова несколько раз пыталась заговорить с Виктором на его участке, но из этого ничего не получалось. Тусклый свет покрытых грязью и копотью ламп, невыносимый запах кислоты и противный лязг тележек и кран-балок, обильно удобренный матом рабочих, никаких ассоциаций кроме ужаса не вызывали. Единственное, что приходило в голову при виде этого производственного кошмара, так это древнегреческая мифология. Мрачное царство Аида - ни с чем другим эту производственную площадку стройки светлого будущего сравнить было нельзя.
   Обычно входя на участок, она набирала в лёгкие воздух, чтобы не дышать, и пробегала несколько метров по направлению к каптёрке старшего мастера. Но воздух заканчивался, и девушка вынуждена была вдохнуть ядовитую смесь, которая моментально вызывала приступ нестерпимого кашля. Каждый знает, что при кашле человек вынужден сделать глубокий вздох. Сделав его, ядовитая смесь ещё больше поражала гортань и вызывала кашель ещё большей силы. Таким образом, после пребывания на участке всего несколько минут, Марусю, кроме кашля, атаковала рвота, которая исторгала из организма не только остатки пищи, но казалось и все внутренности. На этом этапе к девушке обычно подходил какой-нибудь рабочий, брал её за руку и выводил с территории участка.
   - Вам, барышня, сюда нельзя, - говорил он. - Сюда без подготовки вообще никому нельзя.
   Маруся хотела спросить: "А как же вы здесь работаете?", но стоило её сделать вдох, чтобы сделать это, как приступ кашля и спазм желудка тут же закрывали ей рот.
   - Не надо ничего говорить, - слышала она голос рабочего. - Старайтесь не дышать.
   Оказавшись на свежем воздухе, Маруся приходила в себя.
   "Нет, тут я его не достану, - в конечном итоге заключила она, - Надо действовать на другой территории".
   Встретить Виктора у проходной после работы тоже не представлялось возможным: Маруся, как и её начальник, относилась к разряду заводоуправления, а те начинали работу на час позже производственных участков и заканчивали соответственно тоже на час позже.
   Оставалось одно - устраивать засаду возле общежития и перехватывать свою жертву там. Выходит же он когда-нибудь из своей общаги?
   Девушка выбрала позицию для наблюдения отличную: Присев на скамеечку у деревянного столика, она открывала книгу и делала вид, что читает. На самом деле Маруся смотрела не в книгу, а на двери проходной общежития. Войти в эти двери или выйти из них незаметно было невозможно.
   Однако, первый день наблюдения был сорван - за столик приземлилась подвыпившая компания рабочих и не с книгой, а с бутылкой водки. Естественно, Марусе пришлось уступить им место. Второй день в точности повторил первый. На третий день Маруся решила не сдаваться и никуда не уходить.
   Компания рабочих предвкушая предстоящее возлияние села за столик даже не заметив девушки, однако, когда дело дошло до анекдотов и рассказов историй из своей жизни, которые без крепкого словца ну никак не получались, на даму всё же пришлось обратить внимание.
   - Вы бы не смогли пересесть? - обратился к ней, как можно вежливей один из рабочих
   - Маруся выразительно посмотрела на молодого человека и ничего не ответила.
   - Ты чего не поняла? - уже повысив тон, спросил другой.
   Пожилой рабочий, который был без сомнения старшим, укоризненно посмотрел на грубияна.
   - Ну, а как ещё, Петрович? - не понял тот.
   Петрович обвёл взглядом всё общество, как бы говоря молодым: "учитесь пока я жив!", откупорил бутылку, достал замусоленный стакан и налил водки.
   Маруся тем временем смекнула, что компания не сможет долго держаться в рамках приличия и просто вышвырнет её с наблюдательного пункта.
   - Будешь? - спросил Петрович девушку, протягивая стакан.
   - Да, - не задумываясь, ответила она.
   Девушка взяла стакан и одним залпом выпила всё, что налил туда Петрович. При этом ни один мускул не дёрнулся на её лице.
   - Однако! - не сдержали восхищения молодые члены компании.
   Только после этого Маруся поняла, что сделала. К горлу подкатил комок и всё, что она выпила устремилось наружу тем же путём каким попало в желудок. Девушка зажала ладонями рот, стараясь удержать водку внутри. К счастью, ей это удалось. Она убрала от лица руки и вопросительно посмотрела на компанию.
   - Молоток! - похвалил её парень, который проявил чудеса вежливости.
   - Ты извини меня, - сказал грубиян, - я не знал, что ты из наших.
   Петрович с восхищением посмотрел на девушку и спросил:
   - Тебя как зовут?
   - Маруся, - ответила она.
   Девушка почувствовала, что у неё что-то случилось с языком. Он как-то плохо слушался её. Она хотела сказать ещё что-нибудь, но начал говорить Петрович.
   - Я предлагаю выпить за нового члена нашей команды.
   - Какой же она член? - засмеялся грубиян, но тут же получил сильный подзатыльник от Петровича
   В обычном состоянии Маруся обязательно отреагировала бы на эту пошлую шутку, и если бы ни вмазала "шутнику" пощёчину, то во всяком случае обиделась, но сегодня всё пошло как-то не так. Шутка даже понравилась девушке: более того - она так развеселила её, что Маруся не смогла сдержать смех.
   - Да, действительно, какой же я член? - хохотала она.
   Компания пришла в восторг от такой реакции. Стакан наполнялся прозрачной жидкостью, пускался в хоровод, останавливался ненадолго у кого-то в руках и снова продолжал свой танец.
   Маруся плохо понимала, что происходит, но когда стакан оказывался в руках, она под одобрительные возгласы компании опрокидывала его и передавала соседу.
  
   Как долго это продолжалось Маруся не помнила. Проснулась она с сильной головной болью. В небольшой комнате мебель которой составляли четыре металлические кровати с тумбочками, стол, четыре стула и один шкаф, всё утопало в сизом табачном дыму от которого першило горло и слезились глаза. У окна стоял молодой человек с наглым и грубым лицом. Он нещадно дымил папиросой и стряхивал пепел в консервную банку, которая доверху была заполнена окурками.
   - Где я? - спросила Маруся.
   Молодой человек лениво повернулся в сторону девушки и криво улыбнулся.
   - В общежитии.
   - А как я здесь оказалась?
   - Тебе предложили - ты пошла.
   Маруся приподняла одеяло и посмотрела на себя.
   - А где моя одежда?
   - В шкафу.
   Маруся подождала немного, полагая, что парень уйдёт или хотя бы отвернётся, но поняла, что он не собирается этого делать.
   - Ты бы хоть отвернулся.
   - Подумаешь, какая стеснительная! Вчера ты не стеснялась.
   - Я не помню, что было вчера, - виновато призналась Маруся.
   - Если честно, то я тоже. - Парень взял свою пепельницу и направился к выходу. - Одевайся.
   Маруся, подобно молнии, метнулась к шкафу. Через несколько секунд она уже сидела за столом и ждала, когда вернётся её новый знакомый.
   Тот не заставил себя долго ждать. Дверь комнаты открылась, и парень внёс извергающий пар чайник. Он поставил его прямо на скатерть, быстро обыскал все четыре тумбочки и достал что-то похожее на еду. Правда, глянув на эти изыски, Маруся отвернулась от стола и зачем-то прикрыла ладошками рот.
   - Сейчас лечиться будем, - сказал парень.
   - Чем, вот этим? - не поверила своим глазам Маруся.
   - Нет этим мы будем закусывать, а лечиться будем этим.
   Парень откуда-то извлёк бутылку водки и поставил на стол стопки.
   - Я не буду! - крикнула в испуге девушка.
   - Этот вопрос не обсуждается, - строго обрубил парень. - Иначе голова не пройдёт.
   Голова действительно раскалывалась. Маруся с отвращением посмотрела на водку и обречённо вздохнула.
   - Только совсем немного, - тихо сказала она.
   - Столько сколько нужно, - снова обрубил парень.
   Он заполнил стопку наполовину и подвинул её девушке. Та зажмурила глаза, на ощупь взяла стопку и выпила. Отвратительная горечь перекосила рот и остановила дыхание. Маруся пробовала сделать вдох, но вместо этого, словно вытащенная из воды рыба, только пучила глаза и открывала и закрывала рот.
   - Огурчика, быстрее огурчика! - пришёл на помощь парень.
   Он залез грязной рукой в стеклянную банку и извлёк из неё жёлтый огурец, покрытый тонкой плёнкой белой плесени.
   Так как глаза у Маруси были зажмурены, вид огурца нисколько не смутил девушку. Она выхватила его из рук парня и тут же проглотила.
   Отвратительная горечь моментально прошла. Бархатное тепло разлилось по всему телу и слегка затуманило сознание. Головная боль исчезла, и парень, который на первый взгляд показался наглым и грубым теперь воспринимался совсем по-другому. Он опустошил свою доверху заполненную стопку, налил половину в Марусину и снова подал её девушке.
   - А может достаточно? - засомневалась она.
   - Ты уж мне поверь, будет ещё лучше. Не вовремя выпитая вторая, это напрочь загубленная первая.
   Маруся послушно выпила. Горечь уже не так сильно перекосила лицо. Маруся уже сама взяла засохший кусок хлеба и вывалив на него требуху, которая осталась в консервной банке из-под бычков в томате, отправила его в рот.
   Парень выпил и вопросительно посмотрел на девушку.
   - Тебя как зовут? - спросил он.
   - Маруся. А тебя?
   - Мишка.
   Парень налил в третий раз. Уловив тень сомнения в лице собеседнице, он сказал:
   - За знакомство надо обязательно.
   Они выпили ещё раз.
   Маруся встала из-за стола, давая понять, что больше пить не будет. Однако, её качнуло, и девушка села на ту самую кровать в которой странным образом очутилась утром.
   - Это твоя кровать? - спросила она Мишку.
   Тот отрицательно помотал головой.
   - А чья?
   - Виктора.
   - Какого Виктора?
   - Старшего мастера гальванического участка.
   После этих слов в голове Маруси что-то произошло. Она вспомнила, как выбирала свой наблюдательный пункт, вспомнила, что её целью является скомпрометировать Виктора. Она даже вспомнила, как пьяная компания предложила выпить водки, но как она попала в общежитие, хоть убей, было не вспомнить.
   - Ты хочешь сказать, что я спала с Виктором?
   - Я же сказал, что сам ничего не помню. Помню, как выпивали за столиком, помню, что нам не хватило: на тебя ведь мы не рассчитывали, помню, как добавляли, а потом ничего не помню.
   - А где тогда Виктор?
   - На работе.
   - А ты?
   - У меня больничный.
   - Михаил, мне надо увидеть Виктора, - серьёзно сказала Маруся.
   - Приходи сюда вечером, - посоветовал Мишка.
   - Но в мужское общежитие меня не пустят.
   - Это правда, - согласился Михаил. - Но есть проверенный способ.
   Маруся вся превратилась в слух.
   - Мы обычно собираемся рядом с проходной. Ну, ты вчера видела.
   - Видела, - подтвердила Маруся. - Только не понимаю, как пройти в общежитие.
   - Дело в том, что в конце к нам присоединяется вахтёр.
   - И что из того?
   - Ты же не помнишь, как попала в общежитие?
   Девушка отрицательно потрясла головой.
   - Так вот, вахтёр тоже не помнит.
   Мишка посмотрел на часы и засуетился.
   - Я к врачу опаздываю, - пояснил он.
   - Как же ты пойдёшь, от тебя перегаром несёт за версту.
   Мишка полез в тумбочку и достал головку чеснока. Он наскоро отделил несколько зубков, отправил их в рот и тщательно пережевал. От одного только вида Марусю передёрнуло.
   - Вот, вот. Доктора тоже передёрнет, - засмеялся парень, - зато запаха водки он не почувствует.
   - А я? - забеспокоилась девушка. - Кто меня отсюда выпустит?
   - А кто тебя задержит? - ответил вопросом на вопрос Мишка. - У нас только вечером девок водить запрещается, а что касается дня, то никакого запрета нет.
   Молодой человек достал из кармана больничный лист, рассмотрел его, снова засунул в карман и направился к выходу.
   - А я!? - успела крикнуть ему вдогонку Маруся. - Как мне встретиться с Виктором?
   - Приходи вечером к столику, там всё решим, крикнул он, выбегая из комнаты.
   Маруся осталась одна. Прежде чем покинуть комнату, она решила привести себя в порядок, но обыскав всю комнату, зеркала так и не нашла. Девушка тихонько, на цыпочках приоткрыла дверь и просунула в щель голову. В коридоре никого не было. Маруся, преодолевая страх, вышла в коридор. Неожиданно прямо перед ней появился мужчина лет пятидесяти с большими усами, как у Будённого, и военном френче. Сердце Маруси чуть не остановилось от страха.
   "Сейчас меня схватят, сообщат на работу, что я ночевала в мужском общежитии и..."
   Однако мужчина прошёл мимо Маруси и даже не обратил на неё внимания.
   "Слава богу! - подумала девушка."
   Она спустилась по лестнице ниже этажом и, наконец, увидела на стене старое потускневшее зеркало. Девушка подошла к нему. Из зеркала на неё смотрела лохматая, а самое главное опухшая физиономия, которая никакого отношения к Марусе не имело.
   "Неужели Это я? - подумала она."
   Сзади раздался бой настенных часов. Маруся обернулась и оторопела от ужаса.
   "Как же я пойду на работу, ведь сейчас уже обед?"
   Действительно, на работу в такое время, да ещё в таком виде идти было определённо нельзя. Единственным оправданием прогула могло быть выполнение задания, которое она получила от начальника.
   "А сейчас спать. Сегодня вечером я должна покончить с этим Виктором."
   Девушка смело вышла из общежития, пришла домой и рухнула на кровать.
   К вечеру на молодом лице не осталось ни малейшего следа от бурно проведённой ночи.
   План у Маруси был прост и гениален одновременно. Её надлежало познакомиться с Виктором и затащить его в постель. Перед этим она напишет анонимку в партийные и комсомольские органы о развратном поведении руководителя гальванического участка, о том, как он спаивает девушек и, нарушая внутренний распорядок мужского общежития, затаскивает их к себе в постель. Анонимку естественно будут проверять и после того, как всё подтвердиться на карьере молодого человека можно будет поставить крест. Что касается её карьеры, то она, несомненно, пойдёт в гору. Вряд ли начальник оставит без внимания столь самоотверженный и преданный поступок своего подчинённого.
  
   Вечером в назначенное время Маруся сидела за деревянным столиком возле мужского общежития.
   Как и в прошлый раз, вчерашние знакомые подсели к ней рядом и достали бутылку водки.
   - А Виктор где? - спросила Маруся.
   - Кто же его знает? - ответил Мишка. - Он посмотрел на своего приятеля и подвинул к нему бутылку. - Открывай, Пашка.
   Маруся снова хотела задать свой вопрос, но Петрович опередил её.
   - Тебе в общагу пройти надо?
   - Надо.
   - Тогда пей.
   И снова всё повторилось: Снова она проснулась на кровати Виктора и снова Мишка лечил ей голову надёжным проверенным способом.
   В третий раз она основательно подготовилась к встрече. Проконсультировавшись у знающих людей и наглотавшись таблеток, которые по утверждению тех же людей ни в коем случае не дадут запьянеть, Маруся ждала свою компанию на заветной скамеечке.
   Первая атака была отбита. Противная жидкость была выпита одним залпом, при этом ни один мускул не дёрнулся на лице девушки.
   - Вот это класс! - воскликнул Мишка.
   - Я тебя зауважал ещё больше, - похвалил Пашка.
   Петрович ничего не сказал. Он взял бутылку и поднёс горлышко к носу.
   - Вроде не палёная, - сказал он.
   Петрович плеснул себе в стакан из бутылки и выпил.
   - Нет, точно не палёная.
   Мишка и Пашка повторили процедуру за своим наставником и также засвидетельствовали, что водка настоящая.
   Второй и третий подход к стакану был выполнен Марусей также безукоризненно.
   Разумеется, что мужчины не могли ударить лицом в грязь, и захмелеть раньше хрупкой девушки.
   Вахтёр общежития с интересом наблюдал за этим соревнованием в окно. Всё чаще и чаще он покидал свой пост, выходя на улицу якобы покурить. С каждым выходом он всё ближе и ближе оказывался у скамеечки и, наконец, не выдержав, приземлился на неё. Петрович моментально поставил перед ним стакан и плеснул туда водки.
   - С богом! - крякнул вахтёр и примкнул к компании.
   Разумеется, что ни на само соревнование, а уж тем более на вахтёра никто не рассчитывал. Мишка единогласно был выбран гонцом. Не прошло и четверти часа, как он вернулся из магазина с двумя бутылками.
   Препараты, которыми напичкала себя Маруся, действовали безукоризненно, но и их возможности были не безграничны.
   После того, как всё было выпито, язык девушки плохо стал подчиняться разуму. Правда, это мало что значило, потому как её собеседники, как говорится, совсем не вязали лыка.
   - А где Виктор? - спросила она.
   - А чем мы хуже? - пошутил Пашка.
   - Конечно хуже, - засмеялся Петрович, - смотри, как нажрался. Что ты теперь можешь?
   Эта насмешка явно обидела молодого человека.
   - Это я-то ничего не могу? - закричал он. - Да я вам всем сейчас покажу!
   - Ты прямо здесь собираешься показывать? - засмеялся вахтёр.
   Эта шутка вызвала взрыв смеха. Маруся хотя и не понимала над чем так смеются мужчины тоже засмеялась.
   Через какое-то время разум на мгновение прояснился, и она снова повторила свой вопрос:
   - Когда придёт Виктор?
   - На чёрта он тебе сдался? - спросил Мишка.
   - Я его должна скмпити, скомприти...
   Маруся поняла, что язык плохо стал слушаться её.
   - Давай по складам, - посоветовал Петрович.
   - Ском-про-ме-ти-ро-вать, - наконец выговорила Маруся.
   - Переведи! - не понял вахтёр.
   И Маруся, как могла, изложила свой коварный замысел новым знакомым.
   К удивлению девушки, компания вместо того, чтобы оторопеть от коварства замысла, весело рассмеялась.
   - Скомпрометировать, говоришь? - хохотал Петрович, - Да это настоящему мужику только авторитета прибавит.
   - Кому, кому жаловаться, комсомольскому секретарю? - вторил Пашка.
   - А давайте посмотрим, чем сейчас занимается секретарь, - предложил вахтёр.
   Это предложение пришлось по вкусу всем. Компания подхватила под руки Марусю и хотела последовать за вахтёром, который уже встал со скамейки, чтобы реализовать свой замысел.
   - Постойте, - остановил всех Мишка. - Это просто неприлично такой компанией заваливаться в гости.
   - Да, мы об этом как-то не подумали, - согласился Петрович.
   На этот раз роль гонца исполнил Пашка.
   После того, как в руках компании появилась бутылка, процессия продолжила свой путь.
   Пройдя по полутёмным коридорам общежития, Маруся оказалась перед серой дверью с облезающей старой краской под которой проглядывались грязно зелёные пятна, свидетельствующие, что ремонт здесь хоть и редко, но всё же делался.
   - Здесь живёт секретарь комсомола? - удивлённо спросила Маруся.
   - Нет, живёт он в другом месте, а сюда просто ходит, - пояснил Петрович.
   - Зачем ходит? - не поняла Маруся.
   - Сейчас сама всё увидишь, - хихикнул Пашка.
   Вахтёр решительно распахнул дверь.
   Комната, которая предстала взору Маруси была точь в точь похожа на ту, в которой она дважды просыпалась после посиделок на скамеечке.
   Также вдоль стен располагались четыре кровати, также у каждой стояла тумбочка и также посередине был стол. Самое главное, что комната была схожа не только мебелью, но и всем остальным. Казалось, что люди ничем не отличались от той компании в которой оказалась Маруся. Даже запах был идентичен: смесь табачного дыма, разъедающего глаза, водки и закуски, разложенной почему-то не на тарелке, а на газете. За столом сидели сильно подвыпившие парни и, дымя папиросами, любовались на парочку, которая на кровати, никого не стесняясь, занималась тем, чем Маруся собиралась скомпрометировать Виктора. Вглядевшись в лица созерцателей, она узнала комсомольского секретаря.
   - Что он тут делает? - вырвалось у девушки.
   - Как что? Очереди своей ждёт, - пояснил Мишка.
   Этот диалог отвлёк от столь увлекательного занятия обитателей комнаты, и они с явным неудовольствием посмотрели на незваных гостей.
   - Мужики, у вас что совести нет? - возмутился комсомольский секретарь.
   - А мы не пустые - вот, - вахтёр показал на бутылку водки.
   - Это другое дело, - одобрительно закивали соседи секретаря, - а то мы уже гонца собирались посылать.
   Хозяева придвинули к столу вместо стульев тумбочки и усадили на них гостей.
   - Я пить не буду! - забеспокоилась Маруся.
   - Никак нельзя, - укоризненно покачал головой Петрович. - кровная обида.
   Марусе пришлось выпить и даже не раз.
   Перед уходом секретарь посмотрел на гостей и спросил:
   - А вы чего приходили? Может быть, чего сказать хотели?
   Но гости ничего не ответили. Они ухватили свою спутницу под ручки и направились к себе.
   Очутившись дома, Мишка усадил Марусю на кровать Виктора, достал недопитую бутылку водки и поставил её на стол.
   - Секретарь комсомольской организации! - не смогла сдержать своего негодования Маруся. - Да как он мог!?
   - А что здесь такого? - не понимал вахтёр. - Это он на заводе секретарь, а здесь он просто мужик и всё у него работает.
   - А Виктор?
   - А причём тут Виктор?
   - Но его уже третий день нет.
   - Ну и что?
   - Я в том смысле, что он тоже мужик и у него тоже всё работает.
   - Ах, ты вот про что? С этим у него всё в порядке, - объяснил вахтёр. - Этим он занимается не здесь и не с тобой.
   - А с кем?
   - С женой твоего начальника.
   - От удивления Маруся вскочила с кровати.
   - Ты куда собралась? - удивился Петрович.
   - Домой.
   - Мы тебя в таком виде не отпустим! - Пашка преградил своим телом выход из комнаты.
   - Лучше отпустите, а то я буду кричать!
   Петрович дал знак рукой, чтобы Пашка освободил выход.
   - Иди, тебя никто не держит, - показал Петрович рукой на дверь. - Только...
   - Что только? - Не поняла Маруся.
   - Только так не положено, - проворчал вахтёр. - Хозяев обижаешь.
   - Я что-то не так сделала?
   Мишка налил в стакан водки и поднёс гостье.
   - На ход ноги, - объяснил Пашка.
   - И всё?
   - И всё, - подтвердил Петрович.
   Маруся взяла стакан и выпила всё без остатка.
   Как бы ни были сильны препараты, а от такого количества спиртного не смогли защитить даже они. В голове у девушке всё закружилось. Она хотела сделать шаг по направлению к дверям, но потеряла равновесие и упала на кровать.
  
   Глава 8
   После того, как Борисов увидел своего сына, гуляющего возле дома тёщи, первым желанием было схватить его и увести домой. Однако сделав это, он спровоцировал бы мать на обострение. Она наверняка побежит в милицию, напишет заявление. Милиция естественно первым проверит его - отца. Далее возвращение ребёнка матери и ознакомление руководства с материалами дела. Если бы он знал, кто будет руководителем, если бы он мог предположить, как руководитель отнесётся к этой истории. Был и ещё один довод против принятия этого эмоционального решения: А что, собственно, он будет делать с ребёнком? Кормить, поить, одевать, водить его в школу? Для этого нужно, как минимум, уволиться с работы. Хорошо, когда есть бабушки, но у несчастного отца никого кроме тёщи не было, а та, естественно, всегда будет на стороне своей дочери. Оставлять всё как есть было нельзя - шило в мешке не утаишь.
   Борисов вспомнил ссору с Наташей и стал анализировать её.
   "А ведь после того, как я вмазал ей по роже, она не сопротивлялась, - вспомнил он. - Более того, не побежала в милицию, не написала в профком или в партком. Она просто тихо забрала ребёнка и ушла к матери."
   Из проведённого анализа следовало только одно - Наташа боится силы и никогда не вступит в открытое единоборство, ибо сила всегда находится на стороне мужчины.
   Что касается старшего мастера гальванического участка, так Михаил Александрович просто забыл о нём. Во-первых, неприятность в столовой перестала быть такой острой, во-вторых, выступление мастера на совещании не привело ни к каким последствием, и в-третьих, и наверное, самом главном наказать мастера было трудно, ибо он работал в таких условиях, в каких могли находиться только осуждённые на каторгу. К тому же куда-то пропала его секретарь Маруся, которая пообещала Борисову разобраться с возмутителем спокойствия.
   Размышляя на эти темы, Михаил Александрович не заметил, как в кабинет вошла Маруся. Сначала Борисов не признал в ней своей секретарши: лицо девушки опухло до такой степени, что невозможно было понять, кто стоит перед тобой девушка, женщина или бабушка. Синяки вокруг глаз создавали иллюзию очков, тех самых, которые носят слепцы, закрывая свои пустые никуда не смотрящие глаза. Одежда была измята и порвана в некоторых местах. Даже опухшие руки приобрели какой-то синюшно-фиолетовый цвет.
   - Вы кто? - с удивлением спросил Борисов.
   - Вы не узнаёте меня? - услышал он в ответ.
   Только по голосу Михаил Александрович понял, что перед ним стоит его секретарь.
   - Господи, ты откуда?
   - Я выполняла ваше задание.
   - Моё задание? Какое?
   - Я должна была скомпрометировать Виктора.
   Борисов вспомнил злополучную планёрку и снисходительно махнул рукой.
   - Теперь это не главное.
   - Это как посмотреть, - загадочно ответила Маруся.
   Борисов взглянул на лицо девушки и спросил:
   - Где ты была? Кто тебя так?
   - В мужском общежитии, где прописан Виктор. Это они меня так.
   - И Виктор в их числе?
   - Нет, Виктора среди них не было. Он там теперь не живёт.
   - А где же он живёт?
   - Он живёт теперь с вашей женой, - ответила Маруся.
   От этих слов в голове у Борисова помутилось. Кровь прихлынула к вискам и лицо исказилось от ненависти.
   - Вот и я также себя чувствую, - взглянув на начальника, сказала Маруся. - Это из-за Виктора они издевались надо мной. Теперь он мой личный враг.
   Однако Борисова мало волновал старший мастер гальванического участка. Напротив, он был даже чем-то признателен ему за то, что совратил его супругу.
   "Теперь никто не поставит мне в вину, что я ударил её. Даже если узнают, что в моей личной жизни появились проблемы, то в них виноват не я".
   В таком положении можно было даже разойтись с ней - никто за это не упрекнёт. Однако Михаил Александрович осознавал, что развод для карьеры дело вредное. С другой стороны, Борисов получил в свои руки сильный козырь. Он мог шантажировать жену тем, что предаст огласки её аморальное поведение и тем самым заставит изменницу вернуться в лоно семьи.
   - А что же мне теперь делать? - вывела его из размышлений Маруся.
   - Как что? - переспросил Борисов. - Мстить своему обидчику.
  

***

  
   Михаил Александрович уже несколько дней подряд следил за своей женой. Он вычислил все её передвижения, знал, когда она приходит, когда уходит, кода гуляет с сыном и когда к ней приходит любовник.
   Улучив момент, когда на улице не было свидетелей, Борисов подкрался к Наташе и, схватив её за локоть, быстро затащил в парадную.
   - Что, не ожидала меня увидеть? - спросил он.
   Женщина естественно опешила от перепуга и не могла выговорить ни слова.
   - Не думай, любовник тебе не поможет. Теперь и ты и он у меня на таком крючке, что не соскочите. Я ославлю вас на весь свет, У тебя заберут ребёнка, тебя лишат родительских прав. Твоего любовника я просто сгною на его ядовитом участке. Он также сварится в серной кислоте, как и его работяги.
   Эта словестная атака выбила женщину из равновесия, она вся сжалась в комок и испуганно закрыла лицо руками.
   Борисов понял, что наступил момент, когда можно было предъявлять ультиматум. Однако женщина внезапно повела себя не так, как того требовал, задуманный им сценарий.
   Она вдруг убрала руки от лица и смело посмотрела на мужа.
   - Да кто меня посмеет тронуть? Кто посмеет обвинить женщину за то, что она не желает жить с врагом народа?
   Теперь Борисов пришёл в замешательство.
   - Я враг народа?
   - А кто же ты?
   Михаил Александрович хотел что-то сказать, но его жена уже пошла в контратаку и её было не остановить.
   - Ты видно забыл про частушки? А английский шпион Королёв? А директор завода? А его водитель? А инженер по технике безопасности? А...
   Борисов зажал женщине рот широкой ладонью.
   - Это всё слова, ты ничего не сможешь доказать, - зло прошипел он.
   Женщина вырвалась из его объятий и пренебрежительно посмотрела на мужа.
   - Ошибаешься, - сказала она. - у меня есть список всех тобой убитых и оклеветанных людей. Или ты забыл про него?
   Колени Михаила Александровича затряслись, кровь отхлынула от лица, и он стал мертвецки белым.
   - Только тронь меня, - продолжала наступать Наташа, - я сгною тебя в лагерях!
   Она оттолкнула от себя дрожащего от страха мужа и ушла домой к своему любовнику.
  
   Борисов перевернул в доме всё вверх дном: вывернул карманы всех своих костюмов, проверил все полки, включая кухонные, заглянул даже в вентиляционную отдушину, что была в уборной - списка нигде не было. Похоже, что жена не блефовала - список действительно был у неё.
   Разбирая кухонные ящики, на глаза Михаилу Александровичу попался большой нож, скорее похожий на маленькую саблю или испанскую мачету. Лезвие ножа было отникелировано и, отражая свет, пускало по комнате солнечные зайчики. Борисов вспомнил этот нож. Когда он был рабочим и трудился в кузнечном цеху, они с друзьями в тайне от мастера выковали себе такие ножи из рессорной стали, позже, когда он перешёл работать на гальванический участок, светло-серый клинок был погружен в гальваническую ванну и приобрёл зеркальный отлив. Последнее конструктивное преобразование нож получил, когда хозяин трудился на слесарном участке - там он приобрёл наборную ручку из дорогих пород дерева. Больше нож не менялся, так как хозяин из разряда рабочих перешёл в разряд командиров производства. Клинок перекачивал в дом своего хозяина и поселился на кухне. О нём вспоминали, когда надо было рубить мясо. Крепкая и острая, как бритва сталь, легко перерубала любые кости, не дробя их на мелкие и острые осколки. Бывало, что хозяин доставал его из ящика и просто любовался им, вспоминая годы своей рабочей молодости. Сегодня он не вспоминал свою молодость, сегодня он думал совсем о другом.
   Поздно вечером Борисов находился в засаде, поджидая свою жену. Он просматривал пустынную, почти не освещённую дорогу, по которой должна пройти Наташа. Осматривая свой наблюдательный пункт, он чувствовал, что кто-то наблюдает за ним. Он обошёл всю прилегающую территорию, но ничего подозрительного не нашёл.
   "Это мнительность, - успокоил он сам себя".
   В конце тёмной улице появился одинокий женский силуэт.
   - Она! - сказал он.
   Силуэт приблизился. Сомнений больше не оставалось - это действительно была Наташа.
   Борисов тихо выглянул из убежища и осмотрелся.
   "Никого, как специально, - подумал он".
   Когда женщина поравнялась с убежищем, он выскочил, схватил её и затащил в парадную.
   - Вот тебе за твой список! - крикнул он.
   Никелированное лезвие, отразив свет тусклой лампочки, на мгновение осветило лицо Борисова.
   - Это ты?! - успела крикнуть Наташа.
   Клинок вонзился в темя и застрял в лобной кости.
   Борисову снова показалось, что за ним кто-то наблюдает. Он оттолкнул от себя жертву и пустился наутёк.
   Пробежав метров пятьдесят, он вспомнил про клинок.
   "Это же улика, - застучало в голове, - там же мои отпечатки пальцев!"
   Борисов снова побежал к парадной, и почти сразу же остановился. Из темноты чья-то тень мелькнула в парадную.
   "Всё, туда путь закрыт, - понял Борисов".
   Он повернулся и спокойно, будто ничего не произошло, пошёл домой.
  

***

  
   Планёрка проходила по привычному сценарию: руководители, оправдывая свою бездеятельность, обвиняли своих товарищей, а те отвечали им тем же. Однако на этот раз спектакль нисколько не увлекал Михаила Александровича. В его воображении вновь и вновь возникала ужасная сцена убийства жены и неизвестная тень, которая не позволила убийце уничтожить единственную улику.
   Неожиданно дверь кабинета открылась и на пороге появилась Маруся.
   - Михаил Александрович, к вам тут...
   Девушка не успела докончить, два офицера НКВД отстранили её и вошли в кабинет.
   - Вы начальник цеха Борисов? - спросил офицер.
   В голове Михаила Александровича всё закружилось, и он потерял сознание.
  
   Когда Борисов пришёл в себя, в кабинете никого кроме Маруси не было. Он лежал на кожаном диване, а она натирала ему нашатырным спиртом вески и заботливо гладила по голове.
   - Что это со мной было? - спросил Борисов?
   - Вы просто переволновались, - ответила она.
   - А эти - Борисов кивнул в сторону двери.
   - Они ушли на гальванический участок.
   Борисов поднялся с дивана и спустился в цех, который прекратил свою работу. Все сотрудники смотрели в сторону гальванического участка, откуда закованного в наручники выводили старшего мастера. В руках офицера Борисов заметил никелированный клинок, который отражая свет, пускал по цеху солнечные зайчики.
   Михаил Александрович вернулся в свой кабинет, где у дивана ждала его Маруся.
   - Значит, это была ты? - спросил Борисов.
   - Женись на мне, - вместо ответа сказала Маруся.
  
   Глава 9
   Маруся Борисова прижала к лицу скатерть и вдохнула свежесть накрахмаленной ткани. Она любила этот запах, любила шумные застолья, когда десятки глаз с завистью смотрят на неё и не могут понять, как она без роду и племени, без рожи и кожи могла превратиться в королеву, всецело повелевающей своим мужем, а стало быть и теми, которыми повелевал он. Любила, сидя за столом, слегка повернув головку и поведя бровью, наблюдать, как прислуга уже бежала к своей хозяйке исполнять любой её каприз. Любила сознавать, что нет в её окружении людей, способных перечить ей, способных высказать своё, а не её мнение. Был, правда, человек, с которым приходилось считаться. Это сын её мужа от первой жены - наглый и отвратительный тип, который на одно слово всегда отвечал десятью. Однако, это хоть и было неприятным моментом, но нисколько не угнетало её. Переходный возраст, тут уж ничего не поделаешь. Но Маруся не привыкла отступать ни при каких обстоятельствах. Даже этого избалованного и колючего мальчишку она заставит подчиняться себе, нужно только терпение и время.
   Материал скатерти нагрелся от дыхания и перестал испускать свежесть. Маруся убрала его от лица.
   - Параша! - позвала она служанку.
   Моментально, как из-под земли появилась перепуганная девушка в переднике.
   - Скатерть надо подгладить, она мятая.
   Параша взяла из рук хозяйки скатерть и поклонилась.
   - Не извольте беспокоиться, сейчас сделаю.
   Служанка ушла, а её место занял Алексей, который появился также неожиданно, как и Параша.
   - По какому поводу сегодня сабантуй? - спросил он Марусю.
   - Твоего отца утвердили на должности директора завода.
   - Могли бы и пораньше утвердить, - недовольно ответил Алексей. - Два года мурыжили исполняющим обязанности.
   - Раньше не могли. У него были проблемы с семейным положением. Ты же знаешь.
   - Но он же не виноват, что любовник убил маму?
   Когда Алексей называл мамой первую жену Борисова, Марусю слегка передёргивало.
   - Какая она тебе мать! Развратная женщина, за что и поплатилась.
   - А бабушка говорила, что в той истории не всё так ясно.
   - А что там не ясно?
   - У мамы был какой-то список...
   От этих слов Маруся чуть не упала в обморок. Она побледнела и на некоторое время потеряла дар речи.
   - Какой список?
   - Я не знаю толком.
   - Она показывала его тебе?
   - Нет. Бабушка говорила, что этот список очень опасен. Он приносит смерть.
   - Старуха совсем из ума выжила. Ты сам-то в эти сказки веришь?
   - Я не знаю, - ответил Алексей.
   У Маруси задрожали руки. Она села на стул и тяжело вздохнула.
   - Что с тобой? - испугался Алексей. - Тебе плохо?
   Марусе действительно было плохо: голова закружилась и слегка начало подташнивать.
   - Папа, папа, Марусе плохо! - закричал Алексей.
   Хозяйку уложили на диван и вызвали врача. Праздник по случаю утверждения на посту директора завода Борисова Михаила Александровича пришлось отложить на неопределённый срок.
   Беда, как известно, не приходит одна. После болезни Маруси скоропостижно скончалась бабушка Алексея. Скончалась она от сердечного приступа, хотя на сердце никогда не жаловалась, но на всё, как говорится, воля божья.
   Правда беда эта была только для Алексея. Отец тёщу не любил, а Маруся вообще считала, что бабка тронулась умом. Однако, чтобы не задевать чувство подростка, у которого в памяти ещё остались какие-то сентиментальные воспоминания об усопшей, директор завода организовал похороны по высшему разряду.
   После поминок внук не так сильно стал переживать утрату, а что касается Маруси, то её настроение сильно улучшилось. Как-то уединившись в спальне, она достала с полки книгу, открыла её и достала измятый листок бумаги - это был список Борисова.
  
   Как известно, время лечит. Прошло несколько лет и из памяти ребёнка ушла неутешная тоска по погибшей матери и бабушке. Свою мачеху он уже называл мамой. А разве могло быть иначе? Ведь именно Маруся воспитывала Алексея, именно она защищала его от злых языков, которые нет, нет, да и выльют ушат грязи на отца, расскажут какие-то небылицы про то, что его путь в директорский кабинет устлан трупами ни в чём не повинных людей. А ещё поговаривали о каком-то списке убиенных, который собственноручно составил Михаил Александрович. Правда списка этого никто никогда не видел. Да, мало ли что болтают от зависти? На каждый роток не накинешь платок. А у молодого человека, который уже превращался в мужчину не всегда хватало терпения выслушивать эти небылицы. Тогда в ход шли кулаки, но не всегда из кулачного боя выходил победителем Алексей.
   Вот в такие тяжёлые дни приходила на помощь Маруся. Она жалела и успокаивала юношу.
   - Запомни, - поучала его новая мама, - ты один, а этого быдла много. На всех кулаков не хватит.
   Маруся взяла полотенце, намочила его и приложила к ноющим синякам и ссадинам. Боль тут же утихала, а по телу разливалась приятная истома от нежности и мягкости женских рук.
   - Да, их больше, - согласился Лёша. - Но разве у меня есть другие варианты?
   - У тебя есть ум. - Маруся постучала себе пальцем по лбу.
   - Что же мне лбом отбиваться от кулаков?
   - А наша Красная армия от врагов лбами отбивается?
   Лёша представил картину, как красноармейцы в бою подставляют под пули свои лбы. Он не выдержал и рассмеялся.
   - Я с тобой серьёзно, а ты смеёшься, - слегка обиделась Маруся.
   - Я просто представил, как они лбами...
   - А если серьёзно?
   - Если серьёзно, то у нашей Красной армии всё есть: и танки, и самолёты, и пулемёты.
   Маруся убрала от ссадин мокрое полотенце и промокнула лицо Алексея сухой салфеткой.
   - А у тебя что есть, кроме кулаков? - вдруг спросила она.
   Лёша задумался и понял, что ему нечего ответить.
   - А ведь действительно у меня кроме кулаков ничего нет.
   - Вот для этого человеку и даны мозги. - Маруся снова выразительно постучала себе по лбу пальцем.
   После этого разговора Лёша стал часто задумываться о словах Маруси.
   Действительно, его противники зачастую прибегали к запрещённым методам борьбы. Никого, к примеру, не смущало, когда нападающих было больше, чем обороняющихся. Если кто-нибудь в драке наносил удар сзади, то это расценивалось, как военная хитрость, а не подлость. А уж если хитрость военная, то и всё остальное должно соответствовать этому термину. У военных только одно правило - победить, а уж какими средствами, это дело тактики и стратегии. И на счёт одних кулаков, тут Маруся абсолютно права - ни одна армия мира не воюет голыми кулаками.
   Лёша вспоминал, как его приятели изготавливали себе ножи с наборными ручками. Каждый клинок рассматривался, как произведение искусства. По рукоятке безошибочно можно было определить хозяина. Но наибольшего уважения удостаивался тот, в чьём арсенале имелся красноармейский клинок, принимавший участие в военных действиях либо в войне с финскими белобандитами, либо в Испании. Однако таких счастливых обладателей было очень мало. Именно о таком атрибуте мечтал Алексей, предвкушая зависть своих одноклассников. Однако, школьные годы подходили к концу, а заветный клинок так и оставался несбыточной мечтой.
   Однажды, гуляя по базару и рассматривая всякую всячину, глаза Алексею ослепил солнечный зайчик. Юноша даже не успел заслонить лицо рукой, как зайчик пропал. Лёша посмотрел туда, откуда он пришёл и увидел такого же, как и он молодого паренька, в руках которого сверкал клинок. Сердце забилось с удвоенной силой. Алексей быстрым шагом направился к парню.
   Торговец холодным оружием заметил быстро приближающегося Лёшу и не стал испытывать судьбу. Он засунул клинок за пазуху и пустился наутёк.
   Алексей не мог, не имел права упустить этот клинок. Такая удача могла выпасть только один раз. Молодой человек вложил всю свою силу, всю волю в ноги и начал преследовать беглеца. Продавец оказался тоже не из слабых. Чем быстрее бежал Алексей, тем быстрее убегал продавец. Наконец силы стали оставлять Алексея. Он понял, что заветный клинок вот-вот ускользнёт от него. Однако и убегающий был не двужильный. Он юркнул в подъезд и, тяжело дыша, остановился. Алексей уже не подбежал, а подошёл к беглецу. Неожиданно в руках парня сверкнуло лезвие клинка. Не успел Лёша опомнится, как нож застыл у его горла.
   - Что тебе от меня надо, комса? - прошипел парень.
   - Ты мне не нужен.
   - Зачем же ты гнался за мной?
   Алексей скосил глаза на лезвие.
   - Сам сделал, или настоящий?
   Парень отвёл клинок от горла и с восхищением посмотрел на него.
   - Настоящий! Клинок финских егерей.
   Алексея словно парализовало. Он смотрел на клинок, как кобра на заклинателя змей.
   - Продай, - вырвалось у него.
   - А у тебя денег хватит? - усмехнулся продавец.
   - Хватит, - ответил Лёша даже не узнав цены.
   Когда продавец назвал цену, оцепенение прошло. Алексей посмотрел на продавца, как на умалишённого.
   - Ты в своём уме?
   - Это клинок финского егеря!
   - Да, но...
   - А говорил деньги есть.
   - Есть, но я с собой столько не ношу, - соврал Лёша.
  
   Клинок достался Лёше гораздо дороже, чем было озвучено продавцом. Правда, за это пришлось заплатить не юноше, а домработнице. Когда отец и Маруся узнали, что из дома пропали деньги, подозрение естественно пало на неё. Однако, следствие не смогло доказать её вины, а домработница не могла доказать своей невиновности, поэтому дело окончилось простым увольнением и приклеиванием ярлыка - "воровка".
   Тем не менее, клинок стоил того. Алексей всегда носил его с собой и в отличие от одноклассников, никогда и ни перед кем не хвастался им. Но, как говорится, шила в мешке не утаишь. Убирая комнату Маруся всё же нашла любимую игрушку. Молодой человек, предвидя разбирательства с отцом, уже мысленно простился с клинком, но события пошли совершенно по другому сценарию. Маруся отдала кинжал Алексею.
   - Твой? - спросила она молодого человека.
   Лёша еле заметно кивнул головой.
   - Откуда он у тебя?
   Ответа не последовало. К удивлению Алексея, Маруся не стала настаивать на ответе.
   - Красивый, - вместо этого сказала она. - А хочешь отникелировать лезвие?
   Вопрос был таким неожиданным, что Лёша даже не понял его.
   - Это как?
   У отца на заводе есть гальванический участок, - стала объяснять Маруся. - Лезвие будет блестеть, как зеркало.
   Молодой человек представил, как его клинок будет отражать солнечные лучи и слепить всех зайчиками.
   - Но тогда отец... - засомневался он.
   - Отец ничего не узнает, - обнадёжила Маруся.
   С этой минуты Маруся стала для Алексея не просто мачеха, она стала другом, которому можно было доверить самую большую тайну. А тайн в этом чудесном возрасте у каждого молодого человека и у каждой девушке - хоть отбавляй.
   Молодые красавицы конечно мечтали о сказочном принце, который увезёт её с собой в прекрасное царство. В глубине души они понимали, что никаких принцев нет и согласны были заменить его ну хотя бы на командира Красной армии. Правда и командиров на всех не хватит - ничего страшного: в классе есть парни, которые наверняка станут командирами.
   Юноши не могли сосредоточиться на занятиях. Стройные фигурки девчат просто сводили их с ума. Прикасаясь к бархатной коже девичьей ручки, сердце начинало стучаться так сильно, что казалось оно выскочит из груди и разобьётся. Глядя на дивные локоны, спадающие на плечи, в глазах темнело, и молодой человек был уже не в состоянии думать ни о чём на свете, кроме её одной. Что касается ночей, то они превращались в пытку: ворочаясь с боку на бок, парень не мог уснуть, созерцая возлюбленную в своих воображениях. Эти воображения иногда заходили так далеко, что молодой человек сам пугался своих мыслей, но поделать с собой ничего не мог. Так проходила почти вся ночь и измучившись до изнеможения, он засыпал только под утро.
  
   - Лёша, вставай! Завтракать пора! - не могла разбудить своего пасынка Маруся.
   - Ещё чуть-чуть, - стонал он, - ещё пять минут.
   - Я не буду тебе второй завтрак греть!
   Прошло пять минут, десять, пятнадцать, двадцать, а Лёша не вставал. Маруся присела к нему на краешек кровати и потрепала непослушные вихры.
   - Небось девочка какая-то спать не давала?
   - От удивления Лёша сразу проснулся.
   - Откуда ты знаешь?
   - Чего же тут знать: не ты первый, не ты последний.
   - Ты хочешь сказать, что это происходит у всех одинаково?
   - У всех одинаково, но у каждого по-своему.
   - Что-то я не понял.
   - Через это проходят все, но у каждого своя история, - объяснила Маруся.
   - Ты хочешь сказать, что существуют определённые закономерности?
   - Конечно. Опытные женщины могут покорить любого мужчину.
   - А мужчина? - робко спросил Лёша.
   - А мужчина может покорить любую девушку, если конечно он знает, как это сделать.
   Алексей слегка покраснел. Он опустил глаза, но через некоторое время осторожно поднял их и заискивающе посмотрел на Марусю.
   - Ты научишь меня? - спросил он.
   - Научу, только не надо об этом говорить отцу.
   - Могила! - пообещал Алексей.
   - Любая женщина любит то, что у неё нет, - начала она свой рассказ.
   - А что нет у женщин?
   - Силы, - улыбнулась Маруся. - У женщин нет и никогда не будет силы столько же, сколько у мужчины. В природе самец всегда добивается своей самки с помощью силы.
   - Но человек не животное.
   - Человек тоже животное, только наделён разумом.
   - Хорошо, с силой я согласен, - согласился Лёша, - а ещё что?
   - А ещё на теле у женщины есть такие места, через которые на неё можно воздействовать.
   - Какие места? - еле слышно спросил Лёша.
   - Смотри, не проболтайся отцу.
   - Я же обещал, - Лёша вдруг представил, что напротив него сидит не Маруся, а Надька - его одноклассница, от которой он не мог отвести глаз и которая совершенно не обращала на него внимания.
   Маруся сбросила свой халат и обнажила грудь. Сердце готово было выпрыгнуть из груди Алексея, а голова закружилась. Маруся тем временем взяла руку молодого человека и прижала к груди.
   - Если ты нежно прижмёшь свою ладонь вот сюда, - продолжала свой урок Маруся, - девушка разомлеет и перестанет сопротивляться.
   Алексей уже плохо слышал голос своей учительницы, в глазах потемнело, и он стал заваливаться на Марусю. Мачеха быстро отодвинулась от молодого человека и накинула халат.
   - А дальше, - простонал Лёша.
   - Я научу тебя и дальше. А пока усвой, то, что узнал сегодня. Тебе всё понятно?
   Сознание вновь прояснилось. На месте Надьки снова была Маруся.
   - Но если я прижму туда руку, она просто влепит мне пощёчину.
   - Во-первых, это надо делать деликатно, ну как бы случайно, а во-вторых, ты забыл про силу.
   - Я должен взять её силой?
   - Да не её.
   - А кого же?
   - Своего соперника. Девушка должна понять, что в единоборстве с соперником ты оказался победителем.
   - И она...
   - И она предпочтение отдаст тебе. Женщины любят сильных.
  
   Завтрак пришлось разогревать повторно, но молодой человек даже не заметил, что ест засохшую яичницу, из его головы не выходили слава Маруси, в мыслях он уже разрабатывал стратегию завоевания девичьего сердца и сокрушения своих соперников.
  

***

   Во время урока Лёша не сводил глаз с Надьки. Она сидела впереди него и не могла видеть, как несчастный воздыхатель пожирает её глазами. Воздыхатель же мысленно сбрасывал с неё одежду и нежно прижимал свою ладонь к её груди. Он уже был готов, что девушка разомлеет, упадёт в его объятья и от удовольствия расплывался в улыбке.
   - Борисов! - грубо влезла в его мечты учительница, - ты в затылке Ручкиной скоро дырку просверлишь.
   Весь класс разразился диким хохотом. Надька повернулась к Алексею и выразительно покрутила пальцем у виска.
   - Остынь Отелло! - неслись насмешки одноклассников.
   - Не по Сеньке шапка!
   - Ты не в её вкусе!
   - Она по Вовке сохнет!
   Последний выкрик больно ударил Алексея по самолюбию. Он резко повернул голову, но посмотрел не на кричащего, а на Вовку. Тот сидел с самодовольной физиономией и смотрел на Надьку. Алексею показалось, что девушка отвечала своим взглядом на взгляд Вовки, и в этом взгляде было нечто большее, чем обычное отношение к однокласснику.
   "Вот он соперник!" - промелькнуло в голове у Алексея.
   - Довольно, довольно! - прервала всех учительница. - Делу время потехе час.
   И снова весь класс утонул в монотонных и скучных правилах и определениях.
  
   Старая, но мудрая поговорка гласит: "Слово ни воробей - вылетит не поймаешь". Она как нельзя точно подходит к нашему случаю. После злополучного происшествия на уроке, Алексею в школе не было прохода. Где бы он ни оказался, всюду неслись смешки и шутки в его адрес. По незыблемым мальчишеским правилам эта ситуация могла быть разрешена только в одном месте. И место это было туалетом для мальчиков. Именно там собирались обидчик и обиженный, чтобы расставить все точки над "i". Туалет для этой процедуры был выбран не случайно: во-первых, туда не могли зайти девчонки у которых, как известно, язык без костей, а во-вторых, туда запрещён был вход для женщин, которые составляли основную часть в учительском корпусе. Туалет заполнялся зрителями, которые зорко наблюдали за соблюдением правил соперниками. Правила были очень простыми: нельзя было бить противника ногами, наносить удары по глазам и бить ниже пояса. После того, как у кого-нибудь из соперников из носа начинала идти кровь, бой останавливался, и зрители растаскивали дерущихся по углам. Победителю доставалась слава, а побеждённому всеобщее призрение.
   Как и положено туалет для мальчиков был набит до отказа. Только небольшой круг в центре был предназначен для выяснения отношений между Алексеем и Вовкой. Алексей стоял напротив своего обидчика и дрожал от злобы. Вовка, напротив, смотрел недоумённо на своего противника и не понимал, что от него хотят.
   - Может быть, ты объяснишь, чем я тебя обидел? - спросил он у Алексея.
   - Не прикидывайся, ты всё знаешь.
   - Тогда в классе я ни одной шутки не отпустил в твой адрес.
   - А действительно, в чём собственно обвинение? - раздался голос одного из зрителей.
   - Он знает в чём, - ответил Алексей.
   - Нет, так не годится, - раздался другой голос. - Без обвинения нельзя, не положено.
   Алексей понял, что поединок может быть сорван, а это означало, что те инструкции, которыми молодого человека снабдила Маруся не будут реализованы.
   - Он просто трус, и поэтому боится повторить обвинение! - крикнул Алексей.
   - Я трус? - не поверил своим ушам Вовка. - Ты думаешь, что говоришь?
   Зрители, которые только что были готовы развести соперников по углам без поединка, снова образовали круг для поединка, ибо обвинение в трусости было достаточным, и снять его можно было только в бою.
   - Ты мне просто не оставляешь выбора, - сказал Вовка.
   Он развернулся и нанёс удар в лоб своему противнику. Удар был таким неожиданным, что Лёша не успел отвернуться. Он хотя и отшатнулся, но всё же устоял на ногах.
   Возгласами одобрения зрители наградили Вовку за его великолепный удар.
   Алексей быстро пришёл в себя, подскочил к противнику и собрал все силы, чтобы ударить его в челюсть. Увы, противник вовремя разгадал его замысел. Он успел развернуться и подставить ножку. Алексей, увлекаемый собственным кулаком, споткнулся и растянулся на кафельном полу, больно ударившись кулаком о край унитаза. Глаза ослепил какой-то сноп искр, и голова закружилась.
   - Крови нет! - услышал Лёша голос добровольного судьи. - Можно продолжать.
   Он понял, что ещё один такой промах, и поединок будет закончен. Алексей представил надменную и самодовольную физиономию Вовки, представил, как эти плебеи будут поздравлять его с победой и восхищаться им. А самое главное, он представил, как Вовка прижмёт свою ладонь к груди Надьки, и та не оттолкнёт его.
   Алексей Встал и подошёл к противнику. Голова раскалывалась от боли. Молодой человек поднял руку и ощупал голову. На ней за считанные секунды выросла огромная шишка.
   - Крови нет! - тут-же закричали из толпы. - Крови нет!
   - Порадуй меня ну хоть одним ударом, - усмехнулся Вовка.
   Алексей решил в голову больше не бить. Голова маленькая, и он всегда сможет увернуться. Надо ударить в грудь и сбить противника с ног, тогда с лежачем будет справиться легко. Тем более, что Вовка даже не защищал свою грудь. Его руки висели внизу, будто он зашёл в туалет не драться, а по другим делам.
   Лёша развернулся, чтобы придать кулаку большее ускорение и как пружина выпрямился. Вовка ничего не делал, он просто присел на корточки. Тело нападающего завалилось на спину противника. Тому оставалось только подняться, что он и сделал.
   Тело Алексея поднялось вверх и соскользнуло с плеча противника. Мгновение, и нос размазался по кафельному полу.
   - Кровь, кровь! - неслось отовсюду.
   Растаскивать противников по разным углам не пришлось. Алексей лежал на полу в луже крови и не понимал, что с ним произошло. Вовка подошёл к нему и улыбнулся.
   - А ведь я нанёс всего один удар, - сказал он.
   - Да я тебя... - прошипел Алексей.
   - В следующий раз думай кого трусом обзывать, - сказал кто-то. - Он же боксом занимается.
   Лёша полностью испил свою чашу позора. Он с трудом дожидался конца уроков, чтобы уйти домой и больше никого не видеть. Хорошо, что до конца школы оставалось всего несколько дней, а потом он уже никогда не увидит этих мерзких физиономий, особенно этого Вовки из-за которого всё и произошло.
   Вот только с Надей он не хотел расставаться, она также снилась ему по ночам и не оставляла его сердце в покое. Алексей даже не сомневался, что если бы ни этот проигранный бой, девушка не смогла бы отказать ему. Когда все одноклассники готовились к выпускному вечеру, Алексей находил причину, чтобы не участвовать в этом мероприятии, чтобы не встречаться взглядами и не читать в них насмешки и презрение. Вместо этого молодой человек, укрывшись в тени домов и подворотен, следил за девушкой так сильно вскружившей ему голову.
   Что касается девушки, то она совсем не испытывала каких-либо страданий. Напротив, она встречалась со своими друзьями и казалось просто забыла о существовании Алексея. Как правило, после этих встреч её провожал домой Вовка и девушке это явно нравилось. Правда, были дни, когда Надя возвращалась домой одна. Почему? Что может помешать молодому человеку проводить девушку, которая ему нравится? Тренировка, конечно тренировка, догадался Лёша. Он стал следить за Вовкой, и его догадка подтвердилась. Его соперник действительно не переставал тренироваться. Иногда это было днём, а иногда тренировки продолжались до позднего вечера. Провожая как-то вечером недобрым взглядом своего соперника, Лёша оступился и упал. Финский кинжал, который был спрятан за ремнём брюк, больно впился в живот юноши. Он вытащил кинжал и извлёк его из ножен. Никелированное лезвие поймало луч уличного фонаря и направило его прямо в глаз молодого человека. Решение пришло как-то само. Алексей бесшумно, как кошка, свернул на параллельную улицу, обогнал соперника и стал поджидать его в подъезде.
   "Только бы он смотрел в другую сторону, - стучало в висках, - только бы он не заметил меня!"
   Алексей понимал, что вступать в открытый бой даже при наличие кинжала было бессмысленно. Реакция профессионального боксёра ни оставляла ни малейшего шанса.
   "Только бы он открыл спину, - заклинал Алексей".
   Всё складывалось как нельзя лучше: на улице не было ни одного человека. Уличный фонарь, качался на ветру и вместо света испускал жалкий скрип.
   Алексей слился со стеной и перестал дышать.
   Тяжёлые шаги боксёра звучали всё отчётливее и отчётливее. Наконец они поравнялись с Алексеем. Было слышно даже дыхание жертвы. Вот она остановилась, будто предчувствуя свой конец, осмотрелась и начала удаляться.
   "Не заметил! - Алексей снова начал дышать. - Пора! Больше такого шанса не представится!"
   Подобно пантере, Алексей выскочил из своего убежища и набросился на незащищённую спину боксёра. В последнее мгновение Владимир успел повернуться к нападавшему, но было уже поздно: клинок не встретив на своём пути никакой преграды, вошёл в горло, как в масло. Владимир выпучил глаза, хотел закричать, но вместо этого испустил непонятный хрип. Из его рта потекла кровь. Он ещё раз попытался крикнуть, но вместо этого только плюнул в Алексея кровью. Неожиданно лицо боксёра побледнело, и он рухнул на землю.
   Алексей отпрыгнул от соперника, его охватил ужас. Не отдавая отчета в том, что произошло, он побежал от этого кошмарного места.
   Взял себя в руки он уже дома. Маруся открыла ему дверь и впустила в квартиру.
   - Отец дома? - первое, что спросил Алексей.
   - Нет. Он на заводе и сегодня не придёт.
   В этот момент силы оставили молодого человека, и он сполз по стене на пол.
   Маруся посмотрела на окровавленное лицо пасынка и спросила:
   - Где твой кинжал?
   Вместо ответа Алексей вытащил из кармана пустые ножны и показал Марусе.
   - Всё повторяется, - сказала она, - Там остались твои отпечатки.
   Молодой человек поднялся и направился к двери, но Маруся преградила ему путь.
   - Ты куда?
   - Туда, - ответил Лёша.
   - Поздно.
   Силы снова стали покидать юношу.
   - Что же мне теперь делать?
   - Не психовать, - ответила Маруся. - пока его обнаружат, пока осмотрят, пока опросят свидетелей...
   - Там не было свидетелей.
   - Это очень хорошо. Короче дня два, три у нас есть.
   - Но ведь там мои отпечатки.
   - А что, разве на них есть подпись, что они твои?
   От того хладнокровия, которое исходило от Маруси, стало немного легче. Лёша понял, что ещё не конец.
   - Сейчас залезай в ванну и смой следы своих приключений, а завтра на свежую голову мы всё продумаем. Не бойся, завтра воскресение, никто ничего не узнает, а у нас будет время избавиться от всего этого. - Маруся показала на одежду.
   - А сегодня?
   - Сегодня мойся и постарайся уснуть.
   Уснул Алексей только под утро. Стоило ему закрыть глаза, как перед ним возникала голова Владимира. Голова пучила глаза, открывала рот, пытаясь крикнуть, но вместо этого пускала пузыри и плевалась кровью. Алексей просыпался в холодном поту, бежал к зеркалу и осматривал тело. Никакой крови на нём не было. Он ложился, закрывал глаза и всё повторялось. Только под утро сон свалил его.
  
   Проснулся он поздно. Натянув брюки, он стал искать Марусю. Та сидела в гостиной и слушала радио.
   - Что мы сегодня будем делать? - робко спросил Алексей.
   - Что-то случилось, - почему-то ответила Маруся.
   - Неужели за это время они успели...
   - Причём тут ты? Про тебя по радио ничего объявлять не будут.
   - А что объявляли?
   - В двенадцать часов будет передано важное правительственное сообщение.
   То, что услышали Алексей и Маруся в правительственном сообщение повергло их в шок большей, нежели ночное происшествие Алексея.
   - Война..., - вырвалось из уст молодого человека.
   Он произнёс это так, будто никогда не слышал этого слова, будто оно в последние годы не пропитала всех от мала до велика, будто по радио не пели гимнов, о том, что Красная армия будет вести войну только на чужой территории и что ни пяти своей земли никому не уступит. Война - это слово чем-то схоже со словом смерть: все знают, что смерть неизбежна, все знают, что она обязательно придёт в семью каждого, но когда та приходит, обязательно застаёт всех без исключения врасплох, даже тех, кто только что в мыслях призывал её, возлагая надежды, как на последнюю избавительницу от мучительных страданий.
   Даже такая волевая женщина, как Маруся некоторое время сидела перед чёрной тарелкой репродуктора и не могла вымолвить ни слова.
   После замешательства она посмотрела на Лёшу и таинственно произнесла:
   - А может быть это даже и к лучшему.
   - Что к лучшему, война?
   - Ты же понимаешь, что война продлится недолго.
   - И что из того?
   - Иди в военкомат, там тебя никто не найдёт.
   - Ты хочешь, чтобы я пошёл на войну?
   - А ты что хочешь?
   Алексей посмотрел на Марусю и понял, что выбор у него не большой.
   - К тому же пока ты доберёшься до фронта, война уже кончится.
   Юноша посмотрел на Марусю и слегка приободрился.
   - Действительно, пока переоденут, пока определят в часть, пока довезут до места...
   Внезапно на лице молодого человека отразилось беспокойство.
   - Кто же меня возьмёт? Мне же ещё не исполнилось восемнадцать лет?
   Маруся подошла к письменному столу и достала из ящика шкатулку, в которой хранились документы. Она достала метрику Алексея и стала внимательно изучать её.
   - Ты ведь двадцать четвёртого года? - спросила она.
   - Да.
   - Сделаем так, что ты будешь двадцать третьего года.
   - Они спросят паспорт, - засомневался Лёша.
   - Война началась, кто там будет разбираться?
   - Во всяком случае, попробовать можно, - согласился Алексей.
  
   Глава 10
   Районный военкомат, двери которого были закрыты изнутри, напоминал собой улей. Сотрудники в форме и без формы бегали по коридорам с какими-то бумагами, то и дело натыкаясь друг на друга. Серая масса гражданских мирно стоявшая во дворе у закрытой двери ежеминутно росла и вскоре, не вместившись в отведённое место, вылилась на улицу. Всё это сопровождалось каким-то непонятным гулом схожим толи с воем, толи со стоном. Женщины, пришедшие провожать добровольцев, старались сунуть в руки им как можно больше кулёчков, мешочков и всевозможных свёрточков с продуктами, вероятно полагая, что до конца войны военнослужащих в Красной армии кормить никто не будет. Некоторые рыдали навзрыд, будто передав своего мужчину военкомату, им взамен, как расписку, сразу вручат похоронку. Рядом с ними, развернув меха гармошки, скорее орали, нежели пели, патриотические песни, а кто не мог петь, те толи отплясывали, толи стучали каблуками в такт музыки. Естественно, что не обошлось без обязательного атрибута любых радостей и горестей человека - водки или самогона. Всё это вместе, перемешанное и взбудораженное, наводило ужас на сотрудников военкомата, которые, как известно, не могут без приказа принять ни одного, даже самого простого решения. Райвоенком тщетно пытался дозвониться до горвоенкома или до горкома партии, потому как на второй день войны это хотел сделать едва ли ни каждый руководитель любой организации.
   - Товарищ полковник, - кричала своему начальнику секретарша, - они сейчас весь военкомат разнесут!
   Наконец в трубке полковника послышался какой-то голос. Он вытянулся, будто кто-то дал команду "смирно" и сильно прижал трубку к уху.
   - Да, да, так точно, - отвечал он. - Слушаюсь, товарищ генерал!
   Полковник положил трубку и с облегчением посмотрел на секретаршу.
   - Запускай!
   Двери военкомата открылись.
  
   Подхваченный толпой, Алексей оказался в длинных и узких коридорах. Людская толпа вертела и крутила его, будто маленькую щепку, попавшую в водоворот из которого выбраться было невозможно. Вначале он ещё пытался хоть как-то осознать, что с ним происходит, но через минут десять уже полностью отдался стихии и послушно подчинялся любому её капризу.
   - Паспорт! - услышал он возле себя и сразу взял себя в руки.
   Алексей осмотрелся. Он стоял напротив длинного стола за которым сидело человек пять в военной форме, один человек в медицинском халате и один в гражданском, по виду которого сразу можно было определить, что он принадлежит к партийному руководству.
   - Что? - переспросил Лёша.
   - Предъявите ваш паспорт, - повторил офицер.
   Алексей молча протянул полковнику метрику.
   - Но это же не паспорт.
   - Я ещё не успел получить.
   Офицер молча протянул метрику.
   - Не положено.
   За какие-то доли секунды молодой человек представил, как вернётся домой, как будет трястись от страха, что за ним придёт милиция, как милиция придёт, как его посадят в тюрьму... От этих мыслей голова закружилась, и он качнулся.
   - С вами всё в порядке? - спросил доктор.
   - Нет, со мной не всё в порядке.
   Люди, сидевшие за столом переглянулись.
   - Меня лишают права защищать свою Родину!
   - Да, но у вас нет паспорта, - попытался возразить полковник.
   - Я вам предъявил документ, подтверждающий, что я совершеннолетний. Это бюрократизм, и я не виноват, что война началась раньше, чем я успею получить паспорт.
   - И тем не менее, - настаивал полковник.
   Неожиданно человек в гражданском строго посмотрел на полковника.
   - А ведь он прав. Иначе, как бюрократизм, назвать это нельзя. Что скажет молодёжь, когда узнает, что её лишают права защищать свою Родину?
   Полковник понял, что если он не отступит, то сражение с политуправлением будет проиграно.
   - Армия требует от военнослужащих порядка, - виновато сказал он.
   Полковник снова положил на стол метрику, которую только что хотел вернуть Алексею и повернулся в сторону своего помощника.
   - Оформить, как исключение, - приказал он. - Следующий!
   И опять круговорот закружил Алексея. Старшина выстроил добровольцев, поправил свои рыжие усы "а ля Будённый" и гаркнул во всё своё лужённое горло:
   - Смиррррно! Напра-гу! Шагом арш!
   Добровольцы, ещё не посвящённые в основы строевой науки, медленно повернулись, и не пошли, а побрели, напоминая собой не солдат, а скорее арестантов, гонимых по этапу.
   - Рота, стой! - снова гаркнул старшина.
   Рота остановилась. Добровольцы вопросительно посмотрели на своего командира.
   - Пять минут на прощание, - сказал он совсем не по-военному.
   Только теперь добровольцы поняли, что старшина вывел их из двора военкомата и остановил на улице, где собрались провожающие.
   Команда "стой" была понята провожающими, как "вперёд". Они моментально облепили своих защитников и повисли на их шеях.
   Алексей повертел головой и увидел отца вместе с Марусей. Они пробились сквозь толпу и остановились.
   - Ты там поосторожней, - сказал отец, - наражон не лезь. Сейчас вас на обучение отправят, а уж только после этого...
   Михаил Александрович хотел сказать - на фронт, но не посмел употребить это слово.
   - Я думаю, дальше дело не пойдёт. Пока вас обучают, кадровые части своё дело сделают. Тут не линия Маннергейма, быстро справятся.
   Он обнял сына, прижал его к себе и даже попытался выдавить слезу.
   Маруся наклонилась к уху Алексея и прошептала:
   - Теперь тебя с новым годом рождения сам чёрт не найдёт. Война закончится, домой не торопись - надо некоторое время отсидеться.
   - Ста-но-вись! - снова оглушил всех старшина.
   Провожающие медленно отошли на свои позиции.
   - Смиррррно! Напра-гу! Шагом арш!
   Строй скрылся за поворотом. Страница гражданской жизни была перевёрнута, всё плохое и хорошее осталось где-то далеко в прошлом, и вернуться назад было уже невозможно.
   Рота действительно закончила свой марш на пункте переформирования. Добровольцев постригли наголо, помыли в бане и переодели. Очутившись в окружении лысых парней, одетых в одинаковую форму, Лёша несколько растерялся. Ему казалось, что все красноармейцы были на одно лицо. Исключение составлял старшина со своими рыжими усами и офицеры. Они хоть и были одеты в форму, но она не сидела на них мешком и подчёркивала хоть какую-то индивидуальность. Кроме того, на петлицах у них были треугольнички, квадратики и прямоугольнички, которые Алексею, хоть и не говорили ни о чём, но во всяком случае каким-то образом отличали их обладателей друг от друга.
   После переодевания молодой человек оказался в коридоре между таких же, как он красноармейцев. Лёша попытался сообразить, где он, и как себя вести дальше, но в голову ничего не приходило. Тогда он решил вернуться на начальные позиции и попробовать сориентироваться заново. После непродолжительных поисков он очутился в своей спальне, которую здесь называли казармой. Отсчитав от стенки пятую кровать, он сел на неё и облегчённо вздохнул. Немного придя в себя, Лёша почувствовал лёгкий голод. Сразу же в памяти восстановилась картина, как Маруся собирала в дорогу защитника Родины. Таких пирожков в армии ему, конечно, никто не испечёт. Он открыл тумбочку, стоявшую у кровати, и застыл в недоумении. Пирожков не было.
   "Украли! - догадался Лёша".
   - Что ты там потерял? - услышал он чей-то голос.
   Алексей повернулся и увидел такого же, как он лысого парня.
   - У меня украли пирожки. Они были тут в тумбочке.
   - Никаких пирожков в этой тумбочке не было.
   Парень посмотрел на Алексея и сдвинул брови.
   - И встань с моей кровати, я её не для тебя застилал.
   - Но это моя кровать!
   Парень, видимо о чём-то догадался и улыбнулся.
   - Пойдём со мной, - сказал он.
   - Очутившись перед рыжими усами старшины, Алексей несколько успокоился.
   - Вот, - сказал старшине парень, - рылся в моей тумбочке.
   - Я в твоей тумбочке?
   Такой наглой лжи Лёша не ожидал.
   - Это моя тумбочка!
   - За сегодня третий уже, - продолжал парень.
   - Взвод? - гаркнул старшина.
   - Какой взвод?
   - Ну, не мой же?
   Алексей вспомнил, что перед тем, как переодеть их всех распределили по взводам. Увы, но номер этого взвода моментально вылетел из головы.
   - Какой взвод? - повторил старшина.
   - Я не помню, - проскулил Лёша.
   - Снять ремень!
   - Что, что, - а этого от старшины он не ожидал. - Ремень? А зачем?
   - Тебя не спрашивают зачем. Тебе приказывают снять ремень.
   Алексей не понимая, что от него хотят, снял ремень, и протянул его старшине. Тот вывернул ремень и посмотрел на его тыльную сторону.
   - Ты слышал приказ подписать химическим карандашом всё обмундирование?
   - Да, слышал.
   Старшина ткнул ремнём прямо в нос Алексею.
   - Где здесь номер роты и номер взвода?
   Только теперь до молодого человека дошло для чего нужно было подписывать всё обмундирование.
   - Да, но я хотел это сделать позже.
   - За неисполнение приказа командира, объявляю два наряда вне очереди!
   - За что? - не понял Лёша.
   - Три наряда!
   - Три наряда?
   - Четыре наряда.
   - Есть, четыре наряда, - прошептал на ухо Лёше парень.
   - Есть четыре наряда, - повторил он.
   Старшина отдал ремень.
   - Следуй за мной.
   Они проследовали в небольшую комнатку, где старшина в списках отыскал Лёшину фамилию.
   - Ты красноармеец пятой роты четвёртого взвода, - объявил он. - На.
   Старшина протянул химический карандаш.
   - Я помню, помню. Я подпишу.
   - Подписать сейчас.
   Хоть Алексею и было неудобно, пришлось в присутствии старшины раздеться и подписать всё обмундирование, вплоть до трусов.
   - Я могу идти? - спросил он одевшись.
   Брови старшины снова сдвинулись.
   - Разрешите идти? - поправился Алексей.
   - Идите.
   Брови старшины снова вернулись на свои места, а губы слегка улыбнулись.
   - Когда станешь искать свою казарму, смотри внимательно на стенку, там на табличке номера взводов написаны.
   То, что приказы надо не обсуждать, а выполнять, Лёша понял в первый же день. После того, как все красноармейцы отдыхали после строевых занятий, его и ещё одного паренька, заставили чистить туалет. Да если бы просто чистить, так это было полбеды. Беда заключалась в том, что чистить приходилось щёткой, размеры которой только чуть-чуть превышали зубную. Ползая на коленях, надо было оттереть все пятна, на кафеле. Хуже всего поддавались чёрные полосы, оставленные ботинками и сапогами. Вычистив половину туалета, Лёша упёрся в своего товарища по несчастью.
   - Ты здесь за что? - спросил Алексей.
   - На кровати сидел. А ты?
   - Я форму не подписал.
   - Давай знакомиться, - предложил парень. - Я Юра.
   Он протянул свою руку, потом посмотрел на неё и обтёр о гимнастёрку.
   - А я Алексей.
   Лёша тоже обтёр руку и протянул новому знакомому.
   - Я добровольцем воевать пошёл, а они меня туалеты чистить заставляют, - пожаловался Юра.
   - А ты уверен, что нам придётся воевать? Пока туда, пока сюда, немца и без нас выпроводят.
   - Так может случиться, - согласился Юра.
   - Представляешь, пошли на войну, а попали в туалет!
   Новые знакомые звонко рассмеялись.
   - Отставить разговорчики! - раздался громкий голос сержанта.
   Он вошёл в туалет и оставил на кафеле жирную, чёрную черту.
   - Вот гад! - вырвалось у Юры.
   Вопреки ожиданиям сержант не рассердился, а наоборот, отвернувшись, ухмыльнулся.
   - Нам только туалет и всё? - спросил Лёша.
   Сержант ткнул своим пальцем в полосу, оставленную сапогом и сказал:
   - Отсюда и до обеда.
   Увы, но это была не шутка. Двое нарушителей воинской дисциплины, как бы ни старались, не могли закончить работу раньше срока. Иногда казалось, что это издевательство вот-вот закончится, что кафель вычищен безукоризненно, но приходил сержант и оставив сапогами чёрные полосы, тыкал красноармейцев в них носом и добавлял новый участок ещё большей, чем был прежде. И только команда к обеду положила этому кошмару конец.
   Что касается обеда, то он несколько отличался от того, к какому Лёша привык на гражданке. Рота строем подходила к столовой, по команде выстраивалась вокруг длинных столов, и стояла, ожидая команду "приступить к приёму пищи". Правда, пищей это было назвать трудно, по сравнению с тем к чему привык Алексей, это скорее можно было сравнить с пойлом. В первый день такого "приёма пищи" Лёша обратился к сержанту:
   - Товарищ сержант, но такое есть нельзя!
   Тот подошёл к миске красноармейца и рассмотрел содержимое.
   - А что вас не устраивает?
   - Но это есть невозможно!
   Сержант взял ложку и попробовал суп.
   - Суп, как суп, - удивился он, - мясо, как мясо...
   - Но там жилы, плёны - возмутился Лёша.
   - Ах, вот что! - засмеялся сержант. - Здесь не ресторан. Жилы и плёны такие же съедобные, как и мясо.
   Лёша хотел ещё задать вопрос сержанту, но оглушительный крик старшины заставил вздрогнуть.
   - Рота встать! Выходи строиться!
   Сержант моментально исчез. Красноармейцы повыскакивали со своих мест и побежали на плац. Лёша хотел пожаловаться, что не успел ничего съесть, но вспомнив приказ чистить туалет от черты и до обеда, решил этого не делать.
   Ужин проходил по такому же сценарию. Лёша уже не жаловался сержанту, он, молча, отделял ложкой плёны и жилы от мяса и отодвигал их на край миски. Делать это было не так просто: Красноармейцам не полагалось иметь ни вилок, ни ножей, а запускать пальцы в миску было противно. Вероятно по этому, за ужином снова не удалось ничего съесть. Пока Лёша возился с мясом, прозвучала команда: "Рота встать! Выходи строиться!" и дежурные, выхватив из рук миску, молниеносно вывалили так и не тронутый ужин в помои.
   Перед завтраком Лёша почувствовал, как от слабости у него дрожат коленки. Пустой желудок урчал и издавал звуки, которые невозможно было скрыть. Мяса, слава богу, за завтраком не было, но каша была не на молоке, а на воде. И хотя она имела какой-то серый цвет и стояла в миске колом, содержимое миски очутилось в желудке практически моментально, задолго до злополучного окрика старшины.
   Что касается строевой или стрелковой подготовки, то обучение проходило тоже непросто. Сержанты заставляли так печатать шаг, что у некоторых даже отлетали каблуки. При отработке штыкового боя, руки от тяжёлой винтовки превращались в плетья. Наиболее тяжёлым было занятие по рытью окопов. Это упражнение давалось на время, и горе тому, кто не укладывался в норматив. При этом никакие скидки на то, что грунт попался каменистый, не делались.
   - Противник не даст вам возможности копать в другом месте, - говорил старшина и приказывал отрыть дополнительный окоп.
   Руки, естественно, покрывались кровавыми пузырями, на которые командование не обращало никакого внимания.
   Алексей уже несколько раз помянул недобрым словом Марусю, которая втянула его в эту авантюру, но предположив, что в тюрьме условия ещё хуже, несколько успокаивался.
  
   Однако, всему приходит конец. Пришёл конец и этим учебным кошмарам. После обеда вместо того, чтобы приступить к строевым занятиям, красноармейцев повели на вокзал.
   - На фронт, на фронт! - пронеслись по строю радостные выкрики.
   - На фронт! - выкрикнул Лёша, чтобы не выделяться от других.
   Увы, как он не старался, изобразить на лице счастья не удалось. Хотя не всё ещё было потеряно: пока привезут, пока переформируют, может быть, всё ещё и закончится?
   - А ты говоришь, вместо боя туалеты драить будем! - подбодрил своего товарища Юра. - Как видишь, нам с тобой войны тоже хватит!
   К сожалению, а может быть, и к счастью, человеку не дано заглянуть в будущее. Добровольцы, боясь, что война закончится раньше, чем они доберутся до фронта, ошибались. Ошибались и те, кто надеялся, что пока их везут к фронту, фронт уйдёт от них.
   Война не убегала от добровольцев, она шла к ним навстречу с такой скоростью, что не только новобранцы, но и опытные командиры не могли даже приблизительно определить, где этот фронт в данную минуту и где окажется через час.
   После того, как солдат погрузили в вагоны, и поезд отправился навстречу врагу, безмятежное мальчишеское удальство уступило место лёгкой тревоге. Когда же послышались уханье артиллерийских залпов, все разговоры прекратились и наступила гробовая тишина, лишь вагонные колёса, отстукивая свою дробь, вызывали в воображении каждого свои дьявольские куплеты.
   - Фронт, фронт, фронт, фронт, - слышали одни.
   - Война, война, война, - слышали другие.
   - Убьют, убьют, убьют, - стучало в голове Алексея.
   - Сейчас как шандарахнет по вагону, так и не доедим до фронта! - нарушил тишину Юра.
   Будто в подтверждение его слов, совсем рядом что-то треснуло с такой силой, что у солдат разом заложило уши. Вагон качнулся и поезд остановился. Красноармейцы, потеряв на какое-то время дар речи, смотрели друг на друга и не понимали, что это было. Из замешательства всех вывел резкий скрип вагонных ворот. Они отварились, и яркое солнце ударило по глазам.
   - Воздух! - раздался громоподобный крик старшины.
   - Воздух, как воздух, - не понял Алексей.
   Могучая рука старшины ухватила его за воротник и выдернула из вагона.
   - Всем рассосредоточиться!
   Совсем рядом тяжело ухнуло. Земля вздрогнула, соседний вагон, подпрыгнул, будто он был резиновой игрушкой и, завалившись набок, вспыхнул. Из вагона выбежало несколько красноармейцев, объятых пламенем. Однако, далеко убежать им не удавалось - пламя пожирало свои жертвы и те, не в силах сопротивляться огню, успокаивались и послушно догорали рядом с вагоном.
   - Воздух! - снова раздался крик.
   Красноармейцы очнулись от замешательства. Они выпрыгивали из вагона и бежали, кто куда.
   Алексей, работая локтями, добрался до выхода и прыгнул. Пролетев несколько метров, он приземлился прямо на старшину.
   - Ты от страха совсем голову потерял? - рявкнул старшина.
   Но Алексей ничего не слышал. Он мчался вперёд, ничего не видя вокруг себя. Его сапоги то проваливались в ямы, то спотыкались о коряги. Иногда они наступали на мёртвых, а иногда и на живых. Раненные стонали, но Лёша не слышал их; мысленно он был уже в лесу, далеко от поезда.
   Нога вновь запнулась о палку. На этот раз он не устоял и рухнул. Бежавший следом за ним Юра, споткнулся о своего знакомого и упал на него.
   В небе послышался вой немецкого самолёта. Он летел так низко, что с земли видели надменную физиономию лётчика. Вероятно, ему было мало уничтоженного эшелона, он гонялся за отдельными солдатами и расстреливал их.
   Юра и Лёша лежали на самом виду, образуя своими телами непонятную кучу скорее похожую на небольшой холмик, нежели на людей.
   - Похоже, не заметили, - прошептал Юра.
   - Лежи не шевелись.
   - Сейчас кончится боезапас, и они улетят. Тогда рванём до леса.
   - Эти улетят, другие прилетят.
   Боезапас действительно скоро кончился. Самолёты набрали высоту и улетели.
   - Можно бежать, - сказал Юра.
   Однако пальцы Алексея так вцепились в Юру, что тот не мог подняться.
   - Отпусти, надо бежать! - крикнул он.
   Страх приумножил силы. Алексей не мог расстаться с живым щитом. Он ещё сильнее прижал приятеля к себе и прохрипел:
   - Не шевелись!
   - Отцепись от меня! Надо бежать! Они снова могут прилететь! - кричал Юра.
   Но эти крики только увеличивали силу его товарища.
   Юре удалось на мгновение вырваться из стальных объятий, но ненадолго. Алексей повалил приятеля на землю и как ящерица подполз под него.
   На смену улетевшим самолётам действительно вернулись новые. Лётчики с нетронутым боезапасом и полными топливными баками добивали красноармейцев.
   - Да отцепись ты от меня, урод! - кричал Юрий, пытаясь освободиться от объятий приятеля.
   - Не отпущу! - отвечал Алексей и ещё сильнее прижимался к своему щиту.
   Немецкий лётчик заметил эту возню и развернул самолёт для атаки. К этому моменту Алексею удалось повалить приятеля на себя. Однако Юрий схватил противника за палец и вывернул его.
   Алексей взвыл от боли и выпустил свой щит, но щит неожиданно сам упал на Лёшу и накрыл его собой.
   Самолёт снова начал атаковать. Длинная очередь пропахала землю и прошлась по спине Юрия. Самолёты снова улетели.
   Однако покидать своё убежище Лёша не торопился; он лежал, под телом приятеля и слушал, как в испуге громко бьётся его сердце. Левое ухо Лёши было плотно прижато грудью товарища. Он прислушался и попытался услышать сердце приятеля.
   "Неужели ему не страшно?"
   Он попытался прослушать сердце ещё раз, но не услышал. Неожиданно что-то липкое стало заливать лицо.
   "Неужели я так вспотел? - подумал Алексей. - Нет, пот солёный".
   Тем временем липкая жидкость добралась до рта.
   "Кровь, - мелькнуло в голове".
   Лёша ещё раз прислушался с сердцу приятеля, но так ничего и не услышал.
   - Юрка, ты живой? - прошептал он.
   Но Юрка не отвечал. Алексей потряс приятеля, но тот не реагировал.
   - Ты умер?
   Юра продолжал молчать.
   Алексей хотел скинуть с себя труп. Он схватил приятеля за гимнастёрку, но резкая боль пронзила руку.
   "Палец сломал, сволочь, - выругался про себя Алексей".
   Где-то рядом послышалась непонятная возня. Лёша снова сжался от страха в комок. Кто-то стащил с Алексея уже мёртвый щит.
   - Мёртвых к лесу! - услышал он голос старшины. - там и похороним.
   Алексей сжал глаза и пытался не шевелиться. На этот раз его сердце почти перестало биться.
   Два красноармейца подхватили Юру за руки и оттащили.
   - Товарищ старшина, а этот, кажись, жив, - услышал он ещё чей-то голос.
   Старшина подошёл к Алексею и посмотрел на его залитое кровью лицо.
   - Этого не трогайте, - приказал он. - ранеными санитары занимаются.
   Всё снова стихло. Лёша не знал сколько прошло время, он изредка приоткрывал глаза, но вертеть головой не решался. От долгого лежания без движения тело начало ныть, и тысячи иголочек вонзились в ноги. Наконец он услышал шум шагов и разговор.
   - Вся голова в крови, - услышал он незнакомый голос.
   - Попробуй нащупать пульс, - ответил ему второй.
   Алексей зажмурил глаза. Он почувствовал, что кто-то взял его за запястье.
   - Пульс есть, живой, - раздалось над самым ухом.
   - Тогда потащили.
   Его тело перекантовали на брезент и повезли по кочкам и ямам.
   - У - у - у, - вырвалось у Алексея, когда сломанный палец ударился о корягу.
   - В себя пришёл, - сказал первый голос.
   - Потерпи, потерпи, родной, скоро дотащим, - сказал второй уже Алексею.
   Однако, что же делать дальше? Совершенно ясно, что в санчасти вскроется, что кроме сломанного пальчика ничего у раненного нет, и что тогда делать?
   Алёшу притащили к санчасти и оставили на земле возле таких же, как он.
   - Куда же вы его вмести с трупами положили? - крикнул кто-то.
   Лёша открыл глаза и увидел окровавленных и изуродованных мертвецов.
   Комок подкатил к горлу и фонтаном вырвался наружу.
   - Сотрясение мозга уже вижу, - услышал он тот же голос, - стало быть контузия имеется. Сейчас остальное посмотрю.
   Алексей хотел приподняться, но голос остановил его.
   - Лежать, милый, лежать. Тебе нельзя двигаться.
   Он снова закрыл глаза и облегчённо вздохнул.
   "Вот и диагноз имеется, значит им на фронт, а мне в госпиталь. А там, глядишь, и война кончится".
  
   Глава 11
   Михаил Александрович лежал на диване с закрытыми глазами. Рядом за круглым обеденным столом сидела Маруся и читала письмо. Закончив, она аккуратно сложила его треугольником и задумалась. Борисов открыл глаза, повернул голову и посмотрел на Марусю.
   - Что пишет? - спросил он.
   - Попал в госпиталь.
   - Он ранен?
   - Лёгкая контузия и перелом пальца.
   - Значит, уже побывал в бою?
   - Палец можно сломать где угодно, а контузию получают только в бою.
   - Значит, Лёшка у нас теперь контуженый?
   - Контузия лёгкая, ничего страшного. Палец срастётся и его выпишут. А там и войне конец.
   - Да, конец..., - тяжело вздохнул Борисов, - Я думаю, это мероприятие долго продлиться.
   - А говорили, что воевать будем на территории противника, что пяти земли своей не отдадим.
   - Говорить что угодно можно. Смотри, как немец прёт, еле ноги уносить успевают.
   Маруся и Михаил Александрович замолчали. Причиной тому было одно единственное слово. Борисов употребил вместо слова "успеваем", слово "успевают". Маруся заметила это и испугалась. Михаил Александрович сам поначалу испугался, но подумав немного, решил, что никакой оговорки не было.
   - Неужели не видишь, что они могут только отступать. Немцы всю Европу под себя подмяли.
   Он ещё о чём-то задумался и спустя некоторое время продолжил.
   - Если уж Европа, то что о...
   Он хотел сказать "о нас говорить", но язык как-то не повернулся это сказать.
   - ... то что о них говорить? - докончил он фразу.
   Маруся ещё больше испугалась.
   - Думаешь, они... - Маруся замолчала, испугавшись своей мысли.
   - А что тут думать? Немец уже под Москвой. Идёт без остановки, как на параде.
   - Господи, что же с нами будет? - Маруся быстро и незаметно перекрестила лоб.
   - С тобой ничего не будет. Как жила, так и будешь жить. А может быть даже, лучше.
   Маруся непонимающе посмотрела на мужа.
   - А что ты на меня так смотришь? Живут же люди в Париже? Какая им разница, кто у них во власти немцы или французы?
   - Немцы? - почему-то переспросила Маруся.
   - У нас сейчас во власти грузин. Тебе от этого жарко или холодно?
   - А почему ты сказал, что только со мной ничего не будет, а с тобой?
   - Со мной случай особый, - тяжело вздохнул Борисов, - я член партии.
   - А может всё обойдётся?
   - Ничего не обойдётся. Поступил приказ готовить завод к эвакуации. К нам приходил офицер НКВД, они будут минировать завод.
   - Минировать?
   - Да минировать. Ни себе, ни людям.
   - А куда эвакуировать?
   - Не знаю. Куда-то за Урал.
   - Ты же директор, тебе должны сказать.
   - Это я здесь директор, а за Уралом...
   Борисов не договорил. Он тяжело вздохнул и снова закрыл глаза.
   На этот раз пауза продолжалась долго. А что тут скажешь? Как говорится, куда не кинь, везде клин.
   - Я у нас милицию сегодня видел, что им надо?
   - Алексея искали.
   - Алексея, зачем?
   - Не знаю. В их школе что-то случилось, вот они и опрашивают всех.
   - Так ведь Алексей на фронте.
   - Я им так и сказала.
   - И что они?
   - Ничего. Повернулись и ушли.
   И снова томящая тишина, снова молчание, снова страх, снова неизвестность. Неизвестность угнетала больше всего: неизвестно, что каждого ожидает завтра. Да что там завтра? Неизвестно, что будет через час. А отсюда страх, ведь неизвестно чего бояться и даже кого бояться.
   - А если..., - вдруг нарушила тишину Маруся.
   Борисов моментально вскочил с дивана и начал сверлить её глазами. А вдруг она увидела выход из этой безвыходной ситуации, а вдруг она знает наверняка, что следует предпринять в этой ситуации?
   - Что если? - не вытерпел Борисов.
   - Если ты спасёшь завод?
   - Я спасу завод? - не поверил своим ушам Борисов.
   - Кто занимается минированием?
   - НКВД.
   - А откуда НКВД знает схему завода?
   - От меня.
   - Значит ты в курсе, как будет заминирован завод?
   - Этого никто не знает. Там, где работали минёры, стоит охрана.
   - Там, где стоит охрана, там и заминировано, - заключила Маруся.
   Впервые за последнее время Борисов улыбнулся.
   - А ведь действительно, как всё просто: заряды охраняются, а значит они там, где охрана.
   - Вот тебе и схема. Остаётся только вычислить, как подать сигнал ко всем зарядам одновременно.
   - Что же тут вычислять? Любые сигналы подаются по проводам.
   - Не будут же НКВДшники взрывать сами себя вместе с заводом?
   - Они Обосновались в двух флигелях, которые находятся за пределами завода.
   - К этим зданиям подходят какие-нибудь провода?
   Борисова даже пот прошиб от этого вопроса. Положение, которое казалось абсолютно безвыходным, теперь виделось совершенно элементарным. Он сразу представил себя спасителем завода. Разумеется, что его партийный билет, который он просто вынужден был получить, нисколько не уменьшит тех заслуг, с которыми он придёт к новой власти.
   Скорее всего, именно он и окажется не только руководителем завода, но и полновластным его хозяином. Наконец ему не нужно будет строить этот мифический коммунизм; он совершенно законно, никого не опасаясь, будет строить свой капитал. И где? В Европе, а не в стране, где, то понос, то золотуха. В самой сильной, а стало быть, и самой богатой стране Европы - в Германии.
   От этих мыслей голова пошла кругом. Баранов подошёл к буфету и достал оттуда бутылку.
   - Это надо обмыть, - сказал он Марусе. - Это обязательно надо обмыть.
   Что, что, а за этим дело не встало: стол был моментально накрыт, и не просто накрыт, а накрыт на белоснежную накрахмаленную скатерть, которая доставалась только по очень торжественным случаям.
  
   Капитан НКВД был очень доволен директором завода. Другие выделят какого-нибудь инженера, а того хуже мастера, а сами убегут по своим директорским делам, и ищи их свищи. А ведь в таком важном деле, каким занимался капитан, всегда возникали вопросы, а где он директор - нет его.
   Этот же следовал за капитаном по пятам. Будто заводу не надо было эвакуироваться, будто сотрудники занимались этим всю жизнь и не было у них никаких вопросов.
   Один только раз подошёл к директору главный инженер и предложил свои услуги капитану.
   - Позвольте мне, - сказал он. - Это дело всё-таки инженерное.
   Директор чуть не испепелил его взглядом.
   - Да, кто вам позволил совать свой нос в эти дела? Это я-то не знаю своего завода? Да я каждый винтик здесь знаю, да я с закрытыми глазами по заводу экскурсии могу водить!
   Инженер, проняв, что поступил нетактично, сразу же поспешил удалиться, а директор ещё долго не мог успокоиться.
   - Вы только посмотрите, - жаловался он капитану, - Яйцо курицу вздумало учить! Это я-то не знаю завода?!
   - Не принимайте всё так близко к сердцу, - успокаивал его капитан, - он совсем не хотел вас обидеть.
   - Он меня обидеть?! Да кто он такой? Да я его..!
   - Михаил Александрович, - прервал директора капитан, - Честное слово, вы так всё хорошо рассказали, что мы справимся и без вас.
   - Дело это очень важное, государственное, и я хотел, чтобы у вас никаких осложнений не было.
   Иногда капитану удавалось отделаться от директора, но не проходило и десяти минут, как тот снова появлялся.
   - Сюда нельзя! - вдруг жёстко преградил капитан директору дорогу.
   - Даже мне? - не понял директор.
   - Даже вам.
   Борисов увидел перед собой красноармейца с винтовкой и всё понял.
   - Да, да, конечно, я ухожу.
  
   Дома, склонившись над столом, они с Марусей рассматривали план минирования завода.
   - Вот здесь у них первый заряд, - пояснял он супруге, - а здесь второй.
   Маруся аккуратно рисовала на схеме квадратики и красивым женским почерком подписывала их.
   - Зачем такая пунктуальность? - не понимал Борисов.
   - У меня свои интересы, - улыбнулась Маруся.
   - Какие же у тебя интересы?
   - Мне бы хотелось, чтобы на этой схеме был и мой почерк.
   Борисов ещё раз оценил сообразительность своей супруги.
  
   Работа по минированию завода была выполнена за три дня. За это время Борисов составил подробную схему минирования и вычислил флигель к которому будет подходить главный кабель. Его расчёты полностью оправдались. Глядя из своего кабинета, Михаил Александрович видел, как красноармейцы роют траншею.
   "Значит, я не ошибся, - подумал он, - кабель решили провести под землёй".
   Однако в НКВД дураков тоже не держали. Охрана была выставлена не только у заложенных зарядов, но и у каждого электрощита, где транзитом проходил кабель подрыва.
   "Умные, черти! - отметил про себя Михаил Александрович - почти всё учли".
   А не учли они одну очень незаметную деталь. Этой детали не было в технической документации предприятия. Она образовалась в результате борьбы двух идей, тогда, когда о Михаиле Александровиче мало кто знал.
   В те давние времена, когда в результате предложения Королёва, был изменён технологический процесс гальванического участка, встал вопрос о подводке питающего кабеля к электродвигателю редуктора. Королёв и тогда соригинальничал: он предложил не тянуть кабель вдоль стены к ближайшему щиту.
   - Открытая проводка здесь исключается, - доказывал он своим оппонентам. - возникает риск повреждения кабеля при погрузке и разгрузке металлических деталей. Питание должно подаваться по кабель-каналу, внутри стены.
   - К сожалению, это возможно только при реконструкции цеха, - отвечали скептики.
   - Мы сделаем проще, - не сдавался новатор, - мы вырубим лючок в стене, там, где проходит кабель.
   Лючок вырубили - доступ к кабель-каналу был открыт.
   Позже, когда цех вернулся к старой технологии, кабель отсоединили, но стену, естественно, никто ремонтировать не стал. Лючок просто завесили плакатом. Естественно, что в технической документации никаких изменений не вносилось, а людей, помнящих эту историю, на заводе уже не было.
  
   Нанося на свою схему этот лючок, Борисов рассказал эту историю Марусе.
   - Понимаешь, это единственно возможный путь кабеля, который должен пройти от заряда до флигеля. У всех электрощитах поставлена охрана, а про этот лючок никто не знает.
   - Тут главное не торопиться, - рассуждала Маруся. - Наверняка, они будут проверять, как работает схема.
   - Конечно проверят, тем более, что сделать это очень просто: подсоединить к кабелю лампочку и пустить ток.
   - А у них кто-то разбирается в электросхемах? - спросила Маруся.
   - Нет, они пользуются услугами наших специалистов.
   - Отсюда вывод: если не будет специалистов, то и проверить ничего не удастся.
   - Ты хочешь сказать...
   - Я хочу сказать, что перерезать кабель нужно в самый последний момент, когда все сотрудники будут уже эвакуированы.
  
   Неутомимая энергия директора была направлена на эвакуацию завода. Он бегал по цехам и проверял, не нарушается ли график эвакуации. Особое значение он придавал упаковке.
   - Запомните, переезд предстоит тяжёлый, да и хранение оборудования по приезду вероятнее всего будет под открытым небом, - поучал он сотрудников.
   Те не спорили с начальством, тем более, что его доводы были логичны.
   - Что вы делаете? - кричал он на других, - зачем вы разбираете токарные станки? Этих станков и за Уралом достаточно, а вот оснастка - она уникальна, её надо эвакуировать в первую очередь.
   Капитан НКВД, который свою работу уже выполнил, бегал вместе с директором и старался вникнуть в этот непонятный процесс, который сравнить можно, разве, что с муравейником, где все куда-то бегут, что-то несут, и при этом никто никогда ни с кем не столкнётся и ничего не уронит.
   Только в короткий обеденный перерыв можно было перевести дух и немного отдохнуть.
   Кстати, цех общественного питания, который между всеми именовался просто столовой к эвакуации не готовился. Как и в мирное время, он состоял из двух частей: рабочая столовая и ресторан руководящего состава. Именно в ресторане, набегавшись по цехам, директор с капитаном переводили дух.
   - Я распорядился столовую и ресторан пока не трогать, - объяснял он капитану, - питание сотрудников задача скорее политическая, чем биологическая.
   - Я поражаюсь вам, - восхищался своим новым знакомым капитан. - Как это вы всё можете держать в памяти? У меня через десять минут беготни с вами голова начинает идти кругом.
   - Практика, - самодовольно объяснял директор, - я ведь на этом заводе прошёл путь от рабочего до директора.
   - Вы, верно, его наизусть знаете, без всяких документов?
   - Как свои пять пальцев.
   - И не жалко его вам? Ну, вы знаете о чём я.
   - Жалко, конечно, но что поделать, не оставлять же всё это врагу?
   - Да, кто бы мог подумать, - печально качал головой капитан, - Придётся строить новый завод.
   - А вы считаете, что они скоро будут здесь? - робко спросил Борисов.
   - Что тут считать, бои идут уже на окраинах города.
   Капитан встал из-за стола и строго посмотрел на директора.
   - Заканчивайте эвакуацию. Что успели, то успели.
   Капитан посмотрел на часы, а потом на директора.
   - Через час у проходной будут машины. Все сотрудники должны покинуть завод через четыре часа. Вы едите с первой партией.
   От этих слов в глазах Михаила Александровича потемнело. Он зачем-то встал и по-военному приложил ладонь к виску.
   - Есть с первой партией, - ответил он. - Разрешите выполнять?
   - Выполняйте, - ответил капитан.
  
   Ни с первой и ни со второй партией Борисов не уехал, он снова бегал по цехам и подгонял сотрудников.
   - Почему вы не уехали? - услышал директор знакомый голос.
   - Я всё-таки директор, - оправдывался Борисов капитану. - Капитан покидает тонущий корабль последним.
   - Я капитан.
   - Я в переносном смысле.
   - А я в прямом. Командую объектом теперь я.
   - Да, да, я понимаю, - ответил Борисов.
   Капитан ушёл. Михаил Александрович зашёл в свой кабинет и вытащил из стола кусачки. Осталось только перекусить кабель в лючке, спрятаться в каптёрке и с советским прошлым всё будет покончено.
   Михаил Александрович прошёлся по пустым цехам и остановился на гальваническом участке. Приставив лестницу к стене, он сорвал плакат и открыл лючок. Одно движение и кабель был перекушен.
   Директор посмотрел вниз и прочитал надпись на сорванном плакате: "План - закон социализма!"
   - Нет теперь ни плана, ни социализма, - сказал он.
   - Что это вы делаете? - услышал директор.
   Михаил Александрович обернулся и увидел капитана в сопровождении двух красноармейцев.
   - Вот, плакат упал. Хотел повесить, - сказал он первое, что пришло в голову.
   - Зачем, ведь завод всё равно взорвут.
   - Да, действительно, зачем? - пробормотал Борисов.
   - А зачем вы кабель перекусили. Хотели завод немцам сдать?
   - Я, немцам? - директор не знал, что ответить.
   - Зря старались, Михаил Александрович, мы ведь кроме этого, ещё один кабель проложили, в другом месте.
   Вся великолепно задуманная операция развалилась в одно мгновение, как карточный домик. Директор слез с лестнице и с нескрываемой злостью посмотрел на капитана.
   - Нету здесь других мест.
   - Ошибаетесь, Михаил Александрович, есть. Я ведь в НКВД райкомом комсомола был с этого завода направлен. Посмотрите внимательно, может, вспомните, я у вас электриком работал.
   Но Михаил Александрович не мог посмотреть. Голова его закружилась, и он потерял сознание.
  
   Маруся тоже готовилась к эвакуации, правда она собиралась эвакуировать не за Урал, а немного ближе. Чтобы противник при захвате города не повредил вещи, она предусмотрительно перенесла их в подвал и накрыла толстыми одеялами. Самое ценное она, конечно, оставила при себе: Это было золото и документы. Особо ценными документами она считала схему минирования завода и список Борисова. Именно они гарантировали достойное место мужу, а стало быть и ей, при новой власти.
   Маруся осмотрела квартиру хозяйским глазом и присела на дорожку.
   - Всё, - сказала она себе, - пора менять апартаменты.
   В дверь позвонили.
   "Соседка, - подумала Маруся, - чтоб её...! Нет меня дома. Позвонит, позвонит и уйдёт"
   Однако соседка не уходила. К трели звонка прибавились стуки в дверь. Стуки нарастали и к ним вскоре прибавились выкрики:
   - Гражданка Борисова, открывайте, мы знаем, что вы дома!
   Маруся встала со стула и подошла к двери.
   - Кто это? - спросила она дрожащим голосом.
   - А то вы не догадываетесь, кто это?
   Маруся, скорее машинально, чем осознано, открыла дверь.
   В квартиру вошёл капитан с двумя красноармейцами.
   - Я, я, - залепетала Маруся, прижимая к груди сумочку.
   - Позвольте, - капитан протянул к Марусе руку.
   - Что позволить? - не поняла она.
   - Сумку отдай! - подсказал красноармеец.
   Капитан вырвал из рук сумку. Он подошёл к столу и вытряхнул содержимое. Поверх обычного барахла, которое обычно таскают с собой женщины, будто белая птичка, легла бумажка, расправив свои крылья, украшенные всевозможными линиями и квадратиками.
   - А вот и схема минирования, - сказал капитан, улыбаясь.
   Только сейчас Маруся поняла весь ужас своего положения. А ведь счастье было так близко! Казалось, что осталось сделать всего один шаг... А теперь? Кто будет разбираться? Отведут к стенке и расстреляют. По законам военного времени наказание может быть только одно.
   Маруся закрыла лицо руками. Где-то далеко что-то ухнуло. Значит бои уже совсем рядом?
   "Значит немцы вот-вот возьмут город? А может быть, комиссары не успеют? Разве им сейчас есть время разбираться с какой-то бабой? Надо потянуть время, может быть, наши и успеют?"
   Маруся даже не заметила, как в своих мыслях назвала немцев нашими. Она открыла лицо и упала перед офицером на колени.
   - Товарищ капитан, вы не правильно поняли; это не я, это всё он!
   - Вот я и вижу, что на схеме женский почерк. Или это Борисов так пишет?
   - Он заставил меня! Вы не знаете, какой это страшный человек!
   Маруся засунула руку под бюстгальтер и вытащила оттуда ещё один листок.
   - Смотрите, здесь его почерк!
   - Что это? - спросил капитан.
   - Он ещё до войны диверсии совершал.
   - Что это? - повторил капитан.
   - Это фамилии, тех, кого он уничтожил или упрятал в тюрьму, - объяснила Маруся.
   - Разберёмся, - сказал он и спрятал оба листка в полевой сумке.
   - Разберитесь! Обязательно разберитесь!
   - Встать! - скомандовал капитан.
   Маруся послушно встала. Два красноармейца моментально очутились за её спиной.
   - Пошли.
   - Куда пошли? - зачем-то спросила Маруся капитана.
   - Пошли разбираться, - ответил он.
   Малюсенькая, крошечная надежда окрылила женщину. Она поняла, что одержала победу в этой схватке. Её не расстреляли на месте, ей удалось заставить офицера разбираться в её деле.
   "Тянуть, тянуть время, - стучало у неё в висках. - Пусть разбираются в чём угодно, главное, чтобы наши вовремя подошли".
  
   К удивлению Маруси, её кинули в одиночную камеру и не вызывали ни на какие допросы. Женщина уже начала беспокоиться. Ей казалось, что в её план опять вмешались какие-то непредвиденные обстоятельства.
   "Почему нет допросов? - думала она. - Почему они не разбираются?"
   Неожиданно брякнул затвор, и дверь камеры распахнулась.
   - Борисова на выход! - скомандовал конвоир. - Лицом к стене, руки за спину!
   - Меня на допрос? - спросила она.
   - Не разговаривать!
   Конвоир закрыл камеру и повёл её по полутёмным коридорам.
   "На допрос, конечно на допрос, - подбадривала себя женщина. - Сейчас я столько показаний дам, что у них головы вспухнут! Пусть проверяют."
   - Стоять, лицом к стене, - прервал её рассуждения конвоир.
   Маруся остановилась. Конвоир открыл дверь и втолкнул туда арестантку.
   К её удивлению это не был кабинет следователя. Маруся оказалась в холодной, полутёмной камере. Ни кроватей, ни табуреток в ней не было. В углу прямо на полу лежал человек с окровавленным лицом.
   "Ясно, они перед допросом решили хорошенько припугнуть меня, - догадалась Маруся. - Хорошо, если им надо, чтобы я испугалась, значит испугаюсь".
   Человек на полу повернулся и посмотрел на женщину.
   - Это ты? - спросил он.
   - Я это я, - не понимая, что от неё хотят, ответила Маруся.
   - Значит, хорошо меня отделали, если даже ты не узнаёшь меня.
   Маруся подошла поближе и внимательно присмотрелась. Скорее по голосу, нежели по внешнему виду она узнала Михаила Александровича.
   - Это ты?
   - Узнала?
   - За что так тебя?
   - За твои бредовые идеи.
   - Мои идеи?
   - А чьи же ещё? Кто меня убедил спасти завод?
   - Что значит убедил? А твоя голова где была? Вероятно, ты так хорошо скрывал свои намерения, что НКВДшники сели тебе на хвост.
   Борисов вспомнил, как ходил хвостом за капитаном и согласился с доводами Маруси.
   - А мой список? - спросил он. - Откуда он у них?
   - Значит, тебя допрашивали? - спросила Маруся.
   - А то по моей физиономии не видно?
   Лицо Маруси вдруг стало серьёзным.
   - А зачем они посадили нас в одну камеру? - спросила она.
   - Чтобы мы перессорились из-за этого списка и начали топить друг друга.
   - Да, наверное, ты прав, - согласилась Маруся.
   - Но для чего? Для того, чтобы нас расстрелять хватило бы просто подозрений.
   - Значит у них что-то не выходит.
   - Я свой провод перекусил, а капитан мне сказал, что у них другой проложен. Наверное, они сомневаются в своём кабеле.
   В коридоре раздались шаги. Лязгнул засов, двери открылись.
   - Борисовы на выход, - скомандовал конвоир.
   Их провели по всем коридорам и вывели во двор. Там стояло несколько человек охраны и воронок.
   - В машину! - приказал конвоир.
   Арестованные зашли в воронок. Взревел мотор, и машина понесла несчастных в неизвестном направлении.
   Минут через пятнадцать они остановилась. Дверь открыли и арестантов вывели.
   Михаил Александрович сразу узнал место: это был тот самый флигель, который он выделил военным. Напротив него хорошо был виден завод, где почти всю сознательную жизнь провёл Борисов. Однако, та картина, к которой он привык, сильно отличалась. Большая заводская труба, которая, не переставая, чадила днём и ночью, теперь не испускала дыма и стояла будто мёртвая. Двери проходной, которые всегда находились в движении, теперь были сорваны с петель и валялись рядом, никому ничего не преграждая. Заводские ворота тоже были открыты. Но больше всего поразило отсутствие людей; завод, который всегда напоминал муравейник - вымер. Борисов осмотрел окрестные улицы и обнаружил, что и на них не было людей. Не было никого. Только мусор и какие-то бумаги, движимые ветром, носились по пустынным улицам в поисках людей, но не находили их.
   - А заводик-то взорвать не смогли, - шепнул Марусе Борисов.
   - Не разговаривать! Встать к стене!
   Арестованных поставили к стене. Красноармейцы с винтовками выстроились перед ними в шеренгу.
   - Что это? - испугалась Маруся.
   - Это они нас сейчас напугают, а после этого предложат исправить схему, чтобы взорвать завод.
   Где-то совсем близко ухнул снаряд.
   - Только бы наши успели!
   - Сейчас на завод поведут, а там и они подоспеют.
   Неожиданно земля под ногами содрогнулась; здания завода плавно, будто в замедленной съёмке, стали расползаться по земле. Вместо него образовалось огромное облако пыли. Только после этой немой картины, подоспел звук. Оглушительный треск заставил содрогнуться не только арестантов, но и конвоиров.
   - Товсь! - скомандовал командир.
   Красноармейцы вскинули винтовки.
   - По врагам народа - пли!
  
   Раздался залп. Солдаты погрузились на грузовик и уехали. В город вошли немцы, но ни населения, ни завода, в нём уже не было.
  
   Глава 12
   Слабенькая контузия да сломанный палец не такое большое ранение, чтобы отсылать в тыловой госпиталь. Да и стоит ли это делать, если палец срастётся раньше, чем привезут в тыл. Что касается контузии, то здесь дело совсем плохо; как не старался молодой человек изобразить рвоту, крепкий организм ни в какую не смог повторить то, что он делал возле трупов.
   Ожидание выписки превратилась в настоящую пытку. Алексей понимал, что из медсанбата его направят ни в санаторий, ни в дом отдыха, а на фронт, до которого было рукой подать. То, что творилась на фронте, легко было представить по тому количеству новых раненных, которое доставлялось ежедневно. Скорее даже не количеству, а состоянию поступавших. Изуродованные тела, которые и телами-то назвать было невозможно, после выгрузки валялись где придётся. Врачи осматривали раненных и направляли в палаты. Большую же часть доктора даже не успевали посмотреть; после многочасовых стонов и криков, они выбивались из сил и испускали дух. Санитары оттаскивали умерших, складировали их и передавали похоронным командам, которые закапывали несчастных в общих могилах, обозначив их последнее пристанище небольшим колышком с прибитой фанерной табличкой, который через день - два обязательно падал, ломался, а то и вовсе пропадал неизвестно куда.
   Наблюдая всё это, Лёша представлял на месте умерших себя, представлял и впадал состояние животного ужаса, с которым справиться было совершенно невозможно.
   Время шло, неуспевшие умереть, выздоравливали и отправлялись на фронт, чтобы через некоторое время вернуться и уже умереть наверняка.
   Пришёл день, когда и Алексей предстал перед военврачами.
   - Здоров, - говорил один врач, передовая личное дело, следующему члену врачебной комиссии.
   - Здоров, - повторяли они и передавали дело следующим.
   Наконец тоненькое личное дело со звездой в центре вернулось к председателю комиссии.
   Лёша закрыл от ужаса глаза. Сейчас будет объявлен приговор и жизнь, которая ещё толком и не начиналась - закончится.
   - Оставить его ещё на неделю, - услышал Лёша. - у нас в похоронной команде людей не хватает.
   Он даже не понял, что произошло. Молодой человек смотрел на комиссию и не верил ни своим глазам, ни своим ушам.
   - Вы не поняли меня? - переспросил председатель комиссии. - Вы ещё на неделю остаётесь в хоз. роте.
   Председатель комиссии посмотрел на коллег и тяжело вздохнул.
   - Однако, хватит на сегодня, пора обедать.
   Он остановил глаз на стопке личных дел и приказал Алексею:
   - Личные дела отнесите ко мне в кабинет.
   Члены комиссии не заставили себя ждать и все без исключения направились в столовую.
   Алексей принёс личные дела в кабинет и аккуратно сложил их на краешке стола. Он оглянулся и, убедившись, что рядом никого нет, вытащил из папки своё дело.
   Первым документом его дела было заявление на имя военкома с просьбой добровольно вступить в ряды Красной армии, вторым была метрика с искусно подделанным годом рождения.
   "Если я буду несовершеннолетний, они не пошлют меня на фронт, - подумал Алексей".
   Стирательная резинка, ручка, чернила и бритва, будто специально кем-то оставленные на столе, подталкивали его к этому простому, но гениальному решению. Алексей взял в руки резинку, стёр год рождения в метрике, срезал бумажную бахрому бритвой и загладил чистое поле ногтём.
   - Словно и не было! - похвалил он сам себя.
   Далее он написал свой год рождения и моментально промокнул его пресс-папье, чтобы цифры не успели расплыться.
   - Всё. Теперь меня выгонят из армии!
   Алексей вложил дело в стопку и покинул кабинет. Никто из врачей с обеда ещё не вернулся.
   Молодой человек вышел во двор и впервые за несколько дней улыбнулся.
   - Борисов! - услышал он выкрик старшины, - кончай лыбиться, иди мертвяков таскать.
   Мертвяков так мертвяков. Это ведь они только сначала такие страшные и неприятные, а когда привыкнешь, они даже лучше живых: никогда не спорят и не сопротивляются, а самое главное никогда тебя не заложат, что бы ты при них ни делал. Алексей иногда, оставшись наедине, даже играл с ними: посадит, к примеру, по-турецки капитана или майора, а в рот вместо папиросы палку вставит, и ничего - молчат. Правда, делал он это украдкой, когда никого поблизости нет. Ведь живые, не мёртвые, сразу шум поднимут. А чего шуметь, разве от мертвеца убудет, он же мертвец?
   Однако с мёртвыми играть приходилось редко. В основном бойцы похоронной команды рыли могилы и хоронили. Иной раз так накопаешься, что круги перед глазами мелькают; руки от усталости ноют, а кожа на ладонях превращается в одну большую фиолетовую мозоль. А старшина ничего этого не видит, только знай подгоняет: скорее, да скорее!
   Самое плохое, что на этого старшину управы не было. Для солдата он и бог, и царь и воинский начальник. Единственное утешение, когда удавалось найти среди мертвецов кого-нибудь из старших офицеров, тут Алексей ни упускал случая и отыгрывался на нём и за старшину и за начальника медсанбата, и за военкома, и за всех, кто когда-либо обидел молодого человека или мог обидеть в будущем. Один раз даже на полковнике удалось отыграться. Генералов, правда, не было, а жаль, уж Алексей не дал бы ему спуску!
   Неделя прошла быстро, и снова врачебная комиссия передавала друг другу личное дело, подтверждая, что красноармеец абсолютно здоров.
   - Хватит в медсанбате отдыхать, - подбадривал военврач Алексея, - пора снова пороху понюхать!
   Только самый последний доктор, полистав личное дело, неожиданно задержался на нём. Он протянул папку председателю комиссии.
   - Здесь какое-то недоразумение, - сказал он. - Год рождения в личном деле не совпадают с метрикой.
   Председатель внимательно изучил документы и согласился.
   - Выходит, он у нас несовершеннолетний?
   Доктор, который только что поздравил Алексея с тем, что он скоро будет удостоен чести понюхать пороха, встал со своего места, подошёл к председателю и ещё раз просмотрел дело.
   - Как же мы это не усмотрели? - спросил он скорее сам себя, нежели остальных. - Нет, голубчик, с порохом мы, пожалуй, повременим.
   Посовещавшись на месте, комиссия приняла решение направить бойца в хозяйственное управление штаба дивизии.
   Не прошло и часа, как грузовик увозил Алексея из медсанбата, И увозил он его, ни к фронту, а ближе к тылу.
   Постепенно звуки взрывов и канонады, доносившиеся с передовой стали стихать; чем дальше отъезжал автомобиль, тем мирнее становился окружающий ландшафт. Придорожные избы утопали в зелени яблонь, возле невысоких плетёных изгородей важно ходили куры и гуси, удивлённо поворачивая голову в сторону автомобиля и вопрошая своим взглядом: "кто это посмел нарушить покой и тишину этого райского уголка?". Так и не получив от возмутителя спокойствия ответа, куры кудахтали вслед удаляющемуся грузовику, а гуси, вытянув шеи, злобно шипели.
   Одна деревня сменяла другую, и райские пейзажи так успокоили молодого бойца, что он сладко уснул, болтая головой из стороны в сторону в такт покачиванию кабины.
   - Эй, служивый, приехали! - разбудил Алексея водитель.
   Он открыл глаза и оглянулся.
   - Вон, твой штаб!
   На поселковой улице стояло единственное мало-мальски приличное двухэтажное здание красного кирпича, в двери которого то и дело входили и выходили военные. Алексей предъявил документы дежурным офицеру и стал ждать дальнейших указаний.
   - Это к старшине Сидоренко, - сказал он.
   Офицер объяснил, как найти старину и исчез, будто его и не было.
   Через десять минут Алексей уже стоял перед страшной.
   - Значит, после ранения? - спросил старшина, изучив документы.
   - Так точно, после ранения.
   - Значит, успел побывать в бою?
   Старшина спросил это с нескрываемой завистью. Вероятно, он принадлежал к тому типу военнослужащих, которые забрасывали начальство рапортами с просьбой отправить на фронт, но всякий раз получал отказ с неизменным комментарием: "а кто в тылу служить будет, если все на фронт уйдут?"
   Алексей, с плохо скрываемом удовольствием отметил, что имеет перед страшной неоспоримое преимущество, не взирая на разницу в возрасте и звании.
   - Ранение получил в бою, - гордо ответил он.
   - Тогда вот, что сделаем, - решил старшина, - тебя, как фронтовика, я поставлю на должность привилегированную.
   - Какую, какую? - не понял Алексей.
   - Займешься охраной складов.
   - Каких складов?
   - Разных.
   Совершенно очевидно, что привилегированная должность должна предусматривать ну хоть какое-то отличие от пустой петлицы. Тем более, что обладатель её получил ранение в боевых действиях. А если прибавить сюда то, что он доброволец и к тому же ещё несовершеннолетний? При таком раскладе вообще никаких вопросов не должно быть. Неплохо, конечно, получить орден или, на худой конец, медальку, но это позже. А пока Алексей прикреплял к своим петлицам маленький рубиновый треугольник. Не орден конечно, но блестит на солнце не хуже медали.
   Служба у Алексея действительно была непыльная: в подчинении четыре красноармейца, которые должны охранять деревянный сарай с продовольствием, амуницией боеприпасами. Когда воинские части получали продовольствие, Алексею надлежало сосчитать соответствующие ящики или мешки и отразить в накладной. После этого он отдавал документы старшине, который может перепроверить работу Алексея, а может и не проверять. Чаще всего Сидоренко доверял Алексею и оформлял документы, не вылезая из своей коморки, но бывало, что в нём просыпалось сознание, и он пересчитывал всё до последнего ящичка. Однако, поняв, что всё в порядке, расплывался в благодушной улыбке и уходил в свою коморку строчить рапорт с просьбой отправить его в действующую армию, напоминая начальству, что замену себе он уже подготовил, и для полного соответствия ефрейтору Борисову не хватает только одно - сержантское звание, которое, учитывая его героическое боевое прошлое, присвоить просто необходимо.
   Как говорится, вода камень точит. Очередной рапорт был подписан начальством, а в петлицах у Борисова засверкал ещё один треугольник.
   Теперь он, а не старшина, обосновался в коморке, теперь он мог проверить своего подчинённого, а мог снисходительно подписать документы без проверки. Однако расслабиться своим бойцам он никогда не давал: обойдёт, бывало сарай, найдёт оторванную доску, криво висящее ведро на пожарном щите, или ещё какую-нибудь мелочь, - такой разгон устроит, что хоть святых выноси. А если и вёдра на месте и доски целы? Что ж из того? Ушлёт бойца куда-нибудь, а сам в это время досочку и оторвёт. В этом серьёзном деле главное ведь ни досочка, главное, чтобы порученное дело в рутину не превратилась, чтобы служба мёдом не казалась.
   Изучая работу склада, Алексей отметил одну очень любопытную деталь: в накладной всегда отмечался вес товара или количество мест, ящиков или мешков. Никто и никогда не догадывался заглянуть внутрь. Вместо спирта можно и воды налить. Да разве дело только в спирте? Когда Алексей воображал, что и откуда можно отсыпать или отлить, а что подсыпать или долить, голова шла кругом.
   - Это же Клондайк, Эльдорадо! - говорил он сам себе, закрывая глаза и представляя воображаемый рог изобилия.
   Глаза открывались, и рог моментально исчезал.
   Как-то, сидя в своей коморке, Алексей, закрыв глаза мечтал о воображаемом изобилии, но эту великолепную картину прервал крик дежурного офицера.
   - Борисов! Ты куда запропастился?
   Глаза пришлось срочно открыть и выбежать из коморки.
   - Я здесь, товарищ старший лейтенант!
   - Сейчас запрягай кобылу и отвези товар в местный военторг.
   - Так у меня бойцов нет, только один часовой остался. Ещё утром по приказу коменданта всех свободных от нарядов забрали.
   - А ты? - удивился офицер, - или ты уже не боец?
   - Боец, конечно, но...
   - Никаких, но! Сейчас подойдёт продавец из военторга, погрузишь товар, отвезёшь и разгрузишь.
   Офицер всунул в руку Борисова накладную, развернулся и зашагал по направлению к штабу. По пути он остановился, обернулся и посмотрел на молодого человека.
   - Что стоишь? Телегу готовь!
   Приказ есть приказ, и тут неважно, сержант ты или рядовой. Борисов недовольно побрёл на хоз. двор искать телегу. По пути взглянул на накладную и остолбенел: в ней значились такие деликатесы от которых голова моментально пошла кругом. Алексей почему-то развернулся и пошёл к продовольственному сараю. Подойдя к часовому он остановился.
   - Что-то хотел, сынок? - спросил часовой.
   Подчинённый Борисова по возрасту годился ему в деды, и поэтому у него язык не поворачивался называть своего начальника по званию. Борисов понимал это и не возражал, когда тот называл его сынком.
   - Да, кобылу надо запрячь.
   - Дело нехитрое. Я бы помог, да не могу - на посту.
   Борисов стоял и растерянно смотрел на часового.
   - А что, сам-то?
   - Я не умею, - стыдливо сказал Борисов. - Михалыч, я бы постоял вместо вас.
   Михалыч подумал немного, потом отставил в сторону винтовку и махнул рукой.
   - Была не была! Заступай на пост. Я её мигом запрягу. Только смотри, никому не говори, а то меня по головке не погладят, если узнают, что я пост покинул.
  
   Михалыч действительно вернулся быстро. Когда пришла продавщица из военторга, телега уже стояла у склада, а старый часовой сжимал в руках свою винтовку.
   - Оперативно! - улыбнулась продавщица. - Не успела документы оформить, а телега уже готова.
   - Не только телега, - улыбнулся в ответ сержант. Товар уже погружен. Извольте проверить.
   - Конечно, проверю. Товар не простой, для штаба фронта.
   Продавщица взяла накладную и стала сверять товар; она не только пересчитала количество мест, но и выборочно проверила содержимое ящиков. Для этого пришлось вскрыть тару, которую после проверки Алексея заставили привести в первоначальное состояние.
   На удивлённые взгляды Борисова продавщица только улыбалась и приговаривала:
   - Не обижайтесь, просто этот заказ очень важен. Сам должен понять - для штаба фронта.

***

   А штаб фронта не просто так заказал дефицит. Союзники начали поставки продовольствия и по этому поводу был устроен грандиозный банкет. Ассортимент в основном был импортный за исключением армянского коньяка, который во всём мире считался лучшим. Именно этим коньяком планировалось накачать союзников, чтобы очередной раз доказать истинно русское гостеприимство. Иностранцы, которые уже не первый раз были в Советском союзе, знали об этой национальной особенности, и не только были готовы к неожиданности, но и ждали её. Гости сидели за длинным столом и не столько слушали ораторов, сколько терялись в догадках по поводу предстоящего сюрприза.
   - Бьюсь об заклад, что ты ни за что не догадаешься, какой сюрприз подготовят сегодня русские, - сказал американский полковник своему соотечественнику, скорее всего бизнесмену.
   - А чем они могут нас удивить? - не согласился бизнесмен. - В бане они нас уже парили, осетром и икрой угощали, водкой поили. Разве что на этот раз армянским коньяком угостят.
   - Слишком примитивно, - не соглашался полковник. - Русские сюрпризы предугадать невозможно.
   - Может быть, поспорим, поставим деньги?
   Глаза у полковника заблестели, чем сразу выдали, что он больше игрок, чем военный. Прикинув что-то в уме, он шепнул на ухо бизнесмену, от чего глаза того чуть не выкатились из орбит.
   - А у вас деньги-то такие есть? - спросил бизнесмен?
   - Можете не сомневаться. Слово офицера! - заверил он.
   Полковник явно блефовал; он не только не имел таких денег, они ему в таком количестве даже присниться не могли.
   - В таком случае нам остаётся только ждать.
   Спорщики под столом пожали друг другу руки и переключили своё внимание на застолье.
   - А теперь небольшой сюрприз для наших гостей! - провозгласил русский полковник интендантской службы. - Всемирно известный армянский коньяк!
   Лицо американского полковника вытянулось. Он выронил из рук вилку и остолбенел.
   - Возьмите себя в руки, - прошептал бизнесмен. - Проигрывать надо достойно, тем более вам полковнику.
   Машинально полковник взял в руку вилку, но прийти в себя так и не смог. Вспомнив ту сумму, которую он сам же и озвучил, офицер понял, что наказал не только себя, но и всю свою семью.
   Тем временем официантки расставили бутылки, откупорили их и заполнили рюмки.
   - За победу! - провозгласил русский генерал.
   Все встали и выпили коньяк. Неожиданно половина гостей стала нюхать свои рюмки.
   - Господа, я выиграл! - вдруг закричал американский полковник. - Господа, я поспорил, что будет сюрприз и выиграл!
   Не только офицерская честь американца была спасена, он сумел ощутимо поправить своё материальное положение.
   - Я же предупреждал, что русский сюрприз разгадать не способен никто!
   Бизнесмен, бледный, как полотно, заполнил из коньячной бутылки рюмку доверху и залпом выпил.
   - Чай, - наконец вымолвил он. - даже не цейлонский.
   В зал вошли два русских капитана и вывели интендантского полковника.
   На этом застолье закончилось.
   К американцем дважды заходили сотрудники НКВД и пытались выяснить всё относительно сюрприза. Особенно их интересовало откуда полковник знал, что вместо коньяка в бутылках находился чай. Однако, как они не старались, американец не выдавал сообщников; он только повторял, что предугадать русский сюрприз не способен никто, даже НКВД. Что касается своего спора с бизнесменом, то он подтвердил это и даже немного приукрасил, прибавив к своему выигрышу один нолик.
   Если американцев сотрудники НКВД спрашивали, то интендантского полковника они допрашивали, причём так, как это умеют делать только в НКВД или в гестапо. Вероятно, поэтому полковник очень скоро во всём признался, но к сожалению, не мог указать сообщников не потому, что не знал, а потому, что не выдержав допросов, умер в самый неподходящий момент. Впрочем, разве чекист не способен размотать вражеский клубок, если он уверен, что этот клубок есть?
  

***

   Служба Алексея шла. Где-то далеко рвались снаряды, гусеницы танков словно ножи гигантских мясорубок превращали в фарш человеческие тела, а здесь в тихом и спокойном тылу, словно и не было войны. Здесь ласково грело солнышко и беззаботно щебетали птицы. Однако даже в этом раю иногда происходили внезапные изменения; за что-то арестовали Михалыча - самого казалось бы безобидного бойца из подчинения Борисова, а ещё сменилась продавщица в военторге. Кто-то говорил, что она уехала к мужу, который вернулся домой после ранения, а кто-то рассказывал, будто она была американской шпионкой. Впрочем, кто-же может знать это наверняка?
   К дню рождения Алексея командование преподнесло великолепный подарок: ему присвоили звание старшины. К этому подарку конечно и самому юбиляру пришлось приложить руку. Тут же не фронт, никто в атаку не ходит. Однако, здесь, как и на фронте люди любят выпить и закусить. Более того, в отличие от фронтовой обстановки они любят выпивать не спирт, а коньяк. Что касается закуски, то изысканности штабных не было пределов. Привыкнув к услугам начальника склада, они, видимо подумали, что в сарае у него спрятан станок на котором он печатает деньги. Можно представить какую надо иметь изобретательность, чтобы обеспечить всех страждущих неуёмными потребностями. И вот она - победа. Петлицы украшены максимальным количеством заветных треугольничков. За такие услуги можно было и немного побольше: орден к примеру, но увы, боевой орден в тылу - это что-то из области фантастики.
   - Давай мы тебя на передовую откомандируем, - советовал ему капитан из штаба, - это совсем другое дело. Конечно ордена боевого красного знамени ты не получишь, но на красную звезду можно что-нибудь придумать.
   - А кто придумывать будет?
   - Вот ты сам и придумай. Моё дело - рапорт подать.
   - А за рапорт надо...
   - Это само собой разумеется, - сразу понял капитан. - И не только мне. Рапорт ведь ни столько написать надо, сколько продвинуть, а тут ни одна инстанция, сам понимаешь.
   Алексей конечно всё понимал. Прикинув в уме свои возможности, он дал капитану своё согласие на командировку.
   - Когда приказ издать? - спросил капитан.
   - Да, когда угодно, - ответил Алексей, - хоть завтра.
   - А свои обязательства ты успеешь до завтра выполнить?
   - Я всё помню. Как вернусь - всё сделаю.
   - Так не пойдёт. Передовая есть передовая. А вдруг ты из командировки не вернёшься?
   От этих слов в глазах у Алексея потемнело. Он вспомнил налёт авиации и госпиталь, в котором не столько лечили, сколько хоронили бойцов. С другой стороны, не каждый же день идут бои? Если проскочить между ними, то всё может получиться. А если получить орден, то и до младшего лейтенанта рукой подать.
   Целую неделю Алексей проявлял чудеса изобретательности, чтобы собрать необходимую сумму. Наконец он передал её капитану, чтобы обменять на предписание, согласно которому старшине Борисову надлежало лично сопровождать продовольственный груз в одну из передовых частей.
   Операция для совершения подвига была продумана до мелочей: При возвращении с передовой надо было зарулить в госпиталь, в котором Алексей занимался похоронными делами. Ночью выбрать трупик посвежее в форме полковника - не ниже, погрузить его в машину и привести в штаб. В том, что полковник по дороге скончается, старшина виноват не будет, а вот подвиг спасения раненного командира останется. Правда? не ясно, что делать с водителями. А впрочем, причём тут водители? Передовая есть передовая и с ними всякое может случиться.
   Дальнейшие события пронеслись со скоростью курьерского поезда: беготня по штабу и оформление документов, погрузка продовольствия и снова беготня по штабу, недолгие сборы и две полуторки, доверху набитые продовольствием, помчались, унося с собой старшину, в полную неизвестность.
   Вскоре тёплое и ласковое солнышко скрылось за грязно-серыми тучами. Пение птичек смолкло, а вместо него откуда-то издалека стали прослушиваться глухое уханье, которое по мере приближения к месту назначения становилось всё громче и громче. Дорога? доселе ровная и прямая превратилась в подобие старого решета, которое более употребить было уже невозможно. Водитель полуторки в которой ехал Алексей, был подобен фокуснику, который, не снижая скорости, умудрялся объезжать воронки, ни разу не попав колесом в яму. От такой езды Алексея бросало из стороны в сторону. На голове от шишек не было живого места. Наконец машину подбросило так сильно, что в животе внутренности подпёрли желудок, который выплеснул наружу своё содержимое.
   - А помедленнее нельзя? - взмолился Алексей.
   - Нельзя, старшина, нельзя, - ответил водитель. - Если замедлим, нарвёмся на прицельный огонь.
   Будто в подтверждении слов водителя перед самым капотом неожиданно вырос земляной столб, после чего по ушам ударил звук разорвавшего снаряда. Водитель резко повернул руль вправо, от чего машина чуть не перевернулась.
   - Что я говорил? - прокричал водитель в ухо.
   Вместо ответа Алексей выпустил из желудка очередную порцию своего обеда.
   Прибыв к месту назначения, старшина с удивлением заметил, что по пути не было потеряно ни одного места груза.
   - Всё, как в аптеке! - самодовольно заметил водитель.
   - Причём тут аптека? - не понял Алексей.
   К машине подошёл майор в сопровождении двух бойцов. Алексей вышел и вытянулся перед ним в струнку.
   - Товарищ майор... - хотел отдать рапорт майору старшина.
   - Отставить, - махнул рукой тот. - Привезли?
   - Так точно!
   - По дороге обстреливали?
   - Как всегда, - ответил за старшину водитель.
   - Документы!
   Алексей подал документы.
   - Сейчас проверю груз и назад, - скомандовал майор.
   - Во время обстрела стеклянная тара могла разбиться, - предупредил Алексей.
   - Это я увижу. Тут дело в другом.
   - А в чём же ещё?
   - В последнее время резко увеличилась пересортица. А иногда даже с прямым хищением приходилось сталкиваться.
   - С хищением? - переспросил Алексей.
   - Гнида какая-то в штабе завелась. Здесь бойцы жизни свои кладут, а он, сволочь, жирует за наш счёт.
   Майор брезгливо сплюнул.
   - Собственными руками удушил бы эту тварь!
   - У меня всё чисто. Я сам груз проверял.
   - Вот и хорошо. Ты проверял груз, а я тебя проверю.
   - Так мне что делать? - не понял Алексей.
   - В порядок себя приведи, - майор кивнул головой на испачканную гимнастёрку старшины.
   - А где у вас умывальник? - спросил Алексей.
   Этот вопрос вызвал взрыв хохота.
   - Умывальник? - смеялся майор, - вон болото, это и есть умывальник.
   Алексей привёл себя в порядок у так называемого умывальника и вернулся к майору.
   - С грузом всё в порядке, - протянул майор документы. - После разгрузки скорее назад. Сейчас немцы могут в атаку пойти.
   Алексей приложил ладонь к козырьку, но ответить майору не успел. Сильный взрыв превратил в щепки машину, на которой он приехал.
   - Ну вот, началось, - сказал майор. - Старшина, за мной, после боя вернёшься. Сейчас всё равно не проехать.
   Алексея привели в окоп и всунули в руки винтовку.
   - Сейчас пойдут танки, - объяснил майор.
   - С винтовкой против танков? - не поверил своим ушам Алексей.
   - Будешь пехоту отсекать, танками другие займутся.
   Майор исчез. Алексей остался в окопе с винтовкой против танков и до зубов вооружённой пехоты.
   Бойцы вероятно не в первый раз оказывались в такой ситуации. Они были совершенно спокойны, будто только и делали, что всю жизнь отбивали танковые атаки. Даже девушки-санинструкторы готовились к бою как к обычному и привычному мероприятию. Что касается Алексея, то у него от страха затряслись поджилки. Желудок тут же отреагировал на страх, но он был пуст, чего нельзя было сказать о кишечнике.
   - Мне в туалет надо, - сказал Алексей своему соседу справа.
   - У тебя сапёрная лопатка есть?
   - А причём тут лопатка?
   - Садишься, делаешь всё на лопатку и выбрасываешь из окопа.
   - Где садишься?
   - Да вот здесь и садишься. Где же ещё?
   - Здесь же женщины, - Алексей кивнул в сторону сан-инструкторов.
   - В таком случае терпи, если ты такой чистоплюй.
   Увы, терпеть никаких сил не было. Алексей осмотрелся и увидел поблизости густые кусты. Он прислонил винтовку к окопу, перемахнул через бруствер и через несколько прыжков оказался в кустах.
   - Куда!? - услышал он сзади. - Стой, стрелять буду!
   Раздался выстрел, но не со стороны своих, а со стороны противника. Немецкая атака началась.
   К сожалению, кишечник оказался более проворным, нежели ноги. Алексей стоял в кустах и не знал, как ему вернуться в окоп в таком виде.
   В это время пошли танки, про которые предупреждал майор. Они стреляли по окопу даже не останавливаясь. Один снаряд разорвался совсем близко с кустами. Алексей рухнул на землю и закрыл голову руками. Далее он мог оценивать обстановку только с помощью слуха. Рёв танков становился всё громче и громче, потом послышались автоматные очереди. Алексей хотел приподняться, чтобы осмотреться, но пули просвистели над самой головой, срезав ветви кустов. Вскоре стали слышны отдельные немецкие выкрики. Они приближались, и Алексей понял, что находится уже на стороне противника. Но вот со стороны окопов послышался рёв других моторов.
   "Наши танки, - успел подумать Алексей".
   И опять немецкие крики, взрывы и треск автоматов. Вскоре немецкую речь сменил отборный русский мат, а за ним, как раскат грома пронзительное "ура!". Наконец всё стихло. Старшина решил приподнять голову, но услышал чьи-то шаги.
   - Что это? - спросил один голос.
   - Кажись, убитый, - ответил второй.
   Шаги стали приближаться и остановились возле Алексея.
   - Так он живой! - сказал первый голос.
   - Эй, хватит лежать, всё уже кончилось, - усмехнулся второй.
   Алексей поднял голову и увидел двух красноармейцев. Они направили на Алексея свои винтовки и с любопытством разглядывали его.
   - Я свой! - почему-то прошептал Алексей.
   - Свой, штаны надень.
   Алексей посмотрел вниз и увидел, что его галифе, испачканные дерьмом, спущены до самых колен.
   - Я свой, - снова повторил Алексей.
   - На этой стороне только мёртвые остались и наши и немцы.
   Алексей надел штаны и начал искать ремень.
   - Ремень одевать не надо, - строго сказал красноармеец и направил на старшину винтовку.
   К кустам подошёл лейтенант.
   - Что тут у вас? - спросил он красноармейцев.
   - Дезертира взяли! - ответил тот.
   - Дезертира? - переспросил лейтенант.
   - А может и лазутчика, - предположил второй. - Мы его обнаружили после того, как отбили немцев, значит он с той стороны.
   - Я с той стороны? - не поверил своим ушам Алексей.
   - Где твоё оружие? - спросил офицер.
   - Там, в окопе, - Алексей кивнул головой туда, где вместо окопа была перепаханная гусеницами танков земля.
   Офицер вытащил из кобуры пистолет и направил на старшину.
   - За измену родины... - начал лейтенант.
   - Стойте, какую измену? - Алексей встал на колени перед лейтенантом. - Нельзя же так, без суда, без следствия...
   - Можно, по законам военного времени можно, - ответил лейтенант, но пистолет опустил.
   - В особый отдел его! - скомандовал лейтенант красноармейцам.
   Он вложил пистолет в кобуру, посмотрел на Алексея, презрительно плюнул в его сторону и ушёл.
   Два бойца отвели Алексея в землянку.
   За столом, сооружённым из каких-то досок, в кромешном табачном дыму, восседал офицер который даже не поднял глаз на арестованного. Конвоиры остановили Алексея, а сержант, выполнявший роль адъютанта, положил перед офицером бумаги. Было видно, что в землянке совсем недавно хозяйничал противник; шинель и фуражка немецкого офицера, забытая прежними хозяевами, и русская плащ-палатка, висели рядом на гвоздях, вколоченных в стену, стол был завален бумагами, украшенными и орлами со свастикой и звёздами с серпом и молотом. Офицер, разбирался в трофеях и допрос арестованного явно не входил в его планы.
   - В подвал его! - недовольно сказал он, не поднимая глаз. - Как только освободится дежурный взвод, всех дезертиров расстрелять!
   У Алексея потемнело в глазах, и он потерял сознание.
  
   Глава 13
   Придя в себя, Алексей обнаружил, что он не в подвале о котором говорил офицер, а на полу той же землянки; та же немецкая шинель висела на стене и те же документы с орлами и свастиками валялись на столе. Не было плащ-палатки и офицера с конвоирами.
   Алексей поднялся, подошёл к двери и дёрнул её. Та была закрыта.
   - Чего надо? - услышал он по ту сторону двери.
   Алексей прислонил глаз к щели в дверях и увидел часового.
   - Мне к следователю надо! - крикнул Алексей.
   - А к папе римскому тебе не надо? - засмеялся часовой.
   - Я хочу дать показания, - настаивал Алексей.
   - Показания будешь давать теперь господу богу, если он есть, конечно.
   Алексей хотел ещё чего-то потребовать, но понял, что это совершенно бесполезно.
   "Они расстреляют меня! - стучало в голове."
   Он отошёл от двери, походил по землянке и снова прильнул глазом к дверной щели.
   "Нет, ничего не придумать, - лихорадочно бегали мысли. - Они могут расстрелять меня в любую минуту."
   Неожиданно раздался взрыв. Землянка вздрогнула, и земля сквозь накат потолка засыпала голову. Алексей упал на пол и закрыл голову руками. Когда он приподнялся, то увидел, что дверь землянки была сорвана и валялась метрах в десяти. Он вышел и увидел мёртвого часового. Живых больше не было. Только далеко, метрах в пятидесяти от землянки небольшая горстка солдат пыталась отразить атаку противника. Алексей обернулся и увидел немецкую пехоту. Солдаты с засученными по локоть рукавами шли цепью и заливали свинцом всё из своих автоматов. Немцы никого не брали в плен, они расстреливали даже мёртвых. Алексей увидел, как полегла последняя горстка солдат. Немецкая цепь подошла к ним и уже мёртвых ещё раз расстреляла в упор.
   "Господи, что же это делается!? - крикнул Алексей. - Ни одни расстреляют, так другие!"
   Неожиданно, как спасительная соломинка, в голове промелькнула мысль:
   "Они своих мертвецов повторно не расстреливают!"
   Алексей молнией метнулся в землянку, надел шинель и фуражку. Рядом с землянкой послышалась немецкая речь и треск автоматов.
   Старшина упал на пол и претворился мёртвым.
   В землянку вошли немцы. Что они говорили, Алексей не понимал. Он почувствовал, как кто-то подошёл к нему и попытался поднять.
   "Сейчас увидят, что под шинелью советская форма и всё, расстрел."
   Опять прогремел взрыв, и опять всех засыпало землёй. Толстый солдат упал на Алексея. Он так придавил старшину к полу, что тот еле мог вздохнуть. Немец стонал и дёргался от чего Алексею было ещё хуже. Но вот раздался новый взрыв; брёвна и земля стали заваливать землянку. Всё стемнело и затихло. Алексей оказался заживо погребён в могиле. Он попробовал пошевелиться и ему это удалось. Огромными усилиями он спихнул немца с себя. Раздвинув брёвна и освободившись от земли, старшина понял, что ему удалось выбраться. Он оглянулся.
   Помещение, которое совсем недавно было землянкой превратилось в огромную воронку; изломанные толстые брёвна, которые являлись стенами и потолком, теперь обгоревшими торчали из земли, испуская струйки дыма, будто они пришли сюда с одной только целью - покурить; Из-под земли кое где виднелись части тел, где рука, где нога. Пальцы одной руки слегка подёргивались.
   "Жив ещё, - подумал Борисов".
   Однако это продолжалось недолго. Рука затихла и повисла плетью. Только толстый немец, который своей тушей придавил Алексея и тем самым спас ему жизнь, приняв на себя удары осколков и брёвен, лежал поверх зе5мли.
   Борисов вдруг вспомнил свой первый бой; там тоже его спасло тело другого человека. А потом были ещё тела - в госпитале. Эти тела спасали его от фронта, а он играл с ними, как с куклами. Алексей посмотрел на толстого немца и улыбнулся. Он прислонил толстяка к бревну, скрестил ему ноги по-турецки, отломил от бревна дымящую щепку и воткнул ее в рот немцу.
   - Покури, дружок, - сказал он своему спасителю.
   На глаза попалась фуражка немецкого офицера. Он взял её и надел толстяку на голову.
   - За своё спасение я произвожу тебя в офицерский чин.
   Это занятие прервал какой-то шум. Алексей Вылез из воронки и увидел, как стройные цепи солдат с криком "Ура!" бежали в его сторону. Он поднялся в полный рост и хотел было побежать навстречу, но вдруг неожиданно остановился. От ужаса на какое-то мгновение у него даже остановилось сердце: он был в шинели немецкого офицера.
   Старшина молнией метнулся к воронке. Он снял шинель и бросил на толстяка. От этого тело немца потеряло равновесие и повалилось наземь. В воронку вбежали советские солдаты.
   Алексей повернулся к ним и улыбнулся.
   - Живой! - удивился солдат, глядя на Алексея.
   - От всего батальона только один остался, даже раненых нет, - вторил ему другой.
   - А почему раненых нет? - не понял Алексей.
   - Немцы не оставляли раненых, они их в затылок добивали, - объяснил офицер. - Вы, старшина, из какой роты?
   - Я не знаю, - нерешительно ответил Алексей.
   - То есть, как не знаете?
   Алексей похлопал по карманам и, нащупав бумаги, вытащил накладные.
   - Так вы из штаба? - удивился офицер. - Как же вы оказались в этой мясорубке?
   - Привёз продукты, уже собрался назад, а тут такое, - Алексей показал рукой на поле боя.
   - Как же ты в живых остался, - удивился солдат, - они же в живых никого не оставляли?
   - Немцы помогли, - усмехнулся Алексей.
   - Немцы?
   - Майор дал мне приказ уничтожить командный пункт противника, - начал объяснять Алексей. - Я снял часового, вбежал в землянку и метнул гранату.
   - Но ведь это верная смерть! - сказал офицер.
   - Так точно, товарищ старший лейтенант. Если бы ни этот фашист, - Алексей показал на толстяка, - я бы с вами сейчас не разговаривал. Его взрывной волной отбросило прямо на меня.
   - Ты не ранен? - спросил офицер.
   - Всё досталось ему, - Алексей пнул ногой толстяка.
   - Сержант! - подозвал к себе помощника офицер. - Отведите старшину в штаб.
   - Есть! - козырнул сержант.
   Алексей последовал за сержантом, но офицер остановил его.
   - Буду ходатайствовать перед командиром полка о представлении вас к государственной награде.
  

***

   Разные бывают ордена, но орден боевого красного знамени стоит особняком ото всех. Именно он был первым среди наград после революции. Именно он украшал грудь героев одно имя которых вызывало головокружение. Всё в этом ордене было хорошо: и то, что история с расстрелом, о котором знал только Алексей, закончилась благополучна, и то, что он получил гораздо больше, чем рассчитывал. Однако одно обстоятельство очень сильно беспокоило героя: Та сумма, которую он потратил на получение ордена, была совершенно напрасной. Дело в том, что весь план, разработанный в штабе его покровителями, был нарушен, и вместо ордена красной звезды, люди, которых он и в глаза-то ни разу не видел, представили его к ордену более высокого статуса, совершенно бесплатно. Простите, а куда прикажете отнести все расходы? А самое главное, как их списать? Не дай бог ревизия, и орден обернётся трибуналом.
   Что касается этих тыловых крыс, которые не только принимали от Алексея подарки, но и всячески подталкивали молодого человека к этим подношениям, то у них сразу почему-то куда- то девалась память: они при встрече поздравляли новоиспечённого кавалера ордена боевого красного знамени, так, будто это они этот орден присвоили. Правда стоило Алексею посмотреть в глаза этим покровителям, как они тут-же отводили взгляд, ссылались на занятость и моментально исчезали.
   Алексей не выдержал и, улучив момент, когда он остался один на один со своим непосредственным начальником, спросил его прямо:
   - Товарищ капитан, я бы хотел поговорить относительно наших договорённостей.
   Капитан испуганно огляделся и, убедившись что рядом никого нет, прошептал:
   - А что тебя не устраивает? Ты хотел получить орден, и получил.
   - Я этот орден получил за уничтожение командного пункта противника.
   - Согласен, всё пошло немного по другому сценарию, - начал юлить капитан. - Что же ты хочешь, чтобы мы тебя представили ко второму ордену?
   - Я хочу знать, куда мне отнести недостачу.
   Услышав про недостачу, капитан закрыл ладонью рот Алексею.
   - Не надо об этом говорить вслух, - прошептал он. - Если нас услышат не пожалеют ни меня, ни тебя.
   - А если не услышат, то не пожалеют только меня?
   - Придумай что-нибудь. Ты же умный парень.
   - А что я за это буду иметь?
   - А ты нахал! Не боишься?
   Алексей глянул на свой орден и перевёл взгляд на капитана.
   - Не боюсь. Я из всего батальона один в живых остался и не испугался.
   - Да, да, - задумчиво сказал капитан, - я наслышан о твоём подвиге.
   Он помолчал немного, затем посмотрел на Алексея и улыбнулся.
   - Этот подвиг действительно удивительный, и я думаю, что начальство не будет возражать, если тебя представят к присвоению звания младшего лейтенанта.
   От этих слов голова закружилась. Мысли лихорадочно забегали, не зная, где им следовало остановиться.
   - Ну, как, такой расклад тебя устраивает?
   - Устраивает.
   - Тогда держи пять!
   Капитан протянул для рукопожатия свою руку.
   - Значит, я свои треугольнички смогу заменить на один кубик? - почему-то спросил Алексей.
   - Нет, не сможешь, - улыбнулся капитан.
   Голова перестала кружиться, и мысли остановились.
   - Почему?
   - Открою тебе военную тайну, - загадочно произнёс капитан. - Скоро всё это, - он показал на петлицы, - снимут все.
   - Не понял.
   - В Красной армии вводится новая форма одежды.
   - Какая?
   - С погонами.
   - Как у белогвардейцев?
   - Как у белогвардейцев. Кстати, на твой склад первая партия формы поступит уже сегодня.
   - Сегодня? - почему-то переспросил Алексей.
   - Ступайте, - сказал капитан, - только про белогвардейцев советую языком больше не болтать.
   Алексей в какой-то прострации вышел из штаба и побрёл к себе на склад.
   Подойдя к сараю, он увидел часового, сидящего на бревне. Тот, прислонившись к стене и обняв винтовку, сладко посапывал, испуская вместо храпа, то ли посвистывание, толи похрюкивание.
   "Спит, собака, - подумал Алексей."
   Часовой не проснулся даже тогда, когда Борисов подошёл к часовому. Вокруг него в радиусе полуметра валялись окурки; один видимо был брошен совсем недавно, так как испускал еле заметный сизый дымок. Алексей подошёл к окурку и носком сапога затушил его. Он ещё раз посмотрел на спящего часового и прошёл на склад.
   В секции обмундирования он увидел новые ящики, которые привезли ещё утром.
   "Наверное, эти, - подумал Алексей."
   Он снял топор с противопожарного щита и ловко вскрыл ящик. Капитан не обманул, в нём находилось обмундирование нового образца. Старшина отыскал китель своего размера, фуражку, погоны и примерил форму на себя. Погоны были без звёздочек, отчего будущий младший лейтенант стал ни кем- нибудь, а капитаном царской армии. Он надел фуражку и подошёл к зеркалу. Налюбовавшись собой и в фас, и в профиль, Алексей остался очень доволен. Он подошёл к стеллажу и, представив, будто перед ним стоит солдат, свысока посмотрел на деревянный столб, служащий опорой полок.
   - Как стоишь перед офицером? - брезгливо сказал он столбу.
   Столб, который видимо служил не в царской армии, а в Красной, молчал и ничего не отвечал.
   - Надо отвечать - слушаю, ваше благородие! - объяснил Алексей.
   Но столб ничего не понял и продолжал стоять молча.
   - Ты отказываешься замечать меня?
   Столб и в этот раз проигнорировал Алексея.
   Тот схватил тряпку со стеллажа и стал хлестать по воображаемым щекам тупого солдата.
   - Будешь замечать офицера, скотина! Будешь замечать офицера, подлец!
   На этот раз столб испустил первый звук - он хихикнул. Правда звук этот исходил не от него, а откуда то сзади.
   Алексей повернулся и увидел часового.
   - Что это вы делаете, товарищ старшина? - спросил он.
   Алексей осмотрелся, но никакого старшины не увидел.
   - Кто старшина? - спросил он у часового.
   - Вы старшина, а кто же ещё?
   Красивая сказка тут же рассыпалась.
   Алексей зло посмотрел на солдата и закричал:
   - Почему спишь на посту, скотина?!
   - Так я, это, так я не спал...
   - А окурки почему у склада? Может быть, это дядя накурил? Уж не собираешься ли ты склад подпалить?
   - Виноват, товарищ старшина. Больше не повторится!
   Алексей снял китель, фуражку и кинул их на ящик.
   - Упакуешь, как было.
   Алексей вышел из склада и пошёл в свою коморку, обиженный на часового, который так грубо и бесцеремонно разрушил его воображения.
   Подумав немного, он достал лист бумаги и написал рапорт на имя капитана, где подробно изложил про окурки и сон на посту.
  
   Капитан был человек не злой. Он мог накричать на подчинённого, пообещать стереть его в порошок, отдать под трибунал или даже отправить на фронт, но очень скоро остывал и все его обещания оставались только словами. К тому же не в его интересах было выносить сор из избы. Когда у самого рыльце в пушку, лучше всего любые вопросы решать без посторонних. Подчинённые знали это и переносили громы и молнии своего начальника спокойно. Самое главное не спорить с ним и ничего не доказывать. Лучше всего признать свои ошибки и пообещать, что впредь этого никогда не повторится. Известное утверждение, что повинную голову меч не сечёт, в этом случае срабатывало на сто процентов.
   Часовой стоял перед капитаном, повесив голову, и молча, сносил все унижения от своего повелителя.
   - Как ты мог заснуть на посту?! - кричал капитан. - По законам военного времени тебя следует расстрелять прямо здесь без суда и следствия!
   "Ну уж сразу и расстрелять! - подумал часовой, но сдержался и ничего не ответил."
   - Что ты молчишь, Симагин, будто язык проглотил?
   Часовой по-прежнему не издавал ни звука.
   Капитан прекратил свой крик и с опаской посмотрел на солдата.
   - Эй, с тобой всё в порядке?
   - Всё, - наконец вымолвил часовой.
   - Что всё? - не понял капитан.
   - Со мной всё в порядке.
   - А почему тогда не отвечаешь?
   - А что отвечать?
   - Я задал тебе вопрос: почему ты заснул на посту?
   Часовой поднял опущенную голову, посмотрел на капитана ясными глазами и произнёс:
   - Бес попутал.
   Этот ответ полностью обескуражил капитана.
   - Какой бес?
   - Обыкновенный, с рогами и копытами.
   - Ты что, верующий? - почему-то перешёл на шёпот капитан.
   - Православный, - ответил часовой и для большей убедительности перекрестился.
   - Господи, только этого ещё не хватало! - простонал капитан не заметив, что и сам только что упомянул Господа. - Хорошо, что это ты мне сказал. А если замполит услышит?
   - Я и замполиту могу сказать, - честно признался часовой.
   - Что ты, что ты? - испугался капитан, - тогда не только тебе, но и мне головы не сносить.
   Капитан стал рыться в ящиках своего стола, в шкафу и вскоре перед часовым выросла целая кипа атеистической литературы.
   - Освобождаю тебя от всех нарядов на неделю, - приказал капитан. - Изучишь эту литературу, а я проверю. Понял?
   - Так точно!
   - Тогда ступай.
   - Куда?
   - Как куда? Изучать литературу.
   Часовой собрал в охапку книжки и ушёл в казарму. Вопрос про сон на посту отпал сам собой. Капитан вспомнил про окурки, но солдат уже ушёл, а возвращать его назад уже не хотелось.
  
   Новую форму штабные получили одними из первых. Военнослужащие приезжающие из войск по делам снабжения казались пленными Красной армии во времена гражданской войны. Некоторые умудрялись даже надеть на себя будёновку, атрибут скорее музейный, нежели военный. Штабные уже привыкшие к новой форме оборачивались на эту древность не веря, что совсем недавно сами ничем не отличались от них. Командировочные тоже озирались, полагая, что нелёгкая занесла их в самое логово белогвардейцев.
   Алексей уже полностью освоился к новой форме. В погонах, с орденом на груди он был просто неотразим для местных девушек, а когда вторая звёздочка украсила его погоны, и он стал полным лейтенантом, девчата и вовсе потеряли голову.
   Алексей, облачённый в свою любимую форму, с орденом на груди, любил с деловым видом прохаживаться по коридором штаба, ловя восторженные взгляды машинисток и секретарш. А те в свою очередь ждали появления молодого героя, в глубине души надеясь, что именно он остановит на ней свой неповторимый взгляд.
   Прохаживаясь как-то по штабу, он действительно остановил свой взгляд на машинистке продовольственной службы. От её огромных чёрных глаз невозможно было оторваться, а белокурые локоны, обрамляющие утончённые черты лица, придавали ей вид не человеческий, а божественный.
   "Ангел, настоящий ангел, - подумал Алексей, глядя на неё."
   К сожалению, долго любоваться этим небесным созданием не пришлось: Приоткрылась дверь капитана, и оттуда раздался отнюдь не ангельский голос.
   - Борисов, зайди ко мне!
   Девушка кокетливо махнула своими локонами, усмехнулась и убежала к своей пишущей машинке, а Алексей пошёл в кабинет начальника.
   Войдя к шефу, он приложил руку к козырьку и приготовился отдать рапорт по всей форме, но капитана его рапорт, похоже, не интересовал.
   - Дверь закрой поплотней, - оборвал Алексея начальник.
   Тот прикрыл плотно дверь и уже совсем не по-военному взглянул на своего шефа.
   - Мне стало известно, - капитан направил указательный палец в потолок, - что в следующую среду к нам прибудет комиссия для проведения ревизии.
   - Какая комиссия? - не понял лейтенант.
   - Обыкновенная, с очень большими полномочиями.
   По лицу лейтенанта было видно, что он так и не понял, что произошло.
   - В нашем ведомстве регулярно проводят ревизии. А иногда это делают, если кто-то капнет. Понял?
   - Понял, но ...
   - Какие ещё могут быть, но?
   - Но я же вас предупреждал, - докончил фразу лейтенант.
   - Ты, дорогой, на меня свои проблемы не вешай.
   - Но вы, кажется, от этой проблемы тоже немало поимели?
   От такой наглости у капитана перехватило в горле.
   - Да как ты смеешь? Посмотри на себя в зеркало. Ты же ко мне рядовым пришёл.
   Алексей пожалел, что ляпнул лишнее. К тому же никаких доказательств против капитана у него не было. Однако, если на складе обнаружат недостачу...
   Алексей вспомнил землянку и офицера, который, даже не подняв на обвиняемого глаз, приговорил его к смерти.
   - Я и так делаю для тебя очень много, ведь предупреждён, значит вооружён.
   - Я понял вас, товарищ капитан.
   Алексей отдал честь, собираясь покинуть кабинет.
   - Разрешите идти?
   - Запомни, в следующую среду.
   Алексей вышел от шефа, прошел по коридору метров пять, и не в силах стоять на ногах, опустился на подоконник. Он только приблизительно прикинул какая у него должна быть недостача, и ему сделалось ещё хуже.
   - Вам плохо? - привёл его в чувство ангельский голосок.
   Алексей поднял глаза и увидел белокурую красавицу от которой совсем недавно не мог отвести взгляда.
   - Как вас зовут? - вместо ответа спросил он.
   - Наташа, - не столько сказала, сколько пропела она.
   - А меня Алексей.
   - Мне показалось, что вам нехорошо.
   - Просто слегка закружилась голова, - соврал он.
   - Это всё из-за недостатка глюкозы, - сказала она так убедительно, будто была не машинисткой, а доктором.
   - Какой глюкозы, почему глюкозы, причём тут глюкоза? - Не понял Алексей.
   - Для головного мозга сахар просто необходим, тем более в молодом возрасте. В военное время он, естественно, является дефицитом.
   Далее Наташа начала трещать с такой скоростью, что за её словами вряд ли поспевали не только слушатели, но и она сама. Собственно, её мысли как-то не очень интересовали молодого человека. Слушая журчание её речи, которое можно было сравнить разве что с весенним ручейком, смотря на её личико и фигуру, голова действительно начинала кружиться, однако глюкоза к этому не имела никакого отношения. Однако девушку похоже и не интересовало, понимает ли что-нибудь молодой человек или нет. Главное, надо было успеть высказаться ещё до того, как собеседник, не выдержав этой словестной атаки, грубо прервёт её.
   Но Борисов не прерывал девушку, и это ей очень нравилось. Молодой человек поднялся с подоконника и попытался что-то сказать своей собеседнице.
   - ... кстати о глюкозе, - не дала прервать себя Наташа, - я напою вас чудным грузинским чаям с сахаром. Моего начальника сейчас нет, и нам никто не помешает.
   Она ухватила лейтенанта за рукав гимнастёрки и потащила в соседний кабинет.
   Алексей ещё несколько раз пытался хоть как-то вклиниться в её монолог, но поняв, что это совершенно бесполезно, махнул рукой и стал пить грузинский чай с двойной нормой сахара.
   После окончания работы Алексей, как истинный джентльмен проводил девушку до дома, и всю дорогу слушал её рассказы без точек, запятых и прочих знаков препинания. Но вот парочка подошла к дверям, и девушка замолчала.
   - Вот здесь я живу, - сказала она уже не торопясь.
   - Так близко со штабом?
   - Да, всего десять минут ходьбы.
   - А мне казалось, мы гуляли часа два.
   - Так мы кругами ходили, - засмеялась Наташа.
   Неожиданно молодые люди замолчали. Они смотрели друг на друга и не знали, что надо делать.
   - Ты завтра проводишь меня? - как-то незаметно перешла на "ты" Наташа.
   - Провожу, - пообещал Алексей.
   Девушка улыбнулась, снова кокетливо махнула своими локонами и скрылась за дверью.
   После прогулки с Наташей Алексею не хотелось возвращаться в каморку, которая перешла к нему от старшины. Грубый, неотёсанный армейский быт совсем не гармонировал с утончёнными, и изящными чертами ангельского создания, с которым он только что провёл вечер.
   Алексей прогулялся по вечерним улочкам посёлка. Тусклый тёмно-красный шар солнца медленно погрузился за горизонт и ночь вступила в свои права. Луна заняла свой пост на небосклоне, но и та скоро скрылась за свинцовыми тучами. Подул сильный ветер, и несколько тяжёлых капель ударило лейтенанта по голове. Алексей поспешил к себе в коморку.
   Проходя мимо склада, он решил проверить часового. Алексей осторожно, чтобы не выдать себя, подкрался к посту, но никого на нём не обнаружил. Лейтенант открыл дверь склада и увидел Симагина, который уютно свернувшись на топчане, спал, что называется без задних ног. Вокруг часового на полу валялись окурки.
   Первым желанием Алексея было разбудить часового, снять его с поста и снова написать рапорт капитану. Лейтенант уже протянул к солдату руку, но неожиданно на мгновение застыл в таком положение. Алексей убрал руку и тихо, чтобы не разбудить часового, покинул склад.
   Молодой человек пришёл в свою коморку, разделся и лёг спать.
   Стоило Алексею закрыть глаза, как в сознании возникал светлый образ Наташи. Стройная фигурка стояла перед молодым человеком и смотрела на него влюблёнными глазами. Её талия и без того тонкая, опоясанная солдатским ремнём, казалась ещё тоньше. Сознание, как волшебный художник, сделало один мазок своей кистью, и Наташа вдруг предстала не в армейской форме, а воздушном, тонком платьице, почти не скрывающим идеальные черты. Ещё один мазок, и она осталась перед Алексеем совсем без платья. Молодой человек мысленно уже хотел обнять ангела, но грянул гром, и воображаемая картинка исчезла. Вместо неё Алексей вспомнил о часовом, который пропах махоркой и потом да к тому же отвратительно храпел, уснув на посту.
   - Сволочь! - со злостью выругался Алексей.
   Он нахлобучил на голову подушку, чтобы не слышать грома, и уснул.
  
   Наташа тоже не могла заснуть сразу. Перед её взором возникал юный герой в офицерских пагонах с орденом на груди. Среди тыловиков, служба которых проходит вдалеке от боевой романтики, он казался полубогом, а не простым офицером. Его воспитание и отношение к слабому полу говорили о внутреннем благородстве и даже интеллигентности - чертам присущем далеко не всем офицерам. К сожалению, нововведения только внешне походили на форму господ офицеров с безупречным воспитанием и тактом. Внутри, как и прежде скрывались командиры Красной армии главным качеством которых являлось рабочее-крестьянское происхождение со всеми вытекающими из этого последствиями. Неся службу у пишущей машинки, Наташе часто приходилось бывать на совещаниях у начальника, где без всяких прикрас можно было наблюдать истинную культуру современного офицера. В кабинетах невозможно было продохнуть от дыма махорки, а в словестных баталиях в качестве самых главных аргументов использовалась откровенная площадная брань.
   Что касается Алексея, то он словно пришелец из прошлого поразил девушку не только внешним, но и внутренним содержанием. Наташа отдавала отчёт в том, что была безудержной болтушкой, её трескотню никто не мог вынести более пяти минут, а Алексей не только терпел, но и восхищался её щебетанием. За всё время её речи он ни разу не прервал её. А галантность при прогулке? Перед самым незначительным препятствием, будь то ручеёк или лужица, он обязательно подавал даме свою руку. А потом, когда препятствие было преодолено, лейтенант ещё некоторое время не выпускал ладонь своей спутницы, показывая всем видом, что для него это невосполнимая потеря.
   Наташа очень боялась, что её чрезмерная болтовня могла оттолкнуть от неё молодого человека.
   "В следующий раз ничего не буду ему рассказывать, - твёрдо решила она. - Буду только спрашивать".
   В том, что следующий раз обязательно будет, девушка нисколько не сомневалась.
  
   Утро следующего дня ничем не отличалось от привычного уклада штабной службы. Алексей, проснувшись, перед завтраком проверил своё нехитрое хозяйство. Рядовой Симагин стоял на посту с выражением лица, по которому можно было понять только одно - за всю ночь он глаз не сомкнул. Алексей осмотрел всё рядом с часовым и не обнаружил ни одного окурка.
   - Не спал на посту? - строго спросил лейтенант.
   - Как можно? - не моргнув глазом, ответил часовой.
   - И не курил возле склада?
   - У меня даже табака с собой нет, - ответил Симагин.
   - Ты когда сменяешься?
   - Как всегда, в восемь.
   Рядовой пожал плечами, удивляясь, что командир забыл, когда происходит смена постов.
   - А вновь когда заступаешь?
   - Во вторник.
   Командир постоял, о чем-то подумал и ни слова не говоря часовому ушёл завтракать в офицерскую столовую.
   Позавтракав, он пошёл к капитану на совещание. Так начинался каждый день, если конечно не случалось что-то неординарное. А что может случиться неординарное? Здесь не фронт, тут всё по распорядку, по уставу.
   Впрочем, неординарное всё-таки случилось. Прошедшим вечером командование решило по тревоге собрать всех офицеров штаба.
   - А тебя, Борисов, так и не смогли разыскать!
   Алексей встал и вытянулся перед капитаном.
   - Что ты молчишь, как рыба? Где ты был?
   - Гулял, - ответил Алексей.
   - А тебе разве не ведомо, что ты обязан докладывать дежурному офицеру о своём местонахождении?
   - Точно, он с Наташкой гулял, - хихикнул старшина с рыжими усами.
   - Мне не интересно с кем он гулял, - оборвал капитан старшину, - а докладывать о своём местонахождении обязаны все.
   - Виноват, больше не повторится, - тихо ответил лейтенант и опустил голову.
   Больше ничего необычного в этот день не было, если конечно не считать встречи с Наташей.
   Уходя со штаба после службы, его снова поджидал ангел.
   - Привет, - сказала она, улыбаясь. - Проводишь меня?
   - Провожу, только давай с территории части не выходить. Мне влетело вчера за вечерние прогулки.
   - И мне попало, - улыбнулась девушка. - У нас была проверка.
   - Я знаю.
   Молодые люди вышли из штаба и стали ходить вокруг него кругами, стараясь выбирать маршрут так, чтобы посторонние глаза не смогли разглядеть парочку среди кустов и деревьев. На этот раз Наташа старалась попридержать свой язык и больше слушать, нежели говорить. Молодой человек напротив то, что не смог рассказать в прошлый раз прибавил к сегодняшнему рассказу. Получалось, может быть, и длинновато, но зато очень впечатляюще. Алексей рассказывал про свои подвиги о которых невозможно было прочесть в газетах. Здесь были и лихие атаки на врага, и изнурительные бои в окружении и ещё много такого о чём по причине секретности простым смертным знать не полагалось.
   - А вот этот орден, - скосил лейтенант взгляд на грудь, - я получил служа здесь в штабе.
   - Неужели и здесь в тылу есть место для подвига? - восторженно спросила девушка.
   - Каждый должен быть готов к подвигу, - начал философствовать Алексей, - а подвиг уж сам найдёт своего героя.
   - Мне казалось, что здесь в тылу для подвига совсем нет места, тем более у нас - в продовольственной службе.
   - Кстати, этот орден как раз связан с продовольственной службой. Меня ведь послали на фронт сопровождать продовольствие.
   И далее последовал рассказ, как он, тогда ещё старшина, после того, как противником был уничтожен целый батальон, в одиночку уничтожил командный пункт врага, что обеспечило победу всего соединения на этом участке.
   - Да как же вы живы остались?!
   - Представьте себе, меня спас немец.
   - Немец? Но, как?
   - Он закрыл от пуль меня своим телом.
   - Своим телом? Но почему?
   Алексей чуть было не рассказал о своём спасителе, но вовремя опомнился.
   - Темно уже, - вместо ответа сказал молодой человек.
   Девушка осмотрелась и печально покачала головой.
   - Как незаметно прошло время! Мне пора домой.
   - Вы в казарме живёте?
   - Нет, нас в комнате двое.
   - Кто же второй?
   - Вторая, - поправила девушка.
   - Тоже их штаба?
   - Нет, она служит в госпитале.
   Молодые люди подошли к знакомой двери и остановились.
   - Может быт,ь зайдём ко мне? Я чаям вас напою. - Наташа снова перешла на "вы".
   - С соседкой? - улыбнулся Алексей.
   - С соседкой, - смущённо ответила Наташа.
   - У меня другое предложение.
   - Какое?
   - Давай перейдём на "ты".
   - На "ты" почему-то испугалась девушка. Не знаю, вы такой важный.
   - А у твоей соседки бывают вечерние дежурства?
   - Да, завтра вторник, значит её не будет весь день.
   - Вот завтра мы и попьём чая.
   - Так вы придёте? - Обрадовалась девушка.
   - Мы же договорились говорить - "ты".
   Девушка, явно перебарывая себя, спросила:
   - Так ты завтра придёшь?
   - Приду.
   Наташа расплылась в улыбке, обняла лейтенанта за шею и поцеловала. Такого финала молодой человек не ожидал. Даже после того, как дверь за девушкой захлопнулась, он ещё долго стоял и не верил в то, что произошло.
  
   Стрела Амура сразила лейтенанта, как автоматная очередь, как артиллерийский залп, как противотанковая граната. Где бы он ни был, что бы ни делал, все мысли были поглощены возлюбленной. Куда бы молодой человек не обратил свой взгляд, перед ним возникал образ Наташи. Даже запах ацетона, которым Симагин оттирал старые инвентарные номера, казались божественным запахом белокурых волос.
   - Фу, какая гадость! - вывел из прострации рядовой.
   - Где гадость? Какая гадость? - не понял лейтенант.
   - От этого ацетона даже глаза слезятся!
   Алексей посмотрел на полки где следовало стереть старую надпись и написать новую.
   - Новые огнемёты поступили? - спросил лейтенант.
   - РОКС - 3 - страшная машина.
   - А это что, - указал лейтенант на ёмкости, стоящие рядом.
   - Это огнесмесь к ним.
   - Попробуй огнесмесью оттирать, она же на основе бензола.
   Симагин открыл банку и сунул туда свой нос.
   - Совсем другое дело, - улыбнулся солдат.
   Он капнул из банки на тряпочку и потёр надпись - та исчезла.
   Хотя новая жидкость не пахла так противно, как ацетон, Симагин уже успел отравить воздух на складе. Лейтенант сморщил нос и поспешил уйти.
   - Не забудь проветрить помещение, - крикнул он солдату на ходу.
   И завтрак и даже совещание у начальника прошли, как в тумане. К счастью никаких вопросов к Алексею не было, и он мог спокойно наслаждаться созерцанием в своём воображении любимой девушки. Только в самом конце, когда все стали расходиться, капитан окликнул лейтенанта.
   - Борисов, ты помнишь, что сегодня вторник?
   - Помню, а что?
   - А то, что после вторника наступает среда.
   Праздник души тут же исчез. Его сменили серые будни.
   Больше Алексей не вспоминал о Наташе. Все его мысли были заняты предстоящей средой.
   Только к концу дня ангельский голосок снова вернул его в состояние эйфории.
   - Мы погуляем сегодня? Услышал он сзади себя, проходя мимо дежурного офицера.
   Алексей обернулся и увидел Наташу. Моментально его лицо скинуло озабоченность и просияло.
   - Конечно, обязательно погуляем. Подожди меня на улице, мне на минутку надо в дежурку забежать.
   В дежурке, как положено, лейтенант доложил о своём местонахождении вечером.
   - До одиннадцати гуляешь в парке у штаба, а после возвращаешься к себе? - переспросил дежурный.
   - Нет, - тихо ответил лейтенант.
   - Неужто у Наташки останешься!?
   - Я обязан доложить, а ты обязан...
   - Понял, понял, - оборвал его дежурный. - Молчу, как рыба.
   До двадцати трёх часов влюблённые гуляли по парку, а в начале двенадцатого подошли к дверям Наташи.
   - Сегодня ты не откажешься от чая? - спросила девушка.
   - Если твоя соседка на дежурстве, то нет.
   - Её не будет до утра.
   - Тогда мне очень хочется попить чайку.
   Молодые люди вошли в дверь и тихонечко, чтобы не попадаться на глаза посторонним, пробрались в небольшую комнатку.
   К чаю хозяйка приготовила ещё конфеты и пирог собственного приготовления, а молодой человек поставил на стол бутылку вина.
   - По какому случаю? - улыбнулась хозяйка.
   - По случаю чая.
   Девушка улыбнулась на шутку гостя и поставила на стол два гранёных стакана.
   По выражению лица гостя Наташа поняла, что стаканы не совсем подходят к вину.
   - Честное слово, больше ничего нет, - оправдывалась она. - Есть ещё алюминиевые кружки, но это ещё хуже, чем стаканы.
   - Не надо забывать, что мы на войне, - успокоил хозяйку молодой человек. - Представим, что это не гранёные стаканы, а хрустальные фужеры.
   Он откупорил бутылку и налил в воображаемые фужеры вина.
   - За знакомство - провозгласил молодой человек.
   - Разве мы познакомились сегодня?
   - Так близко - сегодня.
   Стаканы ударились друг о друга, и их звон был не хуже хрустального перелива.
   Алексей хотел снова налить вина, но хозяйка остановила его.
   - А чай? Мы же хотели пить чай!
   - Чай обязательно, - лейтенант пододвинул девушке чашку.
   Вместе с пирогом и конфетами он выпил одну чашку вторую, а потом и третью.
   - Ты же лопнешь! - смеялась Наташа.
   - Знаешь, когда мне надо было рано встать, а будильника нет, я заводил естественный будильник.
   - Как это? - не поняла девушка.
   - Я напивался чаю и просыпался без всякого будильника.
   Наташа звонко рассмеялась, представив, как вскакивает молодой человек, разбуженный таким будильником.
   - Значит, тебе надо рано проснуться? - спросила девушка.
   - Значит очень вкусный пирог, - ответил молодой человек.
   Он налил себе четвёртую чашку чая и выпил её.
   - Всё, больше не могу, - сдался он.
   - А как же вино?
   - Вино не чай. Его мы допьём обязательно.
   Вино вскружило девушке голову, которая и без него кружилась от такого восхитительного вечера. Её тело обмякло и ждало только одного - жаркого объятья.
   Ждать долго не пришлось. Молодой человек обнял девушку и засыпал поцелуями. Мужские руки с плеч спустились на талию, немного задержались на ней, а потом, поняв, что девушка не собирается сопротивляться, сползли ниже. Не прошло и десяти минут, как тело молодой красавицы более не скрывало ничего. Алексей смотрел на это совершенство и не мог отвести глаз.
   - Ну, что же ты медлишь? - простонала она.
   Дважды лейтенанту повторять не пришлось. Он уложил возлюбленную на кровать, разделся и нырнул под одеяло.
   Естественный будильник сработал в три часа ночи. Лейтенант, надев только трусы, босяком, чтобы никого не разбудить, вышел во двор и освободился от излишнего чая. Однако после этого он не стал возвращаться к возлюбленной, а пошёл к складу проверить посты.
   Часовой Симагин, как и ожидал Борисов, сладко спал на складе.
   Лейтенант подкрался к стеллажам, где хранились огнемёты и взял один. Рядом стояла открытая банка с огнесмесью, которой солдат оттирал стеллажи.
   Лейтенант зарядил огнемёт и привёл его в боевое положение. Аккуратно, положив банку с огнесмесью на пол, он посмотрел на спящего солдата.
   - Сколько раз говорил тебе, что спать на посту нельзя, - прошептал лейтенант.
   Факел огнемёта облизал стены и стеллажи.
   Алексей положил огнемёт и побежал. Он сбил ногой банку, которую сам же и поставил, чуть не упал, подскальзнувшись на луже огнесмемси, выскочил наружу, закрыл дверь и подпёр её доской.
  
   Глава 14
   Наташа хоть и пила чаю меньше, чем её молодой человек, но не настолько, чтобы её внутренний будильник не сработал. Проснувшись, она похлопала рукой рядом с собой, но к своему удивлению никого не обнаружила. Догадавшись, что у Алексея также, как и у неё сработал внутренний будильник, девушка улыбнулась и стала дожидаться своей очереди. Однако время шло, но молодой человек не возвращался. Девушка подождала ещё. Любому терпению приходит конец. Переминаясь с ноги на ногу, она подошла к туалету, чтобы поторопить своего кавалера, но туалет был пуст. Вернувшись в комнату, она зажгла свет. Одежда Алексея лежала на стуле нетронутой.
   "Что же он голый от меня убежал?" - подумала Наташа.
   Догадка пришла в голову неожиданно.
   "Он проснулся ночью, пошёл в туалет и в коридоре столкнулся с соседкой, а уж она кого угодно в пастель затащит!"
   Этот довод был очень логичен. Валентина, соседка Наташи по квартире, была девушкой неотразимой для мужчин. Природа так сложила её тело, что у противоположенного пола не было никаких шансов совладать с жгучем взглядом Валентины. Девушка знала это и не стеснялась пользоваться своим преимуществом. Нередко она затаскивала в постель парней своих подружек просто так - из спортивного интереса. Подружки знали это и старались, чтобы их молодые люди не встречались с разлучницей. Валентина же подсмеивалась над подругами, доказывая им, что кабель по своей природе верным быть не может. Наигравшись молодым человеком, она бросала его и принималась за следующего. Всё изменилось, когда появилась Наташа. Стройная и красивая девушка по всем параметрам превосходила конкурентку. У Наташи не хватало только одного качества - наглости. Теперь, когда у девушки появился парень, Валентина, чтобы доказать своё превосходство, должна была во что бы то ни стало отбить его.
   Первое, что пришло в голову обиженной девушки - ворваться в комнату к обидчице, застукать в её постели Алексея и устроить грандиозный скандал. Но, что бы это изменило? Мало того, что она проиграла в этой схватке, так ещё сама и поведает об этом всему свету?
   Девушка вернулась в свою комнату, упала на кровать и разрыдалась. Постепенно слёзы закончились, и Наташа просто лежала, уткнувшись в мокрую подушку, и размышляла о вопиющей несправедливости и мужской неверности.
   Неожиданно скрипнула дверь, послышались шлепки босых ног, и тяжёлое мужское тело легло рядом с ней.
   "Неужели он ушёл от Валентины"?
   Алексей тем временем натянул на себя одеяло и затих. Девушка немного успокоилась, но уснуть не могла. Так она пролежала минут пятнадцать, двадцать. Вдруг послышался грохот тяжелых солдатских сапог, и тишину пронзил душераздирающий крик:
   - Тревога! Пожар! Склады горят!
   Алексей вскочил с постели, как ошпаренный. Он быстро оделся и бросил взгляд на Наташу.
   - А тебя тревога не касается?
   Только теперь девушка сообразила, что произошло. Она быстро оделась и выбежала на улицу.
   Отовсюду в сторону складов бежали люди. Зарево пожара освещало лица каким-то неестественным, сатанинским алым светом. Всё мелькало, гремело, шипело и кричало вокруг. Подбежав к складу, Наташа ощутила, как пламя своим жаром обжигает лицо. Она остановилась. Девушка увидела, как Алексей, окатив себя из ведра водой бросился к дверям склада и попытался открыть дверь, однако лейтенант смог только приблизится к двери и продержаться у неё всего долю секунды. Языки пламени ревностно защищали свою добычу и отогнали непрошенного гостя. Никто из тех, кто видел неравный бой лейтенанта с пожаром даже не заметил, что молодой человек успел сапогом ударить по доске, подпиравшей дверь склада. Та отскочила, и дверь открылась, но проникнуть в помещение герой так и не смог. Новенькая форма, которая ему так нравилась, уже дымилась у него на груди. Лейтенант, отступив назад, споткнулся и упал. Сразу несколько человек бросилось ему на помощь. Героя облили водой и увезли в госпиталь. Сарай склада накренился и рухнул. Подоспевшие пожарные уже не старались спасти строение, они отбивали огонь от соседних построек, не давая возможности огню перекинуться на них.
   Наташа, поняв, что она здесь лишняя, пошла домой. Девушка ещё раз осмотрела собравшихся людей. Ей хотелось найти её обидчицу, но Веры среди людей не было.
   Не было Веры и в штабе. Наташа, как бы случайно, спросила у девчонок, где она, и те сказали, что та уже два дня как уехала в другой город к больной маме, получив от начальства краткосрочный отпуск по семейным обстоятельствам. Кроме этого они поведали чем заболела мама и когда, а вдобавок рассказали о всех Веркиных родственников и хахелей.
   В армейских строевых частях женщин вероятно не используют в том числе и за их болтливость. Так например, в штабе, благодаря их языкам, знали, что склад поджёг рядовой Симагин. Он из огнемёта поджёг склад, но не успел выбраться и погиб сам.
   Непонятно было для чего он это сделал? Но, как говориться - у покойника не спросишь.
   Тем не менее, следователь, приехавший из центра, тщательно и долго исследовал место происшествия, будто деревянные головешки могли ответить на этот вопрос.
   Наташу мучили угрызения совести от того, что она хоть и в мыслях, но всё-таки обвинила человека. С другой стороны, любопытство не давало девушке покоя: Куда можно было почти голым уйти из дома?
   Лейтенанта выписали из госпиталя через день. Ожоги были небольшими, от пожара осталась только обгорелая чёлка, но её пепельный цвет, придавал благородности Алексею. Что касается его обгоревшей формы, то ему выдали новую.
   Следователь, который в принципе уже во всём разобрался, после выписки Алексея, вызвал его на беседу.
   - Вы являетесь непосредственным начальником часового, - сказал он, - Поэтому я обязан снять с вас показания.
   - Я понимаю.
   - Где вы находились во время пожара?
   - Это интимный вопрос, - засмущался лейтенант.
   - Это формальный вопрос, - пояснил следователь, - вы же сами доложили дежурному офицеру, где собираетесь провести ночь.
   - Да я действительно ночевал у неё, но причём тут пожар?
   - Пожар здесь ни при чём. Я задал этот вопрос, потому, что обязан его задать. Впрочем, это единственный неудобный вопрос. Что вы можете сказать о рядовом Симагине?
   - Ничего хорошего.
   - Вот как? - удивился следователь. А если подробнее.
   - Тупой, упрямый, постоянно нарушает воинскую дисциплину.
   - Что именно он нарушал?
   - Я неоднократно заставал его спящим на посту. Кроме этого он курил на складе. Не удивлюсь, что и склад мог сгореть от его окурков.
   - Нет, склад сгорел не от окурков, - заметил следователь. Но почему вы тогда ставили его в наряд?
   - Я всего-навсего лейтенант, - ухмыльнулся Алексей.
   - Я понимаю разницу между прямым начальником и непосредственным. Если вы не могли нарушить утверждённый график дежурств, то вы обязаны были доложить начальству о нарушениях.
   - Я докладывал.
   - Ну да, устно.
   - Почему устно? Я докладывал письменно, по всей форме.
   - Вы хотите сказать, что вы докладывали в штаб, что часовой может поджечь склад, а на это никто не обратил внимания?
   - Я хочу сказать только то, что сказал.
   Больше ничего интересного следователь не узнал. Он произвёл обыск в кабинете капитана и действительно обнаружил рапорт лейтенанта, где тот предупреждал шефа о нарушениях рядового.
   С капитаном следователь долго не церемонился: он созвонился с особым отделом, оттуда прибыл наряд. Капитана увезли.
   Лейтенант Борисов понял, что капитанская должность отныне была вакантной, и занять ей должен был он.
   Не следует думать, что молодой человек выдавал желаемое за действительное. Его действительно назначили исполнять обязанности капитана. Утвердить Алексея на этой должности не позволяло звание - слишком маленькое. Если бы он хотя бы был старшим лейтенантом, тогда совсем другое дело. Впрочем, старший лейтенант от лейтенанта отличается всего одной маленькой звёздочкой.
   Гуляя с Наташей, молодой человек уже рассказывал своей избраннице о скорых служебных изменениях. Однако, девушку это мало интересовало. У неё, как заноза в мозгу застряла мысль, которую невозможно было выбросить из головы.
   Дождавшись, когда Алексей закончит свой рассказ о грядущем повышении, Наташа робко спросила:
   - А куда ты уходил тогда, ночью?
   - Когда, тогда?
   - Когда был пожар на складе. Ведь ты уходил куда-то ночью, а вернулся перед самым объявлением тревоги.
   От страха у молодого человека задрожали руки. Он побледнел и остановился, как вкопанный.
   - Ты что? - испугалась девушка. - С тобой плохо?
   Алексею было действительно плохо. Ведь если следователь проверит ее показания, то есть допросит Наташу, и узнает, что никакого алиби нет... Алексей не мог даже представить, что случится дальше. Наручники, особый отдел, тюрьма... Нет, этого невозможно было представить.
   - Тебе плохо? - снова повторила Наташа.
   - Да, мне плохо, - честно ответил Алексей.
   - Давай я доведу тебя до санчасти?
   - Не надо, сейчас всё пройдёт.
   Алексей посмотрел на девушку и постарался взять себя в руки.
   - Что пройдёт? - не понимала Наташа.
   - Живот схватило. Также, как тогда.
   - Когда тогда?
   - Когда сгорел склад.
   - А причём тут живот?
   - Понимаешь, тогда ночью у меня тоже схватило живот. Я в одних трусах пошёл в туалет, а там занято.
   - И что?
   - А то, что я не мог больше терпеть и побежал на улицу в кусты.
   - Так надолго?
   - Я бы просидел там ещё дольше, если бы они не ушли.
   - Кто они?
   - Патруль. Они решили отдохнуть на скамеечке, около входа. Представляешь, что бы было, если бы я вылез из кустов в одних трусах и предстал в таком виде?
   Девушка представила и не смогла сдержать смеха. Последнее подозрение рассеялось, и женское счастье, которое казалось, покинуло её, вновь вернулась. Она смеялась, шутила и не могла налюбоваться самым умным, самым смелым, самым красивым и самым любимым человеком во всём мире.
   Однако, самый умный человек совсем не испытывал возвышенных чувств. В своем воображении он не мог отделаться от противной и наглой физиономии следователя с его ехидными вопросиками. А ну, как он допросит Наташу? А ну, как она расскажет ему про эту туфту с прихватившем животом. Он не глупая девочка и его на мякине не провести.
   Что касается Наташи, то она даже приблизительно не могла знать о мыслях своего кавалера. Захлестнувшая эмоция поразила её полностью и конечно поражение это было через язык. Она болтала без умолку, не замечая, что Алексей совсем не слушает её. Она уже распланировала их свадьбу, а самое главное поведала про платье, которое возьмёт у подруги. Потом были мечты о том, что война скоро закончится, и они приедут к маме, которая так мечтала о внуках.
   Наташа с улыбкой посмотрела на Алексея и только сейчас заметила, что он вместо того, чтобы, предавшись мечтам, умильно улыбаться, напротив, хмурил лицо и морщился.
   - Опять прихватило? - посочувствовала девушка.
   - Да, снова.
   - Может быть забежим в санчасть? Доктор даст таблеток.
   - Да, видимо без него не обойтись.
   Наташа проводила Алексея в санчасть и передала доктору с рук на руки.
   - Я подожду тебя здесь, - сказала девушка, показывая на скамейку госпитального скверика.
   - Боюсь, что мне придётся задержаться. - Алексей вопросительно посмотрел на доктора. - Меня так резко прихватывает, что недалеко до конфуза.
   - Конечно, конечно, - ответил доктор. - Я выпишу вас, как только всё стабилизируется.
   - В таком случае, я пойду домой, - грустно улыбнулась девушка.
   Она кокетливо махнула своим хвостом белокурых волос и пошла по дорожке сквера.
   Доктор проводил Алексея в палату, сказал сестре какую-то фразу на латыни и ушёл. Сестра тут же принесла таблетки и отдала их пациенту.
   - Ложитесь и отдыхайте, - показала она на кровать. - До утра вас ничего не побеспокоит.
   Сестра улыбнулась и ушла к себе на пост.
   Алексей осмотрел палату.
   В крохотной комнатке, расположенной на первом этаже, размещались всего две кровати возле которых стояло по тумбочке и стулу. Широкий подоконник украшал единственный полузасохший цветок. На кровати лицом к стене лежал больной. Приход нового соседа по палате, видимо разбудил его. Он недовольно открыл глаза и посмотрел на Алексея.
   - Новенький? - спросил он.
   - Новенький, - ответил Алексей.
   - Открой окно, - попросил Алексея сосед. - Палата маленькая, ночью будет душно.
   Алексей отодвинул цветок и открыл окно. Сосед снова повернулся к стенке и тут же захрапел.
   Алексей хотел раздеться и лечь в пастель, но неожиданно передумал. Он подошёл к окну, посмотрел вниз, затем на соседа по палате. Тот продолжал сладко похрапывать.
   Молодой человек тихо взобрался на подоконник и спрыгнул вниз.
  
   Наташа не торопилась домой. Она была полна самых светлых мыслей и не хотела, чтобы Верка или ещё кто-нибудь нарушил этот виртуальный рай. Посидев немного на скамеечке, она медленно побрела по дорожке, преследуя всего одну цель - как можно дольше не возвращаться домой. Неожиданно девушка услышала чьи-то торопливые шаги. Она зажмурила глаза и прошептала:
   - Хочу, чтобы это был он.
   Шаги приближались. Девушка повернулась в сторону неизвестности и открыла глаза.
   Перед ней стоял Алексей.
   - Это ты? - не поверила она своим глазам.
   - Я. А что здесь удивительного?
   - Но ведь ты остался в санчасти.
   - Я не могу без тебя, - признался молодой человек.
   Эти слова бальзамом пролились на девичье сердце. Она обняла своего суженого, прижалась к его большой груди и услышала, как бьётся сердце своего избранника.
   - Оно же сейчас выскочит! - пролепетала она.
   - Оно принадлежит тебе.
   Девушка приподнялась на цыпочки и обвила тонкими руками шею молодого человека. Губы слились с губами и их сердца забились в унисон.
   - Моё сердце тоже принадлежит тебе, - прошептала Наташа. - Я вся принадлежу тебе.
   Они снова слились в поцелуе.
   - Говори, что ты хочешь? Я всё сделаю для тебя!
   Но, Алексей не отвечал, он осыпал возлюбленную поцелуями.
   - Что же ты не говоришь? Что ты хочешь? Я всё сделаю.
   - Я не смею, - ответил он на этот раз.
   - Я знаю, что ты хочешь. Пошли!
   Наташа взяла Алексея за руку и потащила за собой.
   - Куда ты меня тащишь?
   - Не спрашивай. Это будет мой сюрприз.
   Парочка перешла на быстрый шаг, а затем на бег.
   Алексей не знал, куда они бегут. Дорожка, на которой они целовались осталась где-то в стороне, сапоги то утопали в мягком и глубоком мху, то спотыкались о поваленные деревья, ветки кустов то ласково гладили щёки, то больно стегали по ним. Наконец девушка остановилась. Алексей осмотрелся и увидел, что они стоят у широкой реки, глубокий овраг отвесной стеной отгораживал практически всё, что могло побеспокоить влюблённых.
   - Это и есть твой сюрприз? - спросил Алексей.
   - Это ещё не всё.
   Девушка скинула с себя гимнастёрку, солдатскую рубашку и лифчик.
   От этого голова молодого человека слегка закружилась.
   - Ты же этого хотел?
   Алексей не успел сказать "да". Наташа освободилась от остальной одежды.
   Легкое головокружение сменилось полным отключением сознания. Уже ни он, а сама природа руководила его телом, а он, как бы со стороны, наблюдал, а самое главное, вкушал этот удивительный и ни с чем не сравнимый эликсир любви.
   Когда волшебство закончилось и влюблённые вернулись на грешную землю, Наташа снова спросила Алексея:
   - Ты этого хотел?
   - Я обожаю тебя.
   Молодой человек сомкнул уста девушки своими губами. Пальцы рук утонув в белокурых волосах обнимали голову и спускались по ней к стройной тонкой шейке. Достигнув её, они остановились.
   - Ты хочешь ещё? - прошептала девушка?
   - Нет, - неожиданно ответил молодой человек.
   Пальцы, будто клещи, сжали горло. Девушка хотела крикнуть, но из груди вырвалось тихое подобие хрипа. Тело её дважды дёрнулось в конвульсиях и успокоилось.
   Алексей слез с возлюбленной. Он равнодушно осмотрелся. Речка всё также журчала, будто ничего не произошло, а овраг всё также охранял уже не Наташу, а её тело от нежелательных глаз.
   Лейтенант оделся, ещё раз осмотрелся и подошёл к девушке. Он ухватил её за руку и, подтащив к речке, столкнул в воду.
   Солнце уже спряталось за горизонт. Обратный путь к санчасти молодому человеку освещала луна.
   Подойдя к окну своей палаты, Алексей понял, что без посторонней помощи назад ему не попасть. Он обошел весь корпус, но никакой лестницы или что-нибудь похожего не нашёл. Только возле кухни лежали два ящика с картошкой. Вывалив её на землю, он притащил находку к окну и соорудил из них пирамиду, Алексею удалось вернуться в палату. Правда, он чуть было не упал: не выдержав веса, доска ящика сломалась, но молодой человек успел забраться в окно ещё до того, как его пирамида развалилась.
   Сосед по палате также сладко похрапывал, отвернувшись к стене.
   Алексей разделся и лёг на койку.
   Уснуть после ночных приключений не удавалось. Он, закрыв глаза думал то о пожаре, то о противном следователе, но ни разу не вспомнил о девушке с которой так жестоко расправился.
   Уже под утро, когда прохлада заставила натянуть одеяло до самого носа, Алексей услышал, как проснулся сосед. Он встал, на ощупь надел тапочки и в полной темноте, как слепой, добрался до окна и закрыл его. Вернувшись назад, он натянул одеяло и снова моментально уснул.
   Утром пришёл доктор и узнав, что лекарства помогли, выписал молодого лейтенанта, не забыв при этом напомнить ему, про то, что не следует совать в рот всё, что попало и обязательно мыть руки перед едой.
   Покинув санчасть, Алексей обошёл корпус и остановился возле окна своей палаты. Под окном стояла пирамида из двух ломанных ящиков. Алексей осмотрелся и, убедившись что его никто не видит, зашвырнул ящики в кусты. После этого лейтенант направился на службу.
   В штабе дела затянули, закружили так, что он совсем забыл про свои похождения. Дежурный офицер, увидев Алексея, под большим секретом поведал, что командование представило его к досрочному присвоению звания старшего лейтенанта.
   - Это за твоё поведение на пожаре, - объяснил дежурный.
   - К сожалению, мне не удалось спасти Симагина.
   - Это так, конечно, но подвиг же всё равно был.
   Дежурный хитро подмигнул Алексею глазом и добавил:
   - С тебя приходится. Теперь тебя точно утвердят на должности.
   - Не беспокойся, проставлюсь, как полагается, - ответил лейтенант.
   После пожара на нового начальника отдела свалилась куча дел: Во-первых, назначив Алексея на должность исполняющего обязанностями начальника отдела, его никто не освободил от обязанностей начальника склада. После пожара необходимо было произвести полную инвентаризацию и одновременно разобраться в бумагах капитана. Передавать дела начальника отдела было некому - из особого одела, как известно, назад редко кто возвращался. Да ещё этот следователь! Вечно отвлекает своими дурацкими вопросами. Правда в последнее время, когда злоумышленник был изобличён, а непосредственный поджигатель сгорел, вопросов к Алексею поуменьшилось, но следователь всё равно зачем-то болтался по штабу, видимо ему было необходимо надлежащим образом оформить то, что установило следствие.
   В этой суете, как гром с ясного неба разнеслась весть об убийстве Наташи.
   - Она была изнасилована, задушена и сброшена в реку, - передавали из уст в уста офицеры.
   Алексей не выдержал и сам обратился к следователю.
   - Что вы хотели, лейтенант - не поднимая глаз от бумаг, спросил следователь, когда Алексей зашёл к нему в кабинет.
   - Я хотел узнать о Наташе, - ответил он. - Она была моей девушкой.
   - Я знаю.
   - Но вы даже не беседовали со мной.
   - А зачем с вами беседовать? У вас железное алиби. Во время убийства вы находились в санчасти.
   - Я подумал, что может быть...
   Алексей вдруг понял, что ему нечего сказать.
   Следователь как-то хитро посмотрел на него, и лейтенанту даже показалось, что он подмигнул ему.
   - Идите, лейтенант, идите, мы с вами обязательно побеседуем.
   Алексей вышел из кабинета и задумался.
   "А зачем я пришёл к нему? Кто меня вызывал?"
   Следователь думал тоже об этом.
   "Преступник всегда хочет быть в курсе следствия, - строил капитан логическую цепь. - Кроме этого его всегда тянет на место преступления. Нужно обследовать весь берег и определить, куда скоро придёт преступник".
   Обследовать берег было делом не простым. Река, как змея, извиваясь, то уходила от посёлка, то, неизвестно каким образом появлялась снова там, где её меньше всего можно было ожидать. Иногда густые заросли спускались прямо в воду, и чтобы пройти через них приходилось раздеваться и плыть до того места, где вновь появлялся проходимый берег. Иногда река приводила капитана на естественный пляж, с ровным и мелким песком. Там следователь, как охотничья собака исследовал каждый сантиметр, каждый кустик. Правда, особых надежд на успех он не испытывал. Не может убийца и насильник совершать преступление на виду у всех. Нет, место преступления должно быть не только труднодоступным, но и скрытным. Капитан снова наткнулся на непроходимые кусты. Он водрузил себе на голову узелок с одеждой и стал вплавь преодолевать препятствие. Реке, видимо надоел следователь. Она сначала закружила его в водовороте, а затем вынесла на самую середину. Как ни старался капитан одной рукой выплыть к берегу, у него не получалось. На середине реки течение было намного сильнее, чем на берегу. Капитан понял, что с одной рукой ему не справиться. Он снял с головы узелок и прикрепил его ремнём на поясе. Пока он возился со своим узелком, река унесла капитана далеко от посёлка.
   "Вот и всё, - расстроился следователь, - половину берега проскочил. Завтра придётся продолжить купание."
   Он поплыл к берегу, чувствуя, что силы вот, вот оставят его. Однако вскоре водоросли заскользили по ногам и через мгновение ноги почувствовали землю.
   - Слава богу! Выплыл!
   Капитан выполз на берег и оставался лежать на берегу, пока силы вновь не вернулись к нему. Промокшая одежда лежала в узелке, сделанным из гимнастёрки.
   "Надо просушиться, - подумал капитан."
   Он развесил одежду на кустах предоставив эту работу солнцу.
   Капитан огляделся. Естественный пляж был окружён высоким оврагом. С другой стороны реки проходила полоса кустов, уходящая прямо в воду.
   "Идеальное место для преступления, - подумал капитан, - хоть кричи, хоть стреляй - никто не увидит.
   Он взобрался на овраг и с удивлением обнаружил, что река, сделав крюк, вынесла его прямо к посёлку, только с другой стороны.
   У капитана перехватило дух.
   "Неужели я нашёл? Неужели это было здесь?"
   Адреналин моментально восстановил силы. Капитан исследовал каждый сантиметр берега и нашёл то, что искал.
   - Бюстгальтер!
   Он действительно вытащил из кустов Наташин бюстгальтер.
   - Вот здесь всё и происходило, - начал рассуждать он вслух. - здесь он изнасиловал её, задушил, потом утопил и жертву, и её одежду. А вот про бюстгальтер забыл.
   Сыщик во второй, а потом и в третий раз исследовал место происшествия.
   - Не похоже на изнасилование, - рассуждал он. - Нет следов борьбы. Но кто же он, кто?
   Капитан пощупал одежду - та ещё была мокрая.
   - Надо устроить засаду. Преступника всегда тянет на место преступления. Правда, что это даёт? А вдруг сюда забредёт совершенно посторонний человек? Да, для предъявления обвинения этого маловато - вообще ничто, а вот в качестве оперативных данных очень даже может пригодиться.
  
   Из своей коморки Алексей перебрался в комнату бывшего начальника. Кроме кровати и тумбочки у него теперь появился платяной шкаф, сервант, книжные полки и даже диван с креслами. Приходя после службы домой, он садился в кресло, закрывал глаза и пытался хоть немного отдохнуть. Но стоило ему только сделать это, как перед ним возникала Наташа. Та любовная сцена, которая произошла на берегу, вновь и вновь всплывала в сознании. Её стройное молодое тело, её ласки и тот апогей любовной страсти каждый раз заставляли сердце биться учащённо и гнать кровь по жилам с удвоенной силой. А потом...
   Потом Алексей открывал глаза. Он не хотел вспоминать, что было потом, однако сознание нисколько не считалось с его желанием. Оно каждый раз в мельчайших подробностях повторяло этот ужас. Вот сильные мужские пальцы сомкнулись вокруг тоненькой девичьей шейки, вот раздался слабый хрип, и тело обмякло, вот он оттащил тело к реке и сбросил его туда, вот он собрал её вещи и тоже выкинул в реку.
   Чтобы остановить этот кошмар, Алексей вытаскивал из серванта коньяк и прямо из горлышка делал несколько глотков.
   Сегодня после окончания инвентаризации всё повторилось. Алексей подошёл к серванту, достал коньяк и сделал несколько глотков.
   "А вдруг я не всё выкинул в реку!?"
   Эта мысль просто парализовала его.
   "А, собственно, что в этом страшного? Но ведь я тоже раздевался. Вдруг там остались какие-то мои вещи? Откуда этот капитан может знать про этот овраг? - пытался успокоить себя Алексей. - Утопленники умеют хранить тайны! Нет, в таком деле нельзя рассчитывать на авось".
   Алексей ещё выпил коньяку, и ему стало легче.
   На следующий день он ушёл из штаба раньше обычного. Ноги сами принесли его к санчасти, а затем к оврагу.
   Алексей осмотрел знакомое место и с облегчением вздохнул - всё было чисто.
   - Гуляете? - неожиданно услышал он за спиной.
   Лейтенант обернулся и увидел следователя.
   - Гу, гу, гуляю, - заикаясь, ответил Алексей.
   - Странное место для прогулки.
   - Почему странное? Как раз очень удобное. Можно купаться хоть голышом, и никто тебя не увидит.
   - Да, место удобное, - согласился следователь. - Можно изнасиловать, потом задушить и выкинуть в реку. Никто ничего не услышит и не увидит.
   - Что вы такое говорите? - попытался возмутиться Алексей.
   - Вот здесь её изнасиловали, а потом задушили, - капитан показал на ровный речной песок.
   "Ничего ты не знаешь, - подумал Алексей. - Во-первых никто её не насиловал, а во-вторых это было не там".
   - Я её не насиловал, сказал Алексей.
   - Разве я сказал, что это сделали вы?
   - Вы следователь и обязаны всех подозревать.
   - Верно. Я действительно обязан подозревать всех, и вас в том числе.
   - Мне не надо было её насиловать. Я мог это сделать хоть у неё дома, хоть у себя, в обстановке куда более привлекательной.
   - Что касается обстановки, то это дело вкуса: кто-то любит это делать на мягкой кровати, а кто-то на жёстких камнях. - капитан указал пальцем именно туда, где всё произошло.
   - Мне неприятно говорить на эту тему, - сказал Алексей.
   - Понимаю вас. Но, к сожалению, я сюда не купаться пришёл, а нахожусь здесь по долгу службы.
   - Разрешите идти? - спросил лейтенант.
   - Сделайте одолжение, найдите для купания другое место.
   Алексей вернулся домой и допил оставшейся в бутылке коньяк.
  
   Что касается капитана, то он тоже предпочёл покинуть это печальное место. Но он не стал пить, а отправился в женское общежитие, чтобы провести обыск в комнате у жертвы.
   Наташина соседка, которая была привлечена в качестве понятой, не понимала, что происходит. Она думала, что обыски должны проводить у преступников, но сейчас перетряхивали вещи её подруги. Девушка пыталась спросить следователя, что он ищет, но тот будто не слышал вопросов. Ей даже показалось, что капитан сам не знал, что хочет найти. Он осматривал абсолютно всё и не найдя ничего интересного, разочарованно возвращал вещи на место.
   - Это её кровать? - спросил он у девушки.
   - Её, - ответила она.
   Следователь снял покрывало и стал осматривать пододеяльник, наволочку и простынь.
   - Господи, уже постельное бельё в ход пошло, - вырвалось у девушки.
   - Она мужчин ночевать приводила? - вместо ответа спросил капитан.
   - Девушка слегка покраснела.
   - Я ещё раз повторяю: она приводила ночевать мужчин?
   - Всего один раз, - тихо сказала она.
   - Кого?
   - Они любили друг друга, - постаралась оправдать свою подругу девушка.
   - Кого? - крикнул капитан.
   - Его зовут Алексей, он лейтенант из штаба.
   Следователь закончил осматривать кровать.
   - А почему простыня не примята? - вдруг спросил он.
   - Потому, что она постелила новую, старую бросила в стирку.
   - Она её выстирала?
   - Не успела, - тяжело вздохнула девушка.
   - Где, где старая простыня?
   Девушка подошла к коробке, стоявшей у дверей и вытащила оттуда простыню.
   - Зачем вам грязная простыня?
   Следователь осмотрел простынь. Его внимание привлекло небольшое рыжее, похоже на масляное пятно.
   - Что это? - спросил капитан.
   - Грязь.
   - Я понимаю, что грязь. Какая именно грязь?
   Девушка пожала плечами.
   Капитан ещё раз осмотрел, а затем понюхал пятно.
   - Это не то, о чём вы думаете.
   - А о чём я думаю?
   - О чём вы думаете, оставляют совсем другие пятна.
   - Я изымаю эту простынь, - сказал следователь.
   - Господи, совсем рехнулись, - ответила девушка.
  
   На докладе у начальника капитану пришлось выслушать много неприятного: Сгоревший склад свалили на погибшего, убийство и изнасилование даже свалить было не на кого.
   - Никуда не годиться такая работа! - кричал начальник. - Ты сам-то веришь, что солдат поджог склад вместе с собой? У него не было никакого мотива! А с изнасилованием? У тебя даже подозреваемых нет!
   - Подозреваемый есть, - тихо возразил капитан, - доказательств нет.
   - Что толку в твоих подозрениях, если нет доказательств.
   Начальник закурил и о чём-то задумался.
   - А что за шмон ты устроил в женском общежитии? Зачем изъял грязную простынь?
   - Там пятно.
   - Какое пятно?
   - Пятно оставлено огнесмесью. Той самой смесью, которой был подожжен склад.
   Лицо начальника вытянулось от удивления.
   - Ты хочешь сказать, что и пожар на складе, и изнасилование связаны между собой?
   - Никакого изнасилования не было. Я обследовал место происшествия и никаких следов борьбы не обнаружил.
   - Но врачи утверждают, что перед смертью жертва...
   - Да перед смертью у потерпевшей это было, но это не было изнасилованием.
   - Тогда что же было?
   - Я думаю было устранение свидетеля. Она что-то знала о пожаре.
   - Или догадывалась, - предположил начальник.
   - Или догадывалась, - согласился капитан.
   - Кто это, выяснил?
   - Лейтенант Борисов. Он первый был заинтересован, чтобы склад сгорел.
   - А мы вместо него арестовали его начальника?
   - Да, здесь он нас переиграл.
   - Что есть ещё по этому делу?
   - Я вам докладывал - ничего. Прямых улик нет, только косвенные.
   - А пятно?
   - На пятне нет росписи Борисова. Девушка могла затаскивать к себе в постель не только лейтенанта.
   - Хорошо, что есть из косвенного?
   - Я устроил засаду на месте преступления.
   - И?
   - Он приходил туда.
   - Итак, - подвёл черту начальник, - преступление практически раскрыто, преступник известен, а арестовывать некого - доказательств нет.
   - Надо перепроверить его алиби в санчасти.
   Начальник о чём-то задумался.
   - Ты поосторожней с ним, - вдруг сказал он капитану, - хитрый гад. Я до войны расследовал одно убийство, там тоже фигурировал Борисов. Он тогда из- под самого моего носа ушёл. Уж ни мой ли это клиент?
  
   После встречи Борисова со следователем на берегу реки, хладнокровие покинуло лейтенанта. Он уже тысячу раз пожалел, что решил вернуться на берег. Но хоть тысячу раз жалей, хоть две, то, что сделано уже не изменишь. Чтобы как-то сориентироваться в этой обстановке, он пытался понять - как капитан смог вычислить место происшествия, но это оставалось загадкой для лейтенанта.
   Алексей ходил по коридорам штаба, заходил в кабинеты, задавал какие-то глупые вопросы сослуживцам, только ради одной цели - он хотел услышать хоть какую- то информацию, можно было даже сплетню - всё что угодно, лишь бы узнать, где этот следователь сейчас копает, о чём думает, что нашёл? Но, как назло, никакой информации не было. Правда из женских сплетен Алексей выяснил, что следователь, произведя обыск у Наташи и изъял грязную простынь. Однако, что это ему может дать?
   "Даже если на ней и есть мои следы, что это доказывает? Я и не скрывал, что сплю с ней".
   Вот если бы капитан вызвал Алексея на допрос или беседу, то по его вопросам можно было предположить хотя бы направление в котором он роет. Но никто никого никуда не вызывал.
   Алексей несколько раз замечал, что оказывался рядом с кабинетом следователя. Умом лейтенант понимал, что ни в коем случае нельзя обнаруживать свою заинтересованность в этом деле. Увы, это происходило подсознательно, ноги сами помимо воли хозяина приводили его к злополучным дверям. Этот кабинет, как магнит, притягивал к себе и отпугивал одновременно. Более того, Алексей проверял, куда ходит следователь. Он выяснил, что тот несколько раз был в санчасти. Он беседовал с доктором, а затем с больным, который лежал вместе с Алексеем.
   "Напрасное занятие, - радовался Алексей, - и тот и другой только подтвердит моё алиби".
   Как-то во время обеда Алексей присел за столик, где кушал капитан.
   - У вас не занято? - спросил он.
   - Садитесь, здесь свободно.
   Алексею очень хотелось поговорить со следователем, но он понимал, что про следствие спрашивать нельзя.
   - Когда я учился в школе, то мечтал стать сыщиком, - начал разговор Алексей.
   - В школе многие об этом мечтают.
   - Школа это одно, а жизнь другое, - философски заметил Алексей.
   - Что вы имеете в виду?
   - Я имею в виду, что детям всегда кажется, будто умный следователь всегда поймает глупого преступника.
   - А разве это не так?
   - А разве среди преступников мало умных людей? Вот вы, например, как я понимаю, ещё не поймали убийцу?
   - Пока не поймал, - согласился следователь. - Но это только пока.
   - Если у следователя нет доказательств, то он никогда ничего не поймает.
   - Можно обойтись без доказательств, - отпарировал капитан.
   - Это что-то новенькое. Как это обойтись без доказательств?
   - Совсем не новенькое, а очень даже старенькое. Вы Достоевского читали?
   - Читал.
   - Против Раскольникова не было ни одного доказательства, однако Порфирий Петрович смог обойтись без них.
   - Для этого надо быть, как минимум Порфирием Петровичем.
   - Как минимум? - переспросил следователь. - А я привык работать не по минимуму, а по максимуму.
  
   В кабинете у шефа следователь больше молчал, чем говорил. Начальник понимал, с кем имеет дело его подчинённый и не требовал, чтобы тот прыгнул выше своей головы.
   - Значит доказательств так и нет? - спросил он.
   - Ни одного.
   - Может быть, это действительно не он?
   - Это он.
   - Откуда такая уверенность?
   - Во-первых, он был на месте преступления, во-вторых, он следит за мной. Он уверен, что я не знаю этого, но следить скрытно Борисов не умеет. А в-третьих, он сам подсел ко мне в столовой и начал разговор о следствии.
   - Да с точки зрения психологии преступника, ты прав, осталось найти хотя бы одну улику.
   - Ты в санчасти проверял его алиби?
   - Проверял. Стопроцентное алиби. Врач оставил в санчасти его до утра, видел, как ушла потерпевшая, сестра сама поселила его в палату, сосед по палате подтвердил, что он всю ночь провёл рядом с ним.
   - А почему ночь? Преступление было вечером.
   - Спят обычно ночью. Только ночью можно уйти из санчасти незамеченным.
   - Это здоровые люди спят ночью, а больные зачастую спят и днём.
   - Сосед по палате говорил, что он не спал.
   - Сосед мог заблуждаться. Ему могло казаться, что он не спал, а сам под воздействием препаратов мог соснуть часок, другой. Ты проверял, какие препараты давали соседу?
   Капитан отрицательно помотал головой.
   - А на каком этаже палата?
   - На первом.
   - Надо было эту версию проверить.
   - Этаж первый, но высокий. Оттуда спрыгнуть можно, но залезть назад без посторонней помощи вряд ли.
   - А ты проверь ещё раз. Может, лежит эта посторонняя помощь и смеётся над тобой.
  
   На следующий день капитан снова был в санчасти. На этот раз он интересовался не Борисовым, а его соседом.
   - Вы снотворное ему прописывали? - спрашивал он у доктора.
   - Разве что димедрол, - удивился вопросу доктор. - Но это скорее успокаивающее средство, чем сильное снотворное.
   - Он мог днём уснуть после этого препарата?
   - Конечно мог. Он и без препарата мог. В санчасти делать нечего, вот они и отсыпаются. А если ещё и димедрол принять, то конечно мог.
   - Однако он говорил мне, что не спал вечером.
   - Это происходит незаметно. Человек закроет глаза, откроет, а уже часа два прошло. Он вполне мог быть уверен, что не спал.
   После бесед с доктором капитан снова осмотрел палату. Особое внимание он обратил на подоконник. К сожалению, никаких следов на нём не было.
   - Вы давно подоконники мыли? - спросил следователь сестру.
   Та даже немного обиделась за такой вопрос.
   - У нас идеальная чистота. Мы каждый день делаем влажную уборку.
   И опять никаких доказательств: толи спал сосед, толи не спал, толи были следы на подоконнике, толи нет.
   Капитан вышел из санчасти, обошёл здание и остановился у окна палаты. Ничего, даже трава нигде не примята. Он скорее для очистки совести опустился на колени и осмотрел всё под окном - пусто. Хоть бы окурок, хоть бы след от обуви - ничего. Под подоконником у самого фундамента, будто в насмешку, валялась почерневшая от времени щепка. Капитан поднял её и стал рассматривать. Его внимание привлекла одна сторона щепки. Все стороны были чёрными, а одна светлая.
   "Этот слом совсем свежий. По крайней мере, щепка была отломана от доски до дождя, иначе на ней были бы видны следы от капель.
   Следователь стал искать доску от которой могла быть отломана щепка, но всё было тщетно. Тогда он предположил невозможное и залез в густые кусты. Он нашёл, что искал. Два ящика таились там, где увидеть их было совершенно невозможно. Доска одного ящика была сломана. Капитан приложил к слому щепку. Обе части доски совпали. На дне второго ящика прилипла сгнившая картошка. Но больше всего следователя обрадовал первый ящик. На его досках отчётливо был отпечатан след армейского сапога.
   Капитан ещё раз обошёл здание. В районе пищеблока он обнаружил картошку, высыпанную на землю и ещё один уже знакомый след сапога.
  
   Алексей, понимая, что у следователя против него нет ничего, успокоился и сосредоточился на своей новой должности. Он проверял своих подчинённых, стараясь приучить их к мысли, что прежняя вольготная жизнь закончилась, и что теперь, при новом начальнике придётся служить не щадя сил и живота своего. Проверки он проводил тогда, когда подчинённые меньше всего это ожидали.
   Дождавшись обеда, Алексей решил проверить караулы складских помещений. Он понимал, что покурить, а ещё лучше подремать на посту лучше всего после сытного обеда, тем более, что офицеры обедают позже солдат, а стало быть, проверить их просто некому.
   Выходя из кабинета, Алексей дверью сбил солдата, который красил стену. Банка с краской опрокинулась на бумагу, которую подстелил солдат, и на ней образовалась небольшая лужица. Именно в неё и угодил лейтенант.
   - Ты, что!? Совсем с ума сошёл? - закричал Алексей на солдата.
   - Мне комендант приказал, - стал оправдываться тот.
   - Так надо было хотя бы предупредить.
   - Я думал, вы знаете.
   - Думал, думал, - ворчал Алексей. - Индюк тоже думал, да в суп попал.
   Он хотел уйти, но понял, что своими сапогами измажет весь пол.
   - Ну, как я теперь пойду? Ты мне все сапоги залил!
   - А у меня бумажка есть. Давайте я вам всё ототру.
   Солдат куда-то исчез и через несколько секунд вернулся с рулоном обоев. Он не только протёр лейтенанту сапоги бумагой, но и отмыл подошву растворителем.
   - Вот и всё, - улыбнулся солдат. Стоило беспокоиться?
   Алексей ничего не ответил. Настроение было испорчено и проверку он отложил. Единственное, что могло выправить ситуацию, так это сытный обед. Лейтенант вздохнул и пошёл в столовую.
  
   Если у лейтенанта настроение было плохое, то у капитана напротив - превосходное.
   На стол начальнику он положил два листа бумаги со следом армейского сапога. На одном след был выполнен свежей краской, не успевшей ещё высохнуть.
   - Он? - спросил начальник.
   - Он. Никуда теперь не денется.
   - Где он сейчас?
   - В офицерской столовой обедает.
   - Не будем портить ему аппетит. Пусть пообедает.
   - Когда брать будем?
   - Сразу после обеда и будем. Отправь караул к нему в кабинет.
  
   Алексей отобедав, хотел встать из-за стола, но передумал. В дверях столовой он увидел капитана, который поджидал кого-то. Менее всего ему хотелось встречаться с этим мерзким типом. Более того, Алексей вспомнил разговор с капитаном в столовой.
   "Тоже мне! Порфирий Петрович нашёлся! Хрен ты меня возьмёшь!"
   Алексей зашёл на пищеблок и вышел через служебный вход во двор дома. Обогнув здание штаба, он вошёл в центральный вход и поднялся по лестнице. Солдата, который красил стену, уже не было. Из прилегающего коридора вышли два солдата с автоматами и пошли по направлению к его кабинету.
   "Интересно, куда это они? - подумал Алексей, глядя им в спины".
   Солдаты остановились у кабинета, открыли дверь и вошли в него.
   "Караул, - застучало в висках. - Это за мной".
   Лейтенант бросился вниз по лестнице. На первом этаже он остановился.
   "Через центральный вход нельзя, там дежурный, - рассуждал лейтенант".
   Он быстрым шагом прошёл по коридору и вошёл в туалет. Борисов открыл окно и выпрыгнул. Оказавшись во дворе, он увидел грузовик. Алексей хотел забраться в кузов. Он пробежал по газону, но увидел, как из штаба выбежал целый взвод солдат. Лейтенант рухнул в кусты у самой машины и затаился. Солдаты подошли к автомобилю и окружили его.
   "Обложили, гады! - стучало в голове".
   - Документы! - потребовал старшина взвода у водителя.
   - Да я только что оформлял их у вас.
   - Документы! - снова рявкнул старшина.
   Поняв, что взвод солдат, окруживший машину, не собирается шутить, водитель подал старшине документы.
   - Куда следуете? - снова спросил старшина.
   - Там всё указано.
   Старшина ничего не сказал, он только посмотрел на водителя.
   - На передовую, - ответил он. - Что за груз - не знаю.
   - Обыскать! - скомандовал старшина.
   - Меня? - не поверил своим ушам водитель.
   - Да ты-то здесь причём? - усмехнулся старшина.
   Солдаты залезли в кузов и стали передвигать ящики так резво, что автомобиль закачался.
   - Они сейчас машину перевернут, - заворчал водитель.
   - Эй, в кузове, поаккуратней!
   - Всё чисто! - послышалось вместо ответа.
   Солдаты вылезли из кузова.
   - Когда отбываете? - спросил старшина водителя.
   - Сейчас сопровождающий подойдёт и поедем.
   Из штаба вышел лейтенант.
   - Машину осмотрели? - спросил он старшину.
   - Так точно. Всё чисто.
   - Тогда пропустите машину.
   - Сейчас сопровождающий подойдёт и они уедут.
   - А там что за машина? - спросил лейтенант, указывая на полуразбитый грузовик, стоявший метрах в ста.
   - Что-то я его не заметил, - ответил старшина. - разрешите продолжать?
   - Да, да, продолжайте.
   - Взвод, за мной!
   Старшина с солдатами побежали к другой машине. Из штаба вышел сержант, и занял своё место в кабине.
   Улучив момент, когда никто не смотрел в его сторону, Алексей быстро выскочил из кустов, перемахнул через борт кузова и накрылся брезентом.
   Автомобиль зарычал, вздрогнул и побежал по дороге, обдав на прощание пылью старшину со всем его взводом.
  
   Глава 15
   Алексей из-под брезента слышал звуки штабного посёлка, который стал ему уже родным. По этим звукам он представлял места по которым мчится грузовик. Иногда он даже слышал знакомые голоса. Вот совсем рядом с автомобилем прозвучали знакомые звуки строевого шага.
   "Плохо идут, - подумал Алексей, - не чётко печатают шаг".
   Будто услышав его мысли, старшина, командующий ротой, закричал на строй, заглушив рёв мотора:
   - Ножку, ножку чётче ставим! Не жалей сапог! Раз, раз, раз два три!
   Окружающие звуки становились всё тише и тише, а вскоре и вовсе прекратились. Лёгкое покачивание кузова и убаюкивающий рокот мотора сначала заставили лейтенанта сомкнуть глаза, а затем и вовсе погрузили в безмятежный сон.
   Там, во сне, он был уже не был лейтенантом. Там каждый его погон украшали уже четыре звёздочки. А служил он уже не в штабе, расположенным в богом забытом посёлке, а в продовольственном управлении, которое располагалось в самом центре Москвы, рядом с Красной площадью. Выйдя из управления и пройдя всего метров пятьдесят, он оказывался у самого мавзолея на трибунах которого стояли все члены политбюро во главе с самим товарищем Сталиным. Иосиф Виссарионович вглядывался в толпу и кого-то искал глазами. Алексей понял, что товарищ Сталин ищет его. Он хотел крикнуть товарищу Сталину, что он здесь, но почему-то не мог этого сделать. Алексей набрал полные лёгкие воздуха, но опять крикнуть не смог: раздался оглушительный взрыв. Алексей поднял к небу глаза и увидел россыпи разноцветных звёздочек. "Это салют в честь товарища Сталина, - догадался он."
   Взрывы салюта становились всё громче и громче, всё чаще и чаще. Один взрыв раздался совсем рядом. От его разрыва Алексея даже слегка подбросило. Он проснулся.
   Автомобиль, выписывая невообразимые зигзаги на дороге, уворачиваясь от бомб, мчался навстречу фронту, рискуя каждую минуту превратиться в груду искорёженного железа. Пронзительный визг авиационных моторов пикирующих бомбардировщиках придавал этой звуковой картине какой-то мистическо-фатальный ужас. Алексей закрыл глаза и приготовился к самому худшему. Однако, стоило ему это сделать, как взрывы прекратились, а самолётный вой стал тише и вскоре совсем исчез.
   "Улетели, - догадался Алексей. - Однако, они снова прилетят. Успеть бы добраться до своих!"
   Произнеся в мыслях слово "свои", Алексей задумался. Он представил, как его обнаруживают в кузове автомобиля, представил самодовольную и омерзительную рожу особиста, который конечно же свяжется со штабом и поймёт, что в его руках беглый преступник.
   "Нет, никакие они не свои."
   Он закрыл ладонями глаза, и особист исчез из воображения.
   "Выходит так, что свои теперь те, которые чужие".
   Алексей вылез из-под брезента и осторожно подполз к кабине водителя. Лейтенант достал пистолет и направил ствол в то место, где по его расчётом должна была быть голова шофёра.
   Выстрел прозвучал в тот момент, когда рядом с автомобилем взорвалась авиабомба. Немецкие самолёты прилетели снова, чтобы доделать то, что не удалось с первого раза.
   Автомобиль кинуло в сторону, и мотор заглох. Алексей выпрыгнул из кузова на дорогу и скатился в кювет. Остановившись, автомобиль превратился в отличную мишень. Этим немецкие лётчики воспользовались в полной мере. Через несколько минут от автомобиля остались дымящиеся обломки бортов, искорёженное железо да то, что совсем недавно называлось продовольствием.
   Самолёты улетели. Алексей вылез из кювета и подошёл к останкам машины.
   - Товарищ лейтенант? - услышал он где-то рядом.
   Алексей осмотрелся, но никого не увидел.
   - Товарищ лейтенант, я здесь!
   Алексей увидел, как обгорающие доски кузова слегка шевельнулись. Лейтенант подошёл к доскам и приподнял их. Заваленный разбитыми ящиками и мешками лежал сержант - сопровождающий груз.
   - Моего водителя убило, а я ранен, - сказал сержант. - хорошо, что вы рядом оказались, а то бы...
   - А то бы что?
   - А то бы я не смог выбраться. У меня ноги перебиты. Нам надо к своим.
   - А свои далеко?
   - Километра два. Мы чуть, чуть не доехали.
   - А противник?
   - Немцы тоже рядом.
   Сержант показал рукой в сторону, куда улетели самолёты.
   - Сделаем так, - сказал Алексей, - я пойду к своим, раз тут недалеко, а ты тут покури пока.
   - Да я не курю, - улыбнулся сержант.
   - Ничего, я научу.
   Лейтенант вытащил пистолет и в упор выстрелил в сержанта.
   - Дело в том, дружок, что твои свои уже не мои свои, - сказал он уже трупу.
   Алексей отломил от доски дымящую щепку и воткнул её в рот сержанту.
   - А говоришь, что не куришь. Вот и научился.
   Лейтенант в последний раз посмотрел на сержанта, подмигнул ему и пошёл в сторону улетевших самолётов.
   По мере приближения к линии фронта, авиационное бомбометание сменилось миномётным огнём, к ним прибавилось стрекотание автоматов и как дополнение к этой жуткой симфонии, прозвучали раскаты артиллерийской канонады.
   "Господи, куда же я? Там же бой, меня там убьют!"
   Лейтенант развернулся и сделал несколько шагов в обратную сторону.
   "А там тоже убьют."
   Алексей присел на корточки и закрыл уши ладонями.
   Музыка дьявольской симфонии стала тише, но воображение, словно издеваясь над молодым офицером, восполнило утраченный звук. Алексей снова освободил уши и к удивлению, обнаружил в этой какофонии новые звуки: это были голоса, но голоса непонятные, не наши. Грохот взрывов ушёл в сторону, а освободившееся место заняли ровные цепочки солдат. Они шли не торопясь, совершенно не опасаясь противника, в блестящих касках с засученными по локоть рукавами. К слову сказать, никакого противника перед ними действительно не было. Советские войска отступили задолго до немецкого наступления и это прочёсывание территории без противника, скорее было данью традиции, нежели военной целесообразностью.
   - Немцы! - Испуганно прошептал Алексей.
   Его сердце готово было выпрыгнуть из груди. С одной стороны, он жутко испугался, такой резкой перемены событий, а с другой был рад, что уже никогда, ни при каких обстоятельствах, НКВД не сможет дотянуться до него своими страшными и беспощадными лапами.
   Замешательство быстро прошло. Лейтенант встал во весь рост и поднял руки.
   - Не стреляйте, я свой! - закричал он.
   Цепь солдат тоже остановилась. Сознание того, что здесь не только никого нет, но и не может быть так крепко застряло в головах немцев, что появление русского лейтенанта привело в замешательство. Солдаты нарушили строй и столпились у Алексея, будто он был не человек, а пришелец с другой планеты.
   - Я свой! Я сам к вам пришёл! - пытался объяснить им лейтенант.
   Он сделал шаг навстречу, но солдаты тут же отступили и вскинули автоматы.
   Алексей всё понял: на его ремне висела кобура. Он опустил руки, чтобы вытащить пистолет и выбросить его, но автоматная очередь, сделанная солдатом вверх, остановила его.
   - Хальт! Хенде хох!
   Лейтенант снова вытянул руки вверх. Он стоял не шевелясь, и молча ждал своей участи.
   Между тем к солдатом подошёл офицер. Он что-то сказал им, и они быстро обыскали Алексея. Забрав у него пистолет и всё, что было в карманах, они жестом разрешили опустить руки.
   - Я свой, я сам к вам пришёл, - в третий раз попытался объяснить немцам Алексей.
   Огромного роста верзила, ни с того, ни с сего ударил его по лицу. В глазах сверкнули искры, но лейтенант устоял на ногах.
   - Будешь отвечать только на те вопросы, которые тебе зададут, - на ломанном русском языке сказал офицер.
   - Почему ты не ушёл со своими? Все ваши ушли.
   - Я не хочу служить коммунистам.
   - Ты хочешь служить Великой Германии?
   - Я вообще никому не хочу служить.
   Офицер перевёл на немецкий последние слова Алексея солдатам и те громко рассмеялись.
   - Сейчас война, и каждый мужчина должен кому-нибудь служить. Если ты не хочешь служить Великой Германии, то мы отправим тебя в лагерь военнопленных.
   - А если хочу? - спросил Алексей.
   - А если хочешь, то всё равно тебя отправят в лагерь. Мы вермахт, мы не занимаемся пленными.
   На этом беседа была закончена. С лейтенанта содрали погоны и сняли ремень.
   - Такие правила, - объяснил офицер.
   В штабе вопросов было мало. Тема продовольствия и снабжения мало интересовала немцев. Как только они поняли, что кроме складских дел Алексей ничего не знает, к нему сразу же пропал всякий интерес. Просидев два дня в подвале, к нему подсадили ещё одного пленного, потом ещё, и вскоре в небольшом помещении набралось пять человек.
   - Вы откуда? - спросил Алексей рослого парня в офицерской форме.
   - Оттуда откуда и все, ответил он.
   - Не верите мне?
   - Я в плену, а стало быть никому не верю.
   Алексей вспомнил, как немец ударил его в лицо.
   - Скоро вас вызовут на допрос, и вы всё равно расскажите.
   - Ну, это как получится, - ухмыльнулся парень.
   - Получится, можете не сомневаться.
   Словно в подтверждении эти слов, в камеру вошёл солдат, тот самый, что ударил Алексея. Он подошёл к собеседнику лейтенанта и ткнул ему в грудь ствол автомата.
   - Что я говорил? - ухмыльнулся Алексей.
   Пленный офицер, вероятнее всего, не занимался продовольствием. Немцам уж очень хотелось поговорить с ним, чего нельзя было сказать об офицере. Этот несложный вывод можно было сделать после того, как его притащили в камеру. Именно притащили, ибо сам офицер передвигаться уже не мог.
   - Ну что, всё рассказал? - спросил его Алексей.
   Вместо ответа тот приподнял руку и показал кукиш.
   - Не сказал сейчас, скажешь позже.
   - Я тоже ничего не скажу, - послышался чей- то голос в углу камеры.
   Это был солдат, совсем ещё мальчишка.
   - Я комсомолец. Скорее умру, но не скажу.
   - Правильно, - одобрил его мужчина лет сорока.
   - А кто ты такой, чтобы давать ему оценку? - спросил его Алексей, - вроде бы на офицера не похож.
   - Я коммунист, и имею право давать оценку комсомольцу.
   Все почему-то повернулись в сторону испуганного паренька, который до сих пор не произнёс ни слова. Эти взгляды, кажется ещё больше напугали его.
   - А я что? Я сам ничего не знаю. Я даже если бы захотел, всё равно ничего не могу рассказать.
   Парень как-то странно картавил. Его говорок резко отличался от остальных.
   - Ты, что не русский? - спросил Алексей.
   - Я еврей.
   - Какая разница, еврей он или русский? У нас сейчас одна национальность - советский человек.
   - Это так, конечно, - согласился Алексей. - Это даже лучше, что ты ничего не знаешь, меньше допрашивать будут. Вот я ничего не знаю, меня и не допрашивают.
   Двери камеры открылись, и на пороге появился немец. На нём была чёрная форма, а на фуражке красовалась кокарда с черепом и костями.
   - Коммунисты и евреи есть? - спросил он.
   Никто не проронил ни звука. Немец внимательно посмотрел на пленных и остановил свой взгляд на Алексее.
   - Вот тот, - Алексей указал на сорокалетнего мужчину, - коммунист, А тот еврей.
   Немец улыбнулся Алексею.
   - А вот он, - продолжал Алексей,- комсомолец. Это почти тоже самое, что коммунист.
   В камеру вошли солдаты. Офицер кивнул на тех, что указал Алексей и что-то сказал им. Те грубо вытолкали их из камеры.
   Пленный офицер брезгливо посмотрел на Алексея.
   - Те-то хоть враги, а ты свой...
   - Тут нет ни своих, ни чужих. Здесь есть только те, кто хочет жить и те, кто не хочет. Ты ведь офицер, а значит тоже коммунист, следовательно, они с тобой церемониться не станут.
   - Не станут, это точно, но не потому, что я коммунист, а потому, что они от меня ничего не узнают. А ты, гнида...
   Офицер встал и сжал свои огромные кулаки. Сердце в груди Алексея чуть не остановилось от страха. Он посмотрел на кулаки и зажмурил глаза. Стоило нанести всего один удар этой кувалдой и душа, как пить дать, покинет тело. Словно понимая это, кто-то там на верху, тот кому дано право решать жить ли человеку дальше или умирать, кто способен изменять судьбу человека по своему усмотрению, пришёл на помощь Алексею. Тяжёлая дверь камеры открылась, и на пороге появился здоровый немец с автоматом наперевес. Он подошёл к офицеру и стволом указал ему на дверь.
   Словно гора свалилась с плеч лейтенанта: он вновь ощутил стук своего сердца и почувствовал вкус пота, который тонкой струйкой стекал с воспалённого лица прямо в рот. Камера уже не казалась такой зловещей и холодной, напротив, она стала защитой, цитаделью от разных там комсомольцев, коммунистов и евреев. Алексей снова остался один. Он одержал победу, хотя расклад был явно не в его пользу; один против четверых.
   Дверь снова открылась. Немец, который недавно грубо тыкал стволом автомата в грудь арестантов, на этот раз улыбнулся и вежливо показал Алексею на дверь.
   - Битте.
   Такого отношения к себе лейтенант не ожидал. От радости он был готов расцеловать своего тюремщика. Немец понял это и несколько отодвинулся от арестанта.
   Из камеры они вышли вместе. Немец не вёл его, как арестованного. Они шли рядом, будто сослуживцы, давно знающие друг друга.
   Они вошли в кабинет, в котором их ждал офицер.
   - Прошу вас, садитесь, - обратился к Алексею офицер по-русски и указал на диван.
   Алексей сел.
   - У меня есть для вас две новости, - сказал он. - Одна хорошая, а вторая не очень. Хорошая состоит в том, что вас сейчас хорошо покормят.
   - А плохая? - с испугом спросил Алексей.
   - А плохая состоит в том, что я вынужден вас отправить в концентрационный лагерь для военнопленных.
   Улыбка вместе с надеждой снова слетели с лица пленника.
   - Не расстраивайтесь сильно, - поспешил успокоить его офицер. - Просто у нас такой порядок. Там есть специальные люди, которые разберутся во всём и определят дальнейшую вашу судьбу.
   Однако эти слова совсем не успокоили Алексея.
   - Я понимаю, что там очень много пленных и разобраться с каждым практически невозможно. Но я дам вам хорошую характеристику. Вы ведь помогли нам разобраться с коммунистами и евреями.
   - Я ещё перед тем, как сдаться в плен, двоих убил.
   Офицер удивлённо посмотрел на Алексея, достал лист бумаги и что-то написал на нём.
   - Я обязательно в характеристике отражу и это.
   - А ещё я уничтожил военный склад.
   Офицер записал и это.
   - Вот видите, как хорошо всё складывается. Можете не сомневаться - эти подвиги не останутся незамеченными.
   В это время в кабинет вошла женщина с подносом, накрытым полотенцем. Она поставила его на небольшой столик, стоявший рядом с диваном и удалилась.
   - А теперь приступим к более приятной процедуре.
   Офицер указал на поднос и улыбнулся.
   - Подкрепитесь. Завтра вам предстоит небольшое путешествие. Ночь, к сожалению, придётся провести в камере, но я обещаю, что больше к вам никого подселять не будут.
  
   Глава 16
   Теплушка, предназначенная для перевозки скота, была вся забита арестантами. Людям приходилось стоять, так как мест хватало только для стоячих. Воды не было и от жажды всё пересохло во рту. Что касается туалета, то его роль выполняла бочка, стоящая в центре теплушки. Содержимое бочки никто не удосужился опорожнить от прежних перевозок, и она была заполнена нечистотами доверху. Стоило вагону качнуться или дёрнуться, как через край бочки нечистоты выплёскивались наружу прямо на арестантов, стоящих рядом. От этого воздух и без того невыносимый наполнялся новой порцией отвратительного смрада. Залезть на бочку и не упасть в неё было дело непростым. Не каждому удавалась эта процедура и поэтому многие, чтобы не рисковать, предпочитали оправляться там, где стояли, ибо испачкаться своим дерьмом было меньшим злом, нежели искупаться в чужом. Сколько продолжалось путешествие Алексей определить не мог; окна теплушки были заколочены и поэтому совершенно невозможно определить вечер это или утро, день это или ночь. В конечном итоге ноги стали медленно подкашиваться и бывшей лейтенант, а ныне арестант, перемешанный с собственным дерьмом, без сил опустился на пол. Он уже не обращал внимание на отборную брань соседей в его адрес, смирился с тем, что они пинали его кулаками и ногами и даже не возмущался, что кто-то встал ему на руку. Сын преуспевающих родителей, офицер и орденоносец медленно, но верно превращался из человека в животное, которое способно только мычать, стоя в собственном дерьме, и для перевозки которого возможно использовать только теплушки, перевозящие скот.
   Вагон в конечном итоге остановился, ворота его раскрылись, и по глазам ударил яркий свет, словно ножом режущий глаза. Свежий воздух хлынул на узников, и раздался вздох облегчения. По обе стороны выхода стояли солдаты с овчарками, которые истошно лаяли и скалили свои огромные клыки.
   Первые арестанты стали выпрыгивать из вагона. Некоторые, лишённые сил, падали и заваливались чуть ли не на ноги солдатам. Солдаты тут же спускали собак, которые моментально начинали рвать свою жертву на части. После того, как узник переставал сопротивляться, солдаты отгоняли собак и на виду у всех расстреливали несчастного.
   Алексей собрал все свои силы и встал на ноги. Нет, он ещё не до конца превратился в животное, он ещё был способен сообразить, что если он упадёт, собаки немедленно растерзают его.
   Пленных построили в колонну и погнали по пыльной дороге. То и дело слышались автоматные очереди; так конвоиры помогали закончить муки тех, кто уже не мог идти.
   Сколько людей не дошло до конечной цели, Алексей не знал, но когда колонна остановилась, ему показалось, что мучения закончилось. Впереди виднелись столбы с натянутой колючей проволокой и стройные бараки.
   - Слава богу! Дошли! - вырвалось из груди.
   Арестантов построили на плацу. Толстый немец оглядел вновь прибывших и на ломанном русском языке сказал:
   - Сейчас вас вымоют и переоденут.
   Заключённых заставили раздеться и голыми погнали в баню. Хотя немец назвал это баней, но она таковой конечно не являлась. Голый арестант входил в маленькое помещение, где из ржавой трубы вытекала тонкая струйка ледяной воды. Необходимо было лишь смыть дерьмо, которым он вымазался в вагоне и освободить место для следующего. После бани люди в полосатой одежде стригли арестантов и выдавали им такую же полосатую одежду. Человек в военной форме ставил арестантам клеймо.
   - Как тебя зовут? - спросил он Алексея, когда подошла его очередь.
   - Алексей Борисов.
   Немец отыскал в списке Алексея и поставил против его фамилии галку. Он нанёс клеймо с шестизначным номером и показал на куртку, где был пришит такой же номер.
   - Сегодня ты в последний раз произнёс своё имя. Теперь у тебя нет ни имени, ни фамилии, теперь ты просто номер. Если завтра ты не выучишь по-немецки свой номер, то тебя расстреляют.
   Только теперь Алексей понял, тот кошмар в котором очутился. Ужас теплушки не закончился, всё только начиналось. В сознании промелькнуло лицо немецкого офицера, который рассказывал ему про какую-то характеристику.
   "Наврал, сволочь, всё наврал, - подумал Алексей."
   Арестантов распределили по баракам, в которых уже были заключённые. Трёхъярусные нары и узкий проход - это всё, что представляло из себя новое жилище.
   Алексей увидел свободное место на нарах и присел.
   - Здесь занято, - сказал ему заключённый, сидевший рядом.
   - Но здесь никого нет.
   - Это потому, что он умер, - ответил заключённый таким тоном, будто говорил на самые обыденные темы.
   - Стало быть, свободно?
   - Стало быть, со второго яруса спустятся на первый, а ты полезешь на третий.
   - Это ты так придумал? - недовольно спросил Алексей?
   - Нет, так придумала жизнь, а вернее смерть.
   - В каком смысле смерть? - не понял Алексей.
   - Ты сильный, упитанный и легко сможешь забраться на третий ярус. А те, кто здесь уже давно, на второй-то еле забираются.
   - А те, кто на первом ярусе?
   - Те, кто на первом скоро умрут и освободят место для тех, кто на втором.
   То спокойствие, с которым собеседник Алексея говорил о смерти, никак не вписывались в нормальное поведение человека.
   - Вы хотите сказать, что скоро умрёте?
   - Конечно, - ответил собеседник тоном, будто ему приходится разъяснять прописные истины. - Завтра или в крайнем случае послезавтра.
   Заключённый задумался на мгновение и продолжил:
   - Лучше бы конечно сегодня, но я думаю, что завтра.
   Алексей внимательно посмотрел на собеседника, стараясь понять, в своём он уме или нет?
   - Я не сумасшедший, - понял его взгляд заключённый. - Ты сам скоро всё увидишь.
   В это время кто-то зашевелился на втором ярусе.
   Мужчина с впавшими щеками с лицом серого цвета повернулся на спину и пнул ногой соседа, лежащего выше.
   - Вставай, пора спускаться ближе к земле.
   Заключённые сползли вниз и заняли новые места, освободив для Алексея третий ярус.
   - Полезай, - сказал собеседник, - твоё место свободно.
   Алексей забрался на нары и стал ёрзать, ища удобную позу, чтобы отдохнуть от долгого переезда. Не отыскав удобной позы, он свесил вниз голову и спросил своего нового знакомого:
   - Вас как зовут?
   - Номер 964391, - ответил тот.
   - Нет, я имя имел в виду.
   - Это и есть моё имя. Советую тебе поскорее забыть своё, если конечно хочешь добраться до нижнего яруса.
   Борисов вспомнил предупреждение немца, который клеймил его и стал по-немецки повторять свой номер. Неожиданно открылась дверь барака. Двое заключённых втащили бак с какой-то жидкостью, напоминающую скисшей клейстер.
   - Что это? - спросил он у номера 964391.
   - Ужин, - ответил тот.
   Между тем, заключённый, стоящий у бака начал выкрикивать номера, и обитатели барака один за одним стали подходить со своей миской за порцией отвратительного зелья.
   - Это кто, дежурный? - кивнул головой Алексей в сторону глашатого.
   - Это капо - твой начальник, - объяснил номер 964391.
   - Номер 952261! - Выкрикнул капо.
   Никто не подошёл к нему.
   - Номер 952261! - повторил капо.
   Заключённые переглянулись. Капо хотел было уже выкрикнуть следующий номер, но сосед Алексея помешал.
   - Здесь номер 925261!
   Капо посмотрел в его сторону.
   - Это же твой номер, - сказал Алексею сосед.
   - Я здесь!
   Алексей спрыгнул с нар и подошёл к капо.
   - Ты кто? - спросил тот.
   - Я Борисов Алексей Михайлович.
   Капо со всего размаху ударил Алексея по лицу.
   - Запомни, ты номер 952261! - крикнул он. - Не человек, а только номер. Ещё раз услышу нечто подобное, будешь уничтожен.
   Капо спустился по списку ниже и выкрикнул следующего. Алексей взял свою миску и пошёл на своё место. Забравшись на нары, он понюхал содержимое миски и сморщился.
   - Это же блевотина! - вырвалось у него.
   - Тебе не нравится? Тогда отдай мне, - послышалось рядом.
   Алексей брезгливо отодвинул от себя миску. Сразу же несколько рук потянулись к ней. Моментально содержимое миски было съедено.
   - Ну ты и дурак! - сказал номер 964391. - Хоть хлеб не отдавай.
   Алексей посмотрел на небольшой сморщенный кусочек.
   - Это что, хлеб?
   - Здесь не ресторан, - усмехнулся номер 964391.
   Между тем капо выкрикнул последний номер из списка. Заключённые унесли котёл.
   - На покойниках завтра 952261 и 75152!
   Он ушёл.
   - На каких покойниках? - не понял Алексей.
   - Завтра всё увидишь.
   Между тем ужин подошёл к концу. Капо вернулся в барак и стал выводить заключённых на апельплац для переклички. Тех, кто не мог идти, узники хватали под руки и почти волоком вытаскивали из барака. Номер 964391 поймал удивительный взгляд Алексея.
   - Эти уже не жильцы.
   - Их надо в госпиталь.
   - Вон госпиталь, - показал новый знакомый Алексея на высокую кирпичную трубу.
   - Какой же это госпиталь? Скорее это кочегарка.
   - Здесь одно лечение - в топку. Хоть живого, хоть мёртвого. Поэтому гуманнее будет дать человеку возможность умереть самому, без топки. Есть и ещё одна причина.
   - Кокая?
   - Если эти доходяги умрут после переклички - их пайки достанутся живым.
   Только теперь Алексей осознал куда он попал. Только теперь он понял, что перестал быть человеком. Он не был даже животным; тех хотя бы лечат. Он стал предметом, инструментом, который необходимо было использовать, а затем, выбросив, заменить новым. Тем более недостатка в инструменте не было, скорее, был даже избыток.
   Капо, выстроив своих подчинённых, отдал рапорт блокфюреру. Тот, приняв его, начал перекличку.
   Услышав свой номер, Алексей впервые откликнулся на него. Закончив перекличку, блокфюрер ушёл, а узники продолжали стоять.
   - Почему мы стоим? - спросил Алексей, - перекличка же закончилась.
   - Лагерьфюрера ждём.
   Лагерьфюрер появился часа через два. Стройный, холёный немец в чёрной форме обошёл строй. Он явно чего-то искал.
   - Что он ищет?
   - Мертвецов, - ответил номер 964391.
   - Мертвецов?
   - Конечно. Всем хочется получить лишнюю пайку.
   Между тем лагерьфюрер нашёл, что искал. Он указал солдатам на труп и те выволокли его на середину апельплаца. Этим дело не ограничилось; эсэсовцы выгнали десяток узников, тех, что стояли рядом с мертвецом, и стали избивать их. Били до тех пор, пока несчастные не переставали реагировать на удары.
   - Они же забьют их до смерти! - шепнул Алексей своему знакомому.
   - Тебя завтра поставили на трупы, вот и отвезёшь их в крематорий.
   - А если они ещё не умрут?
   - Всё равно отвезёшь.
   После оканчания экзекуции лагерьфюрер в сопровождении блокфюреров ушли, а капо загнали узников в бараки.
   - А эти? Кто они? - указал Алексей на капо.
   - Это капо - самый низший чин лагерной иерархии. Такие же, как мы узники, но имеют некоторые преимущества.
   - А дальше?
   - Дальше оберкапо, потом идут бригадиры, а потом блокфюрер, тот уже унтер. Он подчиняется лагерьфюреру, типа дежурного офицера.
   Собеседник Алексея вздохнул и о чём-то задумался.
   - А дальше?
   - Дальше крематорий.
   - Но это для больных.
   - Для всех, - грустно ухмыльнулся номер 964391. Это ведь не тюрьма, а лагерь смерти. Видел у них на фуражках череп с костями?
   Алексей кивнул головой.
   - Вот и соображай, что дальше.
   - А капо? Их тоже в крематорий?
   - Нет. Я же говорил, что у них есть некоторые привилегии.
   - Отбой! - прозвучал голос капо.
   - Всё, больше разговаривать нельзя. Постарайся уснуть.
   Уснуть Алексею долго не удавалось. Стоило ему закрыть глаза, как в сознании возникала высокая кирпичная труба с отвратительным чёрным дымом. Алексей в полудрёме видел, как его самого избивают плетью, а затем ещё живого волокут в крематорий и живьём сжигают в печи. От этого ужаса он просыпался, открывал глаза и, поняв, что находится в бараке, несколько успокаивался. Однако, закрыв глаза, он снова погружался в этот кошмар, который длился до тех пор, пока Алексей вновь не откроет глаза.
   "Единственный способ выжить, это стать капо, - подумал Борисов, закрыл глаза и на сей раз уснул."
   Однако сон продолжался недолго. Прозвучала команда - "подъём" и узники стали выходить на апельплац для переклички.
   - Номера 952261 и 75152 к покойникам! - выкрикнул капо.
   Алексей подошёл к нему и спросил:
   - А что я должен делать?
   - Тех, кто не смог встать с нар, убрать из барака и сложить у входа. После переклички отвезёте их в крематорий.
   - А если он не может встать, но ещё живой?
   - Если не может встать, значит покойник, - объяснил капо. - Смотри, если хоть одного покойника на перекличку подсунут, сам в крематории окажешься.
   Алексей с напарником принялись за работу. Дело оказалось не таким простым, как казалось на первый взгляд: пока умершего выносили из барака, другие узники помогали ослабшем встать с нар и дойти до апельплаца. Алексей понимал, что если этот доходяга окочурится на построении, то кошмарный сон, который не давал заснуть ему всю ночь, моментально станет реальностью.
   - Куда же ты его тянешь!? - кричал узник Алексею. - Он же ещё живой! Я просто помог ему.
   - Если не смог подняться сам, значит покойник - зло ответил Алексей, вцепившись в свою жертву.
   - Я живой ещё! - простонала жертва.
   Алексей со всей силы ударил несчастного. Тот, упал на пол и тут же испустил дух.
   - Если сказали, что покойник, значит покойник! - рявкнул Алексей.
   Толпа заключённых моментально отшатнулась от него.
   - Иуда, предатель, сволочь! - послышался чей-то шёпот. - однако чей это был шёпот Алексей определить не смог.
   Узники, оставив покойника, послушно побрели на апельплац. Оберкапо, наблюдавший эту картину со стороны, одобрительно посмотрел на Алексея и едва заметно кивнул ему головой.
   Этот случай неожиданно перевернул сознание Алексея.
   "А ведь это власть! - мелькнуло в голове. - Маленькая, но власть. Я стану капо. А они пусть послушно горят в крематории".
   Как ни старался лагерьфюрер отыскать в строю покойников, в бараке Алексея их не нашлось. После переклички узники позавтракали, если конечно кружку воды и ломоть плесневелого хлеба можно было назвать завтраком, и стали строиться на работу.
   - Ты сегодня работаешь в крематории, - сказал оберкапо.
   Алексей и ещё двое узников пошли за капо в крематорий.
   У двери этого мрачного здания стояла длинная очередь из узников. Партия, человек пять, раздевалась догола и ждала, когда откроются двери. Дождавшись, они сами переступали порог этой дьявольской кочегарки. Дверь закрывалась, и следующая партия раздевалась догола. Люди только входили в крематорий, из здания никто не выходил.
   Алексей с напарниками вошёл в крематорий в другую дверь. В небольшой комнатке их ждал эсэсовец. Капо отдал эсэсовцу рапорт и получил от него какие-то инструкции. Эсэсовец ушёл.
   - Вы двое, - указал капо на напарников Алексея, - будете работать у печей.
   Капо повернулся к Алексею и улыбнулся.
   - А ты, стало быть, в предбаннике.
   - Каком предбаннике? - не понял тот.
   Два напарника вышли из комнаты и оставили Алексея наедине с капо.
   - Пойдём, - улыбнулся тот
   Они прошли через кочегарку, где гудели печи и вошли в дверь, которую капо назвал предбанником.
   - Вот твоё рабочее место, - сказал он.
   Алексей осмотрел помещение, но ничего кроме ржавой трубы, валяющейся на запачканном кровью полу, не увидел.
   - А что я должен делать?
   - Откроешь двери, запустишь пять узников, которые уже разделись, закроешь дверь, и приведя их в бессознательное состояние, на тележке доставишь к печам, ну а там другие работают.
   - Как в бессознательное состояние? - не понял Алексей.
   - Очень просто. Вон, на полу труба валяется.
   - Так ведь их пять, а я один! Пока я одного обрабатываю, остальные из меня кишь-мишь сделают.
   - Ничего они из тебя не сделают, будут стоять, как бараны на бойне и ждать своей очереди.
   Капо развернулся и ушёл. Алексей поднял трубу и открыл дверь.
   Пять обнажённых мужчин зашли в комнату и остановились.
   Алексей закрыл дверь, подошёл к первому узнику и ударил его трубой по голове. Жертва, как подкошенная, рухнула на пол. Алексей подкатил к телу тележку и попытался погрузить жертву. Увы не так-то просто это было; тело обмякло и подобно манной каше выскальзывало из рук.
   - Вот ведь сволочь какая! - выругался Алексей.
   Он посмотрел на четверых голых узников и понял, что это убийство не произвело на них никакого впечатления.
   "Точно, как бараны на бойне, - подумал Алексей"
   Он снова сделал попытку уложить тело на тележку, но оно вновь выскользнуло из рук и распласталось на полу.
   - Ну, что стоишь, помоги! - ткнул он трубой в грудь последнему из вошедшей пятёрки.
   Узник послушно подошёл к тележке. Вдвоём они быстро уложили тело и втолкнули тележку в кочегарку.
   - Долго возишься, - услышал Алексей окрик капо.
   Вместо одной тележки в предбанник вкатили две.
   Следующая тележка отправилась к топкам гораздо быстрее; вдвоём производительность резко увеличивалась.
   "А зачем мне вообще их грузить? - подумал Алексей. - Пусть они сами это делают."
   Обработав первую пятёрку и запустив вторую, он сразу отделил двух последних и приказал им работать грузчиками. Он бы мог приказать и убивать жертву, но давать в руки обречённых трубу было опасно.
   После такого изменения технологии, тележки влетали в кочегарку без задержки. К концу смены в предбанник вошёл эсэсовец с фотоаппаратом. По его лицу было видно, что усовершенствование процесса понравилось ему. Он раскрыл фотоаппарат и сделал несколько снимков.
   Эсэсовец что-то говорил, но Алексей понял только одно слово - Гуд!
   Немец ушёл. Капо открыл дверь в кочегарку и кивком головы подозвал Алексея. Двое узников, работавших у печей, тяжело дышали, недобро поглядывая на Алексея.
   - Ты один нас двоих так загонял, что у нас ноги отваливаются! - проворчал один из них.
   - Если у тебя отваливаются ноги, значит завтра посмотришь, как работает печь изнутри.
   Узники моментально замолчали.
   - А сейчас в барак! - скомандовал капо.
   Алексей занял место в шеренге с напарниками и приготовился выполнить команду.
   - Номер 952261 остаётся здесь! - скомандовал капо.
   Сердце Алексея чуть не остановилось от страха.
   "Неужели я что-то не так сделал? Неужели сейчас и меня ударят сзади трубой по голове и сожгут в топке?"
   Он посмотрел на дверку топок которые гудели от напряжения.
   - Номера 952261 вызывает лагерьфюрер, - сказал капо.
   Сердце вновь началось биться.
   "Слава богу, пронесло! - простучало в висках."
   К моменту, когда они с капо подошли к кабинету лагерьфюрера, Алексей уже полностью оправился от страха и взял себя в руки.
   Перед молодым холёным офицером он вытянулся в струнку и застыл по команде "смирно!".
   Офицер подошёл к вошедшим и с удовлетворением посмотрел на Алексея.
   - Можешь идти! - небрежно махнул рукой он капо.
   Тот моментально исчез. Алексей также стол навытяжку, прижав руки к телу и сжав ладони в кулаки.
   Офицер подошёл поближе и немного приподнял руки Алексея так, чтобы они были немного согнуты в локтях.
   - Ладони не надо сжимать в кулаки. - сказал он на чисто русском языке.
   Узник моментально выполнил команду.
   - Вот теперь правильно. Именно так надо стоять по команде "смирно!".
   Алексей позволил себе слегка улыбнуться.
   Офицер отошёл и сел за свой стол. Он открыл папку и пробежался глазами по каким-то документам.
   - Вас зовут... - толи спросил, толи просто не докончил фразу офицер.
   - Номер 952261! - отчеканил Алексей.
   - Нет, нет, - улыбнулся эсэсовец, - никакого номера 952261 более не существует. Номера это для заключённых. Мы же вам хотим предложить послужить великой Германии!
   - Вы хотите предложить мне должность капо? - Несбыточная мечта похоже стала воплощаться в действительность.
   - Нет, нет, - улыбнулся офицер, - у капо такие же номера, как и у всех заключённых. К тому же это бывшие уголовники - отбросы общества.
   Офицер снова перелистал какие-то документы из папки.
   - Вы же не уголовник. В Красной армии вы были лейтенантом. К тому же вам дана прекрасная характеристика.
   "Не обманул, немец, - вспомнил Алексей офицера вермахта".
   - Итак, что вы можете мне сказать?
   - Я теряюсь в догадках.
   - Командование лагеря, учитывая ваши заслуги в прошлом, а также вашу изобретательность у нас, предлагает вам унтер-офицерскую должность.
   - Какую? - не поверил своим ушам Алексей.
   - Мы назначаем вас блокфюрером!
   Такого Алексей не ожидал.
   - Но я русский!
   - Я тоже русский, - улыбнулся офицер.
   - Я в том смысле, что я бывший офицер Красной армии.
   - Я тоже бывший офицер Красной армии.
   Лагерьфюрер подошёл к Алексею и по-дружески похлопал его по плечу.
   - Мы с вами служим в лагере смерти. Не в лагере военнопленных, а в лагере смерти. Улавливаете разницу?
   Алексей кивнул головой.
   - Узники должны работать на благо Германии, но нам не нужно так много работников. Нужно оставить ровно столько, сколько необходимо для производства, а остальных...
   - Уничтожить! - бойко ответил Алексей.
   - Совершенно верно! Но уничтожать надо тех, кто не способен выполнять нормы выработки.
   - А если узников станет настолько много, что их некуда будет девать, даже если они и выполняют нормы?
   - Справедливый вопрос. Если заключённых будет очень много, надо нормы увеличить так, чтобы их осталось ровно столько, сколько вмещает лагерь. Именно эта обязанность и возложена на блокфюреров.
   - Я понял.
   - К сожалению, многие стараются всё делать сами и в конечном итоге не справляются. Нам понравилось, как вы творчески подошли к своей работе. Я имею в виду крематорий. Мы поняли, что командные навыки у вас развиты надлежащим образом. А самое главное, вы поняли, что в лагере узников надлежит лишить всего человеческого, превратить их даже не в животных, а в послушный инструмент, который будет уничтожать даже самого себя, если это потребуется.
   - А это потребуется, - осмелел Алексей, - в плен попадает всё больше и больше народу. Скоро их девать будет некуда.
   - Их уже девать некуда.
   Лагерьфюрер замолчал. Алексей всё также продолжал стоять по постойте "смирно!".
   - Вопросы? У вас есть какие-нибудь вопросы? - нарушил молчание лагерьфюрер.
   - Я не знаю, как теперь ко мне должны обращаться? Вы сказали, что номера у меня теперь нет.
   - Да, да, я совсем забыл про имя. Использовать ваше прежнее имя будет неправильно. Алекс! Блокфюрер Алекс! Вас устраивает?
   - Вполне.
   - Есть ещё вопросы? Просьбы?
   - Есть просьба.
   - Какая?
   - Я очень хочу есть.
   - Да, конечно. Только вначале приведите себя в порядок. Согласитесь, что унтер-офицер немецкой армии не должен появляться в таком виде в столовой.
  
   Адаптация вновь испечённого унтер-офицера происходила постепенно. Командование лагеря дало три дня, чтобы Алекс отдохнул, набрался сил, а самое главное, забыл, что он не человек и даже не животное, а просто инструмент, который годится только для непосильной работы. За три дня он снова должен был превратиться в человека, и не просто в человека, а в представителя высшей расы - хозяина и повелителя над таким сбродом, как евреи, цыгане и русские. И хотя он сам был когда-то русским, Алексеем, а не Алексом, это нисколько не смущало унтер-офицера, напротив, он чувствовал себя героем, полубогом, способным вознестись из грязи до почти недосягаемого Олимпа.
   Новые знакомые Алекса хоть и были тоже представителями высшей расы, но их заслуги были ничтожны; они не пробивались через тернии к звёздам, их просто призвали на службу и облачили в форму. Такие люди исповедуют только один принцип: солдат спит - служба идёт. Их цель поскорее отслужить и вернуться домой, чтобы утонуть там в бытовой рутине. Никакой инициативы, никакого рвения, никакой фантазии. Через три дня адаптации Алекса вызвал к себе лагерьфюрер.
   Алекс вытянулся перед своим шефом, щёлкнул каблуками и прижал ладони к ногам, слегка согнув руки в локтях.
   - Отлично, - улыбнулся шеф. - Вы как будто родились в этой форме.
   - Я бы не отказался носить не только серую, но и чёрную.
   - Не всё сразу, мой друг, не всё сразу. СС это элитные части. Однако, ваша адаптация закончилась, надо приступать к своим обязанностям.
   Лагерьфюрер задумался о чём-то.
   - Я всё не могу забыть, как ты придумал увеличить производительность там, в крематории. Может быть тебя туда направить?
   - Как прикажете.
   - Творческих людей очень мало, - продолжал рассуждать лагерьфюрер. - Личности творческие, как вы всегда в дефиците.
   Алексу была приятна токая оценка, и он не сумел это скрыть от шефа.
   - Вам необходимо творчество в чём- то другом? - спросил Алекс.
   - Да. В лагерь приезжает комиссия из Берлина. Нам надо чем-то удивить её.
   - Вы хотите показать крематорий?
   - Это само собой. Надо предложить им какое-то развлечение. А что здесь придумать? Как я говорил, истинно творческих людей очень мало.
   - Гладиаторский бой, - сказал Алекс.
   - Какой бой? Они ноги еле ворочают.
   - Зачем же брать доходяг? Возьмём из свежей партии.
   - Нет, не думаю, что будет интересно. Новенькие ещё не успели превратиться из людей в инструмент. Они не станут убивать своих товарищей. А надо чтобы был азарт, чтобы адреналин захлестывал.
   - Да, без творческого подхода никакого адреналина не будет. А если придумать хороший стимул?
   - Какой?
   - Предоставьте это дело мне.
   - А если вы не справитесь?
   - Тогда одним из гладиаторов буду я.
   Лагерьфюрер задумался.
   - Ну что ж, попробуйте. Если у вас это получится, мы с вами сработаемся.
  
   Глава 17
   Подполковник Быстриков ушёл на фронт с самого начала войны. Ему не пришлось писать рапорты и простаивать длинные очереди в военкомате. Кадровый военный должен быть всегда готов к войне. Но как бы внутренне не готовил себя человек, война всегда приходит неожиданно и всегда застаёт врасплох.
   Получив приказ о передислокации батальона ближе к границе, Быстриков в глубине души уже всё понял. Он не мог высказать свои мысли вслух; это категорически запрещалось и расценивалось, как паникёрство, но глубоко в душе, куда не доходят приказы и предписания, он уже всё понимал.
   Обняв жену и потрепав вихры сына, он, натянув на себя улыбку, заверил домашних, что командировка продлится недолго.
   - Ты, Сашка, теперь за старшего! - сказал он сыну, - защищай мать. Ты теперь полноценный мужчина.
   - Ты так говоришь, будто уезжаешь надолго, - забеспокоилась жена.
   - Это я так, на всякий случай. Обычная командировка: съездим, отстреляемся и вернёмся.
   Однако добраться до места новой дислокации подполковнику не удалось. У самой границы воинский эшелон был уничтожен немецкими бомбардировщиками практически полностью. Всего несколько солдат умудрились добраться до леса и вынести на себе раненного командира.
   Подполковник пришёл в себя в госпитале.
   - Где я? Что со мной было? - первое, что спросил он у соседа по палате.
   - Война, - ответил тот.
   - Какая война? Никакой войны нет. Это, наверное, провокация?
   - Да какая там провокация? Уже по радио объявили.
   Лечение в госпитале, переформирование, служба в резервном полку и вот он уже не командир батальона, а полковник - командир полка. Правда, полком это можно было назвать с большой натяжкой. Добровольцы - пацаны у которых молоко на губах не обсохло, да старики, которым не воевать, а дома сидеть у тёплой печки.
   Однако, полковник, практически сразу потерявший свой батальон, прекрасно понимал, что в данной обстановке ему выбирать не приходится. С самого утра и до вечера он муштровал своих неопытных бойцов, надеясь, что хоть кому-нибудь эта муштра спасёт жизнь. Все, от сержантов, до командиров рот были заняты обучением бойцов. Не только бойцы, но и командиры валились с ног от усталости. Полковник сам обходил плац и подгонял командиров.
   - Не жалеть никого! Любая промашка в бою будет стоить жизни!
   И они не жалели. Бойцов заставляли осваивать солдатскую науку до тех пор, пока они не валились от усталости.
   - Отставить, боец, отставить! - кричал на бойца полковник, видя, что молодой человек уже не реагирует на приказы командиров. - Противник никогда не пожалеет, он просто уничтожит вас.
   Исключение делалось для пожилых. Их в основном использовали на хозяйственных работах.
   Остановившись у бойца, который после отжиманий уткнулся лицом в грязь, Быстриков крикнул:
   - Отставить, боец! Сейчас придёт второе дыхание!
   - Сейчас последнее дыхание выйдет, - простонал солдат.
   - Встать! - скомандовал полковник.
   Боец, собрав последние силы, поднялся перед своим командиром.
   Полковник взглянул на солдата и опешил.
   - Сашка?!
   - Я думал, что пойду защищать Родину, а попал на каторгу, - ответил сын.
   Дальнейший разговор проходил в кабинете командира полка. Сын, отмытый и переодетый, сидел напротив отца и с наслаждением пил чай.
   - Как же ты маму бросил? - спросил отец. - Я же тебя оставил за старшего.
   - Нету у нас больше мамы и дома нашего нет.
   Лицо полковника побледнело, желваки вздулись, а пальцы сжались в кулаки.
   - Как это произошло?
   - Не знаю. Я ушёл в магазин за продуктами, а когда вернулся, не было уже ни дома, ни мамы. Бомба снесла всё.
   - Где же ты жил?
   - Пошёл в военкомат, рассказал всё, и вот я здесь.
   - Они специально тебя ко мне послали?
   - Нет. Это совпадение. Честно говоря, я думал, что ты тоже погиб.
   - Я погиб?
   - Мы с мамой получили на тебя похоронку. Ты понимаешь, что после этого мне оставалось только идти в военкомат и проситься на фронт.
   Отец закрыл лицо ладонями и долго сидел молча. Наконец он взял себя в руки и взглянул на сына.
   - Я не самодур и не садист, ты должен это понять, Саня. Мне приходится это делать, чтобы хоть кто-то из вас сумел выжить. Они опытные, всю Европу прошли, а вы? Десять классов вот и вся военная наука.
   - Я понимаю, просто с непривычки очень тяжело.
   - В бою будет ещё тяжелей.
   - А когда будет настоящий бой?
   Отец пожал плечами.
   - Пока мы в резерве, я буду использовать любую возможность, чтобы вы стали хоть чуть-чуть поопытней.
   - Я понимаю.
   - Ничего ты не понимаешь. Ты не должен погибнуть. Хватит нам мамы.
   Саша вопросительно посмотрел на отца.
   - С сегодняшнего дня я буду дополнительно заниматься с тобой военной подготовкой. Я сделаю из тебя настоящего бойца, и ты выживешь.
   Как бы ни был суров и принципиален командир полка, но сын всегда остаётся сыном. Саша моментально был определён в штаб под зоркое око папы. Что касается дополнительной военной подготовки, отец не обманул; она занимала практически всё время у Александра.
   Придя как-то из казармы в штаб, Саша приготовился, что отец опять заставит его отрабатывать какие-то упражнения, но этого не случилось.
   - Сегодня выступаем, - сказал он. - Подготовка закончилась, начинаются экзамены.
  
   Фронтовая обстановка не слишком изменила жизнь молодого солдата. Штаб полка, хотя не очень далеко, но всё же был отодвинут от передовой. И хотя звуки артиллерийской канонады и вой самолётов напоминали о фронте, в штабе ощущалось относительное спокойствие.
   Молодому человеку по долгу службы приходилось посещать передовую и он видел, что такое настоящая война. Видел, слышал, но почувствовать её по-настоящему не мог. Это угнетало Александра. Он мысленно ходил в атаки, отбивался от врагов и занимал вражеские высоты. Но всё это было мысленно. В реальности в его обязанности входило доставить из штаба пакет и вернуться обратно.
   Александр уже не раз просил отца направить его на передовую, чтобы понюхать пороху, но тот даже слышать об этом не хотел.
   Однажды отец сам осматривал позиции, а Александр был при нём в качестве ординарца. Бойцы в изорванных гимнастёрках, испачканных землёй, потом и кровью, выцветших до такой ст
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"