АЙХЕНВАЛЬД Юлий Исаевич [1872-1928] -- лит-ый критик, пользовавшийся большой популярностью и влиянием в 1905-1917, в эпоху господства модернизма и эстетизма в русской лит-ре.
Айхенвальд Ю.И. окончил Новороссийский университет, написал диссертацию о Локке и Лейбнице, в к-рой выступает типичным идеалистом; по переезде в Москву был секретарем философского общества и сотрудником идеалистического журнала "Вопросы философии и психологии", одно время -- помощником редактора "Русской мысли" при В. А. Гольцеве, опубликовал ряд философских работ, между прочим, перевел сочинения Шопенгауэра. Известность Айхенвальд Ю.И. приобрел, когда от философии перешел к лит-ой критике и стал печатать критические фельетоны в "Русских ведомостях", "Речи", "Русской мысли" и др. кадетских изданиях. Статьи эти были собраны им в ряде сборников под общим заглавием "Силуэты русских писателей" и "Этюды о западных писателях" и др. Айхенвальд Ю.И. -- критик-импрессионист. Он отвергает какую бы то ни было закономерность лит-ых явлений, возможность построения историко-литературной науки и называет лит-ру "беззаконной кометой в кругу расчисленных светил". Среда, социальные условия, не имеют никакого влияния на то, что представляется Айхенвальду Ю.И. самым существенным в художественном произведении -- на творческую индивидуальность. Художник "продолжает дело бога, воплощает его первоосновную мысль. Творение еще не кончилось, и поэт, священник искусства, облечен великой миссией вести его дальше, развивать предварительные наброски и планы божества, контуры природы. Наместник бога на земле, так сплетает он свое творчество с творчеством вселенной". Избрав исходной точкой зрения мистико-религиозное представление о художнике, Айхенвальд Ю.И. совершенно отвергает всякую связь писателя с исторической обстановкой, с социальной борьбой: "Естественно рассматривать сущность писателя вне исторического пространства и времени". Отвергает Айхенвальд Ю.И. и психологическое изучение лит-ры. Хотя Айхенвальд Ю.И. и утверждает, что "от психологии должна ожидать себе откровений история лит-ры", как будто уступая научным требованиям, но он затем указывает, что личность писателя иррациональна, что "всякие старания объяснить писателя безнадежны" и т. д. Не интересуют Айхенвальд Ю.И. и лит-ые направления и школы. Писатель одинок, ни на кого не похож, неповторим. "Нет направлений: есть писатели. Нет общества: есть личности". В конце концов в своем стремлении изолировать личность писателя от всего мира Айхенвальд Ю.И. впадает в фальшиво-пророческий тон, начинает говорить выспренним жреческим языком: "писатель -- дух, его бытие идеально и неосязаемо; писатель -- явление спиритуалистического, даже астрального порядка, ...начало движущееся и движущее..." и т. д. Несмотря на всю эту идеалистическую фразеологию о "боге", "астральном мире", Айхенвальд Ю.И. дает нередко меткие характеристики и эстетические оценки отдельных художественных произведений.
Октябрьская революция с ее воинствующим материализмом, с ее новыми формами жизни, властно отрицающими самодовлеющее эстетическое созерцание, отрыв искусства и его творцов от действительности, была, конечно, чужда и враждебна критику. Сузив невольно понятие культуры до определенных исторических и классовых ее форм, предполагающих буржуазный общественный строй, Айхенвальд Ю.И. увидел в революции силу, разрушившую идеалы кадетской интеллигенции. Высланный за границу, он стал помещать в эмигрантских газетах злобные и враждебные статьи против Советской России.
Библиография: I. Силуэты русских писателей, вып. III, М., 1907-1910; вып. I, изд. 5-е, М., 1917; Этюды о западных писателях, М., 1910; Отдельные страницы, М., 1910-1911; Посмертные произведения Толстого, М., 1912; Спор о Белинском, М., 1914; Пушкин, изд. 2-е, М., 1916; Слова о словах, П., 1917; Похвала праздности, М., 1922; Поэты и поэтессы, М., 1922, и др.
II. Венгеров С. А., Критик-импрессионист, "Речь", 26 июля 1909; Кранихфельд В., О критике и критиках, "Совр. мир", N 8, М., 1911; Грифцов Б., Метод А., "Русская мысль", N 11, 1913; Иванов-Разумник, Правда или кривда, "Заветы", N 12, 1913; Бродский Н., Развенчан ли Белинский, "Вестник воспитания", N 1, 1914; Ляцкий Е., Господин А. около Белинского, "Современник", N 1, 1914; Марковский М., И. С. Тургенев с современной точки зрения, "Педагогический сборник", N 5, 1914; Неведомский М., "Зигзаги нашей критики", сб. "Зачинатели и продолжатели", П., 1919; Полянский В., Бессмертная пошлость и похвала праздности, "Под знаменем марксизма", N 1, 1922.
А.С. Венгеров об Айхенвальде Ю.И.:
Айхенвальд Юлий Исаевич, талантливый критик. Родился в 1872 году; сын популярного в Одессе раввина. В 1892 году окончил курс в Новороссийском университете по историко-филологическому факультету, получив золотую медаль за сочинение "Эмпиризм Локка и рационализм Лейбница". Поселившись в Москве, был секретарем Философского общества и редакции "Вопросов философии и психологии". Читает лекции по истории русской литературы на московских женских педагогических курсах, в университете имени Шанявского и на высших женских курсах (Герье). Часто, с большим успехом, читает публичные лекции в Москве и провинции. С 1895 года поместил ряд статей и рецензий в "Вестнике Воспитания", "Вопросах философии и психологии", Словаре Граната, "Курьере", "Научном Слове", петербургском "Слове" (критические фельетоны), в "Истории русской литературы XIX века" Овсянико-Куликовского, в собрании сочинений Пушкина под редакцией Венгерова и других. Особенно деятельное участие принимал в "Русских Ведомостях", где в 1895 - 1902 годах вел философскую библиографию, и в "Русской Мысли", где с 1902 года давал обзор драматического театра, а в 1907 - 1908 годах был членом редакции. Литературные характеристики Айхенвальд Ю.И. вышли отдельным изданием под заглавием "Силуэты русских писателей", I выпуск в 1906 году (М., 2-е дополненное издание, М., 1908), II - в 1908 году (2-е исправленное издание, М., 1909), III - в 1910 году. Статьи педагогические и философские собраны под заглавием "Отдельные Страницы" (М., 1910). Отдельно вышли также книжка "Пушкин" (М., 1908) и брошюра "Валерий Брюсов" (М., 1910). Первые два выпуска "Силуэтов" удостоены Академией Наук в 1909 году почетного отзыва. А. переведена сказка Апулея "Амур и Психея" ("Пантеон Литературы", 1895); под его редакцией вышли книги Эллен Кей, "Век ребенка" (М., 1905), Ланге, "Женский вопрос", Маймона, "Введение в современную эстетику" (1909). С 1899 года в переводе и под редакцией Айхенвальда Ю.И. выходит полное собрание сочинений Шопенгауэра. "Силуэты русских писателей" отводят Айхенвальда Ю.И. заметное, весьма своеобразное место в современной критике. Общепризнанными можно считать его достоинства как замечательного стилиста. У него несомненно блестящий, образный слог; его статьи нечто вроде критических стихотворений в прозе. Отсюда известная их вычурность. Приподнятость А., однако, органически и свободно вытекает из его восторженного отношения к литературе. Те писатели, которых он любит, представляются ему пророками; каждое слово их полно священного значения, о них надо говорить молитвенно. Статьи Айхенвальда Ю.И. являются попытками создания у нас чисто импрессионистской критики, задачи которой не столько истолковать автора, сколько передать впечатление, произведенное им на критика. Свои статьи о Пушкине Айхенвальд Ю.И. так и называет "Отклики Пушкину". С этим крайним субъективизмом, в конце концов, можно было бы помириться как с особого рода творчеством. Но Айхенвальд Ю.И. претендует и на объективное значение; ему кажется, что он рисует хотя и силуэтные, но все-таки портреты. Между тем, его силуэты нередко теряют всякое сходство с оригиналом, и это, главным образом, потому, что Айхенвальд Ю.И. - историк литературы, намеренно игнорирующий историю. Айхенвальд Ю.И. исходит из того, что искусство есть нечто абсолютно самодовлеющее и потому сознательно отказывается от анализирования писателя в связи с условиями места и времени. Опираясь на авторитет немецкого эстетика Меймана, Айхенвальд Ю.И. желает убедить русского читателя, воспитанного на отзывчивости к этико-социальным запросам в искусстве и критике, что "великие мастера и их великие ценители не только не служат продуктами своей эпохи, не только не подчиняются ей, а, наоборот, часто выступают в резкой противоположности к ней и к современному обществу"; "художник, который делается рабом социальных запросов, унижает этим и свое искусство, и самое общество". Вследствие такого отношения к общественности, Айхенвальд Ю.И. столь же тенденциозен, как и самые крайние из защитников утилитарного искусства. Для Айхенвальда Ю.И. сатирик, бытовик, общественник, будь это сам Тургенев, заранее осужден. "Настоящее" художественное творчество интересуется только созерцанием природы, проблемами страстей и... отношением к Богу. На религиозные вопросы враждебное отношение Айхенвальда Ю.И. к идейности не распространяется. - Лучше всего удался А. Пушкин, потому что он для него "божественный". Красиво передано Айхенвальдом Ю.И. "сладкое" очарование "Бахчисарайского фонтана", интересны замечания о "Скупом рыцаре", "Моцарте и Сальери". Слабее характеристики "Бориса Годунова" и "Евгения Онегина", именно потому, что здесь главную роль играют быт и реальная действительность. - Отдельные тома "Силуэтов" не однородны по общему тону. Благодаря первым "Силуэтам", за Айхенвальдом Ю.И. установилась репутация критика, "обсахаривающего" тех писателей, к которым относится хорошо. Это совершенно верно. Но уже во II т. "Силуэтов" Айхенвальд Ю.И. с тою же неумеренностью, с которою он в I т. расточал похвалы, становится крайне нетерпимым по отношению к творчеству идейно-общественному, а в III т. резко отрицательные характеристики даже преобладают. В I т. очень содержательны этюды о Баратынском, Тютчеве, Гоголе, Лермонтове, Гаршине, Чехове. С особенною теплотою говорит Айхенвальд Ю.И. о Чехове, в котором усматривает не столько пессимизм, сколько задушевную жалость ко всему несовершенному. В своем стремлении во всем отыскать элементы гармонии, критик усмотрел и в Лермонтове, в последние годы его жизни, "просветленное примирение с миром". Лермонтов познал смирение; он не гордый и не злой, он был только несчастен. "Тихая муза" Гаршина привлекает Айхенвальда Ю.И. тем, что она дает так много "примирительных моментов" в изображении вековечной борьбы между добром и злом. "Неутомимая гуманность" Короленко умиляет критика, но он не отдает ему всей полноты своих симпатий, потому что в произведениях Короленко слишком много человека, и "не чуется космоса"; нехорошо, что он слишком ясен, что "ему чужд всякий мистицизм". Во II томе "Силуэтов" Айхенвальду Ю.И. интересны характеристики Майкова, Щербины, Фета, Полонского; полна истинного восторга, хотя в общем ничего нового не дает, характеристика Толстого; замечательна колоритная статья о Достоевском. Безгранично высоко ставит Айхенвальд Ю.И. Достоевского - на самую вершину мировой литературы; но, с восторгом созерцая нечеловеческую силу его духовной личности, он, вместе с тем, полон ужаса пред теми безднами греха и неверия, которые вскрыты его творчеством. Достоевский для него "писатель-дьявол", все его творчество - "собственная психология в лицах; все это - больное откровение его беспримерной души... Вопреки общепринятому взгляду можно думать, что Достоевский - великий атеист, не христианин, а именно антихрист". Тягостное впечатление производят статьи об Островском и Тургеневе. Тут стремление выбросить из истории литературы исторический элемент жестоко отомстило критику. Что сказать о характеристике Тургенева, в которой буквально ни одним словом не упомянуто об общественном значении "Записок охотника", "Рудина", "Накануне" и др.? Получился Тургенев без Тургенева. Айхенвальд Ю.И. не стесняется говорить, что "Тургенев не глубок", что "во многих отношениях его творчество - общее место", что он серьезные явления жизни изображает "поверхностно и в тонах слишком легких", что образованность у него "неприятная". Совершенно освобождая себя даже от таких, например, общеизвестных фактов, как смелый разрыв Тургенева с новым поколением, критик решается утверждать, что Тургенев всегда помнил "про молодежь, не хотел уронить себя в ее глазах". И, единым взмахом пера уничтожив все, что отвело Тургеневу великое место в истории русской литературы, А. вслед за тем называет то, что в Тургеневе ему нравится: "Два приятеля", "Часы", "Рассказ отца Алексея". В характеристике Островского критик не хочет отделить бытописателя от тупости изображаемого им быта. Третий том "Силуэтов", посвященный писателям наших дней, идет еще дальше по пути произвольных толкований и немотивированных симпатий. Можно объяснить себе, почему Айхенвальд Ю.И., с его культом полной отрешенности от злобы дня, нравится Бунин и совершенно не нравится Горький. Труднее понять, почему он сводит к нулю отрешенного от условий места и времени Леонида Андреева, и совершенно нельзя понять неслыханную резкость, с которою он обрушился на Брюсова. В чрезвычайной тщательности, с которою Брюсов отделывает свои стихи, критик-импрессионист, забыв "муки слова" даже в пушкинском тексте, усматривает доказательство того, что он от "Господа никакого таланта не получил". Не останавливаясь на других, чрезвычайно частых в Айхенвальде Ю.И. капризах импрессионизма, нельзя не сказать, что, в конце концов, они вредят изящному дарованию