-Я очень рада, что тебе понравилось, - в ее голосе не было ни намека на иронию, однако, он ловил себя на мысли, что хочет слышать в свой адрес ту же откровенность, которой поделился сам. Но она сказала просто "Я очень рада, что тебе понравилось". Что это должно значить?

-Где мы? - неожиданно для себя самого задал он ей вопрос, хотя внутри все разрывалось и кричало "Скажи мне, что тоже любишь!'

-В мире живых, - беззаботно бросила она, как будто появлялась здесь каждый день. В это время, её горячие ладошки устремились с плечей на его грудь. Он хотел было высказать своё отношение к этому миру, из которого регулярно забирал души почивших, но не смог произнести ни слова, чувствуя, как её руки начинают затейливый танец с его одеждой.

-Я люблю бывать в этом мире. Он наполнен настоящими живыми эмоциями людей, звуками песен, запахом природы... - ловкие пальцы уже сняли с него жилет и теперь устремились к многочисленным пуговицам на рубашке. Да, он решил следить за ней сквозь слои пространства, но даже будучи невидимым, все равно хотел быть одетым не в повседневные вещи.

-Никогда не думал об этом мире в таком ракурсе, - он все ещё пытался сосредоточиться на разговоре с ней, хотя все его нутро было полностью подчинено движению тонких пальчиков.

-Зато теперь изменил своё мнение, - пальцы замерли, а на него обрушился лучащийся свет её миндалевидных глаз.

Ответить отрицательно на подобно заданный вопрос он никак не мог, да и не хотел. Его и так уже тяготила эта остановка в движении её рук, не хватало еще сказать что-нибудь такое, что прекратит это прекрасное действо навсегда.

-Здесь прекрасно, - он не соврал, - это действительно самый лучший дар, который могла бы преподнести мне будущая половина, - в совершенстве окружающего пейзажа не было никаких сомнений, как и в совершенстве женщины, показавшей ему эту красоту.

-Так уж и самый лучший? - недоверчивый и в то же время многообещающий взгляд искоса, вернул ощущение острой нехватки близости красноволосой богини.

В следующее мгновение его рубашка отправилась вслед за жилеткой, а вместо приятной ткани к телу теперь прижималась нежная женская грудь.

Всесильные Владыки! Это было невероятно! Никогда ещё женщины не вызывали подобного накала эмоций... Глупости! Ни одна женщина не была способна заинтересовать его загробную натуру. Но только не она... Он готов был прямо здесь, прямо сейчас подчинить её тело своему, подарив неистовое удовольствие дикого танца им обоим. Слишком реалистично представив себе, как подхватывает ее алунитовое тело, пышущее жаром страсти, бережно укладывает на снежное покрывало и со всем неистовством входит в нее, наконец, чувствуя божественную дрожь каждой клеточкой тела, он практически дошел до пика эмоционального напряжения.

Но в последни момент смог сдержаться. Ведь до сих пор так и не услышал того заветного слова, которое бы сбросило с него оковы, позволив наконец сполна насладиться самой невероятной из богинь.

Она же, в свою очередь, была увлечена какой-то неведомой, но очень возбуждающей игрой. В последний момент, когда он был уже готов, наплевав на завтрашнюю официальную церемонию сделать её своей по праву, пламя её волос стало опускаться все ниже, волнуя его жилистый торс легкими, почти воздушными прикосновениями.

Он не успел собраться с мыслями, чтобы хоть как то успокоить себя, как почувствовал, что его естество уже находится во власти мягких и нежных губ. Губ, с которых он пока не сорвал ни одного поцелуя, но которые так умело ласкали его крепкое достоинство. Своим прерывистым дыханием он награждал каждое ее движение: будь то легкое порхание язычка, терпкое покусывание острыми зубками или же стремительное его заглатывание все глубже и глубже, постепенно приближающее к финальному аккорду.

Когда он уже готов бы кончить, вознесясь на вершину блаженства, она вдруг остановилась, выпустив его из такого томительного плена своего божественного рта и отстранилась.

Он был возмущен! Он хотел, нет, он требовал продолжения этих ласк!!! А она, хитро улыбнувшись, только лишь еле-еле прикоснулась к набухшему от подаренных удовольствий естеству, подарив напоследок нежный поцелуй.

-А как тебе такой дар? Он лучше предыдущего? - на раскрасневшемся лице игривая улыбка.

Что?! Она остановилась, чтобы задать ему этот вопрос? Грим негодовал! Путы его терпения были сорваны, и, вмиг оказавшись рядом, теперь нависал над ее трепещущим телом, вжимая его в снежную толщу. Мужчина не мог не почувствовать как по телу его богини пробегает волна дрожи только от одного его дыхания на ее коже. Но он не собирался сливаться с ней, пока не услышит одно слово. Всего одного! Почему она так и не произнесла его?

'Хорошо... Если ты затеяла игру, я продолжу ее... Пока ты не будешь умолять меня остановиться', - он не произнес этого вслух, но знал, что она все услышала.

Игра началась. Губами он слегка дотронулся до мочки уха, легко провел языком до хряща, и вернувшись к мочке, теперь уже слегка прикусил ее, чем вызвал непроизвольный стон. Про себя он ухмыльнулся. Что ж, это было легко. Спускаясь ниже он начал прокладывать себе путь частыми, и легкими поцелуями, чувствуя ответную волну в ее теле. Добравшись до груди, он решил уделить ей особое внимание. Сначала в плен его пылающих губ был взят набухший от желания сосок. Нежно проведя по ореолу языком, он слегка оттянул его губами, чтобы потом слегка прикусить. Богиня под ним трепетала. Получив таким образом согласие, он повторил эти же действия и с другой грудью, чем заставил ее застонать от блаженства. Но добивался он совсем не этого.

'Одно слово. Только скажи его и сможешь вознестись вместе со мной', - решил напомнить условия игры. Но коварная обольстительница предпочитала мужественно терпеть все мучения, которые доставлял его проворный язык, уже устремившийся к ее пылающему нутру. Гладкая, точно шелк, кожа скрытых от всех губ манила его пульсирующее естество. Как бы он хотел сейчас раздвинуть эти завесы, скрывающие настоящее сокровище мира, чтобы ощутить мягкость и глубину своей богини... Ммм...

Но вместо этого прильнул к ним, еле касаясь провёл кончиком носа, вдыхая самый утонченный из ароматов обоих миров. Неторопливо провёл языком по внутренней стороне сначала одной створки, а следом и другой. Он чувствовал, как в порыве наслаждения богиня зарывается своими цепкими пальчиками в его волосы, тянет их на себя с нечеловеческой силой, сдерживая довлеющее над ними обоими притяжение.

Но внезапно начавшаяся игра, требовала соблюдения правил. И он, как сильнейший мира сего не собирался никому уступать, даже безумно прекрасной женщине. Подобравшись к одному из бриллиантов женского естества, он нежно поцеловал его, ощущая под собой дрожь. Аккуратно обведя языком это чудо, поцеловал уже сильнее. Богиня застонала, и в этот момент он осторожно прикусил его и сразу же приласкал порхающими движениями языка. Красноволосая дева в ответ на ласки дарила ему всхлипы наслаждения, но никак не хотела ответить на его невысказанный вопрос. Её сладкий сок, струившийся точно амброзия из рога изобилия, красноречиво говорил все за неё, но он хотел услышать... Всего. Одно. Слово. Он должен был услышать это из её уст.

Продолжая ласкать преддверия ее лона, внезапно почувствовал, что дальше сдерживать себя не сможет: богиня же как нарочно, все громче и чаще стонала, всхлипывала и требовала еще... Какая же ненасытная женщина оказалась его половиной.

В последнюю секунду, чуть не потеряв над собой контроль, он принял решение действовать ва-банк. Поцеловав на прощание сильно разбухший от возбуждения и ласк бриллиант, он приподнялся на руках и раздвинув ее стройные ноги, переместился лицом к лицу, упираясь своим несомненным мужским достоинством в нежное лоно упрямой богини, и не смея в него войти без ее одобрения. Ее глаза застилал туман неистового желания, и практически доведенная до исступления, она жаждала ощутить его силу в себе. Он это видел. Но эта упрямица продолжала молчать. Тогда он решил изменить тактику, хоть взвешенные решения и давались ему я невероятным трудом.

-Милая, ты же понимаешь, что мы с тобой очень скоро не сможем сдерживать себя? - он шептал в ее порозовевшее от напряжения ушко.

-Угу... - только и смогла промычать, задыхаясь.

-Нежная моя, - жадно глотал воздух, надавливая своим упругим естеством так, чтобы ее створки начали потихоньку приоткрываться.

-Аааах,- стонала она в ответ, прикрывая от предвкушения блаженства свои миндалевидные глаза.

-Любимая... - нежно выдохнул он, покрывая ее лицо легкими поцелуями, снимая выступившие от напряжения и возбуждения сверкающие бисеринки пота. Богиню била крупная дрожь. Да! Она готова была сдаться!

-Одно слово, милая, - он поцеловал уголок ее чуть обветренных губ, - и все мучения закончатся... - его теплый голос ласкал ее, как минутой ранее порхающий язык ласкал ее лоно.

Она дышала часто, прерывисто, тихо постанывая от желания почувствовать его всего... Приблизившись своими губами к ее, и тяжело задышав, хрипло произнес:

-Скажи, ты любишь меня?

Своим достоинством он надавил еще сильнее, практически оказавшись внутри нее, и она наконец не выдержав мучительной пытки, закричала:

-ДА!ДА!ДА!!! Люблю! Сделай же что-нибудь! - его душа возликовала, а набухшее естество требовало немедленного успокоения в нежном и укромном лоне строптивицы.

С придыханием он наконец вошел в нее, разразившись тысячами мелких искорок. Алунитовое тело богини выгнулось навстречу его движению, поглощая в своей глубине весь его жар. Она стонала, из последних сил цепляясь за его спину, а он же был не в состоянии осознать свое счастье. Он сам был счастьем. С утробным рыком, проникая в нее все сильнее и сильнее, все глубже и глубже, он ощущал, что с каждым разом его все меньше хотят выпускать из мягкого и чувствительного нутра. Наконец, он ускорил свой танец страсти, подбираясь к долгожданному пику, но внезапно лоно крепко обхватило его достоинство, не позволяя больше сдвинуться ни на миллиметр, богиня же в это время резко подалась вперед.

Перед глазами все плыло, он мог ощутить только нежную ладошку, которая обняла его скулу и медленно двинулась вниз. Наслаждаясь трогательностью момента, он прикрыл глаза и позволил себе отдаться на милость своей женщины. Достигнув его поджарой груди, она вдруг с силой надавила, и в следующее мгновение белое покрывало поднялось множеством обжигающих крупинок из-под его разгоряченного тела. Его достоинство продолжало находиться в плену у богини, так и не сдвинувшись с места, и Грим постепенно начинал сходить с ума от нетерпения. Когда он приоткрыл глаза, то увидел богиню сидевшую на нем, плавно покачивающую бедрами, то сильнее сжимая его достоинство, то ослабляя хватку. Вместе с этим девица ухитрялась ласкать свой набухший бриллиант...

Зрелище было умопомрачительным и не оставило его равнодушным. Чуть потянувшись, он дотронулся до ее мягкой груди и сжал ее словно спелый фрукт. Его женщина застонала и опустилась, накрыв своей грудью его, губами лаская ухо. Вдруг она замерла, заглянув в его глаза затуманенным от наслаждения взором, и улыбнувшись своим мыслям, настолько приблизилась к его губам, что воздух между ними попросту исчез:

-Я люблю тебя Грим Рипер. Больше этого мира, Больше самой Вечности,- шепнула она, пощекотав своим дыханием его жаждущие поцелуя губы, - и этого ничто не изменит... - словно в подтверждение сказанных слов, ее губы накрыли его, и наконец их запахи слились в страстном рьяном движении.

Сумбурно перевернув ее на спину, заведя гладкие божественные ноги за спину, он проникал все сильнее и глубже, даря своей любимой такое же наслаждение, которое испытывал и сам... Оглушительным аккордом экстаз ворвался в их движения и разлился его рычанием и ее криком по всем горным пикам.

Где-то вдали послышался рев снежной лавины, а они видели и слышали лишь себя, не желая терять ощущения друг друга... Однако грохот не стихал, а наоборот набирал обороты.

-Что это? - не выдержал Грим, оглаживая растрепавшиеся волосы цвета пламени самой прекрасной женщины на свете, пристроившись рядом с ней на снежном покрывале.

-А... Это... - небрежно бросила она... - Несколько потоков лавин сошло... А там внизу отстроены деревеньки...

Грим удивленно вскинул бровь и тут же подскочил, осознав, что именно сказала богиня:

-Женщина, ты понимаешь, что только что своим криком перевыполнила мою суточную норму по сбору душ? - он засуетился, пытаясь впопыхах натянуть штаны,- у меня же теперь работы на весь вечер и всю ночь!

-Ну вот и хорошо, - невинно улыбнулась она, - мне все равно надо к завтрашней церемонии готовиться... - она блаженно раскинула руки на снегу, - а ты меня будешь отвлекать...

Церемония

А где весна за снегами,

Легко скользила ко мне,

Седыми косами древних ветров,

Становились мечты о тебе.

В моей памяти снег,

В моём сердце память о птицах,

Что останется нам,

Кроме капель воды на ресницах?

Бурито - "Мама"

Девушка, с алеющими, словно закатное небо, волосами стояла, облаченная в полупрозрачный хитон, задумчиво вглядываясь в ночную мглу. Чудесные видения недавнего прошлого никак не хотели исчезать из ее памяти. Еще бы! Она сама была памятью в истинном ее воплощении.

Богиня слегка дотронулась своими длинными пальчиками до обветренных губ, и сразу же ощутила, точно реальное, прикосновение губ ее любимого мужчины. Что же она наделала?! В ужасе спрятав в алунитовых ладошках лицо, помотала головой, чтобы стряхнуть с себя осознание случившегося...

Она винила себя за свою несдержанность, за то, что поставила под удар сильнейшего Собирателя Душ. Ведь, узнай Вечность о том, что произошло между ней и её старшим сыном, навряд ли бы оставила все, как есть... Но ведь она все сделала правильно? Перенесла их в мир живых, куда Вечности был закрыт доступ, более того, забралась на Карджианг - недоступнейшую из горных вершин. И наконец, вызвала спуск четырех мощных лавин, под которыми оказались погребены сотни ни в чем неповинных сапиенсов.

Да, то, что она сделала - было ужасно. Но подвергать еще большему риску Грима она не имела никакого права. Это она - Минерва - была единственным воплощением памяти в своем роде, но не Грим, у которого со дня на день должен был появиться близнец, по силе вряд ли уступающий ему. Внезапно в дверь постучали, вырвав ее из пут самоистязания...

На пороге топтались четыре наяды, посланные Вечностью для священного таинства омовения Предназначенной. Что бы они могли почувствовать, если бы только дотронулись до нее? Они бы почувствовали в Минерве мужчину. Этого допустить она никак не могла. Поэтому весьма предусмотрительно богиня прокляла свою память, чтобы ненадолго получить отсрочку в разоблачении. Ведь стоило только им с Гримом слиться перед лицом Вечности, их прошлые деяния не имели бы уже никакого значения. Однако, божественно проклятие могло сработать при условии, что предназначаться оно будет обеим сторонам.

Поэтому Мина решила отправить любимому ничем не примечательный дар - кожаный браслет, перевитой цепями. Узнав, что он от его драгоценной женщины, он несомненно надел бы его на себя. И стоило ему только это сделать, память о неземной любви и вчерашнем сумасшествии навсегда бы исчезла из его и так неживой души. Это было сложно принять, но необходимо сделать... Увы...

Боль, которую сейчас испытывала огненноволосая богиня, трудно было сравнить с чем-либо. Так горевать, пожалуй, могла бы только смертная мать, навсегда потерявшая свое дитя. Но делать было нечего. И за свои действия приходилось расплачиваться. Пусть ей одной. А Грим так ничего, никогда и не узнает... И не вспомнит.

С этими мыслями богиня опускалась в приготовленную специально для нее ванну, пышущую жаром и какими-то ароматными специями, в надежде смыть свою печаль.

'А рецептик-то ароматной смеси надо будет затребовать у них', - размышляла Минерва, когда ее омывали третьей водой. Все дурные предчувствия окончательно испарились, как и терпкий запах специй, и она готова была к самому важному моменту во всем ее существовании. Сладостное предвкушение церемонии слияния пересилило все тревоги и волнения. Единственное, о чем молила Минерва провидение, чтобы Грим не вспомнил ее во время церемониального соития...

Стоило только подумать о близости с ним, как сладостное чувство внизу живота начало стягиваться в тугой узел. 'Удивительно. Мы можем не помнить случившихся событий, но память ощущений неистребима', - убирая волосы в тугой хвост, Минерва позволила себе впервые после вчерашнего не думать о плохом и просто наслаждаться прекраснейшим событием в ее жизни.

В церемониальную залу богиня входила прекрасной девой: высокий хвост собрал с лица вечно непослушные огненные волосы, на руках от запястья до локтя красовались золотые браслеты с резными узорами древних божеств-мастеров, а под мантией цвета слоновой кости было только ее нагое тело.

Она была так сосредоточена на том, чтобы никаким образом не выдать себя перед Вечностью, что только в последний момент заметила как подошла в ритуальному камню, успев вовремя остановиться. В зале никого не было, но богиня чувствовала присутствие невероятной, всепоглощающей силы, которая могла принадлежать только одному существу...

-Я хочу поговорить с тобой, девочка. До того, как приму тебя в свой род, - голос Вечности был глухим, низким, довлеющим над всем живым и неживым... Минерва только приосанилась, распрямив плечи и вскинув гордый подбородок. Готова ли она была к такому исходу? Да, конечно! Хотела провести Вечность? Смешно! Как можно обмануть того, чьей воле ты подчинен с самого рождения?Было бы невероятно, конечно, если бы ей это удалось, но...

-Я слушаю тебя, Великая Мать! - пожалуй, кто угодно сейчас пал бы ниц, и стоя на коленях просил бы милости у Великой. В стенах залы раздался глухой смех.

-Ты - настоящее чудо! А для моего старшего сына - истинное сокровище. Надеюсь, когда-нибудь он сможет это осознать...

-Благодарю Вас...- начала Минерва.

-Это лишь правда. - отрезала Вечность и атмосфера в зале изменилась. - Но ты захотела быть лучше, девочка. Решила, что сможешь провести меня?

Богиня стояла молча. Ни разворот плеч, ни подбородок не дрогнули, когда ее коснулся тревожный тон будущей матери.

-Я знаю, что решила. Иначе бы не стала передавать Гриму браслет Забвения... Хотела провести наяд. Положим, их тебе удалось перехитрить, что вызывает уважение к твоей силе и воле. Но... Неужели ты думала, что мать не почувствует изменений в своем чаде??? Я знала, что произошло между вами, как только Грим вошел в тебя. Как только ТЫ ему это позволила.

-Почему же сразу не пресекли наше деяние и все мои попытки? - негодование захлестнуло ее доселе холодный рассудок.

-Я хотела убедиться в своем выборе.

-Убедиться? Сама Вечность не была уверена?

-Все могут ошибиться.

-Я ошиблась.

-Нет. Вы оба ошиблись. И за свою провинность будете отвечать вдвоем.

-Нет!!! - Минерва не выдержала. Со своей виной она готова была согласиться, но тянуть за собой в бездну любимого не хотела.

-Что??? - пророкотала Вечность.

-Накажи меня. Я готова нести на себе бремя вины. Только не трогай Грима! - надрыв в груди плохо сочетался со знаменитой горделивой осанкой Минервы, - он достоин пребывать в подаренном мною забвении.

Ответом было ей молчание... Долгое и натужное.

-Хорошо, девочка. Пусть будет по-твоему. Платить за ошибку тебе одной. И плата будет очень дорогой.

-Я согласна на все. - ни тения сомнения не промелькнуло в ее ответе.

-Как только ты понесешь, то отдашь мне свое дитя и исчезнешь из нашего мира, - от услышанного внутри все похолодело...

-Навсегда?

-Нет. Я разрешу тебе являться, когда без твоей помощи Гриму будет не справиться. Но вместе вам не быть.

-Я согласна, - с трудом смогла произнести огненноволосая дева, - Но прошу... Молю... Он ничего не должен узнать...

-Я принимаю твою волю... - глухо отозвалась Вечность, а по щеке богини потекла единственная, но впитавшая всю горечь утраты, слеза.

Девушка с красными, точно пламя, волосами стояла в тёмной зале, озаряемой лишь холодным светом далеких звёзд. Волосы были убраны в тугой хвост, который как будто бы требовал распустить его, чтобы волосы огненным водопадом распались на гордые плечи их носительницы. Светлая мантия таила под собой множество загадок, которые заставляли его тело выходить из-под контроля.

Надо же, он думал, что после вчерашней утомительной работы по сбору душ пострадавших при сходе лавины, на сегодняшней церемонии слияния, он не сможет "порадовать" свою предназначенную. Однако в её присутствии, с ним происходило что-то невероятное, просыпались самые древние из инстинктов. Он чувствовал и то, как на него реагирует красноволосая. Её учащенный пульс, сбивчивое дыхание заставляли волноваться все его естество.

Подойдя ближе, он положил руки ей на плечи и заряд неведомой силы мгновенно перешёл от неё к нему. Восхитительно! Он хотел бы в эту же секунду развернуть её и сделать своей навсегда перед лицом Вечности. Но церемония обязывала быть сдержанным в своих желаниях.

Теперь ему полагалось дождаться, пока дева сама развернётся к нему и также отдаст свои руки его плечам. Но он так и не поворачивалась. Мысли начинали клубиться, желание путалось в его попытках осознать происходящее, и пальцы все крепче вонзались в нежные женские плечи. Богиня задрожала. Он почувствовал, что она готова сдаться ему и ослабил хватку. Через мгновение красные волосы сменились алунитового цвета лицом с очень светлыми глазами. Что-то показалось ему неправильным в её приятном во всех отношениях лице. Взгляд был собранным и даже отстранённым, но сквозь эту оболочку Грим почувствовал знакомое ему тепло.

Прошло всего несколько мгновений после решения, принятого Вечностью, как по залу стало разливаться знакомое ощущение притяжения. С каждым его шагом оно становилось все невыносимее. Хотелось отбросить все условности и отдаться единственному и предназначенному. Но Минерва больше не могла себе такого позволить. Жаль, что прошло так мало времени после разговора с Вечностью. Будь на несколько мгновений больше, она бы точно успела сбежать, так и не причинив Гриму той боли, которую она несомненно должна была оставить после своего исчезновения.

Глупости! Кто бы дал ей сбежать? В этот раз Вечность не стала бы дожидаться развития событий. Она чётко дала понять, что именно ей нужно от Мины. Неудивительно, что даже в сложившейся ситуации, их все равно желали случить. Ещё бы... Какими заманчивыми качествами мог обладать ребёнок смерти и памяти? Вечность уже точно знала, что она хотела получить от этого союза. Мина была даже не сосудом, а всего лишь набором принадлежащих лишь ей одной качеств. Так что со стороны Великой Матери было щедростью сослать её в мир живых после всего...Его дыхание уже обжигало её тонкую кожу, заставляло дрожать от уже знакомого желания. Проклятие не подействовало. Она ничего не смогла забыть. Помнила каждую черточку его лица, его жилистые руки с тонкими пальцами, торс, который с силой вминал ее в снежную шапку Карджианга, его упругую плоть с силой врывающуюся в нее...

Его руки у нее на плечах. Волна возбуждения прошла сквозь все тело, стягивая лоно в тугой узел. Что же делать? Следуя ритуалу, она обязана повернуться, оставаясь в руках своего мужчины и положить руки на его плечи. Если она повернется, то в итоге после нескольких мгновений, а если повезет, дней блаженства, ей придется исчезнуть из его мира. Как же больно... Какая глупая...Глупая, глупая, глупая, самоуверенная пигалица! Решила потягаться с Вечностью? Потягалась! Так. Надо успокоиться...

Его пальцы еще крепче обхватили ее плечи. Тут же вспомнилось, как она ласкала его, а он от возбуждения цепко впивался этими пальцами в облако ее волос. Нет, это невыносимо. Надо обернуться. Необходимо. А вдруг он не надел браслет! Вдруг и он все помнит?!

Выдохнув, она наконец обернулась...

Ее взгляд постепенно менял оттенки. Отстраненность отступила, и на смену ее пришла нежность. Сколько всего богиня говорила ему одним только взглядом. Только, чтобы иметь возможность наблюдать его, он готов был на все ее условия. Она чуть-чуть наклонила голову вбок, как бы оценивающе, и Грим наконец понял, что смущало его в этой правильности линий, ставшего родным, лица. Под правым глазом серебрилась тонкая дорожка. Она плакала? Почему? Неужели так не хочет связывать с ним свою жизнь? Неужели он ошибся в своих ощущениях? Она на самом деле совсем не желает его? Почему до сих пор не положила руки ему на плечи, в знак вручения ему собственной судьбы? Что с ней происходит?

'Не нравлюсь', - досадовал Грим. Он привык быть отвергнутым всеми в силу особенностей рода деятельности. Кому захочется связывать себя с Собирателем Душ? Но ее взгляд. Нет, это было не сочувствие. Он бы смог его узнать, слишком часто видел подобный взгляд у своих знакомых. Она не жалела его! Это была нежность. Забота... Любовь?

Наконец, дрожащие ладошки опустились на его порядком ссутулившиеся плечи. Какое это блаженство!

'Любит', - пронеслось в сознании Грима. Теперь он знал цену счастью, и готов был сам умереть только за одно это прикосновение.

Неожиданно богиня дернулась и поморщилась, но рук не отняла. Боль? Но теперь на браслетах красными нитями испещрялись древние узоры, окутывая обоих предназначенных алым светом. Обрисовываясь словно по копирке, на руках Смерти стали возникать те же узоры, что и на браслетах. Это было дивное ощущение! Их связывали нити судеб, связывали прочно и навсегда.

Из полуприкрытых глаз Минервы потекли серебристые ручейки. Грим не знал, правильно ли он поступает, но решил, что после того взгляда, может себе позволить подобную роскошь. Наклонившись, он провел губами по влажным дорожкам, которые на вкус оказались солено-горькими. Богиня только резко вдохнула и открыв глаза, посмотрела на него так многообещающе, что по худосочному телу Собирателя Душ стало растекаться невероятное тепло, приливая к самым неожиданным его частям. Свет вокруг них стал меняться, и теперь они купались в свечении тысячи звезд. Узоры теперь больше напоминали цветом лунную дорожку... Восхитительное зрелище...

Однако ритуальная часть церемонии была завершена. Они обменялись друг с другом своими судьбами, и теперь должны были закрепить свой союз церемониальным слиянием тел и душ...

Обернувшись, первым делом девушка бросила взгляд на его руки. Знакомый браслет плотно обхватывал левое запястье. 'Значит, забыл' - в этой мысли Мина хотела найти хоть крупицу радости, но неожиданно для самой себя почувствовала укол обиды.

А потом она подняла взгляд и растворилась в его мире, даря все тепло своей души, принадлежавшее только ему. Хотелось разглядеть каждую его черточку, запомнить каждое несовершенство. Заинтересовавшись небольшой родинкой у его носа, Минерва чуть-чуть наклонила голову. Внезапно взгляд его изменился. Что с ним? Почему так смотрит? Неужели увидел... Нет, он не должен ничего узнать. Мысли суетились и метались, а взгляд никак не мог оторваться от этого невероятного мужчины. Единственный способ отвлечь его...

Дрожь в руках невозможно было унять, но стоило им прикоснуться к таким знакомым плечам, как все невеселые думы смыло волной всепоглощающей любви. Минерва вдруг захотелось опустить руки на, волнующую ее память, грудь, но внезапно кожа под браслетами стала точно гореть, а сами они стали заполняться краснеющими узорами. Жгло неимоверно! Будто, сними она сейчас браслеты, кожа под ними оказалась бы обугленной. От боли, и физической, и той, что мучила ее с самого начала церемонии, из глаз потоком хлынули слезы. Было больно, и стыдно, и...

Теплые губы мягко провели от подбородка почти до самых глаз... Осознание происходящего медленно расползалось по богине жаром желания.

Сейчас больше ничего не волновало ее душу. Только возникшее возбуждение, требующее немедленного утоления плотской жажды... Красное сияние сменилось серебристым, неоднозначно указывая на то, что союз душ, теперь следует скрепить единением тел...

Губы сами потянулись к ее губам, чтобы распробовать их на вкус. Ммм... Как же долго он этого ждал. От соприкосновения с нежными лепестками, обрамляющими ее рот, его бросило в жар. Хотелось немедленно опуститься на ритуальный камень и подчинить ее себе. Такая сильная, и такая нежная одновременно. Невероятное сочетание!

Богиня жадно впитывала его дыхание и прикосновение, впуская тем самым на свою территорию. А большего ему и не надо было.

Тонкие кулиски мантии с легкостью поддались его ловким длинным пальцам. Нежная ткань, струясь, обнажило прекрасное тело его богини, являя ему все ее прелести. Словно в доказательство своего восхищения он сделал полшага назад. Нет! Любоваться красотой тогда, когда она могла безраздельно принадлежать только ему, он не собирался. Подхватив ее на руки, он взошел на ритуальный камень, и с осторожностью опустил ее, подарив легкий поцелуй.

Минерва в нерешительности потянулась к кулиске на его мантии, освободив от, ставшего давно уже ненужным, облачения. Скользящий материал еще больше взбудоражил его окрепшее естество, ожидание близости уже становилось болезненным. Грим устроился рядом с любимой, нежно оглаживая ее грудь, спину, ягодицы... Когда он добрался до лона, его ждало приятное открытие - богиня была в таком же нетерпении, что и он сам. Все мысли были отброшены прочь. Остались только он и она. Вонзаясь в ее губы с прибавившейся страстью, он не спеша раздвигал ее податливые ноги. Прекрасное тело выгибалось под его ласками, требуя немедленного проникновения. Этот зов ее нутра смешал все существующие в эту минуту желания.

Его налитое достоинство пьянило и путало все мысли. Как бы он хотел одарить ее сотнями, нет тысячами поцелуев, не упуская из виду ни один уголок нежнейшего алунита. Но естество требовало иных прикосновений. А сопротивление ему было бесполезным. Очень медленным неуверенным движением, совершаемым впервые, Грим впустил свой фаллос в мягкую и упругую норку. Блаженство всех миров мгновенно пробежало по всему его телу... Неспешными толчками он жаждал распробовать всю глубину своей женщины. Лаская левую грудь языком, а правую рукой, он практически терял сознание от обрушившегося с каждой новой волной счастья. А когда она впервые сжала свои мышцы, не позволяя ему выйти, он чуть не извергнул в ее лоно семя. Но богиня, вероятно почувствовав участившуюся пульсацию внутри себя, быстро отпустила его из своего крепкого захвата.

Гриму вдруг нестерпимо захотелось наказать красноволосую искусительницу. Подхватив ее, он в одно движение поставил ее на колени, и раздвинув две очаровательные ягодички, медленно и совсем чуть-чуть вошел в нее, и сразу же вышел. Богиня стонала, умоляла взять ее. Глубже! Сильнее! Но Грим был неумолим. Он продолжал эту неторопливую экзекуцию, наслаждаясь каждым мгновением пребывания в ней...

Мина в предвкушении терзала распухшую после долгожданного поцелуя губу. Как долго она этого ждала! Все время до церемонии Грим не выходил у нее из головы, из ее памяти, ощущений. И вот теперь, наконец, он был рядом. Его дыхание то холодило, то опаляло ее тонкую кожу, будоража самые потаенные уголки ее тела. Шелковая мантия мешала ей полностью впитать его возбуждение. До этого казавшаяся ей прекрасной защитой ткань, теперь раздражала. Когда его пальцы потянулись к завязкам, она благодарно улыбнулась своему спасителю. Оставшись совершенной нагой, Мина возбужденно выдохнула, приглашая его к себе. А он почему-то отстранился. Почему?

Взгляд непроизвольно упал на браслет. Интересно, он помнил, откуда появилась эта кожаная полоска, перевитая платиновыми цепочками? Хотя... Какое это имело теперь значение? Да и проклятие уже достаточно сильно впиталось в его неживую душу, чтобы надобность в этом атрибуте отпала.

А потом он подхватил ее с такой легкостью, что мир вокруг закружился, навсегда отгоняя дурные мысли. Когда он уложил ее на плиту, все стало не важно. Мир раскололся на куски и теперь состоял только из него и нее. Его запах сводил ее с ума.

Богиня хотела не только чувствовать жар пышущего возбуждением тела, но и видеть его, ласкать несомненно напрягшееся достоинство. Потянув за кулиски, она наконец освободила любимого мужчину от скользящей по телу ткани... С благодарностью он ласкал ее податливое тело, заставляя жадно глотать внезапно закончившийся воздух. Пальцы умело прикасались к каждой клеточке тела, вызывая мгновенную отдачу. Лоно текло вожделением, но Гриму это было пока неизвестно - пальцы, еле, прикасаясь, скользили по животу. Мурашки, так и не сходившие с ее тела, поднимали волоски, а стоны непроизвольно вырывались из жаждущего рта. Наконец его кисть накрыла плавящееся неутоленным желанием нутро красноволосой девы. На его, ставшим родным, лице мгновенно появилась довольная улыбка.

Она кивнула ему, приглашая. Жадно впившись в ее губы, он очень осторожно проникал в ее нежный потаенный уголок. Как это было не похоже на того Грима, который с силой врывался в нее на Карджианге, распаленный их игрой. Сейчас все было иначе. Все было впервые. Для него. И Смерть явно не хотел причинить боли своей предназначенной. Весь мир смешался. Его сильное мужское достоинство дарило ей стоны и всхлипы желания. Руки и язык требовательно ласкали налившуюся грудь. Она хотела кончить прямо сейчас, но вместо этого с силой обхватила своими скрытыми мышцами его набухший от трения фаллос. Как было приятно наблюдать его изумление. Минерва смогла бы еще очень долго удерживать его, не давая двигаться, но почувствовав ускоряющуюся пульсацию, быстро освободила свое лоно, порядком озадачив драгоценного супруга.

В его затуманенных вожделением глазах, промелькнул недобрый огонек. Мина не успела понять, какие именно чувства разбудила, не удовлетворив своего мужчину, как тут же оказалась повернута к нему своими нижними округлостями. Его хваткие руки впились в мякоть ягодиц, нежно раскрывая их, точно спелый фрукт. А потом он, слегка раздвинув створки, ткнулся своей набухшей плотью, открывая заветный вход. Делал он все не спеша и не глубоко, точно мучая ее. Это было наказание. Такое сладкое и томительное наказание, вызывающее непроизвольные стоны. Не выдержав пытки, Мина стала кричать, молить, чтобы он наконец вошел в его изнывающее нутро. Но Грим был беспощаден...

Наконец, он решил смилостивиться над стонущей Богиней. Потянул ее за давно манящий его тугой хвост, выгибая тело под нужным ему углом. Наслаждение вырывалось приглушенным утробным рычанием, звонкими шлепками по упругим ягодицам, сбившимся дыханием с его стороны, и умопомрачительными стонами и криками - с ее.

Врываясь в нее с той силой, о которой она так долго его просила, он больше не хотел останавливаться...

Одной рукой он ухватился за хвост, натянув его с такой силой, что телу пришлось послушно следовать, другой - звучно шлепнул по ягодице, вызывая сладостную боль. Она уже и не надеялась быть прощеной за свою дерзость, как вдруг, он совершенно изменил свою тактику. Сила с которой он нанизывал ее на свое крепкое естество легко могла бы статься болью, если бы не его путаный сбивчивым дыханием шепот о любви к ней, легкое покусывание мочки уха... Мине же оставалось только довольно стонать, принимая в себя своего законного супруга...

Подгоняя себя всеохватывающим желанием, он практически перестал осознавать реальность... Сладостный конец был близок, выступая бисеринками пота на ее спине, запредельным криком... Еще... Быстрее... Еще... Да...Да...

Внезапно, его естество оказалось за пределами узенькой и уютной норки, разливаясь теплым семенем на спину богини... Такого конца он не ожидал.

Желание наростало, требуя скорейшей разрядки. Затуманенный рассудок напоследок предостерегал Мину: надолго любимого не хватит, уж очень резкими и пронзающей глубокими становились его движения. Он готов был извергнуться в ней, но нет...

Да... Прошу, еще... Еще...Да... В самый последний момент она успела вытолкнуть его фаллос на поверхность, чтобы тот увлажнил ее спину своим теплом... Последнее, что она почувствовала перед тем, как распасться на крупицы - Грим негодовал...

'Да что она творит?' - наконец смог собраться с разлетающимися в клочья мыслями сын Вечности. В бессилии он повалился рядом и только теперь осознал, что его женщина лежит без сознания.

Из самых недр его души вырвался пожирающий реальность ужас, в момент сковавший его разум.

В попытках себя успокоить, Грим дотронулся до нежной кожи ее переливающегося капельками пота лица. Провел рукой по влажной от слез бороздке. Он никак не мог понять, что сейчас произошло. Пригладил, растрепавшиеся у висков волосы, а потом, подумав, снял с них ремешок, стягивающий огненные волосы в тугой высокий хвост. Теперь они свободно распадались по плечам непослушными струями. Минерва не приходила в себя. В болезненном неистовстве он начал звать ее, трясти за плечи. Приподнял и переложил к себе на колени. А она смиренно лежала, не пошевелившись, обмякшим беззащитным комочком.

-Что я наделал?! - его голос скорее походил на предсмертный рев умирающего зверя. Руки хаотично перемещались по ее телу, силясь вызвать хоть какую-нибудь ответную реакцию... Ничего. Пустота. Ее больше нет.

-Ты снова решила поиграть со мной, девочка? - глухой голос резал слух. Вообще состояние было крайне неприятным. - Ты еще не поняла, что это абсолютно бесполезно?

-Где я? Где Грим? Что с ним?- она проигнорировала вопросы той, кто по всему превосходила ее в тысячи крат. Сердце бешено стучало, мысли путались, воздуха становилось все меньше... Воздуха почти нет.

-Если бы ты мне не была нужна, тебя уже сейчас бы не стало, - стылый голос явственно ощущался на алунитовой коже. Страх вцепился в Богиню мертвой хваткой. - Я дарю тебе последнюю попытку оправдать мои надежды. Но если посмеешь, только попробуешь обмануть меня снова, я сделаю так, что Гриму ты станешь не нужна. А если не нужна ему, значит...

'... Значит, меня изничтожат' - с последней мыслью, неведомая сила вытолкнула Мину в привычный мир, где она нашла себя на руках любимого мужчины, который был сейчас самим воплощением Смерти... Сколько боли в его глазах... А сколько боли ему еще предстоит вынести?! Прости, любимый...

Теперь, когда Минерва пришла в себя, Грим успокоился. Только аккуратно поглаживал ее по голове, дожидаясь, когда она окончательно придет в себя. Все вдруг стало таким мелким, таким незначительным перед лицом потери самого близкого существа. Но нет, она была с ним. Странная, непредсказуемая, сильная и такая слабая - вот она, его Богиня...

-Мина, - сорвалось с его губ, когда он заправлял прядку алых волос за мягкое ушко.

-Ммм?- слова пока давались ей тяжело, но она была с ним.

-Я хочу называть тебя Миной и никак иначе, - пояснил Грим, - Минерва - слишком резкое для тебя имя. Ты - моя Мина...- он не удержался и прикоснулся губами к нежной коже ее щеки.

-Ммм... - уютно заворочалась она, закрывая глаза. Поняв, что его сокровище уплывает к Морфею, Грим позволил себе наконец-то расслабиться. Через некоторе время сон поглотил и его...

С момента церемонии, и связанных с ней событий, прошло уже три дня. Все это время Грим даже не предпринимал попыток сблизиться с женой. Мину это и радовало, и тревожило одновременно. Радовало, что она может вот так, с утра нежиться в его постели, пока он, великий и ужасный Собиратель Душ, гроза всего живого, готовит ей утренние подношения. Мине ничего не надо было, лишь бы супруг находился рядом, а он... Он хотел радовать её ежесекундно, чувствуя тепло её души... Это было так...

Так правильно.

Но за прекрасной картинкой радостной жизни молодоженов, скрывалось то, что тяготило Минерву, отравляя её душу с каждым днём все больше.

Осознавая, что Вечность не спускает с них пристального взора, и в любой момент может наказать непослушную дочь, Минерва решила, что именно сегодня отпустит Грима навсегда.

Это тревожило и пугало. Но выхода не было. Единственное, что было в её власти - предельно смягчить расставание. Как именно? Богиня уже знала...

Грим вошёл, когда она приняла окончательное решение, но его вид заставил отбросить все тяжелые думы. Взъерошенные волосы, озадаченный и собранный взгляд, растянутая футболка, драные джинсы и... Красные кеды?! Невольно губы дрогнули и расплылись в улыбке.

На Мрачного Жнеца человеческих душ её возлюбленный муж сейчас походил меньше всего, скорее - на одного из этих простейших существ.

"Неужели проникся моими чувствами к сапиенсам?"- мелькнуло у неё в голове, и представив себе картину, как Грим в таком виде отслаивает душу от тела почившего, прыснула и зашлась звонким хохотом.

Супруг некоторое время смотрел в растерянности... А затем, подхватив такой озорной настрой Мины, в одно движение оказался у постели и вырвал её из плена одеял, вдыхая в себя её запах.

Она сразу же почувствовала его усталость. И даже смех не смог её скрыть. Обхватив его шею, она уютно ткнулась холодным носом в его шею, с проступающими жилам и венами. Как он был ей необходим! Как хотелось впитать его целиком, полностью растворяясь в нем. Уже неважно, что с ними произойдёт потом. Здесь и сейчас. Они. Вдвоём.

Мина провела кончиком языка по вспухшим венам и почувствовала ответное напряжение во всем теле своего мужчины. Тонкая кружевная бретелька её ночнушки кокетливо соскользнула с плеча, обнажая его перед голодным взглядом любимого. Мина вдруг почувствовала себя такой незначительной, такой беззащитной, такой человечной... Эти новые ощущения вмиг вскружили её разум, опьяняя состоянием безграничного счастья.

Единственное, что Мина могла сделать для своего мужчины - подарить ему кусочек того же счастья, которым он был для нее ежесекундно.

Так они и закружились в вихре огненно-красных волос, разрезая пространственные пласты, чтобы оказаться среди заснеженных пиков Карджианга. Снова и впервые.

Грим был в восторге от увиденного. Богиня почувствовала это по ослабшей хватке, увидела это в умиротворенном взгляде.

-Карджианг, - только и сказала она, глядя в восхищенное лицо супруга.

-Это...Это... Невероятно... - внезапно взгляд сосредоточился на глазах предназначенной, заглядывая в самую ее суть, тонкие цепкие пальцы обхватили затылок и притянули к себе, чтобы запечатлеть самый неистовый из их поцелуев.

Они вмиг оказались в снежной толще, скрытые от всего мира.

Он рвал ее сорочку, а она - его футболку. Джинсы, кеды - все оказалось сброшено в момент. Жилистые руки стремительно и хаотично оглаживали божественное тело, причиняя томительную боль.

Она знала, что это последняя их близость, последние прикосновения. Не могла об этом не думать. Но желание затмевало всю ее тоску. Мина с таким же неистовством срывала поцелую со своего мужчины, как и он с нее.

Когда он, наконец, слился с ней, все отступило. Были только его упругое тело внутри нее, ритмичные движения, вызывающие дрожь во всем теле, утробное рычание, провоцирующее ее стоны блаженства.

Последнее, что видела Мина - как над ними клубится ворох, поднимаемых их страстью, снежинок... Когда, наконец, эйфория проникла в каждый уголок их сплетенный тел, богиня поняла, что свершилось то, на что так расчитывала Вечность...

... Практически до самого заката, они сидели на недосягаемом ни для кого горном пике, обнимая и лаская, вплетаясь друг в друга всеми фибрами своих нечеловеческих душ. Внезапно Грим заговорил...

-Вчера был невероятно тяжелый вечер... Эти студенты... Совсем от рук отбились. Они не боятся никого, даже меня, уповая на свое происхождение. И, как назло, система наказаний в Уни не предусмотрена.... - Мина лишь потерлась носиком о его плечо.

-Что будешь делать?- участливо поинтересовалась она, с каждой минутой ожидая появления Вечности.

-Пока не знаю... Но... достали, - выдохнул он в ее макушку.

Мина смотрела в закатную даль, и идея сама пришла к ней.

-А что там с владениями Сизифа? Он все еще занимается своим сельскохозяйственным трудом на территории Уни.

-Да... - он почти мог дотронуться до идеи, повисшей в морозном воздухе.

-Ну так отправляй их на исправительные работы: и для Уни польза, и сам отведешь душу... - та самая полоска мягкой кожи, украшенная платиновыми цепями, теперь неприятно холодила ее шею, возвращая в реальность, где им никогда не быть вместе.

Никогда. Не. Быть. Вместе.

Никогда...

Она сама в этом виновата. Во всем, что произошло накануне Церемонии здесь, на этом самом месте. Она его спровоцировала с самого начала. Она не смогла сдержаться. Она и только... За что платить Гриму? Почему он должен расплачиваться неведением за то, в чем, по-сути, и не виноват. Как она может позволить ему мучать себя сомнениями всю свою бесконечную жизнь?

Это так... глупо... Неправильно. Безответственно.

Грим должен знать правду?

Должен?

Но какую?

Какие последствия ждут оба мира, когда Грим узнает, что Мина отдала их дитя Вечности? Нет... Этого она не может ему сказать... Никогда.

Но правду о 'той ночи' он должен знать...

-Прости меня, если когда-нибудь сможешь, - как это гадко звучит... Но что она еще может просить у любимого? Она прощаясь целует его плечо, а он смотрит на нее непонимающим взглядом.

Через секунду, когда браслет оказывается сорванным с его запястья, в глазах, еще недавно излучавших безграничную любовь и нежность, теперь появляются всполохи непонимания, а следом и негодования. Память возвращается к нему. А боль осознания скручивает жилистое тело.

Больше Мина ничего не видит, не чувствует.

Она только осознает, что недавно зародившаяся в ней жизнь, теперь не принадлежит ее утробе. Она опустошена.

Выброшена.

Забыта.

Богиня Памяти.

Никому не нужна.

Боль разрывает ее на кусочки и переносит в мир живых. Их эмоции - ее единственное спасение.