История началась пару лет тому назад. Степан тогда учился на втором курсе одного столичного физико-математического института. Известность этому заведению принесло, в том числе, лидерство в такой сомнительной дисциплине, как число свихнувшихся на единицу площади. По статистике, каждую сессию на принудительное лечение отправлялся один целый и три десятых студента. Институт очень гордился этими цифрами - их благоговейным тоном в торжественной обстановке сообщали каждому новому абитуриенту. Правда, только самые впечатлительные после этого забирали документы. Большинство не оставляло попыток поступить, тщетно надеясь, что прежние победы в школьных олимпиадах гарантируют им безопасность.
И вот, во время весенней сессии Степан вдруг ясно осознал, что в этот раз именно ему суждено поддержать славную традицию своей альма-матер. Длиннющий "хвост" из несданных лабораторных работ все туже сжимал свои крепкие объятия вокруг его сознания, похожего на парализованного от страха кролика. Степан безвольно наблюдал, как с каждым мгновением последние крупицы знаний проглатывает вязкая трясина паники. Наконец, когда в течение получаса он так и не смог вспомнить, чему равняется интеграл из икс квадрат, Степан решил, что пора принимать меры. Но, поскольку физическое здоровье у него было отменным (ни одного врача не впечатлил пример с забыванием интеграла из икс квадрат), академического отпуска ему не давали. Вылет из института грозил повесткой в армию, но Степан был умным и знал, что туда лучше не соваться. Поэтому, всё тщательно обдумав и расспросив друзей и знакомых, он отправился к Костику.
Костик жил в студенческом общежитии уже лет десять. Мало кто знал, на каком он курсе и каком факультете учится. Костик постоянно восстанавливался, переводился, получал отсрочки и переносил сдачу экзаменов. Кажется, преподаватели сами запутались, что именно и когда он должен был сдавать. Костик одновременно числился инвалидом, многодетным отцом, ветераном всех известных войн и ликвидатором всех известных аварий. Внешне это был улыбающийся толстяк с бритой головой, от которого вечно пахло луком и хорошими сигарами. Степан имел с ним шапочное знакомство, но надеялся на то, что Костику не чужды студенческая солидарность и взаимовыручка.
Комната Костика была мало похожа на обычную общажную келью - на стенах и на полу разложены ковры, по углам - приличная мягкая мебель, посреди - вызывающе блестящий дубовый стол, на котором расположилась ваза с фруктами - кричащий вызов студенческому аскетизму. Сам хозяин встретил Степана в ярко-красном китайском халате, распахнутом на поросшей густой черной шерстью груди. Выслушав гостя, Костик раскурил сигару и, сделав несколько вдумчивых затяжек, заявил:
- Предлагаю сотрясение мозга.
- Надеюсь, симуляция...
- И симуляция тоже, но придется создать некоторый внешний антураж - шишку, например. Да ты не боись, если ложкой шлепнуть, ничего не почувствуешь, зато какая наглядная симптоматика...
Слегка поразмыслив, Костик продолжил:
- И все же полезно будет тебя слегка сотрясти. Чтоб организм сам подсказывал, где следует потошниться, а где - глаза закатить. А то забудешься и всё провалишь. Я ведь, скажу тебе по секрету, вот этим кулаком уже троих от сапог уберег. Если согласен, с тебя двести баксов, остальное - моя забота.
Степан задумчиво рассматривал кулак Костика, который был всего на чуть-чуть меньше Степиной головы. Безапелляционная уверенность, сквозившая в голосе Костика, успокаивала, но Степан сомневался, можно ли так безоговорочно доверять собственным ощущениям. Ведь голова все-таки - можно сказать, "рабочий инструмент". Степан всю свою сознательную жизнь уклонялся от драк, оберегая то, что считал самым ценным, а именно: мозги.
Он выходил от Костика с уверенностью, что предложенный вариант - плох и никуда не годится. Но прошло пару дней, и этот вариант остался единственным. Бросив монетку, Степан убедился, что она тоже поддерживает его выбор. Прихватив для смелости двух приятелей, он отправился к Костику на прием. Тот долго рассматривал принесенные доллары, после чего усадил Степана на стул посреди комнаты и тут же без предупреждения стукнул его кулаком в ухо.
Степан открыл глаза и тут же встретился взглядом с Гаврилой. Понятно, он еще не знал имени, а просто увидел над собой под потолком некое парящее существо размером с крупную кошку. Существо было человекообразным, но при этом покрытое толстым слоем шерсти. У него были крылья, которыми оно неспешно взмахивало, удерживаясь на одном месте. Выражение его лица (мордочки?), на котором выделялись большие на выкате глаза, показалось Степану ошарашенным. Степан перевел взгляд на стоящих рядом товарищей, которые, тщательно сохраняя в голосе озабоченность, переходящую в скорбь, что-то втолковывали даме в белом халате. Больше всех старался Костик, который в меру своих возможностей (с весом за центнер) изображал пантомиму - что-то похожее на рухнувшего с неба Икара. Степан попытался привлечь к себе внимание:
- Эй, а что это за штука тут летает?
Все разом замолчали и посмотрели по направлению вытянутой руки лежащего. Потом так же синхронно - на самого Степана. Он нашел в этих взглядах что-то для себя нехорошее, а летающее над ним существо вдруг явно занервничало и принялось чуть быстрее летать широкими кругами. Степан еще раз показал на него рукой и слегка смущенно повторил:
- Вот это, с коричневой шерсткой...
Когда Степана грузили в машину "Скорой помощи", Костик успел шепнуть: "Извини, старик - слегка перестарался. Деньги найдешь у себя в нагрудном кармане рубашки". Степану запомнилась только суета, затем его заставили проглотить какие-то таблетки, от которых скоро нестерпимо захотелось спать. Проснувшись, Степан почувствовал себя намного лучше, правда, на соседней койке сидело все то же волосато - крылатое существо и пристально смотрело на него. Степан резко зажмурил глаза, а потом опять открыл - предполагаемая галлюцинация не пропадала. Более того, она улыбнулась и произнесла:
- Ну, наконец-то, теперь и я готов - начинай...
- Чего? - не понял Степан.
На мордочке существа появилось выражение детской обиды:
- Как это - чего? А откровения?
Степан впал в ступор. Он уже чувствовал, что у него и без того кровь приливает к голове, что в районе левого виска, куда угодил увесистый кулак Костика, накапливается горячо пульсирующая боль. А тут еще какие-то непонятные разговоры, которые ведет настойчивая галлюцинация. Степан прикрыл глаза, теперь уже надолго, и сосредоточился на ощущениях внутри головы. Необходимо расслабить мышцы лица и попробовать воображением оттащить боль в затылочную часть...
- Ну, я не понял! Будут откровения или нет?!!
Степан поморщился, но все же приоткрыл один глаз и покосился на существо. Оно нервно расхаживало по соседней кровати и что-то бормотало. Степан прислушался:
- Черт, у всех ангелы, как ангелы, а мне какой-то тормоз попался... Неужели эффект появится, если просто пялиться на то, как он глаза закатывает?
- Извините, - Степан решил в качестве эксперимента поговорить с галлюцинацией (вдруг это поможет от нее отделаться?). - А кого это Вы называете ангелом?
- А как тебя еще прикажешь называть? Или у тебя есть другое название?
- Человек. А ангелы - это которые с крыльями, как у Вас.
- Чушь какая! Все совсем наоборот! Хватит мне зубы заговаривать - признавайся, с какой целью ты ко мне явился?
Следующие минут десять они потратили на выяснение, кто кому явился. Оказалось, и тот, и другой возникли друг перед другом неожиданно для самих себя, не прилагая никаких усилий и не получая ни от кого никаких инструкций. Осязать друг друга они не могли, но зато без искажений друг друга видели и слышали. В воздухе повисла тишина, означавшая, что понимание ситуации дошло до обеих сторон, но что делать дальше - непонятно. Степан, превозмогая головную боль, пытался ответить самому себе на вопрос: а нужно ли, вообще, обдумывать подобную несуразность, очевидно вызванную болезненным состоянием головы, и не приведет ли такое обдумывание к каким-нибудь необратимым последствиям для мозга. Существо тоже находилось в состоянии крайней задумчивости, но оно решилось заговорить первым:
- Ну, а где мы с тобой, по-твоему, сейчас находимся?
- На Земле.
- Не, ну это понятно. Обстановка какая вокруг?
Степан чуть приподнялся, обвел глазами по кругу и начал монотонно перечислять: "...два окна, облезлый цветок на подоконнике, еще три кровати...". Когда он перевел взгляд на существо, то обнаружил, что оно зажмурилось и зажало уши руками (лапами?). Как только Степан замолчал, оно отняло руки и строго спросило:
- Ты зачем трещал?
- Я не трещал, а пытался описать все, что вижу.
- Та-а-ак, интересно! А теперь я попробую, - и существо начало резко свистеть, так что теперь уши пришлось затыкать Степану. Сквозь свист пробивались какие-то слова - что-то похожее на "мятый" и "видеопроектор". Когда существо замолкло, Степан поинтересовался:
- Вы сказали "мятый видеопроектор"?
- Нет, мятый тут..., - существо присвистнуло, а проектор - вон, целехонький стоит.
И оно показало рукой в угол. Степан напряг глаза, но ничего похожего на проектор в углу не обнаружил. Так состоялось второе открытие - у каждого из наших героев оказался свой собственный материальный мир. Названия большинства предметов, которые произносились вслух одним из них, слышались другому в форме треска или свиста. А вот абстрактные понятия воспринимались обоими одинаково. Правда, Степан заметил, что артикуляция существа совершенно не совпадает с тем, что оно произносит (или тем, что ему слышится?).
- Ничего не понимаю, - существо раскачивалось из стороны в сторону, обхватив руками голову. - Кому это, интересно, понадобилось столкнуть нас друг с другом? Похоже, что я слышу треск, когда материальному объекту твоего мира нет аналога в моем. Мало того, что нам нечего сообщить друг другу, так еще и мир, в котором живет один, закрыт для восприятия другого. Чего тогда от нас хотят? Или это встреча - результат какого-то сбоя в механизме вселенной? Ты сам-то что думаешь?
- Ничего, - честно признался Степан. - Я просто жду, когда Вы, наконец, исчезните.
- А ты, кажется, тупой. Тебе тут выпала, можно сказать, уникальная возможность изучить представителя параллельного мира, а ты... У тебя, кстати, имя есть?
- Степан.
Существо поморщилось, а после секундного размышления сказало:
- Придется поменять - треск сплошной. Будешь Больным, а я - Крылатым. Пойдет?
- Пойдет, - согласился Степан, хотя новое имя показалось ему обидным. А про себя решил, что будет называть существо Гаврилой.
- Так, а сейчас мы с тобой будем пытаться ставить научные эксперименты - давай изучим наше взаимное восприятие пространства и времени в параллельном мире. Сейчас я полечу вот в эту сторону, потом вернусь, после чего обсудим, возникает ли для тебя перспектива, и сколько времени я отсутствовал. Вначале надо замерить, соответствует ли твоя секунда моей. У тебя часы есть?
Гаврила умел заразить своим энтузиазмом, и очень скоро Степан забыл про больную голову - он замерял шагами расстояние между различными точками своей палаты, засекал скорость полета Гаврилы и делал еще много чего, пока не заметил, что за ним из дверного проема наблюдает несколько человек в белых халатах. Смутившись, Степан залез в постель и начал судорожно соображать, нужно ли ему объяснять свое странное поведение или это только на пользу - больше вероятности откосить от армии. Гаврила не заметил изменений в настроении своего нового друга, а только настойчиво требовал, чтобы тот повторил рукой траекторию только что совершенного им полета. Степан не выдержал воплей крылатого существа и коротко шикнул на него:
- Заткнись - ко мне пришли!
В ответ на это врачи, толпившиеся в двери, молча удалились. На следующее утро Степана перевезли в другую лечебницу. Толстые решетки на окнах и вид здешних пациентов не на шутку его испугали. Степан с потрохами сдал Гаврилу своему новому лечащему врачу - Якову Моисеевичу. Тот слушал с ироничной улыбкой, а потом спросил:
- Вы, душка, и сейчас наблюдаете данное существо?
- Нет, - Степан решил и дальше придерживаться честности (ему начало казаться, что армия уже не так страшна по сравнению с наличием такой устойчивой галлюцинации). - Со вчерашнего вечера куда-то пропал.
- Вы тогда, как только его снова увидите, проинформируйте меня обязательно. Я, по правде, не слишком верю вашим рассказам, но Николай Николаевич мне по телефону поведал про Ваши вчерашние упражнения в пустой палате... Я обещал ему понаблюдать за Вами. Ступайте.
Прошло три дня - Гаврила не появлялся. Это обстоятельство воодушевило Степана, но одновременно с этим родило новое беспокойство: однажды рассказав докторам о крылатом существе, теперь, при отсутствии такового есть риск попасть в разряд выздоровевших. Сапоги и гимнастерка вновь угрожающе замаячили перед взором Степана, поэтому стало необходимым симулировать возвращение Гаврилы. Соседи по палате были либо явные психи, либо довольно наглые симулянты - ни с теми, ни с другими водится не хотелось, поэтому Степан гулял в одиночестве, придумывая для Якова Моисеевича свои диалоги с крылатым другом.
Однажды, во время одной из таких прогулок, он действительно наткнулся на Гаврилу. Тот сидел на корточках около розового куста. Вид у него был печальный. Заметив Степана, он медленно протянул:
- А-а-а, опять ты...
Степана новая встреча с Гаврилой повергла в шок. Он уже успел себя убедить, что избавился от своей необычной галлюцинации. Кроме того, секунду назад ему казалось, что еще никогда в жизни у него не было такого прекрасного самочувствия и душевного равновесия. Теперь все летело в тар-тарары - крылатое существо, хоть и не слишком на сей раз разговорчивое, опять казалось совершенно реальным, даже при ярком солнечном свете.
- Садись, раз пришел, - Гаврила демонстрировал состояние крайней депрессии. - Что новенького?
- Да, вот, перевели в другую клинику, а тут - опять Вы. Как это Вам удалось меня найти?
- Перестань "выкать" - тоже мне: ангел исключительной вежливости! Я тут справился кой у кого - так вот: попали мы с тобой... Теперь, оказывается, наши с тобой жизни намертво меж собою связаны. Правда, такая же фигня - у всех других, но только никто этого не ощущает. Ходят себе, радуются и думают, что абсолютно свободны. Дудки! Вот ты считаешь, что это я тебя сейчас нашел? Ни фига! Это мы теперь куда бы ни пошли, постоянно друг на друга натыкаться будем. Я пока об этом думал, чуть крыша не поехала. Представляешь, всю жизни предполагаешь у себя наличие свободной воли, типа: хожу, куда хочу, а тут - ба-бах: оказывается, что ты в данной точке оказался только потому, что в эту точку вздумал явиться твой ангел. Даже такой ублюдочный, как ты...
- Но-но, без оскорблений!
- Какие мы нежные! Ну, и что ты мне сделаешь?
- Ну, раз ты так от меня зависишь - сяду где-нибудь, и буду сидеть.
- Ладно, не кипятись. Извини, если что. Настроение что-то ни к черту. Все это, конечно, проверить надо, а то информатор у меня - подозрительный. Гадалка, она, конечно, известная, но все же не шибко научно у нее всё поставлено, да и чувствую: самой ей с ангелами не приходилось еще в здравом уме общаться. В трансе-то у нее все правдоподобно получается, а вот так, как у меня - на трезвую голову, - наверняка, не случалось... Да, и по поводу твоей угрозы. Я ведь так думаю: вряд ли ты среди нас двоих - главный. Кажется, тут имеет место какая-то взаимная зависимость.
- "Тот, кто отрицает несвободу воли, - глупец, а тот, кто ее чувствует, - безумец", - продекламировал Степан.
- Да, ты это верно подметил. Я тут тоже подумываю к врачам сходить, голову проверить.
- Это не я подметил, а Ницше - философ у нас тут был.
- Не трещи, - Гаврила поморщился. - Давай обойдемся без имен.
И они погрузились в долгое молчание. Паузу прервал Гаврила:
- Слушай, раз у вас тоже есть философы, может, почитаешь мне что-нибудь? Это, вроде как, по моей специальности. Правда, я тут в отпуске, но раз уж и ты здесь... Я тебе потом тоже что-нибудь почитаю. Вдруг нашим мирам есть чем друг с другом поделиться? Знания о материальном мире, как мы с тобой убедились, передаче не подлежат, так давай хотя бы обменяемся достижениями в абстрактной сфере. Согласен?
В тот же день Степан сходил в библиотеку при клинике и попросил что-нибудь по философии. В наличии оказался только учебник для высших учебных заведений доперестроечной поры. Степан решил, что это даже к лучшему - удобнее будет сразу же про все течения почитать. Правда, постоянные вкрапления насчет классовой борьбы казались достаточно идиотскими, но Гаврила воспринял их с пониманием. А вот краткость изложения ему не понравилась - он легко заводился, начинал спорить, а Степан никак не мог найти в коротких главах ответа на его аргументы. Ежедневно они встречались у розового куста, Степан зачитывал очередную главу из учебника, Гаврила пытался себя сдерживать, но минут через пять-десять начинал либо истерично смеяться, либо стучать себя кулаками по лбу и вопить:
- Ну, где вы видели, чтобы субъективное возводилось в ранг абсолюта? Но почему же тогда субъективное восприятие одного и того же предмета двумя разными людьми оказывается одинаковым? Ведь они могут обменяться своими впечатлениями, описать, что они чувствуют!
Степан иногда робко пытался вставить слово, хотя не все хорошо понимал из предмета обсуждения:
- Схожесть описаний может воспринять только некий судья, наблюдатель, для которого одно из описаний либо оба сразу являются порождением материального мира, который, в свою очередь, в случае признания субъективного абсолютом, оказывается результатом мыслительной деятельности самого наблюдателя. А в этом случае обеспечить идентичность двум проявлениям субъективного не составит большого труда.
- Ага! Тогда надо признать наличие воли и желания у наблюдателя добиться этой идентичности. В этом случае он способен управлять результатом высказываний других людей, поскольку у него есть возможность управлять своими желаниями? А ну-ка попробуй добиться такого с любыми другими людьми!
- Управлять желаниями, говоришь? Кажется, еще недавно кто-то из здесь присутствующих открыл зависимость собственной воли?
Гаврила морщился, бормотал что насчет отсутствия культуры ведения дискуссии у Степана, потом надолго замирал, упершись взглядом куда-то вдаль, иногда что-то быстро писал. Частенько требовал перечитать тот или иной отрывок, быстро конспектируя невидимой ручкой в невидимой тетрадке.
Примерно через месяц Степана выписали. В последний день Яков Моисеевич позвал его к себе в кабинет. Вначале долго расспрашивал про настроение, самочувствие, качество пищи в столовой и обходительность персонала. Затем внезапно сказал:
- Выписываю Вас, милый друг, но только из-за того, что Ваш случай не требует стационарного лечения. Да, да и еще раз да! Я думаю, что Вы больны, хотя первоначально счел Вас за банального симулянта. Я ведь все знаю про Ваши философские диспуты у розового куста. Вам будет трудно адаптироваться в обществе, если не убедите себя в иллюзорности своего крылатого друга. Он ведь все еще является Вам? Признайтесь! Вам должно быть стыдно - ведь Вы не рассказали мне про его возвращение. Ладно, упорствуйте, если хотите. Только Ваша скрытность отнюдь не способствует скорейшему выздоровлению. Пока я буду рекомендовать отказ от сильных умственных нагрузок. Книжки читайте, конечно, но лучше - не философские. От института годик отдохнете, а там - видно будет. Вопросы есть? Тогда прощайте!
Степану отдыхать понравилось. Через пару месяцев после выписки он нанялся на работу - что-то типа менеджера двух обменных пунктов валюты (знакомые ребята занимались бизнесом под вывеской какого-то мелкого банка). В обязанности Степана входило наблюдение за бесперебойной работой этих пунктов: организация доставки наиболее дефицитной в данный момент наличности, инкассация, кадровый подбор кассирш и тому подобное. При попытке на следующий год восстановиться в институте возникли незначительные по сути проблемы. Просто нужно было побегать, согласовать бумаги. Степан успешно завалил это мероприятие. Они стали поводом отделаться, наконец, от учебы, ставшей вызывать стойкую тошноту, а также оправданием для родителей. Самому себе он всё еще не решался признаться, что великим физиком ему уже никогда не стать.
С Гаврилой установились ровные и деловые отношения - раз в неделю Степан читал ему кого-то из философов, потом они устраивали небольшой диспут. Иногда обсуждали отвлеченные темы, касающиеся их собственной жизни. Они научились общаться, не раскрывая рта. В своих поездках, случайно сталкиваясь друг с другом, они только кивали головой в качестве приветствия. В целом, ощущение необычности их знакомство давно уже потеряло - оно превратилось в необходимый атрибут жизни обоих. Особых неудобств такое положение вещей не доставляло (вот только Гаврила пару раз позволил себе истеричное ржание при виде Степана, онанирующего в душе). В то же время преимущества их знакомства были очевидными - ведь каждый из них был довольно одинок в своем мире. Степан даже заметил, что частенько с какой-нибудь неприятностью ему удается смириться, представляя, что дома его ждет крылатое и очень дружелюбное существо.
...Однажды Степан сидел на остановке и ждал автобус. Теплая скамейка и неяркое осеннее солнце настраивали на благодушное настроение. Рядом парень клеился к девушке. Степан краем уха прислушивался к банальностям, которыми обменивалась эта парочка. Было видно, что девушка совсем не прочь. Приоткрыв один глаз, Степан отметил, что она - ничего, красивая, но, кажется, слегка глуповата, а вот парень - неприятный. Было что-то отталкивающее в темных бегающих глазках, в блестящей от пота, выбритой до синевы длинной шее с большим подвижным кадыком. Степан решил, что это неприятие у него из-за подсознательного биологического соперничества за самку. Его размышления прервал громкий шепот Гаврилы, донесшийся из-за плеча:
- Ни фига себе попал!
Степан обернулся и обнаружил у себя за спиной неподвижно зависшего в воздухе крылатого друга. Глаза Гаврилы, выкатившиеся из орбит больше обычного, были устремлены на ту же пару, за которой недавно наблюдал Степан.
- Ты что имеешь в виду? - спросил он Гаврилу.
- Это же... - фраза закончилась сплошным свистом. Степан поморщился:
- Эй, поаккуратней с именами, скажи нормальным языком.
- Черт подери! Тут недалеко находится существо, которое в нашем мире считается средоточием вселенского зла. Оно - жутко опасное, а вокруг - никого из наших. Правда, оно чем-то поглощено - может, удастся незаметно слинять...
- Подожди, это метрах в трех передо мной?
- Точно!
Степан еще раз всмотрелся в стоящую перед ним пару. Щурясь от бьющего прямо в глаза солнца, он вдруг заметил, что вокруг головы неприятного парня периодически мелькает какая-то темная субстанция, которая раньше воспринималась, как игра светотени. Задержав дыхание, Степан вцепился взглядом в это неясное облако. Когда глаза от напряжения заслезились, он вдруг на какое-то мгновение ясно увидел черное крылатое существо, крупнее Гаврилы, с большими красными глазами. От неожиданности Степан отпрянул и зажмурился. Шепотом позвал Гаврилу:
- Ты еще здесь?
- Да куда ж мне деться?
- Я, кажется, тоже вижу эту штуку. А чем она опасна? Что делает-то?
- Наших - убивает и кое-что из внутренностей съедает. А сейчас занята каким-то своим ритуалом. Я, честно говоря, не понимаю, что происходит, но страшно до жути. И как меня сюда занесло?
Степан осторожно открыл глаза и взглянул на парня перед собой. Темное крылатое существо, хотя его и стало хуже видно, не исчезло. Оно непрерывно носилось кругами вокруг головы парня. Степану даже почудилось, что их движения - покачивание плечами, переступание с ноги на ногу у парня и траектория полета средоточия зла - неким образом скоординированы, синхронны друг другу. Парень засунул руку в карман, и на какое-то мгновением перед взором Степана промелькнул большой тесак, закрепленный на поле пиджака. Это мелькнувшее лезвие оказалось последней деталью, сделавшей ситуацию предельно понятной - девушке вряд ли суждено долго жить после этого случайного знакомства. От такой уверенности нестерпимо засосало под ложечкой, захотелось покрепче закрыть глаза и вжаться в скамейку. Потом дождаться, когда пара уйдет, и убедить себя, что все крылатые существа, включая Гаврилу - суть простые галлюцинации больного воображения, а самое страшное, что ждет эту девушку - что негодяй, переспав с нею, больше никогда не перезвонит. Но тем самым придется признать, что сам Степан - неудачник и сумасшедший, у которого нет ничего за душой, и ничего хорошего в будущем не светит. От этого стало до жути тоскливо.
Когда девушка резко развернулась и куда-то стремительно пошла, а парень посеменил за ней, Степан тоже поднялся со скамейки и последовал вслед за ними, кивнув по дороге Гавриле:
- Пойдем, посмотрим, что к чему...
- Ты, что, спятил? Тут линять надо быстрей!
- Куда? Зачем? А потом всю жизнь мучаться?
- Чего? - не понял Гаврила.
- Да ничего! Может, это - твоя судьба, а ты не понял ее подсказки? Может, тебя не случайно занесло сюда? Ты же сам видел: все - предопределено. Судьба, наверняка, видит тебя героем, а ты упираешься.
- Какой, на фиг, герой! Я - ученый, философ.
- Ученый, говоришь? Ну, так лети - изучай свое средоточие зла! Может, какое-нибудь открытие сделаешь.
- Ты уверен в том, что говоришь? Постой! Поскольку ты - мой ангел, я ведь привык тебе доверять. Ты и вправду считаешь, что лучше будет последовать за ним?
- Уверен, уверен, - буркнул Степан, хотя уверенности у него не было ни капли. Им двигал какой-то глупый кураж, полузабытое ощущение из детства, когда вместе с друзьями играли в шпионов, устраивая слежку за кем-то из старших. Он совершенно не понимал, зачем подбивает Гаврилу на это сомнительное мероприятие, зачем сам идет за этой парой. Просто впервые за время знакомства с Гаврилой Степан почувствовал, что происходит что-то действительно важное. Возможно, ему просто хотелось, чтобы, наконец, собственная ненормальность, в объективность которой верилось с переменным успехом, была подвергнута какому-нибудь стоящему испытанию. И этого шанса, он чувствовал, упустить ему никак нельзя.
Девушка упорно неслась через пустырь, заставленный одинокими гаражами, между горами металлолома, поросшими гигантским, с человеческий рост бурьяном. Вся процессия послушно следовала за ней. Степану были видны только головы и плечи преследуемых, а также черное крылатое существо, которое изредка взмывало на метр-два ввысь. Гаврила старался держаться к земле, так что его присутствие определялось зачастую только по голосу. Внезапно парочка остановилась. Степан присел и начал приближаться к ней на корточках. Послышались голоса. Степан замер, пытаясь различить слова. Кажется, девушка в чем-то обвиняет парня, а тот пытается извиниться или оправдывается. Видимо, что-то с их знакомством не клеится, или девушка хочет выглядеть неприступной. Тогда зачем ее занесло на этот пустырь? Метрах в тридцати возвышаются жилые дома. Но сейчас местность выглядит абсолютно безлюдной. Степан нащупал на земле кусок водопроводной трубы, покрытой лохмотьями старой краски и шершавой ржавчиной. Осторожно приподнялся и взглянул на пару. Девушка пыталась идти в сторону домов, а парень держал ее за руку. Другой рукой он энергично шарил во внутреннем кармане пиджака. "Нож!" - обожгла Степана мгновенно возникшая мысль. Наконец, парень нашел то, чего искал - его правая рука совершила широкий запах, ослепительно ярко вспыхнуло на солнце широкое лезвие. Темное крылатое существо во все ускоряющемся вихре мелькало вокруг его головы. Степан, не соображая, что делает, одним прыжком подскочил к парню и с размаху опустил водопроводную трубу ему на голову. Тот ойкнул и рухнул в бурьян. Девушка, обернувшись, увидела, что произошло, и тут же пронзительно заорала. Степан на какое-то мгновение оглох от этого вопля, от пронзившего его понимания совершенного только что поступка, от внезапно открывшейся нереальности всего происходящего. Застыв на месте, он без единой мысли в голове смотрел на лежащего ничком парня, на девушку с перекошенным от ужаса и крика лицом, на нож, валяющийся на тропинке.
И тут он увидел, что к нему на бреющем полете приближается черное крылатое существо. Степан понимал, что оно из своего мира не может причинить ему вреда, поэтому просто расслабленно наблюдал. Краем глаза он видел, что девушка уже оправилась от шока и кинулась в сторону ближайших домов. Черное крылатое существо не полетело за ней - оно неслось прямо на Степана. Тот внезапно заметил, что высокий бурьян по ходу полета красноглазого упыря энергично шевелится. Пока он обдумывал такое необычное явление, прямо перед ним из травы появился здоровенный ротвейлер, который с утробным рыком набросился на Степана. Левое бедро обожгло, как будто огнем. Взглянув вниз, Степан увидел, как ярко-красные брызги взвились из-под разрыва штанины. Собака отпрянула и, скаля окровавленные зубы, приготовилась к повторному прыжку. Черное крылатое существо теперь носилось вокруг головы взбесившегося ротвейлера. Степан чувствовал, что теряет сознание, но заставлял себя сохранять вертикальное положение - упав, он лишился бы всяческих шансов. Внезапно он увидел, что черное крылатое существо теперь летает не одно - в его хвост вцепился Гаврила, о чьем присутствии Степан уже позабыл. Собака не торопилась бросаться на него, а в это время над ней разгоралась настоящая воздушная битва. Степану стало понятно, что Гаврила долго не протянет - настолько крупнее и сильнее был его противник. Пока Гаврила держался со стороны спины своего врага, он был неуязвим для зубов и когтей. Но для того, чтобы удержаться, вцепившись в хвост отчаянно мечущегося черного существа, нужно было обладать недюжинной силой. Гаврила уже закатывал глаза, и через секунду-другую должен был разжать свои объятия. Чувствуя, что тошнота накатывает и на него самого, а перед глазами начинают плыть лохмотья черного снега, Степан прошептал: "Собака - не при чем" и с размаху ткнул обрезком трубы в пролетавшее мимо средоточие зла. Раздался какой-то треск, и внутри черного существа, в том месте, куда попала труба, образовалась яркая вспышка света. Черное существо сложило крылья и камнем рухнуло вниз. Степан понял, что теперь можно терять сознание...
Очнувшись, он обнаружил себя закованным в наручники. Вокруг сновали люди, некоторые - в милицейской форме. Около машины "Скорой помощи" сидел тот самый неприятный парень, получивший от Степана обрезком трубы. У него было бледное, без единой кровинки лицо с темными подтеками крови на щеке. Ему перематывали голову бинтом. "Слава Богу, жив, - подумал Степан. - Лишь бы нашли нож, а то теперь фиг докажешь, что ты - спаситель, а не маньяк, разбивающий головы честным гражданам". Приподнявшись, Степан оглядел окрестности, но земля норовила ускользнуть из-под ног. Кажется, с глазами что-то не то. Зажмурившись, а затем медленно разжав веки, Степан уставился вниз, чувствуя, что захлебывается собственным сердцебиением: вокруг шныряли целые толпы крылатых существ, а в самом эпицентре этого мельтешения полулежал Гаврила в позе античного раненного героя. Похоже, ему оказывали первую помощь, при этом остальные существа радостно вопили и славили его победу над средоточием зла. Еще больший ужас вызвало у Степана то, что кроме существ, он стал видеть и материальные предметы их мира - вокруг были навалены какие-то фиолетовые пирамидки, а одно из существ прямо на месте боя рисовало на огромном мольберте Гаврилу, пронзающего копьем красноглазое средоточие зла. От одновременного наблюдения за обоими мирами у Степана опять усилилось головокружение - попытки навести резкость и отделить предметы разных миров друг от друга не увенчались успехом. Устав бороться с этим калейдоскопом, Степан безвольно обрушился назад в бурьян и стал смотреть на небо - оно, к счастью, осталось одним единственным. "Вот это влип, - подумал он тоскливо. Гаврила теперь, оказывается, герой. По моей милости. А я что же? Или в тюрьму, или в психушку - чертиков считать?.. Какая же все-таки у нас, у ангелов, собачья жизнь!".