Аннотация: О чувстве юмора, которое вдруг может потеряться
- Уважаемые пассажиры! Вид на томский феномен открылся в иллюминаторы справа по борту. Просьба к пассажирам, сидящим слева, не покидать своих мест - они смогут увидеть феномен примерно через две минуты, когда самолет развернётся на посадку.
Бесстрастный голос стюардессы разбудил Бестужева. Он, не разлепив глаз, ухмыльнулся - "феномен"! Так стыдливо называли огромный каменный фаллос, что вздымался выше недостроенных небоскребов томского Сити. Гигантское розовое чудо весом сто тысяч тонн и высотой под девяносто метров, выполненное во всех анатомических подробностях, однажды ночью взялось ниоткуда прямо посреди города.
- Это - точно марсиане поставили. Типа, хер вам, а не колонизацию Марса, - сидящий рядом мужчина воодушевленно разбрызгивал слюну. Бестужев знал о причинах "феномена" немного больше, но не стал разубеждать соседа. Просто не имел права. Власти привлекли лучшие умы современности для публичной дискуссии по томскому чуду. "Умам", понятно, всей информации не давали, и они усердно плодили массу дурацких предположений. Версии выглядели весьма противоречиво, поэтому публика не могла взять в толк, бояться ей странного изваяния или молиться на него. Хотя, теперь желающих посетить Томск стало намного больше, чем смотаться из него. Превращение таинственного изваяния в туристический объект вполне соответствовало планам Конторы: когда нет паники, разобраться и ликвидировать причину "феномена" всегда намного проще.
Бестужева в аэропорту встречал доктор Пранис из Центра энергетических исследований или, коротко, Центра. Это учреждение находилось под патронатом Конторы, и Бестужев пару раз наведывался сюда с инспекцией. Встречался он и с Пранисом. Доктор выглядел более возбужденным и растрепанным, нежели обычно. Его и без того неаккуратные усы торчали сегодня во все стороны, как у пирата из детской книжки. Он суетился вокруг Бестужева, то и дело предлагая свои услуги - газировки налить или помочь нести чемодан. Бестужев стойко от всего отказывался, но про себя клял приставучего пирата, почём зря...
Когда их автомобиль приблизился к Центру, на дорогу выбежал сутулый субъект в халате. Он ринулся наперерез машине и замахал руками. Водитель судорожно крутанул рулём. Мужчина, оказавшись сбоку от авто, забарабанил по стеклу кулаками. Бестужев услышал нечленораздельное мычание, увидел в окно перекошенную от напряжения физиономию. Нападавший, воспользовавшись моментом, пока автомобиль замер у шлагбаума, прислонил к стеклу мятый лист бумаги с чудовищными каракулями. Бестужев так и не смог разобрать, что там написано, а Пранис с дурацким смешком прокомментировал:
- Этот господин, к вашему сведению, - сумасшедший и к тому же немой. Он нашел где-то фирменный халат Центра и теперь рвётся внутрь. Психов сейчас...
Он не закончил, поскольку мужчина в халате увидел его, а, увидев, ещё с большим исступлением заорал и забарабанил по стеклу. Бестужев сморщился - у него уши заболели от вопля, которым немой проводил автомобиль. Охранник выскочил из своей будки и взмахнул дубинкой. Немой тут же замолк, вжал голову в плечи и прыгнул в придорожные кусты.
- Он вас знает? - Бестужев повернулся к Пранису. Тот заискивающе улыбнулся и выдавил:
- Как-то раз отгонял его отсюда. Ну, и попросил охрану применить, как говорится, физическую силу... Сергей Николаевич, а, говорят, что вы с Филёнкиным - друзья детства?
Бестужев утвердительно кивнул.
- У него тогда уже были нелады с головой? - Пранис вытягивал шею и заглядывал Бестужеву снизу в лицо.
- Какие нелады? С неладами в Центр не берут. Просто у человека специфичное чувство юмора. Вы же сами, кажется, работали с ним бок о бок десять лет. Он, правда, к тому времени уже остепенился. Как мне казалось...
Тем временем они вышли из автомобиля и нырнули в бетонную громаду Центра. Пранис не настаивал на продолжении разговора, он только героически бросался на каждую дверь, чтобы распахнуть её перед Бестужевым.
...Вадик Филёнкин столкнулся с юмором раньше, чем начал говорить. Его папаша был известный балагур, и на агукание сына неизменно отвечал:
- А-а - хер на!
Понятно, что эта великая присказка стала первой в устах маленького Вадика. Несмотря на протесты матери, отец регулярно развлекал сына нетленными стишками про "маленького мальчика", который что-то там нашёл, и про то, как "на кладбище ветер свищет". Это народное творчество впечатлило Филёнкина - младшего, и вскоре все окрестные мамаши запретили детям с ним водиться. Вадик, несмотря на запреты, никогда не испытывал дефицита в благодарных слушателях. Он быстро постигал природу юмора, и вскоре взялся изобретать собственные шутки - правда, на тот момент хватало, чтобы в рассказе неожиданно прозвучали слова "хер", "жопа" или "говно". Позднее, уже в школе, он научился виртуозно травить байки, доводя любую ситуацию до абсурда, научился преувеличивать несуразности, выпячивать на первый план глупости и ошибки. Понятно, что на тот момент Вадик даже не понимал, как ему это удаётся - он просто чувствовал смешное. Овладев чтением, стал штудировать юмористические журналы и Интернет, пополняя свою и без того обширную коллекцию анекдотов. В общем, когда Бестужева в пятом классе перевели в школу, где учился Филёнкин, последний заслуженно числился местной звездой, знавшей, кажется, любую шутку, когда-либо придуманную человеком.
Совершенно неожиданно подобный талант сочетался со склонностью к точным наукам. Филёнкин никогда не был отличником, - имидж не позволял, - но из всей школы только он и Бестужев смогли поступить в столь трудный институт - московский физтех. Именно там чувство юмора начало потихоньку отказывать Филёнкину. Что стало причиной, - напряженная учеба или превышение критической массы весёлости в голове у Вадика, - неизвестно, но его шутки год от года всё больше и больше деградировали. Он возвращался "к корням" - к святой и несколько идиотской простоте. Каждое первое апреля Филёнкин из кожи вон лез, чтобы оправдать свою репутацию главного весельчака, но мог сподобиться лишь на подбрасывание игрушечного дерьма или на фальшивые повестки из военкомата. В общем, в один прекрасный момент Вадик объявил, что с юмором завязал, и даже перестал улыбаться. Бестужев, будучи в Томске, по привычке наведывался к Вадику с бутылкой, но тот превратился в типичного погрязшего в науке хорька, который даже после пол-литра грузил всех бредовыми идеями...
Бестужев вспомнил, для чего, собственно, приехал, и, найдя глазами Праниса, вежливо поинтересовался:
- А где коровы?
Пранис махнул рукой - типа, следуйте за мной. Они шли гулкими, безлюдными коридорами, пока не уткнулись в железную дверь. Внутрь их пустила женщина лет сорока, которая равнодушно скользнула взглядом по "корочкам" посетителей. Бестужев неоднократно видел коров на видео, но наяву они представляли собой ещё более дикое зрелище. Во-первых, все они были с крыльями - кто с перепончатыми, как у летучей мыши, кто - с прозрачными стрекозьими. Эти крылья несуразно топорщились на спине или безвольно свешивались до самого пола. Ну, а во-вторых, все существа лишь отдалённо напоминали коров. Один экземпляр вообще был похож на оживший рисунок из старого мультика "Тайна третьей планеты". Но при всём при этом коровы были живыми - они топтались, жевали сено, моргали. Бестужев потрогал ближайшую за ухо - самая обычная, упругая плоть. Хозяйка зоопарка ухмыльнулась:
- Живые, живые, только ануса им не приделали. Так что скоро подохнут...
- Они не взлетают?
- Куда им! Крылья эти - сплошная бутафория! Хотя, вон та, в перьях, - её позавчера отловили, - даже умеет ими махать.
Бестужев вдруг понял, что больше не может находиться рядом с подобным уродством. Он стремительно выскочил за дверь. Дождавшись Праниса, попросил:
- Аркадий Вениаминович, не могли бы вы разъяснить... попроще, без формул... суть вашей с Вадимом работы?
- Так Вадик вам всё объяснял! - Пранис, забыв о субординации, обидчиво скривился. Он был из тех, кто легко прощает невежливость, но никак не отсутствие интереса к научным изысканиям.
- А всё-таки... - Бестужев был настойчив. Пранис вздохнул и нарочито монотонным голосом затянул:
- Мы изучали эффект Кацмана. Согласно ему, любой материальной сущности соответствует сущность энергетическая, определенная конфигурация полей. Мы её называем энергетической матрицей. Какое-либо изменение материального объекта ведет к аналогичному изменению его матрицы. Однако, мы с Вадимом, вернее, большей частью сам Вадим выявил и обратную зависимость - то есть объекты материального мира меняются или даже создаются заново, если воздействовать на матрицы...
- Короче, хер посреди города и несчастные коровы возникли, когда кто-то сделал для них такие вот матрицы?
- ...и этим "кто-то" был Филёнкин!
- Но раз он исчез и в Центре больше не появлялся, как он мог? У него же ничего нет - ни аппаратуры, ни достаточно мощных источников энергии.
- Так вся загвоздка - в том, что ничего не нужно. Емкость матриц довольно невелика. Их может создавать человеческий мозг при помощи простого воображения. Другое дело, что матрицы у нас получаются весьма неустойчивыми. Поэтому материя не торопится им соответствовать. Надо не просто зонтик открыть, а открыть его до щелчка, чтобы он принял нужную форму. Только тогда матрица вызывает мощнейшую цепную реакцию и провоцирует создание материального объекта...
- А Филёнкин, выходит, щёлкнул?
- Представьте себе! Он научился фиксировать воображаемую картинку. Мы с ним долго измеряли устойчивость энергетических матриц. Он фантазировал, а меня привлёк снимать параметры - ну, всего того, что он нафантазирует. Короче, измеряли, измеряли, измеряли, измеряли и вдруг бац! - он почувствовал, где находится защёлка. Знаете, есть такой медицинский феномен: если человеку показывать текущие параметры его собственного организма - температуру тела, например, или артериальное давление, то человек способен усилием воли их менять. А со временем может управлять, как рукой или ногой. Так и с Вадимом - он наблюдал за показателями своих фантазий и нащупал их идеальную устойчивость. Он стал Творцом!
- Кем, извините, стал?
- Творцом, Богом. Бог ведь создал Землю именно так - фантазируя, из первозданной, чистой энергии. А потом создал нас, как говорится, по своему облику и подобию. Но поставил в нашу башку предохранитель, чтобы мы не баловались, не производили на свет Божий всё, что ни попадя. А Филёнкин предохранитель сломал. И теперь может создавать то, чего не было, и менять уже существующее. Так что, считай, у нас появился второй Бог.
- Ладно, мне всё понятно, - Бестужев ухмыльнулся. - Вадик не нашёл лучшего применения своим безграничным возможностям, кроме как грандиозно пошутить. Доказать, что он таки - всем шутникам шутник. Только вот, увы - для полного апофеоза коровы у него всё не взлетают и не взлетают. Да и жопу им постоянно забывает придумать. Но когда же они, наконец, взлетят, начнут кружить вокруг гигантского хера и гадить сверху на прохожих, вот смеху-то будет! Ладно, давайте-ка теперь к директору.
У кабинета директора Бестужев жестом остановил Праниса - внутрь он входил один. Спустя минут десять вышел вместе руководителем Центра - у того бегали глаза, и он здорово потел. Пранис вскочил с места и замер - только щека его пару раз дернулась в нервном тике. Они стояли друг напротив друга и молчали, пока не распахнулась дверь в лифтовый холл, и оттуда не высыпали люди в униформе. Они схватили Праниса за руки, а один из них всадил в предплечье доктора шприц. Внезапно на вбежавших посыпались камни - посыпались прямо с потолка. Из гущи тел брызнула кровь. Кто-то громко охнул и повалился на пол. Один из людей в униформе выскочил из толпы. Все увидели, что у него не хватает рук. Он испуганно смотрел то на одно своё плечо, то на другое и хрипел.
- Хватит! Вадик, хватит, наигрался, шутник хренов! Ну, не смешно! Тебе только что ввели препарат, который тормозит работу мозга и сводит воображение к нулю. Так что ты уже - не Господь Бог, а банальный преступник! И ты смягчишь свою вину, если вернёшь этому несчастному руки, а доктору Пранису - лицо и голос, - думаю, он порядком задолбался бегать вокруг шлагбаума... Хотя, нет - тебя придётся и дальше держать заторможенным, а то вдруг ты снова неудачно пошутишь.
- Как ты догадался?! - человек с внешностью доктора Праниса уже не брыкался, а безвольно висел на руках людей в униформе.
- Да всё просто. Множество мелких нестыковок. Но главное - ты стал нахваливать своего коллегу. Заметь - более удачливого коллегу! Выпячивать его заслуги и принижать свои. А этого в научной среде отродясь не бывало. Поэтому я понял, что ты нахваливаешь самого себя. Родной, меня ж не зря в Контору взяли...