Аннотация: Фрагмент из рассказа "Среди Людей", подготовлен для конкурса CN - не приняли!
(выдержки из дневника)
Вторник
Сегодня Светлана пригласила меня на дачу! Она очаровательно смутилась, когда делала свое приглашение. Я хотел поболтать с ней, но она раскраснелась и, сославшись на занятость, убежала.
Когда она впервые появилась у нас, я был потрясен. Убежден: никогда раньше не встречал таких девушек. Она вошла в кабинет, излучая какой-то блеск - глазам было больно на нее смотреть. Все мои мысли тут же спутались и тихо куда-то исчезли. В мозгу только пульсировало: "Она... Она... Она...". Эпитеты к ней не подбирались, но я понял, что это - именно Она, единственная и особая. Тогда Светлана принесла какие-то бумаги и ждала, пока их не подпишет мой шеф. Я смотрел на нее из-за своего стола украдкой, искоса, делая вид, будто ничто не может оторвать меня от экрана компьютера. Шеф долго ковырялся в папке, разглядывая каждую бумажку на свет. Светлана смущенно жалась около двери, а этот олух даже не предложил ей присесть. Я взял в себя в руки после первого потрясения и выскочил из-за стола. Когда она благодарила меня за придвинутое кресло, из-под пухлых губ показались очаровательные, немного крупные зубы, и я опять оцепенел. Я хотел быть с ней, я хотел ее (несмотря на всю мою пугливую неуверенность девственника)...
Сегодня же она впервые проявила инициативу с момента нашего знакомства. Правда и времени с тех пор, как мы позволили себе показать взаимный интерес, прошло совсем немного. Она на удивление с самого начала благосклонно отнеслась ко мне, к моим не слишком умелым ухаживаниям. И очень скоро я понял: что-то должно произойти после всех наших совместных походов в кино и долгих разговоров в кафешках. Но мне было страшно вести её в свою не обустроенную холостяцкую квартиру, страшно целовать, страшно даже притронуться. Все свои страхи я трусливо оправдывал желанием сохранить романтику. Но вот она взяла развитие наших отношений в свои руки. Этот поступок позволил почувствовать Светлану с какой-то новой стороны - она перестала быть просто объектом моего обожания. Своим приглашением она проявила нетерпение. Её желания на мой счёт стали осязаемыми. Тем самым она как бы сравнялась со мной, но, не опустившись ко мне, а подняв меня к себе наверх. Я вдруг почувствовал, что, оказывается, могу заинтересовать другого человека, что меня самого могут полюбить.
Среда
Светлане я должен быть благодарен хотя бы за то, что, наконец, расстался с тоскливой неудовлетворенностью. Тягостное чувство, червоточиной изъедающее мою жизнь. Оно не давало мне расслабиться даже в самые, казалось бы, чудесные минуты. Я не могу вспомнить, чтобы когда-нибудь случающиеся со мной значимые события вызывали бы что-то похожее на счастье - такое ощущение могло посетить меня только мимолетно, неожиданно, безо всяких оснований. Неудовлетворенность заставляла меня бесцельно бродить по вечерам вокруг общежития, посещать бессмысленные попойки, с надеждой заглядывать в глаза встретившихся мне людей. Я все время ждал, а чего - не мог понять. Это бесцельное и бессмысленное ожидание иссушало мой мозг, делало меня нервным и неспособным к адекватному восприятию мира. Я полагал, что корни такой душевной неудовлетворенности - в неудовлетворенности сексуальной, но, разглядывая женщин, я всякий раз отвергал такую причину. Причина должна была быть какой-то абстрактной, чистой и щемящей, а грубое зрелище живых самок из реального мира только пугало меня. Как бы то ни было, но неудовлетворенность прошла, когда появилась Светлана.
Сегодня она зашла в буфет. На ней был строгий синий костюм, но Светлану он ничуть не старил. У неё обнаружились очаровательные маленькие уши, открывшиеся из-под убранных в пучок волос. Я рассматривал нежные линии этих фарфоровых ушек, пока она рассказывала какие-то мелочи о наших общих начальниках. Вчерашнее смущение у Светланы прошло, и она выглядел более отчужденной. Я не мог этого выносить и незаметно тронул ее за руку, провел по пальцам, чтобы касание не показалось случайным. Она тихонько улыбнулась только уголками губ и только одному мне - предвкушение скорого свидания тут же захлестнуло нас обоих (думаю, мои уши были не бледнее её вспыхнувших щек - что-то я сегодня всё про уши и про уши!). Мы болтали о разных мелочах и жевали бутерброды, запивая их кофе. Вдруг она спохватилась. Вылезая из-за стола, наклонилась ко мне почти вплотную, так что из-под блузки показалась волнующая ложбинка между грудей, и обдала легким теплом и ароматом цветочных духов. Я проводил ее глазами и остался наедине с недопитым кофе и какой-то счастливой растерянностью.
Вернулся на рабочее место, но работать совершенно не хотелось. Уставившись для проформы в бумаги перед собой, я задумался, что же меня в Светлане так привлекает. Я попытался разложить свои ощущения на более простые, но из этого ничего живого не получилось. Да, меня тревожит ее запах - я различаю в нем свежесть и силу ее тела, сладковатый вкус ее пота. Глаза... Ее глаза можно назвать зелеными, но если приглядеться, то видны нежно-салатовые лучи, идущие от зрачка, и продолговатые области почти лазурного цвета. Когда она улыбалась, ее брови поднимаются, зрачок сужается, и на роговице играет свет. Это восхитительное сияние не покидает меня даже тогда, когда я прикрываю веки. Ее губы несколько тонкие, но красивой, резко очерченной формы. Нос, кожа, шея, фигура... Наконец, следует отдать должное уму, хотя она и не семи пядей во лбу. Но у меня не получается сложить все эти отдельные ощущения вместе так, чтобы появился тот волнующий образ, заставляющий мое дыхание углубляться, а сердце - сокращаться чаще. Даже больше: иногда, когда этот любимый образ во мне, я не могу вспомнить, какие, например, у Светланы глаза или смех.
Я люблю... Как странно для меня. Мне казалось, что мне не доступно это чувство. Я много читал о нем, но никогда не испытывал. В интернате, когда мне было лет 5-6, меня назначали "женихом" в игре, в которой участвовала вся группа. Мне приходилось чинно ходить, сидеть за "свадебным столом" и целоваться с "невестой", когда остальная малышня пищала "горько". Я часто удирал с подобных "церемоний", и тогда меня начинали ловить. Это тоже было составной частью игры. Меня ловили, и сопливая "невеста" опять слюнявила меня своими губами. В более старшем возрасте мне даже такой "любви" не доставалось. В детском доме было больше мальчиков, чем девочек. Мальчишки вели какую-то неявную, но весьма ожесточенную борьбу за склонность немногочисленных дам. Мне была противна сама эта борьба, да и девочки наши были совсем не ангелами - курить они начинали с 8, а беременеть - с 13 лет. Потом институт. Помню, как меня поразил тот факт, сколько же здесь девушек. Я смотрел вначале на каждую с тайной мыслью, что вот сейчас, сейчас это со мной и произойдет. Но время шло и ничего не происходило. Мои друзья, как в интернате, так и в институте, относились к вопросу любви с нарочитой грубостью. Они могли запросто говорить о половом акте, но стыдились, если начинали испытывать любовь. Я поверил в её существование, когда увидел, что она сделала с моим товарищем, большим авторитетом в институтской компании. Обычно он едко высмеивал любое проявление чувственности у других. Но маска обычного цинизма быстро сползла, когда девчонка, с которой он встречался, заявила, что собирается замуж за другого. Мой товарищ был жутко растерян, хотя крепился. Именно эта нарочитая сдержанность, сквозь которую явственно пробивалась тоска, и выдала его. Какой-то стержень сломался в нем, глаза стали тусклыми, и жить он продолжал скорее по привычке. Я увидел всё это отчетливо, ведь раньше в каждом его жесте, в каждом поступке сквозило удовольствие от происходящего. Он тогда же рассказал мне (почему мне? - наверно, просто под руку подвернулся) о своих снах. Это были редкостные кошмары, способные посетить только очень "поехавшую" голову. Я понял: если свершиться эта свадьба, будет что-то страшное - и, слава Богу - она расстроилась. Тот случай стал для меня доказательством, что любовь - существует, что есть в нас нечто, помимо грубого инстинкта продолжения рода. Но меня это чувство всегда аккуратно обходило.
Один раз я решил, что влюбился, но оказалось, что это был всего лишь самообман. От долгого ожидания появляется склонность верить миражам. С той девушкой было приятно болтать, я проводил с ней много времени. Но однажды, когда провожал ее домой, она впилась в меня своим ртом. Тут же навалились воспоминания о моей сопливой "невесте" из детства, но я терпел и ждал, когда же появятся интересные ощущения. В какой-то момент так влился в эту игру, что даже сам принялся мять ее тело своими руками. Она все испортила - вдруг схватила мой напрягшийся член и начала его теребить через ткань штанов. Это происходило с таким ожесточением, что я испугался. Оттолкнул ее и ушел.
Но сейчас я чувствую! Любовь принесла мне долгожданное облегчение - множество застарелых комплексов, сидящих во мне, бесследно улетучилось. Я даже стал нравиться себе, и люди вокруг выглядят значительно дружелюбнее. Хочется делиться с ними своими чувствами, просто болтать, дружить.
Но работать в таком состоянии невозможно!
Суббота
Рассвет я встретил на ногах. Утро выдалось тихим и ясным, и совершенно не гармонировало с моим настроением - меня в буквальном смысле слова лихорадило. Ночью я прилег на полчаса, но против обыкновения в голову ничего не лезло. Я был так поглощен ожиданием этого дня, что нетерпение доконало бы меня, если бы часы шли немного медленней. Вскочив с постели, я принялся совершать те вещи, которые у меня характеризуются "началом новой жизни": зарядка и холодный душ.
Электричка тащилась, медленней не придумаешь. Я давно не пользовался таким транспортом, и он меня неприятно удивил грязью, духотой и тяжелым запахом кислого пота. Всю дорогу я просто смотрел сквозь загаженное окно на мелькавшие мимо деревья. Такое созерцание позволило мне справиться с ожиданием и приливами страхов - я ведь был готов бояться чего угодно: разочарований, собственной несостоятельности, её дурного настроения.
Я с трудом узнал Светлану в толпе одетых в грязный брезент людей, вываливших из вагона. Она..., она была прекрасна. Я был так же потрясен, как и при первой встрече. На ней была простая блузка и джинсы. От этого Светлана стала более земной, какой-то домашней, родной. Она, увидев меня, по-детски замахала рукой. Я подошел к ней и достаточно бестолково ткнулся губами в её щеку. Я не знал, можно ли это делать, но она не противилась. Она тоже еще стеснялась меня. Я чувствовал её неуверенность и попытался развеять страхи, принявшись болтать без умолку. К счастью, я был в ударе. Светлана заметно приободрилась, и мы перестали суетиться, а медленно побрели по узкой асфальтовой дорожке между внушительного размера дубами. Затем она взяла меня под руку, и я совершенно размяк. У меня непрерывно пылали уши, а на глаза почему-то наворачивались слезы. Я их скрывал тем, что много смеялся.
Мы подошли к довольно симпатичному домику в три этажа. Я присвистнул от неожиданности. Для воспитанника интерната подружка с таким приданным казалась незаслуженной наградой. Мы вошли, и внутри он оказался тоже на высоте. В своих стенах Светлана почувствовала себя уверенней. Напоила меня чаем, после чего предложила пойти на речку. То, ради чего я сюда приехал, откладывалось, и это позволило перевести дух. Я должен был привыкнуть к тому, что должно произойти сегодня.
Поскольку мне давно не приходилось бывать за городом, все вокруг казалось чудесным. Солнце ещё светило из последних сил, хотя небо уже приобрело холодную глубину, а в воздухе чувствовалось ожидание осени. Речушка была маленькой, но чистой с теплой проточной водой. Голые ступни ног блаженствовали на мелкой травке, которой заросли берега. Но лучше всего было тело Светланы. Она, виновато улыбаясь, разделась на пляже и осталась в одном весьма условном купальнике, а я невольно застыл перед таким зрелищем. Я забыл дышать, когда это переплетение линий, мягкого живого блеска появилось передо мной. Ее тело было совершенным. Несмотря на то, что я видел её в таком виде первый раз, мне показалось, что уже давно люблю только это тело. Я попытался скрыть прилив эрекции, что с учетом ширины моих трусов оказалось весьма сложным, но она, увидев мои бесцельные попытки, только весело рассмеялась. Её смех избавил меня от скованности - я даже умудрился пошутить на эту тему.
Когда мы вернулись в дом, Светлана сказала, что примет душ. Как только она, улыбаясь, удалилась, меня охватило невероятное волнение. Я откровенно растерялся и уже не хотел того, чего страстно жаждал еще вчера. Близость к этой девушке теперь казалась просто кощунственной. Но я понимал, что пожалею, если не сделаю это. Более того, мне не оставалось выбора - я просто должен был сделать то, что от меня требуется. Я чувствовал, что именно этого ждет от меня Светлана. Всё вокруг, каждая мелкая деталь говорила, кричала мне "она хочет, чтобы ты сделал это" - и её призывная улыбка, и загадочный взгляд, скользнувший по мне, когда она выходила из комнаты, и шум воды из-за приоткрытой двери душевой. Мне не удавалось убедить себя, что всё мне только кажется. Я сделал еще несколько бесцельных шагов по комнате, но потом в каком-то сомнамбулистическом тумане двинулся на шум. Все еще во власти управляющего мной наваждения, я непослушной рукой толкнул дверь душевой и тут же, не задерживаясь, как бы боясь передумать, вошел. Светлана стояла ко мне спиной, но я отчетливо уловил, как она тихо вздрогнула от толчка холодного воздуха, впущенного мной в открытую дверь. В плавном изгибе её спины читалось ожидание, и я обхватил колеблющийся в клубах пара мираж руками. Тело, такое упругое и податливое, ответило мне. Светлана развернулась и обвила меня руками. Я почувствовал ее губы у себя на шее - наклонив голову, я поймал их своими. Что-то изменилось в ней. С неё как-будто слетел белесый налет, исчезла пелена, и вместо отдельного человека явилась как бы часть меня, продолжение моей кожи и моих нервов. Я касался губами ее тела, чувствуя, как оно отвечает губам. Светлана была в моих руках, проникала в меня сквозь десятки тысяч пор в моем теле. Я был готов провести так целую вечность, но требовалось какое-то продолжение. В этом месте мои инстинкты безмолвствовали. Я только знал, что надо делать, но, к сожалению, эти знания были чисто теоретическими. Светлана увлекла меня наверх, в спальную. Я еще раз поцеловал каждый кусочек её кожи. Тело девушки излучало жар, выгибалось, дрожало, жило какой-то своей, волнующей жизнью. Светлана привлекла меня к себе и стала что-то шептать на ухо. Это не были осмысленные слова. Я только понимал, что тело ее требует, оно стало пугающе нетерпеливым. Мне уже не было так хорошо, как раньше. Мне нужно было делать нечто пугающее. Светлана опередила меня: ее тело извилось под моим, и я с удивлением обнаружил, что мой член теперь в ней. Что-то жаркое и влажное обхватило его. Все мои многочисленные сомнения, страхи, вся интеллектуальная рухлядь в моей голове вдруг оказались нелепыми и никчемными. Я без сожаления отпустил свой рассудок и остался марионеткой в мощном потоке захлестнувших меня инстинктов.
Прошло совсем немного времени, а у меня в нижней части живота возникла и начала разрастаться адская боль. Я видел, как она усиливается, как крепнет её мощь, её готовность разорвать меня, но сидящее внутри меня животное только распалялось всё сильнее. Я несся в пропасть, а инстинкт самосохранения безмолвствовал, захлебнувшись в водовороте безумного возбуждения. Внезапно в глазах заплясал вихрь из черных снежинок, я закричал, но не услышал себя.
Пришел в себя от визга Светланы. Я глянул туда, куда был направлен её обезумевший взгляд, и похолодел: из моего члена вылилась какая-то черная маслянистая жидкость. Преодолевая тошноту, заставил себя снова взглянуть на это. Густая, отливающая нефтяным блеском масса образовала лужицу размером с ладонь. Видимо, шок притупил восприятие, поскольку я, оцепенев, был способен спокойно рассматривать её. Дотронулся до поверхности - она была теплой и упругой, мне показалось, она дрожит сама по себе. Было видно, что масса стремительно застывает, принимая объемную форму. Я поднес руку к глазам - после касания на пальцах не осталось никаких следов. Светлана больше не кричала, а, забившись в ворох подушек и одеял на другом конце кровати, в ужасе смотрела на меня.
Мне стала невыносима повисшая в воздухе звенящая тишина. Почувствовав, что сойду с ума, если чего-либо не предприму, я вскочил на ноги. Наспех одевшись, приблизился к черной массе, которая по консистенции уже напоминала каучук, и, накрыв ее майкой, рывком отлепил от простыни. Ладони мои дико потели, я же безуспешно пытался отвлечь свое внимание от сжатого в них свертка. Выйдя из дома, побежал, что есть сил, чтобы только не думать. Поселок закончился и начался лес. Не останавливаясь, я размахнулся и швырнул сверток в заросли крапивы. Потом опять долго бежал, пока не стал задыхаться. Пройдя немного по инерции, я свернул на небольшую лужайку, упал возле куста и, когда дыхание успокоилось, тут же уснул.
Проснулся я от холода. Светила луна, ветер был теплый, но каждый его порыв заставлял тело судорожно дрожать. Невдалеке глухо лаяли собаки. Я вспомнил, что произошло, и тихонько заскулил. Ощущение безысходности наваливалось на грудь, мешая дышать. Я вскочил и, напрягая глаза, обошел в поисках тропинки всю лужайку по периметру. Нащупав ногами асфальт, поставил себе задачу выбраться из леса. Заняв таким образом мысли, я тщетно пытался отсрочить тот момент, когда придется обдумывать всё произошедшее сегодня. Я казался себе потерявшимся ребенком, ищущим взрослых, их помощи и заботы. Будет легче, если поплакать, но слезы только слегка увлажнили глаза. Я замерзал, я был беспомощен, растерян, я уже не понимал, кто я.
Может быть, даже не человек. Я остановился, ошеломленный этим открытием. Мысль почему-то не казалась нелепой, более того - что-то спасительное забрезжило в ней. Что же получается: видя свою непохожесть на других людей, я всю жизнь считал себя ущербным, но оказывается: просто я - другой? То, что казалось во мне отклонением от нормы, возможно, является нормой, но только не здесь, не у людей? Я вдруг почувствовал в себе прилив сил, меня перестало трясти от холода. Посмотрел на руки, на мелькающие в темноте обутые в кроссовки ноги - и остался доволен собой. Я слышал в себе биение жизни, явственное и спокойное. Как же я раньше не догадался?! Меня уже не должно удивлять, если вдруг обнаружится, что руки у меня отвинчиваются, а вместо отрезанного пальца может вырасти новый. Я теперь свободен от законов, властвующих над людьми, возможно, я сам могу над ними властвовать... Я могу изучать себя, могу, если одиночество станет вдруг невыносимым, искать себе подобных, я могу придумать себе еще миллион планов, потому что мне больше не надо сверяться с другими, подстраиваться, мне можно не тяготиться своей непохожестью. Передо мной открывается целый новый мир. Я чувствовал, как тяжесть спадает с моих плеч. В памяти всплывали все "странности", происходившие со мной последнее время, и уверенность возвращалась ко мне. Но внезапно одно из воспоминаний заставило меня застыть от ужаса. Я вспомнил про черную массу, вылившуюся из меня сегодня. Как ни старался я забыть, как ни старался не чувствовать, что же было завернуто в майку и выброшено в лес, но теперь все ощущения возвращались ко мне, заставляя вибрировать кишечник - ведь тогда эта черная масса шевелилась... Что же я наделал?!! Сердце было готово выскочить из груди, а ноги вдруг налились тяжестью. Прислонившись к ближайшему дереву, я замер. Через несколько минут ко мне вернулась способность думать, и я прошептал вслух: "Что бы это ни было, живо ли оно теперь или нет - я должен его найти". Мне оставалось только ждать рассвета.