Аннотация: Кто ты, с кем ты? И никто не поможет тебе с ответом. А вся жизнь твоя зависит от этого...
Илья Вакулович Уланов родился в сорок третьем году в семье медсестры Кати Меняевой и младшего лейтенанта Вакулы Уланова. Собственно, семьи как таковой, они создать не успели, но в наличии был приказ по батальону за номером 317 гласивший, что младшего лейтенанта Уланова В.С. и младшего сержанта Меняеву Е.К. следует считать мужем и женой. Другим приказом Меняеву Е.К. увольняли в запас в связи с семимесячной беременностью. Пятью днями позже, Катя Меняева, в гимнастерке без ремня и со скаткой через плечо, волоча за собой доверху набитый неподъемный вещмешок, тяжело спрыгнула с подножки вагона на станции Коблино
В Коблино проживала Марина Васильевна Уланова, бабушка Вакулы, Коленьки, как называла она будущего папашу. Через три недели после приезда, бабушка Марина отвела Катю в местную больничку рожать. А еще через неделю Катю, умершую от сепсиса, хоронили на старом кладбище над речкой и такие же древние как бабка Уланова старухи тянули 'ве-ечная па-амять...'.
Через месяц прабабушке разрешили забрать мальчика из больницы.
'Гляди-кось, живой малец, - говорила нянька, помогая заворачивать ребенка в аккуратно подрубленую половинку старой простыни с вышитым вензелем, - а доктор говорил, что не вытянет. За здравие-то свечку ставила?'
'Ставила! - отозвалась старуха Уланова, - Братьев у мужа покойного было трое. И все сгинули. А Коленька вот сына родил - знак божий.'
Младенчика крестили Ильей и стал он расти в старом деревяном доме со скрипучим полом, принадлежавшем когда-то Глаше, няньке его прабабушки Марины. Нянька приютила Марину и шестилетнего Коленьку весной двадцать восьмого года. Дочка Марины, Лидия и зять, красный комиссар Степан Вакулович Чобот, были арестованы и среди ночи отправлены в Бутырки. На этот случай Степан давно имел с тещей договоренность, чтоб наутро их с Вакулой 'в дому духу не было'. Вот наутро после ночного обыска бабка и комиссарский сын и исчезли.
Старая тетка Анюта носила в Бутырку передачи. Ей же, как единственной родственице, выдали справку, что Чобот Лидия Ильинична умерла от сердечной недостаточности во время следствия, а Чобот Степан Вакулович осужден за контрреволюционную деятельность на десять лет без права переписки.
В школу Коленька пошел в Коблино. Бабушка принесла Свидетельство о Крещении Вакулы Уланова, выданое коблинским батюшкой, которое и приняли вместо метрики. Вакула Уланов стал учеником, потом октябренком, а потом и пионером. Вместе с бабушкой Мариной похоронили они няню Глашу, оставившую им домик с садом.
Весной сорок первого Коленька закончил десятилетку и собирался в университет. Но жизнь распорядилась по-своему - началась война.
Коленьке принесли повестку.
В последнюю ночь проговорили они до рассвета. Бабушка Марина рассказывала о своей жизни в доме отца-адмирала, о коротком счастье с мичманом Улановым, о дядьях коленькиных, геройски погибших в японскую кампанию. Узнал Коленька, что назван в честь типографского наборщика Вакулы Чобота, убитого на баррикадах Замоскворечья во время восстания пятого года. Услышал он историю 'беспутной Лидки', которая влюбилась в своего Степана и убежала из дому невенчаная. 'И не таким уж плохим он, Степан, оказался. - рассказывала бабушка Марина. - К Лидке добрый был, тебя, малыша любил, нас вот с тобой уберег. А только... заразой этой ульяновской был да мозга костей пропитан! Простой, хороший человек, а забрал себе в голову этих утопических идей. Сколько народу эти комиссары положили! А сколько еще погибнет, пока Россия от них освободится...'
' Коленька, сыночек, - молила она, прошаясь, - ты только себя сбереги. Ты последний из Улановых, на тебя вся надежда. Погибнешь - и весь род наш с тобой. Сохрани себя!'
Сохранить себя Вакуле Уланову не довелось. Он подорвался на мине на подступах к Кенигсбергу. Последняя его фотография пришла с посылкой за день перед похоронкой. 'Бабушка, родная, - писал Коленька, - береги кровиночку нашу. Живи хоть через силу, а дождись меня.'
Из присланых продуктов сделали Коленьке поминки. Батюшка сослужил 'по убиенному воину' и остались младенчик Илька с бабушкой Мариной, малые осколки когда-то большого рода Улановых. Через силу и с помощью таких же древних старух, подружек своих, протянула бабушка Марина до Илькиного десятилетия. Она и буквы Ильке показала, и писать выучила - все учителя восхищались красивым почерком. И жить завещала достойно.
После смерти бабушки взять мальчика было некому - родных никого, а подруги сами на ладан дышат.
Пришлось Илье Вакуловичу Уланову привыкать к другой жизни. Повезло ему, что интернат был в самом Коблино, так даже в школу ходил ту же самую. На каникулах забирал его погостить батюшка и он наедался вдоволь пирожков и ходили они вместе на кладбище навещать бабушку Марину.
Илья закончил семилетку. Нужно было решать между заводским училищем и техникумом. Он пробовал поступать в техникум, экзамены сдал хорошо, но... В комсомол он не вступал. А вот в церковь ходил на все праздники. Его бабушка Марина приучила жить с Б-гом в душе - так он и жил. В общем, с техникумом не получилось и пришлось идти в фабрично-заводское. Закончил училище, работал, в свободное время как следует подновил старый дом.
В положеный срок призвали Уланова, Илью Вакуловича, в армию. На втором году службы проявил себя во время маневров - рекомендовали в техническое училище, но опять не получилось из-за отказа вступить в комсомол. Так вот и остался Илья Вакулович Уланов, последний потомок славного офицерского рода, без образования.
После армии перебрался Илья в Москву, устроился на работу по лимиту. Жизнь в общежитии далась ему тяжелее чем в детдоме. Спасали книги. Читал Илья много, можно сказать настоящее образование получил в читалке. Лет через семь дали ему комнату в комуналке и стал думать он о дальнейшем устройстве жизни. Время пришло создавать семью и рожать детей.
В выходные к Захаровне, соседке по комуналке, приехала из деревни племянница Анечка, Анна Ивановна. Анечка уже три года как вернулась в родные места учительницей и навещала к тетю каждые школьные каникулы. В поселок возвращалась груженная книгами и, конечно, колбасой, о которой в их краях только слыхали.
Илья Вакулович повстречался с Анечкой на общей кухне и вопрос о его браке был решен. Его не остановила ни разница в возрасте, ни прозрачная ее ангельская красота, хоть до знакомства с Анечкой боялся и избегал он красивых женщин. Анечка пленила его враз и наповал. У нее был цвет лица мейсоновской фарфоровой чашки - единственой вещи, оставшейся у бабушки Марины от прежней жизни. Чашку эту она когда-то подарила своей няне Глаше и, сколько Илья себя помнил, стояла эта мейсоновская чашка на полочке под лампадкой и светилась волшебным светом в темноте.
Захаровна отнеслась к идее благосклонно, но принуждать Анечку не хотела. 'Ты, Илья, для нее староват. Анька сирота, кроме меня родни никого. Не сживется с тобой - мне греха не отмолить.' - говорила она.
Уланов решил идти напролом и в тот же вечер подкараулил Анечку у дверей в ванную. Выслушала она его предложение стоя с полотенцем на голове в темном коридоре.
'Илья Вакулович, а пойдемьте на кухню, - предложила она, - чаю попьем..'
'Вы человек положительный, надежный, тетя говорит - непьющий. И добрый, по всему видать, и хозяйственый - ванную в порядок привели, починили, покрасили. Я бы пошла за Вас, - говорила Анечка, - но я хочу, чтобы Вы знали, что я Вас не люблю. Я буду стараться Вас полюбить, но обещать ничего не могу.'
'Анечка, - вздыхал Илья Вакулович, - да я понимаю, я тоже буду стараться. Давайте поженимся, я пылинке не дам упасть! Я...'
Поженились они через месяц. С жильем вообще хорошо устроилось: Захаровна решила перебраться в деревню, и две ее комнаты и огромная комунальная кухня достались молодой семье. Неожиданно Илья Вакулович оказался хозяином большой трехкомнатной квартире в центре и молодой красавицы-жены. С Анечкой он был очень нежен, терпелив. Почти две недели их отношения ограничивались редкими поцелуями, пока Анечка как-то вечером его пожалела и за руку привела в спальню.
На другой день Илья Вакулович после работы зашел в угловой универмаг и долго толкался у разных прилавков. Ему хотелось подарить Анечке что-нибудь особенное. В универмаге стояла огромная очередь за швейными машинками.
'Уланов, купи жене 'Зингера!' - позвала его Карима Тобеева, ЖЭКовская паспортистка, - полезнее вещи не бывает!'
Илья быстренько просчитал длину очереди, поднялся на второй этаж справиться о количестве машинок. Понял - не хватит. Обошел универмаг и у задних дверей дал на поллитру грузчикам.
Уланов притащил 'Зингер' Анечке и был вознагражден поцелуем и искренним восторгом, какой он догадливый и добычливый. Он в субботу еще и торт принес, и кормил Анечку с ложечки сладкими кремовыми цветами. А Анечка смотрела на него своими прозрачными глазами, и ему казалось, что она его почти любит.
Через полгода Анечка забеременела. У нее был тяжелейший токсикоз, она потеряла больше десяти килограм, усхудала, стала совсем маленькой - под одеялом не видно. Илья Вакулович поражался ее умению переносить все мучения с улыбкой. Он по совету Захаровны приносил ей в постель чай с сухариками. Часто этот утренний чай и был Анечкиной единственной пищей.
Анечкина беременность перевалила на третий месяц, токсикоз прошел и оставшееся время она проходила легко, бегала, словно летала по воздуху. Лицо ее опять округлилось, вернулся цвет кремового форфора, она стала более чем всегда похожа на ангела, и восхищению Ильи Вакуловича не было предела. Соседки поздравляли его, и все сходились во мнениях, что у Анечки обязательно будет мальчик. 'Зингер' теперь стучал до позднего вечера - Анечка шила ребенку приданое. Илья надевал на пальцы маленькую рубашечку и пробовал представить каким же должен быть ребенок, чтобы в эту рубашечку поместиться. Получалось, что размером с котенка. И маленький этот человечек, которого они с Анечкой так ждали, которому уже имя придумали, был центром давно задуманого Ильей плана.
План был прост и беспроигрышен.
Прожив сорок лет в атмосфере советского угара, нормальный человек не мог остаться равнодушным к имени Ленина. Любой советских гражданин еще сидя на горшке заучил, что великий 'Ленин жил, жив и будет жить'. Всякий детсадовец мог рассказать, что Володя Ульянов учился на одни пятерки и окончил гимназию с золотой медалью. Каждый первоклашка знал, что с Володи Ульянова все должны брать пример. Каждая вторая песня воспевала Ульянова Володю, а каждая первая - великого Ленина.
Планом своим поделился Илья с паспортисткой ЖЭКа Тобеевой. Та сначала испугалась, но через пару дней с идеей освоилась и состоялся между ними доверительный разговор.
'Я, Уланов, рискую должностью, - говорила Тобеева, - а тебе в любой момент можно отработать назад, мол, ничего не знаю, ее ошибка. Я рискую. А за риск, ты понимаешь, полагается.'
Торговались они недолго, сошлись на сумме, которую Карима назвала 'разумной'. По плану Ильи Вакуловича предстояло его наследнику превратиться из Уланова в Ульянова. И тогда...!
'Господи, подсказал бы кто, правильно ли я делаю, хорошо ли будет ему, сыночку.' - мучился Илья.
'Вот приходит он в детсад Ульяновым Володечкой - обижать такого боязно. Или, скажем, в школу - ну как ты Володе Ульянову двойку поставишь? Образование получит, на хорошую должность устроиться. И пойдет! Владимир Ильич Ульянов - не кто нибудь...' - мечтал он.
Илья Вакулович подобрал равноценный обмен: квартира на севере Москвы, метро на углу, а кухня еще и побольше размером. Но главное, что их с Анечкой там никто не знает. Уехали Улановы, а приехали Ульяновы. Ошибка вышла, а исправлять не стали и все пойдет по плану.
'Уж Володю Ульянова в техникум примут! Да что в техникум, в Московский Университет! - размечтался Илья Вакулович. - Уж ему-то в этой стране все дороги открыты!'
Уж и деньги были сосчитаны, перевязаны веревочкой, газетой обернуты - ждали своего часа. И обсудили они с Тобеевой последние детали. И коляски Анечка присмотрела - голубую и красную. Покупать не велела - плохая примета.
Схватки у Анечки начались на рассвете. Уланов метался между квартирой и двором - неотложка, вызваная еще полчаса назад, все не ехала. Наконец, белая машина задом сдала к подъезду и Уланов на руках снес Анечку вниз. Погрузились - поехали. В приемном покое Илье Вакуловичу отдали Анечкино пальто, платок и ботики на меху и велели уходить.
Илья Вакулович свернул пальто и ботики в сетку-авоську и медленно пошел по улице. Он сам не мог объяснить, что привело его в красную церковь на Арбате. Внутри было тихо. Илья перекинул сетку в левую руку и купил у старушки две свечи. Поставил две свечи - Анечкину и свою - у Ахтырской Божьей Матери, покровительницы рода Улановых. Прочитал молитву за здравие роженицы рабы божьей Анны. Долго просил прощения за задуманый подлог.
'Не для себя иду на это, Господи, - тихонько шептал Илья, - для сына стараюсь. Не выживет он в этой стране, затопчут, как вот меня, образования не дадут!'
Он вышел из церкви: дождь все сеял на мокрую землю, небо совсем заволокло тучами. Сердце у Ильи Вакуловича громко стучало, казалось проходящие мимо люди должны слышать этот стук. Он вернулся в сырую тишину церквушки. 'Помоги, Господи, научи, подай знак, прости грехи мои! - молил он. - Не для себя, для сына стараюсь.'
Уланов вышел из церкви и, не обращая внимания на дождь, поспешил обратно в роддом.
Анечка родила в полдень. Нянька, что вышла в приемную, рассказывала потом, что спал папаша на стуле как младенец и, услышав что родилась девочка, поцеловал няньке руку и произнес непонятное: 'Вот он, знак-то!'
Девочку крестили в Коблино Мариной Ильиничной Улановой. Крестили сразу после венчания родителей. На вопрос батюшки: 'Чего ж вы, чада мои, раньше не венчались?' Анечка честно ответила, что суженого своего еще не любила, а, значит, обещаться навсегда не могла.
'Не смог я, Карима! - объяснял потом Уланов Тобеевой. - Род у нас старинный, дворянский. Надо род продолжить. Что ж детям моим до смерти Ульяновыми притворяться? Не нужны нам в роду Ульяновы!'
'И бабушка Марина мне не простила бы...' - добавил он и поспешил домой, где ждали его любимые люди - Аннушка и Маринка Улановы.