На выпавшую Светлую Седмицу на колокольне православного храма в мароканском Рабате появились ново-отлитые колокола. С этого момента два больших и несколько малых колоколов начнут постоянно призывать богомольцев своим звоном.
Пасхальная Светлая Седмица - это как раз та единственная неделя, когда не одновременно с церковной службой, дозволяется звонить любому вдоволь, на радость всему миру. Всем позволено звонить в колокола на Пасху, только звонить нужно не столько громко, сколько красиво, елейно.
Первым из прихожан ударить в большое било попросился человек, которого жители Рабата называли "русским сумасшедшим". Вёл он себя как обычный городской сумасшедший, посещавший городские похороны с колокольчиками, повязанными вокруг лодыжек ног. Танцуя без приглашения на похоронах, Городской сумасшедший заставлял слушателей пируэтами ног напряжённо ждать последнего па. Неустойчивое созвучие тонов его колокольчиков постепенно разрешалось в другое неустойчивое состояние - состояние ожидания последнего па ног танцора и тишины колокольчиков. Медленно-медленно... Бесконечно - бесконечно...
На пасхальный праздник Городской сумасшедший застучал, как стучат Благовест к бдению. Такой звон обычно производится пятнадцать минут, а затем должен последовать троекратный - в три стиха - звон во все колокола. Он стучал сперва медленно, потом живо с повышением и понижением звуков, с быстрым переходом от низших к высшим или медленным их переводом через полутоны с постепенным замиранием до совершенного прекращения, и с неожиданным воскресением их к новой живости и силе. Такой же звон возобновился второй раз после остановки для отдыха самого звонаря. Но каждый раз Городской сумасшедший извлекал новые звукосочетания, разнообразные от первого удара молотка до последнего...
...Стучит - старается благочестивый прихожанин! "Днесь небо ликует и земля радуется": далеко с колоколен разносится стройный "красный" звон. Стучит, как к обычному бдению... Как будто, именно, в сию минуту в церкви звучит молитва: "Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей,.. Окропиши мя иссопом, и очищуся; омыеши мя, и паче снега убелюся...".
...И в третий раз взошёл Городской сумасшедший на деревянный помост, на котором смонтирована вся система управления звоном. В его правой руке - зазвонные; левая рука управляет подзвонными, от которых веером идут тяги на столбик и благовестники на ножных педалях; потянул на себя плетенные синтетические шнуры с сердечником - "Трезвон. Пошёл!"...
Нога нажала педаль и стальной тросик с пластмассовой оплеткой одного из тяжелых благовестников натянулся... Ещё, ещё раз... Мягкий удар набегающего звукого потока через несколько секунд закрутил сознание в свободном падении... Оно длилось три - четыре секунды, - в этот момент звонари обычно группируются и пытаются сбалансировать усилия на тяги подзвонных и благовестных колоколов. Справившись с управлением падения, Городской сумасшедший со всей силы нажал педаль второго благовестника и через пару секунды плетённый шнур мягко дернул тяжёлый колокол. Его голос раскрылся над всеми остальными "нераскрывшимис"или менее "раскрывшимися" колоколами. Падение в потоке звона замедлилось... Городской сумасшедший попытался посмотреть вверх через своё плечо, - но сделать это оказалось трудно - мешали натянутые тяги. Он сильно напрягся и ... всё же вытянул взгляд вверх через левое плечо...
И теперь он летит... Несколько минут, не опуская головы... Наслаждается!
Что поразило - с момента первого удара било - абсолютная тишина! Уши заложило моментально.., а в пустоте глухоты - живые звуки практически не долетают! Но, именно, тогда-то и испытывает звонарь самые приятные ощущения...
Только, что это?..
Городской сумасшедший узнал голос западного октавного колокола. Один из колоколов зазвучал голосом, предназначенного для карильонов. Отчетливо ощущался призвук обертона терции, который создавал соответствующую минорную окраску. Тембр такого колокола воспринимается как определенный музыкальный тон и при его звоне в тембре явственно превалирует определенный тон. Вероятно, унтертон или основной тон... Но, на самом деле, - это расщепление общего потока. Тембр второго большого - русского колокола представляет собой расстроенное или диссонирующее созвучие. Эта расстроенность создаёт особое и неповторимое индивидуальное тембровое богатство. Видимо, различная активность главных обертонов колоколов в каждый отдельно взятый момент звучания превратилась в основу для многовариантного восприятия их высоты. Она сформировала особый образ красочного несуществовавшего доселе аккорда, - его звук стал очень полифоничен и насытился внутренним развитием составных элементов. Живущих как бы своей жизнью! Теперь и звук состоял из частиц, и каждая говорила о разделении звука и чем-то своём...
Неопределённость создавала феномен триединства расщепления колокола, аккорда и звука, в котором не видно самого главного! Соло звучало как распятие! ...Которое звучало как прелюдия к спасению, - как остинато, которое звучит как многократное повторение мелодической ритмической фигуры: распятие всегда ведет к воскресению, но надо выдержать распятие, чтобы пришло воскресение, к которому ведёт распятие, которое ведёт к воскресению, которое ведёт в царство божие, но надо выдержать распятие, чтобы пришло воскресение..., к которому ведёт распятие... Казалось, неустойчивое созвучие продолжало и продолжало разрешаться сначало в одно неустойчивое, потом другое неустойчивое, другое, другое... Сейчас, когда каждый отдельно взятый аккорд двигался в направлении, куда его влекло естественное тяготение, - устойчивости все равно не достигалось. Проще было бы сказать: "Возьмите, ешьте, - это Мое тело. Делайте так в память обо Мне... ".Но музыка продолжала уплывать медленно-медленно. Бесконечно - бесконено... Словно немая овца перед стригущими, не открывает уст Своих, ...словно Агнец, которого ведут по эллиптической кривой на заклание. Проще сказать было бы только громче... Сплошной поток! Слушатели-прихожане застыли в ожидании тоники, ...последней ноты,.. а музыка все не дает,.. не даёт никому передышки. "До" энгармонически равно "си-диезу", "соль-диез" - "ля-бемолю", а "до-дубль-бемоль" равен как "си-бемолю", так и "ля-диезу" до-диез равен как ре-бемоль... Ещё проще было бы ...только громче. Ещё громче! Ещё! Пока в разуме не зазвенела спасающая вера... Она звучала как устойчивость того единственного желания, которого одновременно не могли услышать стены церкви, потому что жертва, принесённая в сознании, по сути и не является жертвой Богу. В лучшем случае это могло быть жертвой самому себе: "Достойно есть яко воистину блажити Тя Богородицу, Присноблаженную и пренепорочную и Матерь Бога нашего. Честнейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим, без истления Бога Слова рождшую, Сущую Богородицу Тя величаем".Громче! Громче! Еще громче можно только покаяние! Жертвы без покаяния, приносимые на алтарь, без нравственного очищения лишь оскорбляют путь спасения. Но помраченность разума уже указывает на обращение в отсутствующее в наличном, ...которое нельзя обнаружить. Потому, что оно напоминает только проекцию за пределы самого себя. И это новое рождение сверху! ...Громче! Громче! Ещё громче! От здоровых ощущений проистекает знание. Знание! Hо оно касается движения вещей, от помраченности разума проистекает незнание. Незнание! Hо благодаря ему и постигаешь то значение истины. Истины! Деление которой уже дальше невозможно. И...
И тогда... в награду получаешь этот удивительный воздух, напоённый колокольными переливами, этот свет, свободно льющийся выше нас через колокольные проёмы... И cозерцать Бога можно не только вне нас, внутри нас, но и и выше нас - через свет, который превосходит нашу душу и является светом. Cветом! Всего лишь одна искра безумия может осветить и спалить все вещи, но когда исчезнет всё, где пребывать огню?
После праздника Городской сумасшедший носил колокольчики вокруг лодыжек постоянно, а не только на похоронах. Когда собирался дождь, он часами прохаживался по улицам города, позванивая колокольчиками на ногах. В канун Дня Всех Святых и Ночи Праздника Костров, известной также как Вальпургиева ночь, когда, как считается, ведьмы наводняют округу, он носился по улицам и колокольчики трогательно звонили, чтобы удержать ведьм от полета над городом. B руках Городской сумасшедший держал тростниковый посох и напевал "Торжественное шествие" Рахманинова, - там есть партия для двух исполнителей на молоточковых колокольчиках. Многие горожане усугубляли шум, гремя горшками, сковородами и, звоня во все "свои колокола", другие же верили, что "колокола их церквей" перемещаются в Рим в ночь на Страстную Пятницу, - никто из них не выглядывал в эту ночь на улицу, чтобы не оказаться свидетелем их полета. Считалось, что колокол, пропустивший это паломничество, приносит несчастье. Некоторые люди понимали замыслы торжественных сумасшествий, большинство - делали вид, или сочувствовали им. Очень редко, кто высказывался с раздражением, типа "раз дан попу колокол, хоть звони, хоть об угол колоти!". Видимо "третье" быть всё-таки может! Что же, ...понять раздвоенность с точки зрения шизофрении проще, чем понять шизофрению с точки зрения раздвоенности.