Антон подошел к автомату с сенсорным экраном, на мгновение задумался, затем ткнул рукой в графу "Искусство: литература, живопись, музыка, театр, скульптура и проч." и получил в ответ прямоугольный кусок зеленого пластика с номером "48". Секунду Антон разглядывал его, затем аккуратно убрал во внутренний карман куртки и оглянулся в поисках незанятого кресла. Места напротив входа были почти сплошь свободны, однако Антон втиснулся в противоположный ряд, откуда можно было разглядывать кабинки для собеседования и всех входящих и выходящих из них. Только заняв место между мужчиной в потертой кожаной куртке и девушкой с заплетенными в невообразимое количество косичек крашеными волосами, он с ужасом подумал о том, что поступил в точности так, как и все остальные. Антон жутко смутился, поколебался секунду, затем резко встал и направился к противоположному ряду кресел. Опустившись на краешек сиденья, он увидел, что девушка с косичками (Лейла Марнер, шепнул голосок Опознавателя) сказала что-то своей соседке, не отрывая при этом насмешливого взгляда от Антона. От этого он смутился еще больше, почувствовал, что краснеет, отвернулся и больше на девушку не глядел.
Вообще-то и на других смотреть особого желания не было. Двадцать-тридцать одинаковых мужчин и женщин, пытающихся разнообразить свою внешность разными костюмами, ботинками, прическами, татуировками, искусственными родинками... Почти у каждого в руках - сверток, пакет, папка, рюкзак. Почти у каждого в глазах - надежда, страх, решимость. Антон знал, что и сам выглядит точно так же - смугловатое лицо с широко распахнутыми серыми глазами, тонкий рот, нос с небольшой горбинкой. Почему-то эта горбинка никогда не давала Антону покоя: ну ладно - Война Наций, биологическое оружие, какие-то там мутации, одинаковая внешность у всех рождавшихся мальчиков и почти такая же - у девочек, - это еще можно как-то понять и представить, но почему нос - именно с горбинкой? Почему не прямой, или курносый, а вот такой - как у орла-переростка? Антон со злобой воткнул "затычки" в уши, выкрутил колесико громкости до предела, откинулся на спинку неудобного кресла и закрыл глаза.
Внутренний карман завибрировал. Антон вздрогнул, разлепил веки, вытащил номерок и поднял взгляд на экран. На мониторе мерцали цифры "4" и "8". Сглотнув комок в горле, Антон убрал плеер, пару раз глубоко вздохнул, подошел к кабинке для собеседования и потянул на себя ласково поблескивающую хромированную ручку.
***
За сегодняшнее утро Грег успел побеседовать с тремя никудышными поэтами, двумя бесталанными музыкантами, одним посредственным художником и одним не вызывающим никаких чувств, кроме скуки, актером. "Ну а ты у нас кто такой?" подумал Грег, глядя на молодого парня в неопределенного цвета куртке и ярко-красных шароварах. За годы службы Грег научился в семи случаях из десяти определять "талант" кандидатов еще до того, как узнает их имя и фамилию. Писатель, решил Грег и жестом предложил парню сесть. "Антон Смит" - прозвенело в ухе. Нда, с такой фамилией и я, наверное, взялся бы за перо, подумалось Грегу.
- Я слушаю вас, молодой человек, - стандартной фразой поприветствовал он кандидата.
Тот присел на край стула, как-то неестественно выпрямился и стал сбивчиво рассказывать свою биографию. Видно было, что репетировал он не раз, но, как это обычно бывало, при входе в кабинку тут же все смешал и перепутал. Выходило так, что сначала Антон окончил профессиональное училище номер такой-то, а потом вдруг оказался в городской школе в районе таком-то. Грег терпеливо выслушал сбивчивую речь кандидата и ободряющим голосом проговорил:
- Хорошо, очень хорошо, Антон. А теперь давайте к делу. Почему вы считаете, что достойны Лица?
Кандидат помолчал немного, затем сунул руку в пакет и достал небольшой сверток, перевязанный серой бечевкой.
- Вот... Я... Видите ли, я работаю в ювелирной мастерской, и иногда пытаюсь сам... Вот... - Антон протянул сверток Грегу. "Надо же, не писатель" - промелькнуло у того в голове, пока он развязывал бечевку. Справившись наконец с узлом, Грег развернул бумагу и внимательно посмотрел на содержимое свертка.
Это было ожерелье. Довольно простенькое. С разбросанными там и тут прозрачно-желтыми камнями. Янтарь, подумал Грег и уже хотел отдать ожерелье обратно, но вдруг взгляд его сам собой приклеился к безделушке. Не то чтобы Грег увидел что-то еще, нет, перед ним лежало все то же украшение, но теперь оно уже не казалось настолько простеньким. Наоборот, оно вдруг стало очень даже не простеньким. Черт возьми, оно было просто великолепным! Грег поднял удивленный взгляд на кандидата, затем снова опустил его на стол. Перед ним вновь лежало незамысловатое ожерелье с тускло поблескивающими кусками янтаря. Грег недоуменно прокашлялся.
Кандидат, молча наблюдавший за Грегом, полез в свою сумку и выудил оттуда два голографических кубика.
- Вот, взгляните, пожалуйста. Так лучше видно... - негромко попросил Антон
- Что лучше видно? - спросил Грег. Парень замялся и пробормотал что-то совсем уже несвязное. Грег поставил перед собой голографы и включил оба. Разноцветные лучи взметнулись над столом, сплелись каком-то немыслимом поединке и явили Грегу по голограмме.
На обеих голограммах была изображена женщина. Обычная женщина, стандартное лицо - серые глаза, смуглая кожа, горбинка на носу, - в светло-бежевом платье, с хорошей фигурой. Одна из миллиарда. На правой голограмме шея женщины была украшена тем самым ожерельем, которое лежало сейчас на столе. На левой - нет. Грег, в каком-то сладостном предчувствии, внимательно посмотрел на одну, затем на другую картинку. Вначале он ничего не заметил. Но через несколько секунд все понял: слева была женщина. А справа - Женщина. Гордая, страстная, непокорная, неутолимая. И дело было вовсе не в ожерелье, Грег его даже не видел, нет, он точно знал - именно такой она и была. Грег впился глазами в голограмму, пальцы его сжимались и разжимались, и где-то внутри, а может, уже и не внутри, смелыми толчками пробуждался древнейший из всех животных инстинктов...
Нечеловеческим усилием воли Грег оторвал взгляд от голограммы и взглянул на Антона. В его глазах он прочитал свой собственный ответ.
***
Антон не верил своему счастью. До сих пор не верил. Каждый день в течение того месяца, что длилась проверка, ему казалось: вот-вот инспектор вызовет его к себе и удрученно покачает головой.
Не вызвал. Не покачал. Проверка прошла успешно. Антон провел руками по своему Лицу и достал заранее купленное миниатюрное зеркало. Ему хотелось плакать от счастья: светлые волосы, бледная кожа, прямой (прямой, о Боже, прямой!) нос, слегка изогнутые губы, узкий подбородок. Он радостно взглянул на свои руки: и на них кожа стала намного светлее, чем раньше. Прохожие одобрительно, некоторые - с завистью, посматривали на Антона, но он не замечал их взглядов. Он - не они. Он - другой. Он - это Он.
Убрав зеркало, Антон взглянул на часы. До Посвящения осталось два часа. Чтобы скоротать время, он зашел в первое попавшееся кафе и заказал огромную кружку горячего шоколада и любимое банановое мороженое.
***
- Почему? - спросил Александр, вертя в пальцах голографический кубик.
Грег молча смотрел в окно и изредка потягивал остывший кофе из кружки.
- Ты же знаешь результаты проверки. Он обманул тебя, это же не его работы. Почему ты допустил его до операции? Черт, ты в курсе, сколько она стоит? А теперь что - обратно ему лицо приделывать?
Грег вздохнул и спокойным голосом произнес:
- Я видел его собственные работы. У парня есть талант. У него хороший учитель, - при этих словах Грег покосился на голограф в руках инспектора, - и даже если сейчас его украшения не так хороши, как эти, то в будущем... В будущем, я думаю, он превзойдет их. Только если... - Грег рассеянно замолчал.
- Если что?
Грег поднял на Александра затуманенный взгляд и задумчиво протянул:
- Если поймет одну очень простую вещь...
- Какую вещь? Грег, кончай говорить загадками!
Но тот уже не слышал Александра. Грег думал о женщине на голограмме, и о своей жене, и том, что надо бы разыскать все-таки этого то ли ювелира, то ли волшебника, и сделать жене подарок на десятилетие свадьбы. А затем мысли Грега перенеслись в такие заоблачные дали, что даже инспектор понял, что спрашивать о чем-либо сейчас бессмысленно. Пожав плечами, Александр бросил кубик на стол и направился к своему рабочему месту.
***
Антон осматривался вокруг сияющим взглядом. Господи, он попал в другой мир! Нарядные женщины, красивые мужчины, вечерние платья, черные смокинги и - Лица, Лица! Когда конферансье объявлял о нем, все эти Лица были приветственно обращены к нему, и губы, нет, Губы, растягивались в улыбках, и глаза, черт возьми, Глаза - смотрели на него. Зеленые, голубые, карие, желтые, узкие, круглые - блестящий карнавал всех форм и оттенков!
Антон остановил официанта и взял бокал с шампанским. Вообще-то он не пил игристые вина, они были ему противопоказаны, но сегодня - да, сегодня, он напьется шампанским, и пусть завтра будет болеть голова, и будет сводить желудок - черт с ним, с желудком, и с головой тоже. Антон одним махом опрокинул в себя бокал и сразу же взялся за другой.
Внезапно Антону подурнело. "Проклятый желудок", подумал он, слегка согнувшись и озираясь кругом, надеясь, что никто на него не смотрит. Никто, слава Богу, на него не смотрел. Никто. Никто вообще ни на кого не смотрел. То есть все постоянно на кого-то смотрели, но в то же время и ни на кого в отдельности. Антон помотал головой, отгоняя наваждение, глянул на бокал и отставил его в сторону. Подняв взгляд на оживленную толпу в ресторанном зале, он был уверен, что ощущение восторга сейчас вернется. "На толпу", повторил какой-то ехидный внутренний голос. На бесконечный поток Лиц. На море Лиц. На кашу Лиц.
Антон почувствовал, что голова у него кружится, а земля уходит из-под ног. Неужели и здесь... Черт подери, неужели и здесь - то же самое?! Он заставил себя стоять на ногах и вновь стал метаться взглядом по лицам известных актеров, писателей, художников, ученых. По напряженным глазам, по фальшивым улыбкам, по неестественным жестам. Затем ему вдруг стало душно, он рванул галстук и, расталкивая изумленную публику, выскочил на улицу.
Антон не помнил, как он дошел до бара. Ввалившись внутрь, он отыскал глазами Лина и на подгибающихся ногах добрел до углового столика. Старик добродушно поглядывал на Антона и потягивал красное вино из бокала причудливой формы. Антон грохнулся на скамейку, помолчал минуту, рассматривая салфетки на столе, затем виновато взглянул на Лина:
- Там... Там все то же самое...
Старик молчал, лишь глаза его хитро поблескивали из-под кустистых бровей.
- Ты знал?
Лин медленно кивнул. Антон вздохнул и опустил голову на подбородок.
- А почему не разубедил меня?
Старик наконец подал голос. Он оказался неожиданно глубоким и звучным:
- А ты бы меня послушал?
Антон смущенно покачал головой. Лин кивнул с удовлетворением.
- Когда-нибудь ты станешь хорошим ювелиром, мальчик мой. Ты знаешь, что отличает хорошего ювелира от плохого?
- Что?
Старик посмотрел, прищурившись, на свет через бокал с вином и произнес:
- Плохой думает, что его работы украшают человека...
Антон помолчал, ожидая продолжения. Старик безмолвствовал. Наконец Антон не вытерпел:
- А что думает хороший? Что должен думать хороший?
Старик усмехнулся, протянул руку через стол, потрепал Антона по голове и сказал:
- А хороший думает, что он еще не настолько стар, чтобы выкладывать все секреты. Возьми-ка лучше бокал, да налей вот. Хорошее, хорошее, не кривись.
Антон осторожно прислушался к своему желудку, затем подозвал официантку и попросил еще один бокал. Девушка с широко распахнутыми серыми глазами и небольшой горбинкой на носу приветственно улыбнулась. "Красивая", подумал вдруг Антон, провожая ее взглядом. Старик, словно угадав его мысли, тихонько улыбнулся.