Илья Петрович Копотухин был весьма обыкновенной личностью. Жил он в самой обыкновенной комнатке самой обыкновенной питерской коммуналки. Комната была столь же обыкновенной. Фанерный шкаф, стол, стул, табурет, сломанный ламповый телевизор "Березка", служивший то тумбочкой, то креслицем в зависимости от настроения. Обои в пошлый мелкий голубой цветочек. Панцирная кровать, застеленная синим шерстяным одеялом с надписью "ноги", нанесённой хлоркой вдоль узкой стороны. Окно без занавески с заваленным газетами подоконником - Копотухин любил читать и мнил себя интеллигентом.
В обыкновенном окне открывался столь же обыкновенный вид на ободранную временем стену. Стена была совсем недалеко от окна. Однажды Илья Петрович интереса ради решил поставить физический эксперимент - узнать, долетит ли его плевок до стены, или же полет будет сломлен силой тяготения. Эксперимент, впрочем, вышел скорее не физическим, а орнитологическим с филологическим уклоном. Илья Петрович ожидаемо не доплюнул, и Некто, копавшийся в глубине колодца, заполучил объект эксперимента себе на голову. Отчего-то решив, что в ситуации виновен голубь, Некто разразился мощнейшей тирадой, из которой Копотухин вынес многие познания о голубях, воробьях и попугаях, удивился красочному изложению фантазий природы в методах размножения пернатых и открыл для себя новые сочетания известных трёх слов в совершенно невообразимых комбинациях.
Запросы Илья Петрович имел такие же обыкновенные. Завтрак-метро-трамвай-работа-обед-трамвай-метро-ужин-газета-сон. И пьянка в конце трудовой недели была столь же обыкновенной, скорее даже обыденной. Варьировалась лишь компания, подбирать которую Копотухин обычно предоставлял судьбе.
Каждый раз, покупая бутылку вечером пятницы по пути домой, Копотухин не представлял, с кем её придётся пить. Гости всегда появлялись неожиданно. Вот и сейчас, как только Илья Петрович поставил бутылку, так в комнату из шкафа вошёл ожесточенно вытирающий мокрую голову мужик лет сорока, в тельняшке.
Копотухин опасливо пожал на удивление деликатную длань Василия.
- Вы присаживайтесь. - Копотухин указал гостю на стул
- Спасибо. Но лучше я на этом.
Василий под жалобный хруст старого паркета подтянул к столу Березку.
- Привычней как-то. У меня дома такой же.
- Василий, а вы боцман на каком судне будете? - для поддержания разговора спросил Копотухин. - Торгового или рыболовного? Или военного?
- Завхоз он. В детском саду.
С кровати встал тощий высокий мужик, босой, одетый во что-то, напоминающее исподнее начала двадцатого века. На шее и руках мужика было намотано множество разноцветных бус, которые при шевелении издавали звук, похожий на хихиканье.
- Боцман это его фамилия.
- А Вас как зовут? - поинтересовался Илья Петрович.
- Я Игнатий. Йог. Гуру.
- А фамилия у Вас Йог или Гуру? - уточнил оконфуженный с боцманом Копотухин.
- Нет, что вы, - рассмеялся бусами Игнатий. Йог - это профессия, а гуру - это, скорее, звание.
- Как это? - недопонял Копотухин.
-Ну вот, смотрите. - йог присел на стул и показал рукой на Василия. - Вот ишак - это профессия. - йог перевёл указующий перст на Копотухина.
- А осёл - это уже звание. Понятно?
- Понятно. - поспешил отречься от звания Копотухин. - А всё-таки фамилия ваша какая будет?
- Почему будет? Она уже есть. Впрочем, разве это важно? Как сказал один мудрец, если есть вопрос - наливай.
- А что за мудрец? - спросил Илья Петрович, разливая по первой в подставленные Василием хрустальные фужеры 19 века.
- Я. - коротко и ясно ответил гуру.
***
- Господи, как же скучно, как скучно мы живём... - страдал захмелевший Копотухин.
- Василий, доставай! - повелел йог.
Василий сунул руку под стол, напрягся и вынул новую бутылку.
- Не удивили. - проманкировал Илья Петрович фокус с доставанием бутылки из-под пустого стола. - Вы, Василий, завхоз. Вам доставать по штату положено. И вообще, ну что это, что за пьянство? Кто это придумал - в Питере пить? Его что, для этого строили?
- Ну, да. - согласился Боцман с безвестным автором питерского пьянства. - А для чего же ещё?
- Да его же Петр окном в Европу прорубил! - блеснул отточенным знанием истории Копотухин. - В Европу! А вы посмотрите в окно. И что там, Европа? Нет, в окне ж..а - изящно и неординарно срифмовал Илья Петрович.
- Ну так валяй. Исправь ситуацию. Возьми карму в свои руки. - предложил йог.
- В смысле? - недопонял Илья Петрович.
- Ты хотел окно в Европу? Давай, руби своё.
- А чем? - Копотухин огляделся, надеясь, что судьба преподнесёт ему окнопрорубательный евроинструмент.
- Да вот хотя бы этим. - судьба в лице гуру вручила Илье Петровичу топорик для мяса.
Копотухин, взяв топорик в руки, озадаченно умолк. Фаллическая рукоятка топорика смущала ладони Копотухина неприлично - содомскими фантазиями.
- Не парься, все нормально. Это же евроинструмент- подбодрил Копотухина йог.
- Давай, прорубай! - снял последние сомнения Василий.
Копотухин покрепче схватился за рукоять и со всей дури шарахнул по стенке. Стена в самый последний момент почему-то сдвинулась вбок. Прямо окном под топорик.
- Ом мани лам мандала - промедитировало стекло, постигая дао с четвёртого этажа по первый. Копотухин слегка просветлел.
-Тоже верно! - одобрил решение стены умудренный йог. - Карму надо чистить.
За окном Некто загнул речь о мелком бытовом хулиганстве и будущих крупных проктологических проблемах бытовых хулиганов. Василий замер, всем организмом впитывая полет фантазии оратора. Йог загнул ногу немыслимым углом и уставился немигающим взглядом внутрь себя.
Минут через пятнадцать Некто затих.
- Мощно. Шива аватарил, зуб даю. - с уверенностью определился с источником вдохновения Некто разогнувшийся йог.
Копотухин смотрел в разбитое окно. Стена, более не скрываемая грязным стеклом, стала намного гаже. Отодвинув замершего в творческом ступоре Илью Петровича, к окну подошел Василий.
- Квартира должна иметь, как минимум, окно. И, как максимум, целое.
Василий подошёл к окну и, как картину, снял его со стены. Потом он свернул снятое в рулон, засунул в тубус, вынутый из-под стола, и спрятал его в шкаф.
- Ну вот. Ни окна, ни Европы. - Копотухин шмыгнул носом, украдкой вытирая мужскую слезу.
- Да, накладочка вышла. Что делать то будем? - согласился Василий, разливая вопрос по фужерам.
И тут Копотухина осенило. Хватив водки, он жарко и сбивчиво зашептал:
- Ты, Василий, мне какой инструмент давал? Европейский. А у них там давно уже всё толерантно делают. В смысле, через задницу. А при Петре такой хрени еще не было! Не было толерантности. Мне, Василий, инструмент нужен не европейский. Мне, мне... - Илья Петрович на мгновение замялся, но тут же продолжил: - Мне Петровский инструмент нужен! Орудие!
- Понятно. -сказал гуру. -Василий, давай.
Василий засунул руку под стол, потом залез туда полностью, и, с кряхтеньем, выволок из под стола Медного Всадника комнатного размера на здоровенном булыгане.
- Вот. Петровский инструмент. Практически орудие пролетариата.
Василий вручил инструмент Копотухину и вместе с йогом отошёл к шкафу.
- Давай на раз-два-три. -предложил йог.
- Ну, давай. - согласился Копотухин.
- Раз!
Копотухин, примериваясь, качнул орудие. Йог и Василий сделали ещё один шаг к шкафу.
- Два!
Копотухин сделал мощный замах. Боцман и гуру, толкаясь, влезли в шкаф.
- Три!
Дверки шкафа захлопнулись, и Илья Петрович с размаху врезал инструментом по стене.
Булыжник пробил стену, и Медный Всадник без парашюта вылетел в туманную неизвестность. Копотухина шатнуло шальной инерцией, толкнуло стулом под колени и приложило головой о стол.
***
Проснулся Илья Петрович уже утром. От сна в неудобной позе затекла спина. Жутко болела шея, мощное похмелье кружило голову и желудок. Из дыры в стене тянуло сквозняком и чем-то ещё, похожим на толерантность.
Копотухин выглянул в пролом, морщась от похмельной мигрени.
За проломом, раскинувшись от горизонта до горизонта, буйной плесенью цвела Европа. Копотухина вырвало.
- Ну что же мы посидеть-то нормально не можем, обязательно нажраться надо - бурчал Илья Петрович, заглядывая во все пустые бутылки. Ветерок из пролома взъерошил волосы на затылке Копотухина. Илья Петрович замер, пытаясь сосредоточиться и ухватить обрывок мысли, копошащейся у него в подсознании. Через секунду мысль проклюнулась. Копотухин метнулся к шкафу и вынул из него тубус.
Дрожащими руками Илья Петрович вытащил из тубуса свернутое в рулон окно, развернул его и завесил им пролом в Европу. Полюбовавшись в вернувшееся окно на родную стену, Копотухин вытащил из рамы осколок и выбросил его во двор. Выслушав очередной монолог Некто, Илья Петрович улыбнулся и пошёл одеваться.