Скорынин Семен Александрович : другие произведения.

В отступлении

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Объект на реконструкции! Правда, когда она закончится, пока не известно!..

   В отступлении
  
  
   О, Боже! Как мне надоел этот дождь! Все время, пока мы здесь, он льет непереставая. Некрупный, немелкий, но плотный. Его монотонный унылый шелест, наверное, скоро сведет меня с ума. Это сродни средневековой пытке. И откуда только берется в небе вода! Земля уже не способна ее впитывать! Она разбухла и превратилась в липкую склизкую кашу. Трава сгнила, у деревьев разбухла, лопнула кора. Они, полуголые костлявые обрубки, изогнулись в муках. И вечный сумрак. Нет ни дня, ни ночи! Мне иногда кажется, будто мы уже не на нашей грешной земле, а в преисподней, на самом дне, но только еще не знаем этого, не видим за мглистой дымкой. Возможно, мы тоже скоро врастем в эту серую безликую массу, в которую превращается все вокруг, даже время. Я уже окончательно сбился со счета, не знаю, какой сейчас час, день, неделя, месяц, наконец, даже не уверен в том, какой по календарю сезон.
   Где-то глубоко в душе еще теплится лучик надежды на лучшее. На то, что на небе может показаться солнце, на то, что пройдет этот ненавистный дождь... Но, когда я начинаю об этом думать, у меня сводит скулы, все наболевшее подступает к горлу, и хочется выть... Наверное, я просто теряю разум, свой человеческий облик. Впрочем, и не я один. Все мы здесь уже не люди, а больные, измученные существа, в которых не осталось уже ничего по-настоящему человеческого...
   Нет, не будет уже ничего как прежде, как раньше! По крайней мере, для нашей семьи и... и...
   Все! Все!.. Тихо!..
  Надо взять себя в руки!
   Мне есть еще за что бороться. Пусть нет сил, пусть нет возможностей...
  Машутка. Моя дочурка, моя малышка. Она мое солнце...
  
   Спит. Ну, наконец-то она заснула. Она долго ворочалась, привыкая к новой обстановке. Здесь в комнате сыро и прохладно, аж до дрожи. И все пропитано плесенью. О, эта мерзость! Этот грибок - медленный убийца! Он въелся везде - в отсыревшие стены, пол, белье и в легкие...
   Я укутал ребенка всем, что нашел подходящего, но ей быстро стало жарко, и она скинула с себя лишнее. Однако в этом-то и коварство - в теплой одежде быстро потеешь, а без нее распаренное тело во влажном климате моментально замерзает. В нашем лагере столько легочных инфекций. А вакцин в лазарете уже давно нет. Да там уже и ничего нет. Только старик-профессор с воспаленными от бессонницы глазами, его неопытный помощник, пара медсестер, скальпель, чтобы вскрыть гной, и немного спирта для раны.
   Все же нам грех жаловаться. Этот коттедж, в котором мы разместились, несравнимо лучше, чем бараки, где ютится большинство беженцев. Здесь, хотя бы, есть отдельные комнаты. Конечно, что это за комнаты - два на три метра! Но для нас троих сейчас такие условия можно назвать райскими.
   Ничего, обживемся, приспособимся! Только бы больше никуда не бежать, закрепиться здесь. Вот еще бы ослаб немного натиск стихии... Или даже пусть, пусть пока все остается так, как есть, стабильно, но не хуже!.. Мы приспособимся, окапаемся, выроем рвы, чтобы стекала вода, укрепим наш климатический щит... У нас должно получиться... Я знаю! Я верю! Получится! Мы сможем! Ведь не всегда же земля нас будет так бичевать?!... И держаться, держаться как можно дольше! Терпеть! Пока все не успокоится!..
  
   Я у капитана Беккера на хорошем счету, знаю немного чертежное дело, знаком с принципом работы погодной установки. Конечно, с ней мне еще не приходилось иметь дело - здесь и без меня хватает специалистов, и я вроде как запасной вариант. Я помогал закреплять ее на тягаче. Да! И это я подал идею насчет дополнительного амортизатора для балансировки генератора...
   Меня сильно выручает то, что я русский, ибо на этом человеческом клочке земли очень важно знать именно этот язык, именно русский. Вся наша техника использует его. Опять же, я в этом далеко не одинок, и даже французы, из "голубых касок" худо-бедно пытаются на нем говорить, но для меня и это плюс!
   Машутка кашляет. Сильно. Она простыла уже здесь, в лагере, следом за своей бабушкой, Варварой Сергеевной, моей дорогой тещей, которую я зову исключительно "мама". Раньше можно было бы шутить по этому поводу, но без этой сильной, волевой женщины мы, наверное, вряд ли бы смогли преодолеть все тяготы скитаний: и снежную вьюгу, и два сильнейших землетрясения, и много еще чего...
   Мы смогли... Да, но, Боже! Зачем же ты забрал мою Анечку?!!
   Ну почему ее?!!
   Нет... нет уже ни слез, ни слов скорби, притупились, огрубели чувства от ежедневно виденного горя, конца и края которому пока нет. Каждый день, балансируя между жизнью и смертью, постепенно, незаметно для самого себя, привыкаешь ко всему, и тогда только осознаешь, что ты не тварь бездушная, а все-таки ЧЕЛОВЕК, когда теряешь близкого...
   Уже прошла целая вечность с того ужасного для нас дня, но эта рана ни как не может затянуться. Один и тот же кошмар снится и снится мне почти каждую ночь. Или вдруг стоит услышать женский плач, крик, то снова явственно вижу перед глазами потоки бурлящей воды, слышу протяжный скрип переломленных деревьев. Рыжая жижа срывает с места, катит огромные валуны, и только маленький островок там, вдалеке от нас. Аня осталась в кольце бушующей стихии...
   Каждый раз я думаю: мог ли я еще что-то сделать? Сам понимаю, что нет, но это все равно не успокаивает.
   Она что-то кричала нам, а, может, это была не она? Может там остался еще кто-то из пассажиров автобуса со злосчастной переправы. В этом гвалте не разобрать. Только когда прорвало плотину полностью, все смешалось, завертелось, и из тысячи человек, еще несколько минут назад длинной колонной столпившихся у моста, почти никого не осталось. Тогда же потерялся и смышленый мальчуган Колька, несчастный сиротка, который за долгое время скитаний уже успел стать нам сыном. Машутка молодец! Она крепко держалась за меня, как маленькая обезьянка. Нас сильным потоком несло к обрыву, но поваленное дерево преградило путь в бездну и спасло. А высоко на камнях мы случайно встретили Варвару Сергеевну...
   Мама спит у противоположной стенки, уже довольно давно. Ее-то прихватило очень сильно. Не мудрено, вымоталась, выбилась из сил, а коварный ветер и сырость сделали свое дело. Каждый раз, как ее хриплое дыхание затихает, я невольно вздрагиваю, прислушиваюсь. Вот, опять тишина! Нет - дышит!
   Только мне никак не спится. Лежу, гляжу в потолок. В голову, не обремененную пока насущными заботами, лезут всякие мысли. В конце концов, они утомляют, но никак не могу от них избавиться, даже, если хочется просто забыться, и почувствовать хотя бы на один миг спокойствие и безмятежность.
   Иногда в голову лезут пораженческие мысли. Тогда мне хочется, что бы все кончилось разом: разверзлась бы земля или прошел смерч, ураган. Зачем Земля нас так долго мучает? Нажилась она с нами. Ох, и надоели мы ей! Только в древних книгах не описывается, что великий потоп будет настолько мучительным и долгим! Мы остатки человеческой расы кричим теперь: "сос"! Но кому? Кто нас услышит? И кого винить, если человек играл на самых тоненьких струнах грубыми пальцами. Те, кто доказывал, что мы победим погоду, приспособим ее под себя, оказался прав, но не на долго. Вот теперь пожинаем плоды своего варварства - Земля подняла бунт и решила смыть, сгрести, стрясти нас со своей поверхности. Но, даже, когда затопило Сибирь и Европу, когда цветущую Сахару сухие ветры разорвали в клочья, а Японию и Меланезию смело в океан, вряд ли кто-то еще представлял себе все масштабы развертывавшейся природной войны! Даже тогда! А теперь мы маленькими группками скитаемся по враждебному нам миру, отступаем от тысячелетиями завоевываемых земель, и нет пока нам - скитальцам - пристанища.
  
   За стенкой отчетливо слышны все шорохи и передвижения. В той комнате двое военных - дежурные. Один все курит, причмокивая, а второй что-то бубнит себе под нос и часто налегает на стену так, будто хочет ударить меня по голове.
   Дождь, кажется, прибавил. Это может быть ложное ощущение, однако от любого изменения погоды ждешь только плохого. Нет, действительно! Припустил и заметно. Интересно, чьих это рук дело? Может человеческих? Мы чудом спасли мобильную установку и теперь хоть иногда можем защищаться и парировать предсказуемые не сильные удары грозной погоды.
  
   Вода с грохотом бьется о крышу, в окна, стены, но она не заглушит рокот тяжелой техники медленно движущейся по шоссе. Целая колонна проходит мимо.
   Шлепая по лужам, пробежал человек.
   - Туда! Туда! - слышен сквозь град воды его голос.
   - Забирайте... А этих сюда!..
   - Эвакуировать!..
   Мое беспокойное сердце забилось сильнее, прямо рвет грудь. Я уже так боюсь этого слова! "Эвакуировать!" Может, мне послышалось?!
   В коридоре за дверью стук каблуков. Мимо двери. Открылась соседняя.
   - Вас просят... - не разобрать, что говорят.
   Голоса тараторят все враз.
   Возня, скрип половиц, видимо, одеваются. Три пары сапог в обратном направлении.
   Я не хочу верить своим предчувствиям. Неужели, неужели опять нужно срываться и с этого места?!
  Жду, не встаю, но больше в доме ничего не происходит. Варвара Сергеевна шумно дышит, проснулась Машутка, ее большие глаза блестят во мраке.
   На улице возня, крики. Нет терпения ждать.
  
   Вышел в коридор. Беспросветная мгла, хоть выколи глаз. Здесь нет окон, тусклый свет которых мог бы дать хоть какие-нибудь ориентиры. С обеих сторон двери. Иду по памяти, на ощупь, отсчитывая кривые ручки. Вот большая, резная. Угадал. Дверь вывела через узкий подъезд в пять ступенек на крыльцо. Ноги, ступившие на землю, по щиколотку поглотила грязь.
   Дождь внезапно стих, с неба сыплет только колкая холодная морось. Невысоко, метрах в трехстах над головой, на сером фоне отчетливо видно, как грозные лиловые струи, закручиваясь по спирали, отплывают от центра к краям лагеря. Сейчас, как видно, установка выравнивает зоны низкого и высокого давления, а когда на внешних границах лагеря все же сформируется сильный фронт, спираль облаков развернется в обратном направлении, и снова польет обильный дождь. Наша погодная установка не очень сильная, но на некоторое время сдержать внешнюю стихию может. Это "оружие", которое все разрушило, теперь наш единственный щит!
   По шоссе медленно катит тягач. Он тащит на прицепе тяжелую металлическую конструкцию по форме напоминающую большой кирпич, на его боку еле заметный во тьме, подсвеченный бликами, красный крест. Следом появились два автобуса, полные людей. На окнах последнего заиграли попеременно красно-синие отсветы. Это маячок кареты "скорой". Она сошла с шоссе, включив сирену, разгоняя мечущиеся с поклажами силуэты, и, скользя по мокрой траве и жидкой грязи, двинулась вниз с холма, скрывшись за домом.
   Все ожило, зашевелилось, словно в разворошенном муравейнике. На улицу высыпало множество сонных людей. По коттеджам бодро забегали военные, оповещая тех, кто еще пребывает в неведении. Они научились в новых условиях действовать слаженно. Наша маленькая армия наподобие французского иностранного легиона, предводитель которой тоже француз, капитан Беккер. Он из миротворцев с ближнего востока. Почему он стал во главе нашей толпы скитальцев - не знаю. Наверное, старше по званию ни кого не нашлось. Честно говоря, я и не интересовался. Но он умен и педантичен - это я успел оценить. В его распоряжении есть как профессионалы - пара летчиков, рота русских пограничников, среднеазиатские и русские МЧСовцы - так и те, кто по своим человеческим соображениям решил, что навести порядок, это жизненно необходимо. Им всем выдали "голубые" каски; эти котелки нашлись в изобилии на одной ООНовской базе в северном Афганистане, разрушенной оползнем.
   Я стою в растерянности. Смотрю на все и не могу найти себе места. С другой стороны, что я могу? Буду, как и другие, создавать дополнительную суету и мешать. Вот только бы поймать одного из тех, что в каске, и все узнать...
  
   К одноэтажной лачуге по соседству подогнали фургон.
   - Нужно отсюда уходить! - кричит водитель, высунувшись из кабины. - У нас в запасе, говорят, еще три часа... А потом здесь ожидают смерч!
   О, эти смерчи! Они по одному нынче не ходят! Я помню казахские степи: огромную стену из песка и пыли, из которой к земле были устремлены с десяток длинных воронок. Эти скользящие по земле отростки небесного чудовища, словно рота солдат, проводящих зачистку местности, откусывали от земли все новые и новые куски, всасывая их вверх, в свое пылевое тело.
   Страшно ли мне тогда было? На удивление нет. Я просто мысленно умер, не надеясь спастись. Я словно лилипут был уже под пятой у этого Гулливера. Но, наверное, в том и заключается чудо, что я все еще жив! С другой стороны, сколько еще случалось таких чудес до этого и после. Ибо все мы здесь живы волей провидения...
   Над головой заурчал пульсирующий рокот, приблизился, усилился. Большой вертолет завис над лагерем, рассек прожектором мглу, освещая участок шоссе, невидимый из-за череды строений. Только маленький, отблескивающий в куполе света прожектора, серебристый стержень медленно, чуть раскачиваясь в стороны, проплывает над низкими крышами. Это "ОНА"! Это нос ее электромагнитной пушки, самой пока бесполезной части всей установки. Пушкой не приходится пользоваться из-за экономии энергии. Вот уже появилась кабина тягача с огромной спутниковой тарелкой на крыше...
   - С дороги! С дороги! - появившийся слева на повороте человек в голубой каске, начал рьяно жестикулировать фосфоресцирующим жезлом, разгоняя всех, кто выбегает на дорогу.
   Неожиданно из-за дома выкатили три "Хаммера" и остановились на площадке передо мной. Американская техника, собранная в Узбекистане или Казахстане, единственное напоминание о былой державе. На землю спрыгнула дюжина парней в потертых камуфляжных костюмах.
   - Идите обратно в дом! В дом! - хриплым голосом скомандовал самый молодой, что подбежал ко мне. Каска чуть набок, левая щека и подбородок перемазаны грязью. Неожиданно нахлынули старые воспоминания. Родной уральский городок, летняя дача, рыбалка. А этот, судя по погонам, сержант удивительно похож... Впрочем это не он...
   Мои сапоги влипли в грязь. Парень в каске нервно всплеснул руками, но вместо новых слов, вдруг залился сухим и продолжительным кашлем.
   Двое других, тем временем, встали у угла нашего дома. Их действия показались мне странными: постучали по стене, прислушались, обменялись парой реплик. Наконец, один включил звуковой сканер, небольшим квадратиком умещавшийся в его ладони. Одно ребро прибора светилось тусклым светом, быстро рассеивавшимся во влажном воздухе. Первый махал им вдоль стены вправо-влево, потом вверх-вниз, второй смотрел на карманный компьютер.
   Я попытался потянуть время, беспомощно чавкая ногами в грязи, и хоть что-нибудь узнать.
   - Что происходит? Зачем они исследуют наш дом?
   - Объяснять некогда, - буркнул молодой командир, утерев рот обшлагом рукава. Заострившиеся на лбу морщины, нахмуренные брови выдавали все его нетерпение. От него много не узнаешь!
   - Ваш дом металлокаркасный, мобильный. Еще новый. Мы его берем с собой! - выжал он из себя. - Вы поедете в нем. Сейчас придет погрузчик. Так что поедете с комфортом!
   Если он и хотел в конце пошутить, то мог бы дрогнуть хоть один мускул на его щеках.
   Те двое сделали свое дело и доложили, что все отлично.
  
   Машутка давно уже не спала. Она с любопытством глядела в окно, внимательно наблюдая, как пришла техника, как манипуляторы отрывали дом от земли, что на удивление оказалось быстрой и безболезненной процедурой. Поставили на платформу, укрепили, и уже через полчаса мы влились в общую колонну.
   Движение медленное, прерывистое. У дороги в грязи еще суетятся люди. Небо почернело. Однако на севере горизонт непривычно белый: на нем периодически возникают всполохи всех цветов радуги, что вообще-то дико наблюдать в этих широтах. Пророкотал гром, но молнии я не заметил. Это, правда, неудивительно. Вокруг мелькают блики фар, лампочек маячков, то вдруг плеснув светом в лицо, то по стенам, по кабинам, по обочинам. Вот и в небольшой хибаре мерцает свет. В нашем коттедже всегда темно, свет мы не включаем, и не обогреваемся, экономим энергию генератора, используя ее только для приготовления пищи. А там свет... Но нет, это не электричество - это огонь, пожар... Вторую полосу шоссе, параллельно нам занял огромный автобус и загородил весь обзор.
   Глухой хлопок, скрежет металла! Что-то случилось? Прислушиваюсь. Истошный женский визг прорезал струи дождя и как нож вонзился в сердце. Боже! Неужели кто-то попал под колеса...
   Многое, очень многое происходило в нашем пути...
   - Стоять! - кричит хриплый голос. - Наз-зад! Отойдите! Да не мешайтесь... И уберите вы женщину!
  Плач затих.
   Машутка лезет к окну, я не пускаю. Да и автобус все равно закрыл его полностью.
   После некоторой остановки движение восстановилось.
  
   Все время погода огрызается, иногда срываясь на ураганный ветер. Я окно завесил тряпьем, на всякий случай. Ибо уже имеем один нехороший пример. У обитателя мансарды осколки стекла, разбитого влетевшим в окно предметом, оставили красноречивые шрамы на лице.
   Говорят мы в Уйгурии. Раньше здесь были пустыни, закрытая со всех сторон горами страна с редкими оазисами. В древности через эти опасные места лежал шелковый путь, а теперь здесь должна быть зеленая долина, засеянная рисом и пшеницей. Трудолюбивые китайцы планомерно обживали и отстраивали эти места, создавая целым комплексом погодных машин мягкий субтропический климат. Что только увидим мы из этого? Что еще осталось?!
   Тут же мне в голову пришла мысль, что это последнее место, куда мы можем отступить, за нами только стены Тянь-Шаня!
  
   Даже сквозь плотную толщу облаков иногда проникает свет. Это чередование полной тьмы и сумрака я склонен считать за смену дня и ночи. Потому могу сказать, что мы движемся уже полных двое суток и день.
   Мама приготовила чай. Машутка сидит, молчит. Она нашла географическую карту и рассматривает ее. Это карта Коли. Вот и он сейчас мог бы сидеть здесь и, сверяясь с компасом и со своими записями в дневнике, с умным видом, рассказывать нам о вычисленном им направлении движения. Аня заплела бы дочке косу и рассказала бы что-нибудь веселое...
  Машутка словно прочитала мои мысли, ее губы поплыли, выпятились, глаза быстро увлажнились, и, упав на карту, она зарыдала по-детски громко.
   - Боже! Ну, ну, не плачь... - у меня не нашлось слов.
  Мама всплеснула руками, прильнула к внучке, начала успокаивать, но вскоре запричитала с ней в унисон.
   Неожиданно наш дом на колесах тряхнуло. Мы замерли. Глядим в окна - ничего необычного, просто движение резко остановилось. Из окна, плохо вымытого дождем видна степь. Ее клочковатая гнильного цвета поверхность, напоминает взъерошенную гриву. На улице оказывается сильный ветер. Теперь, когда остановилась техника, хорошо слышен его варварски-дикий свист. Облака кипят как всегда бурно. Но приглядевшись, можно увидеть их дугообразные траектории: они свиваются в свинцового цвета реки, стекающиеся в одно большое море. Оно за пределами нашей видимости. Как я ни припечатывался к окну, но разглядеть подробностей не смог.
   - Что-то снова случилось? - смотрит на меня большими глазами Машутка. Я могу только в растерянности пожать плечами. Очень тревожно. Все уже давно смирились с мыслью о возможной внезапной смерти. Но сидя в четырех стенах угнетает состояние неизвестности. Я собрался было заглянуть к соседям-военным, когда заметил в окне несколько фигур. Из маленькой машины, что не выше колес нашего тягача, вылезли пятеро. По растрепанным волосам и раздувшимся полам одежды видна вся сила движения воздуха. Водитель, прищурившись, стал вглядываться вдаль, но не долго. Он испуганно взвизгнул, дав тем самым повод к бегству, и все пятеро кинулись укрываться за мощной спиной нашего дома.
  
   В этот день нас посетил смерч. Тот самый, от кого мы и бежали. Он быстро нагнал нас, обошел сбоку и ударил в арьергард. Толстый хобот огромной воронки пылесосил поначалу лес впереди, вырывая из земли молодые деревья, выбрасывая их на шоссе, как свиньи подрывают молодую траву, а потом раскидал всю головную часть колонны. Все им было проведено мастерски, с кавалерийской скоростью. Доберись он до нашего дома, наверное, разметал бы в клочья и его. Но битком набившимся в нее людям без сомнения здесь оказалось намного сохраннее. Ветер метал деревья, как стрелы, а куски рваного металла разрезали воздух со свойственным им грохотом и лязгом, рассекая встречные предметы не сложнее, чем масло. Один угадил в дом, протаранив чердак насквозь, потолок второго этажа треснул, осыпался. Началась паника, казалось, ни ветер, так люди сами разрушат свое убежище.
   Наконец, этот час безумства закончился. Наделав дел здесь, небесный хобот умчался в степь. Настала тишина. Только отдаленные раскаты грома, не давали забыть о нашей участи, ибо это не конец, а только небольшая нам передышка!
   Движение восстановилось сразу, как удалось расчистить дорогу. Многочисленные жертвы обрели свое последнее пристанище тут же, у обочины... Останавливаться нельзя - смертельно опасно.
  
   Караван разделился на три небольшие группы. Зачем? Наверное, так лучше. Тем более все равно у нас теперь нет погодной установки - уничтожил смерч. Движимся, можно сказать, вслепую, интуитивно, перебежками, как мыши по полю, над которыми кружит зоркий орел.
   Оказывается, у каждой группы в конечной цели свой город. Это я узнал только что, от солдата заскочившего к нам в дом к своим родственникам. Мне показался удивительным и сам факт того, что где-то еще остались города! Но если так, то просто замечательно. Как поведал военный, все три пункта рядом и хорошо оснащены технически, в них отстроена общая система защиты от всевозможных погодных явлений. Наконец-то, затеплилась надежда, маленький лучик света! Хоть и не на небе, но в душе! Ведь Земля же не Юпитер, где шторма длятся под триста лет, должна же быть хоть одна пядь земли, где в природе мир и покой! Хотя бы относительный! Однако хватит, не хочу сглазить!
  
   Чем мы ближе к городу, тем нетерпеливее становятся измученные движением люди. Уже любой гром и даже слабый удар ветра выводят их из себя. Скоро финиш, конец скитаний! Как не хочется больше встречать никаких преград, хватит ужасов и потерь!
   Мама, кажется, идет на поправку. Не перестаю удивляться ее жизненной силе, крепости духа. "Куда же вы без меня!" - говорит она. Я с ней всецело согласен. Я без устали молю Бога, что бы с ней и с Машуткой ничего больше не приключалось, и, видимо, мои мольбы были услышаны, даже через небесный заслон.
   Кстати, здесь облака не висят низко над головой, хоть все так же плотны! И уже значительное время не выпало ни капли осадков. Зато очень густые туманы и холодно: временами на стекле нарастает иней.
   Третьей группе к своей цели ближе всех. Не скрою, испытал легкую зависть, когда на развилке дорог от нашей колонны отделился большой ручеек. По маленькой колее, отходящей от основной трассы, степенно качаясь на ухабах, ломая как стекло застывшую на морозе землю, покатили в невидимую даль огромные "Уралы", хозяйственные обозы, кухня, лазареты, в конце легкие автобусы. Кто-то из пассажиров энергично махал нам рукой. Действительно, возникло ощущение, будто мы прощаемся с родственниками, ведь некоторых я сам знал по имени, часто встречал в очереди за пайком. Не иначе, как целую жизнь мы с ними были вместе!
   Ручеек исчез во тьме, стих, и больше не разу ни дал о себе знать. С группой исчезла связь, что наводит только на мрачные мысли. Говорят в их участке выпал обильный град...
  
   Первый раз за долгое время я крепко заснул! Не знаю, что на это повлияло: чинил генератор на чердаке, озяб, спустился в комнату согреться, и тут же упал на кровать и забылся, да на столько крепко, что ни какие стихийные бедствия вокруг не заставили бы меня пробудиться. Смогла это сделать только дочка.
   "Папа! Папа!" - быстрыми стрелами влетели ее слова в сонную муть, дошли до самого дна, до самой глубокой точки, где находилось мое сознание, и одним рывком выдернули меня назад на свет, к жизни.
   То был крик радости. Машутка, увидев, что разбудила меня, подбежала к окну и стала тыкать в него пальцем. Мама тоже стояла у окна, однако тихо, молча, опустив усталые руки, глядела на проплывавшие снаружи силуэты. Я протер глаза. Мир за окном показался для меня необычно ярким, так что я с непривычки щурился. Только через несколько мгновений смена темных и светлых бликов превратилась в настоящие формы.
   Наконец! Наконец, мы на месте! Мы входим в город, большой. Вокруг стены высотных зданий, упирающиеся вверху в плотный серый смок. Множество крупных магазинов и частных лавочек, увешанных неоновыми вывесками, бездействующими, не светящимися. Похоже, еще недавно здесь кипела бурная красочная жизнь, но теперь, как в военное время, за его обликом никто не следит, весь лоск утерян. Улицы запружены людьми. Почти весь транспорт оставлен у обочин вдоль широких проспектов. В таком плотном, хаотично двигающемся море людей передвигаются только отчаянные терпеливые автомобилисты или как мы на тяжелой бескомпромиссной для пешехода технике. Здесь много китайцев. Еще бы, ведь это же их город! Они смотрят на наш дом на колесах, и их лица, которые, наверное, уже забыли, что такое улыбка, преображаются. Однако, сквозь мутное окно я все же смог различить в толпе многих и многих из тех, кого здесь зовут просто "европеец".
  
   Похоже, нашему прибытию рады больше мы, нежели местные. Но сильная техника и военный отряд придали нам определенный вес. Те, кто отвечает за власть и порядок в этом городе, особо обрадовались последним, отрядив им сразу участок ответственности.
   Маленький человечек со своей свитой очень долго беседовал с капитаном Беккером, тыкал пальцем в БТР и тягачи-уралы, с их широкими платформами, а главное его воодушевила машина красного креста с бригадой медиков. Он побежал их приветствовать лично, потом снова обратился к капитану, затараторив весело по-китайски, и несколько раз поклонился. Француз сделал то же, и, запрыгнув в свой "Хаммер", повел колонну в порученный участок.
   Жителей в означенном районе оказалось немного, почти что никого, если сравнивать с центром. В этом прозорливые беженцы сразу начали искать подвох. Объяснение кто-то высказал только одно, но оно сразу было приняли за верное: эта часть города находится чуть ниже, чем другие. Здесь так же, как и везде высятся столбики высоток, а грязи и мусора, опустошенных заброшенных лавок, не меньше, чем в центре. Но, скрытая за полосой бамбуковых рощ, вдоль обрывистого берега течет полноводная река.
   Вода - это жизнь, гордо сказали бы раньше, однако теперь это бурно текущая масса наводит страх и ужас. Видно река уже почувствовала вкус свободы и не раз огрызалась на людей. Она сбила над собой мост, пообгрызла в некоторых местах береговую кромку. Но ничего, до нас ей не добраться! Это я увидел сразу. Здесь высокий, пологий склон. Конечно, если ей на помощь не придут ледники с гор...
   В голове у меня родилось несколько наметок по поводу оборонительных сооружений, дамб, которые все же не мешало бы возвести. И уже на следующий день мы собрали несколько бригад и принялись за работу.
  
   Теперь с Машуткой и мамой я вижусь крайне редко. За три дня, что мы находимся здесь, на двадцатый этаж, в нашу новую маленькую квартирку, я поднимаюсь исключительно ночью. Хорошо, что здесь работают пневмо-лифты, а то пешком взбираться в эту высь было бы очень тяжко. Ниже поселиться не позволила дочка, она, увидев бурные волны реки, категорически отказалась обитать ниже этого спасительного, как ей кажется, этажа, даже закатила истерику. Еще очень свежи в ее голове воспоминания о том дне и коварстве воды, забравшей ее маму...
  
   Все светлое время дня я живу на стройке у дамбы. Вот и сегодня я остался тут же - просто не нашлось сил идти назад. Дополз до палатки, рухнул, как был, и забылся.
   Здесь же меня застали последние новости. Я проснулся от шороха снаружи, прислушался. Неподалеку, у ночного костра судачили двое дежурных. Один собирался подменять второго, но пока они не обменялись свежими байками, все не расходились. Подлинная ли это информация или досужие сплетни, которые переходят из уст в уста и вырастают, как снежный ком, в огромные небылицы, здесь различить бывает трудно. Но в долгом томлении, в вечной настороженности и страхе быть взятыми врасплох стихией, они расходятся быстро.
   Говорят, днем в долине пропали два вертолета разведчика, а в городе ожидаются проблемы с продовольствием: городские теплицы и фермы не успевают утолять голод огромной массы людей, а вдобавок, сегодня случился пожар на складах. Крестьяне из пригорода привезли замороженную рожь и гнилые овощи. Опасаясь беспорядков, местные власти нашли двух виновных и прилюдно жестоко казнили их на площади...
   В городе появилась новая проповедница, она требует всех каяться...
   А гуру синоптик предсказывает скорый возврат мира на старый порядок, мол, конца света в полном смысле этого слова не будет и мы здесь, как на ковчеге, спаслись...
   Второй заметил, что, похоже, завтра мы бросим свою работу и всеми силами двинемся в предгорья устанавливать еще одну станцию погодной системы и ломать быстро тающие льды...
   Почему я этого не знаю? Это меня насторожило больше всего остального. Там, на севере за хребтом в теплой низине воздушные массы аккумулируют энергию и упрямо, как пена в кипящей кастрюле, наползают на горный склон. Последние дни, когда полностью стемнеет, я сам замечаю на высоком горизонте легкие вспышки: не иначе, как сам Зевс ополчился на эту каменную твердь, ежеминутно распекая ее молниями. В голову пришло другое сравнение из истории: мы теперь сродни белогвардейцам, крымским заложникам, а погода пытается атаковать нас через Перекоп...
   Что толку сейчас об этом думать. Тело ноет, голова устала, от всего...
   Тем не менее, такое положение вещей не радует. Льды начнут таять. Если только на северном склоне, это еще куда ни шло: пусть затопит в ущельях брошенные угольные шахты и заводы, которые зарделись теперь пожарами, а ветер поднял копоть, угольную пыль и поволок ее к отрогам. Сойдут с нашей стороны - катастрофа.
   Дежурные скребли ложками в консервной банке, перекинувшись еще парой слов. Подкинули веток в костер, от чего он радостно затрещал. Вскоре все стихло.
   А я в тишине быстро провалился во тьму сна.
  
   Не пойму что меня заставило проснуться снова. Темно, но в прорези палатки заметна тусклая полоска света. Прохладно и сыро. Не слышно треска костра, ни голосов, - все тихо. Что же меня разбудило? Плохо иметь чуткий сон! При этом, похоже, я совсем не отдохнул - в голове стучит отрывисто и монотонно маленький молоточек. Каждый удар больно отдается в рыхлом теле и, что хуже всего, с этим ничего нельзя поделать.
   Этот звук... Теперь-то я его расслышал! Однако, странно... Наверно я брежу? Хотя...
   Я отчетливо услышал плеск накатывающихся на берег волн. Так обычно спокойный морской бриз разглаживает пляжи.
   Штора палатки резко отдернулась, в утренних сумерках я разглядел дежурного. Он уставился на меня и несколько секунд, застыв на месте, жадно глотал воздух, как после интенсивной пробежки.
   - О! Инженер, наконец-то я вас нашел! - выпалил он. - Скорее! Скорее вставайте! - Он высунулся наружу, потом голова снова нырнула в палатку. - Скорее же вставайте! Здесь всюду вода!
   Этим я уже занимался несколько последних секунд, пытаясь подняться, но как будто врос в этот лежак. Дежурный нетерпеливо всплеснул руками и сдернул меня с места.
   - Спасибо, дальше я сам.
   Но он, все еще придерживая меня как немощного, выпихнул наружу.
   Ноги сразу же захлюпали по пропитанной водой траве. Я огляделся. Там, где еще вчера возводили защитную плотину, не было видно ничего - только ровная гладь воды, которую радостно освещал одинокий лучик света. Первый лучик...
   Вода обошла недостроенное сооружение и за ночь поглотила всю нашу работу вместе с техникой. Еще мгновение и она начнет пробовать на вкус и нас.
   Мне вернулись силы неожиданно, сами собой. Мы, не медля, устремились вверх по склону. Минут за десять пересекли густой парк и оказались на улице, которую уже успели окрестить проспектом Беккера.
   И почему страх распространяется между людьми быстрее, чем начинает работать здравый ум. Очередной раз приходится наблюдать хаос, все готовятся к бегству, но куда?
   Завыла сирена. Установленное где-то радио вещало на весь район, но по-китайски, потом голос сменился русским басом. Все советы и подсказки диктора разлетаются в воздухе бесполезно, звуча как крик отчаяния, еще больше разжигая общую истерию.
   Вот родная черная высотка. Я задрал голову вверх, рассматривая большие матовые окна. Снаружи они кажутся абсолютно одинаковыми, все плотно закрыты, нигде нет света. Раскатистый топот, привлек мое внимание. Словно табун лошадей, справа налево улицу пересекала толпа. Бежали молча, выжимая из себя последние силы, с тюками, кульками, оттопыренными карманами. На парковочной площадке, я заметил две родные мне фигурки. Они стоят в стороне, ближе к дому. Мама, обхватив руками Машутку, прикусив губу, скорбно взирая на окружающих. Здесь "гибель Помпеи", последние часы "Титаника", а они стоят! - вознегодовал я.
   Нас разделяет только эта толпа мародеров и широкая площадь, запруженная мертво стоящими автомобилями, как полоса препятствий. Во мраке утра они меня не видят и не слышат, как не привлекай к себе внимания.
   Сирена долго действовала на нервы, наконец, она замолчала.
   Замелькали две голубые каски. Выстрел в воздух. Я инстинктивно пригнулся. Однако ни какие выстрелы уже не помогут. Толпа быстро рассредоточилась по большому городу как крысы по подвалу. Последние в испуге прильнули к земле, а особо отчаянные, выкрикивая что-то в свое оправдание, поволокли добро дальше.
   Варвара Сергеевна решительно схватилась за рукав солдата, понуро бредущего обратно к машине, и долго не хотела отпускать, как он не пытался вырваться. Она сильная женщина. Чуть не плача, она стала пытать его вопросами.
   Я побежал им на встречу, как мог быстро, но засмотрелся, упал и подвернул ногу.
   Водитель бронированного джипа давил нервно на гудок, ему вторили голоса из кузова. Их товарищ, наконец, вырвался из рук упрямой женщины и запрыгнул к ним.
   - Мама, мама! - закричал я, прыгая на одной ноге. Теперь я был услышан.
   Давно я так не радовался встрече, от того и объятия наши были настолько крепкие. Эх, женщины! Они ревут навзрыд. Потеряли меня, не встретив ночью, и напридумывали себе настолько мрачных мыслей, что сейчас смотрят на меня как на воскресшего.
   - Ну, все, все! Некогда! Идите в дом, укройтесь у себя в комнате!
   Снова завыла сирена.
   - А ты, папа?! Что же ты!?
   - Не волнуйтесь, я скоро. Только забегу в продуктовую лавку. Это не далеко, за углом. Может, там еще что-нибудь осталось.
   Услышав, что мы снова расстаемся, они начали было меня отговаривать, но я остался не приклонен. Если это только наводнение, будем жить как в Венеции среди воды, и любой кусочек еды становится для нас сокровищем.
   Улицы быстро пустели.
   - Да, и не пользуйтесь лифтами, поднимайтесь только по лестнице.
   Машутка пыталась еще что-то возразить, не понимая меня, но мама, вздохнув тяжело, покорно поспешила увести ребенка в дом.
   - Все будет хорошо! - бросил я вдогонку. А будет ли хорошо?..
   Машутка обернулась. Ее щеки блестели от слез.
  
   Вокруг ни души, ни движения. Редкие звуки долетают только издалека. Поднялся ветер. По стенам поползли тени. В бело-голубую пелену неба влилось чернильное пятно. Оно быстро ширилось, юркими струйками, змейками расползаясь по небу, захватывая все новые и новые пространства. Вот уже исчез горизонт и горы... Мне жутко на это смотреть. Все внутри бунтует против увиденного. Я не хочу верить глазам! Вот и "Перекоп" взят!
   Поспешил к складу, не надеясь особо на успех.
   Небо пробила молния, поразив соседнее здание. Осколки стекол с террасы на крыше и искры фонтаном взвились в воздух. Свет, еще мелькавший в редких окнах, погас.
   Не смотря на ноющую от ушиба ногу, я домчался до склада быстро.
   Двери маленького пристроя к давно не действующему ресторану были настежь распахнуты, жалобно скрипя на ветру. Сердце еще билось учащенно в надежде, но разгромленные погреба, поваленные полки, говорили красноречивее. Все же я зашел внутрь и стал спешно искать, не упуская из виду ни мелочи. И очень был обрадован, когда под грудой сорванных со стен стеллажей нашел банку консервы.
   Гул и свист на улице усиливался с угрожающей скоростью.
   Выходя, у двери, я наткнулся на рыжего котенка. Он выбежал из-за двери, а, увидев здесь меня, испугался, чуть отпрянул назад.
   - Ты знаешь, что нужно спасаться?
   Я схватил его, но дикое животное изловчилось и, оцарапав мне руку, спрыгнуло, скрывшись в закромах склада.
   Стало душно. Воздух приобрел противный горько-сладкий аромат, а волосы буквально наэлектризовались от заряженного озона. Голова потяжелела от вздувшихся сосудов.
   Я поспешил обратно. Пришлось отбиваться от ветра, шатаясь в стороны словно пьяный. А он все крепчал, неумело подметая улицы, так что маленькие воронки пыли взмывали до второго этажа. Черный спрут поглотил большую часть неба, от чего стало совсем темно. Сощурившись, прикрываясь рукой, я двигался почти на ощупь. Под ноги постоянно лезли невиданные до этого препятствия: ветки, коряги, бордюры. Почему я их раньше не замечал!?
   Дважды я ронял железную банку, возможно, наше единственное питание на долгое время.
   Внезапная вспышка молнии и ужасный грохот, будто надо мной взорвалась многотонная бомба. Я вздрогнул и прикусил язык. Над головой застонало разрубленное дерево, хлесткий удар в лицо разлапистой ветки сбил меня с ног. Хорошо, что я зажмурился, иначе остался бы без глаз. Но главное, все цело, а кожа заживет...
   От пыли, которой я наглотался, все время хочется кашлять.
   Похоже, я снова выронил из ненадежного кармана консерву. Черт! Ползая в листве, не могу ничего нащупать. Очередная вспышка на миг осветила округу: слева ограда, справа автомобильная коробка, у колеса круглый, как шайба предмет. Слава богу! Нашел.
   Нащупав свой провиант, я снова сунул его в карман. В порыве ветра обдало паленым. Наверное, это дерево, от ударившей в него молнии. Но мне только вперед, через узловатые цепкие ветви...
   Словно в пустыне в песчаную бурю, я пригнулся к земле, размахивая перед собой правой рукой, а левой держу на носу полу рубахи, через которую пытаюсь дышать: все меньше пыли. Наткнулся на перекрестке на столб светофора. Теперь направо, второе здание. На поперечной улице ветер меньше.
   Вот, похоже, и садик перед домом - я нащупал резную ограду высотой до колена. Нужно держаться ее метров пятьдесят, потом направо к дверям...
   Предательская коряга подставила подножку, я перевалился через перила, трава смягчила удар. Но обо что-то я все же порезался, это я ощутил явно.
   Очень странное чувство, когда ничего не видишь: вестибулярный аппарат не может уравновесить тело в пространстве, а тут еще все свистит и воет со всех сторон. Даже пластиковая бутылка, которая бьет в бок с огромной силой, впивается в незащищенное тело не хуже чем пуля.
   О, ужас! Я потерял свои ориентиры. Вокруг я ни узнаю привычных предметов! Трава, грязь, стекло, яма, еще какой-то мусор. Нет мне явно в другую сторону. Где же молния! Хоть она осветила бы! Правда и от нее теперь толку не много, если невозможно даже глаз раскрыть!
   Но вот чудо, я нащупал резные перила ограждения. Это мое спасение. Быстро перебирая металлические прутья руками, я пополз в том направлении, которое посчитал правильным. Пусть бы оно было правильным! Наконец уткнулся в каменную стену. Это крыльцо! Вот и ступеньки.
   Я не сразу смог подобраться к двери; пыльный кулак ветра дважды сбрасывал меня с крыльца. Но я настырный - а там за дверью мое спасение. По уступам, цепляясь за перила, я пополз вновь наверх. Ступенька, вторая, третья... Ветер хотел играть, он сам швырнул меня, пригвоздив к дверям.
   Особых усилий стоило открыть заклинившую дверь, но вот я внутри. И здесь мир невидим, но ноги чувствуют твердый пол, а вокруг штиль и покой. В изнеможении я упал на четвереньки, захлебываясь диким лающим кашлем. Жгло расцарапанное лицо и руки.
   Ничего! Главное, теперь я спасен! Теперь мне наверх, к семье!..
   Не успел я отдышаться, как за спиной с грохотом отварилась дверь. Не иначе, ад позвал меня обратно! Воющая бездна начала засасывать в себя все, что находится в фойе здания. Стены и предметы задрожали. Но я так не сдамся! Царапая пол, воздух, я нащупал металлический шест, прочно влитой в пол, и намертво вцепился в него.
   Дверь с еще большим грохотом захлопнулась. Ха! Я же говорю, меня так просто не возьмешь!
   Случайно подвернулся арматурный прут. Я продернул его в ручку двери. Ручка слабая, при очередном сильном порыве может не удержать, оторваться, но инстинкт жертвы действует молниеносно, даже не надо думать об этом. Наткнулся животом на стол. Видимо, я сунулся в нишу напротив стойки администратора. Быстро опрокинул его и тоже подтянул к проему.
   А там, снаружи стихия уже рвет в клочья легкие жестяные машины, сталкивая их друг с другом...
   А я спасен?!! Дома?!! В минуту наступившего облегчения, здесь в тиши начали приходить в голову мысли. Мыкаясь от стены к стене, меня изнутри пробило молнией, острым ударом от головы до сердца. Это не то здание! Я не там! Боже! Что за напасть! Я же помню, слева сразу за дверями лестница! А здесь стена! Нет прохода! Угол! Ведра, куча мусора... Вот я нащупал колонну, которой и в помине не должно быть! Здесь все не так! Это не тот дом!!!
   Раскатистый гул во внешней среде заглушил собой прежнюю какофонию звуков, больно отразился на ушных перепонках. Стены здания задребезжали, застонали. Пол под ногами пошел в сторону, потом резко обратно. Устоять не было возможности. Ноги оторвались от пола, рукам не за что держаться, я на целую вечность завис в черной безликой пустоте. Вторая вечная секунда - рокочущий лай ворвался через маленькое окошко белыми языками пламени. Все вокруг заплясало в ритме танго, ударяя меня то слева, то справа: стул, стол, бумага, перила...
   Боже! Ухватиться бы за что-нибудь!
   Меня принял твердый матрас. От него много пыли, запах паленого.
   Ужасный гул, свист.
   Мгновение - и диван скинул меня, а потом накрыл сверху...
   Снова тьма...
   В голове тьма. Слились все звуки, запахи, ощущения...
   Боже! Не уже ли ...
   Вот теперь мне по-настоящему страшно...
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"