Подключившись, видео-клиент услужливо высветил ближайшие дни рождения. Я закрыл назойливое окошко и пробежался взглядом по контакт-листу. Народу было немало для половины первого ночи. Но болтать ни с кем не хотелось.
Я сонно потёр веки и свернул программу. Если уж убивать время, то с пользой. Например поискать квартиру в районе поприятней. Или работу - с зарплатой поприятней...
Несколько секунд поразмышляв, я начал вбивать в поисковике "сниму квартиру в..." Но закончить не успел - трей замигал входящим звонком.
Я вздохнул, обречённо кликнул по значку в виде телефонной трубки. Развернулся прямоугольник окна, явив озабоченную физиономию друга Сани.
- Привет, Влад, - выпалил он. - Ты давно в сети?
- Привет. Да вот минут пять как.
- Напоминалка дней рождений выскакивала?
- Да, - озадаченно ответил я.
- Не заметил ничего такого?
Выражение лица друга мне совсем не нравилось. Это была не озабоченность. Тревога. Губы сжаты, взгляд сосредоточенный, и глаза раскрыты немного шире, чем обычно - а обычно он любитель покорчить из себя "умного" с эдаким задумчивым прищуром.
- Дружище, ты чего? - не выдержал я.
- Влад, в напоминалке высветилось, что сегодня днюха у Вадима!
- Да ты что? - обрадовался я. - Он вписал в визитку дату рождения?
Наш замечательный друг Вадим никогда не праздновал дней рождений, и никто не знал, сколько ему лет. Закон ведь позволяет даже в паспорте не указывать дату рождения, да и в любом другом документе тоже. Хотя конечно же информация имелась в паспортном столе, в полиции и Министерстве разрегистрации. И по требованию выдавалась интересующимся по специальному разрешению - ну, например, работодателю гражданина...
Удивляться нечему - такая скрытность давно стала нормой. Некоторые даже добровольно шли в Центр памяти и стирали информацию об этом злополучном дне и количестве прожитых лет. Прописная истина в действии: меньше знаешь - крепче спишь.
Признаться, я и сам хотел сходить туда лет через двадцать...
Тут-то меня и прошиб холодок. Лоб немедленно взмок.
- Саня, сколько ему? И когда?
- Сто. Сегодня.
- ... твою мать! - вырвалось. - Выходит дату он прописал незадолго до того, как мы с тобой вошли в сеть? Иначе ты бы ещё вчера заметил.
- Угу. Не любит уходить по-английски.
Грустная улыбка Сани пробрала до мурашек по спине - холодных мурашек с липкими влажными ножками.
- Я уже звонил ему, - продолжал Саня, - звонил жене... Настя сейчас обзванивает всех знакомых, родственников. Вадима нигде нет. Она, кстати, тоже в шоке. Ничего не знала. Детям, понятное дело, не говорила.
- Надо же, он на тридцать лет старше меня, - ляпнул я невпопад.
- И на тридцать пять меня... Что делать будем?
- Во сколько он родился?
- Откуда мне знать? - удивился Саня.
- Да, действительно, - вздохнул я. - Будем надеяться, что хотя бы не с утра. Нужно найти его. Он не должен уходить так... Это его право, конечно, но он не должен быть один в этот момент... - Я замолчал, где-то в груди всколыхнулось сомнение, нервно подёргивая крылышками. Спросил неуверенно: - Или должен?
- Кто знает, - неопределённо ответил Саня, - но я эгоист и не хочу даже предполагать, что больше не увижу друга. Это нужно мне. И тебе, я вижу, тоже.
Я только кивнул. Сомнение не давало покоя - уже отчаянно и часто взмахивало крыльями, ударялось раз за разом о грудную клетку.
Нельзя лезть в чужую жизнь. Нельзя. Но ведь жена-то имеет право! - тут же подсказало лазейку сознание. Ведь она и есть его жизнь. А значит разыскивая Вадима, мы помогаем ей.
Я поделился мыслью с другом.
- Ты прав, - ободряюще заключил Саня. - Подключаемся к поискам. Я еду к нему на работу, а ты пройдись местам, где вы с ним любите бывать... голубки...
Вечно это дитё обижается на нас, когда не берём его в свою песочницу. Но так уж сложилось. Вадим мне словно брат... А Саня просто друг. Хороший и надёжный, но друг.
Он отключился, а я ещё некоторое время просидел, бессмысленно глядя на матовую поверхность Сатурна - на рабочий стол транслировалось изображение с веб-камеры на орбите планеты.
И пошёл одеваться.
В десять утра, помятый и вонючий от застоявшегося пота, я приплёлся домой. Разделся, бросил одежду в стиралку и влез в душ. Два раза порывался заснуть стоя - чудом не упал...
Вадима нигде не было.
Я обошёл все озёра в центральном парке, со страхом заглядывал чуть ли не под каждый куст, пробежался по набережным и мостам, осчастливил своим присутствием все ночные бары, которые мы с Вадимом облюбовали. Потом даже взял такси и слетал к нему на дачу, обошёл соседей - которых знал и которых не знал...
Прочесал вдоль и поперёк близлежащие посадки.
Меня два раза хотели ограбить, а один - по-моему даже изнасиловать. Спасли быстрые ноги: в школе и институте первенство города всегда было за мной.
Нужно было срочно поспать. Хотя бы час. Я сделал всё, что мог. Узнать бы только, как дела у остальных.
Список контактов видеофона долго не хотел фокусироваться, и я напрягал свои воспалённые глаза так, что казалось, они вылезут и сами будут нажимать на кнопки дисплея.
Такой же красноглазый и нервный, Саня ответил незамедлительно. Дал краткий отчёт: нет, не дозвонились; нет, не нашли; нет; нет; нет...
В сон я провалился мгновенно. Мне приснился мой День Рождения. Было много гостей и подарков. Было весело и шумно. Был огромный торт с неимоверным количеством свечей. Я силился их пересчитать, но где-то на восьмидесяти пяти сбивался и начинал заново. Все улыбались и терпеливо ждали. И только Вадим сидел, потупившись в пол.
Затем он поднял взгляд и зло сказал:
- Прекрати. Ты ведь знаешь, что их сто.
Смысл его слов мгновенно дошёл до сознания, но ужаснуться я не успел - в дверь позвонили. Звонили долго, настойчиво, успокаиваться не желали.
Я зло поднялся из-за стола, попросил Саню нарезать торт и пошёл встречать незваных гостей...
...Проснулся. Звонок продолжал наяривать. Я вскочил, моля всех богов человечества, чтобы это был наш несчастный именинник. Но одного взгляда в окно хватило, чтобы понять: я продрых часов восемь-девять. Вадима скорее всего уже не было...
Халат долго упрямился, пряча от меня дыру правого рукава. Наконец я справился, завязал пояс и побежал к двери.
На пороге стояли двое. В дорогих, с иголочки костюмах, белоснежных рубашках и чёрных галстуках. Один низенький - мне по грудь, другой высокий - я ему по подбородок. Низенький был худощав, высокий - полон, лицо его лоснилось жиром.
Коротышка протянул какую-то карточку. Я ознакомился: удостоверение инспектора розыска Министерства разрегистрации.
Бред какой-то. Что за розыск?
- Можно войти? - спросил толстяк.
Я провёл их в гостиную, предварительно заставив разуться. Ни чаю, ни кофе не предложил. Они недовольно нахмурились, но ничего не сказали.
Мелочь, но как приятно!
Маленький словно уловил ход моих мыслей, горестно вздохнул и сказал:
- Я Юрий Борисович...
- Я видел...
- ...а это, - он указал на коллегу, - Борис Аркадьевич. Мы действительно из министерства. Действительно разыскиваем...
Коротышка замолчал, явно подбирая слово...
- Кого? - подогнал его я.
Инспектор прокашлялся.
- Разрегистрированных.
Я ужаснулся.
- Так что... трупа Вадима до сих пор не нашли?
- Э-э-э... нет. Вадим, несмотря на то, что родился сегодня в полпервого ночи, ещё жив.
Новость не укладывалась в голове. Новость взорвала мозг и разогнала сердце безумной радостью: Вадим жив. Почему, по какой причине - неважно. Главное жив. Эмоции отразились на моём лице и тут же своеобразно спроецировались на физиономии гостей. Они хмурились.
- Я вижу, вы рады за друга, - грустно отметил большой Борис Аркадьевич. - Но ведь, простите, перед смертью не надышишься. Мы обязаны найти вашего друга и... кхм... умертвить. Вы ведь учили историю. Знаете, что было девятьсот лет назад, спустя тысячелетие после обретения людьми долголетия... Перенаселение, голод... Ужасное время...
Угу, знаю, идиот! Это курс истории за пятый класс... Но что ты сказал?.. "Умертвить"?
Мне стоило огромного труда сдержать себя и не впечатать пятку в наглую харю Бориса Аркадьевича. Положение было самое удобное - он сидел, я стоял...
- Мы сразу хотим вас предупредить, - продолжил мелкий Юрий Борисович, - что после нашего разговора вы обязаны посетить Центр памяти, где вам сотрут воспоминания о том, что вы сейчас узнали. Я думаю, вы прекрасно понимаете, что вся эта история не должна выйти за пределы вашей квартиры... Направление я оставил в прихожей на тумбочке.
Но я не мог сосредоточится на том, что говорил сотрудник самой ненавистной государственной структуры. Смотрел на его мерзкое лицо и хотел в него плюнуть всей той дрянью, что накопилась в моей душе за последние сутки. Страх, потрясение, усталость, боль - всю прошедшую ночь. Даже радость от того, что Вадим жив... И особенно безнадёгу от того, что он умрёт...
Чтоб ты убился с разбегу, сволочь долголетняя!
Ходят слухи, что Министр разрегистрации - современник тех самых событий, о которых рассказывают в пятом классе на уроках истории. Потому что мол не должно человечество забывать, какой ужас тогда пережило. Только твёрдой и закалённой рукой, хозяин которой заглянул в ту пропасть, можно подписывать свидетельства о смерти - то есть "разрегистрировать граждан".
Прочим сотрудникам - таким вот юриям борисовичам и борисам аркадьевичам - тоже, говорят, перепадает от работы в Министерстве. Они живут то ли по сто пятьдесят, то ли по двести лет.
- Что вам надо? - спросил я коротышку.
- Да всё то же, что обычно спрашивают при пропаже человека, - пожал плечами тот. - Расскажите всё, что вам известно о друге. Ну, хотя бы его любимые места.
Я показал, где пришивается рукав:
- Идите-ка вы, господа МакКлауды! Не скажу я ничего. И это законно.
Юрий Борисович поиграл желваками, скривив губы в злобной гримасе, порывисто поднялся.
- Ваше право, - буркнул он, - но потом, если что, не обижайтесь. Пойдёмте, Борис Аркадьевич.
Незваные быстро направились к выходу. Хлопнула входная дверь. Я вздохнул, опустился на диван и закрыл лицо руками.
Через пару минут вновь щёлкнул дверной замок. Я вскочил. Лишь несколько человек могли открыть двери моей квартиры. Брат с сестрой и Саня с Вадимом. Больше никого замок не пускал.
Задумчиво вертя бутылку пива, в комнату вошёл Вадим. Во второй руке он держал увесистый пакет, по очертаниям которого можно было догадаться, что разговор у нас будет долгим.
Именинник рассеянно улыбнулся:
- Присядем на дорожку?
___
Сигаретный дым клубился под потолком. Из колонок лилось что-то очень старое и красивое. На кофейном столике сгрудились десять пивных бутылок. Четыре уже были пусты, ещё две стояли откупоренные и начатые. Лежала мятая газета с тремя сушёными рыбинами и горой из костей и хвостов...
- Не может быть, чтобы ты ходил в Центр памяти, - недоверчиво сказал я, затянувшись. - Ты же... сильный.
- Смерти все боятся, - вздохнул Вадим. - Но это неважно. Я пошёл стереть воспоминание о дате рождения. И получилось. Но через год я всё вспомнил, представляешь? Суеверие взяло верх, и я махнул рукой - мол, не судьба. Вчера весь вечер шарился по инету, заполняя визитки везде, где наследил: сайты фотографий, форумы, различные болталки. Пусть знает народ, что меня больше нет, не обижается, если я не отвечаю на письмо, например... А когда подошло время, быстро смылся в центральный парк на озеро. Не хотел, чтоб жена дома меня нашла... или, ещё хуже, кто-то из детей... Но наступило время моего рождения, а я всё так же сидел и смотрел на лунную дорожку... И тут-то меня прошибло... Отчего мы умираем? От того, что ещё при рождении нам в мозг закладывают программу: по истечении ста лет отключиться. И мозг это делает, отключается. А тогда в Центре памяти у них видать что-то глюкнуло. И вместо одной информации мне затёрли другую - вот эту самую программу... Ведь обе процедуры связаны с датой рождения...
Вадим помолчал. Отодрал со спины рыбины кусок мяса и с наслаждением отправил в рот. Запил пивом. Посмотрел на меня.
- А потом я бродил по городу...
- Вадим... - начал было я.
- Убегать не буду! - почти выкрикнул он, угадав мои мысли. И, уже мягче, продолжил: - Найдут. К своим не пойду - очень больно. Но моя боль ладно. А их такой боли подвергать... Лучше так... вдали от глаз... легче должно быть...
Я молчал. Хотелось что-то сказать: ободряющее, решительное, предложить что-нибудь обнадёживающее и правдоподобное. Но все слова перепутались и застряли где-то глубоко. Даже не знаю где.
Сказал Вадим. Как раз таким ободряющим тоном.
- Да ладно, брат, не кисни. Я ведь прожил на целый день больше.
И сразу тренькнул дверной звонок. Неуверенно, даже жалобно. Замолк и надрывно зазвонил снова...