Баллада о минувшей грозе 

                      I
 
Вечерний сумрак среди дня,
Степи грозящее молчанье,
Тревога чуткого коня,
Его хозяина ворчанье: 

"Перед войной, после тюрьмы, - 
Попал туда за хулиганку, - 
Среди такой вот тоже тьмы 
Шагали мы. Стояли танки. 

И тоже дождик начинал, -  
У них горючее отстало, - 
И немец скоро показал, 
Как этих танков у нас мало".  

Через дорогу покатил,
Взметнулся с пылью ком колючий -
Уже не слушаясь удил,
Рванули лошади от тучи.

Она на небо налегла,
Замедлив всякое движенье,
А загустившаяся мгла
Давила нервы напряженьем. 

"Под Севастополем взят в плен.
Хоть и морская, но пехота.
И тоже лагерь, тот же хрен. 
Мог рассказать, да неохота.

А руководство, бросив нас, - 
Плавсредств на всех-то не хватило, -  
Стараясь выполнить приказ 
Об отступлении, уплыло". 

Болтало старенький рыдван -
Скрипели рёбра рамы хлипко.
Гром дальний ахнул в барабан
И ветер в ивах взвизгнул скрипкой.

Храп перепуганных коней,
Звон сбруи, топот и бряцанье...
А впереди еще сильней
Зарниц короткое мерцанье.

Кнут, ругань, дёрганье удил...
Но ветер снова затаился.
Всё стало чёрным впереди,
И миг последний долго длился.

                      II

Вдруг - свет и будто даже крик,
Звон, грохот града! Это ж надо...
Я к встряскам в общем-то привык,
Но посреди такого ада... 

"За Эльбой бомбовый завод. 
Контроль и лютая охрана, 
Но стал наглее пленный сброд... 
И бомбы стали рваться рано. 

Дознались. Вывели его 
И стали вешать перед строем,   
Но артналёт... От берегов 
Плыл труп погибшего героя".   

Ух, землю молния клюёт!
Как будто трос горит колючий.
А сверху рушится - не льёт,
И с каждым мигом туча круче...

Держать нам бьющихся коней,
Стоять, подставив ливню спины.
Я прячу голову. По ней 
Град бьёт с размаха, как дубиной.

"Но не судьба была, не смерть: 
Дважды повешенный не тонет.
Проплыть под взрывами суметь, 
И ни один его не тронет!.. 

Очнулся - чёрный смотрит чёрт, 
Смеётся белыми зубами.
Разведчик-негр волочёт 
И разговаривает с вами..."    

Рвёт ветер шкуру с нас долой.
Одежда коркой облегает.
Хозяин, вымокший и злой
На Бога, матерно ругает

Меня, коней и Божью мать,
Погоду, климат и телегу,
Нашел брезент, стал поднимать...
А града выпало, как снегу. 

С конями справились. Потом
Пытались ехать. Грязь такая...
Вверху "гремят стальным листом"
Почти без пауз, не смолкая.

               III

Густой репей ещё хлебал
В ложбине мутные потоки,
Но стихло. Мокрые хлеба
Плашмя лежали вдоль дороги. 

"А дома лагерь был опять.
Не пионерский - не то слово, 
Но нам ли, русским, привыкать?  
И там, и там - везде хреново. 

Потом нашлась медаль ему 
За Севастополь этот самый, 
Чтоб показать её кому, 
И, важно, успокоить маму..."   

А на колёса липла грязь.
Босые мы шагали рядом.
Хозяин, не угомонясь, 
Ругал "немецкие снаряды..."

Слегка разветренная мгла
Холодным маревом сочилась.
Дорога дальше пролегла,
Как ни чего и не случилось.

А я, прикинув на себя
Судьбу нелёгкую чужую, 
Шагал, вздыхал и знал, скорбя, 
Что даже словом не рискую.  

Оплачен ими наш покой.
Взаймы и время грома дали.
Я только искренней строкой
Могу ценить его медали. 

Одна обычная из гроз,
Которых тьма в начале лета.
Стал падать в колеи навоз.
Вожжа опять не так продета...

Но мне, я понял, не забыть,
Как сверху молнии свисали,
Как кони рвались на дыбы
И как мы головы спасали.

Растаял град, ушел в траву
И плечи вроде не болели...
Теперь, я чувствую, живу
И существую в самом деле!

                ***