В этот раз я тоже открыл глаза. Думаю, делать это мне, вряд ли, когда-нибудь надоест. ...Палата больничная. На четырех кроватях спят под одинаковыми клетчатыми - синими и зелеными - одеялами. Еще одна постель неаккуратно заправлена. На шестой я - у запотевшего окна. За ним - холодное розовое небо утра и тополя в ржавых осенних подпалинах. Ветер треплет верхушки. Из щели в раме дует. Под подоконником, - заложенная доской, чтобы сонный или беспамятный не обжёгся, - горячая батарея. Затопили. Значит, первое уже? Хотя в больницах и раньше начинают... Какое же число?
...Скрипит-открывается нагло дверь - кто-то, громыхая, входит... задом. Вижу только костыли и пижамную спину. Фигуре явно не хватает одной ноги. Вместо нее - ясная пустота. Голова - за дверью, осторожно высматривает кого-то. Человек прячется. "Э,.. - пытаюсь спросить я. - Какое сегодня число"? Он уже весь здесь. Стрельнув глазами по палате, прячет бутылку из-за пазухи в штаны. Незнакомое морщинистое лицо. Мутно смотрит на меня:
- Ночью писатель умер... у вас? - и кивает на пустую кровать.
Хотел я плечами пожать, но не получилось - больно... Губы раздираю:
- Не знаю, - говорю шёпотом. - Я только поступил.
Говорю тихо не потому, что боюсь кого разбудить - он же не разбудил? - а не могу, оказывается, громко... Он еще смотрит на пустующую постель, на меня и жмет плечами, поднятыми подмышечниками костылей. У него получается... А я спросил про число?
- Закурить... - просит почему-то недовольно. - Есть?
Я медленно моргаю-соображаю: есть ли? Не знаю.
- Не знаю, - говорю. Повисает неприятная тишина.
- Понавезут чокнутых, - бурчит он отвернувшись и с прежним громыханием удаляется - откуда пришел. Впрочем, дверь не прикрыл - из коридора слышно: кто-то его остановил там и отчитывает шепотом. Дверь медленно приоткрывается шире, дурной голос слышится еще громче: - ...Так подъем уже! Николавна, ты... зря.
Она быстро вошла и плотно прикрыла дверь. Блондинка... в белом, легком, приталенном. Смотрит на ручные часы. Хорошенькая... Фея больничная.
- Подъем, ребятки, подъем! - говорит утренним, новеньким каким-то, голосом. - Температурку мерить... - В руке у нее стаканчик с термометрами. На меня смотрит, подходит. Трогает тонкой ладошкой лоб. - Как себя чувствуешь? ...Болит голова, тошнит?
- Да нет, - говорю и хлопаю глазами.
- Ну и прекрасно... - Улыбается. Быстрые карие глаза подведены слегка. - Тебе укол недавно сделали. - Сует мне под левую - ближнюю к ней, дальнюю от батареи - подмышку холодную стекляшку термометра. - Не вырони... Прижал? - Отходит к соседу, что в ногах. - Ребя-ятки!.. Подъем. - Никто не шевелится. Один, дальний самый, завозился - голову укрыл - и все. - А кто это у нас, - иронизирует она подбоченившись, - вчера телевизор после отбоя смотрел, а?.. А кто это возмущался?
Наблюдаю за феей отстранено, будто не здесь нахожусь. Слушаю бодрые слова, улыбки ее фиксирую... Тот, на дальней кровати, выпрастывает из-под одеяла сначала один глаз и голую волосатую руку - за термометром тянется. Потом зевает и заспанно улыбается:
- Чё кричишь... Сама досмотрела?
- Когда?.. - Она обходит и сует градусники остальным. - Вот, еще лежачего привезли, - на меня кивает, - принимала...
Волосатый в мою сторону смотрит, взглядами встречаемся.
- Привет, - говорит и подмигивает. - С прибытием! Как дразнят? А... Меня Саня. ...А у нас еще Борис есть. - Смотрит мне за голову: там тоже кровать. - Борька?! - зовет. Там молчат. - Борька, черт!.. "Вставай" пришла. Эй! Кончай ночевать...
Там заворочались, но я не могу повернуть голову.
- Чё орешь, ...кат, - звучит невнятно через смачный зевок. - Ольчик, привет! "Витаминку - аскорбинку" с тебя... С глюкозой!
Просыпаются остальные. Постепенно знакомимся. Галдеж: завтрак начинается. Кто-то еще не умылся. Где ты, волшебная утренняя тишина?.. Уходя, Фея-Оля внушает мне, что вставать категорически нельзя! Хотя бы первую неделю... Ого! - "первую"? ...Может быть кровоизлияние, может... Да что угодно! Дурачком же не хочешь стать? Все, что потребуется - под кроватью... Няни вынесут. "Достанешь"? Тянется ногой и пододвигает ближе чиркнувшее по полу. Да-а... После завтрака - мне его принесут - какая-то Света "старшая" заступает. "До свидания" ...через два дня. ...Начался мой первый больничный день.
2
У заросшей обочины тропы - "шевеление"... Белые крошечные "хихикалы"! Притаились под желтеющим кустком здешних ветвистых фиалок: слушают, насмешливо шепчась, как соловей "гукает" почему-то. Устал, что ли?.. Но это, оказывается, "горько звучало" простое Гукало: Оно лишь негодовало на засилье "распустившихся вконец" певцов в месте общих концертов. Откуда днем соловьи? Не смешите. Да и осень... Я машинально шуганул их и побрел дальше. Они с восторженным писком и визгом разлетелись. Белые крылышки, будто подхваченные ветром, унесли их куда-то... "в неведомую даль"? Мне неведомую. Даже гукало досадливо замолкло. На плечо тут же села муха. Шустрая такая - лапки потирает ехидно. А... Знаю. Людмилкой зовут. Моя старая знакомая - "по темному прошлому" - шутит она, когда в духе. Тоже проводила их угрюмым взглядом:
- Жаловаться полетели... Между прочим.
- А? - переспросил я и сделал вид, что только сейчас заметил ее. Скосил на тощую фигурку глаза. - Привет. Чего ты?..
- Потом узнаешь... - Она и не подумала повторить предупреждение, но голос повысила: - И не ори! Шуму, ветру от вас... Не дыши на меня!
- Ты что так ворчишь, мать? - говорю, выдыхая в сторону. Она задумчиво перебирала задними лапками и не отвечала. Но что-то ей от меня было нужно, иначе бы не сидела тут... Я помолчал, притворившись обиженным, но скрывающим это. То, что глотаю обиду, должно ей понравиться. - Какие новости? - спрашиваю. - Как с питанием?
- Э... - Она недовольно шевельнула крыльями. - Какое теперь питание... Зима скоро. Нектар весь собрали. Тебя-то сколько не было... - Помолчала. Я больше не торопил, шел себе. Людмилка перелетела на другое плечо. Пожужжала саркастически и усмехнулась: - У Гукалы опять конечно мальки повывелись и тут же, естественно, седьмой зуб разболелся! Как всегда, когда не надо... Октава теперь не та, все. Только тон портит... Слышал же? Отец одиночка... - Зазеленила глаза перламутром и на меня странно взглянула. - Двенадцать Леокадий пропала...
- Иди ты?! - Моя изумленная рожа в ее выпуклых зенках два раза искаженно повторилась, как в кривом зеркале. - Вот это... да-а. - Я даже головой, забывшись, покрутил. - Эх, а во дворце-то... что? Теперь же... Не пустят?
Людмилка только неприязненно хихикнула. Ну совсем, как - эти - "белокрылые"... дурехи.
- Во дворце, парень, тоже дела... - Вздохнула горько. - Бешеный Огурец совсем, гад, свихнулся: Носится, как сумасшедший, по портретам - Леокадий, видишь ли, ищет... Плачет, причитает, зовет! Будто ему одному только принцесса нужна... Будто никому больше дела до нее нет... - Людмилка толи всхлипнула, толи голос просто дрогнул. - ...А где она, бедолага наша, теперь? Э-э... То-то. Никто не скажет. Даже я. Да-а... - В небо, на Край Света тревожно покосилась, на Обрыв. - Может, уже у серых давно - в темноты ударилась. Пока мы тут...
- А кто ж правит?
- Да кто. Обезьян старый... Кто ж еще? - Муха чуть зуд свой приглушила. - Старым его теперь не называй... Жениться, говорят, хочет. Ч-черт! Старый болван... Прости Гос-споди душу грешную...
- Стой! - прервал я. И сам стал - озираюсь: - Где дорога-то?
- Ага?!.. - Людмилка опять злорадно зазеленила глаза свои лупатые. - Дошло наконец? Ну, слава Богу... - От возбуждения она даже в воздух поднялась с переворотом. - Умник... Тебе о чем толкуют?
- Не по-онял... - Башкой кручу: - На что намекаешь, зуда, а?.. Иди - умойся. Я что, первый раз прихожу? - возглас мой все же сник. - Ну, Ее высочества нет - так ты рекомендуй... Я же теперь помочь могу!?
- Не ори, - отрезала она грозно. - И так всем слышно... Я тебя не виноватила! - Нервно кувыркнувшись в полете, снова присела мне на воротник, ближе к уху. - Фу, серы-то накопил! Грязнуля. А еще возникает... - Ее там было не видно - только ругань: - "Сонное царство" ему... А под ноги глядеть?.. Вояка! "Помощнички"... - Потом голос у нее сел совсем. Зашептала хрипло: - Старики теперь не хотят тебя ко двору пускать! Не видишь? Домой ступай и жди... Прояснится. Месяцами не бывают, а потом возмуща-аются, не верят!.. Вон бушуй к темнотам своим. Ты их лю-юбишь... У них, говорят, превентивные аресты и умерщвления теперь... Пенитенциарная система, видишь ли... не справляется. Только Седого своего сейчас сюда тоже не веди! Надоели беженцы эти психованные... "Скоро самим жрать будет нечего"! - ее едва слышно стало. - Зу-зу-зу - Только постное им да серое! Предстоятели"...
Препираемся так, отношения вроде проясняем, а громадный полуоблетевший клен, как стоял на месте, в двух шагах от тропы, так и стоит! Га-ад... А я уж сколько с ней все шагаю... И ветер - навстречу! Листья с него так и сыплются... Дорога, прямо на глазах, - горбится, топорщится, - на мелкие тропочки разветвляется. А те - сразу в стороны и назад загибаются. Понятно... Моста-то так и не видно. Ну ничуть, нигде! Бор сосновый, ручей вон опять, развалины...
- Кто это делает? - спрашиваю зло. - Калерия-кавалерия? "Пиковая дама". Тетушка-породушка... Снова взялась? Такой момент... - Сошел с тропы - ветер стих. - Ах, ты... Зараза старая. Ведьма... Что молчишь, померла? Прям - испугались ее...
Без ответа. Я скосил глаза на воротник, даже подтянул его - нет Людмилы! Та-ак... И эта сгинула. Значит - точно... Я язык прикусил. "Испугались - не испугались: ведьма... Елки... А что же делать?" Как был из дома - в тапочках, в трико - так и стоял под деревом в лесу с пустыми руками. В полушаге от Вечного Каменного Моста... Только - где он? Правда, не холодно. ...Возвращаться домой, - в осточертевшую одинокую постель... - ну очень не хотелось: тут ведь такое скоро может начаться! Бегать - "мозгой шевелить" - замучаешься. А пока вернешься... Смотрю - за тропой, поодаль, меж деревьев - свежеструганная высоченная перекладина... На виселицу похожа - ждет. Ясно. "Что девка красна". Лео наша пропала, вот что... Опустился на корточки, спиной к клену притулился и думаю...
3
Ну, думаю, подремлю под дождичек... Ага! Сейчас. "Дз-зынь" - в дверь. Разве ж дадут? ...Сосед Иван. Телевизор, спрашивает, работает, нормально? У него рябит, и все!.. Включаю свой - да, рябит. Пробуем регулировать - тишина бьет... Двенадцать раз... - значит - полночь? Иван ушел - я к окну, а та-ам!.. Фонари будто залило. Темнотища...
Вчера у "Газоаппарата" иду - в частных домах ни огонька. Первый час. Вдруг крик - в голос! Близко... кусты затрещали, топот... Женщина кричит-плачет. Успокоиться просит? Ну да... - все спокойны. Рядом воинская часть. Может, солдат какую-нибудь "уговаривает"? Сейчас. Успокоится он... Опять кричит. Ч-черт бы по вас... Бегу. Возле бесконечного заводского забора - тоскливого, как ожидания сумасшедшего - в одном месте колючие высокие кусты. За ними тропочка. Я - туда. Через трамвайные рельсы, через... какую-то проволоку - Ух! ...Она к стене прижата. Колени подогнула, его руки отцеплять пытается... Высокий бородатый мужичина, гражданский.
...Мне бы что-нибудь заорать для неожиданности: "Взвод - справа, танки - слева!..", а я тоже - отцеплять... Лыцарь. Сразу и получил по нюху. ...Сам долбанул его. Но, наверно, мало... Зато, он ее бросил - на меня растопырился. Пьяный. А здоро-овый... Змей, выше меня. Клешни-то прими, зараза! Но... - пьяный-пьяный, - а я к нему, промахнувшись, в охапку попадаю: сдавил, бык - не дохнуть. Зато он... Водярой пыхтит на меня и дрянью какой-то горячей... Рычит. Руки - кольцом и сдавливает. Жутко стало. Ввязался, твою мать... Ка-ак я завозился! По-настоящему. ...Головой - тоже в пятак ему, в хавку бородатую! Потом лбом - в живот, и колени подсек. Он сел. Ну, я ему - за все хорошее и от сердца - ботинком...
Сильно получилось. Ясный день... Он - брык - готов. Тут крик возобновился. ...Не понял? Смотрю на нее. Это, оказывается, в мой адрес... К нему кинулась - трясет, пульс щупает! Муж, что ли? ...Мне не обидно: Из носа покапало, высморкался и все. Ну, пуговку оторвал. Но в душе как-то... "Что ж такое"? Её б... назвал сортирной. ...Часто со мной так - случится что-то - думаю, должен бы переживать, а не чувствую ничего, спокоен. А иногда, - странно, - по пустякам...
Дергаюсь - телефон зазвонил. Очнулся, трубку хватаю: О н а?!
- Слушаю...
- Сосок, ты... - И дальше - мат: Так, мол, тебя и так! Туда-то, таких и туда-то... Голос детский. Почти... Ведь столь изысканно ребенок не сформулирует? И интонации искренние: - Скучно с тобой, сосок! Поговорить не о чем. Ну тебя к... Чмо в ботах. - Пи-пи-пи... Поговорили. Как воды напились. ...Это юмор?
..."Пи-пи-пи"! - откуда-то опять. Открываю глаза - это телевизор - зуммер и мигающая надпись: "Не забудьте выключить телевизор! Не забудьте выключить"... Выключил - не ори. ...Пошел я спать. Может, хорошее что приснится?.. Жди.
...Проснулся одетым. Постель не разбирал. Несколько желтых кленовых листьев на скомканном одеяле. Тапок что-то нет... Мать в Москве. Отпуска моего еще две недели... Пошел за почтой. Вместе с газетой - пакет: работу вернули. Не везет. Сопроводиловки я обычно читаю, хоть и не верю им. Теперь тоже не расстроился особенно, но, когда за стол сел, всю эту макулатуру разложил перед собой - понял: все, не возьмусь больше! Во всяком случае - долго.
...Сидел у телефона, лицом к окну. За тюлевыми занавесками лип к стеклу предпоследний день октября. Утро, вечер? Не поймешь - сумрак. Дождь опять начался... Зеваю. Мать должна приехать: может, завтра... На день, на два? Убраться бы... Книги и папки на полках, на привычных местах. Их давно не трогали. Теперь и подавно... Колонки, пыльная крышка магнитофона, кипа компактов под самым потолком. Можно пыль стереть. Можно и не стирать...
Видно, привычная надежда остается и не дает настоящей тоске накатить. Мол, - ладно-ладно! - не вечер. Я такое нарисую! Что вы... Но сколько можно? Практика, практика - Критерий. Так что - сиди... Никогда не думал, что разочаровываться в себе буду так спокойно... Ну, не "на стенку лезть", а все же. Все-таки странность: Ведь любить себя полагается, в возможности свои верить, а тут? Самое сильное - это некоторое неудовольствие. А бессмыслица любого дела очевидна.
...Холод собачий. Батареи ледяные опять. То затопят, то... Дома сижу, мерзну, как дурак. Ну и отпуск! В телевизор уткнусь и все. Ничего читать не могу - не лезет... Сосед опять приходил, - пьяненький - говорит, телевизор сам, гад, стал включаться! Как так может? Нет-нет, потом - глядишь - работает... И не забывал я его! Новинка?.. Мастера вызывал - смеется. Пятерку взял за вызов. А теперь радио - та же история! ...Не шутит. Боится: "Может, крыша поехала? Шибанулся? От пьянки"... И в глаза смотрит: "У самого-то, как? Может, все же - новинка"? Хорошо - телефон зазвонил, я - к трубке... Иван ушел, не дождался. Что ему скажешь... Правду? Точно, решит, крыша у парня течет... "Не "новинка" тут, а Людмилка"... Она это. Только промахнулась мал-мал: не в ту дверь "запулила", в соседа попало... Что ей-таки нужно? " Але? Громче! Вас"...
4
Жди - не жди, а идти конечно надо. И - прямо сейчас... Пока это еще не так опасно. Обнаружат пропажу - ясно козе - "Большой Бах бабах!" предстоит, и начнется... "Неохота молодым, - во сне, - помереть?" Теперь же, если кто и увидит из зрячих мирян, - примут за добытчика или послушника, "тяжелый" воздух из убежищ "самоотверженно" посланного вручную откачивать - в пустыню...
- Ну, сегодня ты Алекс. Вчера был Метиллой. А завтра?.. Зан снова?
Седой молчал и старался смотреть в темные углы. Может, это как раз их священные "секреты завета"? Каждую службу - новое имя. Сущности себе и обновляют. Или следы путают... С кого спрос? Но дорогу-то покажет... в новом качестве? Проводит с мешками? Детонаторы, "дистанционка" же еще, одежка... Задрогнешь.
На поверхность, в Новые развалины вывел... Закат. Ветер песок несет. Светило в разрывах темных многослойных облаков полыхает вселенским пожаром и медленно скрывается на дно неба, как круглая стекляшка в мутную воду. Седой снова медлил. Закрыв глаза, ловил лицом слабое тепло. Провожал. Не "посланца" конечно, - светило.
- Как оно называется? - спросил снова Борис на всякий случай.
Но тот глаза медленно открыл, в закат вперился и, на этот раз, как истый храмовник, откашлявшись, "прорыдал" ответ:
- Великий и Лучезарный! Глядящий во зло и Добро, Призывающий и... Непостижимый. - Кивнул, свой мешок осторожно Борису передал. - Я скоро... - Вздохнул и, нехотя, вниз спрыгнул, в нору.
А "посланец" забрался в пролом и, вздохнув тоже, сел под стеной так, чтобы знобкому ветру из пустыни меньше доставаться, но и монастырь видеть. "Какая разница, - подумал он. - Мне плохо оттого, что жизнь вокруг дрянь - дрянью, или жизнь кажется дрянной оттого, что мне плохо? Ведь мне плохо! Какая - в чем? - разница... И там, и здесь - говно. Здесь - совсем уж непролазное - тонут... Дома - еще туда-сюда - пока терпимо. А в Долине? ...Ну, тоже - "свое", хоть и "Райское". Хотя, конечно... Не сравнишь".
Великий и Лучезарный, в последний раз оглядев мир, ушел к себе, за край пустыни. Огромное темное веко земли закрыло его красный глаз. Наступал мрак. Вихрь из последних сил погнал по камню бывшей мостовой - бывшей улицы - песчаную пыль и стих, будто выключили его... Последние лучи погасли. Ледяной сумрак потускнел.
...Ржавая стрелка на мятом и облупленном гербе "Серой Веры" сдвинулась - освинцованные ворота провалились. Появилась первая фигура. Темноты никогда не выходили с открытыми лицами. Безглазые оловянные маски незрячих, появляясь, одинаково серели при свете звезд. Серые же тяжелые плащи однообразно колыхались в такт шагам. Опустив друг другу руки на плечи, они выходили и медленной вереницей растягивались, как слепцы по бесконечным проходам полуразрушенной столицы. Было их не счесть. Иногда процессия тянется, говорят, через весь город... Наугад сворачивают. Наугад стучатся в убежища проводники. Наугад их блаженные руки осеняют помертвевшего "спасителя": избранник! Помраченный разум поводыря, говорили сведущие, - гарантия непреднамеренности... Раза два в месяц - эта привычная жуть. Закон. ...Но почему они глаз-то не открывают? Боятся? "А то приснится..." Шизы.
...Седой вернулся со вторым тюком одежды, позвал кивком, и они двинулись по откосу, продолжая одеваться на ходу. Армейское - б\у. Не стрелять же... Греет, не воняет. Говорил - обязательно дезинфицируют... Думать, что это одежда, быть может, с трупа Борису не хотелось. Никто здесь об этом не думает - ценится довоенное качество и тепло.
...А подмораживало. Снежок стал срываться. Небо какое-то "облетевшее": редко-редко - крупные звезды... Мелкие все просыпались снегом. Хрустит под подошвами, как только что прохрустел и проскрипел "звездный" за ушедшими в противоположную сторону монахами-смертиями. Борис оглянулся - темень. Только развалины слегка фосфоресцируют. Седой говорит - не очень радиоактивною. Впереди - шагах в пяти - неясный серый силуэт. Это он свою форму надел на всякий случай... Темнот. Самый настоящий, матерый - разматерый! Алекс - Метилла - Зан... Сегодня - Зан, так сам сказал. Ну, пусть Зан... Хранитель убежищ, куратор Монастыря, Почетный Гость... Что там еще? Главный Врачеватель... Скромный герой. Тайный членолог. Летописец даже. Да Боже ты мой... Сколько еще? Во - знакомство! ...Хромой Хухот свел. В Музее Небесной Обороны и сам теперь ждет. Раньше Борис иногда ночами дежурил с ним из любопытства. Тому - хромому - трудно одному все обходить. А Борька - "Молодой" - глазел заодно. Жуть...
Они нарушают Закон. И, по всему - конечно, "непрощенно"... Попадаться не стоит. Даже с н и м. ...По откосу временами осыпается гравий из-под ног. Борис затаивает дыхание... На этом склоне когда-то были богатые каменные особняки. А внизу... Он спускался и все почему-то вспоминал Людмилку, "намекавшую", чтоб Седого не брал. Или - наоборот - брал, вопреки... Дурь. Без Метиллы - программера кто бы нас к технике пустил? Дурь. Седой же идет совершенно неслышно. Шум лишь от "посланца". Как ни старается. Тяжел. Темнот уже жалеет, что повел...
Борис опять подумал о том, ч т о надо Людмилке... Помощь. Какая?.. Потом, вдруг, ему было уже некогда думать: Сначала Седой приостановился и жестом остановил спутника. Тут только Борис услышал приближающийся ноющий звук патрульной "тарелки" и заметил на верхушке развалины мелькнувший свет прожектора!.. Потом они кинулись в какой-то пролом и понеслись в темноте так, что "бедный посланец" точно не знал, где у него одна нога, где другая... Боялся только, что вот-вот рубанет из мрака в лицо какой-нибудь выступ, прут или еще что... Или сам сейчас рухнет в завал старого убежища с сухими трупами... А в Пропасть загреметь? Ведь Край Света... Потом и про это забыл - устал. А Седой хрипит, что у них биолокатор - на машине... Но ходко стебает себе впереди, почти не спотыкается. Понемногу вроде даже удаляться стал... А бежать первым опаснее. Да с грузом...
Им бы лишь Край успеть перескочить! В темноте... И не упасть - пока Место обесточили, пока большую тревогу не подняли, пока... Да "елки зеленые"!.. "Падают от смеха и пули, падают в пропасти отчаяния и на колени, - мелькало в мозгу. - Падают бомбы? Дождь... Падают, как подрубленные и "подкошенные"! Падают расстреливаемые и пьяные. Падает настроение и камень с горы... Крепости падают и содержание лейкоцитов... Падают с неба звезды, снег и мертвые птицы! Листья упали и - гора с плеч... Сердце упало и голова на грудь... Падают династии, режимы и диктаторы".
...Храмовники выскакивали откуда-то из бетонного уха Лучезарного Провидца по одному - бешеные: "Церковных воров Сатана лижет: не взять!.." Двоились-троились страшные силуэты во тьме и тоже падали... 0т ударов "...по ногам, в туловище, в голову - ногой, кулаком, локтем, лбом... Да всем"! Только успели бомбу упрятать... Слова складывались сами. Теснились и напирали в напряженном мозгу, заблокированном Седым заблаговременно от телепатического контроля Места. ..."Еще падают в изнеможении" на мягкую траву "За Гранью". Уже?! Уж... Господи. С освобожденным мозгом и духом... Хотелось только одного - лежать и лежать. И дышать... Сбитые костяшки на руках щипало.
5
- Сань!
- Ау?
- Ну и что тут за "Счастье"? - спрашиваю я. Целясь, помахиваю книгой и перебрасываю ему на кровать. - Дашь потом?
- Но!.. - Он ловит и кивает, поправляя смявшийся угол. - Мне намного еще. - Задумчиво подбородок почесывает, как бороду и листает "Стажеры счастья". Там прочтет, там... "Счастье" мне ищет. Но не находит: - Короче, - говорит он, задумчиво выпуская воздух из губ трубочкой. - Так: Оно у нас - на трех китах... - начинает излагать как-то озадаченно. - Любимая работа-призвание, любимая женщина, семья и любимые друзья... - Палец умудрено вскидывает и на меня смотрит азартно. - Но! У большинства, надо понимать. - Книгой трясет. - Даже один "кит" - удача...
Его прерывают. К Деду проходят, шурша пакетами, посетители в дурацких белых накидках. Раскрасневшиеся и без того с морозца смущаются в непривычной обстановке: "Извините-простите!" Краснеют... Или заслуженному старику воспитанность кажут?
- Да идите уж... - Саня досадливо морщится на их приседания с ужимками и, пропустив мимо себя толпу, в мою сторону снова хитро щурится: - Э, каково?.. - Я, раздумывая, медленно киваю на это: в том смысле, что да, мол, удача... Он не удовлетворен: - Ну, а у самого-то как,.. с "китами"?
Я хлопаю глазами в пространство дедовых посетителей и медленно киваю: "Да никак, - думаю. - Была пара наметившихся, да что-то... Одного "худсовет" не признает, другой - "китенок ещё" - вообще в Молдавию уплыл... А с третьим... Не определено".
- Не определено пока, - говорю, вздыхая. - Это идеал. А гармония, как известно, недостижима... Бдым? Стремление к ней, и все...
- Как эта, как эта?.. - ерничая, недоумевает он.
- Так эта. - Скалюсь "зверски" я и ложусь удобнее, на бок, к нему лицом. Настроение, странно, почему-то не испортилось. Даже "китами". Нравится он мне, вот и все. Говорить с ним, дочку его смешить - дразнить. Да и тема...
- "Гармония" - с большой буквы, - изрекаю веско, - это - Небытие... - Александр ибн Метилла сделал круглые "испуганные" глаза, а я, улыбаясь, продолжал. - ...Это - соразмерность и установившееся равновесие. Отсутствие равновесия создает напряжения, которые стремятся разрядиться и принять прежнее состояние - форму... Что дает энергию движению. Жизнь - движение - это нарушенная Гармония равновесия... Значит, стремление к ней - стремление к Небытию?
- Эк тебя... Повело... - Он слегка удивленно замолкает, потом неподвижно смотрит на свою грудь, закованную в гипсовый "корсет - панцирь - кирасу". - Ну, ну? - торопит, не подымая головы. - Продолжай, раз начал... - Вскидывает глаза. - Или уж сам запутался?
Я улыбаюсь его удивлению и продолжаю "раскачивать":
- Почему нет равновесия? Все зыбко, неустойчиво... Что нарушает его - Жизнь будит? Зачем? Ведь - все сначала...
- Стой, стой... - с сомнением остановил он, вперив очи в потолок. Белую футболку на груди оттянул - быстрая жена утром, по дороге на работу, заскочила, переодела его, - подул туда, под гипс. - Значит, стремление к хаосу, - уточняет, косясь, - стремление к Жизни?
- Все дело в Мере... - Киваю я и пожимаю плечами. - Хотя...
- Мракобес ты, - резюмирует не разогретый оппонент и на меня, улыбающегося, смотрит неодобрительно. - Кто тебе такое рассказал, мальчик? Бердяев-Цзэн...
- Гномик один, - смеюсь. - Шибко умный... - Он бровью дернул, ноздрями чуткими недоверчиво пошевелил, но ждет "продолжения". Пожалуйста: - Допустим, есть Равновесие? Чтобы нарушить - нужен независимый фактор. Скажем, дух... Если "независимость" возможна.
- А невозможна?..
- Значит, и Гармония-Небытие - невозможны... - Сближаю кулаки. - При приближении Мира к Равновесию что-то срабатывает и... - взрыв, Хаос - все с начала...
- Гармоничный механизм, - говорит, "подъелдыкивая", он и морщит нос. - А если - "независимый" фактор - возможен? Мир-то существует...
- Да невозможен! - досадую. - Но тоже - нарушит...
- Ну уж!.. Все-таки? - не понимает понарошку он. - А не станет?..
- Мир - бесконечность - это единство, - я даже голос невольно повышаю и забываю улыбаться на некоторое внимание посетителей. - Единство с устойчивым нарушением равновесия в критической точке. Вечное стремление к недостижимому Равновесию... Это - реальность. Мир наш, сами мы, разговор наш "интересный" - реальность? Ты можешь поручиться, что где-то, похожие люди, в этот момент не обсуждают точно так же отсутствие Равновесия? - спрашиваю почти серьезно. Он только усмехается. Я тоже остываю. - Нет Равновесия и "независимого" этого нет... Не - ре - аль - ны. Их нет, нечем проверить-ощутить! А практика - критерий...
- Из-за того, что нельзя проверить, ты не допускаешь, что дух...
- Допустить все можно.
- Уши вянут вас слушать, - прерывает сзади тезка - Борисе из Дворцовой Ельшанки. Да недовольно так... Уязвлен, что не может вникнуть? Нос высокомерно задирает. - Деятели...
- Не слушай.
- С тобою, что ли говорят? - сердито изумляется Саня. - Пенек...
Начинается обычная палатная свара.
6
По-моему - под теми же самыми желтеющими кустиками фиалок завозились, - листики дрогнули, - и невидимый писклявый голосишко пропел дразнилку: "Кто такой? - Имярек! - Ух, какой... человек? Хи-хи-хи"!.. Не реагирую - иду себе... "Кто гуляет с динамитом, - заспешили вслед, - или водится с бандитом... - грянул хор язвительно-торжествующе, но слишком торопливо и тонко - по комариному: - Тот придет домой... убитым!" Да я уж понял кто это, но не стал связываться опять... "Минутку, молодой человек, - вновь зазвучал оттуда голосок, пытавшийся звучать "прилично" - Одну минутку... Вас придут встречать! Подождите. Можете пока баловаться"...
- Жду, - отрезал я. Настроения "дурковать" с ними не было.
"Минутку, - подумалось тут, - мину-утку... Это же ведь - "фу-фу" - пустяк: шестьдесят секунд... Всего. Ну, что это? Чашку чая горячего не успеешь выпить... Сигаретку выкурить... Даже не оденешься - это в армии за сорок пять секунд полагается, да в храмовой страже... Но! - Мысленно слежу, как секундная стрелка спешит - "ползет"? - по циферблату. - Но... В то же самое время, можно многое - очень, очень многое! - успеть: Вытянуть, например, как полагается - резко (чтоб заметили!) руку вперед на Храмовом собрании. Покачать ритуально ею вверх-вниз, изображая напряженный фаллос Лучезарного, дающего жизнь... Когда очень не хочется, когда страшно это делать, а надо... И громко (спокойно) сказать прилюдно своему "Савонароле", в его безглазую маску, что ты о нем, о его "благих деяниях, направленных на всемерное улучшение..." думаешь и знаешь. ...Что он даже не "фарисей и книжник", а простое "брехло" - жадное и "ебливое"! И улики показать заготовленные, и рассказать про то, где теперь "свидетельницы", если живые... Прибьют. Сразу! ...Или тебя, или его. Обязательно, всенепременно прибьют. Надо же кого-то? Чтоб справедливость... Весь результат. Ладно... Можно, например, набрать номер телефона и позвать того, кто давно этого приглашения ждет... Скажем - Людку? Уверен? Ну... Не знаю. Вроде? ...Можно, конечно, и нажать на спуск автомата! (...пулемета, мортиры, Комплекса "С.И.") И... Будь, что будет. Но... Когда стрелка завершит круг. "Минутку, всего минутку"... Удивительно. Просто. Но возможно. Иногда...
А старый-престарый клен, - кора вся в узлах, как мышцы в спазмах, - все сбрасывает и сбрасывает по резному тонкому листочку и считает, считает свои лета-минутки... На теплых выщербленных камнях моста, на полуразрушенном парапете, в блескучей и тихой у берега воде - везде следы его роскошного октябрьского убранства. Вся Райская долина в это время года - как на рекламном плакате будущего счастья - буквально светится оттенками от лимонного и желтого, до малинового, алого и огненно-красного... В солнечной дымке растворяются синие горы, Обрыв Края Света и всхолмленные пестрые леса.
Но тревога, тревога нависла над этим расчудесным местом. Быстрой тенью, закрывая солнце, пронеслась, горланя над головой, небывало огромная стая черных ворон. Это они сверху, от монастырей... Прилетели из-за границы на кормежку. Даже им там жрать нечего... Суверенные. Ладно бы - только выроды?.. Эх, Седого днем надо будет как-то снова вызывать на поверхность... Да и Хромого. ...Вороны, совершив сложный маневр над долиной, стали, клубясь, делиться на стайки помельче и снижаться, выискивая свое... На резных воротах слабо шевелящаяся тень ивы - стойкой, почти зеленой и не осыпавшейся вовсе... А на самом гребне стены - пушистый Боборынька-белыш. Вылез откуда-то на солнце. Не упади, засранец... Лапки мохнатенькие спустил из бойницы, болтает розовыми ступнями, как ребенок. Пряник Вечный, сластена, мусолит и на "посланца" сурово пялится сверху...
- Привет, - поздоровался я, прикрываясь ладонью от солнца, и на него тоже воззрился. - Как жизнь молодая?..
- Долиной опять любуешься? - не отвечая на приветствие, прервал он меня со вполне взрослой неприязнью. - Ну, ну... "Турист". У нас тут Рай "без пяти минут"! И "без памяти"... Конечно. ...А ты где должен сейчас быть, а? "Застрельщик"... "Чувство до-олга! Ответственность "сильного и честного" перед "слабым" ...и трусливым! - слова, слова... Болтун. - Я ошарашено таращился на него. Язык не повиновался. Забыл, как им действовать. - Чё, че смотришь? Не нравится правду слушать?!.. Терпи. Любишь только обличать всех... Да сам, сам я слышал, как ты темнотов крыл! Без разбора... И детей? Ай нет? Не плодят там. Или... Было все же? А-а?.. Не молчи, не молчи! Не в школе у доски... Тут это не проходит. Тебя не тащили сюда на аркане... Сам явился, по собственной воле. Ну, так и держи ответ по всей форме, пока конную стражу не позвали... Так, где ты, "свистун", говоришь, должен бы сейчас быть, а-а?
Я - от злости на неожиданный "накат" такой - губы еле разлепил:
- В больнице? - спросил принужденно, прокашливаясь и подчиняясь законному, такому знакомому, вполне Людмилкиному, напору. Заморгал на него вопросительно. - Или... где?
- Не знаю - не знаю, - проворчал он с совершенно Людмилкиной интонацией, отворачиваясь к воронам и вновь машинально принимаясь за свой обмусоленный огрызок. - Ты должен лучше меня знать. Это твоя, а не моя судьба... Глумись дальше.
- Наверху - под Храмами? - стал лихорадочно гадать я, соображая, как всегда в спешке, очень долго. - В парке, во Дворце?..
- Да, Боже ж ты мой! - Ударил себя кулачонками по пушистым коленкам Боборычок и вновь в меня вперился гневно. - В каком, в каком еще "Дворце"?!!! Ведь тебя уже один раз не пустили, "на Дело нацелили, к цели направили", а?! И теперь не пускают - не видишь?!.. О, осел, Го-осподи-то еще... на наши головы. Твоя "минутка" уже давным-давно иссякла! Не заметил?! - Он лапками всплеснул. - Слов нет, слов! Люди называется... "Гомосапиенсы"! И ты, после всего, будешь утверждать, что разумен? Ну-у, я не знаю... - Он башкой круглой, как детская шапка покрутил. Ты что, ты что там стоишь, а?! Тебя силой выпроваживать, сундук ты неподъемный?!.. Пинками домой гнать, а?!!! Ну, я просто... Ма-арш к Клену, живо! "Дзынь-дзынь-дзынь" - колокольчик? Тюрлю-лю...
- А-а... - дошло до меня наконец: "Телефон"?! - Елки зеленые...
- Ну!
- "Дзинь - дзинь!", "Тюр-лю-лю"...
7
Сижу. Трубка в руке: "Пи-пи-пи..." Кладу на рычаг. Людка-одноклассница. Просит спуститься. Что это вдруг? Живет недалеко, видимся. Одеваюсь. Прошвырнусь... "Надежда, - думаю. - Вопреки всему! Иначе не дремал бы... Долго в покое и довольстве живешь - привык. Расставаться с этим - ни в какую! И сознательно, и бессознательно. Вот и веришь, вопреки всему... "Гармонию" нарушать? А ее быть не может". ...Дождь усилился, да с ветром! ..Людка - на остановке, у телефона-автомата, с подругой. К ним - весь внимание - под козырек пристроился. "Лека - Леокадия"? Красивая, вполне...
- Борис - одноклассник бывший, - уточняет, знакомя, Людка, дабы не подумали, что этот унылый тип ей кто-нибудь еще... Смотрит неодобрительно: - Что трубку не брал? Мы ж видим - свет горит... Дрых? - Но сообщает, что Леокадия ищет одного человека. - Нужно мужским голосом попросить к телефону...
- Об чем речь... - киваю.
"Да у меня еще двенадцать Леокадий знакомых. Подумаешь... "Лека ищет человека"... Очень на кого-то похожа... На актрису"? А она кривенько улыбается:
- Не помните?
Я перестаю улыбаться, как сосед Иван... Плечами пожимаю.
Набрал номер - занято. Немного погодя - то же. Ждем. О знакомстве Лека не продолжает. Я морщу лоб, на нее смотрю. Напряжение внутри быстро растет. Что-то... Тусовка? Где?.. Лека сама нетерпеливо набрала номер - опять гудки. Еще понабирали - теперь трубку не берут... Пожимает плечами.
- Поехали, - решает Людка. - Сколько можно...
Раз автобус показался... Я на Леокадию все смотрю, моргаю...
- Не вспомнили? - смотрит свободнее. - Неважно... Может, обозналась.
- А все-таки? - Я мысленно заметался - автобус подошел. - Может, с вами?..
- Нет-нет! Что вы... Там кого-нибудь попросим. Спасибо.
Конечно: То с кислой мордой "соглашался помочь", а то запереживал... Хват. Они уже входили за другими пассажирами. Людка - таки застала мои "па" вокруг подруги. Обернулась, злорадно ручкой сделала:
- Спасибо. Привет "мамь-мье"...
Тебе бы - крылышки, и Людмилкой звать можно... Все. Нет, не все... Вспомнил! У "Газоаппарата"... она орала? Опять не скажу, что противно или обидно. Стыдно малость... Обматерил... Может, меня вызывали, чтобы с Леокадий познакомить? А тут... Вот и не говорит, смылась... Ну да, станет Людка... Я посмотрел вслед скрывшемуся автобусу. ...На опустевшей скамеечке под козырьком - газета: кто-то подстилал на мокрядь. Я сел на нее. "Если вас стукнуть в глаз - вы, наверно, вскрикните? - исполнил тихо, с чувством. Кулаки посжимал в карманах. - Если вас - еще раз? ...Может быть, привыкните".
Дождь все шел и шел. Стемнело. Я зевал - спать снова потянуло. "Солнышко скроется, муравейник закро..." Мое "Сонное Царство" зовет. Хочешь действовать - ложись спать... Потянуло догнать, разобраться - "в постелю, в постелю"! Чтоб не напороть сгоряча. Утро вечера мудренее. Или, как англичанцы: "С этим нужно переспать". И с "этой" бы... Узнали бы сколько я сплю - подумали бы - больной! А я - деятельный... Но - главное - "зачем"? Не знаю. Однако пора - холодно.
"Пора, пора... - пропел опять тихонько, но не двинулся с места. - ...Порадуемся на своем веку... - ку-ку "! Вытянув длинные ноги и сунув руки в карманы куртки, сидел в одиночестве на сырой газете под облупленным козырьком остановки. На мокром асфальте и в лужах отражался свет окон, фонарей, фар... Автомобили, разгоняя воду, шипели мокрыми шинами и исчезали, помаргивая красными фонарями, в стороне, куда уехали Людка и Лека.
...Надоело сидеть - думать о том же все: Об отвергнутых миниатюрах в грубом конверте, о Людке, почему-то постоянно недовольной мной... Не оправдываю. Подзабудет, подзабудет, а я, при встрече, все тот же - кислый и ленивый. О Леокадии этой... О матери, об Ирине, что в Молдавию... А, сколько можно! Замуж там выйдет.
Подошел еще автобус. Пошипел и лязгнул дверями, выпуская пассажиров. Я не двигался. Ирины опять не было... А почему должна быть? Дома давно. На ее розовые окна посмотрел. Ну - дед, мать дома. ...Или еще у себя - сверлит? Подмигнув мне на прощание поворотником и покачивая освещенными окнами, автобус без сожаления удалился. Без меня... Людке позвонить? Про Леку... Глаз, скажет, положил. ...И вряд ли вернулась. Сходить? Дождь кончился. Почти...
Кутаясь и морщась от ветра, пассажиры расходились в стороны. Не вынимая рук из карманов, я нехотя поднялся и медленно побрел вдоль улицы. Ветер подталкивал, разгребал длинные волосы с затылка и лупил ими по щекам. Голые деревья мотало. "И прошагаю одиноко под низким небом до беды, - пел я про себя. - Позлюсь, порадуюсь до срока, и занесет следы"... Появляясь под следующим фонарем, удалялся от остановки. Исчезая в темноте, оставлял пустовать уменьшающийся с каждым новым шагом круг света. Так все повторялось и повторялось... Неизвестно - появлюсь ли снова, в следующем круге? А может статься - сверну куда-нибудь во тьму и там останусь...
8
Теперь хотелось одного - упасть и лежать, лежать... Ой, отдышаться не могли все. Долго приходили в себя. На дне ущелья, ведущего в Золотую - Райскую - долину, было тепло, очень влажно и совершенно темно. Рядом - горячие источники. Когда-то был курорт... Молодой повернулся на спину, расстегнул молнию на груди и еще раз глубоко вздохнул. Седой, услышав, что тот зашевелился, потянулся и нащупал сначала рукав, затем и правую кисть спутника. Сбитые костяшки были липкие от проступившей сукровицы... Он проверил, легко пожал и отпустил пальцы. Парень, довольный, улыбнулся, хотя этого не было видно, и убрал руку за голову:
- Об твоих "друзей", - сказал, почесывая ее. - ...Как же мы ушли? Чудо.
Седой тоже неожиданно улыбнулся:
- Не "чудо", а "обкуренные" они. Эпидемия... Но ты еще путаешь: Хухот твой друг... И - я. Темнот - враг природный...
Молодой голову приподнял:
- А зачем они глаза прячут? - И усмехнулся. - Стесняются?
- "Врата души под маской скрой, - привычно и значительно процитировал Седой. - Нечистых взоры оскверняют". Канон. - Он вздохнул. - И защита, конечно...
- Ты всегда там носишь? - настойчиво уточнил Молодой. (Седой на это медленно кивнул. Молодой понял.) - А как же... стрелять? Других различать? Читать...
- Там видно все.
- От брехуны...
Опять долго молчали, вдумчиво наслаждаясь покоем и безопасностью. Седой упорно думал о своем. Молодой зевнул раза два, потом, посомневавшись, все же спросил:
- Извини... Но, если можно, - не могу понять, - ответь: как Ты - Шестой иеромонах, Куратор даже и прочее... - Такой Чин! Оказывается - стойкий еретик? После Духовной-то Академии? Испытаний Веры...
- Я никогда не верил в их бога... - прозвучало привычно. - Я верил Богу.
- Угу... Понятно. Но не очень. Вернее... Я имею в виду - вооруженное сопротивление, Организацию. Ведь на такое... Не мальчик-служка. "Благородные слезы".- "Старик" не отвечал. Молодой поморщился в темноте. - Да не надо мне ваших тайн! Я - про тебя... Кто, - что? - подвигло.
- Да нет, - зашевелившись, произнес тот, - я думаю. Просто не скажешь... - Он опять замолк, поскреб бороду. - Понимаешь, мне повезло: Родителя моего наставники смертельно боялись. Боялись, что нажалуюсь, что под "горячую" руку попадут - мне поверит... Махнули - делай, что хочешь, лишь пайки не трогай... Ну, сыт-то я был! И стал, от скуки, читать... Все, что хотел. Его именем в Хранилищах заказывал... Электрический мозг - компьютер по-твоему - "дымился" и с программ спрыгивал... Но ничего - запускали. Стал старше, решил свистеть на все - мир таков: люди и должны страдать, чтоб поумнеть... А потом, - Седой, на ощупь покопавшись в своем мешке, достал и вынул из чехла старинной работы миниатюрный топорик, - потом вот подарок получил... От Двенадцатой феи. - Он быстро и легко вздохнул. Поиграл им, взглянул на время и проверил с его помощью биоритм свой, пульс... - Она по линии благотворительности в Академии пребывала... Так "Седым - Стариком" и стал у братьев... - Он усмехнулся. - "За теории".
- А что это? - Молодой взял - разглядывал на отсвет полировку и ощупывал "топорок". - Знакопись... Руны?
- Магикс. Ключ. - Кивнул темнот. - Нравится?
Они, было, заговорили о древних силах, памятниках, Храмах и храмовниках, но Молодой вспомнил:
- Слушай... А храмовые тебя не опознали? А то... Потом...
- Маска же... Забыл? - И усмехнулся. - "Друзья..."
В темноте они поужинали из мешка Седого и на ночь устроились.
- "Друзья-я" - повторил нараспев Седой. - А почему - Хухот, думал?
Молодой шмыгнул носом, задумался. Теперь он не знал как...
- Он мне... совесть спас, - произнес неуверенно и пожал плечами. Руки за голову снова заложил, чтоб не мешали. - По-вашему... От "щелкунов". - И, просыпаясь окончательно, помолчал, к собеседнику повернулся. - Мысли "простотой расчистил". А ты... был тут?
- Где?
- В "Райской Долине" - тогда? Он ее "гало" показал. Там - тысячи их...
- Был - был. - Седой вздохнул. - Дан меня звали. - Зевнул коротко и усмехнулся. - Хромой во время "Инцидента" еще не молчал. Бомбы такие же формовал... Талант.
- ...Я с ним с тех пор не говорил толком ни разу. - Молодой резко лег на бок. Кулаком подпер скулу. - Спросить про что-нибудь? Про что? А вдруг "закашляет"?.. "Как здоровье, господин Хухот?" Или - "брат"?.. А он глянет в глаза и отходит.
- Ничего. Не ты один, "Не он один"...
Теперь Седой молчал - начал дремать. А молодой завозился, сел:
- Ну почему?.. - Разбирало теперь его. - Обычный пенсионер-ветеран, увечный... Вдруг начинает так ломить? Риск - не риск... Откуда Убеждение, силы? Жил-жил... В сторожке дремал. Сам, как музей. А потом - на "щелкунов". ...Да как: Две Большие Звезды с каменьями. Даже темноты благословили. ...Правда - задним числом.
- Совесть больная... - сказал еще тише Седой и вздохнул. - Давай поспим? Я набегался.
- Ну все же? Сейчас... Последнее.
- Вот и спросишь у него.
- Когда драпать будем? - Молодой разочарованно сплюнул. - Погодь... А я? - голос его нечаянно ослаб, но он не заметил. - Почему ты со мной... Ну, беседуешь. ...И все такое.
- Ты, извини конечно... - И темнот помялся, зевок заглушил. - Ты не от Мира сего... Не обижайся. - Помолчал. - Спокойной ...ночи.
Хотел сказать привычное - Молитвы... Он снова быстро зевнул, откинул голову и сразу умело заснул... Молодой сердито замолчал и повалился на спину. "Конечно... - не их. В Самое - То". Сбитые липкие костяшки потрогал и молнию опять застегнул. К ночи посвежело. Ведь наверху - почти зима. Это здесь... Вспомнил, как поют птицы. Солнышко пригревает через закрытые глаза. Козявки стрекочут под ухом. Трава умятая пахнет. Ее не косят здесь - граница... Ни домов, ни машин, ни людей - Край Света. Рай...
9
"До свиданья - здравствуйте!" Фея-Оля - унылая Света - грубая и языкатая Максимовна... День - ночь. Время идет. Меня в Травматологию "Скорая" доставила. В районе тюрьмы - на дне ямы - подобрал патруль... Не помню. Что, кто?.. Заново родился. По башке дали, машиной сбило? Или, говорят, гололед... Ночью мороз был.
В нашей палате люди постепенно меняются. Из тяжелых - старожилов - Мы с Заневским, да тезка с Дворцовой Ельшанки. Один - молодой - с "вертолетом": рука загипсована - локоть на отлете - ключица... Мальчишка с ушибами и Дед заслуженный. Тоже, как и я, с сотрясением. У себя на даче через забор, мудак, лез... Лежит теперь стонет. А как только поступил - все вопрошал неизвестно кого, по любому поводу: "Вправе ли мы государственно предположить, что..." Его уже никто не слушает - фофан.
У меня и плечо прибинтовано - сильный ушиб и вывих. Вывих, когда поступал, вправили, а ушиб уже почти... "Скоро-скоро! Меня обнимет Лор-ра". Надеюсь. Вот синячище ...с желтизной. Болит, гад. Встаю втихаря - пробую. Особенно ночью. ...Мать приходила с теткой - нанесли всего, - в Москву опять собираются... На-адо, Боренька! Дело требует... Что привезти? "Жигуль" - ворчу. "Ну, а что, ну, а... Со временем. Главное - выздороветь. Я обещала...". Тетка будет приходить. Ирина у них работает в госпитале... "Твоя "зубничка" преподобная за майора выходит, в Молдавию к нему едут"... Выходит - не "моя"? "Да зна-аю давно! - ору. - Хватит уже"... "Тихо - тихо - тихо"... "Ну, что ты так - с матерью"?
Взял у Сани еще книгу. ...С экслибрисом! Родитель, говорит, свои тоже метит... "Собрание Александра Заневского". Без девиза.
- Сам резал? - удивляюсь про вычурный, но изящный "щтамп". Кивает намыленный - бреется. - Ловко, - говорю, - талант прям...
- Но!
- Александр Метиллович Заневский, - читаю вслух. - А что за отчество у тебя? Знакомое ...
- Еврейское, - усмехается он под бритвой. - Папа еврей.
- А... - говорю и тему не продолжаю - неловко как-то. Влез...
"...Жизнь - это очень длинная очередь! - читаю. - Некоторые думают - за счастьем... Ничего не известно заранее: Дойдет ли когда-нибудь твой черед? Не разберут ли все до тебя? И вообще - точно не известно - дают ли здесь то, что тебе нужно... Все спешат продвинуться вперед и не потерять свое место. Теснятся и толкаются... Некоторые ловчат. Многие устали, но, делать нечего, стоят... Многие спорят. Другие, чтобы не терять зря времени, занимаются своими делами: читают, пишут, что-то рисуют, лепят... А есть и другие - они убивают: очередь не признают...".
- Эт точно.
Смотрю автора. "Буш Дюбер". Не знаю... Саня собирает в кулек бритвенные причиндалы, чтобы нянечка помыла.
- Э-а. - Мотаю головой. - А ты бороду не носил?.. Никогда? - пытаюсь я понять. Он смотрит. - Да что-то... - размышляю параллельно с чтением. - На кого-то похож.
Саня смеется:
- На Маркса... - Кивает. - Здесь сбрили. Челюсть бинтовали... Не застал? - И негромко шипит, матерясь и прижигая одеколоном порез на губе. - "Борода моя, бородка"... А Хемингуэя?.. - интересуется снова. - Ремарка?..
Я киваю: "А ты" - Рембо?.. "А ты" - Верлена, Вийона?.. - изощряется он. ...Но где-то я его все-таки видел. Интересный мужик: Программист. Тридцать шесть лет, а седой. Но ему идет... Красивый -"породный". Бабы в палату заглядывают посмотреть. Он не выходит - лежачий... Да и побаивается еще, смотрю. Чердак, позвонки... Не хухры-мухры. Женат. Дочка в школу ходит. Библиотеку собрали. Но вот "у родителя", говорит... Однако, "пьёт-квасит"... При мне здесь - уже два раза - соображали с Безногим, что у умершего писателя в долг спрашивал. Того выписали... А мне пока не предлагал. Сестры стараются не замечать - жалеют... Зубы фарфоровые. Чуть не повыбивали, говорит, скоты. Да запросто... Еще б и нарочно, - если бы узнали. Малолетки какие-то. Не помнит... Высоцкого любит, Стругацких... Наш.
- Ну, - говорит, мигнув и щеки себе разгладив. - В шахматишки?
- Сейчас обход будет...
- Да успе-ем! - смеется. - "Маток один". Не в театре. Я фору дам...
- Потом. - Мне не хочется "пыхтеть": он сильнее.
- Ну, потом - так потом... Только намыль хорошенько.
- Сам дурак.
Так время и проходит. Мать телек цветной привезла, теперь свой смотрим. Тот - "Тараканий домик" - к сестрам на пост отнесли. Да я уж и домой скоро... Надеюсь. Тьфу-тьфу... А Саньку еще лежать и лежать - положенный срок - на щите: позвоночник, не шутки. Говорит "махался" и упал - завалили. Плохо помнит. "Был в пьянственном недоумении"... Крепко, смотрю, "намахали", скины... А он - ничего - смеется: "Мужик должен быть в шрамах! Пахнуть от него должно порохом и потом, табаком и водкой"... А я уже изнылся весь. До смерти надоело лежать... Вот, говорят, Максимовна грянет только! ...Скорее бы. Нечем заняться. Читать не хочу, не могу, не читается!.. Шумят гады.
- Малой! - ругаюсь. - Не ори. А то тут быстро... угомоним.
- Уконтропупим, - поддерживает Саня. - Знаешь, что это? - Тот в окно кому-то объяснял про качество "жрачки". Смотрит не пугано: нет, не знает... Саня хмурится и деловито плетет ему сказку про летающие тарелки, уровень шумов и маленьких инопланетян, "темнотиков", которые в темноте... - Смотри! Предупредили... А то ссаться будешь ночью. По-онял меня?
- Понял...
- Громче, громче! Не слышим.
Молчит. Значит - понял.
10
Часа через два - даже не устали - "Пытающие тайны" опять, - с новыми надеждами, - подошли к Вечно Новому Городу. Заросли отцветших фиалок, знакомый изгиб дороги и мощеный пригорок перед Старым Мостом. ...Клен-батюшка! Стоит, старина, в землю мускулистыми корнями врос, небо навечно ветвями обнял... Борис загляделся, чуть ношу на дорогу не выронил. Теплый бушлат пришлось снять и тоже тащить на себе - жарко. Остановились на стертых и выбитых камнях бутового покрытия моста. Молчаливый лес почти вплотную подступал к полуразвалившимся стенам кремля. Остальную, окраинную часть замшелое время уже разрушило, рассыпало - лес и лес.
Горный ручей превращался здесь почти в речку: широко разливался среди каменной россыпи, подмывал у берегов волосатые корни кустов. Он весело блестел на солнце и проворно нырял под сводчатую арку, будто, наконец, вернулся-таки на родину из тяжелого странствия по плоскогорью. Зеленые и бурые волосы водорослей лениво шевелились вслед. С другой стороны моста, за низким парапетом, за густо переплетенными желтеющими ивами, воды уже видно не было. ...Борис еще раз зажмурился от белизны облаков, синевы вершин, сияния солнца и разморенного покоя, потер лицо, потянулся и спрыгнул вниз, к воде, где быстро умылся, запалил костерок и стал соображать завтрак. Когда - и как-то? - еще их примут...
- Но нас все-таки... звали? - раздумчиво спросил Седой. Он наконец осторожно поставил зеленый саперный мешок на засиженный птицами парапет, указал на него топорком и выжидательно посмотрел вниз. - Там это важно будет - резон все-таки...
Борис, хмуро взглянув вверх, пожал плечами, подвинул свой камуфлированный тюк с наброшенной амуницией и облокотился об него. Потом только сообразил, что эти кивки, пожатия и прочее, для спутника могут ничего не значить. Жестикуляция у темнотов - "старый грех". Отвыкли наверно давно... Внимания как-то не обратил.
- Не знаю, - сказал, подумав. - Но наверно... Ждут же новостей? Боборынька так злился, чертенок! Сахара не надо...
Оба знали, что если бы вошли теперь в город без Звавшего, то ничего, кроме запустения, крыс и "Тихих вампиров" не нашли бы. В Город, за Стену молчания так просто не попадают... Собственно, щелкуны-прыгуны, это и есть переродившиеся в "Темном приграничье" здешние, очень крупные, грызуны. Все об этом говорит, ничего особо хитрого нет, кроме - разве что - одного: они, оказывается, уже разумны... Теперь в этом нет никакого сомнения, что бы ни мололи святоши... Но как, - как?! - в них зародился разум, - чуть ли не интеллект, - за такой срок... И - честно сказать - очень странный... "разум". Они, ветераны говорят, уже некоторые и летают, и будущее как-то предчувствуют, и "...могут одновременно присутствовать в двух (а то, бывает, и больше) местах"?.. Поэтому охотников нарушать границу и ходить сюда, прямо скажем, не много. Даже - несмотря на голод, на скудость подходящих для жилья мест... А Закон, а ловушки-миражи, а чудовищные слухи о "явлениях", о "воскрешениях мертворожденных"?!.. Виселица у дороги, прямо на месте ворот, гостеприимно встречает. На ней - высохший щелкун пейзаж разнообразит и на нужные размышления наводит.
- Мираж обычный - можешь проверить... - Отрицательно покачал головою Зан и улыбнулся удивлению на его жесты: нарочно развел руки и пожал плечами - "грешник на свободе"... - А нам теперь знака опять ждать? - Поозирался. - Усмехнулся себе в бороду. - Мудрецы... Ладно. - Так что, защищает Долину не только ворожба ваших фей...
Они не стали спорить и о феях. Знали точно: ни ночью, ни теперь им не грозило поедание - здесь твари никогда не нападают. Верил ли темнот в это?.. Вон как храпел под утро... Конечно - верил, знал. ...Ветра почти не было. Белокрылые хихикалы открыто грелись на теплых камнях и, якобы стеснительно, перешептывались о пришлых: "...Дядька этот с бородой, хоть седой, а молодой! А другой, хоть молодой и пришел теперь с едой..." Путники устроились поудобнее и, не обращая внимания на "легкомысленное" тестовое подтрунивание, спокойно жевали. Сколько еще так сидеть?.. Борис что-то вдумчиво за щекой языком поискал, поморгал и, на этот раз, на монаха с сомнением посмотрел:
- Мракобесие это. ...Вот что. А война войной... - сформулировал, запив последним глотком разбавленного кагора этот неутешительный вывод. - Щелкуны - только предлог. У вас и без них, даже днем, жутко. Мы жуем, а там все время мрут, мрут... Кто правит, кто недоволен? Неизвестно. Если б я не знал тебя... Ведь и твоя там есть власть?
- Есть. - Кивнул Седой. - Но я один. Могу очень мало. На малой территории. Если начну "серьезно" - и меня не будет...
- Но почему?! Нормальных не осталось?
- Не так это просто.
- Грань, - тихо сказал Борис и замолк. "Как, как вдруг - ни с того, ни с сего - думал он, - муравейник разворошить? "Гусей дразнить"... Страшно. Отлучением рискуешь и "послушанием" в пустыне. А то и виселицей... Того "лучше" - если в покое, в благополучии - жиром зарастаешь и понимаешь только, что жизнь проходит. Знаешь что изменить, - как... - но даже тогда... Спят! Если бы не принцесса, не феи"... - Грань, - повторил он громче. - Легче с отчаяния на автоматчика-послушника кинуться, чем себя переломить и постоянно, постепенно из этой дряни... выкарабкиваться. Говорят, говорят! А до дела... - передразнил пискляво, по "хихикальи" - "Ду-умают"!
- Не шуми.
- Сил нет? - Борис поднял глаза. - Дела дают... - Но продолжил тише. - В процессе "сна"... "Дорогу осилит идущий". - И подмигнул.
- Как? - Седой покачивался на корточках - смотрел в воду, обернулся. - "Идущий"?..
- "Дорогу осилит идущий", - быстро повторил Борька. - Пословица... Не ждать каждую ночь полоумных, не рыться в монастырских помойках! - Он сглотнул. - Так чего сидеть?! ...Чего терять, - тоску?
- Порочный круг, - согласился Седой. - Нет сил, силы обрести.
Борис начал злиться и замолчал. Расслабился. Но растревоженные мысли к одному тянулись: "Кучка элитных сволочей рвет друг у друга власть, а заодно и последнюю шкуру с остальных. Продовольствие восполнять нечем. Болезни - от постоянной дизентерии, до новых - генетических... Когда же людей проймет? Вообще - станут спасаться"?