Холод, ворвавшийся в раздвинутые двери, после вагонного тепла показался особенно лютым. Метель опять начиналась. Ёжась и оберегая ношу от стальных поручней, Мишка спустился по нечищеным ступеням. Поднял воротник и, перекладывая сетку из руки в руку, перчатки надел. Оскальзываясь на обледенелом тротуаре, заспешил с тяжёлой ношей своей от платформы. Вчера таяло, сегодня, блин, сопли смерзаются. Февраль - месяц дурной. Вспомнив, головой мотнул: дней - и то - двадцать восемь... Электричка пошипела задвигающимися дверями и, взвыв, унеслась. Следующая - через сорок минут, можно успеть. Вышел на полпути к дому - краску эту чёртову так и пришлось завозить.
Темнело уже. Снег стал срываться. Сначала редкий и мелкий... Сыпануло раз, два сыпануло. Сильнее, сильнее, ещё! А потом... Под фарами аж зарябило. Машины, как живые, обдавая вонючим теплом, проносились мимо. Разом вдоль дороги зажглись фонари. При свете стало видно, какой понесло снег. Мешок зимы совсем развязался... У переезда свернул к Кириллу в Больничный городок. На ветер идти! Все - в лицо, Боже ж, ты мой... Подставил поднятый воротник и бок, но чуть не упал, шагая почти не глядя. Ёлки-метёлки... Уже на подходе от метели заслонила стена Гипсового, но у ограды Железнодорожной больницы ветер через прутья напал ещё свирепее. Фонари, испуганно помигав, снова зажглись. Где-то провода ветром замыкает. Навстречу - ни души.
Жмурясь от бьющего снега, вынужденно глядел под ноги. Попытался бежать боком, но ещё раз поскользнулся. Чуть не грохнул стеклянную банку о столб. И-и... Газета, в которой была завернута краденая трехлитровая ёмкость с чудной американской эмалью "перламутр", прорвалась и разъехалась. Приостановившись, поставил краску на каменную опору изгороди и, сдёрнув зубами перчатку, полез в сетку заворачивать, маскировать... Рука тут же замерзла. Вдобавок бумага на морозе царапалась, как жесть. Ругнулся: "Дружба - дружбой, Кирюша..." Никаких! Сразу, как Полька говорит, без шуток: это стоит вот столько... И сейчас же осознал с привычной тоской, что не сможет сказать это старому приятелю.
И-ех!!! Над головой страшно жахнуло и затрещало электрическими искрами. Вспыхивая перед закрывшимися глазами и обдавая лицо близким жаром, почти коснулось! Шею, будто змеиным хвостом, ожгло. Что-то тяжёлое ухнулось рядом - куст затрещал. Присел, запоздало шарахнувшись от частокола изгороди. ...Но все уже кончилось. Ни одного фонаря больше не горело. Темень. Машинально прикрываясь рукой с зажатой перчаткой и озираясь, стал медленно приподыматься. Вглядываясь в темноту вокруг, пытался найти упавшее и... провод оборванный, что ли?! Перед глазами таяли зеленые пятна. Если бы ни снег, совсем бы ничего не было видно. Замер, не поверил: ё-моё!
Прямо за оградой, скорчившись рядом с размётанным кустом, в сугробе боком лежала голая. Только что ничего не было!.. Ветер взметал и трепал длинные волосы. Ёлы-палы... Вверх, на тёмные окна больницы быстро посмотрел: упала, что ли... Закрыто всё. И далековато. С крыши бросилась? Заозирался опять. В тёмные ветвистые верхушки всмотрелся. Вот везение... Убраться подальше хотелось. К чёрту... А, может, живая? Уже хватаясь за оградные прутья, бросил сетку. Через столб, чтоб за остроконечники не зацепиться, соскочил в сугроб. Чуть на пики не попала... Снова оглянувшись на больницу, судорожно вздохнул, наклонился и тронул вздрогнувшую спину:
- Э? - позвал тихо, чтоб не напугать... Больную? Спина теплая и мокрая от снега. Громче окликнул: - Эй?!
Осторожно потряс за плечо и ещё немного повернул лежавшую на бок. Крови не видно. В лицо заглянул... На его Полинку похожа - сразу понял. Молодая. Веки плотно закрыты, даже сжаты. То ли защищаясь, то ли защищая, обеими руками жмет к груди и животу... - линзу? - толстую, лопнувшую у края и вдавившуюся в тело, громадную прозрачную...
- Слушай, - позвал опять. - Нельзя тут... лежать. Замёрзнешь.
Ветер продолжал трепать и закидывать на лицо этой ненормальной длинные, осыпаемые снегом, тёмные волосы. Всё напряжено, губы сжаты - ни звука... Только страшно шумят в темноте старые тополя, да мрачно темнеют за кустами окна других строений больницы. Ни огонька!.. Опять наклонился, уже злясь на себя за нерешительность и тревожась ещё больше. Взял крепко за худые предплечья, встряхнул - "Поднимайся давай!" - и с усилием поднял раздетую на ноги.
- Эй, - вдруг тихо произнесла она и, дрогнув веками, повторила, - Эй.
Мишка отпустил её, отвел глаза от наготы и принялся стягивать пальто... Снова сломавшись, повалилась на прежнее место! Он замер - линза в ее руках начала светиться, лучась радужными пронзительными всполохами. Разгораясь, превращалась в зыбкий светящийся и потрескивающий шаровой оплыв роя сцепившихся искр. Женщина опять лежала, ткнувшись боком в снег, слабой рукой сдвигая это. Поколебавшись, с усилием оттолкнул носком сапога брызнувший светляками белый огонь. Прищурился от света и быстро наклонился к голой с пальто в руках, чтобы...
- Что такое... - прошептал без ума и, закрыв глаза, сел. Тотчас же вскочил оглядываться. - Ё-ё!..
Под ногами и вообще - сколько видно в тумане - везде топорщилась намокшая луговая трава!!!.. Было тепло и совсем светло. Ни ветринки. Тишина. Никакой ограды, деревьев, больницы... Унесло. Туман, сырое поле. Весной пахло. Будто в оранжерею заскочили... Полулежала она, сгибом ладони, морщась, вытирала влажное лицо... В ногах валялись его черное пальто и эта... линза. Увеличенная темно-зеленая трава смялась тяжестью до корней и уже подсыхала, вяла под горячим стеклом. А лицо всё ещё горело от морозного ветра...
Снова сел, сердцем ослабев, и сколько так просидел никто не скажет. Только, помнит, очень блестела эта чёртова оптика... К выпуклой, изумительно отполированной поверхности прирос перегнутый и надломанный стебель с синим бутоном. Он, как её тело, знакомо притягивал, смущая взгляд. Туман почти недвижно висел, оседая росой. До слез жаль - трещина от стебля в стекле пошла. Ну, как же так... Эх! Подбородок сам собой дрожал. "Не смерть я, не смерть... - слова прозвучали успокоительные. Внятно, но страшно отдалось в голове. - Это другая жизнь".
...Тебе же прежняя не нравилась? "Все брешут! Как собаки... Мучаются и мучают". Голой правды хотел? Вот она... В стекле проступали смутные черты знакомого лица. Телефонная будка, в ней вальяжная фигура, прислоняясь... Выявляется из... "Да не смерть я, не смерть! У меня тоже лицо есть, нос - косы нет. "Линза" и всё... Чего боишься-то? Ребенок..." Человек, закусив губу, тоже хмуро на синий бутон смотрит... Кирилл? Кирюха?!.. Ждет, пока освободится телефон. "...Где такую купишь? - думает. - Давайте! Я с удовольствием, без воровства..."
- Дружба, Миш, знает обязанности. Сколько унижаться-просить? Зуб уже на тебя вырос. У вас же в фирме...
Мишка виновато улыбнулся, поспешил-закивал:
- Да говорил-говорил ей: край двадцать восьмого... Суббота, ну? Нес сейчас тебе. Да вот...
"Не смерть я, не смерть. Не тревожься так, - громко убеждая, сетовал кто-то. - Я на безносую старуху... похожа?"
- Здравствуйте! - оживился Кирилл. Ответили, наконец. - Не могли бы вы... Да, да! Девушка, не могли бы вы...
- Я не девушка, - ворчат хрипло. Голос Шурки-сороки. - Я бабушка...
- Извините. Будьте любезны... Полину? Молчание. Отдаленный разговор, смех. Шаги... Але? Кварти... Привет! На минутку. А?.. Да не улыбаюсь ...вроде. Сама понимаешь - конец месяца, договора... Не до улыбок. Да... Это пресс в доке. Не слышишь? Не слышат... Нет. Им бы - еще двадцать девятое, тридцатое... Точно - тридцать второе. Что? Ладно... Только Мишке напомни - он вашу краску обещал... Машину красить. ...Серебристая. Забыла? ...Моя. Ну и что ж, что темно было... Теперь будет светиться. Фосфорицирует же, говорят? Не смеюсь, ты что? И не улыбаюсь. Хорошо. Не забудь. Обещаю. Ладно. Не злой. Первый день весны, между прочим, да... Не забудь, передай. Ко мне поехал?!.. Не обижайся. ...А кто трубу брал? "В шубе - в золоте..." Шура? Поклон передавай. Голос не сразу узнал... Пока. Но жду? Да краску, краску... Не будем. Некогда пить.
"...Нет, не смерть я, не смерть! Похожи... Кого ты так боишься?.."
- Идет дорогуша, - от окна сообщила хозяйка, зевая, кутаясь в тёплый платок, на метель глядя. - Что делается... Погодка.
- Ну, ну? - поторопила гостья. - Пока не зашел... - И тоже машинально зыркнула в ночное окно - вниз, на спешившую к подъездному фонарю знакомую заснеженную фигуру. - Он-то, он что?
- В общем, Миша мой еще поддал и совсем выпал... Отсядь, скажет - следили... Короче, сидели-сидели мы с Кирюшей под елочкой... - Хозяйка задёрнула штору. - Ну и... это дело. Легли.
- Господи! - преувеличенно ужаснулась вторая. - Рядом же спит?
- Э, милая... Брось. Пусть бы не нажирался. С такими мужиками...
- Звонил... он?
Кивнула:
- Увидеться хотел. Краску ту просит, американскую. - Подмигнула, смеясь. - А я Мишку послала...
- М-да, - всё сомневалась вторая. - Они ж... приятели.
В двери хитрым ключом завозили. Хозяйка поднялась, быстро шепча:
- За акцию с аванса отдам. Сейчас - у тебя, будто заняла...
"Не смерть я, не смерть! Чего боишься... Слабости?" Застонал и глаза хотел открыть, чтобы не смотреть... сон гадский. Трудно глаза себе открывать. Так трудно. Она это... сказала?! "Верно: могу разговаривать", - голос жены с незнакомой интонацией. Резко вскинул голову. Голая сидела рядом - на его пальто, тяжко смотрела глаза в глаза. Взгляд с усилием отвёл. Под её рукой линза в траве и выросшее неизвестно когда, похожее на сломанный синий цветок ирис. Кладбищенское это, слышал, растение. Дорогое ей, наверное. Она прислушивается к чему-то и морщится:
- Да, смерть это не ваша, только позор... Поняла. Успокойтесь, - устало прозвучал знакомый сильный голос. - Больно? - Смотрит на его шею. Миха соображал не очень. Шею-то ломило... Ждет, смотрит в глаза опять. - Себя почувствовали? Происшедшее - не моя вина. Поправимо - не смертельно. Случай.
Не понимал, судорожно глотнул:
- Я... где?
Мир перед ним снова поплыл. Она спешно ухватилась за... стекляшку эту проклятую. Зажала-зажгла напряженными пальцами трещину, сияющую сине-белым... Уменьшавшуюся? Глаза закрыты. Едва ответила:
- Не знаю, - шёпот сдавленный, будто боль еле терпит. - Неважно! Погоди... те.
С каждым следующим вдохом Михаил понимал все большую тоску: она уходила... А то уж и не замечал - привык. Смутили слезы. Стал видеть и слышать иначе, чувствовать - чётче, ярче. Грязные стёкла в коммуналке помыли к празднику. А потом заклеенные окна совсем расконопатили и раскрыли - май всё-таки? Провонявшее барахло умершего соседа вынесли. В прокуренное, пропитанное запахами лекарств и испражнений тесное помещение, пыльное и убогое, сырой после дождя воздух явил себя с тополиной улицы. Вроде бы всё то же, ничего видимого не изменилось, а поди ж ты... Другой, больший, очень волевой человек очнулся в нем. Какая-то преграда в естестве перестала существовать. Эта тоска смела ее, смыла и унесла. Но и незнакомая - иная - боль стала теперь своей: погиб её человек. Погиб. Увиделось, будто из глубины толстого стекла линзы смотрит, собственное лицо с незнакомыми глазами, с чужим - властным и коротким - взглядом. Он - не он. Видел, как из рук женщины снова выскользнула - ткнулась в землю - и погасла, начинавшая светиться штуковина. Погиб человек...
Невыносимо колыхнулась безысходность. Как, чем жить? Мир изломался. Не заметили. Страшно думать. Боялись без надежды. А ее нет. Суть человеческая... Безнадёга. Сусальная позолота цивилизованности? Намерение вдохнуть душу в животное. Бессмыслица. Хотя... Очень редко. Бывает, бывает... "Белые вороны". Люди. Единицы. Толк? Они смертны. С каждым поколением - наново. Государства, империи, цивилизации - "фу" - в пыль. А люди те же. Кривда, корысть, кровь... Слабость. Конечно, что-то со всем этим... Но как, что?! Тяжелобольные души. Что посеешь...
Имущие Власть - сильные мира - самые сильные, самые мудрые?.. Всю "мудрость", силу - на бой... За нее, единственную настоящую любовь, - за власть. Что? ...Против солнечной активности с массовыми психозами, против космических катастроф и земных, против глупости, лени, эгоизма? Против... Что? Сам, сам человек ничего с собой делать не хочет. Не может. Помочь?..
Ума и души навалом. Денег мало. Хапнул и в нору. Трава не расти. Война, комета?! Хоть что. "Сыт, пьян и нос в табаке..." Главное - сейчас меньше напряга. "...А жрать нечего будет, дышать нечем, убьют?!" ...То - когда еще. Посмотрим. А "когда" придет - плачут, молятся: "Прости! Помоги... Нет счастья в жизни. Надежды нет. Все сволочи, масоны. Специально зомбируют и оглупляют, чтоб легче править. Смысл жизни прячут - смеются. Попробуй тут из глубокой... колеи вывернуть. Даже, если другую дорогу увидел. Со стакана-то не соскочишь на ходу, как с поезда. Все же пьют? Больной, что ли... Как такому Человеком становиться? Ноги же вытрут. Я что, Христос?!" ...Нет, конечно.
Кнут и пряник - без толку. Все в старой безнадежной колее. Нужно осмысленно, энергично, целенаправленно... Некому. Энергично, осмысленно - рвут свое. Не сумевшие ворчат. ...Так все? Ну... Единицы не так. Лоб расшибают о стену привычки. Хотя... Иногда. Конечно. Мир движется, живы еще. Элементарно: сильные мира, скажем, другие? Самые-самые добрые, порядочные... Те же - "белые вороны". Увы. Не так уж и элементарно, значит. Бьются-бьются... На словах: Прогресс вершится... А с кем борьба? Нет, ни с собой. Материальная культура к совершенству движется, а духовная? Но без неё же... Да, заря человеческой цивилизации пусть не вечерняя - утренняя, но и она не бесконечна. Белый день скор. Опоздать можем к звёздному часу, в вечерней заплутав. Неготовые придём - не вместим. Всё зря.
Кто объяснит всем все? Как понять мутное окружающее, замороченного себя? Бог знает. Наука... Искусство, школа?.. Самой "учиться и учиться". Как перевоспитать слабоумного? Наследственность. Пьяные зачатия. Массовые. Каждое поколение увеличивает их. Стада ленивых идиотов. Два тысячелетия христианство - и по-хорошему, и по-всякому: "Не убий, морда! Не укради, дурак! Возлюби, мерзавец!" Без толку. Одна надежда - на белых ворон. Ау-у?.. Морда, дурак, мерзавец. Ложись - умирай. ...Не хочется. Инстинкт? Может, не так плохо все, если "не хочется"?
"Не смерть я, не смерть. Помоги. Немного... Сам, сам старайся! - продолжали осознаваться ясные увещевания. - Для себя же... Напрячься надо. Одной трудно. Я же не смерть". ...Будто опять током горло прошибло. Уходящая боль в шее глохла. Чувствовал ее давно, невольно привык, но вот: как тоска - стала уходить - напомнила.
- Не смерть я, - звучало горько, - случай. Помогу. Обязана. - Всхлип: - Простите... Потерпите чуть.
Узнал голос. Потрогал лицо - влажное. От травы... мокрой. Не от слёз. Парили еще огненные пятна в закрытых глазах, но тоже уходили. Уже случилось. Зря она опять... Теперь лежала в прежней позе. Намокшие волосы облепили щеки, шею, грудь... "Снег растаял, - догадка-воспоминание выдернула: грозно свистят ветром раскачивающиеся высоко в темноте громадные деревья. Чернеют мрачными окнами жёлтые здания старой больницы. Лепит снег. Метель... Откуда, что?! Бог знает". Больше не плакала. Фиолетовый цветок совсем завял-посерел. Оброненная линза у низа живота с зияющей трещинкой сияла глубиной. Ёё волосы казались чёрными на белом теле... Михаил потупился, в сторону стараясь смотреть, с усилием спросил:
- Все знаете? - получилось тихо. Сглотнул. - Чего ждете? - Догадался: не могут помочь. - Опоздаем и рухнем...
- Что?! - Женщина вскинулась и обернулась, мгновенно окаменев. Оскорбленное горе, понял, плеснуло краем. Но она сразу же, как волна, опала, откатилась. Лицо смялось. Ту секунду и лицо, и голос были жутко похожи. Если бы жена умела так откатываться, если бы... Молчали горько. Женщина неуверенно нащупала линзу - влага на стекле мгновенно высохла. - Ошибка, - сказала несчастная берегиня и вздохнула. - Один только что пытался всем помочь... Всем. - Горло перехватило, откашлялась. - Помогу лишь тебе. О чем просишь - невозможно. Люди только сами могут... Не имело бы смысла за всё человечество пережить. Тебе помогу, это да.
- Чем ты поможешь... - Сморщился: "Развестись, - думал уныло, - разменять квартиру. Господи, сколько раз..." Взялся за скомканное пальто. Посидел-посидел, глядя на него, но расправить так и не смог. - А получится? У самих...
- Получится, - ответила хмуро и жёстко же пояснила. - Необходимость заставит.
- А если... нет?
Покачала головой, но промолчала.
- Хочешь сказать, - тяжко усмехнулся. - Так нам и надо?
Не ответила. Снова принялась медленно поглаживать лопнувшее место. Трещины почти не было видно. Это, похоже, стоило берегине усилий. Сосредоточенно глядела в стекло. Молчали. Туман полз рядом, как живой.
"Получается по-разному, - раздумывал с полою в руках. - Требуется? Стараешься. Если сил хватает, добиваешься. Лишь бы была возможность. Слабому слёзки. Не было бы кнута, остановилась бы жизнь? Ленивые. "Пряников" мало. Не хочешь напрягаться - умирай. Твоя воля - твоя доля. Куда денешься? Жизнь орёт, как жена: "Шевелись!" Мужчина. Главное - чего надо. Кубышку натолкать, сад выходить?.. "Твоя воля - твоя доля". А кто же..."
- А кто вы? - спросил вдруг строго. Молчание. "Но нам-то, - продолжал, глядя на сосредоточенную берегиню, - пропадать, значит? Слабым. Или... Царапаться-то до последней возможности. И будут... силы. Появятся. Цель уясни? Выбора нет. Кладбище или помойка. По вкусу. Жизнь учит-учит... Одни с жиру бесятся и дохнут от чужих пряников, другие в водке захлёбываются, тонут... От всего на свете страдая и слезами заливаясь, как водкой той. Третьи живут и, - время приходит, - умирают: но сад остался, всем нужен. Думай... Просто. Все просто. А наворачивают слов вокруг!.. Оправдываются?" Почувствовав взгляд, она, будто подтверждая мысли, кивнула. Приподнялась на локте. Михаил не удивился, но снова спросил сдержанно: - А вы... кто?
Подняла глаза:
- Голая правда... - и, что-то вспоминая, слабо улыбнулась: - Сам же назвал: "Берегиня", - сказала, отложила зашипевшую на траве штуку эту и облегчённо вздохнула, села. - Пусть остынет. - Стала массировать пальцы. - Что фее названия? Мне дали двенадцать имен. Считай - скажем... - Полиной? ...тоже.
"Полина..." - едва не передразнил вслух. - Цветком-то не станешь? Ты уже... мне... сделала". Она поняла и отвела глаза на то, что осталось от сникшего ириса. Ответила все же словами, едва слышно и, в общем-то, понятно:
- Еще есть время... моё.
Опять заныла шея. Вспомнился Кирилл, краску ему нес. "Где банка-то? И перчатки... - машинально попытался оглядеться, сообразить, но затошнило. - Какая, к черту..." Со стыда потупился в очередной раз:
- Как же мне... теперь?
Женщина неприязненно вздохнула:
- Что слова... Сам все понимаешь. - Невесело усмехнулась. - Только не веришь. - Твердо посмотрела прямо в глаза. - А напрасно. Многим было бы полезно послушаться. - Несколько раз с силой выдохнув и глубоко вдохнув, продолжила: - А чего не понимаешь, преждевременно. ...Зачем это? Что она тебе так - моя одежда? Далась... Другая там жизнь и законы... Со временем сам узнаешь. Сейчас ты стал сложнее, чем был. Потом еще усложнишься - и еще, и еще - настоящий опыт... проявится. Ты другой - жизнь другая. Многое поймешь. Что-то забудешь навсегда. И дальше, и...
- И будут новые вопросы, - продолжил невольно сам, мысленно добавляя: "...которые сейчас начались".
Она молчала. Потом грустно кивнула:
- Будут. И начались не сейчас...
"А у самой? - Превозмогая дурноту, подумал и искоса с удивлением посмотрел на Берегиню. - Неужели же?.." Фея двенадцати имен пожала плечами. Обхватив колени и уткнувшись в них, тихо сидела рядом... Только через время, с усилием, снова взялась за остывшее стекло. Михаил подумал, что уже все... Пьяная слабость уложила его - тоже ткнулся носом в полу пальто, но бредовые глаза еще видел. Голос утишился, больше звучал в голове:
- Главная твоя Беда, не сомневайся, слабость. Сегодняшнее только исправлю. Тяни сам, тяни себя, милый... Будут силы. Поступки - это серьёзно. Это совсем не слабость. Раздетую в снегу замерзать не смог бросить. Деньги у старого друга брать никак не желаешь. Даже прощаешь своему человеку требование такое. Ведь делать это... Не того стыдишься. "Посеешь поступок - пожнёшь привычку, - вспомни? - посеешь привычку - пожнёшь характер. Посеешь характер... Друг мой... Посеешь характер - пожнёшь и судьбу..."
- Что я сделаю, - подумал ли, шепнул ли, прикрывая глаза, укрываясь от тумана. - Что я...
- Ведьму прогонишь, - ответил кто-то громко. - Мальчик у вас теперь родится...
- Идет дорогуша... - сказала она.
- Ну? - поторопила подругу раззадоренная слушательница. - Пока не вошел...
- В общем, Мишаня еще поддал с ним и слился... Отойди от окна: скажет, следили.
Мог погибнуть, поскользнувшись на заснеженной и обледенелой платформе, но электричка благополучно ушла, унося могучее электромагнитное поле и завихряя случайности, как её воздушная струя снежинки. На переезде могла сбить военная машина-транслятор стимула активности с мощно работающей высокочастотной антенной. Когда временным гением места с наледи её понесло, попутно втягивая в пространство инфернальные вероятности и взвивая за ними высокие энергии. Всё-таки вовремя затормозила... Так и не заметил этого, прикрываясь воротником. Щурясь от снега, попытался бежать боком, но снова поскользнулся. Удерживая равновесие, взмахнул руками и - что ты будешь делать! - грохнул банку о столб забора... Стекло лопнуло, газета прорвалась, и краска, резко завоняв, медленно полезла наружу, пачкая сетку. Миг всё-таки взял своё.
- У-уй! Зараза... - Остановился, глядя на льющуюся в снег краску. - Козел. Ну, козёл...
Ругнулся ещё и плюнул. Постоял-постоял, подумал и зашвырнул испорченную сетку с перепачканными остатками стекла и бумаги за изгородь. Взглянув на часы, махнул рукой и, сознавая облегчение, - не придётся теперь денег требовать, - побежал назад, к электричке, шепча забавную неразборчивую матерщину. Неожиданно погасли все фонари. Где-то линию ветром оборвало.
В подъезде Михаил отряхнулся при свете ночника, потопал на воздушном половичке, сбивая снег с сапог. Снова нащупывая брелок-код у груди, поднялся к себе на площадку и теперь неспешно отпер дверь квартиры.
- О!.. - удивилась жена. - Быстро ты. Не ездил, что ли? - С больным видом стала сосредоточенно удалять сушилкой его следы в прихожей. - А краска где? Что смотришь...
Раздеваясь, никак не мог сообразить, на кого так похожа стала... Молча нащупывал носком пятку расстёгнутого сапога. Сорокина шуба висит. "Карракотовая, - издевался про себя. - Из каракулевого кота". Жена остановилась с гудящей сушилкой, ждет. Михаил вздохнул:
- Разбил, ч-черт...
- Как же ты так... - Выглянула из кухни Шурка, сочувственно жуя что-то светящееся беззубым ртом. - Жалко.
- У пчёлки, - холодно констатировала разочарованная супружница.
Скривившись так, что у него и внутри теперь запуржило, бросила фен. Нервно кутаясь в пуховый платок, устремилась на кухню, к сплетнице чертовой. Та прямо чует скандалы - живёт от них, миротворица. А тут опять - двадцать пять...
- Три литра! - злобствовала супруга. - И так денег нет...
Михаил выключил сушилку и тоже пошел туда, губы кусая. Помыл руки и привычно у окна примостился. Они разговаривали меж собой, не обращая внимания. Кормить его никто не собирался - явно. Только Сорока, мельком взглянув, для некоторого примирения сторон насмешливо посочувствовала:
- Что это? Выше, выше - на шее... Аллергия? - И предположила многозначительно: - От помады...
- Натер... - Пожал плечами, спрятав шею в воротник. - Не засос, не бойся. - Был рад и этой возможности разрядки. Не от нее бы слышать... Долго смотрел на квадратную лампочку, как сияет гранями в темном окне, на отражения их высокомерных ухмылок, на мечущиеся за двойным стеклом снежинки. Вздохнул: - А завтра, между прочим, дорогие женщины, весна...
- Спешишь, - покосилась чуткая Шура. - Первое вторник. Ты что? - Недоуменно хмыкнула. - Женского дня он ждёт! Сегодня суббота только ... - Михаил нехотя потянулся к календарю и оторвал листок... За ним - тридцатое февраля... Женщины снова свысока переглянулись. Шурка зевнула: - Не верит еще... Аллергетик.
Поднялся на ноги, забыв своё удивление. Молча взял гостью сзади за локти и вывел в прихожую, к шубе.
- Ты что, ты что?! - недоумевая, оборачивалась она. - Совсем уж...
- С ума сошел! - Жена, опешившая было, стала в дверях. - Пусти... В ее возгласе все еще было больше удивления, чем негодования. Но, видя, что он не реагирует ни на что, подлетела решительно и попыталась оттолкнуть. ...Да разве оттолкнешь? Какой-то азарт поднялся в нем. Молча выставил эту вместе с шубой и захлопнул дверь. Был совершенно не зол и гораздо спокойнее, чем несколько минут назад. Заранее испытывал большое удовлетворение от предстоящего объяснения с суженой. Если до полиции всё же дело дойдёт, мелькнуло здравое соображение, ни малейшего запаха спиртного... Начиналась другая жизнь.
"...обнаружен труп молодого мужчины, ...наступила от соприкосновения с прутьями металлической изгороди, оказавшейся под напряжением в результате обрыва энерголинии".
30 февраля текущего года. (Из донесения дежурного дознавателя - младшего прапорщика Дорожной жандармерии, индекс 0400***)