Аннотация: С глубочайшим почтением к пану Станиславу... Финалист "Конкурса опытных авторов"
ВВЕДЕНИЕ
С чувством необычайного волнения и законной гордости предлагаем Читателю плод многолетних трудов группы ОТиФ ОбИОСиПТТТ (1) - описание путешествий Ийона Тихого доселе не известных как специалистам-тихологам, так и самому И.Тихому. Представленный текст, сгенерированный при помощи МММ ОбИОСиПТТТ (2) с использованием МеСамоИПр (3), является не только заметной вехой в тихологии, но и открывает поистине новую эру прикладной тихографии, сулящую самые заманчивые перспективы. Поскольку МеСамоИПр исследует те путешествия И.Тихого, которые И.Тихий не совершал, и совершать не собирался (так называемые "мнимые" путешествия), группа ОТиФ ОбИОСиПТТТ столкнулась с неожиданным затруднением, но с честью его преодолела. Внимательный Читатель заметит, что изменилась нумерация ПИТ (4). Теперь она ведётся с использованием комплексных чисел, прекрасно зарекомендовавших себя в таких областях точного знания, как электротехника, гидродинамика, квантовая механика и многих других. Таким образом изящно решена проблема упорядочения номеров ПИТ в условиях принципиальной неопределимости общего числа "мнимых" путешествий И.Тихого. Указанное число представлено параметром N в мнимой части выражения. Действительная часть комплексного числа определяет порядковый номер исследования по МеСамоИПр.
По поручению ОТиФ ОбИОСиПТТТ,
оператор МММ ОбИОСиПТТТ,
м.н.с. С.Пичка.
(1) Отдел Тихофутурологии Объединенных Институтов Описательной,
Сравнительной и Прогностической Тихологии, Тихографии и Тихономики.
(2) Математические Моделирующие Машины ОбИОСиПТТТ.
(3) Метод Самоисполняющихся Прогнозов.
(4) Путешествия Ийона Тихого.
Ni+1-ое ПУТЕШЕСТВИЕ ИЙОНА ТИХОГО
Космические полёты - страшно увлекательное, и вместе с тем ужасно скучное дело. Когда летишь месяц за месяцем в кромешной чёрной пустоте, и ни вокруг корабля ни внутри него решительно ничего не происходит, то от скуки в самом деле нетрудно сойти с ума. Запасы книг, фильмы и аудиозаписи рано или поздно надоедают, и становится совершенно безразлично, пересматривать по десятому разу лучшие мелодрамы, или просто глазеть в иллюминатор на колючие точечки звёзд, пытаясь сложить из них силуэты невиданных доселе созвездий. Причём, последнее занятие является даже более занимательным, и даёт большую пищу для ума и воображения.
Однажды заведующий ракетной мастерской, куда я отдал в починку корабль после особенно потрепавшего его путешествия, всучил мне, за весьма немалую цену, так называемый "электрический мозг", заверяя, что кроме всех прочих неописуемых преимуществ, такой агрегат способен кардинально решить проблему космической скуки. "Вы просмеётесь самое долгое путешествие", - пообещал мне этот пройдоха, устанавливая входящую в стандартный комплект батарею анекдотов сроком на пять лет. Неплохо же он нагрел на мне руки! Добрую половину историй я слышал ещё в средней школе, а другая половина оказалась столь пошла и скабрезна, что уши мои буквально пылали от стыда! Глупейшее чувство - заливаться краской в ракете, пребывая в полном и абсолютном одиночестве! И, тем не менее, было так. Да ещё вещало это, с позволения сказать, чудо интеллектроники, голосом настолько противным, что я строго-настрого запретил ему открывать рот, точнее, включать динамик, без моего особого на то разрешения уже через месяц полёта. С тех пор я не выношу новомодных штучек, подающих непрошеные советы, и притворяющихся человеком - только старые добрые компьютеры, молчаливые, точно рыбы.
Хорошо, когда путешествие едва начинается, позади старт, и ты живёшь радостным предвкушением новых открытий, обдумываешь и корректируешь курс, читаешь взахлёб звёздные атласы и справочники, в попытках предвосхитить грядущие приключения. Неплохо и начало пути домой - можно с удовлетворением перебирать мелкие образцы, из числа тех, что не поместились в грузовом отсеке ракеты, составлять основы классификации, и вспоминать наиболее волнительные моменты. Но проходит немного времени, все занятия приедаются, а разбросанные в беспорядке инопланетные диковины вызывают лишь раздражение, когда в поисках какой-то крайне необходимой вещи постоянно натыкаешься на них в самых неподходящих местах корабля. А впереди ещё тьма-тьмущая тягучих и серых, как клейстер, дней, минут, секунд.
Так было и в этот раз. Проделав чуть меньше трети пути от звёздного скопления Плеяд, я изнывал от навалившейся скуки. Надо сказать, путешествие не вполне оправдало мои ожидания. Хорошо видимые с Земли, и от того известные во многих культурах под различными именами, Плеяды казались необыкновенно притягательными для посещения. В действительности выяснилось, что на редких планетах, обращающихся вокруг голубых звёзд, живёт всего несколько небиологических цивилизаций. Культура их крайне своеобразна, и является совершенно непонятной для человека. В самом деле - как бы вы могли воспринять, скажем, концерт высших гармоник в диапазоне от 917 до 959 нанометров, транслируемый в анизотропной среде? А ритуал непарной взаимоинтерференции, при помощи которого лучистые формы жизни Меропы обмениваются свежими сплетнями? Без ложной скромности должен заметить, - лишь мой богатейший опыт в деле установления межзвёздных связей разного, вплоть до дипломатических отношений, уровня, позволил хотя бы что-то понять.
Мне удалось собрать прелюбопытнейшие экспонаты, тем более ценные, что число их оказалось сравнительно невелико. Скажу больше - я исхитрился отловить некоторых меропианских животных! Они, надёжно запертые в закольцованных световодных трубках, доставляют немалое эстетическое удовольствие. Стоит выключить свет в кабине ракеты, как всё вокруг заполняется разноцветными сполохами мечущихся в световодах меропианцев.
Намереваясь насладиться их сиянием в очередной раз, я погасил освещение, и едва опустился в любимое кресло, как что-то хрустнуло подо мной. Я немедленно подскочил, и - восхитительный ярко-сиреневый экземпляр выскользнул из треснувшей трубки, блеснул, отразившись от забытого на столе стакана из гендимианского склянкаря, и вылетел в иллюминатор!
Непроизвольно я бросился следом - звякнул, разлетевшись в осколки, стакан, мой лоб ткнулся с размаху в обрезиненный край окна, а с верхней полки обрушился на меня толстенный том звёздного атласа. Изрыгая проклятья, потирая ушибленное место, я рухнул в кресло, не обращая внимания на хруст обломков раздавленного световода, и уставился в иллюминатор, провожая взглядом сбежавшего меропианца.
Маленькая янтарная звёздочка светила в черноте космоса, и к ней улепётывал меропианец. Наверное, в другое время я бы едва заметил её. Чтобы как-то отвлечься от досады на собственную неловкость, я зажёг настольную лампу, и раскрыл атлас. Звезда оказалась жёлтым карликом спектрального класса G3, но не имела названия. Возможно, не так давно, несколько десятков миллионов лет назад, она находилась с краю Плеяд, но постепенно сбежала от них, и теперь странствовала в одиночестве, так сказать, на свой страх и риск.
Хм, класс G3, - подумалось мне - это вам не горяченный голубой гигант, и не бурые карлики, массы которых едва хватает чтобы поддерживать цепную реакцию. Тут могут найтись планеты, и даже, - как знать, - белковая жизнь! Прикинул в уме запасы топлива - вполне достаточно (Собираясь к Плеядам, я залил баки корабля под завязку и подумывал прицепить к ракете дополнительную цистерну, поскольку земные астрономы всё никак не могли сойтись во мнениях насчёт удалённости этого скопления - кто говорил о ста восемнадцати парсеках, кто о ста тридцати пяти с гаком). Так что небольшой крюк в пять - шесть световых лет не делал погоды.
Не в моих правилах долго раздумывать в такой ситуации! Я включил освещение, всё ещё чертыхаясь сгрёб стекляшки в совок, и заложил крутой вираж, меняя курс корабля. В память о расколотом гендимианском стакане вновь открытую звезду я назвал Скляндрия.
Вокруг Скляндрии обращалось четыре планеты, и две, к моей радости, оказались населены. Скляндрия-2, расположенная от светила на расстоянии чуть меньше одной астрономической единицы, выглядела не очень гостеприимной, - плотное пылевое облако скрывало поверхность. Я с удивлением подумал - кто бы мог так страшно там напылить? Туземцы, должно быть, являлись высокоразвитыми, - на низких орбитах витало множество спутников, а радиоэфир кишел непонятными передачами. Я не рискнул садиться туда - вовсе не улыбается, отмахав чёртову уйму парсек, глотать инопланетную пыль! Тем более, что совсем близко кружила Скляндрия-3, отдалённо напоминавшая Марс. Её разрежённая, но чистая атмосфера обещала прекрасные виды и лёгкий бодрящий морозец у почвы, а огни больших городов я увидал ещё издали.
Межзвёздный дипломатический протокол предписывает несколько раз облететь планету чтобы установить связь, и получить официальное разрешение на посадку - в цивилизованном космосе считается крайне невежливым валиться с неба на головы, щупальца и ложноножки местных жителей без приглашения. И я, неукоснительно следуя установленному порядку, добросовестно выполнил десять витков, мигая всеми бортовыми огнями, и транслируя стандартное галактическое приветствие. Пытался даже использовать сигнальные флажки, но всё безуспешно.
В конце концов, я выбрал один из городов, показавшихся наиболее крупными, и посадил корабль посередине огромного и пустого лётного поля (во всяком случае, выглядело оно именно так). Одевшись потеплей - за бортом и вправду стоял крепкий мороз - отправился на прогулку.
Населявшие Скляндрию-3 существа оказались похожими на людей. Их отличали разве что копыта, длинные уши, на манер заячьих или ослиных, да обвислые щёки. Я тут же решил, что название Cricetus Sapiens Perissodactylus (хомяк разумный непарнокопытный), или, в простроречье осляк, подходит туземцам как нельзя лучше.
Город, в который мне довелось попасть, производил приятное впечатление - широкие улицы, заполненные самодвижущимися повозками и толпами аборигенов, красивые здания. Многие из домов выглядели просто великолепно, будто стремились перещеголять соседа орнаментами, статуями, портиками и балюстрадами. Осляки, ярко разодетые, оживлённо общались, выказывая друг другу расположение, и обменивались всевозможными предметами, церемонно раскланиваясь. На ушах некоторых росли длинные белые волокна, и когда их обладатель кланялся особенно низко, они, заплетённые мелким бисером, мели мостовую на манер плюмажа какого-нибудь средневекового франта. Доносившийся со всех сторон цокот напоминал звон шпор и подков. Сколь культурный, сколь дружелюбный народ! - подумалось мне - любопытно будет пообщаться с кем-то из них.
Такой случай вскоре представился. Шедший навстречу осляк оскалил зубы, поклонился, и негромко спросил:
- Не желаете ли приумножить благо всеобщей конкутреблянтности?
Я ответил столь же учтивым поклоном, и сказал, что желаю, но, к сожалению, не знаю как это делается, ибо только что прилетел. Туземец, казалось, лишь сильнее обрадовался, и поинтересовался, не могу ли я продать ему что-нибудь по разумной цене. Такой оборот был весьма кстати - местная наличность у меня отсутствовала, а пребывание без денег в цивилизованных мирах порой затруднительно. Я поразмыслил, что бы предложить, учитывая явный интерес осляков к красивым вещам. Разве что горсть мелких, ярко блестящих мрздымбашек, что завалялись в кармане меховой дохи ещё со времени полёта к Крабовидной туманности.
Поначалу осляк заинтересовался, даже повертел несколько штук в длинных суставчатых пальцах, но, к сожалению, сделка на сладилась. Как только выяснилось, что я не в состоянии удостоверить торг скивой, туземец потерял интерес. На расспросы, чем является скива, абориген пробурчал в ответ что-то невразумительное, и ушёл.
Впрочем, я ничуть не расстроился. В конце концов не торговля была целью моего путешествия, да и задерживаться на Скляндрии не хотелось. Разве что немного передохнуть, ощутить под ногами настоящую почву, посмотреть на линию горизонта, и снова в путь. Так, в благостном настроении, я совершал променад, зевая по сторонам, и любуясь причудливой скляндрийской архитектурой.
До сих пор не могу понять, только ли праздное любопытство подтолкнуло меня свернуть в тот узкий проулок? Понял, что забрёл в безлюдное место, лишь когда услышал вкрадчивый голос:
- Интересуют влажняки? У нас сегодня отличный выбор. Все свеженькие к вашим услугам!
- Нет, спасибо - ответил я, оборачиваясь.
Голос принадлежал пожилому осляку с обвисшими как у бульдога щеками. Трудновато определить на глаз возраст инопланетных жителей, но этот абориген обладал таким печальным и мудрым взглядом, что сомнений не возникало - передо мной почтенный отец семейства. Испытывая неловкость от того что приходится отказывать столь достойному господину я, извиняясь, пожал плечами. Он не настаивал - скрылся молча в полутёмном дверном проёме, откуда, вероятно, и выглянул, заметив моё приближение.
Я отправился дальше, намереваясь уже повернуть к более оживлённым местам, но не сделал и сотни шагов, как высокая фигура преградила путь, и что-то неприятно острое ткнулось в живот пониже пупка.
- Спокойно - глухо пробурчал незнакомец, лицо которого скрывала плотная матерчатая завеса с дырками для глаз. Тут же кто-то проворно стащил с моей головы шапку, и принялся расстёгивать пуговицы на дохе.
- Руки приподними - деловито сказал грабитель, будто не сомневался в моей покорности. А я, признаться, настолько опешил, что совершенно позабыл о сопротивлении. Всякое приключается в путешествиях, но такого наглого грабежа в ста парсеках от Солнца и представить себе невозможно!
Сообщника, занимавшегося моим раздеванием, увидеть не удалось. Едва вещи перешли в собственность проходимцев, он, незримый, тюкнул меня чем-то тяжёлым аккурат в темечко, а когда я очнулся, негодяев и след простыл.
Ловко же у них всё было устроено! Я просто дрожал от злости и возмущения! Очень хотелось догнать грабителей, и накостылять им по первое число! Но без тёплой одежды и думать было нечего о погоне - холод пробирал до костей. Так что пришлось спешно искать дорогу назад, ощупывая растущую шишку, и успокаивая себя мыслью, что легко отделался.
Пытался узнать дорогу у встречных осляков, и они всякий раз вежливо здоровались, но определив, что разговор не приведёт к приумножению загадочного блага, шли себе дальше, делая вид, что не слышат меня. Изрядно поплутав, я вышел к месту посадки дрожа, и поминутно растирая ладонями уши.
Местные власти наконец спохватились. Ракету окружал невысокий заборчик, рядом стоял важный с виду осляк, должно быть, государственный чиновник, а перед ним собралась толпа, оживлённо передававшая из рук в руки какие-то цветные штуковины. Я подошёл ближе, и увидел, что люк распахнут, а несколько бодро снующих носильщиков таскают изнутри различные предметы и вещи. То, что я принял издали за кусочки цветного стекла, оказалось драгоценными меропианскими образцами! Важный чиновник просто-напросто торговал ими, позабыв о всяком приличии!
- Что это значит?! - с негодованием спросил я, стараясь чтобы зубы стучали не слишком громко.
Наглец окинул меня равнодушным взглядом, и ничего не ответил.
- Прекратите немедленно! Кто вам дал право распоряжаться чужими вещами?!
- Это вы прилетели?
- Да, и хотел бы...
- Тогда тем более не следует нарушать установленных правил - скучным назидательным тоном вещал осляк - Ракета арестована как контрабанда, а вам, во исполнение закона о всеобщем и равном себярании, надлежит проследовать в мозгутильню.
Я понял, что пора переходить к решительным действиям. Иначе корабль разграбят до последнего винтика, и он вряд ли снова поднимется в космос. Эти культурные с виду осляки оказались настоящими проходимцами! Просто клейма негде ставить!
Неожиданно послышались громкие возгласы:
- Во имя Себясама Пупона, личноблагого и преконкутрентного! Пропустите меня! Немедленно! - растопыривший уши, с которых свисали длинные белые нити, осляк пытался прорваться сквозь толпу, но окружающие всячески препятствовали этому. Возникло замешательство, чиновник отвлёкся, и я, улучив момент, бросился к ракете, расталкивая что есть силы стоящих, будто бараны, осляков.
Перескочил загородку, промчался через пустое пространство, с разбегу влетел в ракету, и тут же захлопнул за собой люк. На моё счастье, внутри не оказалось никого, и... ничего. Носильщики потрудились как следует, - на месте остались только закреплённые вещи. Всё, что лежало, стояло, либо просто валялось, исчезло. Первым желанием было дать двигателям полный газ, чтобы поскорей убраться с этой гнусной планеты.
Я выглянул в иллюминатор - там пытались урезонить буйного господина. Он отчаянно отбивался, выкрикивая что-то насчёт неотъемлемого права персональной реституции. Бунтаря ухватили за уши, потянули, назад, но и тогда, принуждённый согнуться в дугу, и следовать за своими мучителями, несчастный продолжал взывать к великому Себясаму, заповедавшему свободное себярание. Толпа же кричала в ответ, что проклятый стадонит не смеет извращать великий закон.
Всё во мне воспротивилось увиденному бесчинству. В конце-концов, этот малый помог мне одним своим появлением.
- Отпустите его! Иначе разнесу ко всем чертям ваш городишко! - рявкнул я через громкоговорители, для пущего эффекта включив бортовые огни и сирену, адски завывшую.
Разумеется, я блефовал. Единственным оружием на борту была мелкокалиберная винтовка, служившая мне для развлечения стрельбой по метеоритам. Но и её уже спёрли нечистые на руку аборигены. Тем не менее, угроза подействовала. Осляки разом повернулись к ракете, замерли, точно обдумывая сказанное, и бросились врассыпную. А бунтарь уже тарабанил в люк корабля.
Лишь только спасённый оказался внутри, я запустил двигатели, и через несколько минут мы легли на круговую орбиту с апогеем в триста километров от поверхности столь негостеприимного небесного тела.
Когда оба немного пришли в себя и успокоились, рассевшись на полу посреди рулевой рубки, я спросил:
- Что всё это значит?
Осляк покрутил головой, затем уставился на меня, напряжённо разглядывая, и даже попытался ощупать мою ногу, обутую в тёплый зимний ботинок.
- Так ты не себярит? - проговорил он с удивлением и, как мне показалось, печалью, а выслушав отрицательный ответ, выдохнул:
- О, великий Пупон! Верни меня поскорее назад, чужеземец, ибо иначе будет попрано твоё себярание! - я ответил, что и пальцем не пошевелю, пока он не расскажет, что здесь у них происходит.
- Тогда это и будет твоим себяранием - заключил осляк.
Как выяснилось, себяриты (так называет себя народ этой планеты) ведут родословную от великого Себясама Пупона, сотворившего самоё себя в средоточии вселенской пустоты. Но сидеть одному вот так, посреди пустоты, до одури скучно (я его хорошо понимаю), и Пупон заполнил эту самую пустоту всем сущим для своего же личного развлечения и блага. Отсюда и данная им великая заповедь - возлюби самого себя, приумножай благо своё во имя процветания. Ведь если каждому в отдельности будет хорошо, то и всем тоже.
- Но позволь - спросил я - как же вы ладите между собой, если каждый печётся лишь о себе самом?
- О, это просто - отвечал себярит - сегодня я окажу тебе услугу и помощь, а завтра придёт твой черёд. Значит, сегодня моё благо состоит в том, чтобы помочь тебе. Такой порядок называется у нас себяранием.
На первый взгляд это казалось разумным, и я не стал возражать, а осляк рассказывал дальше.
Как известно, ни одна религия не обходится без всевозможных вероотступников, богохульников и ревизионистов. Нашлись и здесь таковые, замахнувшиеся на самые устои.
Они попросту отрицали основной догмат пупонианства, утверждая, что Себясам, разумеется, сотворил самоё себя, и вообще всё на свете, но никогда не был Пупоном! То есть, вовсе не оставлял заповеди ставить превыше всего личное благо. И вообще, создал возлюбленных чад себе в помощь, заповедав им жить сообща и трудиться, ставя общественное превыше личного.
Это попросту переворачивало изначальный канон вверх тормашками, и, естественно, не могло быть принято официальной церковью. Зато такая трактовка пришлась по душе бедноте, тем, кто вынужден был не от хорошей жизни держаться вместе. Радикально настроенная научная интеллигенции подлила масла в огонь, объявив, что согласно исследованиям, первобытные осляки жили общинами, на манер семьи, да и с точки зрения эффективности выгоднее, в самом деле, стремиться к одной общей для всех цели, а не к тысячам несовместимых между собой разрозненных.
Ересь ширилась, завоёвывая умы. Адепты искали убежища на неосвоенных землях. Там они создавали сельскохозяйственные коммуны, и жили, трудясь в поте лица своего. Власти, светские и духовные, преследовали еретиков, не забывая прибирать к рукам их владения.
Но это не могло продолжаться вечно, и явился Пророк От Сохи - так назвали его последователи - учёный, сменивший профессорскую мантию на фартук землепашца. Пророк От Сохи ввёл концепцию бороздбования, объявив, что история подобна бороздам на свежевспаханном поле. Дескать, когда пахал он общественную деляну, снизошёл к нему сам Себясам, и поведал, что как бугры чередуются со впадинами, так и в жизни есть время беспокоиться о благе общественном, и время заботиться о благе личном. А как раз сейчас настаёт первая стадия. Значит всем надлежит объединяться. Новое течение назвали стадонизмом, а Пророк От Сохи с тех пор забросил землепашество, и стал проповедовать с немалым успехом.
Стадонизм оказался привлекателен для некоторых влиятельных лиц, быстро смекнувших, что под этим флагом не составит труда подвигнуть адептов к великим свершениям. Ну а когда цели будут достигнуты, следует просто устроить новое явление Себясама, возвещающего о переходе к очередной стадии, и тогда овладеть всем созданным, в полном соответствии с якобы изречённой волей всевышнего.
Получивший поддержку, стадонизм сделался невероятно популярен. Вместе с тем, оставалось и немало хранящих верность ортодоксальному пупонианству, и вскоре осляки разделились на два непримиримых лагеря. Разгорелись жестокие религиозные войны, в которых ортодоксы раз за разом проигрывали. Благодаря сплочённости стадониты проявляли невероятную стойкость, в то время как их противники слишком часто предпочитали личное благо персонального существования общему благу победы ценой собственной жизни.
Пришпоренная энергией стадонитов, скляндрийская история понеслась вскачь. За короткий срок осляки перешли от сохи пророка к промышленному производству, изобрели двигатель внутреннего сгорания, и, наконец, вышли в космос. А незадолго до этого стадонизм стал господствующей религией, победив во всепланетном масштабе. Попутно выяснилось, что выпустившие из бутылки джинна стадонизма влиятельные персоны, не в состоянии его контролировать - их правительства были сметены повсеместно, сменившись народными демократиями.
Настал поистине золотой век. Всеобщее богатство росло. О том, что когда-то произойдёт смена стадии никто и не вспоминал. А если вспоминали, то отцы-стадониты авторитетно разъясняли, что бороздбование - процесс всемирно-исторического масштаба, и посему крайне нетороплив. Так что в любом случае нынешний период продлится ещё очень долго. Теперь уже ортодоксы-пупонианцы ушли в катакомбы, но их, по существу, не преследовали - правота стадонизма казалась неоспоримой.
Открыли осляки и атомную энергию, но поскольку эпоха антагонистического противостояния миновала, здесь, в отличие от Земли, обошлось без ядерных бомбардировок и гонки вооружений. Себяриты сразу перешли к мирному использованию атома, а изобретение ядерно-водородного привода распахнуло перед ними двери в эру межпланетных путешествий.
И тут я не выдержал:
- Позволь, всё о чём ты рассказываешь прекрасно, но то, что я видел там, внизу, мало напоминает согласие и взаимопомощь! Меня ограбили средь бела дня, а потом отказывались показать дорогу без какой-то дурацкой скивы! А как поступили с тобой? Едва не затоптали! Они твердили о неком всеобщем благе, но что же это за благо, во имя которого позволительно так относиться друг к другу?
Осляк грустно кивал. Его уши поникли, и он, то ли в рассеянности, то ли в досаде, выдёргивал из них белые нити, и задумчиво бросал на пол.
- Твоя правда, чужеземец. Но ты забываешь, что всеобщее благо ещё не подразумевает всеобщей любви. Можно всего лишь терпеть друг друга, понимая, что остальные варианты хуже. Уж нам-то хорошо это известно.
- Но толпа называла тебя проклятым стадонитом! Разве стадонизм больше не является официальной религией?
- Это не были стадониты.
- Неужели пупонианство опять одержало верх? Но как? Или вы перешли к новой стадии?
- И да, и нет.
- Ничего не понимаю!
- Дай мне закончить рассказ, и тогда всё станет ясно.
Золотой век продолжался. Но интеллигенция стала задаваться вопросом - как мы узнаем о часе, в который надлежит прекратить работать на общее благо, и начать заботиться в первую очередь о себе? В легенду о сошествии Себясама с небес уже никто толком не верил, да и Пророка От Сохи стали считать, скорей, ловким мистификатором. Теряющая авторитет официальная церковь отвечала уклончиво, и, в конце концов, не нашла ничего лучше, чем заявить, что божественный знак Себясама будет чудесным образом вложен в сердца себяритов.
Это было ошибкой. Тут же возникла еретическая теория самобороздбования, утверждавшая, что смена стадии происходит в душе каждого себярита совершенно независимо. Иными словами, Себясам шепнёт в сердце не всем сразу, а лично, и в произвольный момент. Разумеется, многие заявили, что знак им уже подан. Для тех, кто был не очень уверен в себе, слушатели в сердцах - сердачи - предлагали услуги за весьма невысокую плату. Вылезли из катакомб уцелевшие ортодоксы. С высоких трибун их по прежнему порицали, но простые осляки всё чаще заговаривали о пользе возврата к истокам. Общество, прежде монолитное, дало трещину. Неизвестно, чем бы это закончилось, но тут сама жизнь подсказала приемлемый выход.
Надвигался энергетический кризис. Спасением могла стать ядерная энергетика, но планета, к несчастью, оказалась бедна ураном. Зато богатые месторождения были найдены на её ближайшей соседке, и, кроме того, там вполне можно было прожить. Разве что климат похолоднее. Не иначе - великий и мудрый Себясам даровал своим чадам такую восхитительную возможность!
Поначалу недовольные не очень-то желали отправляться работать на урановые рудники, пусть даже исключительно во имя своего личного блага. Дело пошло веселей, когда власти договорились с наиболее авторитетными ортодоксами о сферах влияния. Кроме того каждому себяриту гарантировали право вернуться, в случае если ему не понравится на новом месте. Вскоре колония выросла и окрепла настолько, что стала практически независимой, и даже начала диктовать условия метрополии, смущая праведных стадонитов картинками красивой жизни тех, кто преуспел в достижении личного блага. А достичь его, по уверениям пупонианцев, мог каждый.
Рассказчик умолк, и с ещё большим остервенением принялся драть растительность на своих длинных ослиных ушах. Белые волосья кружились в воздухе. Их было так много, что я стал всерьёз беспокоиться, как бы не засорилась корабельная вентиляция.
- Ну и что было дальше? - нетерпеливо спросил я, желая прервать опасный процесс.
- Если бы ты знал, как это было красиво, как заманчиво выглядело! - и он вырвал особенно крупный клок, медленно поплывший по рубке.
- Ты тоже нанялся на рудники?
- Нет - осляк замялся - говорят, сейчас там трудятся роботы. Себяриты только следят за ними.
- Так что же произошло?
- Я неконкутреблянтен! - сказал мой гость, будто вынося себе приговор.
- Об этом же самом твердили те, кого я встречал... Но что она такое, эта ваша конкутреблянтность?
- Я потребляю меньше, чем должен!
- Что ты говоришь? Разве может кто-то заставить тебя есть больше, чем ты хочешь, или покупать больше, чем тебе нужно? Это был бы абсурд!
- О, чужестранец! Ты ведь не себярит, и ничего не смыслишь! Я должен больше хотеть! Как хочет всё больше и больше каждый, кому Пупон Себясам шепнул в самое сердце! А я - не хочу, и потому так несчастен! - он снова выдрал огромный клок, и пустил его по ветру.
- Но кто и как контролирует сколько ты хочешь?
- Мой мозгутор. Ему я отношу скивы, полученные от других себяритов за преумножение блага. Мозгуторы не следят за источниками дохода - только потребление имеет смысл. И чем больше приумножит благо конкутреблянтности каждый из нас, тем богаче будут все вместе!
- Постой, тут что-то не так... Ведь если вы будете потреблять всё больше и больше, то всё просто быстрей закончится!
- Ты не прав! Чем больше мы потребляем, тем больше и производим, а Себясам в своей беспредельной мудрости дал нам в распоряжение весь мир! Нужно только одно - не потреблять меньше, ибо тогда жизнь остановится! А я получал предупреждения уже целых три раза... Я перепробовал всё, даже грабёж...
- Разве и это законно?!
- Не совсем, но... ограбив кого-то я ведь всё равно потребляю, а значит - понуждаю производить, и тогда благо преумножается - он совсем сник - я был плохой грабитель. И на последней встрече мозгутор намекнул, что с моими данными - осляк на секунду запнулся, а потом выпалил - можно пойти во влажняки! И он даже готов посодействовать!
Я не стал уточнять значение этого слова, и спросил о другом:
- Почему бы тебе и в самом не попробовать счастья на этой вашей рудниковой планете? Правда, если там ещё холоднее...
- О-о-о! Так ты до сих пор не понял?! Мы сейчас там! То есть здесь! - не сказать, чтобы это известие сильно меня ошарашило, но на секунду я растерялся, и тут же всё встало на свои места.
- Ну тогда ещё проще - вернись, раз это вам гарантировано. На твоём месте я бы так и сделал.
- Боюсь, это невозможно. Поговаривают, что неудачников отправляют не в метрополию, а прямиком на рудники! Да и сообщение между планетами совсем прервалось в последнее время - власти никак не могут договориться о цене на уран.
Он сидел передо мной несчастный, совершенно потерянный. Изрядно полысевшие уши печально свисали. Теперь-то я понимал, отчего он так рвался на корабль. Не знаю, способны ли осляки лить слёзы, но у меня самого предательски защекотало в носу. А может, это была аллергия на ослячью шерсть, валявшуюся по всей рубке? Как бы там ни было, но бросить его я не мог.
Неладное я почувствовал ещё на подлёте. Пыль в атмосфере Скляндрии-2 немного осела, и было хорошо видно как во многих местах что-то очень сильно горит. Я выпустил зонд, и когда он достиг поверхности, трескотня счётчика Гейгера заполнила рубку. Кажется, пупонианцы нашли способ положить конец вековому спору со стадонитами...
На моего гостя было жалко смотреть. Все уговоры лететь на Землю оказались тщетны - он отвечал, что обязан помочь тем, кто выжил, и уже не вспоминал ни о себярании, ни о личной выгоде. А может, я снова чего-то не понимал?
Я поделился с ним тем немногим, что оставалось в ракете - дал скафандр, кое-какие лекарства, немного воды и пищи. Когда мы простились, и корабль взял курс на Солнце, щёки мои были мокры. Я долго смотрел, как тает в чёрном колодце иллюминатора маленькая янтарная звёздочка. Она становилась всё меньше, меньше, и, наконец, сделалась совершенно неразличима среди тысяч и тысяч светил, плывущих в пустоте космоса.