Жила-была на красно-белом свете Стрекоза (Муравей тоже жил, но только на черно-белом). От природы она была очень подвижной и все время танцевала, но никто не смог бы обвинить ее в тунеядстве, потому что эти танцы были делом всей ее жизни. Начинала она на рассвете с разогрева, до завтрака танцевала руками, после - ногами. Пообедав, лихо прыгала и кружилась в воздухе, к вечеру, немного усталая, переходила на шаг. Стрекозке в голову не приходило заняться чем-то еще. Жизнь на красно-белом свете была легка, еда росла повсюду, а о принцах, герцогах и прочих стрекозлах крылатая танцовщица не помышляла, потому что, когда в жизни есть любимое дело, остальное неважно.

Черно-белый свет совсем не походил на красный. Бедный Муравей вставал рано, как и Стрекоза, но весь день работал и поздно вечером, обессилевший, падал в кровать спать. Так было нужно, потому что в этом мире еду приходилось запасать на зиму, неумолимо приближавшуюся и грозившую смертью всем бездельникам. Так что Муравей трудоголил поневоле, не из любви к тасканию тяжестей.

Однажды утром он, как обычно, нес на своих сильных плечах какое-то полезное в хозяйстве бревно. Ему было тяжело, лапкам - больно, спине еще больнее, но он терпел. И вдруг Муравей заметил Стрекозу: она умывалась в ручье, грациозно склонившись и смешно жмуря от воды громадные зеленые глаза. Закончив плескаться, она легко распрямила плечики, отвела руки - крылья назад, подпрыгнула и закружилась на одной ножке. Во все стороны полетели - заискрились брызги, и ее тонкая фигурка в этом вихре показалась Муравью самым прекрасным, что он видел на своем черно-белом свете.

Стряхнув таким неординарным способом воду, Стрекозочка, не заметив Муравья, улетела (скорей всего в танцкласс - сегодня ромашковый), чтобы продолжить изучение партии Жизели. Муравей постоял еще немного и потащил бревно дальше. Но все не мог выкинуть из головы изящные пируэты малышки-Стрекозы. Прошло какое-то время, и он увидел ее танец. Жили-то они рядом, просто миры разные - так что рано или поздно должны были встретиться.

Ветер тогда шумел листвой и раскачивал колокольчики. Рассевшиеся на ветках птицы щебетали, а те, что гонялись в небе за мошкарой, свистели крыльями. Зачем хореограф? зачем дирижер? - гармония этого момента была для танцовщицы очевидной, осязаемой, нежно подталкивающей в спину. Стрекоза танцевала, покачивая головой в такт цветочному динь-дону, раскидывая крылья навстречу ветру, отстукивая каблучками под трели соловья, то ускорялась, сливаясь с хаосом, то замирала, еле отличимая от камня. Страстность и умиротворенность, медитативная сосредоточенность и неукротимая радость, взгляд воина перед битвой и тающая на руке снежинка - это всё о ней, всё это в ней...

Разумеется, в конце концов, Стрекоза устала. И села отдыхать. И увидела Муравья. Он, ободренный ее ласковым взглядом, подошел знакомиться. Попытался объяснить, в каком восторге от ее танца. Слов, конечно, не нашел. Но Стрекоза - умная девочка - прочла всё по глазам. Благо он не первый такой косноязычный.

'Что же дальше?' - спросил Муравей. - Что ты будешь делать, когда придет зима?' И Стрекоза рассказала ему про балет, который она сама придумала, обрисовала сюжет, героев, музыку, как будет выглядеть та или иная сцена... У нее их много, этих балетов, оказывается. Если рассказывать обо всех, дня не хватит. Муравей слушал и удивлялся, как танец - один, сам по себе, без слов - может рассказать о чем-то важном - об одиночестве, несправедливости, судьбе, борьбе с несправедливостью судьбы, о поисках себя и своего предназначения, о смирении, любви, равнодушии и смерти.

Муравей спросил: 'Чего же ты ждешь? Почему все эти идеи до сих пор только в твоей голове?'

Оказалось, что Стрекозе до отчетного концерта еще целая неделя, и единомышленников нет, и с залом репетиционным проблемы. И вообще чего-то она заболталась, отдохнула - и хватит, надо репетировать дальше. На том они и расстались.

Прошло время, и Муравью стали попадаться на глаза афиши: 'ГАДКИЙ УТЕНОК. Балет. Музыка: Л. в. Бетховен, Ян Тирсен, Макс Фадеев. Хореография: Стрекоза'.

Муравей купил билет, букет и не мог дождаться начала представления. В зале не было ни одного свободного места. Но вот гул голосов начал стихать, занавес поднялся, и балет начался...

Когда затихла последняя мелодия, когда Стрекоза с волшебно-белыми лебедиными крыльями вместе с Ласточкой, Журавлем и остальными танцовщиками вышла на поклон, зал взорвался аплодисментами и криками, в глазах у многих стояли слезы, на сцену летели цветы. Настоящий триумф!!!

Потом были еще балеты: 'Русалочка', 'Мужчина и Женщина'... Все они имели огромный успех; это было настоящее искусство, трогающее души, рассказывающее о земных вещах неземным языком.

Птицы и насекомые очень любили Стрекозу и ее труппу. Во время представления что-то происходило со зрителями, что-то странное. Какие-то непонятные, новые чувства рождались в их сердцах. Балет заканчивался, они смотрели по сторонам и не узнавали этот мир: они смотрели на него новыми глазами.

До зимы она не дожила, ведь стрекозы умирают, когда кончается лето. Осень - это конец красно-белого света, а на другом стрекозам нет места.