Аннотация: Если кто-то собирается проводить исторические параллели, то зря.
Любой, уважающий себя джентльмен, а именно так, повинуясь моде, любил себя именовать, небезызвестный в городе N, Николай Аркадьевич Больдуков-Воропаев, обязан чувствовать ветерок прогресса. Посему вышеназванный господин не мог себе позволить отказаться от фотографирования во вновь открывшемся фотографическом салоне, что на углу Биржевой и Молочной, тем более, что этот надутый пузырь и выскочка Мордуковский уже, говорят, имел подобный сеанс со всей семьей во время вчерашнего моциона.
Жена, потомственная дворянка, ведущая свой род аж от Рюриковичей. За это спасибо ее никчемному папаше, который всего-то, что и сумел хорошего в свой жизни, так это, умудрился сунуть в архивной палате какой-то пятак, за который и выправил документик. По нему пусть и зыбкое, но все же родство, выплыло из пучины времени и тоненькой, пунктирной линией соединило чахлый куст Воропаевых с кривым и увядающим, но при этом все же монаршим деревом первой династии. Конечно, можно было бы породниться и с самими, только родство бы выходило совсем дальнее, к тому же рискованно и дорого обходилось.
Так вот жена, услыхав, что в городе новый аттракцион - фотографирование, перестала есть и спать. Точимая изнутри желанием всенепременно иметь фотографический портрет, только всей семьи, а как иначе, и младшенького "angel" одеть в голубой костюмчик парижских мастеров, потому что: "Согласись же, Николя, Момочка такой в нем уморительный, да и старшую, тоже, в свет надо выводить. Ты же ведь не хочешь, что бы Полли повторила судьбу старшей дочери Лелеевых-Мальдинских, которая, почитай уже двадцати годов, а все дома сидит, каждой проезжающей карете занавесками трясет. Так что, Ma chère, mademoiselle, à cet âge, doivent aller dans le monde*. Тем более, люди говорят, что Анна Либрехтовна Забуленская спрашивала за Полечку, намекая на сватовство".
Николай Аркадьевич, попервой ворчал на жену, но после, поговорив за трубочкой со Львом Самсоновичем, стал находить сию затею инженерной потехой и потому мужского внимания достойной. Но ворчать, однако, от этого не перестал.
И так, в назначенный день все сошлось. Семья собиралась на фотографирование, почитай, как на бал. Ни чего не понимающая Марфушка поминутно крестила детей, гладила по голове и целовала маленького Михаила Николаевича в макушку. Иногда выбегая в заднее, то за тем, то за тем, значительно сообщала, что баре фраграфироваться отбывают.
И вот, когда шум и гам достиг наивысшей точки, и разбаловавшиеся дети, ошалев от эмоций, уже начинали истерить, а маленькому Момочке, оборвавшему в беготне крахмальный воротничок, уже поплакавшему и успокоившемуся, но уже готовому начать вновь, было совершено переодевание. Когда уже наконец-то все собрались, и шумная компания выкатилась на улицу к уже заскучавшему извозчику, тогда в доме стало тихо, только слышны были причитания вполголоса Марфушки, что: "...бесово это дело, ой не ладно, что еще вздумали, фраграфироваться..."
Прибыв в фотографический салон, Николай Аркадьевич очень расстроился тому, что Полина Николаевна начала кокетничать с владельцем, который представился Жаком-Анри Молье, и позволила себе хихикать над его шутками, которые, к слову сказать, были весьма и весьма посредственными. Еще больше его раздражало то, что совершенно не видел разницы между дагеротипией и калотипией, и такие великие французские имена как Луи-Жак Дагер и Жозеф Ньепс ему ни чего не говорили, однако, один раз он позволил себе согласиться, что Тальбот, хоть и англичанин, но все же толковый ученый. И уже про себя добавил, "не в пример французишкам этот Тальбот, раз нос им умыл".
Николай Аркадьевич вообще не доверял этим республиканцам, и частично, а, скорее всего и полностью, был согласен с уездным судьей Антипом Ермолаевичем, что "французов этих, вообще нельзя пускать в цивилизованные страны, и что нести бы им крест за смерть королевской семьи вечно". Но, Аглая Прокопьевна, ни чего не смыслящая в политике, вторя дочери, благосклонно улыбалась фотографическому мастеру.
Некоторое время, пересаживая и передвигая всех и наконец-то найдя гармонию в композиции, владелец салона спрятался за большим лакированным фотографическим аппаратом, стоявшем тут же, широко расставив свои деревянные ноги, и накрылся черным покрывалом, смешно выставив оттуда зад. От этого сидящему в центре рядом с женой Николаю Аркадьевичу сначала стало смешно, а потом очень оскорбительно за присутствующих особ женского пола.
Средняя дочь Мари, в силу своего юного возраста не смогла сдержать смеха, провоцируя залившуюся краской Полину. Аглая Прокопьевна, хоть и шикала на девочек, прикрывшись веером, сама с трудом сдерживала улыбку. Момочка, уставший сидеть на материных коленях неподвижно, начал проявлять беспокойство, чем и переключил внимание всех присутствующих. Но уже готовый вспыхнуть конфликт загасил мосье Жак, как видно привыкший к подобным случаям, достав сахарного петушка, который Михаил Николаевич благосклонно принял из рук чужого дяди, после чего победоносно взглянув на мать, затолкал его целиком в рот и затих. Но как оказалось, не надолго.
Яркая вспышка магния на время ослепила все семейство Больдуковых-Воропаевых. Потом Момочка разревелся подобно корабельной сирене и все бросились его утешать, постепенно перемещаясь к выходу.
Несколько дней спустя фотографическая картинка висела на стене дома Больдуковых-Воропаевых между горкой и шкафом. Таким образом, дань моде была отдана, но никто из членов семьи себя на карточке не узнавал, оттого и недолюбливал. Полли и Мари утверждали, что совсем не такие они, и маман отчего-то толстая, да и Аглая Прокопьевна считала, что в жизни она многим лучше, и все так получилось, потому что, скорее всего, она, конечно, не утверждает, но все же, не стоило так ярко пшикать, можно было бы и поменьше. Николай Аркадьевич частично соглашался с женой, но в основном считал, что фотография ни как не сможет соперничать с картиной, хотя бы от того, что картина цветная... Марфушка, крестила бесову картинку всякий раз, перед тем как протирать, а Момочка..., Момочке было все равно, тем более что вчера ему подарили сверчка в банке.
______________________________
* - мой дорогой, мадмуазель, в таком возрасте, должна выходить в общество (фр.)