|
|
||
Я познакомился с Лизанькой на круизном лайнере "Александр Сергеевич", тематически оформленном под эпоху Пушкина. В стенах коридоров ходили элегантные господа в цилиндрах и с тросточками, проезжали нарядные экипажи, грохоча по брусчатке, и из них глядели блестящими глазами совершенно нездешние воздушные барышни. И даже у собак вид был не современный. Не знаю, насколько все это отвечало историческим реалиям (с темой я был знаком довольно шапочно), но впечатление производило изрядное. Виртуальные персонажи шли куда-то по своим делам и перемещались непредсказуемым образом, отчего наш первый с Лизанькой поцелуй навсегда оказался связан с матово светящимся лошадиным крупом. Посреди коридора могла возникнуть голограмма, которая начинала раскланиваться с пассажирами или громко возмущаться по надуманному поводу, а в столовой, ненароком уронив вилку на пол, можно было столкнуться взглядом с недовольной старушкой в смешной шапочке и оборочках. При каком-нибудь конфузе она довольно назойливо смотрела на виновника в лорнет и весь вид ее выражал глубокий вселенский укор. Несколько раз я даже поперхнулся - такое она производила впечатление, - и, верно, не я один, потому что вскоре старушка переехала в кинолекторий, где шикала на болтунов. Чтобы отдыхающие не скучали во время долгих перегонов между портами, ежедневно происходило множество развлекательных мероприятий. Тут были голофильмы, разного рода конкурсы и костюмированные балы, викторины и любительские постановки. Наверно они должны были носить познавательный характер, но насколько успешно, - тут я ничего не могу сказать: мы с Лизанькой были слишком заняты друг другом даже когда ничего не делали и просто сидели рядом. Само знакомство наше произошло в вестибюле. Облачившись в выданный мне фрак и остальные соответствующие моменту предметы гардероба, я рассматривал сценку, где двигались давно умершие люди (ну или их подобия), казавшиеся такими живыми, и размышлял о том, что первично - прошлое, породившее нас, или мы, породившие прошлое. - Посмотришь и невольно делается страшно, - произнёс кто-то сдержанным полушёпотом, - вдруг и мы так же, у кого-то на экране движемся и делаем глупости по заданной программе, а он смотрит лениво и вот-вот соскучится. Я повернулся, пораженный тем, как совпали наши мысли. Маленькая и тоненькая, в узком платье, перетянутом под грудью, с готовым прорваться сквозь играемый образ чем-то совсем иным, она показалась мне нереальным видением. Вроде проекции или игры воображения - стоит неосторожно моргнуть и все исчезнет, растает без следа. Она и сейчас мне кажется такой. Лизанька ворвалась в мою жизнь как маленький вихрь. Закружила, подхватила и унесла, и я сам не заметил, как вскорости мы сделались неразлучны. Окружающие декорации проскальзывали мимо сознания, отодвинутые в сторону предметом куда более важным, захватившим меня тогда целиком и полностью, и где-то даже сверху. Полагая не без оснований, что это взаимно, я был упоён и счастлив. Лизаньку культурная программа путешествия интересовала, кажется, не больше моего. Куда больше её привлекала возможность нарушить какие-нибудь правила (они её прям-таки бесили). В большинстве случаев я и сам находил эти правила достаточно нелепыми, потому придумываемые ею проказы выглядели весьма забавно. Если мы посещали спектакли, то обязательно каким-нибудь непредусмотренным распорядком образом, а лекции слушали непременно с закрытой для посещений палубы или вообще лежа на вентиляционной трубе. Странное дело, но в прежней моей истории не было моментов более полных жизнью, чем вечера ничегонеделанья, когда мы сидели, прижавшись друг к другу словно два воробышка, в каком-нибудь запылённом углу с эксклюзивным видом на макет Медного всадника. В натуральную величину. Простёртой дланью он указывал на Млечный Путь (наверно хотел создать там новый мир) и казалось, что и у него и у нас впереди головокружительная вечность, полная всевозможных чудес. Мы словно стояли на краю радужного моста, готовясь сделать первый шаг. А потом тишина нарушалась дроидом-уборщиком, несущем в манипуляторе цилиндр, который я вечно терял, но никак не мог потерять до конца - в конце концов он непременно меня настигал под смущённое, но настойчивое бормотание на невнятном французском: - Vous avez perdu votre chapeau, monsieur... Лизанька хохотала, глядя, как дроид с цилиндром карабкается по такелажу, по пути объясняя, что этот предмет следует поместить на голову, причём непременно мою. Иногда она заставляла несчастного рассказывать подробно, что такое голова, и показывать, как именно следует надевать цилиндр. Дроид торжественно опускал головной убор себе на спинку, после чего протягивал его мне и выжидательно посверкивал камерами. Тогда Лизанька заставляла меня пригнуться и размещала цилиндр на моём загривке. Дроид огорченно приседал и впадал в задумчивость. Смеясь, я призывал Лизаньку прекратить свои измывательства, а дроид приходил в себя и, пожелав нам приятного вечера, удалялся. Я был абсолютно счастлив. Однажды вслед за роботом явился Лизанькин папа. Ничего предосудительного мы не делали, но он всё равно пришел в сущее неистовство и так кричал и тряс головой, что потерял свою chapeau, и теперь дроид сидел уже с двумя цилиндрами в лапах, пребывая в полной растерянности, кому из нас двоих первому объяснять процедуру одевания. Кончилось тем, что я не выдержал и рассмеялся. Моих отношений с Лизиным отцом это, конечно, не улучшило, так что наши последующие свидания несколько осложнились. Кроме того, мы подошли к порту, где лайнер вставал на продолжительную стоянку. Лиза с отцом собирались остаться здесь (они владели тут какой-то собственностью, временами требовавшей хозяйского надзора), а у меня был билет дальше. Новый Урал лежал в стороне от основных трасс, что определённым образом сказалось на его судьбе. Открыли его и вовсе какие-то то ли контрабандисты, то ли пираты, много лет потом державшие тут секретную базу. Была и своя местная цивилизация, вполне гуманоидная. Уровень развития уралитов как раз подходил к освоению концепции колеса и планета автоматом попадала в список закрытых заповедных миров. Но к тому моменту, как здесь появились представители сколько-нибудь официальной власти, уралиты уже сбились с намеченного курса и нахватались от людей различных вредных привычек, так что ограждать их от дурного влияния оказалось поздно. Теперь, помимо заезжих туристов и коренных обитателей, планету населяли в основном фермеры, разного рода беженцы, искатели лучшей жизни, авантюристы и учёные. По мне, название Новая Америка годилось тут куда больше. Впрочем, власти следили, чтобы народ не борзел и не эксплуатировал аборигенов, всё еще смотрящих на людей с неба как на посланцев богов. Когда мы уже болтались на орбите, Лиза связалась со мной по корабельной сети. - Хочешь ли ты этого так же, как хочу этого я? - загадочно осведомилась она, секунду полюбовалась моими вздернутыми бровями и посвятила в свой план. У меня не вызывало никаких сомнений, что наша с Лизанькой встреча была предначертана провидением, и я, конечно, согласился. Я бы согласился прыгнуть в жерло вулкана, вздумай она это предложить. Коротко говоря, недалеко от их владений (а заодно и какого-то гостиничного комплекса, где я мог остановиться) стояла церковь, да не простая, а чудотворная, хотя и не вполне понятной конфессии. Какие конкретно чудеса были на её счету, я не очень понял - Лиза торопилась и рассказывала сбивчиво, - но сомневаться в чудодейственной силе не приходилось. Построил церковь на древнем капище уралитов какой-то особо суеверный пиратский капитан. Аборигенов никто не спрашивал, но протестовать они не стали, без затей вписав постройку пришельцев в свою мифологию. - Даже папенька смирится и не станет противодействовать силам судьбы, - заверила Лизанька убеждённо. Я проникся. Её папенька не производил впечатления человека, считающегося с какой-то там судьбой, пусть даже и новоуральского происхождения. Часть материковой зоны Нового Урала славилась у туристов пепельными бурями. Как я понял из рекламных проспектов, это зрелищное явление часто сопровождалось необычными оптическими эффектами, а судя по некоторым отзывам, и галлюцинациями (хотя не исключено, что тут не обошлось без вмешательства гостиничного бара). В разгар бури обыкновенно происходили перебои со связью, поэтому я связался со священником и утряс все детали ещё с лайнера. С Лизанькой мы условились, что придём в своих маскарадных костюмах, выданных на лайнере для приобщения к эпохе. Так нам будет проще опознать друг друга, пояснила Лизанька, потому как заходя с улицы в разгар пепельной бури, человек выглядит сущим пугалом и опознать его можно разве что по анализам ДНК, а в церкви иногда случается аншлаг. На том и порешили. Я тщательно упаковал парадный фрак и цилиндр с перчатками. Не позабыл и тросточку. Хотя жуткие свойства местного пепла и казались некоторым преувеличением, рисковать было никак нельзя. При расставании меня терзали дурные предчувствия; я изо всех сил утешал себя обещанием скорой встречи. Последовавшие за тем дни ожидания превратились в пытку, протянувшуюся в вечность, и происходящее вокруг воспринимал я крайне смутно. Сгущающаяся с каждым днём пепельная круговерть словно засосала саму реальность и я выпал из неё, глядя на мир издалека. Иногда нас выводили наружу на экскурсии, выдав специальные костюмы со шлемами, в которых было трудно дышать. Щитки их за несколько минут на улице почти полностью залепляло серыми хлопьями, липли они и к одежде и потом довольно долго приходилось стоять в предбаннике под тугими струями воздуха. Свозили и в деревушку уралитов, но из-за бури смотреть было особо не на что, кроме самих уралитов и убранства помещения, в котором нам дали попробовать местную кухню (жареные корешки, да травы). Помещение было длинное, сложенное из брёвен, с очистительным тамбуром на входе. И то и другое, скорее всего, построили специально для туристов. Что до самих уралитов, со спины да в одежде их вполне можно было принять за людей. Только когда они начинали быстро двигаться, в манере движения проявлялось что-то чужеродное. Вблизи же ошибиться было невозможно: кожа у них была совершенно неестественного цвета, с мертвенным перламутровым отливом, показавшимся мне неприятным (оживших мертвецов я никогда не видел, но их цвет представлял себе именно так). Прозрачные глаза с кошачьими зрачками, то круглыми, то сужающимися в щелку, лишь довершали это впечатление. Тем более, что смотрели они на нас с таким благоговением, от которого невольно начинаешь чувствовать себя самозванцем и припоминать все грехи человечества и свои собственные. - Не хотел бы я быть здесь, когда они протрезвеют и пойдет откат, - помню, сказал один оказавшийся рядом со мной брокер. Я был склонен с ним согласиться. Остальное время мы проводили на базе, любуясь то цветными закатами, то пепельными потёмками. Двигаться куда-то в такую погоду в обычной одежде всё больше казалось мне безумной затеей и я решил позаимствовать на туристической базе один из вездеходов. Прежде одалживать без спроса транспорт мне не доводилось и мысли о предстоящем вызывали немало треволнений, но угнать вездеход удалось без проблем. Буря разыгралась не на шутку и я двигался по сбоящему то и дело навигатору, слабо надеясь на успех, пока фары не выхватили из пепла стену буквально в полуметре от носа машины (хорошо, что к тому моменту я уже изрядно сбросил скорость). Сбоку в стене виднелась тяжёлая торжественная дверь. Подумав, что оставшиеся полтора метра смогу преодолеть и в обычной одежде, я спешно переоделся в свой корабельный комплект и выбрался из машины. У двери в церковь оказался через считанные секунды, но и этих скудных мгновений хватило, чтобы пепел облепил меня со всех сторон и забился во все щели, включая глаза и нос. К счастью, избавление было близко. Не без труда справившись с увесистой дверью и чихая, как проклятый, я ввалился внутрь... и обомлел. Внутри пепел резвился ничуть не меньше, чем снаружи, а может и больше. Где-то вверху горели светильники, а скорее и вовсе прожектора - чтобы пробиться сквозь эдакую гущу, нужна немаленькая сила. Свет их выхватывали из темноты смерчи, вихри, немыслимые узоры. Средь них смутно белели устремлённые кверху колонны, быстро исчезающие в пустоте. По центру инфернальной этой картины свет как будто был ярче и звучала тихая музыка. Я пошёл туда. На каменном возвышении с трудом, потому что глаза мои уже слезились, я разглядел священника. Пепел облеплял его церемониальные одежды и он походил на снеговика, выглядывающего из сугроба. По бокам замерли ещё несколько человек (должно быть, свидетели, которых обещал устроить священник), а наискосок от священника стояла маленькая и тоже вся запорошенная фигура; в укутывающих её оборках, потерявших всякую форму, я с трепетом узнал корабельную накидку Лизаньки. Рад я был несказанно, но с проявлением радости решил повременить, потому как находиться на этом пепельном ветру становилось совершенно невыносимо. Казалось, ещё чуть и я задохнусь, да и Лизанька держалась как-то отчуждённо - бедная моя неизвестно сколько простояла тут в ожидании. И я махнул священнику рукой, веля начинать. Пока он бубнил слова обряда, я изо всех сил держался, чтобы не расчихаться или вообще не отключиться - очень было бы эффектно, на собственной свадьбе. Наконец, священник объявил нас мужем и женой и велел поцеловаться, а сам развернул вирт-экран, по всей видимости, вносить наше бракосочетание в базу. Я повернулся к Лизаньке. Она держалась по-прежнему скованно и это было на неё так непохоже, что вмиг вернулись все дурные предчувствия. "Уж не заболела ли", - мелькнуло тревожно. Я шагнул к ней, мечтая обнять, но Лизанька отстранилась и в грудь мне что-то уткнулось. Лизанька совала мне плотно сложенный ком бумаги, но мой взгляд прикипел к её руке, показавшейся из-под накидки, - тонкой, но сильной, с нечеловеческим перламутровым отсветом кожи. Словно в дурном сне, когда смотришь всё со стороны не в силах пошевелиться, увидел я как чья-то бесформенная лапа тянется к вуали, прикрывающей Лизино лицо. Вся облепленная пеплом, она казалась одеянием мертвеца, только что выползшего из склепа. Рука (она, конечно же, была моя, но я не отдавал себе в том отчета) приподняла вуаль и я увидел прозрачные глаза цвета ртути с кошачьим зрачком. Казалось, в глазах тех было непонимание и растерянность, но мне это оказалось уже безразлично: вокруг вдруг затемнилось и всё наконец закончилось. - Смотри-ка, никак очухался, - услышал я, - что ж вы, батенька, так неаккуратны? Хоть бы тестик провели какой, прежде чем кидаться сломя голову на вольные просторы. - Тестик? - повторил я, ничего не понимая. - Ну а как же! На аллергию, да-с! У многих наших на семена пепелянки аллергия возникает. Странно, что ваш туроператор анализами не озаботился, прямо как-то даже неловко. Может и озаботился, подумал я, смутно припоминая, как по прибытии мазали чем-то на локтевом сгибе. Чесалось потом жутко. Что-то мне говорили по этому поводу, да я мимо ушей пропустил. - Повезло вам, что я в свидетелях оказался. - А вы кто? - Ну как кто, доктор, конечно. Укольчик я сделал, но до конца опухоль, боюсь, не сразу спадет. - Опухоль? - Э... Да вы полежите ещё, голубчик, полежите. Сотрясения "диагност" не увидел, но головушку вы всё же ушибли. Пол-то в церкви каменный, даром, что стен нет, хе-хе... В моей руке был зажат лист бумаги. Я с трудом развернул его негнущимися пальцами и увидел корявенькую записку, со скачущими строчками - писать от руки автор явно не привык. Я прочел: "Милый друг! Ты, конечно, будешь злиться на меня, но потом наверняка простишь и поймёшь, что так лучше. Я не приду. И свадьбы не будет. Мне очень стыдно и неловко, но это всё большая ошибка. Ты ведь тоже так думаешь, я уверена. Мы слишком мало знакомы и вообще. Прости. И да: я сбросила тебе сообщения на все адреса, но боюсь, с такой бурей они не дойдут, поэтому посылаю с письмом местную девушку в моём платье, чтобы ты её узнал. Она по-нашему почти не понимает, так ты её не мучай. Потом, когда связь восстановится, поговорим по сети. Если захочешь." Дальнейший мой путь на "Александре Сергеевиче" казался извращенным отражением предыдущего. Местная самодеятельность, бывшая прежде милой, вдруг стала глупой, лекции сделались пафосными и выспренними, шутки - пошлыми. Жизнь меняла свой цвет и не собиралась останавливаться. Я застыл в бесконечном падении и по мере моего движения вниз реальность становилась все темнее и отвратительней. Когда мне начало казаться, что Медный всадник преследует меня по кораблю как того несчастного безумца, я понял, что пора брать себя в руки и завязывать с этим безобразием: зашвырнул куда-то очередной цилиндр, выданный взамен утраченного на Новом Урале, а добравшись до каюты, снял и засунул в дальний угол костюм. Если б можно было так же скомкать и выкинуть память и чувства!.. Цилиндр я закинул хорошо, далеко, но место выбрал неудачно: на следующий день дроид настиг меня, таща с собой чёртову шляпу и призывая меня поместить это предмет себе на голову. - Ты дурак, - сказал я ему как мог проникновенно, - оставь меня, будь добр. Но он так и не убрался. Тогда я сделал вид, что вообще тут не при чем, и теперь вместо Медного всадника меня преследовал на потеху зрителям тоскующий робот. Обратно домой я возвращался тем же лайнером, никуда не выходя. Только связался с проводившим обряд священником. Аннуляция брака, как я понял из его мудреных объяснений, была мероприятием достаточно сложным и для неё требовалось как минимум найти новоиспеченную супругу. После того, как меня затащили в дом священника, чтобы оказать помощь, аборигенка куда-то исчезла. Имени конечно не осталось - в документах у священника значилась Лизавета с припиской "уралина" после запятой. Я попытался связаться с Лизой - уж она-то должна знать, в какой конкретно землянке позаимствовала эту аборигенку. При большом везении могло бы даже оказаться, что она работает в их доме. Но Лиза ни разу не ответила. Пару раз я набрал общий номер дома и сначала наткнулся на неизвестную женщину, которая не смогла сказать ничего внятного, потом на папеньку Лизы и тот, не мудрствуя лукаво и не слушая моих объяснений, сразу рассказал, где хотел бы меня видеть. К концу стоянки я столкнулся с мимолётно знакомым по предыдущему пути брокером, который только что поднялся с планеты. Сезон пепельного разгула там уже закончился и мой знакомец воспользовался этим, чтобы посмотреть местность и посетить приятелей. Мы разговорились и в ходе рассказов о планете он вскользь помянул мою Лизаньку. Как я понял, она была с головой поглощена новым приключением и дурила голову какому-то Берестову, прикидываясь нищей беженкой и заставляя обучать себя грамоте. Отец того Берестова был в давней ссоре с отцом Лизаньки, что, видимо, делало молодого человека особо соблазнительным - куда более, чем я. Лизанька любила нарушать запреты, да. И какое-то время я был одним из них. И только. Я ходил по кораблю бледной тенью, избегая общества разумных и преследуемый по пятам озабоченным головными уборами роботом. Под конец он совсем отчаялся, программа у него сбилась и он стал бормотать цитаты из песен - верно, мое безумие оказалось настолько заразным. Старушка с лорнетом посмотрела на меня осуждающе: - Нехорошо издеваться над животиной, - сказала она. А вернее, мне это все примерещилось. Дроид переглянулся со старушкой и заявил, что будет тенью моей собаки. Я не выдержал и до конца пути заперся в своей каюте. Обслуживающему персонажу сказал, что работаю над диссертацией и нуждаюсь в уединении. - Tu me manques déjà, - неслось мне вслед, когда я покидал корабль, - я уже скучаю. Я прибавил шаг. Как-то, много лет спустя после описанной выше истории, разделившей мою жизнь на "до" и "после", на полное светлых надежд и полное тоски и горечи, я получил интересное предложение о работе. Речь шла о назначении в посольство на одной перспективной планете. Она даже имела определённое значение в текущих политических играх, поэтому я не удивился, когда меня вызвали на беседу к высокопоставленному чиновнику в Министерстве. Но разговор принял неожиданный оборот: - Хотел бы познакомиться с вашей женой, - сказал он, разглядывая меня с нездоровым интересом, - никогда не видел уралитов вживую. А уж о смешанных браках с людьми до сего момента и слышать не доводилось. Сказать, что я опешил - ничего не сказать. Я выдавил из себя вежливую улыбку, надеясь, что на этом тема и закроется, но увы. Пожелание собеседника оказалось не риторическим: - Так как? - вопросил он. - Познакомите? - В настоящий момент она уехала погостить к родственникам, - героически соврал я. Не то, чтобы мне нравилось врать, но после опыта работы в некоторых сферах невольно научишься. - Жаль. Надеюсь, она сможет присоединиться к вам в поездке к новому месту службы. Коренному населению планеты наверняка будет интересно увидеть, что мы цивилизованная раса и не страдаем излишней ксенофобией, - и уставился на меня таким пустым взглядом, что сразу как-то становилось понятно - без инопланетной жены мне не то, что эта должность не светит, но может статься, что и вообще никакая. Так я снова очутился на "Александре Сергеевиче", все ещё бегающему по своему маршруту. Я ходил по знакомым палубам, вспоминая с равнодушной усмешкой предыдущую поездку, и упиваясь своим цинизмом. На нашем месте на вентиляционных трубах с эксклюзивным видом на Медного всадника сидела юная парочка. Они прижимались друг к другу как два воробышка, один в один, как мы с Лизанькой когда-то, и на секунду накатила откуда-то из забытых глубин такая неожиданная злость, что я сам испугался. Словно эти юнцы украли у меня что-то важное, чем я даже не успел воспользоваться. Взяв себя в руки, я вышел в коридор. Пускай их. Теперь их время воображать радужные мосты с мирами, полными чудес. Пока все их мечты и наивные светлые устремления не разлетятся серыми хлопьями пепла. - J'ai raté, - услышал я за спиной и, обернувшись, увидел у ног дроида с потрёпанным линялым цилиндром, - я скучал. - Не обращайте внимания, - сказал проходящий мимо стюард. - Этот робот давно с катушек съехал. Его уже и списали, да выкинуть рука не поднимается. - Можно я его куплю? - неожиданно для самого себя спросил я. Вопреки моим ожиданиям и прогнозам, основанным на ветренности натуры, Лизанька нашлась без затей, звалась Берестовой, имела кучу детей и довольный вид. Не без удивления я осознал, что встреча с ней не вызвала во мне никаких особенных чувств: ни плохих, ни хорших, да и представлялась она каким-то совершенно другим человеком, словно та Лизанька, летевшая со мной на "Александре Сергеевиче", непостижимым образом раздвоилась и более реальная половина навсегда осталась там, в прошлом, а дальше по жизни отправился кто-то другой. Нынешняя Лиза обрадовалась мне как старому приятелю. Никакой вины за собой она не чувствовала, а о моем конфузе с женитьбой, как оказалось, вообще не знала. Я не стал поднимать болезненных тем: как говорится, пусть прошлое хоронит своих мертвецов. Сейчас меня больше интересовало настоящее. И будущее. Заговаривать о реальной цели своего приезда тоже не пришлось. Со смехом вспоминая события далёкого прошлого (как молоды мы были!), Лиза сама коснулась темы уралины, сыгравшей роль посланца, которая и правда работала у них в доме. Так же между строк стало ясно: где теперь та уралина, Лиза не знает, и даже предположить не может. Походив по окрестностям, я осторожно навёл справки в разных местах, но особого успеха мне это не принесло. Наших мигрантов перемещения уралитов и подробности их личной жизни не особо интересовали, а сами уралиты на мои вопросы норовили предъявить ближайшую особь женского пола. Это обстоятельство навело меня на новую мысль. По совету местных жителей я адресовался к некоему Белкину: он тут затеял своего рода опекунство над аборигенами, помогал им в делах с пришельцами человеческого вида, приобщал по мере возможностей к культуре и даже открыл небольшую школу. Я сказал ему, что ищу взрослую вменяемую женщину для несложных работ по дому, и спросил совета. Белкин пожал плечами и в следующие несколько дней знакомил меня с подходящими дамами. Я, признаться, пребывал в смятении. Все они вполне соответствовали условиям задачи, держались спокойно, с завидной невозмутимостью. По большому счету, подошла бы любая - за пределами Нового Урала их никто никогда не видел, так что сравнивать мою "жену" зрителям будет не с кем. Но что-то мешало мне определиться с выбором. - Я не понимаю, что вам нужно, - не выдержал Белкин. - Может, есть ещё какие-то требования, которых я не знаю? - Кабы я сам знал, - пробормотал я мрачно. Возможно, мне просто претила мысль связываться с незнакомым существом инопланетного вида, к тому же не очень развитым. Внешность уралитов меня больше не беспокоила: после всего, на что я насмотрелся, мотаясь по вселенной, они выглядели очень даже мило, ни на какие трупы совсем не похожи. Так что, дело было не в этом. Белкин смотрел на меня прокурорским взглядом. - Я не маньяк, - сказал я. - Справка есть? - он, конечно, шутил, но с намёком. В конце концов пришлось признать, что претендентке придётся выполнять некоторые представительские функции. - Понятно, - поскрёб бороду Белкин, - требуется налёт, скажем так, респектабельности. А зачем? - и снова изобразил свой прокурорский взгляд. Беспокоился, как бы его подопечная не попала в дурные руки. Я плюнул и обрисовал ему всю свою проблему. Пришлось ждать, пока уляжется приступ гомерического хохота. - Знаю я одну особу, - сказал он, прекратив веселиться, - которая должна справиться с подобной задачей. Но у неё кажется двое детей (вроде бы она вдова) - не уверен, что вы захотите с этим связываться. - Да, - вздохнул я, - это осложняет дело. - Так-то она кандидатура хоть куда, постоянно чему-нибудь учится, уже и не скажешь, что недавно из дикарей... Продвинутая вдова с двумя детьми ничем особенным не отличалась от предыдущих кандидаток. Даже если б меня резали, я б не смог сказать, чем она лучше (или хуже), я и в лицо-то их не в миг различу, но я сразу понял, что она - то, что надо. Полагаю, можно назвать это интуицией. Или чем-то большим. Я сразу предложил ей поступить ко мне на работу. Это, конечно, будет страшно, потому что надо лететь на другие планеты, и там не будет других её сородичей, но я обещал как смогу стараться свести неудобства к минимуму. Однако ж, другие планеты её не напугали - она готова была лететь, при условии, что дети не будут против. Я ведь позволю детям поехать с нами? Я прикинул, что вполне осилю со своим жалованьем содержание ещё двух неприхотливых уралитов, и согласился. Хотя посмотреть на них всё равно стоило - наверняка придётся людям показывать. И не только людям... - Я сама не летать, - сказала меж тем уралита, чему-то тихо улыбаясь, - но мой народ - да. Изобрели крылья раньше колеса, мимолетно подивился я и решил провентилировать этот вопрос попозже. - Как зовут-то тебя? - Лизавета. Я вздрогнул. Помолчав с минуту, пока уралита разливала какой-то напиток по глиняным чашкам, осторожно спросил: - Вы все берёте себе наши имена? - Не всегда. Я получить имя когда меня поженить. Зря я попробовал напиток, он покинул меня через нос. - Ты вышла замуж за одного из нас?! - Меня не спрашивать, - сказала уралита, глядя на меня с лёгкой опаской. - А он был страшный, наверно помирать, с такой распухший мордочка. Я думать, ему очень надо. А потом сразу и упал, совсем мертвый. Я не знаю, какими словами описать, что со мной было. Я сидел истукан истуканом, словно парализованный, а внутри бурлило и кипело. Когда я её искал, совершенно не предполагал, что наша встреча произведет на меня такое впечатление. И что бы вы думали, это было ещё не всё. Когда пришли дети, я увидел девочку с мальчиком примерно одного возраста. Мальчик был нормальный, правильный уралит, а девочка - человеческая. Боюсь, моё дальнейшее поведение сделалось несколько постыдным, поэтому я не буду вдаваться в детали, чтобы сохранить к концу повествования хоть каплю достоинства. Скажем так, в несколько экзальтированной форме я потребовал объяснений и в итоге выяснил следующее. Новоиспеченная Лизавета по простоте душевной решила, что покойный человеческий муж так торопился пожениться потому, что помирать он тоже поторопился, а обзавестись потомством поторопиться не успел. Поэтому невольная жена, впечатлённая доверенным ей делом, совершила долгое паломничество к месту силы под названием Первый Дом. Старейшина, который там дежурил, согласился ей поспособствовать и вырастил в специальной искусственной утробе двух детёнышей. Одного она сделала копию себя, второго - меня, воспользовавшись отпечатком моей сущности на цилиндре, подобранном у церкви. Только пол детям поменяла, чтобы, понимаете ли, не совсем клоны. Я думал, что выйду из её дома заикой. Чем всё это кончилось? Я своевременно прибыл к месту назначения и теперь регулярно хожу на службу. Моя жена пришлась тут всем ко двору, шишки из Министерства должны быть довольны. Дети ходят в местный колледж и периодически хулиганят, а в свободное время мы изучаем небесные карты и планируем путешествие - дети очень хотят найти настоящую родину уралитов. Если вдруг соберётесь зайти к нам в гости, имейте в виду: обыкновенно первым гостей встречает старенький дроид с цилиндром на загривке, бормоча что-то по-французски с цитатами из песен - не пугайте его, пожалуйста. Он порой заговаривается и путается в манипуляторах, но каждый раз, глядя на него, я думаю, что воображаемые в наивной молодости радужные мосты и вечность, полная чудес, - это не глупость, которая пройдет под натиском реальности. Они существуют. И радужный мост, и бесконечные миры, полные чудес. Но до чего же сложно их правильно распознать.
|