Мальгин
Наш дядюшка Леаль

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Дань языку и стилю А. Грина, который меня восхищал в юности, восхищает и сейчас: несмотря на его великолепные языковые погрешности - точный, несмотря на "четвертое измерение", создаваемое его стилем, - исполняющий некую свою задачу. Не просто романтик - Учитель.
    Есть теория А. Мирера, что Воланда Булгаков создавал в противовес Бам-Грану из "Фанданго". Что В "Алголи" был "не имеющий колючек" прототип Бам-Грана (Лу? Мас-Туэль?), который обратился в Друда. Все это спорно, а кое-что мне прямо не нравится, ибо я люблю Бам-Грана более всех героев Грина, но можно ведь сделать это материалом фантазирования?
Тот, кто лежал на краю обрыва лицом книзу и свесив туда длинные золотисто-рыжие кудри, был по внешности настолько захвачен созерцанием, будто глубина уже его проглотила - вместе с костями и остальной плотью. Но не с костюмом: тот с самой возвышенной миной красовался на самодельной распялке из цветущего ракитова куста. Чёрная визитка с солидной одиночной пуговицей на талии спереди и парой любопытных пуговичных глазок сзади строила из себя букву X - не простодушный старославянский хер, но чванливый иноземный икс-игрек. Белый жилет вверху и клетчатые брюки внизу давали знать, что их владелец конкретно заявил о себе как о денди, но положенная рубашка отсутствовала, препоясывая собой чресла наблюдателя. Галстук же, причём вязанный в узел заранее, мрачным висельником покачивался из кармана пиджака. Довершали зрелище лаковые башмаки, в каждом из которых отражалось по июньскому солнцу. Жизнерадостная трава дышала бесчисленностью крошечных ртов на малом пятачке, окружавшем сцену.
Лежачего до крайности занимала деятельность юркого крысоподобного существа, поливавшего из лейки боковой корень ракиты, по его мнению, очевидно, слегка захиревшей. Доктор растений умудрялся балансировать в сетке корневых отростков, придерживаясь одной ручонкой за крепко посаженный в почву голыш, и одновременно наклонять своё орудие под чётко выверенным углом.
- Лейка-непроливайка, - пробормотал лежачий, бережно поддерживая трудягу со спины пальцем, чтобы не свалился. - И ни капли врагу.
- Вы же не хотите, мой господин, чтобы здешняя галька оборотилась бриллиантами, - ворчливо заметила кроха.
- Скорее изумрудами, - ответил тот. - Это же раствор хлорофилла у тебя, а не бриллиантовой зелени, верно? И да, ты прав. Даже без того внизу сделалось весьма вонюче: коптильни, солеварни, перегонка нефти с платформ, в общем, сугубая химия. И высокорослики кишмя кишат... Как тебе внезапно возникший ассонанс?
Ответа спрашивающий не расслышал, ибо снизу вверх начали упорно и громко карабкаться. Похоже было, что у карабкающегося было с собой альпинистское снаряжение, ибо подвигался он споро, причём под аккомпанемент ритмично срывающихся вниз камушков и умеренной ругани. Что в свою очередь свидетельствовало о крепких икрах и добротных лёгких.
Интерес лежачего переключился поворотом невидимого рычага, и он приклонил голову к происходящему. Наконец, рядом с его лицом появилась рука в плотной перчатке лосиной кожи - очень маленькая - и зашарила вокруг в поисках опоры.
- Думаю, та ручка, что внизу, не выросла за минуту, - задумчиво проговорил мужчина, приподнимаясь на колени. Потом выпрямился во весь рост, наклонился и резко дёрнул.
Добыча, благополучно выуженная и теперь стоящая лицом к лицу с удачливым ловцом, оказалась крайне молоденькой девушкой в обтягивающем гибкие формы скалолазном костюме и рюкзаке. За поясом торчал ледоруб, на ногах красовались солидные бутсы фирмы "Саломон-Камнелом".
Оба воззрились друг на друга с лёгким недоумением, он - сжимая левую перчатку, она - стягивая правую: то ли поздороваться, то ли бросить в лицо как вызов.
- Спасибо за помощь, только я и сама бы справилась немного позже, - проговорила девица недрогнувшим голосом. - И приодеться как раз бы успели.
- Это мы с фраком проветриваемся после кутежа, - пояснил бывший лежачий. - Благовонный дым гаван и регалий, флюиды и брызги лучших вин Бургундии и Шампани, солнечное золото, растворённое в хрустале графинов и бокалов, звуки незримой музыки и смех невиданных и невидимых красавиц... они пропитывают все складки и поры, знаете ли.
- Так. Получается, я угодила прямо по адресу, - деловито кивнула девица. - Вы - легендарный Отшельник Калинова Моста, что - или, скорее, кто - сохранился в этом месте с незапамятных времён. Ага, нос румпелем, бородка штопором, рыжие усы торчком, как у пруссака или прусака, могучий и кроткий сарказм в глазах цвета искристой зелёнки, тоска в изгибе губ... Тогда у меня будет к вам дело, если не сочтёте меня слишком уже напористой.
- Сочту, - ответил мужчина. - Но выслушаю, если сумеете изложить вашу нужду в достаточной мере увлекательно.
- Времени, надо сказать, у меня маловато, - ответила она.
- Здесь иное время. Не скажу, что его так уже много, но здесь оно склонно накапливаться и производить некие завихрения.
При таких его словах невиннейший ветерок змейкой промёл пыль тропинки, ведущей в никуда. Под ноги ему бросилась встречная струйка воздуха, обе завились крутой прядью, в мраке которой блеснул лукавый голубой глаз, и исчезли.
- Вы правы - тут всё иное, как посмотрю, - ответила пришелица. - Но я всё-таки постараюсь быть лаконичной. Типа опровергнуть расхожее мнение о нашей половине человечеста.
Мой дядюшка Леаль был истинный денди - я говорю не под действием вашего винтажного прикида, но взаправду. Реликтовое племя. В молодости фланировал с лорнетом, флиртовал с дамами, финишировал в любительских скачках, хранил молчание в интимных вопросах и деньги в чужих карманах, ценил золото не дороже сухого листа, чтил изысканное безделье, шил только у лучших портных, щекотливые ситуации безвредно разрешал пулей или клинком. Прозвище "Жетон", возможно, прикупил уже тогда - завсегдатай рулетки, которую почитал символом своей судьбы. Не много получается у меня рюшечек - оборочек?
- Нет-нет, продолжайте, сударыня.
- Спился, пошёл ко дну, разорился, сохранив, однако при этом останки былого великолепия. Знакомый вор предложил ему заняться шантажом - в будуаре жены миллионера вместо драгоценностей впопыхах ухватил шкатулочку с обильной любовной перепиской и желал выгодно продать владелице. Я имею в виду - за неопределённо крупную сумму и с пожизненной рассрочкой. К несчастью, интересы дела потребовали отскоблить Жетона дочиста и нарядить в костюм, что оказался для него привычным и истинным.
- В итоге проснулись память и совесть, - резюмировал собеседник. - Кажется, слышал эту историю от одного задушевного приятеля.
- Начало, продолжение, но не самый конец, - ответила "сударыня". - Ручаюсь вашим сверлящим глазом, в коем не видно ни дна, ни покрышки в виде века. Ибо разум его тоже пробудился. Итак, стоя на крыльце того самого дома и глядя в любовное письмо, которое вручили ему как улику - именно, его собственное письмо девятилетней давности, - Леаль сообразил, что ларчик с секретной перепиской не бросают там, где его могут ненароком подцепить лихой человек или супруг. Что положение в корне изменилось с той поры, как он предавался беззаконному интиму с Мэри Клер. Оттого он не скрылся в ближайшем кабаке, а позвонил - и попросил свидания с хозяйкой. На зов лакея вышел, однако, муж.
- Ага, - глубокомысленно кивнул слушатель.
- Не такое уж "ага". Слушайте. Мама успела сменить фамилию. Мой милый отчим, Арчи Баттон, выбирая логическое ударение в сочетании "обманутый муж", предпочёл мужа обману. Он знал своих предшественников, тем более сияющих подобно звезде первой величины, а, следовательно, не обманывался. Затмить их было ему трудновато, но он смог. В общем, фразы через две-три мои родичи, настоящий и будущий, уселись рядышком и начали более или менее спокойно обсуждать, как выкупить сувенир за умеренную цену. Мама ведь любила перечитывать перлы любовного красноречия и обливать их крупными хрустальными слезами.
Мы с мамой явились в самый разгар обсуждения - побывали на выставке ручных игрушек. То есть, наверное, ручной работы, да? Мне давно исполнилось десять лет, но я была прямо очарована этими домашними любимцами: как бы дышащими цветами из стекла и шёлка, кораблями, что ловили парусом самый мелкий встречный ветер и бойко лавировали без него, изысканными куклами совершенно естественных пропорций, с ручками и ножками, мягкими, словно пластилин, с живым и умным выражением лиц. И, по инерции, очарована дядюшкой Леалем. Он ведь был чуть моложе папы, а при виде нас обеих и вообще семь лет с себя стряхнул.
Дядюшке предложили отдохнуть, закусить домашним, чтобы не так тянуло... понятно, к чему и куда, при ребёнке они не распространялись на эту тему. Потом он поехал с двумя сильными слугами и вернулся со шкатулкой. Её временного держателя никакая мафия не защищала, да и проку-то было...
Леаля оставили в доме как моего преподавателя иностранных языков. Негласный договор он соблюдал чётко и был полезен. Во хмелю я его не видела - до моих семнадцати лет, но это иная статья, понимаете.
- А если нет? - ухмыльнулся отшельник. - Если я в таких вопросах девствен и невинен, аки молочный барашек под соусом барбекю?
- Понимаете, - кивнула девушка. - Иначе бы так не шутили. Словом, через семь лет со дня внедрения дяди Леаля в семейство...
- Двойная магия семёрки, - перебил её собеседник. - Не к добру.
- Пожалуй. Умер его отец, оставив им с братом на двоих немаленький капитал. Брат какими-то махинациями укоротил долю блудного сына, но ведь денди денег не считают. Им вообще полагается тотчас проматывать их в день карточного выигрыша или получения наследства, а существуют эти кавалеры за счёт долгов. Но чуть погодя вмешались мы с мамой.
- Ага, - снова произнёс её слушатель.
- Ну - "ага". Я выросла своевольная, замуж без согласия предков по новому закону можно было выскочить в восемнадцать, вот и потребовала себе во владение сорокалетнего красавца с приятно округлой суммой в кошельке. А то, мол, всем вам круто обломится.
- И в чём, как это говорится нынче, проблема?
- Затерялся вскорости после свадьбы... Ох, он уже спешит - мой упёртый кузен. Сын мужнина братца. Альпинист ещё тот, однако: прямо земля под ним трясётся. Пусть и договаривает, что дальше, а я ему на взор и зуб норовлю не попадаться. А вы - вы ведь Мас-Туэль, выручатель влюблённых, вам и карты в руки. Отбрешетесь. Где у вас можно спрятаться?
- В каменном зеркале. Видите, в склоне у тропки овальная как бы рама? Оно самое, - торопливо заговорил внезапно определённый Мас-Туэль. - Я сам туда, бывает, ухожу, когда ваш народ мне опостылеет. Внутри то же, что и здесь, только цветов и моря куда больше. Вернётесь, как только будет можно, - почуете.
- Вернусь, кто бы сомневался, - ответила соломенная вдовушка.
- В обмен на догадку. Как имя ваше?
- А...оль, - смутно донеслось из гранитного ореола.
- Вроде не Ассоль, и то слава Всевышнему, - удручённо вздохнул он. - С недавних пор каждую вторую девицу в Каперне называют Ассолью - в надежде, что ей перепадёт штука промасленного шёлка самых ярких цветов.
Пока двигалось вперёд это рассуждение, на кромке обрыва возник новый персонаж - легко, будто взнесло его крутым пассатом. Был он юн, худ, смугловат, наряжен в сплошную джинсу, резкий профиль казался ножом, взятым неосторожной рукой. Однако серые глаза, рассмотренные анфас, наносили общему впечатлению удар: более всего они напоминали удручённых котят или домашние тапочки.
- Это вы - здешний анахорет? - спросил пришелец отрывисто. - Моя безбашенная невестка собиралась к вам, хоть я её и отговаривал. Где она?
- Не знаю, право, - вежливо отозвался Мас-Туэль, кивая курчавым затылком в сторону отверстия. - Однако вам туда идти не советую. Характерец у неё... "Я с детства не любил овал! Я с детства угол рисовал!"
- Намёк поэта понял... - пробормотал юноша. - Зовут меня Арвент Ар, я родной племянник Леаля, сын его старшего брата. И, судя по всему, проблема у нас с Алгой общая.
- Искать пропажу в лице блудного дядюшки, - с важностью кивнул анахорет. - Наиближайшие аналогии: Август Эсборн и Уэйкфилд Натаниэля Готорна. Причём ложится сия задача тяжким бременем на мою согбенную выю. А посему не будете ли вы так любезны объясниться позатейливей - без хорошего прикола не работаю.
- Ну-у... - задумчиво проговорил Арвент, опускаясь на небольшой валун, что подкатился как нельзя кстати. - Дядюшки - они такие. Чудаковатость им присуща как неотъемлемое литературное свойство. Возьмём жюльвернова дядюшку Антифера...
- Попрошу всё-таки ближе к делу, - сухо прервал его Мас-Туэль, плавно приземляясь на траву напротив.
- Длинноногий дядюшка. Паук-сенокосец. Так Алька звала Леаля с самых первых дней, как внедрился в семью. Наследством овладел он много позже и тратил, как раньше причитающееся ему жалованье, на игрушки. Покупал вначале кукол.
- Для девочки?
- Не уверен. Скорее для себя. Метр двадцать высотой, с шарнирными конечностями, взрослой комплекцией и осмысленным взглядом. Дорогие даже для семейства Баттон, а для него - вообще безумие. Шил им роскошное приданое и даже тачал туфли и башмаки.
- Готика, - глубокомысленно кивнул собеседник. - Паранойя долл. Красивая жесть.
- Умудрился задёшево купить на распродаже имущества роскошной виллы говорящего болвана по кличке Ксаверий. Вообще метр шестьдесят. Встроенная логическая система, разработанная с помощью неких чувствительных цифр. Принцип обратной звуковой связи, аналоговый процессор. Тоже денди по виду.
- Понятно. Дарил их? Перепродавал?
- Не уверен. Жил у Баттонов на всём готовом. Но куклы время от времени куда-то исчезали.
- Улика? - спросил Мас-Туэль. - Малефиция, похороны восковой персоны и так далее?
- Не понял. Мне кажется, дядя Леа в самом деле продавал их с прибылью, когда наскучивали ему и Альке. Этакий круговорот с наращением монетного жирка, в который не включался разве что Ксаверий. Или нет: его модернизировали, сделав ещё больше похожим на человека. На голема в оболочке из природного латекса, с микропроцессорами внутри гибкой скорлупы, отвечающего уже не на одно кодовое слово, а на великое множество фраз. Даже в том случае, когда его расчленяли и помещали отделённые конечности в разных местах особняка...
В скором времени дяде в голову вдарила новая блажь: стал коллекционировать картины. Думаю всё же - не миллионные оригиналы, кто бы ему выкрал забесплатно? Изящество работы всё оже не вписывалось в обычные представления о копии, пускай наилучшей. Пленительные юноши Караваджо, Рафаэля и Гверчино, святые Себастьяны без числа... Томные азиатские отроки в чалмах, с перепёлками, целующими их в губы, или верхом на розовом коне... Чем он объяснял свои стремления? Желанием исследовать биполярную природу человека, притяжение и отталкивание - некие стороны, скорее физические, чем физиологические. Образы на стенах пышной галереи так и мелькали, словно колода карт в руках гениального игрока. Похоже, дядя покупал и продавал их с выгодой, незнакомой обычным людям. Один двойной портрет дядюшка будто бы воскресил на атомном или молекулярном уровне.
- Как это?
- Оригинал сгорел в конце второй мировой. "Подруги" называется. Две красивых женщины, одна в красном и чалме, другая голая, похожа на Еву того же чокнутого Климта. Постеров-то полным-полно, да тут иное дело.
- Вот-вот, и я об этом самом, - отшельник выпрямился и подставил сжатый кулак под встопорщенную бородку.
- Наш Леаль похвалялся, что собрал рассеянные частички в воздухе и выложил на новый холст. Они, видите ли, обитают в вечности, как всё, созданное творческим порывом. Хвалился, что так можно вернуть всё потерянное человечеством, лишь бы оно было живым и настоящим. Только проникать сложно. Куда-то там. Это он перед Алги выкомаривался и петушился, думаю. Приноравливался взять за себя. "Наш профессор отличился - на студентке он женился..." И своевременно накопил своего рода приданое невесте.
- А общая точка дядюшкиных интересов? Неужели... э...?
- Нет, - как отрезал юнец. - В далеко идущих планах его значилась не Алги, но вкупе всё человечество. Я понял это, когда он внезапно перекинулся на биологию. Начал с расхожей байки про то, что клетка, взятая отдельно и помещённая в физиологический раствор, бессмертна. Задним числом вывел бессмертие произведений искусства из одухотворённости живых атомов, их составляющих. То есть подвёл основу под свои спасательные операции. Откопал в вездесущей Паутине сказочку о карликовой глубоководной медузе, что не умирает, потому что молодеет после каждых родов. Митоз, как можно догадаться.
- Нутрикулу никак нельзя счесть творческой личностью, - задумчиво и не совсем в лад отозвался Мас-Туэль. - Даже в той мере, что вашего компьютерного римлянина. Одно в ней хорошо - странница: корней не имеет, якорей не бросает, тем более прикованных к золотой цепи. Легко сообщается со всей массой своих плавающих в океане родичей... Маэстро Леаль, случаем, не отозвался о броуновском движении своих высокодуховных бионов?
Арвент воззрился на него с благоговейным ужасом.
- Простите, я вроде как слишком круто взял быка за рога, - вид отшельника недвусмысленно показывал, что проговорился он нарочно. - Бион - термин сугубо специальный, маэстро вполне мог о нём не знать.
"Знал, и ты, провокатор, знаешь, что он знал. Если не вообще плутня через тебя прошла", - читалось в укоризненно-пушистом взоре.
- Так что - в один мало прекрасный день ваш анкл-террибль, ваш жуткий дядя-динамит сообразил, как придать частицам тела единую ориентацию, и тотчас упорхнул в неизвестном направлении? На одном чистом подсознании, разве не так? - с резкостью продолжил Мас-Туэль. - Оставив как бы вдову как бы утешаться новым поклонником?
Юнец вмиг побагровел от возмущения:
- Я только ради госпожи Мари... Упорхнул, вы сказали? Но ведь никто не видел, как люди летают. И дядя Леаль - он попросту однажды стал облаком. Облако поднялось с росистой лужайки, где он отдыхал на рассвете, воспарило вверх, вспыхнуло кроткой шаровой молнией - и исчезло.
- Каков поэт, - восхищённо комментировал отшельник. - Вам бы Пегаса подседлать. Ну и что теперь? Какой ложкой выскребать вашего родича из мироздания? Я такому не научен.
- Алька, - лапидарно ответил юнец. - Влюблённая дура, которую ненароком посвятили. Она должна была прийти к вам допытываться, и батюшка, который считает вас первопричастным к любого рода левитациям, как физическим, так духовным...
На этих словах далеко внизу лязгнуло нечто. И ещё раз - гораздо упорнее.
- Она была здесь, это правда, - кивнул Друд, поднимаясь на ноги. - Мы поговорили, в результате теперь вовсю гуляет на обратной стороне бутыли Клейна.
Мимолётность роли не могла до конца изгнать из него желание острословить.
- Эй, будьте поосторожней там! - крикнул он в затылок Арвенту, который легко порхнул через порожек овала и теперь уносил на затылке все предупреждения, прошлые, настоящие и могущие быть в дальнейшем. - Зазеркалье - место, где может произойти всё, что угодно. Как-то у меня кольнуло под правой лопаткой, а мой доппельгангер пожаловался, что у него болит сердце.
- Прости-прощай и помни обо мне, - пробормотал Друд, слегка рассеиваясь в воздухе, звенящем, словно мириад серебряных колокольцев. - Я буду говорить с вами обоими ещё долго после того как вы уйдёте.
Лирическое настроение погостило в нём лишь малое время, ибо снизу тяжкими рывками надвигалось нечто похожее на стальную корзину, сидя в которой монтёр чинит высоковольтную передачу, и ставший на дыбки великанский гроб с когтями. Отшельник выгнул дугою бровь и приклонил ухо, прислушиваясь.
Сооружение ползло по склону с упрямой поступательностью пяденицы - разумеется, мы имеем в виду червяка. Узкая вертикальная колея стлалась позади руслом бесплодного ручья.
Наконец, оно поравнялось с лужайкой и остановилось, лихорадочно дрогнув.
Осанистая особа, которая выступила из раздёрнутых створок, была ярко выраженного мужского пола, стильно одета, умеренно раскормлена, гладкокожа, но нечто в разрезе глаз и складке губ разбивало общий колорит серого льда. Всё же при виде особы костюм самопроизвольно натянулся на владельца.
- Вы Друд, потатчик беззаконной страсти? - произнёс новый пришелец.
- О нет, - ответил хозяин, - это уже схлынуло. Снова я стал подобен Мас-Туэлю, который увидел заревое небо, сидя в утлом челне посреди океана. Но я и не он. Я Бам-Гран, который шутит на всю вселенную и на разрыв своего и чужого сердца.
- И такой же блаженный идиот, как мой младший братец, - подытожил его слова пришелец.
- Могу ли я счесть ваши слова косвенным поименованием? - осведомился Бам-Гран. - Кстати, присаживайтесь, куда Бог послал. Нет правды в ногах, как, впрочем, нет её и выше.
- Разве после вас. Грантом Ар, к вашим услугам, - представился его собеседник, с несколько удручающей ловкостью опускаясь наземь, свернув ноги калачиком.
- Так на чём мы остановились? - продолжил Бам-Гран, устраиваясь поудобнее. - Нынче все являются искать свою пропажу. Можно подумать, у меня тут эльфийский клад зарыт.
- Только не вздумайте намекать на то, что мои юристы обратили наследство Леаля в сухие листья... или листы гербовой бумаги со всякими казусами и увёртками. Получил он в результате достаточно. Знал бы, на какую блажь он его использует, обратил бы в чистый ноль.
- Дурные дела куда легче оправдать, чем хорошие, - кивнул Бам-Гран.
- Делать это я, собственно, не собираюсь. Ваши настырные посетители - это, я не сомневаюсь, мой сын и жена моего брата. Эта заноза Алголь...
- Надо же - впервые слышу её имя... Полное имя, - поправился отшельник.
- А, - махнул рукой Грантом. - Надо сказать, мы с Клерами дружили. Был эффектный снимок, вырезанный мною из глянцевого журналаи повешенный в их гостиной. Оранжевая и голубая капли рядом с изрытой горбушкой некоей планеты - возможно, нашей Земли. Алголь в созвездии Персея. Затменная переменная звезда, где вещество перетекает от одной её части к другой.
- Как вижу, вы изволите страдать натурфилософией, - иронично отметил Бам-Гран.
- Когда Мария была в тягости, её глаза буквально притягивала эта картина на стене и на небе: светило, которое танцует, затмевая само себя. Думаю, будущая мать и свою дочь нарисовала неким подобием Алголя, существа с переменчивым и буйным нравом, а некое дьявольское попущение помогло ей закрепить это крестовым именем. Мари говорила, собственно, что имя дочери родом из детского лепета - всё равно. Алголь - демон, чудовище, вы - сам дьявол, и, по слухам, оба вы назвали себя сами ещё в колыбели.
Он запнулся. Бам-Гран заметил про себя некую оговорку, но промолчал. Тот, кто одухотворяет космические тела, именуя их существами...
- Польщён вашим о нас мнением, - поклонился он, не вставая с места. - Разумеется, родители наши известны миру. Однако если Сын Божий родился однажды от женщины, отчего не сделать это и его антагонисту? Продолжайте ваши резиньяции, будьте добры.
- С самых первых лет все были от девочки без ума. Мои дети. Мой сын. Новый супруг Мари, что взял её с младенцем, - виной был несчастный случай, вовлекший в оборот всех четверых.
- Естественно. Нелюбимый муж относится к высшей категории риска наряду с геями и огнеупорными холостяками, - кивнул Бам-Гран. - Мужчины вообще затратный материал эволюции. Ибо что может быть от них доброго? Сплошные беспокойства.
- Связь на грани кровосмешения, которую мы пресекли, и куда более ужасающая, которая воплотилась...
- Минуточку, - перебил его собеседник. - Надо было предупредить вас, что всё сказанное вами может быть истолковано вам во вред. Вы читали те письма из шкатулки. Возможно, вы замешаны и в похищении. Иначе с какого бодуна, Господи прости, вы предположили, что ваш братец может быть кровным отцом Алголи? Впрочем, это сущая чепуха.
- Да - для того, кто вмешивается в законы природы, пренебрегает нравственным законом, запечатлённым на звёздном небе, и сам - прямое отрицание их, - возразил Грантом, приподнявшись и выведя рукой словно из небытия угловатую, как руна, фигуру.
- Что делать! Если мир обнаруживает, что непохож на ваши о нём представления, он и не подумает извиниться. Измениться - тем более, - ответил Бам-Гран с выразительной кротостью.
- Он меняется, - возразил Грантом со внезапной силой. - Некогда мы мечтали летать подобно птицам - ныне мы имеем нечто куда более целеустремлённое. Еще в юности я думал о том, что, может быть, скоро настанет время, когда в дивном сплетении человеческих ментальностей, в сливающемся скоплении нервной силы исчезнут все условные преграды и средства общения. И вот - перед нами интернет, великий и всемогущий. Человек не хотел умирать, невзирая на все обещания Рая: этот извечный страх не истреблен, однако... есть ли смысл бояться неизбежного?
- Кажется, человек подходит к решению проблем не с той стороны, с какой надо, - раздумчиво проговорил Бам-Гран. - Встроил себя в махину развитой цивилизации: сидит внутри плотной капсулы и дёргает за рычаги, не замечая того, что на самом деле это они им движут. Желает если не истребить, то изрядно приуменьшить силу Мрачного Жнеца. Но ведь жизнь оттеняется смертью, как бриллиант - густо-синим бархатом шкатулки, заключающей в себе море и на его зыблющемся фоне - остров Фрези Грант. Оттого цивилизованные детки нынче не играют, а учатся; они всё учатся и учатся и никак не начнут жить. Чувствуете силу и смысл противопоставлений? Игра поистине едина с жизнью, жизнь есть игра, где позволено всё помимо трудного мозгового пота. Если коротко - все вы, люди, изволите хлебать щи лаптем, тогда как следует пить фин-шампань из хрустальной туфельки дамы.
Сегодня он ещё не говорил так долго и чуть запыхался.
- Так вы верите, что есть избранные для высокой цели, которым дано как сияние то, что для всех прочих прорывается лишь некими потусторонними блёстками? Корабли, режущие гладь людского океана, птицы, парящие на крыльях духа? - воскликнул Грантом.
- Э, вы, кажется, присвоили мою собственную функцию всеобщего провокатора? - спросил Бам-Гран.
- А вы, кажется, догадались с самого начала о том, что происходит? - ответил Грантом, улыбаясь в половину рта. - Что же не подали виду?
- Интересны стали ваши аргументы. Но ради всего святого, зачем вы это проделали?
- Я боялся и боюсь, - ответил учёный. - Ибо иная реальность, данная в вас, моём брате, моём сыне и Алголи, рассекает несовершенство нашего мира подобно мечу в неокрепших руках. Алхимик, овладевший секретом Великого Делания. Человек высокого полёта. Юница, которая уже одним тем, что живёт на свете, попирает представление о нежном поле, требующем властного попечения. Это рушит основы и тем самым угрожает существованию человечества.
- Да полноте вам! Уж эту тварь не сведёшь с земной поверхности никаким инсектицидом. На редкость устойчива.
- Зато можно отправить её в неизведанный космос? - усмехнулся Грантом. - Что вы успешно и проделали.
- Ну, разумеется, - ответил Бам-Гран. - Отстреляны все зайцы. Тройная опасность, как вы и хотели, устранена, горизонты для дерзновенных раздвинуты. Как того хотел я.
- Насчёт одного я сомневаюсь, - вздохнул учёный, покидая импровизированное седалище и укрепляясь на онемевших ногах. - Как-то не вписывается в общую теорию нравственного поведения - одна жена, два мужа.
- Какие мужи и жёны в ином царстве! - возразил его протагонист. - Сказано же, что там супружеств нет по факту. И потом, не забывайте: самой первой Алголи, по имени которой названы остальные такие звёзды, потребовался не один, а два спутника. Один вращается вокруг неё, вокруг другого - она сама. Правда, для того, чтобы попасть в небесную мифологию, нужен некий земной подвиг, но, думаю, если поискать - наверняка отыщется.
- Наверняка, - кивнул Грантом и впервые за беседу улыбнулся как полагается.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"