Что же ему снилось? Что-то лёгкое, приятное, дающее отличное настроение и бодрость на целый день, но что? Она?
Томми откинул одеяло, встал на пушистый ковёр, утопая в нём по щиколотку, и потянулся как довольный кот. Солнечный луч пробивался сквозь жалюзи и золотил снежную белизну пододеяльника. Поднявшиеся от движения воздуха пылинки играли друг с другом, кружась в танце, то влетая в луч света, то уносясь прочь. Приятно проснуться в правильно устроенной спальне. Томми нравилась его квартира, вся обстановка здесь радовала глаз и говорила о хорошем вкусе хозяина. Он отправился в ванную, не надевая скучающих у кровати тапочек-кроликов - тёплые полы ласкали пальцы ног. Пушистая обувь выбивалась из стиля, но для маминого подарка было сделано исключение. По пути в ванную, Томми зашёл на кухню, включил кофеварку и зарядил тостер.
Что же приснилось ночью? Воспоминание ускользало призрачной улыбкой, лёгким налётом очарования. Нет, не вспоминается.
Времени было достаточно, Томми слушал новости и неторопливо завтракал, наслаждаясь ароматным кофе и смакуя каждый кусочек горячего тоста. Есть надо не спеша и с достоинством, как учила мама.
Главной новостью последнего месяца была высадка совместной американо-советской экспедиции на Марсе. По телевизору показывали кадры работы астронавтов, их счастливые лица и нелепые движения в скафандрах. С тех пор, как Советы стали демократическими, делить стало нечего и мир преобразился. Больше тридцати лет без войн, без страха ядерного апокалипсиса, с взаимоуважением между странами и всеобщим благоденствием. Почти всеобщим - Африка слегка отставала. Будь жив отец, он наверняка был бы недоволен, что Томми не пошёл в армию, как он сам и много поколений Флетчеров до него. Что делать - профессия военного осталась невостребованной.
Ночью было прохладно, не больше сорока по Фаренгейту - можно будет помодничать в новом пальто. Томми уже пятый год жил в Лос-Анджелесе, рядом с Голливудом, и это был самый промозглый февраль на его памяти. Впрочем, мама вчера говорила, что в Нью-Йорке валит снег. Так что прочь уныние - здесь отличный климат, лучший город, прекрасная работа. Что ещё нужно для счастья? Разве что Амели. Надо же было влюбиться в середине четвёртого десятка лет.
Томми работал с ней последний месяц. Она была молодой, но уже довольно известной актрисой, а он художником, специалистом по трёхмерной графике. Пару раз в неделю они встречались в студии, где Томми трудился над картинкой движения Амели в боевых сценах. Он был гораздо старше её и не считал возможным признаться в своих чувствах, да ещё и ревнивый бойфренд неизменно ждал красавицу в коридоре. Томми было приятно видеть девушку, хотя недосказанность временами нагоняла тоску.
Он подъехал к студии на своём тюнингованном красном мустанге минут за пятнадцать до назначенного времени. Но Амели уже ждала и даже успела переодеться в свой боевой наряд. Это было странно - обычно она опаздывала. Её парня не было видно.
- Привет. Ты рано.
- Привет. Так получилось. Что сегодня будем делать? Я думала, мы уже закончили, - сказала девушка, встряхнув чёрным каре.
- Я тоже так думал. Вчера досчиталась сцена, где ты дерёшься в гостинице, есть пара неудачных моментов. Нужно переделывать.
Томми лукавил. Он мог сам всё исправить, но ему хотелось лишний раз увидеть Амели. Себя он убеждал, что так будет надёжнее, меньше шансов напортачить.
- Чудесные духи, - одобрил Томми. - Не узнаю. Что-то новенькое?
Амели лишь улыбнулась.
- А ты стильно выглядишь, - одобрила она, и в её зелёных глазах сверкнули озорные искорки.
- Красота внутри начинается с красоты снаружи, - ответил он, снимая пальто.
Амели разминалась, пока Томми включал аппаратуру и щёлкал кнопками.
Стен, её долговязый бойфренд, ворвался когда Амели стояла на руках, выпрямив ногу в ударе, а Томми поддерживал её за ступню. Автоматическая камера на подвижных шарнирах фиксировала положение тела. Находиться долго в такой позе нелегко даже такой спортивной девушке, и Томми старался сделать работу с первого раза.
- Почему ты не сказала, куда едешь? А этот куда пялится? - сразу закричал Стен.
Амели встала на ноги.
- Ну вот, опять всё сначала, - раздосадованно пробормотал Томми.
- А я не обязана перед тобой отчитываться! - гневно ответила своему другу Амели, уперев руки в бока.
Они заспорили, причём Томми показалось, что они начали ругаться ещё со вчерашнего дня и никак не могут остановиться, а он не любил скандалы и не хотел быть свидетелем конфликта.
- Стен, выйди, пожалуйста, мы работаем, - вежливо попросил он.
Вместо ответа, тот в ярости ударил Томми по лицу. Томми отшатнулся, приняв удар вскользь и рефлекторно ударил в ответ. Мужчины замерли друг напротив друга, как два петуха, меря противника взглядом, но Амели втиснулась посередине и спокойно спросила у Стена:
- В каталажку захотел? Можно устроить. Нападение на человека при свидетеле.
- Ты же не станешь?! - с угрозой спросил Стен.
- Стану. Уходи. Я тебе ещё вчера всё сказала.
Минуту Стен пытался переглядеть Амели, но та победила.
- Ну ладно... Ещё увидимся, - процедил Стен, сплюнул на чистый пол и развернулся к выходу.
- Иди-иди. Видеть тебя не хочу, - напутствовала Амели.
Стен ушёл, хлопнув дверью, и Амели повернулась к Томми.
- Извини, я не хотела, чтобы так... Мы вчера расстались. Он оказался ужасным занудой и вообще. Я с ним больше не могу... У тебя на щеке кровь.
- Ерунда, Стен кольцом ободрал.
- Дай вытру.
Амели стала осторожно вытирать его щёку бумажной салфеткой, стараясь не задеть царапину, её глаза и губы оказались так близко, что Томми не выдержал, обнял девушку и поцеловал. А она ответила.
Потом, наплевав на работу, они уехали кататься на машине по городу, гуляли, сидели в ресторане, разговаривали, снова гуляли и снова разговаривали. Они провели замечательный день, радуясь жизни и друг другу. Вечером Томми отвёз Амели к её дому, а она предложила зайти на чашечку кофе. Оба считали, что на первом свидании не стоит доводить дело до постели, но дружно решили, что свидание у них уже не первое. Ну и что, что предыдущие были по работе?
- Погоди, погоди, - шептала девушка, - иди в душ, а я тут пока приберусь. Я же не думала, что у меня сегодня будет гость.
Томми ополоснулся, пока Амели что-то рассовывала по ящикам в спальне, потом пошла в душ она, а Томми ждал, лёжа в её кровати, заложив руки за голову и счастливо улыбаясь. Не верилось, что такая красавица, которую он чуть ли не боготворил, согласилась быть с ним. Монотонный шум льющейся воды убаюкивал, и Томми задремал.
Губы едва слышно прошептали: - Ты скоро, Амели? - и он проснулся.
Холодно. Господи, как же холодно! Под конец февраля ударили морозы, вытягивая остатки сил и тепла. К утру в бараке становилось невыносимо холодно. Не спасало и одеяло, натянутое на телогрейку и ватные штаны. Только валенки Томас снимал, укутывая ноги в шерстяных носках куском брезента. Многие обитатели барака спали прямо в обуви. Наверху было теплее. Но наверху не всем хватало места. А нижние нары давно покрылись толстой коркой льда. Печка, сделанная из железной бочки, к утру остывала, едва успевая подсушить ряды валенок, составленных на листы ржавого железа.
И вдруг этот сон. Странный сон. Такой отчётливый и настоящий. Такой светлый и манящий. Полная противоположность реальности. Мир без войн, дивный мир всеобщего благоденствия. Утопия. Будь проклят этот сон, заставляющий скрипеть зубами в бессилии. Будь проклят Голливуд, где Томас никогда не был. Амели, которую никогда не знал и не любил. Солнце и тепло. И особенно будь проклято то время, что не хватило выйти Амели из душа. Томас всей душой возненавидел девушку за эту задержку. Любил! Нельзя проклинать любовь. Любил? Разве что во сне. Не считается.
Вчера умер Норман. Томас воевал с ним бок о бок долгих четыре года. Вместе они побывали и в Сирии, и в Юго-Восточной Азии, и даже на Кубе. Вместе попали в плен. Даже строгий отец Томаса уважал его несгибаемого друга. Когда-то Норман кичился здоровьем и силой, умением переносить невзгоды, а вчера умер. Сел и уже не поднялся. Говорят, когда человек замерзает, ему ненадолго становится тепло, перед самым концом. Стало ли тебе тепло, Норман? Тело капрала теперь ждёт, когда на улице погода будет не столь сурова, чтобы выкопать могилу и не угробить на морозе могильщика.
А работа ждать не будет. Какой бы ни был мороз, лагерников не жалели и гнали на объект. Русским нужны редкоземы. Чтобы начать здесь добычу, нужно сперва построить город для рабочих. На пустом месте, в Сибири, на севере Якутии.
Да, пленных не щадили, они были расходным материалом, строительным инструментом. В суровом климате севера заключённые часто умирали. А своих русские губить не хотели. "И пусть вас там едят медведи" - так напутствовал Томаса один надзиратель, перед отправкой того в Сибирь. По иронии, единственного бурого медведя, случайно забредшего к Томторскому месторождению, узники сами съели на ужин. Здесь даже медведи не хотели жить, а ближайший посёлок находился почти за сто миль, у широкой реки.
Дежурный принёс от печи валенки, Томас прогнал остатки сна и спустился вниз. Повсюду военнопленные вставали с мест. Измождённые серые лица, исхудавшие тела. Толпа призраков. Они и были призраками - несуществующими солдатами необъявленной войны. Война шла по всему миру, с единственным правилом - войны между сверхдержавами нет. Есть только локальные конфликты в третьих странах и военные инструкторы для армий сателлитов. Но, чтобы победить, инструкторы часто воевали вместо местных, погибали, попадали в плен. Они не становились пленными официально, ведь считалось, что войны нет и пленных быть не может. И тысячи призраков замерзали в Сибири или жарились в аду Долины Смерти.
Долина Смерти не так далеко от Лос-Анджелеса, всего несколько часов на машине.
Раньше призраков лучше содержали, чаще обменивали. Сейчас отношения держав накалились, и надежды спастись не было. Тем более Томасу, не имеющего ни богатых родственников, ни высокопоставленных друзей.
Мне нужно попасть в Голливуд. Ерунда, выбраться бы отсюда, без разницы куда. Там Амели. Что за мысли, зачем мне эта дурында? Она чудо!
Резко накатила волна ярости, Томас ударил кулаком о нары. Как можно так отзываться о любимой девушке? Хотелось крушить всё подряд от бессилия, от любви к Амели. И одновременно пришёл гнев на чрезмерные эмоции по отношению к какому-то сновидению, Амели вызывала отвращение своей ухоженностью и беззаботностью, невозможными в мире отчаяния и безысходности, и это в свою очередь удваивало протест. Противоположные чувства подстёгивали друг друга; усиливаясь, слились в безбрежное море ярости; Томас впился зубами в рукав телогрейки, чтобы не заорать от отчаяния и гнева, упал на пол и забился в припадке.
Жёсткие условия быстро приучают относиться к чужой жизни с безразличием, и другие заключённые довольно равнодушно посматривали на этот спектакль. Обходя Томаса, они торопились на завтрак в столовую, тем более что у русских был какой-то праздник, и сегодня готовили овсянку. Еда и тепло - две главные ценности, доступные человеку.
Способность осознавать происходящее вернулась так же внезапно, как и приступ. Томас отпустил рукав и медленно поднялся, хватаясь за нары. Силы, физические и душевные, канули в схватке с самим собой. Даже ужас от случившегося припадка был каким-то вялым и далёким, поселившись на краю сознания.
Что со мной? Схожу с ума? Уже сошёл. Может и к лучшему...
Томас пришёл в столовую одним из последних. Успел. Полная миска ещё тёплой каши обещала блаженство сытости. Он сел за стол, сунул первую ложку овсянки в рот и неожиданно выплюнул кашу на пол. Что за дрянь?! Это же несъедобно! Господи, целая ложка каши на полу! Немыслимо.
Собравшийся было уходить капрал Гибсон остановился, внимательно посмотрел на Томаса и спросил:
- Флетчер, что с тобой происходит? Это из-за Нормана?
- Всё в порядке, - еле выдавил Томас, сутулясь над миской.
- Ну-ну, - не стал спорить Гибсон и отвернулся.
Каша не лезла в рот. Настоящая еда. Я это есть не буду. Из настоящей крупы, не какая-то баланда. И он не мог её есть! Томас боролся с собой, с непослушными руками, а сознание было занято своей войной, диким бредом несоответствий. Любовь и ненависть - сильные чувства, сложно их испытывать к одному и тому же человеку. Пусть даже ненависть была спонтанной, не столько к девушке, сколько к недоступному сказочному образу, посмевшему без спроса вторгнуться в ледяные серые будни. Томас пытался подавить глупое влечение к сновидению. Другая его часть сопротивлялась, считая сон явью, а плен и Сибирь - сном. В мире сна и реальности была масса отличий, начиная с рождения Томаса и нарастая лавиной к сегодняшним годам. Чем старше он становился, тем сильнее была заметна разница. Например, во сне, в его пять лет, в автокатастрофе погиб отец, а не мать. Самое кошмарное, что живой сон и реальность переплелись так, что Томас перестал понимать, что есть настоящее, а что плод воображения. А воспоминания всё приходили.
С огромными усилиями, давясь и сдерживая рвотные позывы, Томас сумел впихнуть в себя несколько ложек овсянки.
- Кажется, этому надо в лазарет, - произнёс за спиной голос по-русски. Пленник давно выучил чужой язык.
- Притворяется, - безразлично ответил другой. - Эй ты, тысяча сто пятнадцатый, чего не жрёшь?
Томас повернулся. Сзади стояли два надзирателя.
- Мне нужно в Голливуд, - тихо ответил он.
Надзиратели расхохотались.
- Да ты шутник, - ответил первый, - марш на выход, раз наелся.
Томас поднялся. Мама жива. Они разговаривали чуть ли не каждый день! Он старался вспомнить каждое слово их разговоров и радовался им как ребёнок. Одновременно сходил с ума от того, что здесь выжил отец, хотя во сне именно он был за рулём, когда случилась авария. Оба родителя живы, и их обоих давно нет. Это оглушало до беспамятства. Томас утонул в водоворотах прошлого.
Он не помнил как дошёл до бригады, как они шли к объекту. Просто шагал. Сейчас заключённые делали ограждение вокруг нового участка, ограждение для них самих. Хотя их почти не охраняли - вокруг тайга и тундра, стужа и смерть, стерегущие лучше колючей проволоки, но так было положено по регламенту.
Поднялась метель. Томас не заметил, как отбился от остальных. Он брёл наугад, было неважно куда идти. Всё стало неважно, кроме фантасмагории воспоминаний. Ни сугробы впереди, ни мороз, ни ветер. Отзвуки человеческой речи давно стихли. Силы покинули Томаса, он упал в снег и лежал, глядя на проносящиеся мимо снежинки. И ничего не ждал. Противоречивые образы из двух миров мелькали в голове, ломая сознание, стирая действительность. Постепенно руки, ноги, а за ними всё тело сковал холод. Только он был реален. Глаза закрылись. Холодно... Как же здесь холодно....тепло...
Будильник был поставлен на семь ноль ноль, но Том открыл глаза за пять минут до звонка и привычным движением выключил таймер - пусть Бэтти поспит ещё полчаса. Том встал, быстро оделся в спортивный костюм, взял пистолет и мобильник - ему могли позвонить по работе в любое время суток, и уже было вышел, но оглянулся и замер. Бэтти спала, её белокурые волосы разметались по подушке. И волосы, и черты лица совсем не походили на воспоминания из сна об ухоженной брюнетке. Как же её звали? Амели! Да, точно, Амели. Имя одновременно вызывало и тёплые чувства и ненависть. Странное ощущение. А ещё холод. И вечный голод. Как наяву. Фрагменты сна становились отчётливее, Том вспоминал всё больше и больше подробностей, сон становился живым, настоящим, будто ещё одной полноценной жизнью. Даже двумя. Никогда раньше сны не были настолько материальными.
Тихо пискнул телефон, сбросив наваждение - пора на пробежку.
Выпавший вчера снег растаял, оставив лужи на асфальте. Наконец-то снега нет! Из бесконечной серой тучи вниз падала водяная пыль, дул промозглый ветер. Редкие прохожие зябко кутались в плащи и старались побыстрее укрыться от ненастья. Разве это ненастье? Том не обращал на них внимания, пробегая по привычному маршруту. Сон не шёл из головы, нашёптывал новое, незнакомое, будто Том успел отвоевать полтора десятка лет и одновременно стал профессионалом в компьютерной графике. Воспоминания настолько ясные, что не уступали его собственным о работе в Нью-Йоркской полиции и о родной семье.
Ноги несли его вперёд, позволяя сосредоточится на приснившемся. Если мягкотелый художник, весь на стиле, не нравился Тому, то сержант, с богатым боевым опытом, импонировал своим характером. Как он говорил? И пусть вас там едят медведи.
- Простите, не подскажете как пройти на почту? - прервал размышления случайный прохожий.
- Прямо и направо, - на автомате ответил Том.
- Спасибо. Услышал, что вы про медведей что-то говорите. Повезло - здесь мало кто знает русский. Ещё раз спасибо...
Прохожий ушёл, а шокированный Том остался стоять. Русский язык он не знал. Осознание произошедшего медленно накатывало на него. Мало того, что он разговаривал вслух сам с собой, что с ним раньше не случалось, так ещё и прохожий говорил не по-английски. А Том ещё и ответил на том же языке! Первый порыв догнать и спросить что-нибудь, Том быстро подавил - информации было достаточно. Чужую речь нельзя выучить за одну ночь. Значит оставалось два варианта - либо эти сны реальны, либо он сам спит.
А я крепкий, не паникую. Из Нью-Йорка проще долететь, чем из Сибири.
Рука дёрнулась поправить несуществующий воротник. По телу пробежал неприятный холодок.
Я тут хозяин - решил Том и повернул домой. Я старше по званию.
Не у всех есть звания. Значит, они не имеют права голоса.
Том бежал, перепрыгивая лужи. Это была уже не утренняя разминка, а бег на скорость. Он боялся, что и дети, и жена могут вдруг исчезнуть, испариться как сон, как волшебная голливудская картинка.
Уже начав задыхаться, он влетел в дом. На кухне сидела Сара в ночной рубашке, с плюшевой собачкой на коленях и ела кашу. Том облегчённо прислонился к дверному косяку.
- Привет. А где Сэм?
- К маме пошёл. Ты кашу будешь? Я на всех приготовила, - и Сара гордо показала на кастрюлю, с подгоревшими потёками овсянки на боку.
У меня нет детей. В одной Сирии не меньше трёх наберётся.
- Конечно, буду, моя хорошая, - ответил Том.
Он быстро умылся - горячую воду давали на два часа утром и вечером, а умываться нужно всем. Брился сосредоточенно, внимательно следя за отточенными годами движениями. Иногда руки сами собой пытались что-то схватить, повести себя не так как надо, но Том усилием воли подавлял чуждые желания и брал контроль за своим телом. Было тяжело.
Зазвонил мобильный. Том отвечал лаконично:
- Да? Понял. Собираюсь.
- Папа? - спросила Сара. - А каша?
- Извини, котёнок, вечером съем.
- Ну хоть ложечку? Я сама варила, - дочка протянула ложку с кашей.
- Очень вкусно, - одобрил Том с полным ртом.
Как у русских в столовой. Даже лучше.
Том оделся, поцеловал детей и жену, привыкших к внезапным звонкам и его скорым сборам. Вышел как раз в тот момент, когда возле дома остановилась служебная машина - свой автомобиль держать накладно.
Пока ехал до работы, в голове вертелись истории из чужих миров. Не чужих. Том сразу решил, что эти сны не плод воображения, и он сам прожил три жизни. Три разных жизни в разных вселенных. Различий было много, настолько много, что не оставалось ничего общего. Там существовали Штаты, как единое государство, здесь же экономический кризис девяностых расколол могучую страну на несколько частей. Том попытался разобраться, откуда пошли изменения. Память подсказывала, что история двадцатого века, вплоть до середины восьмидесятых, полностью совпадала. Получалось, что точкой отчёта было его собственное рождение или момент чуть раньше.
Уживаться трём ипостасям в одном теле было нелегко, но характер и желания солдата и полицейского были схожи, и вместе они сдерживали двинутого на своей Амели хлюпика. Хотя, контроль был не полный. В участке Том мимоходом похвалил духи девушки-стажёра, угадав название, чем ввёл её в ступор, и решил тщательнее следить за своими словами и новыми знаниями.
Прежде чем приступить к работе, Том нашёл телефон профессора Купера. Трубку долго не брали, но Том терпеливо ждал.
- Да? - профессор был не в духе - обстоятельства их знакомства были для него не самыми приятными.
- Здравствуйте, уважаемый профессор. Это Том Флетчер, вы меня помните, мы встречались в прошлом году, - не спросил, а констатировал Том. - Звоню проконсультироваться. Скажите, пожалуйста, допускает ли современная наука наличие параллельных миров?
Не ожидавший такого вопроса, профессор некоторое время сопел в трубку. Наконец, ответил:
- Да, теория струн подразумевает существование мультивселенной.
- Можете мне изложить эту теорию, вкратце? Как появляются другие миры?
- Вкратце? - послышался смешок. - Для этого потребуется несколько полноценных лекций. А чтобы немного разобраться - много лет научной деятельности. Но если совсем коротко, то вселенная десятимерна, и мы не в состоянии полноценно наблюдать все процессы, как не могут наблюдать жители двумерной Флатландии объёмные объекты. Для них движение трёхмерного тела сквозь их плоский мир будет выглядеть как беспорядочно меняющий длину отрезок. Что касается нас, то любое произошедшее в нашем мире событие могло и не произойти. Каждая такая вилка делит для нас вселенную на две, так что их получается неисчислимое множество. Хотя на самом деле она одна. Просто мы не можем видеть сразу всю картину. Она подобна набору плоскостей для флатландцев, но живут-то они в одной и видят только её.
- Неисчислимое, то есть бесконечное?
- Скорее неисчислимое, но всё-таки конечное. Не всякая вилка срабатывает. Представьте себе ливень. Дождь падает на землю не молекулярной пылью, а концентрируются в капли, благодаря законам физики. Так же и миры. В теории. А в других теориях может быть не так. Как происходит на самом деле, наука ответить пока не может.
- И чему верить? - после паузы поинтересовался Том.
- Своим глазам.
- А можно путешествовать из одной плоскости в другую?
- Мне такой способ неизвестен. Но, полагаю, что если такое случится, так возникнет ещё одна реальность.
- Спасибо, профессор, - сказал Том и нажал отбой.
Получалось, что в чём-то теория могла быть верна, но совершенно непонятно, каким образом он, Том Флетчер, смог узнать, что творится в параллельных мирах. Почему это произошло с ним? И как ему теперь поступить? Рассказывать кому-либо не хотелось - живо упекут в лечебницу. Не дело, когда страж закона, часто выносящий приговор преступнику на месте ареста, не может отвечать за свои действия. А что будет завтра? Где он проснётся? Том помнил старый фильм "День сурка", когда его герой каждую ночь возвращался в утро одного и того же дня. Может и с Томом приключилось нечто подобное? Сегодня ночью нельзя спать - решил он.
Рабочая рутина отвлекала. Он выявил пару нарушителей, нелестно отозвавшихся о диктаторе, съездил на место ограбления магазина, поучаствовал в обыске и изъятии накопленных избытков роскоши и, позвонив домой, предупредил, что остаётся на ночное дежурство.
Решение о подлинности всех трёх миров, с главенством видимого из окна кабинета, придавало хоть какой-то порядок мыслям, примиряло с самим собой. Том постоянно поглядывал на Нью-Йоркские виды, оглаживал свою форму, будто проверяя, не привиделось ли ему. Может, сейчас он взглянет в окно, а там Лос-Анджелес? Или снежные просторы Сибири?
Ближе к утру участок подняли по тревоге - в пригороде заблокировали банду, попытавшуюся захватить фуру с сахаром. Бандиты засели на ферме и отстреливались, не жалея патронов. Том с товарищами присоединились к ведущим перестрелку гвардейцам. А потом к бандитам тоже прибыла помощь, и начался сущий ад. Полицейские не имели настоящего опыта уличных боёв. Томас схватил брошенную винтовку, снял с трупа гвардейца гранату и запасной магазин, перебежками кинулся к ферме. Метнув гранату из-за остова машины, короткими, скупыми очередями снял двух бандитов, перекатился, пожалел, что рядом нет Нормана, снова стрелял, опять уходил. Он знал, что нужно делать, радовался, что снова в бою, что у него есть оружие, а напротив противник и его нужно уничтожить. Всё было ясно и знакомо. И только под конец боя Тома ранили в плечо.
Когда его увозили медики, товарищи с нескрываемым уважением смотрели на раненного. Никто не ожидал, что Том героически решит исход боя. В больнице ему поставили капельницу и сделали наркоз.
Он проснулся и рывком сел на кровати.
Хорошенькое дело, такие кошмары снятся. Кошмар только начинается. А прошвырнусь-ка до бара, надо выпить.
Он попытался вскочить и упал на пол, запутавшись в ногах.
- Тома, что с тобой, Тома?
Тома? Она зовёт меня "Тома"? Или это он?
На кровати, подтянув к груди ноги и прикрывшись одеялом, сидело юное создание с лысой головой и испуганно смотрело на него.
Да что со мной? На мгновение почудилось, что это мальчик. Это же Лили! Кажется... Мы вчера познакомились в баре. Сколько ей лет? Да нет, всё в порядке, ей тринадцать, с законом проблем нет. А со мной? Ей же тринадцать! Да что такое, в самом деле? Не первый раз с малолеткой, а так клинит.
- Тома? Ты в порядке?
- В полном, - вопреки истине, буркнул он и решил пойти на кухню и не смущать девицу. Правда, идти пришлось на четвереньках.
Не стыдно с девчонкой спать? Вот глупая совесть шалит. Чего тут постыдного, она самостоятельный человек, а общество одобряет обучение молодёжи сексу. А как же возраст? Личность свободна с рождения. Тринадцать лет! И я ещё переживал о разнице возраста с Амели. К чёрту Амели! Какой ещё Амели?
Воспоминание ударило наотмашь, чуть не бросив Тома на пол, но он удержался, схватившись за дверь.
Взяв себя в руки и скорчив Лили невразумительную рожу, должную выражать, что он в норме, Тома вывалился в коридор.
Добравшись до кухни, он плеснул себе виски и залпом выпил. Сумбур в голове накладывался на не выветрившийся алкоголь и воспоминания о вчерашней пьянке, что словно делало сон не столь отчётливым. Чтобы отвлечься, Тома взял со стола смартфон и просмотрел новые сообщения на своей доске. Кто-то ответил на замечание, что новый президент за месяц не сделал ничего путного. Пока печатал ответ, в голове пронеслось: Президент - негр. Господи, да что в том такого? Все мы люди и это уже второй афроамериканец на этой должности. Афроамериканец... Давайте и женщину президентом выберем? Уже ведь была. Баба - президент? Верховный главнокомандующий? Как она будет воевать с русскими? Какими русскими? От России же ничего не осталось ещё в начале нулевых, после того как их главный олигарх, со смешной длинной фамилией, распустил федерацию. Во всём мире воевать не с кем. Тогда только осталось выбрать гея... Что?! Этот негр - гей?!
От шума в голове, перед глазами стоял туман, руки тряслись, Тома еле попадал по кнопкам. Он нажал "отправить", налил в стакан остатки виски, стал пить и тут осознание только что содеянного обрушилось на него камнем. Алкоголь фонтаном извергнулся на пол и на стену, мгновенно выступил холодный пот на спине. Тома схватил смарт и, ещё не веря окончательно, что способен на такое, прочитал: "он негр и пи". Слава богу, окончания не было, но хватало и негра. Дрожащими пальцами Тома стёр отвратительное сообщение. Но уже кто-то ответил: "Ну ты и урод". Президента можно ругать за то, что он никудышный руководитель, но не за то, что он гей или афроамериканец. Негр. Хотя бы про себя надо называть явления своими именами.
Тома в ужасе впился зубами в собственные пальцы, что так подвели его. Что же делать? Он быстро набрал: "у меня забрали телефон". Ага, а потом написали "у меня...". Пришлось добавить: "но я отобрал".
Хотелось напиться, но выпивка кончилась. Тома натянул джинсы, надел куртку прямо на голое тело, сунул ноги в ботинки, схватил смарт, как спасательный круг, и бросился на улицу. Ноги не слушались, вместо бега выходила какая-то ущербная пьяная кадриль. Через несколько сотен метров он остановился и посмотрел в смартфон, нет ли новых комментариев? Есть. "Бей уродов!"
- Эй, белый, закурить не найдётся?
К нему неспешно подходила троица афроамериканцев. Посередине парень ростом с Тома, что-то высматривающий в своём телефоне, а по сторонам два долговязых бугая с улыбками, от которых Тома бросило в дрожь. Редкие прохожие заспешили подальше от этой троицы, скрываясь в магазинах, случайных подъездах, да где угодно, лишь бы не стать свидетелями расправы. По сигналу телефона нашли. Быстро работают, куда там нашей диктатуре до этих либералов.
У Тома опустились руки, бежать было бесполезно.
- Что, белый, толерантность жмёт? - средний убрал свой телефон в карман и достал вместо него нож. Бугаи решили обойтись так. Они зашли справа и слева от Тома, а он сам уже терял сознание.
- Это не я, - прошептал он, - не я писал.
- А отпечатки твои, - оскалился левый.
Тома зашатался и готов был упасть на асфальт, но тут его нога сама собой вонзилась центральному в пах, а его любимый смарт полетел в лицо левому. Уходя от удара правого, Томас пригнулся и сам ударил противника в горло, разбивая кадык. Левый отшвырнул смартфон, но ответить не успел - Томас ткнул ему пальцами в глаза, и бугай, истошно заорав, схватился за лицо обеими руками. Центральный как раз разгибался, на физиономии застыло недоумение, ведь это они должны бить безвольную жертву. А жертва обхватила его кулак с клинком двумя руками, заставив крепче сжать нож, и ударила им врага под рёбра. Всё заняло несколько секунд.
Тома смотрел на убитого, на второго, что хрипел и царапал себе горло, на третьего, что выл на асфальте, и думал: Я убил человека. Не знаю как, но мне удалось справиться с тремя здоровыми бойцами. Из них бойцы как из Нормана балерина. Теперь меня посадят. Возможно даже в отдельную камеру, где меня не достанут. Надо добить свидетелей.
Тома был в шоке, иначе как объяснить, что он аккуратно, чтобы не запачкаться, выдернул нож и деловито прикончил двух бугаёв, а затем стёр отпечатки пальцев с рукоятки.
Пора валить. Смарт надо забрать. Тома поднял разбитый телефон и поспешил прочь. На улице так никого и не было, хотя слышались какие-то скрипы, шорохи, кто-то подглядывал сквозь приоткрытую дверь, изредка покачивались жалюзи на окнах.
Я убил человека! Троих людей. Эка невидаль... Со мной что-то происходит, что-то ужасное. Веселье только начинается. Оторвусь по полной. Всё это у меня в голове. Мне нужна помощь. На работу, там штатный психолог. Неплохая мысль.
Тома кинулся к офису - работал он недалеко, в отделе креативной рекламы крупной транснациональной корпорации. На работу можно не ходить каждый день, делая большую часть дома. Нужно было в социальных сетях оставлять комментарии, читать и анализировать ответы, подсчитывать, сравнивать, систематизировать. С такого анализа начинались рекламные компании в стране. Это было важно, ведь Штаты обеспечивали половину мирового потребления.
Перед кабинетом психолога сидел толстый дядечка и читал с планшета.
- Психолог принимает? - спросил Тома. - Мне срочно.
Мужчина внимательно осмотрел нового посетителя. Безумный взгляд, растрёпанный вид, подозрительная грязь на руках и джинсах. Да здесь не психолог нужен, а психиатр с парой дюжих помощников.
- Надо заранее записываться. Сейчас моё время.
- Мне очень надо. Мне срочно, - повторил Тома. - Мне кажется, я сошёл с ума.
Дверь кабинета открылась, вышла незнакомая девушка и тут же ушла. Но вслед за ней показался и доктор Робинсон. Тома знал его - все сотрудники обязаны посещать психолога раз в две недели. Тома бросился к нему и яростно зашептал:
- Мистер Робинсон, со мной творится что-то ужасное, я творю ужасное. Это ужасно, ужасно, - повторял Тома, наступая на него.
- Мнэ-э... Мистер Флетчер, если не ошибаюсь? - психолог скептически оглядел своего пациента. - Сейчас не ваше время.
- Ничего, ничего, - сказал дядечка, - похоже, ему и правда нехорошо, я пропущу.
- Ну ладно, проходите, - Робинсон нехотя посторонился, пропуская Тома, сам вошёл следом и закрыл дверь.
Тома привычно занял место на кушетке.
- Что вас беспокоит?
- Я убил человека, - сразу же выдал Тома.
Дурак, кто же такое говорит? Это психолог, ему всё можно говорить. Даже нужно. Понятно, полиция нравов.
- Что вы говорите? - казалось, психолог не удивился.
Тома, сбиваясь и перескакивая с одного на другое, рассказал ему о произошедшем утром, начиная с пробуждения, о своих снах, о странных желаниях. Он старался выговориться как можно скорее.
- Мистер Флетчер, - Робинсон сидел в кресле и смотрел на пациента поверх сложенных домиком пальцев. - Если я правильно понял, проблемы начались с ваших снов. Поэтому сделаем так. Я погружу вас в транс, а вы постарайтесь вспомнить, что вам снилось ночью. Расслабьтесь. Закройте глаза. Слушайте только мой голос.
Психолог говорил монотонно и успокаивающе, и на Тома накатила дремота.
- Мистер Флетчер?! - голос был незнакомый.
- Что? - пробормотал Тома сквозь дрёму.
- Не отвлекайтесь, мистер Флетчер, - попросил Робинсон.
- Мистер Флетчер? Вы нас слышите?
- Да, - тихо ответил Тома.
- Сейчас мы вас вытащим! Держитесь.
Он открыл глаза и попытался прикрыть их ладонью - с высокого белого потолка бил яркий искусственный свет. Но не смог поднять руку - её что-то держало.
- Мистер Флетчер, - над ним склонилась пара человек в белых халатах, и один из них обращался к нему. - Слава богу, вы очнулись.
- Мы еле вытащили вас, - продолжил другой. - Три раза не успевали, только на четвёртый получилось. Непредвиденная рассинхронизация в начале сна объекта, с переключением на случайную копию. Как прошло наблюдение за ними?
Кто это? Где я? Где Робинсон? У этих двух мужчин разные акценты. Ага, на халатах бейджики, один доктор Ли, второй доктор Смирнов. Русский? Китаец? Кто они такие? Голова болит адски, отдохнуть бы от всего.
- Мистер Флетчер, вы нас понимаете? Эксперимент удался? - доктор Смирнов с беспокойством всматривался в Тома. Тот безразлично уставился в потолок.
- Я же говорил, что тридцать пять лет много, - яростно зашептал доктор Ли, - надо было двадцатилетнего брать, воронка флуктуаций на порядок меньше.
Смирнов отмахнулся.
- Мистер Флетчер, как вы себя чувствуете?
- Наверное, слишком много впечатлений, - китаец с тревогой всматривался в экраны оборудования, установленного возле кровати с Томом. - Мозговая активность зашкаливает. Смотри, какая картинка.
Русский посмотрел и присвистнул.
Голова раскалывалась, как от жесточайшего похмелья, свист переполнил чашу страдания, и Том тихо застонал. Можно ему полежать в тишине? Хватит разговаривать. И вообще, катитесь к чёрту, и пусть вас там едят медведи.
- Он что-то говорит, видишь, - заметил Ли указывая на губы Тома.
Мужчины наклонились.
- Что-то про медведей. По-русски, - озадаченно ответил Смирнов.
- Показалось, наверное. Мистер Флетчер, вы меня слышите? Как ваше путешествие в альтернативную реальность? Что вам снилось? Видимо, мы ошиблись насчёт лёгкой прогулки?
Том слышал их, но сил отвечать не было.
- Хорошо, мистер Флетчер, я вижу, вам нужно отдохнуть. Сейчас поставим укольчик и больше не будем вас тревожить, - решил доктор Смирнов.
Валите-валите. Тоже мне, лёгкая прогулка. Экспериментаторы чёртовы...
Том почувствовал укол в руку.
- Спокойной ночи, мистер Флетчер.
Сначала найду Амели..., - подумал он, прежде чем уснуть.
|