Стоит в голове проклюнуться мыслишке с лёгким налётом гениальности, как сразу же обнаруживается, что то ли перо сломалось, то ли чернила высохли, то ли бумага подобающая не под рукой... В починках и поисках подобающих, мыслишка имеет мерзопакостное свойство удивительным образом улетучиваться, преображаясь в блеклое рахитичное подобие воспоминанья о чужом сне. Ежели же, - ценою самоотверженного душевного, умственного и физического напряжения, равно как подгоревшей шарлотки, дюжины не удостоенных внимания внезапных телефонных звонков и проявлением тотального небрежения к столь недавно наиважнейшим делам, вам удаётся, всё же, ухватить его, изрядно брыкающееся, за мохнатое ухо, в призрачной надежде притянуть к себе за миг до полнейшего исчезновенья, - как тут же раздаётся сотрясающий душу стук в дверь, отперев кою, вы имеете сомнительное счастье лицезреть вашу глухую, подслеповатую соседку-маразматичку, надсадным фальцетом сообщающую вам, что у неё сломался стул, завелась очередная мышь и разболелся верхний правый коренной, коему, вообще-то, болеть не положено по причине давнишнего своего отсутствия, а единственно исцеляющая его пилюля упала, закатившись под комод, не иначе как провалившись при этом в ту самую щель, в коей, не иначе, как и обитает мышь, и что ей ну просто немедленно необходима ваша помощь во всём этом и во многом другом, в противном случае над её жизнью нависнет необратимая угроза смерти, с сопровождающими её приступами астмы, чесотки и диареи, вот прямо сейчас, и, что когда она умрёт, а произойдёт это наверняка в несомненной скорости, то уж точно никогда больше не угостит вас своими фирменными коржиками, так что пред вашим мысленным взором тут же живо предстает образ этих самых, печально достопамятных коржиков - помесь червивой муки, прогорклого масла и неких, не вполне поддающихся опознанию вкраплений, цветом, вкусом и запахом подозрительно напоминающих мышиной помёт одной из предшественниц очередной, ныне обнаруженной, а общей своей консистенцией откровенно подразумевающих разбиение их топором с предварительным вымачиванием в щелоке, - так что вы, проникшись сполна образом обещанного, окончательно собрались уж было захлопнуть пред нею дверь, в надежде и впрямь лишить себя в будущем и впредь сего гастрономического шедевра, когда краем уха улавливаете продолжение тирады и, в случае отказа, предрекаемую вам незамедлительную кончину в страшных муках непосредственно во след смерти вашего ближайшего и преданнейшего друга, в отличие от вас умершего с разбитым сердцем, но с чистой совестью, а вы, справедливо ощущая себя последним подлецом, последуете во след своей жертве, но, в отличие от жертвы, совсем в иное место, так что вы, судорожно взвесив альтернативы, и, к прискорбию своему понимая, что ни одна не лучше, но другая, всё же, себе дороже, обреченно плетётесь чинить стулья, толкать комоды, искать пилюли и заговаривать мышей, отчётливо ощущая при том всю глубину собственной никчемности и торжественно клянясь, что всё это в последний-наираспоследнейший раз, изобретая попутно новые, всё более изощрённые проклятья в адрес сотворительницы коржиков, параллельно отпевая панихиду по, теперь уже окончательно почившей в бозе, изначально гениальной своей мыслишке.
Спустя четыре часа с четвертью, обретя устойчивый тик с сопутствующим онемением языка, конечностей и помыслов, за исключением единственного: уединиться в собственной норе, дабы умереть достойно, и собрав в вялый кулак все остатки учтивости и воли, вы, насилу отразив атаку всучиваемых вам коржиков, держась за стенку возвращаетесь к себе в квартиру, и запираете дверь на все три замка, задвижку и цепочку.
Всё.
Не слыша себя, вы садитесь в кресло и впериваете потухший взор в ту пространственно-временную точку, в которой, - так вам кажется, - в последний раз зрели вы призрак мохнатого уха, как раз перед тем как...
Ничего. Ни намёка. Ни тени тени дуновенья. Пустота отсутствия наталкивает вас на мысль о склепе, а та в свою очередь, на неизбежную бренность всего сущего и, прежде всего, вашу. Рука тянется к листу бумаги: успеть написать завещание. "Уж лучше так, чем от коржиков", - мелькает у вас здравая мысль. Ваша рука твердеет и, преисполнясь решимости, вы погружаете перо в чернила.
Но, совершенно непостижимым образом, вместо обещанного себе завещанья, вы пишите всё это.