Аннотация: книга по мотивам черновика под названием "Мы из Бреста. Ликвидация" 1.06.2016 г. вышла в издательстве "ЯУЗА".
Сизов Вячеслав Николаевич
Мы из Бреста. часть 4
( на правах рукописи)
Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит.
Иона Деген (1944г.)
Из неопубликованных воспоминаний Маршала Советского Союза Шапошникова Б.М. ( АИ)
" ... В конце декабря сорок первого года в ходе обсуждения дальнейших планов наступления наших войск на Калининском, Западном, Центральном и Брянском фронтах Сталин напомнил мне о письмах, хранившихся у него. В свое время материалы тех писем нам серьезно помогли. Вот и теперь Иосиф Виссарионович предлагал мне вновь воспользоваться сведениями оттуда.
Говорить о том, что те письма давали нам ответ на все вопросы глупо. Мы пользовались ими как справочными материалами. Так как целый ряд событий описанных в них не нашли своего отражения или были нами своевременно не допущены. Например, прорыв войск 2 ТГ в тыл Юго-Западному фронту, захват Брянска и т.д. Автор писем к Сталину по моему мнению будучи долго оторванным о своей исторической Родины не смог предусмотреть великого патриотизма нашего народа, его веру в Побуду над врагом. Не смог он предусмотреть массовый героизм и подвиг советского народа на оккупированной территории. Например, рейд по немецким тылам сравнительно небольшой оперативной группы войск НКВД, захват ею в плен Гудериана, уничтожения целой плеяды выдающихся полководцев Германии, создание Слуцко-Бобруйского кармана, героической обороны Смоленска и Могилева, восстания в Минске. Что дало возможность советскому командованию своевременно подготовиться к обороне Москвы, накопить необходимые стратегические резервы и уничтожить врага.
Верил ли Сталин изложенному в тех письмах? Я думаю, что до конца нет. Но, то, что он их хорошо изучил, могу утверждать. Об этом говорили его закладки и пометки на страницах писем. Слишком уж там был пессимистический вариант развития ситуации для наших войск. Тем не менее, надо отдать должное профессиональной подготовке автора, его аналитическим способностям предусмотревшего еще задолго до войны возможный сценарий боевых действий и указавший на возможные ошибки при проведении тех или иных операций...
...С учетом того, что складывавшаяся в тот период обстановка на советско-германском фронте в целом соответствовала описанному в письмах, мы воспользовавшись анализом возможных ошибок совершенных нашими и германскими войсками в ходе проведения Ржевско-Вяземской стратегической наступательной операции 1942 г.. Благодаря этому нам в значительной степени удалось осуществить многое из задуманного в ходе Сычевско - Вяземской, Торопецко - Холмской, Ржевской наступательных операций войск Калининского фронта, Вяземской воздушно-десантной, Можайско - Вяземской наступательной операций войск Западного и Центрального фронтов..."
Глава.
Из воспоминаний красноармейца Пономарюка Андрея Станиславовича. (АИ)
... В армию меня призвали по мобилизации в июле. У нас в артели я был лучшим краснодеревщиком, поэтому директор наш Семен Григорьевич никак не мог с этим согласиться. Все "бронь" в горкоме партии пытался мне сделать, как нужному в производстве человеку. Да не вышло, все равно призвали, так попал я саперы. Под Смоленск. Батальон наш там оборонительные укрепления строил.
В плен я попал в августе. Нашему взводу тогда поставили задачу восстановить разрушенный авианалетом мост. Мы приехали, посмотрели, что к чему, работы там было часа на два. Вот только народа у нас для этого мало было. Там часть настила и столбов менять нужно было, а приказ был срочно все исправить, войска по мосту выходить из окружения должны были. Охрана моста во время налета погибла, так что помогать нам было некому. Взводный в деревню, что в пяти километрах стояла, поехал насчет помощи узнать. Ну, а мы делом занялись. Ребят погибших в воронке похоронили. Потом в рощу, что рядом с дорогой была, я с десятком парней пошел бревен напилить. Управились быстро. Напилили и назад несем. Только мы к мосту подошли и бревна на землю положили, а тут немцы на всей скорости на бронетранспортере подъехали. Стоят, хохочут, руками показывают, чтобы мы продолжали работу. А у нас оружия чтобы сопротивляться нет. Мы его на телеге сложили, чтоб не мешало в работе. Тех, кто решился бежать, немцы из пулемета положили. Осталось нас стоять у моста всего двенадцать человек. А немцы опять руками показывают, мол, работайте, делайте свое дело. Пришлось делать. Жить то хочется. Мне тогда всего 25 лет было. Сначала мы одни работали, затем к немцам подкрепление пришло, в том числе и их саперы. Обер-лейтенант немецкий посмотрел, что и как мы делаем, похвалил, своих солдат на помощь прислал. Так что через три часа мост был готов, и немцы через ту речушку переправились. За работу немцы нас накормили, паек дали, разрешили наших погибших парней похоронить и как были с инструментами и вещами, к себе в тыл отправили. В сопровождающего дали двух своих раненых солдат. Так мы до сборного пункта пленных и топали. Держали нас отдельно от остальных пленных в отдельном бараке. Обер-лейтенант оказывается, записку своему командованию про нас написал, что мы специалисты хорошие. Вот нас и использовали по специальности, на разные работы посылали. Чаще всего мосты да дома ремонтировать. Кормили получше других пленных, из своего котла, одежку, какую никакую давали, Старшим у нас был знающий русский язык, прихрамывающий на левую ногу пожилой немец. Он и за охранника и за переводчика и за начальника выступал. Нас не обижал и другим в обиду не давал посредником в меновой торговле выступал. Я из остатков материалов от скуки поделки всякие вырезал, а он их менял на продукты, папиросы или вещи. Ну и себя и своих друзей не забывал, частенько просил меня какой-нибудь подарок сделать. Глядя на меня и остальные наши мастеровые всякие поделки стали делать, да продавать. По сравнению с другими в общем неплохо мы жили. Я в немецком языке очень даже поднаторел часто сам с немецкими инженерами и специалистами говорил.
В октябре нас под Оршу послали железнодорожный мост чинить, что партизаны взорвали. Дело было уже привычное, да вот я в реку упал. Слава богу, выплыл, и свой инструмент не потерял. Ну и простыл, не без этого. К тому времени у меня уже немецкие документы были. Поэтому лечиться в немецкий госпиталь определили. Там несколько палат для русских было. Обслуживали нас русские и немецкие врачи. Хорошо нас они лечили, дело быстро на поправку шло. Однако вскоре нас в Минск было решено эвакуировать, так как мест для прибывающих с фронта раненых и больных не хватало.
По дороге наш поезд был подорван и обстрелян из леса, часть вагонов сошла с рельсов и опрокинулась. В том числе и тот, в котором находился я. Раненые и больные посыпались с полок. Так получилось, что на меня сверху упал очень крупный немец с открытой раной на теле и почти придушил своим весом. Я его с себя аккуратно сдвинул и положил рядом. Вылезти из под него хотел, да не получилось, слишком уж он крупный был, зажал мне руку своим телом, кровью меня всего измазал. Так нас и нашли. Спасатели посчитали что я немца того собой прикрыл, так как рядом с нами еще трое убитых было. Немец тот оказался большим чиновником из организации ТОДТа. За его спасение мне 200 рублей премии выдали, а когда через три дня выписали из госпиталя, то направили в рабочую команду на склад ТОДТа в Минске.
Тут в отличие от остальных пленных нам за работу платили деньги, выдавали неплохой продовольственный паек и рабочую одежду, практически не охраняли, давали возможность помыться в бане. Нас работало на складе всего полсотни человек - русских, украинцев, белорусов. Жили мы своим тесным мирком. Бригадиром был Рудольф, выдававший себя за поляка жителя западных областей Польши. Но это было не правда. Евреем он был. Уж чего-чего, а евреев я во Львове насмотрелся и могу лучше гестапо определять где еврей, а где поляк. Хотя они все там перемещены. Нехороший и злой человек вот что я о нем могу сказать. Вел себя он в отношении нас хуже, чем сами немцы. Те 7 ноября нам бутылку водки и небольшой шмат сала передали, а этот гад у нас постоянно воровал из пайки. Ну да бог шельму метит. В конце ноября его забрали на службу в охранную дивизию.
Хоть выход в город у нас был свободный, специальный пропуск для этого выдали, ходить нам было некуда. Так если только на рынок купить что-нибудь из вещей. Деньги что мы получали, я откладывал на будущее. Краж и побегов у нас не было. Да и куда бежать? Кругом же немцы, а с местными мы почти не общались. О том, что в Минске подполье готовит восстание, мы не знали, так как целый день были заняты на погрузке - разгрузке. Немцы на Католическое Рождество нам на всех выставили пару бутылок водки, дали каждому по пачке своих сигарет и пирогу с капустой, следующий день объявили выходным. Вечером мы постирались и легли спать пораньше. Проснулись, когда на складе начался бой с охраной. Караул восставшие быстро скрутили, там и было то всего десять пожилых человек. Из казармы нас не выпустили, оставив под охраной часовых из подпольщиков. Правда, несколько человек из нашей команды чего-то, испугавшись, сбежало через окно в уборной.
К обеду появились чекисты, которые занялись нашей проверкой. Мне и остальным парням скрывать было нечего, присягу мы не нарушали, никого не предавали. Я следователю все без утайки рассказал, как в плен попал и где находился, чем занимался. Чекистов больше кто сбежал, интересовали. Я что о них знал, поведал.
Вечером нас отправили на сборный пункт, где присоединили к группе бывших пленных из "Пушкинских казарм", зачисленных для службы в штурмовой полк комиссара Григорьева. Привезли на окраину города, всех сводили в баню, постригли под машинку, у тех, у кого не было вещей, выдали обмундирование: брюки, гимнастерку, шинель, ремень, шапку, ботинки с портянками и обмотками. Часть вещей были трофейными, с немецких складов. Прямо на заснеженной лесной поляне нас разделили на батальоны, роты и взводы. Назначили командиров из числа чекистов-штурмовиков. Ротным к нам поставили опытного товарища орденоносца младшего лейтенанта Прокудина. Очень скоро мы в роте поняли, что нам невероятно повезло. Прокудин оказался очень хорошим командиром. Во время боя он всегда был рядом и все свои силы направлял на решение трех главных задач: безоговорочное выполнение приказов вышестоящего командования, максимальное сохранение личного состава роты и обучение военному делу своих подчиненных.
При получении оружия мне досталась самозарядная винтовка Токарева - СВТ, делающая десять выстрелов без перезарядки. Сначала это понравилось, но уже очень скоро стали ясны ее недостатки: повышенная чувствительность к малейшей грязи. Чистить винтовку приходилось иногда по нескольку раз в день, а во время боя это было очень некстати. Так я и тащил эту дуру, пока не обзавелся трофейной винтовкой "Маузер".
Под утро следующего дня мы участвовали в атаке и захвате города Заславль. Охрану станции и лагеря для военнопленных там держали две немецкие роты охранной дивизии и железнодорожники. Узнав о восстании в Минске немцы из Молодечно в Заславль еще подкрепления прислали, вот они и засели в окопах, что от летних боев остались. Рано утром под минометную канонаду нас бросили в атаку. Первую атаку нашего батальона немцы отбили. Не очень охотно парни в атаку пошли, не добежали до врага, под пулеметным огнем залегли на поле, а потом и отступили на исходные. Даже раненых с поля не забрали. Только "штурмовики" за окраину городка зацепились, дрались в городских кварталах и рвались к жд. вокзалу. Нас тех, кто уцелел в атаке, собрали в перелеске, дали минут двадцать отдохнуть и снова бросили в бой. За нами развернулась подошедшая пулеметная рота, поддержавшая нас в новой атаке. Во время атаки мы бежали в сторону противника, стараясь оттеснить его и заставить выйти на поле под огонь полковых минометов. Неожиданно из немецкого окопа выскочил высокий пожилой унтер-офицер. Увидев невдалеке нашу пехоту, он сразу же буквально нырнул обратно. Я ближе других находился к нему и, не задумываясь, прыгнул в тот же окоп. Немного пробежав и вскинув винтовку, хотел было выстрелить, но немец внезапно исчез за очередным поворотом. Пробежав еще метров тридцать и несколько развилок, я окончательно потерял противника из виду и приостановился, чтобы понять, что делать дальше. Неожиданно сзади послышалось дыхание бегущего человека. В нескольких метрах от себя я увидел штык-нож винтовки того самого унтер-офицера, за которым чуть раньше гнался сам. Уберечься от удара не оставалось времени, и я почти бессознательно упал. В тот же момент по телу скользнуло холодное железо, рядом прогремел выстрел, и меня обдало чем-то горячим. Это были кровь и мозги немца, которого сверху в упор застрелил бежавший недалеко от меня командир роты Прокудин, видевший немецкого унтер-офицера и меня, бросившегося за ним. Сейчас я могу смело утверждать, что остался жив только благодаря умелым действиям нашего командира роты. Мы закрепились в захваченных траншеях, а чекисты-штурмовики, поддержанные танками и артиллерией, окончательно выбили врага из города в чистое поле. Где их и добили. После этого нас оставили в городе в качестве гарнизона, для получения пополнения и обучения.
В качестве пополнения мы получили бывших пленных из Минского шталага. На парней было страшно смотреть - худые, как сама смерть, одни кожа да кости, как только вообще передвигаться могли. Все никак согреться не могли, все к печке поближе старались сесть. Их и в новую форму одели, и теплые вещи выдали, кормили бульоном, и первое время на занятия в поле не брали, а они все мерзли. Больных среди них много было, вся санчасть ими забита была. Но выкарабкались. Особенно те, кто жить хотел. Я, слава богу, не болел, за собой следил, все занятия прилежно посещал, и вскоре меня назначили командиром отделения.
Под Заславлем мы проходили обучение, заново постигая воинскую науку. Учили нас чекисты - штурмовики, жестко учили, никаких поблажек не давали. Может потому я и выжил. Прежде всего, нас готовили к борьбе с танками. Танковые атаки наводили ужас на пехоту. Нервы многих солдат не выдерживали, и они просто убегали, куда глаза глядят, подставляя спины под пулеметные очереди. Вот чтобы этого не было, нас и учили бороться с танками, куда и как бросать бутылки. Обкатывали танком или трактором. Вскоре в роте появился специальный подобранный взвод ампулометчиков. Эти ребята, находясь в окопе или в другом удобном месте, ожидали приближающуюся машину, выбирали мертвую зону, недоступную для поражения пулеметным огнем, неожиданно выскакивали и бросали в танк бутылки с горючей смесью. Потом в роте появились две 45-мм противотанковые пушки...
Глава
Никитин
"Не ну его к черту эту должность, надо проситься в роту!" - В который раз зарекался Никитин. "Никакого тебе покоя, сна и еды только и знаешь, что мотаешься из края в край. То на аэродром в штаб группировки, то в горком или в обком партии, то по постам, то по казармам и отрядам, то к десантникам, то по лагерям для военнопленных, то на склады, то в бывшее гетто, то по заводам, то по лазаретам и баням, то в Заславль, то на жд. станции в сторону Барановичей или Борисова товарищ старший лейтенант посылает. Другие вон встали в оборону и в ус не дуют, а мне тут приходится все время на ногах мотаться. Совсем загонял меня Николаевич и меня и себя не жалеет. Чего он на себя столько навалил? Вон в штабе группировки пять генералов и куча полковников есть, а комендантом Минска Николаич стал! Не могли, кого другого назначить! Хотя может, действительно не могли. У остальных товарищей командиров своих забот и ответственности хватает. Тут и спланировать все как надо и боями руководить. Да и города они совсем не знают, не то, что мы за месяц, что здесь в лесах обитали, успели выучить. Товарищ старший лейтенант его знает, словно родился в нем. Оно и понятно сколько раз они с Сашкой Могилевич да с остальными парнями бывали тут, пока к восстанию готовились. Вот Сашка Командиру все и показал, а у Командира память отличная, если что увидит, то обязательно запомнит. А остальным то командирам что из Москвы прибыли, когда по городу ходить да все запоминать? Некогда им! Они в делах и заботах свой штаб почти и не покидают. Как Командир говорит у них вечный "цейтнот". Одно руководство войсками и поставками грузов чего стоит! Я когда в штабе с поручениями бываю, вижу какая это запарка.
Партизаны, танкисты, подпольщики и часть наших "ястребков" сразу после захвата города на Барановичи нацелились, а то оттуда, как только немцы узнали о восстании в Минске каратели поперли. Хорошо, что наши, захватив немецкие артсклады и танки, привели их в порядок и смогли раскатать "сусликов" на подходе к городу. Немцы то только вдоль дорог действуют, так как снег кругом глубокий чуть ли не по грудь. Вот наши этим и пользуются, знают, где их встречать и из засад громят. Впервые дни то по несколько атак отбивали, а как у немцев резервы кончились наши сами вперед в наступление на Барановичи пошли. Наступлением опять же из штаба группы войск руководят. Так что некогда товарищам штабным командирам решать другие вопросы. Да и мало их на все направления деятельности штаба не хватает.
Десантники вон, хоть и мало их еще, по прибытии сразу же в наступление на Борисов и Марьину Горку пошли, громя по дороге немецкие и гитлеровские гарнизоны. Генерал Левашов со своими штабными только и успевает, что донесения получает и с картой работает. И ведь не только со своими десантниками на связи, а еще с летунами, танкистами, что его подразделения усилили. С тыловиками и снабженцами Горохова, что на трофейных немецких складах командуют, у них любовь вообще отдельная. Потому что получить боеприпасы и продовольствие больше то и негде. То, что из-за линии фронта приходит так это совсем капля по сравнению с тем, что есть на складах. Бойцы его корпуса, что самолетами прибывают, с собой немного привозят, только на день-два боя. С бойцами то тоже проблем хватает, кого куда отправить, какие подразделения усилить или пополнить. Вот и некогда ни генералу, ни его командирам городом заниматься.
Летчики так на тех все вообще держится. С утра до вечера и с вечера до утра впахивают. И как только успевают отдыхать? Как к ним не придешь, они в бумагах или на телефоне и рации сидят. С утра и до вечера с горкомом и госпиталем списки на эвакуацию и заявки на поставку необходимого готовят. Потом самолеты встречают, разгружают грузы, грузят эвакуируемых и провожают самолеты в рейс. За ночь то до сорока самолетов на аэродромы вокруг города садятся, так что некогда им совсем остальные вопросы решать.
Наши батальонные товарищи командиры как мы город взяли так все в разгоне оказались, даже вместе собраться у них не получается только по радио и общаются. Комиссар товарищ Григорьев с "ястребками" на Заславль ударил. Смяли они там фашистов, наших пленных еще чуток освободили. Товарищи Акимов с Петрищевым и погранцами на "фильтре" сидят бывших пленных проверяют. Начальник штаба товарищ Алексеев при генерале Константинове в главных помощниках ходит. Так что все товарищи старшие командиры при делах получаются.
Тех товарищей командиров, что из лагеря для военнопленных освободили, пока на должности не ставят. Их еще лечить и откармливать надо. Доходяги, в прямом смысли этого слова! Они же почти все сплошь либо раненые, либо больные. Многие животом маются, заморили их совсем немцы голодом. Да и тифозных и вшивых из них много. Пока обработку пройдут, подлечатся, в себя придут, времени много уйдет. Так что от них пока толку мало.
Вот и поручило командование группировки нашему Владимиру Николаевичу коменданствовать в столице Белоруссии. А забот тут сплошное море - всех надо накормить и напоить, по домам расселить, завалы разобрать, трупы с улиц и дворов убрать, оружие и документы собрать, обеспечить охрану захваченных складов и пленных, контролировать формирование новых воинских частей и фильтр пленных, поддерживать порядок на улицах города, его оборону, да и еще многое другого. Вот и приходится мне по поручениям Командира летать, куда пошлют, а посылают часто. Связь то телефонная что от немцев досталась, хоть и работает, но еще не все нужные объекты подключены. А везде глаз да глаз нужен. Вот Владимир Николаевич меня и гоняет. Хорошо хоть у врага лошадей захватили, а то ногами не успел бы все поручения выполнить.
Позавчера часть проблем по работе с населением с нас вновь образованный горком партии снял. В него местные подпольщики, что восстание в городе готовили, вошли. Они, зная местных жителей и их проблемы, нам на помощь пришли. Занялись восстановлением коммунального хозяйства, разбором завалов, обеспечением жителей топливом и распределением продуктов питания. Да и вообще общение с местными жителями во многом на себя взяли. А то одни евреи из гетто со своими проблемами чего только Командиру стояли. Ведь их там под семьдесят тысяч и детей и взрослых. Кроме наших местных сидельцев немцы туда еще и иностранных из Европы целую кучу нагнали, а они по-русски ничего не понимают, на разных языках говорят. И все они к товарищу Седову на прием лично рвались и чего-то с него требовали, как будто он всемогущий. А ведь чего требовали - и чтобы кого-то там срочно за линию фронта эвакуировали, и кого-то в первую очередь лечили, кого-то одели, кому-то медикаменты и еду дополнительно дали и т.д. и т.п. И так с утра и до вечера на разных языках то по-белорусски, то на иврите, то по-немецки или по-польски, то вообще не пойми на чем. И всех их Командир принимал и понимал и вопросы решал! И как только Владимир Николаевич со всеми ними справлялся? Нервов то, сколько надо, а они-то ведь не железные. Понятное дело, что люди настрадались, но кроме них еще под сотню тысяч наших бывших пленных, что в здешних лагерях у немцев сидели есть, и городское население никуда не делось. А их ведь тоже всем необходимым обеспечивать надо и их проблемы решать. И все со своими проблемами в комендатуру шли. На фронте и то легче было. Чтобы снять нагрузку товарищ Седов всех наших оставшихся в городе батальонных командиров назначил комендантами районов и припряг, чтобы они на месте вопросы населения решали, а ведь им и боевые задачи никто не отменял. Так что когда горком свою работу начал всем нам слегка полегче стало. Они и списки на эвакуацию и на обеспечение питанием составляют и городским хозяйством занялись, оставив комендатуре только военные вопросы и охрану порядка. А сегодня вон товарищ Пономаренко - первый секретарь партии и нарком внутренних дел Белоруссии товарищ Цанава со своими работниками из Москвы прилетели так, что с нас еще часть проблем снимут.
Сашка Могилевич-то теперь таким важным стал. Целый лейтенант ГБ, ходит со шпалой в петлице, отрядом руководит. Мы то, как сюда прилетели, у него на базе были, вместе в городских боях участвовали. Он со своей группой здание гестапо блокировал, а потом штурмом брал. Все надеялся семью свою найти, да не получилось. Говорят, что немцы его дом еще в июне разбомбили, а семья где-то в эвакуации находится. Вот только где именно неизвестно. Парень сильно переживает по этому поводу, да Командир сказал, что найдет через Наркомат, там специальный отдел для этого есть. Сегодня Сашка со своим отрядом и парой человек из группы Цанавы, опять, куда-то отправлен. Вроде как в Несвеж.
Вот интересно, какими нас наградами за захват города наградят? Не конечно мы не за награды воюем, но все же хотелось бы перед Оксаной покрасоваться да и деньги неплохие за них дают. Две медали "За отвагу" и медаль "За боевые заслуги" на груди, конечно, хорошо смотрятся, но с орденом куда как лучше будет. А там глядишь, и звание прибавится. Сашка то, Могилевич, за летний рейд орден Красной Звезды получил. Его ему генерал Константинов еще в начале месяца вручил, а сегодня товарищ Цанава приказ о присвоении нового спецзвания за подготовку восстания передал. Да сказал что на Саньку представление к еще одному ордену подписано. До отъезда Санька успел свою шпалу слегка обмыть. По сто грамм шнапса выставил. Так глядишь, скоро генералом будет, нос совсем задерет. Ну да ничего, я тоже скоро командиром стану. Старший политрук, что мои записи о командире и рейде брал, обещал, как назад в Москву вернемся, меня сразу в школу комсостава войск НКВД направить. Единственное просил продолжать все фиксировать и отмечать. А мне что сложно? Когда есть время, почему не сделать нужное для страны дело!
Ксюша, обещала ждать. Любит меня по-настоящему. Если все будет хорошо, то, как школу комсостава закончу, и кубики в петлицу получу, поженимся. Детей заведем. Очень она троих сыновей хочет, а я и не против, семья должна быть большая. После войны на Украину, на Киевщину к Оксаниным родителям знакомиться поедем. Она пока в Москве в театре работать будет, а там посмотрим, говорила, что хотела в университет поступить учиться на врача или инженера. Так это дело нужное, я же свою мечту стать командиром обязательно в жизнь воплощу. Только бы поскорее мир наступил. То, что у нас здесь в Минске и Белоруссии все получится, и мы успешно выполним задание страны, разобьем врага и вернемся с победой, даже не сомневаюсь. Командир сказал, что мы победим и войну закончим в Берлине, значит так и будет. Мы не подведем, сделаем все как надо, а он нас вытащит из любой передряги, в это все наши из "старой гвардии" верят. Ведь и в не таких переделках бывали..."
Глава.
Немецкое командование на захват Минска и его железнодорожного узла отреагировало моментально. Уже в обед над городом появились бомбардировщики. Много. Ударили они по лагерям военнопленных и ряду захваченных нами объектов. Удар был ожидаемый и поэтому потерь среди личного состава было не так много, больше гражданское население пострадало, особенно в гетто. Повторить налет немцам не удалось. Вечером, несмотря на продолжающиеся в городе бои, на аэродроме в Мачулищах разместился истребительный отряд из авиагруппы Паршина. Так что экспертам люфтваффе на следующий день пришлось сбрасывать свой груз далеко от города. Бомбардировщики люфтваффе летали с аэродромов в Лиде, Орше, Полоцке и Витебске, их прикрывали истребители с аэродромов в Могилеве, Ивацевичах, Барановичах, Бобруйске, Орше и Борисове. По первости перевес естественно был на стороне немцев. Мы могли им противопоставить только наши дежурные пары истребителей и огонь немного численной зенитной артиллерии, но постепенно ситуация изменилась. Самолеты врага все реже стали появляться над нами. Объяснялось это просто. Топливо у немцев восточнее Минска стало редкостью, да и с "бортами" проблема возникла. Не то, что у нас. Немцами на аэродромах вокруг Минска было собрано большое количество разных самолетов и главное созданы огромные запасы авиатоплива и запчастей. Для снабжения группы армий "Центр" в сутки требовалось 120 железнодорожных эшелонов. К началу декабря немцами жд. пути были перешиты на "европейскую" колею только до Минска, поэтому грузы требовали перевалки на автомобильный транспорт или в вагоны "русской" колеи. С учетом потерь в автотранспорте и диверсий на жд. линии вермахт получить все нужное не успевал, склады в Минске нам достались богатые, что топливные, что остальные. Если у немцев была проблема в технике, то у нас она заключалась в летном и техническом составе. Подготовленных специалистов для трофеев катастрофически не хватало. Не только на самолеты, но и на все остальное, в том числе танки и автомашины. И это несмотря на больше сотню тысяч освобожденных из лагерей.
Почти десятую часть освобожденных, тех, кто явно сотрудничал с врагом, вместе с администрацией лагерей и гетто, уцелевшими в бою полицаями и всякой другой шушерой пришлось к стенке ставить. По-другому не получалось. Враг был кругом. Не было у нас времени устраивать суд и разбирательство - почему перешли на сторону врага. Решение тройки обжалованию не подлежало. "Липы" никому не шили, особенно с учетом захваченных картотек и показаний спасавших свои жизни абверовцев и лагерной администрации. Фильтрацией пленных занимались ребята Цанавы, прибывшие вместе с ним из Москвы. Они вдумчиво и со всем старанием изучали карточки пленных и заводили фильтрационные дела. Это требовало времени, а его не было. Всех прошедших фильтр ставили в строй штрафбатов или отправляли на лечение в тыл за линию фронта. Отпускать в строй без проверки они никого не хотели. Даже если это был действительно необходимый специалист. "Лезть в бутылку" из-за скорости проведения фильтра расхотелось после беседы с Наркомом ВД Белоруссии. Все он понимал и знал, что без механиков и специалистов стоит куча трофейной техники, но потребовал не лезть в дела оперсостава и заниматься своими делами. Я не стал обострять отношения с Лаврентием Фомичом, тем более что по остальным вопросам у нас с ним было полное взаимопонимание. Перед бригадой стоял вопрос подготовки к рейду на Молодечно и Лиду. Вообще я предлагал расширить географию рейда, внеся в него еще и Вильно. Для этого мне требовались еще 5-ть стрелковых батальонов. Они нужны были для закрепления территории за собой. По сообщению разведки гарнизон города был небольшой - несколько батальонов литовской вспомогательной полиции, штаб охранной дивизии с батальоном немецких войск и немецкие железнодорожники. Захват жд. узла Вильно в будущем сулил большие перспективы для наступления наших войск - перерезалась еще одна стратегическая магистраль снабжения немецких войск сразу двух немецких ГА - "Север" и "Центр". Плюс давало возможность пополнить войска нашей группы за счет наших военнопленных содержавшихся в лагерях Молодечно и Вильно.
За мое предложение был Цанава и Константинов. Против выступило партийное руководство республики и штаб генерал-лейтенанта Болдина. У них были другие предложения и требования. После захвата Минска у народа появилось головокружение от успехов. Хотели все сразу и нахрапом, без разведки, точных сведений о противнике и предпринимаемых им действиях. Партийное руководство выступало за скорейшее освобождение Белоруссии от немецко-фашистских захватчиков и восстановление здесь Советской власти. Они были не против рейда на Молодечно и Лид, наоборот обещали помощь партизанских отрядов, но вот планы наступления на Литву встретили со значительным холодком. Им больше импонировало предложение о сильном ударе на Барановичи, внесенное несколькими полковниками из группы Болдина. Это предложение основывалось на данных городских подпольных групп в Фаниполе, Дзержинске, Столбцах, Городеи и Барановичах. Исходили они из того что во всех указанных населенных пунктах гарнизоны немцев слабые - не более пехотной роты вермахта плюс силы жандармерии, отряды вспомогательной полиции и "организации Тодта". Что во всех перечисленных населенных пунктах есть рабочие команды военнопленных, и они присоединятся к нашим частям. Что Барановичи рядом и якобы сведения о гарнизоне проверенные, а у нас есть силы для захвата этого города. На мои доводы о том, что там крупный жд. узел, сильный гарнизон и аэродром с мощным зенитным прикрытием, что гарнизон после Минских событий насторожен, внимания не обратили. Напирали на то, что в городе большой лагерь для военнопленных, что в городской тюрьме страдает около 20 тыс. советских граждан, на поддержку местным городским подпольем нашего наступления и т.д. и т.п. Слава богу, в трусости меня никто из них не обвинил, памятуя о том, чьими силами взят Минск, а то бы я тогда точно кого к стенке поставил. Решение на удар и штурм Барановичей принималось штабом группировки под давлением партийного руководства республики, без участия Константинова, выехавшего в 214 десантную бригаду Левашова действовавшей в направлении Марьиной Горки и Борисова. Нашу бригаду, чтобы мы не мешались "под ногами", отправили в согласованный со Ставкой рейд на Лиду и Молодечно. А на Барановичи бросили шесть недавно сформированных "штрафных" стрелковых батальонов и танковый батальон с несколькими партизанскими отрядами. В итоге они потеряли почти двадцать единиц бронетехники и несколько тысяч человек убитыми и ранеными. Город как был под немцами, так и остался. Хорошо, что наши, отступая, смогли закрепиться на "линии Сталина".
Подготовка к рейду на Лиду началась еще в первый день нашего прибытия под Минск. В июле отправляя из Пружан в рейд группу Могилевича, пользуясь послезнанием истории, я просил Иониса добраться до своих родных мест и закрепиться там, ведя разведку немецких гарнизонов в Лиде и Молодечно. Что тот и сделал, устроившись на работу по специальности в управу. Через своих знакомых и друзей он собирал сведения о численности и местах расположения противника, лагерях военнопленных и рабочих командах, настроениях местного населения. Могилевич смог установить контакт с землемером и тот посылал разведданные о положении дел на Гроденщине. Дополняли сведения Иониса действовавшие в Налибокской пуще и в районе Лиды диверсионные группы НКВД и партизанские отряды. Сведения постоянно уточнялись, мы знали численность гарнизонов вермахта и частей вспомогательной полиции. В зоне наших интересов наиболее крупные немецкие гарнизоны силами до батальона 403 охранной дивизии были в Молодечно (663 ландверный) и Лиды (564 ландверный), там же стояли группы Абвера, подразделения организации Тодта и Люфтваффе, были еще команды Рейхсбана (Германские железные дороги). Небольшие (силами до роты) немецкие и полицейские гарнизоны стояли в Воложине, Ивенец, Вишневе, Ивье. Команды Рейхсбана были и на всех железнодорожных станциях. Полицаи были из местных поляков и белорусов, кроме того в районе Молодечно отмечались действия литовского полицейского батальона. В городках и местечках действовали антисоветские организации Национально-Трудового Союза (НТС) и "Белорусской Самааховы (Самообороны)" собиравших под свои знамена всякую шваль. В Минске мы разгромили их штаб, как и разведштаб Абвера ("Абвернебенштелле-Минск") во главе с царским генералом Смысловским (он же генерал-майор вермахта Артур Хомстон) и штаб "Белорусской Самааховы". В них были захвачены очень интересные документы о взаимоотношения всякого рода "общественных" организаций с вермахтом, Абвером и СД. Так что снимать их со счета мы не собирались.
Местом сбора личного состава бригады стал Заславль. Там на территории Заславского погранотряда, Военно-Технического склада ПВ НКВД и бывшего лагеря для военнопленных формировались боевые группы и команды бронепоездов, обучалось и одевалось прибывающее пополнение штрафных батальонов. С учетом наличных средств и сил было решено нанести одновременно два удара. Один на Молодечно, второй на Лиды. На Молодечно должен был действовать отряд Акимова, а рейд на Лиды возглавил я.
В задачу отряда Сергея входило разгром немецкого гарнизона, захват и удержание Молодечно и его жд. узла, освобождение военнопленных из дулага Љ 112 (по предварительным данным там содержалось порядка 32 тыс. наших военнопленных) с последующей эвакуацией после "фильтра" больных и раненых по железной дороге к Минску. Для этого в его распоряжение отдавались: батальон из числа "истребителей", три "штрафных" стрелковых батальона и два бронепоезда, созданных из четырех жд. составов захваченных на станции "Беларусь" и трофейной бронетехники. Действия Сережиного отряда должны были отвлечь внимание немецкого командования и люфтваффе от моего отряда. Проблем у Сереги была куча, особенно с пленными. По сведениям в шталаге зверствовал голод и тиф. От недоедания и болезней в нем умирало до 300 человек в сутки, кроме того немцы ежедневно расстреливали до 200 человек. Народ надо было срочно спасать, да и линию фронта следовало подальше от Минска оттянуть. После захвата жд. узла Акимов один из бронепоездов должен был направить на Лиду, а второй держать на обороне станции. Была и еще одна причина (опять-таки подсказанная послезнанием истории), по которой следовало срочно разобраться с 112 дулагом. Немцами там проводился первичный (неявный) отбор пленных для комплектования Кавказских легионов. Именно поэтому туда из Минска был переведен целый ряд врачей и медработников кавказских национальностей. Отобранных пленных направляли в лагеря на территории Германии и генерал-губернаторстве где активно продолжали с ними работу, готовя кадры для засылки в наш тыл или для строевых подразделений вермахта и СС.
Политрук Григорьев с батальоном "истребителей" и еще одним "штрафным" батальоном оставался в Заславле занимать оборону в оставшихся после июньских боев укреплениях Минского УРа и на старой гос. границе (зоне заграждения) для прикрытия Минска с севера - запада. По мере фильтрации бывших военнопленных в Минске и комплектации подразделений в его распоряжение должны были поступать дополнительные силы. Задача, стоявшая перед политруком, была очень сложная. Необходимо было имеющимися в его распоряжении силами прикрыть линию фронта порядком 50 км. Вначале думалось, что нашу участь облегчат доты, но на рекогносцировке выяснилось, что их трудно, а иногда и совсем невозможно использовать по прямому назначению. Оружие и приборы наблюдения отсутствовали, связь, свет, вентиляция не действовали. Сильный мороз и глубокий снег мешали оборудованию позиций.
Мой же отряд из бойцов "старой гвардии", батальона "истребителей", танкового батальона и артиллерийского дивизиона, группы авиаспециалистов и сводной роты пограничников на автомашинах, бронетранспортерах и трофейных танках направлялся по автодороге Минск - Гродно. Нам предстояло громя немецкие комендатуры и полицейские участки проехать 164 км. по территории занятой противником и ворваться в Лиду. Основная наша цель аэродром "Лида" находился с юго-восточной стороны, а жд. узел и депо с западной части городка. Среди "летунов" нашлось несколько человек ранее неоднократно там бывавшие, они то и помогли в определении целей и путей подходов к аэродрому и остальным целям.
К своей цели мы двинулись ближе к вечеру, через несколько часов после выхода отряда Сергея. Продвижение по Налибокской пуще нам обеспечивали партизаны. Городок взяли утром следующего дня. Не помешали нам это сделать ни большой гарнизон, ни четыре зенитные батареи, непосредственно прикрывавшие аэродром, и еще три в деревнях поблизости, ни почти сотня бомберов и два десятка истребителей стоявших на аэродроме, ни члены их экипажей, ни подразделения охраны и обслуживания аэродрома. Действовали по той же схеме, что была опробована в июльском рейде. Впереди широким фронтом шла разведка, искавшая и решавшая вопросы с полицаями и немецкими представителями. Следом шел усиленный танковой ротой авангард при необходимости помогавший разведке, ну, а потом мы, всей толпой. Замыкал колонну арьергард, собиравший отставших и требовавшие ремонта машины. По ходу дела к нам присоединились несколько партизанских отрядов и диверсионных групп НКВД. Немецкая авиация нас не трогала. Да и не видели мы ее. Видно всех ночников к Барановичам и Минску отправили.
Удар по городу наносился в стиле кавалерийского наскока. Стремительно, с ходу. На нашей стороне были внезапность, быстрота и слаженность действий и подготовка немцев к встрече Нового года, как -никак 30 декабря 1941 года на дворе было. За час до общей атаки егеря и снайпера бесшумно зачистили охрану аэродрома и блокировали казармы гарнизона "Южного городка". Танковая рота в сопровождении мотопехоты, вырезав посты, ворвалась в город и заняла жд. вокзал и жд. узел. А потом артиллерия, расположившаяся на господствовавшей высотке на подступах к Лиде, по заявке командиров штурмовых групп накрыла расположение врага. Активно действовали и приданные штурмовым группам танкисты, штурмовые орудия, самоходные минометы и расчеты крупнокалиберных пулеметов установленных на бронемашины. Не скажу, что город нам дался легко, скорее наоборот. Мы потеряли в общей численности больше 300 человек убитыми и ранеными. Для нас это было много, даже очень. Немцы и их приспешники дрались ожесточенно, но сила солому ломит. К обеду бой в городе затих. Нам достался город, его склады, жд. составы и куча немецких пленных, в том числе и целый военный госпиталь.
Самому мне поучаствовать в схватке не дали. С некоторых пор командование приставило ко мне пару человек со строгими лицами с сержантскими треугольниками в пограничных петлицах, стерегущих мою "бесценную тушу" и не дававшие мне лично поучаствовать в "веселье". Так и пришлось на все смотреть со стороны в бинокль, расположившись на высотке господствующей над местностью, откуда, хорошо просматривалась окрестность города, в том числе и аэродром. Хорошо хоть радиосвязь действовала почти безупречно.
Из 155 дулага, расположенного в "Северном городке", нами было освобождено около 3 тыс. человек. Примерно столько же было и в гетто. Комендант дулага майор фон Тройенфельс и его адъютант ст. лейтенант Клатт оказались достаточно адекватными людьми. Сначала пытались организовать сопротивление, но поняв, что дело "пахнет керосином", с остатками своего батальона попытались прорваться в сторону Вильно. Не повезло! Нарвались на наш усиленный танками заслон, и попали в плен. Комендант и его помощники так спешили покинуть расположение что совершенно забыли уничтожить картотеки (может у них команда такая -сохранять их и передавать нам в целости? Ведь уже не первый случай!), так что с проверкой военнопленных проблем не было. Немцами они были разбиты на рабочие команды по 250 человек и привлекались для работ на аэродроме, складе снабжения и ж.д. станции. Около 70 человек из числа украинцев находились на положении расконвоированных, жили на квартирах рядом с жд. станцией и были привлечены немецкой администрацией в качестве кочегаров в состав паровозных бригад и жд. рабочих на станции. Первыми под раздачу "фильтра" попала лагерная "аристократия" из числа пленных - переводчики (большинство из них - немцы Поволжья или западные украинцы, знавшие немецкий язык), лагерный комендант из числа пленных и его помощники, начальник лагерной полиции и два десятка его полицейских, коменданты бараков, "агентура", перебежчики и "помощники" из числа уголовников. Ну, а затем все остальные. Мы не церемонились, тем более что Цанава и его парни были далеко. Было за что карать. Пленные содержались в скотских условиях. В бараках продохнуть было нельзя, вонь и антисанитария жуткие. Кормежка дрянь, как парни ухитрялись выживать и работать трудно было понять. Перебежчики жили лучше остальных - в отдельном бараке, им выдавали по 600 гр. хлеба в сутки. По ведомостям на выдачу пайков удалось выявить агентуру, не числящуюся в картотеках или завербованных для службы в вспомогательных частях вермахта. Среди них оказалось много выходцев из Средней Азии и Кавказа, распропагандированных немецкими пропагандистами и эмиссарами Абвера. В бараках были найдены экземпляры газет "Заря", "Новое слово", "Доброволец", "Руль", "Газават" изданные специально для представителей кавказских народов, исповедующих ислам, различные брошюры антисоветского и антисемитского содержания. И ведь их никто не использовал для подтирки - берегли. Так что работы для комендачей и погранцов было много.
Те, кто прошел фильтр представлял собой жалкое зрелище. Хуже были только в Минске. Смена одежды и нательного белья не производилась, поэтому большинство пленных донашивали то, в чем попали в плен. Они ходили в почерневшем от грязи и полуистлевшем на них белье, на ногах рваная обувь, а некоторые босиком. Часть военнопленных напоминала шарообразные фигуры. Это военнопленные, у которых не было шинелей, чтобы не мерзнуть, обматывали себя соломой, засовывая ее под гимнастерку и брюки; другие делали иначе: обматывали себя соломой поверх надетых на них лохмотьев и обвязывались шпагатом или проволокой. Военнопленные не мылись месяцами. Среди них было много больных и раненых. Пришлось мобилизовывать все местничковые бани, и мыть бывших пленных. Одежду (в том числе и военную советскую) и медикаменты для них нашли в вагонах и на складах жд. станции. Немного лучше выглядели находившиеся в гетто. Хотя и среди них хватало больных. В итоге в строй смогли поставить только небольшое количество освобожденных из плена и гетто. С оружием для них проблем не было.
Трофеи нам достались богатые. Только на жд. станции захватили больше ста вагонов с грузом боеприпасов и продовольствия для ГА "Центр". На площадке рядом с вокзалом нашлись 20 новеньких занесенных снегом КВ-2 и еще четыре десятка советских танков разного типа, в т.ч. и 20 Т-34. Все танки были в исправном состоянии, а в части КВ был загружен боекомплект. Для остальных танков боекомплект нашелся в складах. Историю этих танков рассказал один из железнодорожников.
Вечером 21 июня на станцию Лида из Полоцка эшелонами прибыли два стрелковых и артиллерийский полк стрелковой дивизии, эшелон с танками из Ленинграда. "На станции стояли эшелоны с танками КВ и Т-34, эшелоны сопровождал технический персонал. Все танки были заправлены горючим, но отсутствовал личный состав, который мог управлять этой техникой. 22 июня по приказу комдива 17-ой стрелковой дивизии генерал-майора Богданова среди красноармейцев нашли бывших трактористов. Их посадили в танки и поручили сгонять их с платформ. Несколько перевернули и оставили на путях. Спущенные танки отгоняли в указанные места, закапывали в землю и пользовали как орудия". Немцы, выбив наших из города, собрали захваченную технику на площадке у вокзала, а потом откуда-то еще танки пригнали. В августе с десяток Т-34 и штук 20 Т-26 и БТ-7 немцы отправили в Полоцк.
С учетом того что нам пришлось строить оборону сразу по трем направлениям наличие танков было ой как важно. Часть можно было использовать после небольшого ремонта по прямому назначению, остальные в качестве БОТов и огневых точек поездов. Экипажи для них нашли среди бывших пленных из местного дулага, кроме того из Минска доставили самолетами.
Аэродром нас тоже порадовал своими трофеями. Более сотни самолетов различного назначения подразделений 2 и 8 авиакорпусов 2-го воздушного флота Германии достались нам в целости и сохранности. В основном тут, как и в Минске, были бомбардировщики Do-17Z, НЕ-111Н и Ю-88А, транспортники Ю-52, штурмовики Ю-87 и Hs-123, истребители Ме-109, разведчики "Хеншель Hs126", учебные и связные машины. Нашлось и наши трофейные машины (куда без них!) - Р-Z, МиГ-3, Пе-2, И-16 и И-153. Не зря я с собой летунов тащил! На каждого штук по пять машин пришлось. В качестве бонуса нам досталось запасные части к авиадвигателям, оборудование из мастерских по ремонту авиамоторов устроенной на бывшей обувной фабрике "Ардаль". Часть бортов сразу же пустили в дело - нанесли бомбовые удары по мостам через Неман, жд. станциям в направление Вильно, Гродно и Барановичи. Сам авиаузел меня порадовал подготовленными площадками аэродромов "Лида" ("Южный городок"), "Чеховцы" (6 км к северу от Лиды), "Конюхи" (25 км севернее Лиды, около Погородно), "Ясковцы" (5 км восточнее Лиды, в 2 км восточнее от "Южного городка"). До войны здесь дислоцировались 122 истребительный авиаполк 11-й смешанной авиадивизии, командный пункт авиадивизии, авиасклад Љ 899, 213-е стационарные авиамастерские, штаб 38-й авиабазы, 165 БАО и его подразделение обслуживания, 152-я аэродромно-техническая рота. Аэродром "Лида" был с твердым покрытием и оснащён всем необходимым для посадок самолётов всех типов в дневных и ночных условиях, подземными хранилищами бензина, капитальными ангарами и складами.
После обеда коптя дымом небо, настороженно водя орудиями своих танков и зенитных установок на жд. станцию "Лида" прибыл дивизион поездов Сафонова. Старлей доложил, что жд. линия до Молодечно очищена от врага и путь на Минск полностью свободен, жд. станции и разъезды контролируются нашими командами. Это было очень кстати, требовалось эвакуировать захваченные трофеи и раненых. Длительное время удержать городок с теми силами, что я располагал и не надеялся. Отсиживаться в городке и ждать врага тоже не собирался, как и бросать с таким трудом захваченные трофеи. Конечно, весь бомбовый склад вывести было не реально, но и оставлять врагу тоже было глупо. История все решила за нас сама.
До определенного момента немецкое командование не располагало сведениями, какими силами мы оперировали и поэтому наши действия они рассматривали как удачный партизанский рейд, которые периодически случались. Свободных резервом у немцев не было. Они требовались на трещавшем под ударами фронте под Старой Руссой, Ржеве и Смоленске. Против нас вермахт не мог направить больших сил, только охранные и полицейские части. Ближайшие к нам их гарнизоны располагались в Вильно, до которого было всего около 100 км. А так же в Гродно, Новогрудок и Барановичах. С учетом боев за Барановичи местный гарнизон немцы трогать не стали. Не тронули они и гарнизон Новогрудок. 31декабря бросили против нас усиленные артиллерией два (1 и 6) недавно сформированных вспомогательных литовских полицейские батальона "шума" (по 500-600 человек, при группе связи из офицера и 5 старших унтер-офицеров вермахта) из гарнизона Вильно. Вот только не учитывало командование 403 охранной дивизии наличие у нас авиации. Выдвижение колонн автотехники и продвижение нескольких эшелонов из Вильно авиаразведка установила быстро. Дальше было дело техники! На полпути к Лиде у жд. станции "Бенякони" полицаев для начала обработала наша бомбардировочная авиация и штурмовики. Затем подошедшая танковая рота с артпоездом Сафонова и десантной партией. Надо отдать должное врагу. Несмотря на понесенные потери, литовцы сохранили боеспособность, развернули часть своей артиллерии и пулеметных расчетов, и их огнем попытались остановить наши танки и пехоту. Даже преуспели в этом, подбив две машины. Но тут вновь вмешалась наша авиация. Пятерка Ю-87, не встречая зенитного огня, отлично отработала по хорошо видимым на снегу артпозициям, пулеметным точкам, автомашинам, скоплению людей и жд. составу. Не выдержав комбинированного удара, преследуемые танками и ударами штурмовиков с воздуха, бросая раненых, оружие и технику литовцы отступили к Вильно. Деваться им было больше некуда, дорога у них была одна, закрепиться на станции и поселке не получилось, а уйти по снегу в леса ой как трудно. Полному разгрому врага помешало только наступление ранних зимних сумерек. Разгоряченный победой народ рвался брать Вильно, пришлось его успокаивать и останавливать. И так хорошо повеселились. Да и потери в личном составе были немалые. Собрав трофеи и подобрав своих раненых, мы отступили к Лиде.
Я опасался удара со стороны Гродно и Новогрудок. По имеющимся сведениям гарнизон в Гродно состоял из батальона полевой полиции, нескольких охранных батальонов, подразделений Люфтваффе и Абвера, железнодорожников и "тоддевцев", хватало там и вспомогательной полиции. Гарнизон Новогрудок тоже был не слабым - около 1 тыс. человек из числа подразделений полевой жандармерии, 727 пехотного полка, Абвера и СД, батальона вспомогательной полиции. Во главе гебитскомиссариата стоял хауптштурмфюрер СС Вильгельм Трауб. Гарнизон Новогрудок мог быстро получить подкрепления из Барановичей. На наше счастье впервые дни после взятия Лид атаки со стороны Гродно и Новогрудок так и не последовало. По сообщению разведки и подпольщиков немецкие гарнизоны усиленно готовились к обороне. Готовились к ней и мы, делая завалы на дорогах, минируя все, что только можно и очищая от захваченных запасов склады.
Немецкая авиация трижды наносила удары по "Южному городку". Хорошо, что мы вовремя, большую часть боеготовых машин успели перегнать на другие аэродромы и в Минск, а то немцы нам всю полосу перепахали, и десяток самолетов сожгли. Рыскали в воздухе изучая обстановку и их разведчики. Мы старались отгонять зенитным огнем и истребителями, но они упорно лезли к нам. Вообще это был полный "сюр". Немецкие бомбардировщики гоняли истребители с немецкими опознавательными знаками. Путались не только немцы, но и наши зенитчики. Сбившие несколько наших бортов и пропустившие тройку бомберов со стороны Барановичей на город и станцию. Центр города был разрушен еще в июне так, что основной свой груз люфты сбросили на станцию. Пострадало много работавших там людей. Так что Новый 1942 г. мы встречали в делах и заботах, только под утро удалось пропустить рюмку коньяка в честь праздника.
Всю первую половину января пришлось решать постоянно возникающие задачи и проблемы. Какие? Разные. В первую очередь связанные с обороной и закреплением отбитой у врага территории.
Я не хотел надолго задерживаться в Лиде. Смущал меня большой отрыв от основных сил группировки -160 км. Это вам не это! Кроме того у отряда фактически не было флангов. Только небольшие группы, оставленные для прикрытия дороги на Минск. Планируя операцию, думал, что после разгрома гарнизона и захвата аэродрома сразу отступить к укреплениям "старой границы", но не судьба. Сначала на мои планы проиграли трофеям (я не мог их оставить врагу, а уничтожать было жалко), затем Константинову, которому доложил о выполнении задачи. Разговор с ним был как никогда тяжел. Он ознакомил меня с положением дел. Они были далеко не так блестящи, как казалось со стороны. Положение группировки с каждым днем становилось хуже. Москва подкреплений в виде боевых соединений не присылало. Оно и понятно. Для переброски только одного батальона без тяжелого вооружения требовалось не менее 45 транспортных самолетов типа "Ю-52". Лишних транспортных бортов нашему командованию взять было неоткуда. Большинство самолетов ВТА ВВС были задействованы на поддержке остатков армий находящихся в окружении в районе Вязьмы и Смоленска. Нас же поддерживал только транспортный отряд Паршина и часть МОАГ. Сформированные из бывших пленных части на линии соприкосновения с врагом несли потери не только от врага, но и дезертирства. Все госпитали были под завязку забиты больными и ранеными. Не хватало продовольствия, боеприпасов, зимней одежды и медикаментов. Мы-то в Лиде сидя на трофейных складах этого не замечали, а в Минске все было очень сложно. Продовольствие, захваченное на складах в Минске, быстро сокращалось. Нужно было кормить не только военных, но и гражданское население. Возникли большие проблемы с обеспечением населения и воинских частей топливом для обогрева домов. Пришлось часть прошедших "фильтр" отправлять на лесо и торфозаготовки. Туда же отправили и пленных немцев. Город и его окрестности постоянно подвергались налетам авиации врага. Обе авиагруппы Особого назначения не справлялись с потоком эвакуируемых. Положение на фронте было тяжелым. Если на северном и северо-западном участках, где действовали мы, было более или менее нормально, то на остальных положение было очень сложным. Прорваться к Логойску, Жодино и Осиповичам не удалось. Немецкое командование, маневрируя резервами, сдерживало наше продвижение. Тяжелые бои шли под Столбцами и Несвежем. Ставка же требовала расширения освобожденной территории. На бумаге группировка выглядела сильной, имевшей на вооружении авиацию, танки и артиллерию. На самом деле в строю было не более 32 тыс. человек военнослужащих и около 5 тыс. партизан, тонкой линией растянутых по линии фронта прикрывающих основные направления. Главной ударной силой были части переброшенные из-за линии фронта. Основными проблемами в срыве наступления Константинов видел в слабой "сбитости" подразделений, отсутствии надлежащей разведки, "партизанщине", отсутствии необходимого боевого опыта у комсостава, освобожденного из плена (500 командиров скрывалось среди пленных красноармейцев в лагере на Масюковщине, еще около полутора тысяч находилось в "Zweiglager" на Переспе) и в штабах группировки. Правда Михаил Петрович не унывал, говоря, что не все так плохо как кажется. Нам противостояли только тыловые, охранные и вспомогательные части вермахта и полиции. Из-за этого группировке пока удавалось бить врага. Мы тогда с ним обсудили дальнейшие планы действий. Выслушав мое предложение об оставлении нами Лид и отходе на линию "старой границы", в этом отказал, сославшись на необходимость как можно дольше держать линию фронта дальше от Минска. Нужно было выиграть время для формирования новых подразделений и проведения мобилизации местного населения. Была поставлена задача - продолжать активные действия на всех направления, особенно, на Барановическом и Слонимском. Требовалось провести разведку в направлении Гродно и Вильно, изучить возможность нанесения туда удара для освобождения пленных в местных лагерей. При этом подкреплений нам не обещали. Мы своей активностью просто обязаны были уверить немецкое командование, что основной удар группой войск будет наноситься в нашем районе в тыл ГА "Север". Моего начштаба он так и не вернул, сказав, чтобы выкручивался сам - "не маленький, а он нужен здесь". Алексеева припахали в оперативный отдел штаба группировки...
Глава.
Из рукописи начальника полиции лагеря для военнопленных "Молодечно" Петра Краснопёркина (РИ):
"1941 год
1 июля 1941 года в лагере было уже несколько тысяч военнопленных и примерно столько же гражданского населения, заключённого тоже в лагере.
Гражданское население было обоих полов и самых разнообразных возрастов. Были и глубокие старики, и совсем юные (14-15-летние подростки).
Военнопленные находились отдельно от гражданских пленных. В конце июля гражданских пленных не стало, их строили колоннами по 200 - 300 человек, переписывали и отправляли из лагеря. Военнопленные прибывали почти ежедневно, и концу июля были переполнены все бараки-конюшни на территории лагеря. Спали на полу, на чердаках, устраивали подвесные "койки". Ночью, чтобы выйти в уборную, надо было идти прямо по человеческим телам, лежащим сплошно. Число военнопленных доходило до 30.000 человек.
Иногда прибывшая большая партия пленных несколько дней находилась под открытым небом из-за отсутствия места под кровлей.
Кормили 1 раз в сутки. Суточный паёк состоял из 100 граммов хлеба и 1 литра супа. Бывали нередкими случаи, когда несколько суток подряд совсем не кормили.
В августе все военнопленные проходили регистрацию по такой (примерно) форме: а) фамилия и имя; б) год рождения; в) национальность; г) домашний адрес; д) чин (в/звание); е) где и когда взят в плен; ж) ранен или нет; з) в каком полку служил. Для регистрации была из пленных организована команда писарей. После регистрации наиболее сильных и здоровых разместили отдельно от слабых и больных (раненых).
Здоровые и крепкие образовали так называемый рабочий батальон, из которого водили на работу в город и на внутрилагерные работы. Были вывешены объявления: "За укрывательство от работы - расстрел!". Но страшнее этого объявления был голод, который гнал всех на работу; все имели надежду на то, что в городе удастся что-нибудь раздобыть во время работы.
В это время лагерь напоминал кошмарные видения. Воды не доставало. Люди, исхудавшие до предела, напоминали скелеты, а сам лагерь - огромное кладбище, на котором поднялись все сразу погребённые. Страшно страдали от голода и жары. Слабость от голода делала людей подобными теням. От голода сходили с ума, убивали себя. Голод был царём лагеря, а немцы - теми, кто дал ему корону. Возникла и принимала чудовищные размеры дизентерия. Уборных не было, были рвы.
В самую гущу военнопленных приходили немцы с собаками и устраивали травлю.
За кусок хлеба покупали личные вещи пленного или прямо отнимали их (это было чаще). Состав и количество пленных лагеря беспрерывно менялся. Прибывали новые партии, задерживались в лагере 2-ое, 3-ое суток и уходили. Иногда часть от проходящей партии оставалась, а вместо неё уходили другие, давно находившиеся в Молодечненском лагере. В то время лагерь назывался пересыльным (на немецком языке в сокращении Dulag).
В августе появились первые случаи смерти от голода. Из военнопленных была организована команда могильщиков, занимавшаяся погребением умерших. Смертность растёт быстро. Сначала умерших погребали в одежде, затем - нагими. Одежда и обувь умерших собиралась на складах. Но кошмар не достиг ещё в это время своей кульминационной точки. Это произошло в октябре и ноябре. Именно - наступила ранняя зима с первыми сильными морозами. Бараки, где располагались пленные, не отапливались. Бани не было. В ноябре начался сыпной тиф, и на лагерь наложили карантин. Хлеб стали давать с древесными опилками. Люди съедали свои 100 грамм и умирали, корчась от страшных болей. Замерзали днём и во время сна ночью. Смертность достигла наибольших размеров: 350 - 400 человек в сутки. Всего в лагере погибло около 25.000 человек. Немцы никаких мер не принимали. Паёк не увеличивался, бараки не топились, больных не лечили (оказывали незначительную помощь больным русские военнопленные врачи). Было ясно каждому, что все эти условия созданы с умыслом, специально для истребления людей.
Распорядок лагеря до карантина был такой:
1. Подъём в 5 часов утра для некоторых отрядов (которые ходили на работу) для получения пищи. Все остальные стояли в колоннах, ожидая свою очередь.
2. Получив пищу (100 грамм хлеба и 1 литр супа), шли на работу до вечера.
3. Возвращались с работы разные команды в разное время. Пищи не получали".
* * * * * * * *
Из протоколов допросов Н.И. Аннушкина, рядового отдельного танкового разведывательного батальона 112 й стрелковой дивизии, в транспортном отделе НКГБ Горьковской железной дороги (РИ)
В.: Расскажите подробно о своем пребывании в плену у немцев с первого дня своего пленения.
О.: Числа 7 или 8 августа 1941 года из лагеря города Невель немцами был собран этап в количестве примерно 4000 человек. В этот этап попал и я, но так как пешим идти не мог, то меня везли на конной подводе. Всем этим этапом примерно числа 15 - 16 августа мы прибыли в город или местечко Молодечно, какой области, не знаю, в расстоянии 80 километров от Минска. В этом лагере немцами я был помещен в госпиталь, расположенный на окраине города Молодечно, в какой-то бывшей воинской казарме, где и пробыл три недели на излечении после контузии, принимая только растирание или массаж тела.
В.: Кого Вы знаете из медицинского или обслуживающего персонала госпиталя города Молодечно?
О: Я знаю доктора Смирнова, имя, отчество не знаю, пожилых лет. Других лиц никого не знаю.
В: Продолжайте показания.
О: В этом госпитале я был зарегистрирован фельдшером, фамилию которого не знаю, который записал полностью мои биографические данные, т. е. фамилию, имя, отчество, год рождения и где последнее время проживал.
В: Где Вы были и чем занимались после госпиталя?
О: Из госпиталя я [был] выписан числа 10 сентября 1941 года и был помещен в общий 10-й барак. 15 сентября 1941 года всех военнопленных, находящихся в этом бараке, примерно около двух тысяч человек, немцы пропустили через медосмотр, выдали хлеба и объявили, что погонят нас вглубь Германии работать. Этапом направили на ст. Молодечно, где посадили в открытые полувагоны и повезли поездом в Германию.
В: Во время перевозки вас поездом была ли вооруженная охрана?
О: Да, была, но не сильная: через два - три полувагона стоял немецкий солдат с винтовкой.
В: Куда Вы приехали с этим эшелоном?
О: Следуя на полувагоне, я уговорился с хорошо мне знакомым по гражданке Ничковым Иваном Филипповичем бежать из эшелона, что [мы] и осуществили на первой остановке за городом Вильно.
В: Расскажите подробно, как Вам удалось совершить побег из-под охраны немецкого конвоя.
О: Примерно 16 сентября 1941 года вечером, часов в 10 вечера, поезд, в котором повезли нас, остановился на первой от г. Вильно станции по направлению на город Лида, где поезд простоял не более одной минуты. Когда поезд тронулся и наш вагон проследовал стрелочную будку, то я и Ничков прыгнули и скатились с насыпи в кусты. Наш побег был замечен патрулями, но не наших вагонов, а последующих, которые по нам открыли стрельбу. Сделав четыре выстрела, дали промах. После прохода поезда мы побоялись идти в город Вильно и, перейдя жел.-дор. путь, одну колею, направились в близлежащий лес, и всю эту ночь шли в южном направлении от Вильно. Примерно в полночь по дороге мы вышли к какому-то населенному пункту, состоящему из 6 - 8 домов, в одном из которых слабо горел огонь. В этот дом мы постучались, и на наш стук дверь открыла женщина, у которой мы попросили есть. Взойдя в ее дом, мы от нее получили хлеба, соли и спичек и по ее предложению или, вернее, предостережению ушли из этой деревни. Ей мы, не скрывая, пояснили, что убежали из эшелона военнопленных.
В: Следовательно, эта женщина говорила и понимала по-русски?
О: Да, она понимала и с искажениями говорила на русском языке.
В: Какого содержания она Вам сделала предупреждение?
О: Она нам предложила уходить, предупредив нас, что в деревне имеются полицейские, которые проверяют дома.
В: В какой одежде Вы заходили к указанной Вами выше крестьянке-женщине?
О: Я был одет в фуражку гражданскую, стеганую замасленную фуфайку, а гимнастерка, брюки и кирзовые сапоги были красноармейские.
В: Где же Вы приобрели гражданскую фуражку, замасленную стеганую фуфайку?
О: Фуражку и фуфайку я выменял у неизвестного мне гражданина в лагере Молодечно.
В: Продолжайте показания о своем нахождении в бегах.
О: Совместно с Ничковым пешком мы прошли до деревни Поповка Ольшанского сельского совета, а района не знаю, Вильненской области (не точно), находящейся примерно в 100 - 120 километрах от Вильно. Это было вечером, примерно 25 - 27 сентября. В деревне Поповка на крыльце дома, стоящего на отшибе от других, мы увидели сидящего мужика, у которого попросили покушать, объяснив ему, что мы были еще до войны заключенными привезены на строительство аэродромов, а сейчас освобождены немецкими войсками и пробираемся на родину в Смоленскую область. Данный мужчина предложил нам остаться у него поработать, но мы ему высказали опасение, что нас арестуют. Он нас в этом разуверил и сказал, что возьмет разрешение у старосты села о том, чтобы мы у него работали и не были арестованы. Так он и сделал, и мы остались у него работать.
В: В чем был одет Ничков?
О: Побег Ничков совершил в военной форме, но по дороге до деревни Поповка он выменял на военное обмундирование фуражку, коричневое в клетку пальто, самотканые брюки и рубашку, оставив только сапоги. Я также из воинского обмундирования оставил только сапоги, а гимнастерку и брюки променял на самотканые брюки и рубашку.
В: Сколько времени Вы проработали в деревне Поповка?
О: В деревне Поповка у Петрусевича Романа, отчество я не знаю, я проработал до 31 декабря 1941 года. Ничков до этого же времени работал у брата моего хозяина, тоже Петрусевича, имя и отчество которого я не знаю.
В: Что Вы стали делать после 31/XII-1941 года?
О: 31 декабря 1941 года староста деревни, фамилию которого я не знаю, предупредил нас, что нам нужно идти в Ольшаны в сельсовет или, как его там называли, гмина за получением документов на право жизни в Поповке. Но когда мы пришли туда, нас арестовали в полиции, а провожавших нас хозяев отпустили. Таких, как мы, собралось 21 человек, вместе с которыми под стражей в гминах мы переночевали, а на следующий день были отправлены в тюрьму в город Ошляна.
В: Следовательно, в деревне Поповка у старосты вы были зарегистрированы?
О: Да, были зарегистрированы под своими биографическими данными, за исключением того, что Ничков назвал своей родиной Смоленскую область.
В: За что Вы были арестованы 31/XII-41 года немецкой полицией в Ольшанах?
О: Я этого не знаю, так как в Ольшанах допросов мне не чинили и обвинения никакого не предъявляли. В тюрьме же в Ошлянах в канцелярии какая-то девушка в присутствии полицейских сделала мне опрос и с моих слов заполнила какую-то карточку, где были занесены мои правильные биографические данные, а Ничков наврал [о] месте рождения, выдавая себя за смоленского.
В: Сколько времени вы пробыли в тюрьме в Ошлянах и чем занимались последующее время?
О: В тюрьме мы пробыли с 1 по 17 января 1942 года. За это время встретили Денисова Михаила Ивановича, [который] до призыва в Красную Армию проживал в городе Краснокамске и работал на фабрике Гознак. С ним вместе мы сидели в одной камере и вместе ходили на расчистку снега, устройство дорог [в] Ошлянах, делая осадку дорог елками. К 17 января 1942 года четверо заключенных заболели тифом...
Глава.
- Ты общался с пленными? Каково твое мнение о них?
- Общался. Хотя бойцы Седова старались их не брать, особенно полицаев из вспомогательной полиции, охранных батальонов и эсэсовцев. Тем не менее, в Минске захвачено больше пятисот человек солдат и офицеров вермахта из охранных батальонов и танкистов, две сотни из люфтваффе и примерно три сотни человек из числа различных немецких организаций. Офицеров, абверовцев и сотрудников СД мы сразу отделили от других пленных и отправили в Москву.
- Да я знаю, с ними сейчас работают следователи.
- Те пленные с кем я говорил, в основном служили в тыловых организациях, занимались охраной лагерей военнопленных, организацией снабжения ГА "Центр", ремонтом техники. Среди них преобладала растерянность и удрученность от смены их положения, тем не менее, довольно много тех, кто верит, что это ненадолго, что в итоге Германия победит, а они в ближайшее время будут освобождены вермахтом, а восстание в Минске будет подавлено. В основном такие мысли высказывают те, кому до 40 лет. Те, кто возрастом старше к попаданию в плен относятся довольно философски и откровенно радуются, что остались живы. Довольно охотно идут на контакт. Фанатиков среди пленных немного, но они есть. В основном это члены всевозможных нацистских организаций. Они на контакт не идут, фанатично преданы своему фюреру и считают нас "недочеловеками и варварами".
- Понятно. Что там со вспомогательной полицией? Из кого она чаще всего формируется?
- В нее идут представители, условно говоря, пяти разных по своим целям и взглядам категорий населения.
Первые это "идейные" противники Советской власти. Среди них преобладают бывшие белогвардейцы и уголовники, осужденные по политическим статьям. Приход немцев они воспринимают, как возможность отомстить "комиссарам и большевикам" за прошлые обиды. Белорусские, польские, украинские и прибалтийские националисты к тому же получили возможность вдоволь поубивать "клятых москалей и жидов". В отношении этой категории я согласен с Седовым - брать их в плен не имеет смысла. Только загрузим следователей лишней работой. Думаю, их следует уничтожать на месте без всякого разбирательства.
Вторые это те, кто при любом политическом режиме старается остаться на плаву, получить власть и возможность вдоволь пограбить и поиздеваться над своими же соотечественниками. Нередко, как и представители первой категории не отрицают, что подались в полицаи для того, чтобы совместить мотив мести с возможностью набить карманы чужим добром. Вот, например, что показал на допросе курсант Минских курсов полиции Лабанович: "На сотрудничество с немцами я пошел потому, что считал себя обиженным советской властью. До революции у моей семьи было много имущества и мастерская, которая приносила неплохой доход. Я думал, что немцы как культурная европейская нация, хотят освободить Россию от большевизма и вернуть старые порядки. Поэтому принял предложение вступить в полицию... В полиции наиболее высокие оклады и хороший паек, кроме того, была возможность использовать свое положение для личного обогащения...". Думаю, что с ними надо поступать так же как и с первой категорией.
Третьи это военнопленные, для которых служба во вспомогательной полиции был единственным способом выбраться из лагеря военнопленных и выжить. Приведу в качестве иллюстрации показания полицая Грунского:- "...Добровольно согласившись сотрудничать с немцами, я просто хотел выжить. Каждый день в лагере умирало по пятьдесят - сто человек. Стать добровольным помощником было единственным способом выжить. Тех, кто выразил желание сотрудничать, сразу же отделяли от общей массы военнопленных. Начинали нормально кормить, переодевали в свежую советскую форму, но с немецкими нашивками и обязательной повязкой..." Таких как Грунский довольно много. С теми из них кто не запятнал себя кровью советских граждан можно работать и привлекать на нашу сторону. Остальных к стенке.
Четвертая категория это люди, которых заставили взять в руки оружие и нацепить на рукав повязку полицая под угрозой физической расправы над ними и их родственниками. С такими я считаю надо поступать, так же как и с предыдущей категорией.
Пятая категория это те, кто пошел в полицаи по заданию органов НКВД, партийных и подпольных организаций, командиров партизанских отрядов для того, чтобы снабжать информацией о замыслах и планах врага.
Надо сказать, что сами полицаи прекрасно понимают, что их жизнь зависит от положения на фронте. Понимают они и то, что когда территория будет очищена от врага, с них спросят по всей строгости Советского закона. Поэтому и ведут себя соответственно. Первая и вторая категория, а так же те, кто запятнал себя кровью советских граждан, всячески старается выслужиться перед своими хозяевами, зверствуют, участвуют в карательных операциях, участвуют в расстрелах и грабежах.
Среди полицаев существует особая группа сотрудников охранных батальонов шуцманшафты (нем. Schutzmann-schaft - охранная команда, сокр. Schuma). Проще сказать карательные батальоны, действующие под командованием немцев и вместе с другими немецкими частями. Вот у них-то руки были по локоть в крови! На счету карателей тысячи загубленных человеческих жизней. Члены шуцман-шафтов носят немецкую военную форму, но с особыми знаками различия: на головном уборе свастика в лавровом венке, на левом рукаве свастика в лавровом венке с девизом по-немецки "Тгеи Tapfer Gehorsam" - "Верный, храбрый, послушный".
По распоряжению Гиммлера от 6 ноября все охранные батальоны получили номера:
- для Северной России и Рейхскомиссариата "Остланд" (Беларусь и Балтия) - Љ 1- 50;
- для остальных районов России - Љ 50 - 100;
- для Рейхскомиссариата "Украина" и украинских земель под военным управлением- 101- 200;
- для "Генерал-губернаторства" - Љ 201 - 250.
По функциям охранные батальоны подразделяются на:
1) охранные (Wacht-Bataillons), которые обозначены буквой "W" и предназначены для охраны важных стратегических объектов или транспортных путей;
2) резервные (Ersatz-Bataillons), которые обозначены буквой "E", в них проходят обучение рекруты, и переобучаются бывшие сотрудники нашей милиции или полиции Польши и Прибалтийских республик;
3) полевые (Feldz-Bataillons) - "F" , используются для борьбы против партизан.
Белорусские батальоны получили следующие номера: с 45 по 49, 56, 60, с 64 по 69. В организационном и оперативном отношении все эти части подчинены начальнику полиции порядка генерального округа "Беларусь" СС - оберштурмбанфюреру Эберхарду Герфу и действуют в западной и центральной Беларуси. Единственным исключением является батальон "Shuma" Љ 69. Он расположен в тыловом районе группы армий "Центр" и подчиняется фюреру СС и полиции "Могилев".
По штатному расписанию каждый батальон должен состоять из штаба и четырех рот по 124 человека в каждой, а каждая рота - из одного пулеметного и трех пехотных взводов. Иногда в состав батальона входили также технические и специальные подразделения. Как правило, батальоном командует местный доброволец из числа бывших военнослужащих польской или Красной армии. В каждом батальоне есть 8 немецких офицеров и 58 унтер-офицеров. Нехватку офицерского и унтер-офицерского персонала они собирались восполнить на курсах по переподготовке полицейских, открытой в Минске в начале декабря.
Желающие поступить на службу в батальон проходили проверку немецкими спецслужбами. Выяснялись подробности довоенной и военной жизни добровольца. Доброволец должен быть в хорошей физической форме, а так же иметь здоровые зубы. Срок службы определяется контрактом и составляет шесть месяцев. По штату каждый неженатый командир "Шума" до 35 лет получал 90 рейхсмарок, после 35 лет - 105 рейхсмарок, женатый без детей - 120, а с ребенком 130. Солдат до 35 лет - 40 рейхсмарок, после 35 лет - 55, женатый без детей - 70, с ребенком - 80...
Глава.
Через сутки после встречи Нового года Акимов из Молодечно прислал мне около тысячи человек, безоружных, ослабленных пребыванием в лагере и практически раздетых сведенных в два "штрафных батальона". И еще таких парочку эшелонов обещал. У меня своих прошедших "фильтр" было почти столько же. Хорошо хоть трофеи имелись. Пришлось преобразовывать "истребительный" батальон в полк четырех батальонного состава, комсостав для него брать из "старой гвардии" и из освобожденных из плена командиров. Часть "профильтрованных" выделили в подразделения тяжелого вооружения и для экипажей бронепоездов. Наиболее ослабленные были сформированы в взводы выздоравливающих и направлены в Ивье, в села расположенные вдоль автотрассы на Минск, на жд. станции по пути на Молодечно для гарнизонной службы. Было у меня ощущение, что они нам еще там понадобятся. Не могли немцы не воспользоваться шансом и не попытаться перерезать нам пути отхода. Да и бойцам надо было прийти в себя. Кстати это дало неожиданный результат - бойцы с помощью местных жителей нашли несколько десятков танков, автомашин и орудий, брошенных наших войсками в ходе отступления и не найденных немцами. И их потребовалось приводить в порядок.
С техникой вообще проблем было много. Я уже говорил про трофеи, их было много, даже очень. Если с авиацией проблема решалась переброской исправных самолетов в Минск и дальше за линию фронта, то с наземной техникой такой фокус не прокатывал. Требовалось ввести в строй и модернизировать трофейные и найденные танки. Танки, что не смогли запустить пустили на бронепоезда или использовали в качестве БОТов в обороне города и аэродромов. Из остальных сформировали несколько танковых рот и тяжелую танковую роту на КВ-2. С модификацией особо ничего сделать не получилось. В основном навесили экраны, у легких танков наварили лобовую броню. На пару Т-34 с разбитых немцев установили командирские башенки, поменяли радиостанции и оптику. Все...
Срочно требовалось решить вопрос боеприпасами для КВ. 152 мм снарядов для гаубицы М-10Т было всего несколько сот штук, а нам их требовалось много, так чтобы укомплектовать все машины, да и резерв требовался. Проблему решили авиаторы. Они перебросили с аэродромов в Брянске нужное количество снарядов.
Были проблемы в "сбитии" подразделений, начиная с экипажей и кончая батальонами и полками, снабжении их всем необходимым; в проведении мобилизации местного населения и "зятьков", оставшихся здесь после летних боев; эвакуации раненых и больных и т.д. и т.п. А еще были бесконечные проблемы местного населения, от которых голова к концу дня раскалывалась.
Я уже не говорю о проблеме с пленными. Слишком много их собралось. У меня в Лиде их было больше 600 человек, в том числе и женщин (Luftnachrichtenhelferinnen), что служили в подразделении связи на аэродроме, а также работали в бордели. Если с военнослужащими все было более или понятно, то с женщинами возник вопрос. Они вообще-то не были военными хоть и носили установленную для них форму, но оружия не имели и по нам не стреляли. Для меня они были обузой, т.к. приходилось выделять охрану и помещения под размещение; медикаменты для лечения раненых; гонять народ, чтобы не устроили над женщинами насилие и т.п.. Единственное, что я мог сделать так это отправить пленных в т.ч. и женщин в Минск под крыло Цанавы. Под началом, которого был лагерь и лазарет для немецких военнопленных в Пушкинских казармах. Мы с ним связались по телеграфу, и он согласился с мои предложением. Чем снял с меня большущий камень.
Кроме всего прочего с меня никто не снимал руководства остальными подразделениями бригады раскиданными на огромной территории. С Серегой и Григорьевым мы поддерживали связь по телефону, и я был в курсе дел.
Акимову пришлось отражать удары со стороны Сморгони и Вилейки. Против него действовали немцы и латыши из гарнизонов Сморгони, Вильно, Вилейки и Докшицы. Бои шли с переменным успехом, его ротам и "штрафным" батальонам удавалось не только удерживать захваченные позиции, но и потихоньку продвигаться в сторону Сморгони. Пополнение к нему из дулага шло постоянно. Он мне, как и обещал, еще два батальона сформированных из бывших военнопленных прислал. В ответку я отправил часть трофеев захваченные на станции в Лиде - оружие, танки и часть автомашин.
У Григорьева тоже все было в норме. Получив подкрепления из Минска и Молодечно, его группа готовилась к боям. Батальоны занимали позиции на участке от Ивенца до Радошкович. Боев с врагом у него не было, но с личным составом были проблемы. Пополнение, прибывшее из лагерей, физически было слишком ослаблено. Практически ежедневно в санчасть приходилось отправлять по несколько десятков человек. Не обошлось и без умерших от болезней. В лучшем положении по сравнению с бывшими военнопленными были "зятьки" - окруженцы прибывшие по мобилизации из окрестных сел. Именно на них политрук и делал ставку, направляя их на наиболее опасные места.
Вот с чем у меня не было проблем так это со связью. Прикомандированные к бригаде спецы из Наркомата Связи во главе с пожилым старлем сделали все, чтобы хоть в этом облегчить мне жизнь. Чаще всего связь была и с подразделениями бригады и с городами и Минском и даже с Москвой. Связисты использовали все, что только можно - жд. связь (телефон, телеграф), линии связи, что были проложены до войны (военные и гражданские - интересно, где они только схемы прокладки нашли?), трофейные и наши радиостанции. Строго следили за соблюдением правил переговоров всеми абонентами сети. А уж как они виртуозно курочили неисправные самолеты в поисках запчастей к радиостанциям можно только позавидовать. И людей для свой службы подбирали из бывших пленных профессионально. Сами проводили проверку кандидатов на техническую грамотность и забирали себе только лучших. Парни так смогли поставить процесс, что на них никто не обижался. Главное что связь была.
Почти неделю после Нового года немцы нас практически не трогали. Слишком холодно было для активного ведения боевых действий. Морозы стояли под -50. Ограничивались поисками разведгрупп. Несколько таких групп мы смогли уничтожить и взять пленных. Одна сама перешла к нам. Обычно такие группы состояли из нескольких десятков человек - членов вспомогательной полиции (поляков, белорусов и украинцев) и местных жителей во главе с несколькими немцами. Они искали слабые места в обороне, вели разведку наших объектов. От пленных мы получили сведения, что немцы концентрируют силы вспомогательной полиции в районе Белицы, Селец, Березовки, Тростянка. Куда перебрасывают подразделения полиции из под Бреста и Люблина. Общая численность на этом направлении оценивалась в 2-3 тыс. человек. Примерно тоже самое было на Гродненском и Вильнюсском направлениях. Туда прибыли батальоны "Шума" укомплектованные литовцами (3 батальона из Каунаса) и латышами (4 батальона). Чисто немецкие подразделения прибывали в Вильно, Гродно, Новогрудок и Барановичи. В основном это были различные резервные и охранные части вермахта, подразделения жандармерии и части СС, прибывающие из генерал-губернаторства и Германии. В том числе Добровольческий легион СС "Нидерланды" прибывший с полигона "Арус-Норд" в Восточной Пруссии, укомплектованный голландскими и фламандскими добровольцами. Легион усилил гарнизон Вильно. Общая численность полка оценивалась в 2500 - 3 тыс. человек. Еще одной прибывшей из Польши частью СС был зондер-батальон СС "Дирлеванген". Он расположился на жд. станции Новоельня.
Ждать "у моря погоды мы не стали" как только морозы слегка ослабли, нанесли бомбовые и штурмовые авиаудары по местам скопления врага, а затем вновь ударили танковым батальоном, артпоездами и штурмовой пехотой. Бои были тяжелыми, полицаи везде сопротивлялись ожесточенно. Мы потеряли более двухсот человек только убитыми, десять танков пришлось отправлять в ремонт, один из поездов был сильно поврежден. И это притом, что у полицаев на вооружении были только "сорокапятки" и минометы. Разгромить полностью полицейские батальоны в Белицах, Селец, Березовке не получилось. Понеся значительные потери, они отступили. Преследовать я их запретил, нам бы то, что взяли удержать. Не было у нас сил, чтобы завершить начатое. В итоге мы смогли существенно охладить пыл полицаев, но не их хозяев. Над Лидой и занятыми поселками все чаще стала появляться их авиация, а на бойцов сыпаться бомбы.
Для моих штабных удивительным было то, что немцы не помогли своим помощникам, не перебросили подкреплений, не подержали артиллерией и авиацией. Лично мне это было понятно. Зачем проливать "арийскую кровь" если есть куча "дурней полицаев", которые всю грязную работу выполнят на них. Чужими руками легче жар разгребать, да и "пушечное мясо" никто не отменял. Вот и гнало его вперед немецкое командование, сохраняя свои кадровые части для последующего удара и зачистке. Одновременно с этим решая проблему ослабления наших войск.
Говоря о победах нельзя не признать и неудачи. Самой крупной из них стали события в Лещенке Новогрудского района. Там у нас держал оборону и прикрывал дороги на Ивье и Воложин недавно сформированный сводный стрелковый батальон в составе противотанковой батареи, пулеметной роты "истребителей" и трех стрелковых рот укомплектованных бывшими военнопленными прибывших из дулага в Молодечно. Командовал батальоном присланный из Минска майор Харин, тоже бывший военнопленный, попавший в плен в октябре под Вязьмой. В качестве его заместителя и начальника штаба выступал командир пулеметной роты. Замполит батальона, командиры и политруки в стрелковых ротах были из числа вкусивших "пленного рая". Мне казалось, что они вместе вполне адекватные и грамотные командиры, способные выполнить поставленную задачу - не допустить прорыва к трассе. Напротив них в селах Налибоки, Кривоногово, Тростянка, Вселюб, Бенин располагался сформированный еще летом под Брестом батальон вспомогательной полиции, укомплектованный украинцами. Командовал батальоном пожилой лейтенант вермахта. Все остальные командные должности занимали тоже немцы. Противник не имел тяжелого вооружения и средств усиления. Из-за этого активных действий полицаи не предпринимали, несли гарнизонную службу, пили самогон и развлекались, как могли.
Все изменилось, когда из батальона Харина к противнику дезертировала группа бывших военнопленных. Все они были с одного взвода. Ушли с оружием, перебив командный состав, вырезав дежурные пулеметные расчеты и передовой "секрет". Переходу способствовали ночь, метель и пьянство комсостава. Ушли не просто так, а предварительно изучив систему охраны села. Пропажу в роте обнаружили только во второй половине ночи, из-за плохой погоды поиски оставили до утра. Продолжившиеся с утра поиски ни к чему не привели. Метель замела все следы. Дальше все было как по учебнику. Получив информацию о системе нашей обороны, расположении постов и подразделений немцы несколько дней не предпринимали никаких действий. Харин и его люди поуспокоились, сняли усиление, правда, пить перестали. Через пять дней немцы подняли полицаев и под утро, обойдя и вырезав наше охранение, ворвались в село. Захватили батальон, что называется "со снятыми штанами". Сопротивление оказали только в школе, где располагались "истребители", артиллеристы и командный состав батальона. Часовой, у орудий, услышав крики на соседней улице и заметив перебегающих от дома к дому людей в черных шинелях, поднял шум, а установленный на крыше школы "Максим" дал время бойцам занять позиции у окон. Бой шел больше часа. Полицаям так и не удалось захватить поселок полностью. На помощь обороняющимся подошли танкисты (на Т-26 и БА-6) из сформированной в Ивье танковой роты с конным эскадроном. Совместными усилиями они смогли выбить врага из поселка и заставить его отступить на исходные позиции. Три наших танка навечно застыли в селе. В итоге батальон потерял убитыми, ранеными и пленными больше четырехсот человек. Пришлось принимать срочные меры. Командиров разжаловать в рядовые, а батальон пополнять людьми. Ну и планировать операцию по разгрому полицаев, как дополнение к Новогрудской операции. Только вот проводить их мне не пришлось.
* * * * *
Уже с 4 января в дневнике Ф. Гальдера идут записи об обострении положения ГА "Центр", в записи от 13 января говорится: "Наиболее тяжелый день!.. Положение группы армий стало еще более серьезным... "Штопка дыр!" Ожидать успеха не следует".
15 января А. Гитлер дал разрешение на отвод войск. В директиве говорилось: "После того, как не удалось закрыть разрывы, возникшие севернее Медыни и западнее Ржева, я отдал главнокомандующему группы армий "Центр" в силу его ходатайства приказ: фронт 4-й армии, 4-й танковой армии и 3-й танковой армии отвести к линии восточнее Юхнова - восточнее Гжатска - восточнее Зубцова - севернее Ржева. Руководящим является требование, чтобы дороги Юхнов - Гжатск - Зубцов - Ржев оставались свободны в качестве поперечной связи сзади фронта наших войск... Линию нужно удерживать...". Гитлер признавал: "В первый раз в эту войну мною отдается приказ о том, чтобы отвести большой участок фронта".
Глава.
В конце второй декады января на "летучке" из Минска вместе с пополнением прибыла большая группа освобожденных из плена командиров и политработников РККА с полковником из штаба Болдина во главе. Они доставили приказ о передаче им дел и подразделений Лидской группы войск. Меня с остатками штурмового и истребительных батальонов отзывали в Заславль. Подлинность приказа подтвердили из штаба в Минске. Так закончилась моя "партизанская" война.
Дела сдавал с тяжелым сердцем. Во первых тяжело было расставаться со своими бойцами остающимися на командных должностях в сводных подразделениях. Прибывших из Минска командиров все равно не хватило, чтобы полностью закрыть "командный вакант". Да и моим парням надо в звании и должности расти. Во вторых не верилось, что прибывшие командиры справятся с задачей удержания "Лидского выступа". Слишком истощенными они мне показались и в физическом и моральном плане. Слишком потухшими у них были взгляды, слишком умными и все понимающими казались глаза полковника. Возможно, во мне говорила немного уязвленная самооценка или просто человеческое отношение к людям, побывавшим в плену. Им бы месячный отпуск дать в тылу, чтобы они в своих семьях побыли, смогли прийти в себя, а не гнать снова на линию огня. У нас ведь здесь далеко не курорт то, что немцы еще не перешли в контрнаступление ни о чем не говорит. У них пока были куда более важные дела, например, восстановить и удержать под контролем остальные линии снабжения ГА "Центр". Кроме того они собирались с силами, чтобы ударить по нам со всей дури. Тут против нас играло время. По прошлой истории я хорошо помнил события весны-лета 42-го, когда они нам основательно прищемили хвост. А у нас идет смена командной линейки на заведомо более слабых. Понятно, что парней отмыли от лагерной грязи, немного подлечили в лазарете, слегка откормили и переодели в свежее обмундирование, но к ним никто не залез в голову, не освободил от тяжелых мыслей и стрессов пребывания в плену. Да парни они мотивированные, нахлебавшиеся плена, но смогут ли они выдержать очередной удар судьбы? Никто этого с уверенностью сказать не мог. Вообще авантюры типа нашей с захватом малыми силами огромной территории должны делать или безумцы или хорошо подготовленные и уверенные в себе авантюристы. Я лично себя относил к последним. Все выше перечисленное мне не нравилось и с каждой минутой все больше. О чем я и высказался в узком кругу своих командиров.
Тем же поездом что привез смену, мы выехали в Заславль. По дороге я успел встретиться и переговорить с Серегой. В Молодечно все было нормально. Противник на этом участке после разгрома высланного для "подавления восстания в лагере Молодечно" из Вилейки полицейского батальона и роты вспомогательной полиции из Сморгони ограничился прощупыванием обороны своими разведгруппами. Чисто немецких частей против бойцов Акимова не было. По показаниям пленных у комендантов Вилейки и Сморгони сил для наступления пока не было. Не было их и у Акимова. Фронт держался силами "штурмовиков", "ястребков" и партизан, постепенно усиливающихся за счет "пришедших в себя" бывших пленных. Несмотря на довольно значительную разгрузку лагеря на его территории все еще продолжало оставаться до 10 тыс. человек - до сих пор не прошедших "фильтр". Кроме того в городке оставалось и большое количество больных. Больше половины бывших пленных числилось среди них. Все уцелевшие дома были заняты больными. Смертность среди них все еще оставалась высокой. В сутки от болезней и ран умирало около 30 человек, и сократить этот показатель пока не удавалось. Наиболее тяжелых ранбольных с аэродрома в Хожево удается отправлять самолетами за линию фронта. Для обеспечения всем необходимым боевого участка в Молодечно авиагруппой Паршина выделено 5 бортов из числа захваченных в Минске Ю-52, но этого было очень мало. За сутки успевали отправить не более 150 человек. Присылаемых из Москвы припасов для группы Акимова не хватало. Не хватает боеприпасов, оружия, обмундирования, продовольствия и медикаментов даже для обеспечения боевых подразделений не говоря уже о населении. Приходится изворачиваться, деля полученное. Несколько сняло напряжение перевод части людей в качестве гарнизонов в близлежащие села. Хоть местное население особо и не желает делиться своими припасами, тем не менее, в лечении больных помогает. Особенно с учетом того что бойцы с ними делятся полученными из центра припасами и за наличные покупают продукты у населения.
В Заславле мы разместились в тех же казармах, откуда уходили в рейд на Лиды. Положение у Григорьева было примерно такое же, как и у Сергея. С той лишь разницей, что у него не было "фильтр". Прибывающее пополнение его уже прошло в Минске. Так что действовал только "особый отдел" занимавшийся отловом дезертиров и не выявленных "предателей" из числа "зятьков". Проблемы у политрука заключались в сплачивании подразделений и борьбе с болезнями среди бойцов. По сообщению начальника ОО в группе Григорьева сержанта Маркина почти ежедневно в подразделениях выявлялись лица, которые специально старались заболеть - простыть или подхватить вшей. Особенно много таких было из числа бывших "окруженцев". Боролись с такими "самострельщиками" самым простым образом направлением после лечения в части Акимова на линии соприкосновения с врагом. Подразделения Григорьева занимались в основном восстановлением линии укреплений, гарнизонной службой по селам и жд. станциям, подготовкой резервоы для фронта.
Не успел я умыться с дороги, как из Минска поступил приказ прибыть в штаб группы войск к начальнику штаба генерал - лейтенанту Константинову. Штаб группы войск в Минске находился на ул. Свободы д.14 в том же здании, где раньше размещался немецкий генеральный комиссариат округа "Белоруссия". В ходе боя здание практически не пострадало, так кое-где были выбиты стекла и двери, осыпалась штукатурка. За то время что меня не было, помещения были приведены в порядок. Мусор убрали, окна заделали деревянными щитами. На первом этаже располагались комендатура, подразделения охраны и обеспечения, столовая. Служебные и жилые помещения штаба располагались на втором и третьем этажах.
До того как я попал в кабинет к Михаилу Петровичу мне удалось переговорить с сотрудниками штаба, пообщаться с "операторами" и ознакомиться с положением на фронтах как у нас в Минске так и на московском направлении "Большой земли".
Со времени последнего разговора с Константиновым положение нашей группы войск практически не изменилось. Тяжелые бои шли на Борисовском, Осиповическом, Несвижском и Барановичевском направлениях. Здесь нашим войскам активно противостояли усиленные тыловыми частями и вспомогательной полицией подразделения 286 (генерал-лейтенант Курт Мюллер, штаб в Витебске) и 203 охранной дивизии (штаб в Бобруйске). С нашей стороны пытались отодвинуть фронт части 4-го воздушно десантного корпуса генерал-майора Левашова (оказывается подразделения корпуса все еще продолжают прибывать!), партизаны и сводные подразделения бывших военнопленных, усиленные танковым, двумя кавалерийскими, двумя артиллерийскими и одним противотанковым полками, сформированными в Минске. В городе и ближайших населенных пунктах продолжается формирование новых подразделений, куда направлены мобилизованные и бывшие пленные. К концу января планировалось пополнить войска первой линии еще тремя стрелковыми дивизиями и несколькими специальными подразделениями сейчас проходивших боевое слаживание. Наша группировка вела бои на востоке - юго-востоке - юге, юго-западе и западе от Минска. Линия фронта для нас проходила по линии Вязынь - Илья - Калачи - Гайна - Логойск - Мгле - Лавля - Рудня - Волма - Иваничи - Цель - Теребуты - Буда Гресская - Харитоновка - Телядовичи - Сейловичи - Вишневец - Столбцы - Аталезь. О положении дел на Лидском и Молодечном участках обороны я сам рассказал штабистам. Нам пока там противостояли части 403-й охранной дивизии (генерал-лейтенант Вольфганг фон Дитфурт, штаб в Вильно) и прибывающие подразделения вермахта и СС из генерал-губернаторства. Из имеющихся данных получалось, что Минская группа войск притягивала к себе минимум три дивизии врага, чем значительно ослабляла ГА "Центр".
Меня очень интересовала ситуация на Московском направлении фронта. Именно там можно было отследить наиболее крупные изменения истории. К началу января 1942 года под Москвой сложилась чрезвычайно сложная для обеих сторон обстановка. Советские войска, почти месяц ведущие активное наступление, были уже в достаточной степени измотаны, в то время как германские войска, потерпевшие серьезное поражение, оказались обескровлены и деморализованы. В условиях холодной зимы обе стороны испытывали недостаток снабжения: части Красной армии - из-за того, что далеко оторвались от налаженных коммуникаций и продвигались по выжженной предыдущими боями территории, немцы - из-за слабости железнодорожной и автомобильной сети, к тому же постоянно подвергавшейся ударам партизан и диверсионных групп НКВД.
Наибольшего успеха в декабрьских боях достигли войска левого крыла Центрального фронта, за неполный месяц прошедшие с боями 200-300 километров. При этом действовавшие на крайнем левом фланге соединения 10-й армии генерала Голикова и 1-го гвардейского кавалерийского корпуса генерала Белова далеко опередили своих соседей и, окружив немецкий гарнизон в Сухиничах, вышли на железную дорогу Киров - Брянск. Передовые части корпуса генерала Белова находились всего в 8 километрах от Варшавского шоссе. Правее них вели наступление 50-я, 49-я и 43-я армии. Последняя 1 января 1942 года заняла Малоярославец. В немецкой обороне наметился 40-километровый прорыв на линии Сухиничи - Бабынино. Создавалась реальная возможность выхода советских войск в район Юхнова и на Варшавское шоссе, дальнейшего продвижения к Вязьме - в тыл немецкой 4-й Полевой и 4-й Танковой армиям, на жизненно важные коммуникации ГА "Центр", на соединение в районе Смоленска - Вязьмы с окруженными остатками наших частей. Силы 4-й немецкой Полевой армии, действовавшей против четырех армий Центрального фронта, оказались глубоко охвачены с юга. Общая численность четырех советских армий и кавалерийского корпуса, действовавших на этом направлении оценивалась в 250 тысяч человек. По данным разведки, им противостояло от 20 до 25 немецких пехотных дивизий; примерно той же численности.
7 января 1942 года Ставка ВГК, определила задачи стратегической операции по окружению и разгрому основных сил группы армий "Центр". Центральный фронт генерала М. Г. Ефремова силами 43-й, 49-й, 50-й армий и 1-го гвардейского кавалерийского корпуса должен был нанести фланговый удар из района Калуги и Мосальска в общем направлении на Юхнов и далее на Вязьму с одновременным фронтальным наступлением 5, 20, 30 и 1 Ударной армий Западного фронта на Сычевку и Гжатск. Одновременно правое крыло Калининского фронта в составе 22-й и 39-й армий, имея в резерве 29-ю армию, наносило удар с севера на Ржев и Сычевку. Обе ударные группировки должны были встретиться в районе Вязьмы, довершив окончательный разгром основных сил группы армий "Центр".
8 января ударная группировка Калининского фронта прорвала вражескую оборону северо-западнее Ржева. Уже 10 января передовые части 39-й армии перерезали шоссе Ржев - Великие Луки и достигли района Сычевки. В связи с этим командующий 9-й немецкой армией генерал-полковник Штраус был заменен генералом Моделем.
На юхновском направлении к середине января тоже наметился успех: подразделения 49-й армии подошли вплотную к станции Мятлево, части 43-й армии заняли Медынь и через Шанский завод продолжали наступление на запад. Для обеспечения этих действий в ночь на 16 января в помощь наступающим войскам в 20 км северо-западнее Медыни была выброшена усиленная парашютная рота из состава 1-го батальона 201-й вдбр 5-го вдк. Благодаря активным действиям этой десантной группы немецкое командование приняло решение отводить свои подразделения не на северо-запад, а на запад от Медыни. В результате во вражеской обороне образовалась брешь, куда была направлена наступавшая севернее 33-я армия. В результате локтевой контакт между 4-й Танковой и 4-й Полевой армиями противника оказался нарушен, вражеская оборона потеряла целостность. Основные силы 4-й немецкой Полевой армии, насчитывавшие под Юхновым до 9 дивизий, оказалась под угрозой обхода с севера. Южнее Юхнова подразделения правого фланга 10-й армии вышли на железную дорогу Вязьма - Брянск в районе Кирова, нарушив рокадное сообщение между 4-й танковой и 4-й Полевой армиями противника. Основные силы 10-й армии совместно с 61-й армией Брянского фронта были заняты ликвидацией окруженной в Сухиничах группы генерала фон Гильза (6 пехотных батальонов) и отражением контрудара 24-го танкового корпуса немцев, 16 января начавшего наступление из района Людиново - Жиздры на Сухиничи с целью деблокировать город.
Еще больше ухудшало положение немцев активные действия Брянского фронта Рокоссовского. Пять его армий (3,4,21,28, 61) в августе - сентябре выдержав удар Моделя, перешли в наступление на участке Сухиничи - Климовичи - Костюковичи общим направлением на Снопоть - Киров и Рославль - Кричев. 3 и 21 армии во взаимодействии с 13-й и 40-й армиями Юго-Западного фронта нанесли удар на Гомель и Рогачев. Несмотря на то, что все армии фронта в предыдущих боях понесли большие потери, их наступление было довольно успешным. В результате наступления были возвращены утраченные в октябре-декабре Рогачев и Буда-Кошелево. Возникла реальная угроза захвата Гомеля. Эти действия Рокоссовского не давали возможности фон Клюге снять с этого направления резервы и подкрепления.
В принципе отличий от того что происходило в знакомой мне истории, на данном этапе времени там было не очень много. Но все они были значимыми.
Первое - это наличие в районе Вязьмы-Смоленска значительного числа продолжающих сражаться в окружении советских частей влияющих на положение 4 Полевой и 4 Танковой армий немцам и отвлекающие на себя резервы и подвижные соединения. Эти части в случаи соединения с наши наступающими частями могли замкнуть кольцо окружения вокруг значительной части ГА "Центр". Даже если фон Клюге прямо сейчас начнет выводить свои части из предполагаемого котла, то все равно немцам очень многое придется оставить и можно с полной уверенностью говорить об уничтожении 4 Полевой и 4 Танковой армий.
Второе. Успешное восстание в Минске и создание здесь крупной группировки советских войск своими действиями перекрывшей снабжение ГА "Центр" по одной из наиболее важных магистралей. Связали боями резервы, выдвигавшиеся для пополнения ГА "Центр" и "Север" из генерал-губернаторства и с Запада. Тем самым значительно ухудшив положение данных групп армий.
Третье. До сих пор существовал Брянско- Рогачево- Гомельский выступ значительно осложнявший жизнь немецкому командованию.
Четвертое. Насколько я помнил, скоро должны были начаться несколько крупных операций среди них Вяземская воздушно-десантная, Демянская и Торопецко-Холмская наступательные операции. В первой должна была принять участие части 4-го воздушно десантного корпуса генерал-майора Левашова. Однако он находится здесь в Минске и его подразделения активно ведут боевые действия. Значит, вместо них Ставка будет использовать другие корпуса, например 5 или 9. Все-таки, наверное, 5 вдк. раз его подразделения уже высаживались в районе Мятлево. А раз так, то намечается более рациональное использование ВДВ, чем было раньше. Не будет ненужной высадки десанта в "Демянский котел" и его гибели там. Чем вам не изменение истории? И главное изменения не самые плохие, не зря Иосифу Виссарионовичу писал!!!
Именно в этот момент меня и разыскал адъютант Михаила Петровича. Разговор с генералом был до нельзя откровенным. Я доложил о положении дел и высказал все, что думаю о рокировке подразделений и командования в Лидском углу. Выслушав меня и мои доводы, Константинов ввел меня в курс дел группы. Несмотря на все бодрые заверения штабных, оно было плохим. Еще не критическим, но уже плохим. Мы существовали только из-за того, что это позволял противник. Наши удары на Жодино, Червень, Осиповичи, Клецк, Несвиж и Тимковичи провалились. Это, несмотря на то, что туда были направлены наиболее подготовленные и боеготовые части десантников и танки. Немцы не перешли в контрнаступление лишь потому, что у них для этого пока не хватает сил. Они все наличные силы поставили на охрану коммуникаций ГА "Центр". Для этого же используются и прибывающие подразделения своих союзников - венгров, словаков, румын. Можно не сомневаться что как только будут, собраны необходимые силы, немецкое командование примет меры к расчленению нашей группировки на части с последующим их уничтожением. Пока у немецкого командования связаны руки на фронте, пока мы не обрежем еще одну линию снабжения ГА "Центр" наша группировка можем еще на что-то надеяться, а вот дальше...
Для решения вопроса обеспечения снабжения своих частей на Московском направлении, очистки, ремонта и восстановления дорог немцы массово используют труд военнопленных и местных жителей. Количество умерших при этом от непосильного труда и болезней их не интересует.
Снабжение Минской группы войск слабое. Первоначально в Москве планировалось, что для обеспечения Минской группы и населения ежедневно будет использовано 65 транспортных самолетов и 30 истребителей прикрытия. Однако на сегодня эта цифра колеблется в рамках 19 транспортных ПС-84 МОАГОН, 32 самолета Ю-52 и 16 истребителей из состава Авиагруппы Паршина. Есть еще машины, захваченные здесь на аэродромах, многие из которых в исправном состоянии, но для них нет подготовленных экипажей. Проверка летно-технического состава находившегося в плену до сих пор не закончена, а из-за линии фронта дополнительный летный состав не присылают. Имеющийся авиапарк в основном используется для замены вышедших из строя самолетов. Для нормального обеспечения группы нужно увеличить количество самолетов на линии в три раза. Если этого сделано не будет, то группа станет на путь вымирания. Немцам даже не потребуется применение больших сил, чтобы уничтожить нашу армейскую группу. Для нашего выживания срочно требуется сухопутный коридор к линии фронта иначе ... На юго-востоке сделать этого не удалось. Поэтому выбрано новое направление удара.
В начале января войска левого крыла Северо-Западного фронта (3-я и 4-я Ударные Армии) занимали оборону на рубеже восточного берега озера Селигер, г. Осташков, северного берега озера Волго. Немцы не ожидали здесь активных действий советских войск и в полосе около 100 км. имели 3 пехотные дивизии и 1 кавалерийскую бригаду 16-й Армии ГА "Север". 9 января войска 3-й и 4-й Ударных Армий внезапно перешли в наступление и к 12 января прорвав тактическую зону немецкой обороны, продвинулись на 25-30 км. 4-я Ударная Армия 16 января овладела г. Андреаполь, теперь совместно с партизанами должна взять г. Торопец, а передовыми частями перерезать железнодорожную ветку Великие Луки - Ржев, содействуя продвижению войск левого крыла Калининского фронта. Войска 3-й Ударной Армии ведут наступление на г. Холм и обходят Демянскую группировку 16-й Армии вермахта с юга. По указанию Ставки и лично товарища Сталина наши Ударные армии затем должны развивали наступление на витебском и смоленском направлениях, в тыл группы армий "Центр" и на соединение с Минской группой войск. Ставкой командованию Ударных армий и нашей группы войск поставлена задача к началу февраля соединится коридором в районе между Полоцком и Витебском. Для выполнения указаний Ставки штабом разработана операция конечной целью, которой является соединение с нашими войсками в районе Витебска. Минской группой войск вновь будет нанесено несколько отвлекающих ударов подразделениями "штрафников" на Борисов и Осиповичи. Основной же удар будет наноситься севернее, вдоль жд. и автомобильной дорог Молодечно - Вилейка - Докшицы - Лепель - Витебск. Заняв Молодечно, подразделения Акимова не вели активных наступательных боевых действий в этом направлении. Только оборонялись, демонстрируя противнику отсутствие необходимых сил для наступления. Враг в это поверил, усиления гарнизонов на этом направлении практически не произвел. Пришло время этим воспользоваться. Удар будет наносить моя бригада (в т.ч. резервные батальоны созданные Григорьевым) усиленная бронепоездами Сафонова, частью танкового батальона и партизанами. Авиационное прикрытие будет осуществлять истребительная эскадрилья с аэродрома в Молодечно и бомбардировочная из Минска. Общее руководство операцией буду осуществлять я, хотя против этого выступали в штабе Болдина. Однако Константинову удалось настоять на своем мнении, сославшись на успешный "Лидский рейд". Неожиданным была поддержка этого предложения со стороны партийного руководства республики и лично Пономаренко.
Согласно разведданным подпольщиков и партизан нам будут противостоять подразделения 201-й и уже знакомой 403-ей охранных дивизий растянутых вдоль жд. линии Вильно - Полоцк, Молодечно - Глубокое, Лепель - Орша и в крупных населенных пунктах вдоль дорог. Основными гарнизонами противника на нашем пути будут Вилейка, Докшицы, Крулевщина, Березино, Глубокое и Лепель.
201-я охранная дивизия только что закончила переформирование из охранной бригады. В нее кроме чисто немецких соединений входят части полиции "порядка" и "восточных" батальонов. Часть подразделений дивизии действует на Логойском направлении. Здесь отмечено присутствие пехотного полка, артиллерийского дивизиона и нескольких специальных подразделений этой дивизии. Гарнизон в Вилейке - 2 батальона вспомогательной полиции (литовцы, поляки, белорусы) и рота немецкой жандармерии, железнодорожники. Докшицы - охранный батальон, рота жандармерии, железнодорожники и до роты полиции порядка (белорусы). В Глубоком - пехотный батальон охранной дивизии и подразделения жандармерии, железнодорожников, зенитчиков и полиции порядка (литовцы, латыши). Березино до батальона пехоты охранной дивизии (немцы, украинцы), абверкоманда. Гарнизон в Лепель - 2 батальона полиции (белорусы, украинцы), штаб охранной дивизии, немецкий охранный батальон, противотанковый дивизион, кавалерийский эскадрон, пулеметная рота, зенитчики, железнодорожники, рота жандармерии и БАО аэродрома, абверкоманда. На остальных жд. станциях и деревнях имеются посты вспомогательной полиции и немецкой жандармерии.
В Докшицах, Глубоком, Березино и Лепеле расположены лагеря для военнопленных. Наиболее крупный из них в Глубоком. По не подтвержденным данным там содержится порядка 10-12 тыс. человек советских граждан, многие из которых инвалиды по ранениям и больные. Есть еще несколько лагерей рабочих команд на несколько сот человек используемые врагом для строительства узкоколейной жд. линии Докшицы - Лепель, для поддержания жд. линии Вилейка - Полоцк в порядке и обслуживании жд. перевозок. В Лепель военнопленные заняты на работах по обслуживанию аэродрома и жд. станции.
Бронепоездам Сафонова ставится задача во взаимодействии с моей бригадой захватить и удерживать станцию "Крулевщина". Затем нанести удар в сторону Глубокое. Сил, которые планируются для удара должно хватить для разгрома немецких гарнизонов каждого по отдельности. По мере продвижения мы будем усиливаться резервными батальонами из состава гарнизона Минска, освобожденными из плена и партизанами. Есть большая вероятность, что немецкая разведка отслеживает, наши ударные подразделения именно поэтому мы были направлены в Заславль. Все остальные подразделения участвующие в операции будут собираться на жд. станции "Уша". Срок начала операции через десять дней.
В течение всего разговора мне казалось, что Константинов чем-то удручен и озабочен. Но не настолько мы с ним хорошо знакомы, чтобы спрашивать его об этом в лоб. Долго нам поговорить не пришлось - "дела они и в Африке дела".
Глава.
Обсуждение планов было у нас и с Цанавой на его даче в Степянке. До этого нам с ним как-то особо говорить не приходилось. Все время на бегу, по телефону и в цейтноте.
Нарком прибыл в Минск вместе с Пономаренко через три дня после захвата и удержания нами города. Тогда же прибыла и его группа сотрудников наркомата в количестве 20 человек. На совещании в штабе группы я был представлен прибывшему руководству Республики как командир подчиненного ему боевого соединения, комендант и начальник гарнизона города. Тогда же Нарком забрал в свое распоряжение часть моих штабных и особистов, роту пограничников, прикомандированную к нам из 2 ОДОН. Затем было несколько коротких встреч на различных совещаниях, недолгая встреча при обсуждении плана рейда на Лиды и вот теперь выпал шанс познакомиться поближе, а то получалась парадоксальная ситуация - командир наиболее крупного соединения НКВД практически не знаком со своим начальником.
У нас с ним состоялся долгий и обстоятельный разговор о действиях бригады, захваченных в Лиде документах и трофеях, пленных, обстановке на фронте, отношении местного населения к нам, а также событий произошедших во время моего отсутствия в Минске. Узнав об обстоятельствах рейда на Барановичи, я просто не мог в разговоре с Наркомом пройти мимо этого. Лаврентий Фомич меня успокоил, что в отношении "полковников" толкнувших группировку на такой необдуманный шаг вопрос решен, они получили то, что заслужили. Я вновь высказал мнение о необходимости усиления Лидского угла или отходе оттуда к "старой границе". Цанава обещал поднять этот вопрос на совещании в штабе. Нами обсуждался вопрос ускорения фильтрации бывших военнопленных и тех, кто был отпущен немцами из лагерей - военнопленных, местных жителей и уголовников (до войны привлекавшихся на работах по ремонту аэродромов). Насколько я помнил, из прошлой истории, немцы освободили из лагерей более 200 тыс. человек, только в Минске и районе таких было более 40 тыс. Нарком ответил коротко - работаем. Дел слишком много, а людей не хватает. Кроме этой категории приходится решать вопрос с дезертирами и перебежчиками, охраной тыла от разведгрупп противника и выходящих из окружения подразделений вермахта. Много забот приносили действия польских отрядов АК и белорусских националистов - "срут" где только могут. Особисты из подразделений и партизаны постоянно сообщают о стычках с поляками и лжепартизанами из белорусов, попытках пропаганды среди призванных по мобилизации местных жителей. В качестве примеров комиссар привел несколько красноречивых случаев.
В соответствии с приказом Ставки на освобожденной территории было разрешено провести призыв в РККА мужского населения в возрасте 17-45 лет. Мобилизационные возможности освобожденных районов оценивались в 200-250 тыс. человек, в том числе не менее 100 тыс. имеющих опыт военной службы. Во всех населенных пунктах, где стоят наши гарнизоны, были развернуты призывные пункты. За две недели января было оповещено примерно 50 тыс. человек. Так вот. На сегодняшний день удалось призвать всего 35 тыс. человек. Из них имеет опыт военной службы только 6 тыс. чел. в большинстве своем это наши окруженцы или вылечившиеся раненые. Еще 8 тыс. чел. признаны негодными к военной службе, в том числе около 6 тыс. бывших военнослужащих РККА. Остальные 7 тыс. чел. или не явились или ушли в леса. В первую очередь это касается поляков, литовцев и белорусов из бывших польских районов и тех, кто служил в полиции. Таких по нашим подсчетам около 5 тыс. чел. Вот эти лица и сорганизовываются в лже партизанские отряды численностью до 100 человек. Они приходящие в местечки и обкладывающие продовольственной данью местных жителей, нападают на наши небольшие группы бойцов и командиров. При помощи партизан удалось напасть на след нескольких таких отрядов и разгромить их. Пленные показали, что они готовы сражаться только за БНР в ее этнографических границах и что сражаться они будут только в Польской или Белорусской армиях и под руководством Белорусской народной самопомощи. Эта организация с разрешения германского командования была создана осенью прошлого года и успела довольно хорошо промыть мозги населению.
Или вот еще несколько эпизодов. Первый связан со взятием Логойска. Гарнизон городка состоял из 500 человек - немецкой пехотной роты и батальона "оди". Последний был укомплектован из числа белорусов и украинцев. На вооружении гарнизона состояло 4 ручных и 2 станковых пулемета, шесть минометов, в т.ч. 2-82 мм. Гарнизон смог отбить несколько атак партизан и наших сводных подразделений на город. В ходе последнего штурма немцы и гитлеровцы были выбиты со своих позиций. Их остатки, оказавшись окруженными, укрепились за стеной городской тюрьмы и сдерживали атаки штурмующих в течение дня, а затем предложили перемирие с одной лишь целью - вывести из тюрьмы свои семьи женщин и детей. Сами капитулировать отказались. На следующий день к городку на помощь гитлеровцам из Лепеля подошло подкрепление в составе батальона украинских полицаев. Они смогли подойти к городку практически незаметно для наших частей благодаря местным проводникам из числа белорусов. В предыдущие дни наши силы в Логойске потеряли до трехсот человек ранеными и убитыми, еще около 50 человек дезертировали. Атака гитлеровцев на городок была отбита с большим трудом. Сводный отряд потерял еще около ста человек. Узнав, кто противостоит нашим частям, штабом обороны к полицаям были направлены переговорщики и агитаторы. Благодаря этому удалось договориться, что мы даем окруженным в тюрьме коридор для выхода из Логойска, а они вместе с украинскими националистами отказываются от атак на городок и отходят к Лепель. Что и было сделано. Потери гитлеровцев и полицаев составили около 300 человек. Взятые в плен полицаи на допросе опять-таки сообщили, что они сражаются вместе с немцами за БНР в ее этнографических границах.
Далее. Взятый нами в плен один из польских сотрудников военно-строительной организации Тодта на допросе показал, что он является бойцом отряда ""Тихотемные". Это "специальное формирование польских вооруженных сил на Западе, предназначенное для обучения и подготовки руководящих кадров и специалистов диверсии и разведки, направленных для борьбы с немцами на оккупированной территории...". В августе прошлого года 26 "тихотемных" направили в "Вахляж" специальное подразделение ЗВЗ-АК для проведения диверсий и разведки на оккупированных немцами западных территориях Советского Союза. Они должны были в соответствии с "планом прикрытия", на случай широкого польского вооруженного восстания обеспечить задержку в Восточной Беларуси, как немцев, так и наших частей. Диверсии намечались в треугольнике "А" Минск-Орша-Жлобин и треугольнике "Б" Полоцк-Невель-Витебск. Большая часть бойцов "вахляжа" служила в организации Тодта, носила немецкую форму без знаков отличия с желтой повязкой на руке, на которой черными буквами было написано: "Im Dinst der Deutschen Wermacht".Этим агентом было выдана значительная часть подпольной организации действовавшей в Минске и резидент польской разведки ротмистр Юзеф Свида. В результате расследования выявлены еще несколько таких диверсионных групп здесь в Минске, Заславле, Молодечно. Установлено наличие подобных диверсионных групп численностью в несколько десятков человек в районе Крулевщизны и Новогрудчине. Сколько еще таких групп находящихся в нашем тылу неизвестно.
Вот так красиво Лаврентий - 2 снял вопрос о возвращении в часть сотрудников моего ОО.
Узнал я и о том, почему у Константинова такой удрученный и озабоченный вид. Из захваченных документов Абвера и показаний бывших пленных стало известно, что осенью прошлого года, на службу к немцам пошло довольно много бывших бойцов и командиров 6 кав. корпуса в которой генерал до войны командовал 6-й Чонгарской Кубано-Терской кавдивизией. Кроме того из документов местной абвергруппы установлено что 5 июля 1941 года в районе станции Ратомка в ходе боя немцы захватили в плен группу командиров 6 кав. корпуса, в том числе командира этого корпуса генерал-майора Никитина. Известно, что в момент пленения Иван Семёнович был ранен и тяжело контужен, находился в бессознательном состоянии. Никитин одно время находился в Минском лагере, а затем был отправлен в лагерь на территории Польши. Известно, что Константинов и Никитин были дружны. Некоторые "горячие" головы из штаба группы пытались связать неудачи нашей 10 армии в Белостокском выступе с их именами.
До войны 6-ой казачий кавалерийский корпус имени Сталина считался одним из лучших в РККА. На начало войны кавкорпус состоял из управления корпуса и двух кавалерийских дивизий бывшей легендарной 1-й Конной армии: 6-й Чонгарской Кубано-Терской кавдивизией генерал-майора Константинова, стоявшей в районе Ломжи, и 36-й имени Сталина кавдивизии генерал-майора Е.С. Зыбина, стоявшей - в районе Волковыска. 6-я кд находилась в первом эшелоне, а 36-я кд - во втором эшелоне оперативного прикрытия. Дивизия Константинова, считалась отлично подготовленной, особенно в области тактики, конного и огневого дела. 22 июня в 3 часа ночи корпус был поднят по тревоге. С рассветом дивизия Константинова вступила в бой в районе Ломжи. Первым принял на себя удар врага 48 Кубанский казачий Белоглинский полк и 94-й Кубанский казачий Северо-Донецкий кавалерийский полк подполковника Петросянца, затем подошли 3-й Белореченский Кубанский подполковника В.В. Рудницкого и 152-й Ростовский Терский казачий подполковника Н.И. Алексеева полки. На следующие сутки полкам дивизии поступил приказ оставить занимаемые позиции и влиться в состав КМГ Болдина и нанести контрудар во фланг прорвавшейся группировки противника из Сувалского выступа. После тяжелых боев 6-й кавалерийский корпус вынужден был отходить на восток. Отход был очень тяжелым. Связи со штабом фронта не было. Тыл оказался отрезанным. Проведенной сотрудниками Генштаба проверкой установлено, что корпус и конкретно дивизия Константинова действовали героически, до конца выполнили поставленную им командованием округа и Генштабом боевую задачу и отступили с занимаемых позиций только по приказу высшего командования. Несмотря на отступление и большие потери впервые дни войны Константинов смог сохранить дивизию как боевое соединение. Под ударами превосходящих сил противника его дивизия с тяжелыми боями отходила в сторону г. Минска, где была окружена и практически вся уничтожена. Сам Константинов получил тяжелое ранение и был оставлен с группой раненых в одном из хуторов на лечение.
Несколько дней назад к войскам группы присоединилась группа бойцов и командиров дивизии, партизанивших в Малом Полесье и рассказавших о июньских боях. Этими показаниями и итогами проверки удалось заткнуть рот недоброжелателям, но, тем не менее, осадок от выраженного недоверия у генерала остался.
Закончился наш разговор в столовой, куда на ужин собрался весь наличный состав наркомата, в том числе и мои прикомандированные бойцы. Среди присутствующих были командиры и политработники двух вновь сформированных в Минске из ранее бывших в плену пограничников и сотрудников НКВД полков - Пограничного и Комендантского. Многих из них я встречал пока коменданствовал в городе. Меня узнавали, приветствовали, хвалили. Кто-то искренне, кто-то с завистью. Тут мне, наконец-то попался Петрищев, отойдя в уголок, мы накоротке переговорили, обсудили дела, как в бригаде так и в группировке в целом. Вскоре к нам присоединились и женщины из служб наркомата. Среди них была и Татьяна, которую не видел с момента взятия Минска (она была прикомандирована в качестве переводчика к группе Цанавы). Мы оба соскучились и были рады встрече. У Татьяны была своя комнатушка в общежитии и остаток ночи провели там. О чем могут говорить и что могут делать двое оставшихся наедине взрослых людей, надеюсь рассказывать не надо и так понятно. Не зря же сказано :
Уводят женщины в туман,
Туман любви и наслаждений....
Стремление, вечность, слов обман,
Всё дальше, в чащу искушений ...
Выводят женщины на свет,
Где солнца яркие лучи.....
Прекрасней чувства в мире нет,
И жизни музыка звучит.....
Глава
(АИ) 1 февраля Ставка Верховного Главнокомандования восстановила главнокомандование Западного направления. Главнокомандующим был назначен маршал Тимошенко (он же оставался и командующим Западным фронтом). Заместителем командующего Западным фронтом Ставка назначила генерал-лейтенанта Ф. И. Голикова. Ставка потребовала от главнокомандования Западного направления приложить все усилия к тому, чтобы в кратчайший срок решить первостепенную стратегическую задачу - завершить разгром основных сил группы армий "Центр". Одновременно Ставка приказала военно-воздушным силам обеспечить бесперебойное снабжение всем необходимым войск, действовавших в тылу противника.
* * * * *
(РИ) 2 февраля в дневнике Ф. Гальдера отмечено: "...Эти бои за линией фронта носят комически уродливый характер и показывают, что война, как таковая, начинает вырождаться в драку, далекую от всех известных доныне форм ведения войны."
* * * * *
Из беседы в Кенигсбергском госпитале
- Я смотрю, Вили, ты совсем выглядишь молодцом! Не то, что месяц назад! Стал таким розовым и свежим, словно помолодел лет на двадцать!
-Твоими молитва господин полковник и слезами моей жены! - Откладывая на тумбочку книгу и приподнимаясь с кровати, чтобы приветствовать друга, сказал майор. - Прости, что не могу стать. Какими судьбами ты попал сюда?
- Меня на совещание в Берлин вызывал адмирал, а на обратном пути просил заехать сюда в штаб "Валли" передать некоторые документы и заодно переговорить по ряду вопросов. А так как ты лежишь здесь, то я просто не мог тебя не посетить. Где твоя прекрасная половина?
- Увы. Она уехала в Берлин. С детьми некоторые проблемы, кроме того она хотела бы съездить в Швецию отдохнуть всех этих переживаний.
- Понятно. Как долго ты собираешься здесь отлеживаться? Прости, я не успел поговорить с твоим лечащим врачом.
- Уже лучше. Нога и голова почти в норме, раны уже зажили. Хуже с переломами ребер и воспалением легких. Прогулки по морозу не прошли просто так, где то протянуло. Врачи обещают, что в течение месяца поставят на ноги. Как у тебя дела?
- Все более или менее, неплохо. С семьей все нормально. Когда был в Берлине с разрешения адмирала смог несколько дней побыть у своих.
- Ты опять на фронт или останешься здесь при штабе "Валли"?
- Увы, нет. Должен вернуться. Штаб ГА переведен из под Смоленска обратно в Оршу. Естественно и мы туда переехали.