Аннотация: Вздохнув и трижды плюнув через правое плечо - начинаю выкладывать совместно написанное.
Мой соавтор - дончанин Андрей Максименко.В данном случае я его полномочный представитель...
ПОСТОРОННИЙ
Старику из мотоциклетной коляски были видны часы на перроне, но о времени он не беспокоился. На часы посматривал то и дело молодой человек за рулём: одна нога на стартёре, другая - постукивает по мокрому асфальту. Разговор в ожидании поезда шёл полупраздный:
- Ну, и понятно, что мэр меня выбрал, потому что я три года с Убийцей на рыбалку ходил. Вообще-то, можно было спорить на задницу Карины. Но я выбрал рыбалку. И, знаете, не прогадал. Карину кто только за попку не хватал. А я вот один такой.
- Гордишься?
- Да как сказать... Сначала, конечно. Но там ничего особенного: сидим в пяти метрах друг от друга, слова не вымолвим. Он себе натаскает мелочи на завтрак, удочки соберёт и уходит.
- Неужели всё-таки не страшно было?
- Ну-у, пока пацан и веришь во всякое... С виду-то он просто дед. Я бы не сказал, что страшно, но неуютно как-то. Хоть он давно не убивал, а всё-таки - кто его знает... Вот так.
- Однако ты к нему ездил.
- А как же. Блай посылал. И мэр тоже. Я ему поесть возил, молока, соки. Даже лекарства, но он не брал.
- Да-да...
- А вчера утром приехал - он лежит. Глаза открыты, но меня не видит. Молился он, я думаю. Бусы такие деревянные, с крестом...
- Знаю.
- Марк, а правда, что, пока Тоцки живой, уроды не покажутся?
- Правда. Пока он в сознании. Да и потом - не сразу... Давай пока об этом не думать. Даст Бог, Тоцкивалевски ещё протянет день-два, а там и новый Убийца объявится.
- Да, если мы не проглядим. Не знаю, как вы, Марк... Курить мне ужасно хочется.
- Ну, так в чём же дело?
- Блаю-то не скажете? Мне ж ещё двадцати одного нет, - а сам тем временем уже натолкал в самодельную гильзу какого-то крошева. - Вот. А табак мне, между прочим, дал Тоцки. Разрешил свой брать. Как он всё делает, молча: взял мою руку и положил на ящик - то есть, бери, сколько нужно. Он немой?
- Не знаю. Кстати, я на твоём месте выбрал бы попку... ну, да ты её всё равно не застал.
- Кого?
- Амалию. Давно это было.
- Густавиштну?
- Нет, другая была Амалия. Густавиштна тогда ещё на горшок ходила. А ту... поймали уроды в поле. Летом дело было, "львиный зев" цвёл... Она шла из Цвергендорфа и попалась.
- И было убийство?
- Да. Эредья нашёл в Базаменте человека, который вылил на кошку кастрюлю кипятка.
- Бр-р-р!
- На чёрную кошку. Он их боялся. До смерти.
- Да уж, выходит, что до смерти. Каким дураком надо быть, чтобы из-за какой-то чёрной кошки подставиться!
- Это случай.
- Ну да, я понимаю, что он потом всё равно бы себя выказал. Но вот как Убийца узнал?
- На то он и Убийца.
- Ага. Но ведь не родился же он таким... И я думаю... иногда... что они всё-таки тоже люди. Во всяком случае, Тоцки...
- Чёрт! - Лео наскоро затянулся, раздавил окурок. И тут же,огорчённый, стал подбирать пепел и табак. Мусор он сунул в карман джинсов. - Смотрю... ох, смотрю. Марк, а что он будет делать? Он вообще-то будет?
- Будет. И не таращи глаза: с транспарантом он не выйдет. Мэру это пока нужно больше, чем нам. Приглядывайся - на всякий случай.
***
Голос мэра зудел в телефонной трубке:
- Как это - никого? Сколько прибыло?
- Двадцать шесть. Плюс-минус те, кто вышел раньше, "дикие" туристы... Много пожилых, есть женщины. Так что не возлагайте на меня особых надежд...
- Отыщите мне его, Марк, вычислите, слышите!!! Должны же быть правила, кому их знать, как не вам!
Старик выключил телефон. Вытянул сухие губы дудкой, передразнивая мэра: "Вычислите мне его!!!" Мэр был мальчишкой, когда умер Эредья. То-то страху, должно быть, натерпелся... так до сих пор всё правила ищет. Предания читает, вычерчивает солнечные таблицы... Правила... может быть, они и есть. Но если человек пережил троих... да, троих убийц, вот как давно... то это не значит, что ему ведомы какие-то там правила. Макаш, к примеру, искал тут клад. Сорок лет был Убийцей и все сорок лет искал. Карта у него была... так и сгинул в болоте. Что в наших местах карта? Потом Эредья его сменил. Этот был из охотников, горячая голова... Потом пришёл Тоцки...
Так ворча, Марк медленно спустился в кухню. Правила! Одно есть, и оно всем известно. Чужак! Чужак нам нужен, из местных жителей Убийце не бывать. Пфеффер не в счёт, за ним самим гонялся Убийца Хулихэн. Теперь вот Тоцки умирает, это означает карантин, и мы остаёмся с тем, что есть. И то ладно, пусть судьба выбирает среди этих...
Кстати, двое из них ссорились на улице. Марку они были хорошо видны из кухонного окна.. Молодые, крепкие ребята; один, видно, бывалый: размахивает руками во все стороны. Кажется, говорили по-польски, бывалый горячился всё больше и больше, но товарищ не уступал. Он просто сел посреди тротуара на сумку. Первый плюнул в сердцах и ушёл. А тот, что остался, сидел себе, как ни в чём ни бывало. Рассматривал дом, щурился на тополя. Ему, видимо, нравилось. Старик опустился в плетёное кресло, но занавеску оставил приоткрытой.
Славянский юноша наконец решился: подхватил багаж, толкнул калитку. Так... давненько в этом доме не было гостя. ...но будь я проклят, если встану - после двух поездок с Лео болят все кости...
- Здравствуйте, почтеннейший!
- Здравствуйте, юноша.
- Вы принимаете туристов?
- Я принимаю гостей.
Парень протянул ладонь с растопыренными пальцами.
- Сколько? Чтобы сразу...
Марк взглянул на него, как генерал на новобранца: гость стоял "вольно", рот до ушей - что ни скажешь, наверняка улыбнётся.
- Чтобы сразу - это обойдётся вам в двести пятьдесят.
- Згода!
- Вы поляк?
- Нет... это вылетело. Бах поляк, тот, с которым я...
- Ссорились.
- Да. Сам я из Воронежа, это...
- Это неважно. Как вы будете платить?
- Чеком, через "Тау-тур". Я внёс сразу...
- Знаю: за жильё, питание, проезд и сафари. Похороны - за счёт фирмы. Устраивайтесь наверху, вторая дверь налево.
Он взбежал по лестнице, только подошвы мелькнули, и оттуда крикнул:
- Только выпивка - за мой счёт! А до похорон, надеюсь, дело не дойдёт.
Через четверть часа он спустился - чуть не съехал по перилам.
- А справа чьи там двери?
- Как вас зовут, молодой человек?
- О, извините. Дозвольте представиться: Курлаков Николай. А вы?
- Марк Мальрик. Но вашего имени не разобрал: Курвалай?
Он прыснул.
- Ради Бога... Ни-ко-лай. Просто Коля.
- Прекрасно, Коля. Остальное постараюсь забыть.
Коля кивнул.
- Но всё-таки... У вас ещё есть гости? Понимаете, спрашиваю, потому что я, быть может, не подхожу одеждой?
Теперь он был уже настоящий турист: маечка с рок-группой, самодельные шорты из джинсов и новенькая кобура на поясе.
- Почему же нет?
- Но там, наверное, дамы? Духами пахнет... вот я и рассудил...
- Справа - комната Люс, моей внучатой племянницы. Вы с ней, скорее всего, не часто будете видеться.
- Да, охота! - он похлопал по кобуре. - А как это делается, кстати?
- Вам нужно было пойти со своим приятелем. Вы впервые у нас?
- Да. Но с Бахом я ни за что не пойду. У меня от него уже головная боль. Я, понимаете, Марк, не очень люблю организованный отдых. Если бы не Бах, я бы пошёл на... на лодках по нашему Северу. А здесь для меня всё-таки дорого. Я не слишком много говорю?
- Это в порядке вещей. Увы, придётся отдыхать организованно. Ступайте в город и зарегистрируйтесь в отряде. После этого многое для вас прояснится. И учтите, я - на кисломолочной диете, поэтому питайтесь сами, как заблагорассудится. А вообще, ни о чём не стоит волноваться. Тауполь принимает туристов уже десять лет, всё налажено и движется, как по маслу.
- Что, простите? Движется?
- Здесь всё идёт само собой. Ну, бегите, Коля, бегите.
***
Егермейстер Трандафильд - выправка в квадрате, шорты-рубашечка, волосатость конечностей, внушительно мерцающие значки, - заложил ногу за ногу, обводя собрание прицельным взглядом. Вещал доктор Ханикен: щупловатый, мелкий, но тоже в камуфляжке. И бездна уверенности в каждом слове:
- Уроды чрезвычайно мутабельны. Малейшие отклонения в температуре созревания, и вместо спинорука ("клац-клац" - смена слайда) мы имеем рогоглавца. Даже в стае, порожденной общей мицеллой, вариабельность форм достигает иногда крайних позиций по шкале МИГ. Что? У вас вопрос?
- Да.
- Слушаю.
- Верно ли я понял, что уроды достаточно хорошо изучены? Значит, к ним всё-таки можно приблизиться?
- Отвечаю. Герр егермейстер?
- Я! - встрепенулся орлом Трандафильд.
- Обратите особое внимание вот на этого молодого человека. Разъясните ему ещё раз, что к уродам приближаться нельзя ни в коем случае. Впрочем, могу гарантировать, друг мой, что вам этого и не захочется. Напротив, сильнейшим вашим желанием будет бежать со всех ног, закрыть глаза, зарыться в землю. Уроды действительно, - Ханикен зловеще понизил голос, - действительно душат всякое живое существо, до которого могут дотянуться. Никто никогда не изучал их - именно по этой причине. Изучались лишь туши, выведенные из строя. Позволю себе ещё раз повториться: сами уроды - не живые существа. Поэтому вас обезопасит только прямое попадание в яйцевой узел. О расположении яйцевых узлов у различных пород вам подробно расскажет герр Трандафильд.
Коля в самом мрачном настроении двигался к выходу. Бах протолкался сквозь толпу, загудел в ухо:
- И чего ты полез со своими вопросами? Это ж Ханикен, он языком ляпать может до второго пришествия.
- А ты торопишься?
- Брось, Никола! То не добре - ещё не видал, а уже дрожишь.
- Ничего я не дрожу, - угрюмо отвечал Коля, останавливаясь на крыльце мэрии. - Ну, куда теперь?
- Вон туда: смотри, какая дамочка - я ещё в поезде тебе рассказывал. Воронёная сталь! Какая пушка у неё, черти б её драли, аж завидно!
- Вот эта яга? - Коля видел только седую старушенцию с пробивающейся бородой, с ног до головы в защитном. Она устраивалась в джипе.
- Да нет! Вон та, о, повернулась, ручкой машет! Мадам Шер. Своя крокодиловая ферма у неё. Эх, что ты, Никола - травы наелся?! Не срамись!
- Пошёл к черту, - огрызнулся Коля. Лекция егермейстера тяжко смешалась в голове: пластанцы, куролапы, фагибаги... яйцевой узел в левом колене, провести линию от гребня до выроста, и на две трети сверху... чёрт, или снизу? Что они, в самом деле считают, что это можно запомнить? Или можно будет полистать шпаргалку? - Ну, где этот Трандафильд?
- Последние указания раздаёт, сейчас явится. Ну, пошли, пошли, с мадам познакомишься.
Сразу из города выехали в редколесье. Охотников провожал длиннющий рекламный плакат "Тау-тур", и Коля в который раз с отвращением вспомнил, что заплатил немалые денежки за всё это. И за похороны в том числе... Он печалился о байдарках, о том, что мог бы сейчас лететь над перекатом, весь мокрый, и это было бы так же опасно, но, по крайней мере, опасность была бы ясная. Его удивляло, что охота на монстров никому больше не кажется глупой. Мадам Шер, привыкшая обихаживать крокодилов, расслабилась рядом с водителем. Португальская яга синьора Мелу словно палку проглотила. Её сверхмощное вооружение - самонаводящееся, портативно-безоткатное, почти противотанковое, - стояло между ней и Колей на полу и мешало вытянуть ноги. Вспомнилось, как Трандафильд проверял личное оружие, и, дойдя до колиного "Стечкина", усмехнулся и заметил: "Ну, это хорошо в ближнем бою..." Как она, дряхлая, вообще собирается стрелять? Ишь, сама, как подпорка для мушкета. Красномордый Бах развалился напротив, рядом с ягой, и выглядел вполне молодецки. Прямо смотреть тошно. Ветеран самой справедливой охоты! Никакого ущерба природе, максимум острых ощущений, настоящая опасность. Похороны оплаченные, опять же. Бах весело подмигнул, Коля оскалился. Справа, где лес уже густел, что-то блеснуло. Коля напрягся, но это оказался только мотоцикл. Жили и тут, в чаще, как ни странно - видны были следы рубки, хата, покрытая дёрном, перед хатой - этот вот мотоцикл... Трандафильд взял левее и посоветовал пригнуться. Светлое редколесье осталось позади. Колёса заскользили по корням, по мхам, Бах прошептал: "Болото подбежало". Да вокруг и пахло болотом. При ясном дне внизу, под кустами, полз туман.
Джип встал, дальше нужно было двигаться пешком. Шли путано, сворачивали по прихоти болота то туда, то сюда. Орудие синьоры Мелу своим ходом пробиралось по кочкам на резиновых гусеницах. Когда вожатый, наконец, подал знак остановиться, впереди за кустиками зеленела обычная болотная плешь, чаруса. Коля почувствовал дрожь в ногах, опять рассердился, и зря - дрожь выровнялась в частые толчки. Низкой частотой трогало барабанную перепонку. "Генераторы", - шепнул снова сведущий Бах, - "чтобы их выманить. Эти холеры под землёй..." Коля отмахнулся, тут как раз и началась охота. Сию минуту ещё был Бах позади, ещё зудел над ухом комар и бился под ногами неведомый генератор - и не стало ничего. Густой скверный туман пал сверху, плеснулся на охотников сквозь ветки. "О чёрт... так мы друг друга перестреляем..."
- Цельтесь! - прокричал невидимый в двух шагах Трандафильд. - Идут!!! В точку, как я говорил - прямо в точку!
"Вот раскричался... куда же стрелять?" - туман вдруг отнесло, и Коля немедленно об этом пожалел. Уроды лезли из болота сплошняком, и над бывшей плешью словно стояло сияние - до того черны были эти пузыри земли. "Матерь Божья", - пискнул рядом голос, не разберёшь - мужской ли, женский... Гребни, складки, вздутые привески, костлявые телескопические руки на горбах выше голов, налитые пуза - и это ещё было ничто по сравнению с тем, чем и как оно смотрело... Коля, со своим ближнего боя "Стечкиным", мучился страхом до тошноты, до спазмов в животе, и не слышал ничьих выстрелов. Вдруг пролетело что-то над головой и малиново взорвалось в самой гуще уродов. Взметнулся пар, полетели ошмётки. Болотная жижа потекла назад, заполнять воронку. Но те, что отпочковались первыми, были уже сами по себе. Теперь они, как настоящие звери, шевелились и рыскали по кустам. Один, гребнястый, перелился через бревно прямо перед Колей. Протянулись ручки - кожа да кости, да сухожилия. Коля задержал дыхание и прицелился в алое пятно на гребне. "Не угадаю - ну, и хрен с ним..." Но угадал. Урод завалился назад, как кукла - без судорог, без звука. Сам же охотник, бормоча всякое, сел на ближайшую кочку. Нетоптанные подошвы урода глянцево отсвечивали.
Из кустов выбежала мадам Шер. Увидев тушу, щёлкнула пальцами и полезла куда-то к голове, определить монстра по карманному справочнику. Вожатый привёл под локоток старую португалицу. Усадил её на противотанковую пушку и стал писать протокол. Совсем не с той стороны, откуда ожидалось, вывалился Бах с ношей. На ходу он зычно оповещал всех, что у него - "монах". Но Колина добыча перевесила. Бах крякнул и скинул "монаха" в траву: надо было помогать мадам Шер. "Осторожно, я уже иду, пусть пани не ставит туда свою ножку!" Коля пробовал не смотреть на "монаха", но тогда взгляду открывалась туша гребнястого. "Монах", по крайней мере, был не такой мерзкий - жутковатый, пожалуй, но хоть не склизкий. Весил он, наверное, всего ничего, хоть и был ростом со взрослого мужчину. Бах приволок его за "шиворот" - за толстую складку в верхней части. Такие складки падали вдоль туловища вниз, до самых пяток шестипалых уродовых ног, а наверху разрастались в подобие капюшона. В тумане на просёлочной дороге ошибиться ничего не стоит: идёт себе монах, босой, в длинной рясе. Даже подойдешь поближе: "Добрый вечер, брате, куда путь держите..." А под капюшоном-то нет лица, и нет ничего под рясой, и "монах" выбрасывает руки, на каждой - всего два пальца железной твёрдости... и всё...
- Великолепная добыча! - вожатый хлопнул Колю по плечу. - Куролапый спинорук-гребненосец, исключительный экземпляр. Вы получите диплом.
- А у меня уже есть диплом, - влез Бах. - Мне бы чучело.
- Чучело? Вот этого "монаха"? Ну что же, грузите его. Заплатите двадцать долларов...
- Момент, - Бах вытер руки о штаны, полез в карман.
- Не мне. Таксидермисту, через мэрию. А куролапа, господин Курлаков, придётся оставить здесь. К сожалению... Но вы имеете право отрезать любую часть в качестве сувенира. Советую - руку или гребень. После специальной обрабоки краски закрепляются, великолепное украшение для кабинета.
- Благодарю, - тихо промолвил Коля, - у меня нет кабинета. Ничего не надо.
- Фотографию обязательно, - Коля готов был послать неугомонного Трандафильда, но всё-таки снялся на фоне чёрно-лилового брюха. Потом помог погрузить "монаха", и всю обратную дорогу думал только о горячей воде и мыльной пене.
***
- С возвращением, - герр Мальрик помахал костлявой рукою из глубин своей плетёнки. Коля, не отвечая, поплёлся наверх. Прошло минут сорок. Марк не двигался, даже как будто заснул: сухой, ореховый старец, похожий на стриженого Дон Кихота. Но заснуть было невозможно, от брошенных в углу вещей охотника расползался болотный смрад, запах страха. Вот заскрипели ступени. Слесарь из Воронежа возник в дверях, мрачный и нахмуренный.
- Что именно? На кухне только "Байер", у меня ведь не аптека.
- Байер? - он сморщился. - То есть - аспирин? Нет, не то. Я здоров. Но, кажется, напьюсь. Просто надо.
- Тогда увы. Правила запрещают мне поить вас дома.
- Чёрт! Я знаю... но думаю, что всё-таки нужно. Такая гадость...
- Это пройдёт. Привыкнете.
- А вы привыкли, Марк?
- К уродам? Я их почти никогда не видел.
- А я вот увидел... хуже не бывает. Даже не думал...
- Сходите в город, Коля. В собутыльники я не гожусь. Подите, прогуляйтесь, развеетесь.
***
Коля не собирался развеиваться, он и так в смутной рассеяности брёл по городу. За тополевой аллеей - липовая, кусты сирени по обе стороны... Коля старался думать о простом, но не выходило. В любое мысленное построение втискивались уроды со своими хвостами, шестипалыми ногами и прочим. А старик-то, оказывается, форменный бирюк - выставил на улицу... Видел он нас таких, перевидел, наверное... смотреть не хочется. И сидит один, когда вокруг... такое. Коля зябко оглянулся и ему стало совсем стыдно. Ну что ж это, в самом деле! Он так был расстроен этой внезапной изменой всех привычных чувств - появись перед ним урод, хоть сам раздавленник повислый, - стрелял бы, не задумываясь. Благо, "Стечкин" - вот он. Безоружным выйти Коля не решился, лучше уж нагишом. Интересно, а как другие?
Он вдруг сообразил, где находится, да и нетрудно было: все улицы Тауполя вели на Площадь. День всё-таки заканчивался. Мимо прошла пара средних лет, явно туристы. И в заднем кармане - вовсе не бумажник, и на локте вместо парасольки - японский ультрашокер в крокодиловом футляре. Так... Посмотреть бы, как она спинорука этим шокером по пузу... чего только не придумают! Значит, в этой вот навстречу и наперерез прущей струе, разом веселиться после доброй охоты... Ха! В "Драконе и рыцаре", например - шикарно, дорого, и пошло. Ну, и на хрен их всех... Должно же быть тут место, где не хвастаются значками, не кладут на столики пушки, не вешают на шею ожерелья из сухих уродовых лапок. Вообще-то, бюргеры, наливающиеся пивом, - тоже не Бог весть что, но может путник искать золотую середину? Без риска заблудиться он обогнул музей истории Тауполя, прошёл, стараясь не напрягать плечи, через сквер. Шёлковая тополиная завесь рассеивала ночной свет. Сто лампочек лениво перемигивались по периметру двери какого-то заведения. Вывески не было. Коля посомневался: мало ли что? Дамский клуб, скажем... или вдруг закрыто? Опять искать что-то, ч-чёрт... Но дверь подалась, хоть пружина и была тугая.
Нет, чутьё не обмануло. Это действительно был просто бар. Никакого местного колорита. И посетителей нет. Бармен смотрел телевизор, но Коле кивнул. Коля влез на табурет и попросил пива. Не отрываясь от зрелища, бармен достал банку, подвинул закуски на тарелочках и пачку "Мальборо". Пиво оказалось карамельное, сладенькое. Коля постучал банкой. Бармен не отвечал. У него в наушниках зудел какой-то гангстерский боевик. Коля постучал сильнее. Тогда бармен всё-таки обернулся.
- Что?
- Э-э ... другое что-нибудь есть?
Тот согнулся под стойкой и пошёл выдавать наверх жестянки высокие и пониже, потом пошли бутылки, наконец - здоровенный шейкер.
- Ничего, конечно. Может, всё-таки выпьете? Хотя бы без перца?
- С какой стати?
- В первый раз на охоте... - он налил две стопочки "Столичной".
- Я за это пить не собираюсь, - буркнул Коля.
- Ну, тогда - за знакомство! - бармен показал пальцем на вышитые инициалы "B" и "G". - Борис Ганский. А вы?..
- Николай.
- Ник?
- Коля.
- Ага. Коля. Вы русский?
- Это важно?
- Нет, конечно. Разве что для разговора. С русскими интересно поговорить. У них особенное отношение к охоте.
- А я не желаю относиться к охоте. И говорить о ней не хочу.
- Но приехали поохотиться.
- Приехал... да кому какое дело, зачем приехал?
- Здесь одно лишь дело - охота, - наставительно изрёк Ганский. - Так что, Коля, пейте и будьте здоровы! - и стопочку подвинул. Пиво с водкой... Ладно уж! Чокнулись, и Коля взял бутерброд.
Ганский закусывать не стал. Его вроде заинтересовал Колин пистолет. Заметив это, Коля отстегнул кнопки и положил пояс на соседний табурет. Торопиться некуда.
- Ты не закрываешься?
- Нет. Мы заведение круглосуточное.
- Так сейчас набегут?
- Сегодня вряд ли. Заезд только начался, время "Дракона". Один посетитель - и я уже доволен. Очень интересно... могу я полюбопытствовать? Никогда такого не видел.
- Это "Стечкин - Новый", - Коля, признаться, был польщён. - Как говорится, лучшее, что можно купить за деньги.
- М-да... вижу, - он повертел пистолет, заглянул в дуло и положил на стойку. - А как он в деле?
- Отлично. Наповал, - Коля нахмурился. Ему не нравился оборот темы. Ганский налил ещё на два пальца.
- Готов спорить на свой бар против вашего "Стечкина", что мы любой разговор сведём к охоте.
- А если я уйду вот сейчас?
Ганский помотал головой.
- Исключено. Здесь приятно. Я вам налью, чего ни попросите, в любую из тех... э-э... двухсот минут, что нам остались до пересмены. Потом придёт Блай, это старший брат, и он тоже нальёт и выпьет, если будет нужно. Потом очередь Бруно... словом, это в плюсе. А в минусе - вам тащиться ночью к себе, а патриархальности ради в нашем славном городе на улицах темно... Вы, кстати, где поселились?
- У Марка. За летним театром.
- Знаю, знаю. К Марку вы тем более не пойдёте: фройлян Люс отбыла в Гиммельбург, да и старый циник наверняка вас сюда спровадил.
- Сп-провадил, это точно. Держите его на жаловании, или он комиссионные берёт?
- Старый Марк прекрасно знает, что нужно, кому и когда. Моя бы воля - взял бы его в дело. Седой мудрец в баре - опора юношам, отрада девиц, утешение их родителям... - Тут он поднялся. - Но я тоже поднаторел в людоведении. И потому я сделаю вам кофе.
У Коли шумело в ушах. Дурной пивно-водочный хмель колыхался, как густая вода... как жирная пена на жирной чёрной воде. Тьфу, чёрт! Он встряхнулся. Ганский стоял у кофеварки и бормотал себе под нос:
- С коньяком или с молоком? По-турецки я не стал бы, мальчик и так слишком расстроен. С коньяком? Ударит в голову. С молоком - женское питьё, не захочет. Значит... значит... ага.
Кофеварка заклацала и зажурчала. Коля довольно-таки тупо смотрел на "Стечкина" и понимал, что будет, конечно, сидеть здесь до утра. В этом даже что-то есть: такой вот Борис Ганский будет его спаивать за его же деньги, и за глаза называть "мальчиком", а в глаза говорить "вы"...
- Прошу.
Он принёс кофе. В стакане сверху оплывало сливочное мороженое. Коля засмеялся.
- Пейте, пейте, - Борис важно опустился в кресло. - Вы сможете думать. Не надо было предлагать вам водки... но уж так у русских принято.
- Далось тебе, что я русский, - это "тебе" выговорилось не без усилий, но хотелось немного поубавить бармену благодушия. - И м-может я хочу вдребезги налакаться? А не думать? На чёрта тебе, чтобы клиент думал?
- Коля, - мило отвечал Ганский, - если вы не выпьете этот превосходный кофе, то через десять минут будете мертвецки пьяны и уснёте. Поверьте. Тогда уж вы не сможете налакаться. Бодрствующий вы мне приятнее, как клиент и как собеседник.
Возразить было нечего. Николай выпил кофе и с удовольствием повторил бы. Но ганский дух уже, видимо, впитался. Вся ночь впереди. Хороший кофе. От-тличный бар.
- Слушай... а если я выиграю?
- Во что?
- Ну, как ты предложил: весь бар против "Стечкина"?
- Тогда придётся принимать хозяйство. И пустить по миру четверых братьев.
- Ну да?
- Младшему, Лео, всего семнадцать.
- Подумаешь! Наймётесь в гиды.
- Увы - Лео слишком молод, мы слишком стары. Всю жизнь за стойкой...
- Тогда зачем ты спорил на пистолет?
- Это просто шутка, чтобы разговорить. И что бы ты делал на охоте безоружный? - он тоже перешёл на "ты", Коля вдруг заметил.
- Тьфу, чёрт! Или меняем тему, или...
- Меняем. Выбирай любую. Чтобы ты не думал, будто я нарочно.
Но Коля молчал. Совершенно не хотелось говорить о простом: ну, о погоде там, о женщинах, о табаке или о футболе, о том, как позорно Блажич споткнулся, выходя на Марс, и сломал руку... всякая такая ерунда проплывала перед ним бледно, полупрозрачно. Зато ярко виделась серая резиновая туша на свежей траве, скрюченные лапы и зоб - на нём шкура была светлее, в голубоватых пупырышках. Ганский прибрал стакан и пустил воду в мойке. Нет уж, только не здесь, в семейном заведении, где бармен-людовед уже снова чего-то налил... Кажется, он вознамерился пропустить гостя через весь ассортимент. Коля выпил и больше терпеть не смог: заговорил с жаром, взывая к здравому смыслу. Зачем они, почему? Как можно было за столько лет не найти у них пружинку, ключик, - выключить их к чёртовой матери. Что за жизнь, когда с одной стороны бегающие болота и уроды, а с другой - толпы маньяков и недоумков, которым взбрело в голову поохотиться!
- "Самая лучшая охота в мире!" Идиотом нужно быть... это же не звери. Сначала весь растрясешься от страха, а попадёшь в точку - он валится, как кукла резиновая. Они же п-пустые внутри, никакого удовольствия. Это из-вра-щение, - на последнем слове Коля запнулся, - а хуже всего, что потом от них никак не отвяжешься. Честное слово, я тут сижу и мне стыдно. Ощущение такое, как будто эти уроды везде.
- Так оно и есть. Они всегда здесь.
- Ты имеешь в виду - и тут?
- Бывает, - коротко отвечал бармен. - Извини... Я позвоню.
Он отошёл к шкафчикам, к дальней стене, а Коля, само собою, навострил уши: "Приехал? И что? Мальчишка! Драть бы его... ладно. Конечно, никому. Нет. Да. Пока..." Наверное, говорил с женой... Коля смотрел на него сочувственно - всё-таки что это за жизнь, если в любую минуту... ну, может и не в любую, но всё равно...
- Эй, Борис, слушай... нет, наливать мне уже не надо...
- Попозже.
- Нет... Ну, хорошо, да. Как же так - бывает? А вот старый пень, хозяин мой - тот даже их почти не видел никогда.
- Почтенный Марк говорит правду. Большое несчастье - увидеть урода.
- Ага. А я за это несчастье кучу денег выложил. А ты сам-то охотник?
- Я?! - Ганский задрал светлые брови. - С чего бы?
- Ну, ты ж собирался... об охоте говорить.
- Я говорю о том, что интересно людям. С туристами - об охоте. А таупольцы охотой не интересуются.
- Да ну? А те, что в музее? Статуи?
- В музее? А-а, понимаю. Это не охотники, а Убийцы.
- Какая разница? Убийцы тоже охотники - выслеживают уродов, прячутся в лесу... отстреливают...
- Не так всё просто, Коля, - Ганский со вздохом взялся за бутылку "Столичной", - и, ей-Богу, не то сейчас время, чтобы об этом разговаривать. Расскажи-ка мне лучше про свою девушку...
***
Досталось ему похмелье с мучениями от темени до пяток. Простыня съехала на пол, от тополицы за окном всё в мансарде было противного зелёного оттенка. И радио где-то рядом бодро трещало по-немецки, а потом залилось песней ямайских головорезов. Прояснив ситуацию - где и, приблизительно, когда находится, - Коля свесил больную голову и увидел, что на столике в изголовье поставлен стакан воды и аспирин. Проглотил две таблетки, чуть не умер и откинулся снова в койку - ждать, пока полегчает. Внизу Марк шаркал по кухне, звякал посудой. На этом фоне всё представлялось Коле гадким, мерзким, созданным ему на муку. Но по мере всасывания "Байера" тёмные краски разжижались. Тем более... тем более, что всё же решено! Ох-хо-хо, теперь бы только силушку - подняться... Этот план Коля осуществил по частям, затратив всего минут пятнадцать. Он запретил себе стыдиться, жаловаться и стонать. Он собрал вещи, не мог найти только "Стечкина". Это было очень досадно, чертовски, но он и злиться себе тоже запретил. Безусловно, в такой приличной стране ничего не пропадёт, только придётся давать крюка и заходить в тот бар... ну, что же. Как мог, прибрал постель, на прощание принял ещё аспирину. В коридоре радио играло громче, была отворена та самая дверь направо, и на спинке кровати висели женские джинсы. Коля осторожно сошёл в кухню, скрипучие ступеньки отзывались в висках.
- Доброе утро, Марк. Я вот уезжаю. Мало вы на мне заработали... ну, всё ваше.
Хозяин невозмутимо облизал ложку - он ел простоквашу.
- Добрый день. Сейчас уже два часа пополудни. Если влезете на табурет, то вон там - ваш пистолет.
- Зачем вы его туда...
- Это Лео Ганский. Мальчик привёз вас на рассвете.
- Я...
- Вас можно было укладывать, как дрова. Не расстраивайтесь: все мои постояльцы напивались вусмерть. И, в основном, у братьев. Такова политика фирмы. Куда вы собрались?
- Я уеду, сказал же. Что мне тут делать?
- Можете отдыхать. Приходил ваш распорядитель.
- Это ещё зачем?
- Напомнить, что сегодня - вечерний рейд.
- Да пошёл он! Я охотиться больше не собираюсь. Вот - хотите, пистолет свой подарю? На память?
- Не надо.
- Ну, тогда прощайте, Марк.
Старик поднялся из-за стола.
- Не спешите. Время у вас ещё есть. Люс! Люс, где мой костюм?
- На дверце, - отвечал откуда-то из дальних комнат девичий голос. Коля насторожился.
- А платок?
- И платок, и шляпа. Можешь отправляться.
- Люс, я пойду не один. Молодой человек меня проводит.