Аннотация: Форма моего бесформия.
Спасибо за встречу!
Но сначала я встретила город...
Не виданный до тридцати с лишком лет. Ровный, четырёхэтажный, терракотовый - весь в бинтах.
Я такая - сказала вокзалу: здравствуй, Питер! В неностальгическом метро - чистом, без шпального смрада, - уже успела поймать краешек маски: это странно звучащая русская речь и женские лица особого типа.
Иная долгота гласных, иной перелив звука - да русский ли это?
Широкие скулы, матовая, мерцающая от природы кожа, точёный профиль - даже у старух... Северянки.
Наверху оказался бессолнечный полдень. Солнце есть, но так низко над горизонтом, что весь короткий день залит червонным светом - то ли заря, то ли закат. Не судьба мне увидеть белые ночи, зато я видела золотой день у самого солнцеворота!
И он длился, длился - выпускал меня то из Дома Книги (бедные мы, бедные...), то из кондитерской Вольфа и Беранже (вот так заходишь покушать...)
И, наконец, добавив в позолоту прозелени, к трём часам пополудни вывел с Невского на Дворцовую и показал мне малахитовый Зимний Дворец.
Глупее прогулки в Луна-Парке визит в Эрмитаж за два часа до закрытия... Но иду, почти бегу анфиладами - и справа ударяет опаловым светом в полуослеплённый глаз камея Гонзага.
Искать бы тебя, не переискать! Здравствуй, сокровище!
Иду дальше, назад уже не пускают - египетские мертвецы, дорические каменюки, безносые боги и богини (носы заботливо приставлены) - и опять встреча.
В тесной витрине, сложив крылья, дыша точёной грудью и жестоко улыбаясь - Сфинкс, кувшинчик для духов... Где твои ароматы? Зато румянец свеж две тысячи лет.
Голубые лиможские эмали, цвет лазоревый, и всюду рядом с Христом распятым - Лонгин и его Копьё Расплаты...
Фламандский "менеждер" с лицом таким сегодняшним, усталым и тонким - четыреста лет...
Импрессионисты что-то говорят наперебой - ну и пусть.
Влетаю в зал с "Танцем".
А! Он поёт! Он огромный и праведный.
Дальше.
Дальше - там - Пикассо, даже воздух сухой от сухого цвета.
Видеть их живыми, узнавать после репродукций - то же, что слышать, как поют тебе из "Романсеро". Выучил наизусть, а оно - вот. Живое.
Ну, всё, двадцать минут, чудес не будет...
Будут!
Нэцке, крохотные безделушки, летописные знаки. Тануки, завёрнутый в лотосовый лист. Воробей - похож на лягушку, ан нет - нужно просто смотреть сбоку. Европеец - смешной. Длинноногий. И немного кича - череп со змеёю. Как без этого, даже в святой земле любований!
Ну, теперь уже всё - последним коридором, завешанным тусклыми хоругвями то ли Ирана, то ли Моголов... но в витринах - обломки буддийских статуй.
Так похожи на облики Средиземноморья, на то, что дремлет в "Греческом зале"...
Остаётся загадкой, время вышло...
И вышла я - на свежий воздух, уже разведённый синью. Два часа - обзорной экскурсии, вырвавшись от святых княжьих мощей - в метро, на Васильевский остров.
На Среднем проспекте и Первой линии, под плакатом...
Вот они.
За красным огнём светофора - незнакомцы пока ещё. Но недолго. Я уже почти их различаю, а они ещё не знают, что это - я.
Добрый вечер!
Пароль Самиздат!
Отзыв Юсиромолот...
Илья! Улыбается и удивлён. А чего там...
Александр - борода от зимы, в глазах лето.
Юлич, розовые очки, улыбка - тепло.
Артур, неведомое созданье, "плюс Илья" - вызовом декабрю, без шапки и в кольцах-серьгах...
Ждём, смеёмся, уже болтаем, и вот он, враскачку из-за угла вылетает Воин Зла, Юра Погуляй, оскаленный, но без клыков.
Теперь можно и в "Окоп" залечь.
И плевать, что в "Окопе" тесно и прокурено. Мы загадываем на маршальские портреты, сдвигаем столы и ставим скамейки, мы (только мы, две Юли, голодные, как батальон подпольных солдат) - заказываем немыслимую по названиям пищу (вкусно, товарищи!). И плевать, что бармен не знает, когда подавать "Б-52", и что трубочка в горящем коктейле должна быть отнюдь не три дюйма длиною...
Зато всем смешно, да и мне тоже.
"... и вспышкой ему опалило лицо".
Отделалась ресницами.
Зато как мы общались... Маша Карпеева, активный организатор, чуть опоздала, и застала паутину беседы в полном разгаре.
Юра Погуляй: "в нашем лесотехническом..."
Ах, вот оно что! "Наши пилящие комбайны искоренения..."
Он вовсе на злобный. Из колючей проволоки можно натянуть струну. Люди, у него прекрасная мечта - доказать, что питерские воины - не убийцы, а благородные ролевики. Он с товарищами хочет сломать злую славу северян - убийц и безбашенных фанатов рубки.
Он сможет.
Артур: "вообще-то мне не нравится быть рыбоводом..."
Ого! "Кто из вас специалист по нематодам? Я, сказал Гальцев..."
И даже глаза у него синие, как у того Гальцева. И он так здорово умеет ими заглядывать куда-то в самую душу... Он не любит говорить о рыбах и пирсинге, а лучше он вам расскажет о братстве домашних котов.
Александр: "Антиобозверь - это..."
Тсс! Мы не выдадим тайну. Мы лучше сходим в раздел, где нечастые гости, и сыграем в смачные игры жителей странной Земли.
Юлич - мало говорит, много делает. Всем подписывает сборник со своим рассказом, сборник, где на обложке - Дали, на тыльной обложке - Пикассо...
Юлич, ветер из Андов провожает нас на выходе песней: "Я лесом стал бы, а не мостовой, если б я мог решать..."
"Правда, кондор пролетает? Правда, ветер с океана?"
Илья, без которого не было бы встречи: "...у кузнечиков? А как же! Грибовидные тела называются..."
Вот кто у нас истинный, по любви "специалист по нематодам", но цитата уже пришлась к другому.
Он режет кузнечиков, вытягивает из них жилы и нервы, чтобы мы когда-нибудь уже и не узнали, скажем, депрессии.
Ибо природа позаботилась наделить нас и кузнечиков одинаковыми медиаторами. Это вам не цикад слушать в "пышном и грязном Хэйанском дворце" - это жизнь, кипятимая здесь и сейчас...
И когда мы, первой проводив Марию, всё-таки уходим, вылезаем из "Окопа" под звуки "Кондора" - чёрт возьми, мы знаем, что разговор не повиснет в пустоте, что у нас всегда найдётся два-три слова о тех, кто дорог... и мы - не чужие.
Нам нельзя было просто так разбежаться, метро нас рассортировало - как выход.
В гостинице, с высоты 10 этажа - город, как на ладони.